Галланти ему не обрадовалась.

- Боже мой! - прорычала она, едва его проводили в каюту, которую она использовала в качестве кабинета, когда не находилась на мостике. - Маньяк ещё даже не покинул орбиту, а вы уже здесь, чтобы капать мне на мозги?

- Бога не существует, - безмятежно известил её Радамакэр. - Упоминание данного термина прямо запрещено инструкциями Госбезопасности.

Это немедленно заставило её замолчать. Она закатила глаза, и Юрий буквально почувствовал, как печально знаменитая своим темпераментом женщина выходит из себя. Но он тщательно продумал свою тактику ещё до того, как зашёл в каюту, и знал, что надо делать.

- Да расслабьтесь вы, ладно?

Радамакэр выдал кривую улыбку - у него была превосходная кривая улыбка; это за прошедшие годы ему говорили сотни раз - и опустился в кресло.

- Ради Бога, гражданка капитан Галланти, можете вы хоть однажды притвориться, что мы взрослые люди, а не дети на школьной площадке? Я пришел не для того, чтобы поиграть с вами в доминирование.

Как он и ожидал, это выбило её из колеи. Галланти уставилась на него, приоткрыв рот, а густые брови коренастой блондинки нахмурились скорее в замешательстве, чем в гневе.

Юрий продолжил развивать успех:

- Смотрите, вы же сами сказали: маньяк ещё даже не покинул орбиту. Так давайте воспользуемся имеющимся у нас временем и разберёмся со всем, пока он не вернулся. Если мы будем работать вместе, то к моменту его возвращения - что произойдет через шесть, а скорее даже через восемь недель - даже этот фанатик больше не сможет ни к чему прицепиться. Он смотается восвояси, и больше мы его не увидим.

Подозрительность Галланти была не менее печально знаменита, чем её темперамент. Она сузила глаза:

- А с чего такое внезапное дружелюбие?

Он развёл руками.

- А что, я когда-то проявлял недружелюбие? Не моя вина, что вы плохо меня знаете. Не мог же я сам пригласить себя к вам на обед, так ведь?

Остальное он оставил недосказанным. “А вот ты могла, о Высочайший Капитан Супердредноута - если бы не была с момента своего прибытия такой законченной стервой в отношении офицеров оперативного соединения”.

Тяжёлые челюсти Галланти сжались. Поначалу в смущении. Но, как и все люди её темперамента, Галланти не была склонна к сомнениям в себе, тем более к самокритике. Так что через пару секунд смущение начало трансформироваться в гнев.

Юрий пресёк процесс в зародыше.

- Бросьте, ладно? Если думаете, что вы терпеть не можете маньяка, попробуйте оказаться избитой с его подачи.

Он прикоснулся ко всё ещё немного распухшей скуле и приоткрыл рот, чтобы было видно отсутствующий передний зуб. Регенерация уже была запущена, но брешь пока была очевидной. И перевязывая нос перед тем, как покинуть свою каюту, Юрий позаботился, чтобы повязка получилась как можно более объёмной.

Уловка сработала. Галланти выдавила полуулыбку прохладной симпатии и плюхнулась в стоящее у неё за столом кресло.

- Не правда ли он - нечто бесподобное? И где гражданин Председатель его откопал? В Девятом Круге Ада?

- Насколько я понимаю, этот круг предназначен для предателей, - мягко заявил Радамакэр, - что, боюсь, является как раз тем грехом, обвинить в котором его не получится. Во всяком случае, если вы не хотите, чтобы вас подняли на смех. Давно не перечитывал Данте, но, если память меня не подводит, неистовые фанатики содержаться на другом уровне.

Галланти уставилась на него:

- Кто такой Данте?

Не дожидаясь ответа, она перевела взгляд на дисплей на столе.

- Как только я буду уверена, что ублюдок ушёл в гиперпространство, я отошлю с курьером комплект исключительно едких донесений. Можете на это рассчитывать! То же самое сделает и Вези. - Она практически выплюнула: - Посмотрим, что будет, когда на Хевене узнают, что натворил этот маньяк!

Радамакэр деликатно откашлялся.

- Хотел бы напомнить вам о двух моментах, гражданка капитан Галланти. Во-первых, ответа мы можем ожидать не ранее, чем через шесть недель, учитывая время на дорогу между Ла Мартином и столицей. Я бы предположил, что рассчитывать стоит скорее на два месяца. Надо полагать, Госбезопасность тщательно изучит все донесения, прежде чем дать какой-либо ответ.

Она вперила в него свирепый взгляд, но через пару секунд, похоже, даже до Галланти дошло, что глупо смотреть так на человека, просто изложившего хорошо известные астрографические факты. Она нехотя кивнула и, цепляясь за угасающие злость и возмущение, выпалила:

- А что во-вторых?

Юрий пожал плечами.

- Боюсь, я не разделяю вашей уверенности в благожелательном отношении Нового Парижа к нашим жалобам.

На его взгляд, это был изящный ход. На самом-то деле, имени Юрия Радамакэра не было и не будет ни на одном из “едких донесений”. Но, как он и предполагал, женщина типа Галланти всегда была готова принять, что все вокруг, кроме сумасшедших, согласны с ней. Так что небрежное упоминание “наших” жалоб прошло на ура. И помогло разрядить гнев, вызванный его сомнением в её мнении.

- Почему нет? - возмутилась она. - Он пристрелил почти дюжину офицеров ГБ...

- На самом деле семерых, - спокойно перебил Юрий, - остальные были младшими чинами Госбезопасности. Мясом, грубо выражаясь. И каждый из них был виновен - в этом нет сомнений, гражданка капитан, даже и не думайте - в наиболее вызывающих преступлениях и нарушениях устава ГБ. Вы не хуже меня знаете, что все и каждая из этих казней получат полнейшее одобрение Нового Парижа.

Он снова деликатно откашлялся.

- И лучше бы вам не забывать о том, что специальный следователь также отправит - уже отправил, правильнее сказать - собственные донесения. Так уж получилось - не важно как, - что мне известно о том, что эти донесения включают в себя многочисленные образцы порнографических записей, обнаруженных в личных покоях Джамки и его пособников. Не знаю, видели ли вы, гражданка капитан, какие-либо из этих записей, а вот я видел - и могу заверить, что реакцией столичного ГБ не будет “за что же Каша вышиб им мозги?” Нет, нет и нет. Вопрос будет задан совершенно другой. “Почему ни о чём подобном не было доложено до прибытия Каша - особенно командирами супердредноутов, послуживших центром криминальной активности?”

Наконец, похоже, что-то пробило броню веры Галланти в собственную праведность. Она слегка побледнела.

- Я не... чёрт подери, это не моё дело! Я командую супердредноутом, я не занимаюсь оперативным соединением! Джамка был народным комиссаром - приписанным к оперативному соединению - а не одним из моих подчинённых.

Как она не старалась, её словам недоставало убедительности. Радамакэр снова пожал плечами.

- Гражданка капитан Галланти... кстати, вы не против, если я буду называть вас Джиллиан, когда мы разговариваем наедине?

Галланти поколебалась, а затем отрывисто кивнула.

- Ладно, давайте. Только наедине. Э... Юрий, правильно?

Радамакэр кивнул.

- Итак, Джиллиан. Давайте посмотрим фактам в лицо. У нас у всех есть свои оправдания, и мы с вами знаем, что они вовсе не такие шаткие, по крайней мере, если жить в реальном мире, а не в фантазиях Каша. Но...

Он позволил фразе повиснуть в воздухе.

- Взгляните фактам в лицо, Джиллиан. Оправдания мира реального проигрывают фантастическим обвинениям, стоит только фантазирующему указать на реальные преступления. Давайте не будем обманывать сами себя. Буйство Каша очень хорошо будет воспринято Новым Парижем, даже и не думайте по-другому. - Продолжение последовало несколько циничным тоном: - Однажды, я из чистого любопытства провел анализ текстов нескольких выступлений гражданина Председателя на собраниях сотрудников Госбезопасности, приуроченных к различным событиям. Раньше, когда он ещё был директором Государственной Безопасности. Как вы думаете, какое слово, не считая местоимений и союзов, употреблялось чаще всего?

Галланти сглотнула.

- Слово суровость, Джиллиан. Или суровый. Так скажите-ка мне ещё раз, какое сочувствие встретит у босса наш скулёж о том, что фанатик Виктор Каша был слишком суров при наказании девиантных личностей, использовавших свой статус в Госбезопасности для прикрытия собственных преступлений?

К этому моменту Галланти выглядела так, словно что-то перекрыло ей дыхательное горло. Юрий плавно двинул разговор к тому, что про себя называл “сделкой”. Прежде всего, он выпрямился, немного подавшись в кресле вперёд. Ничего театрального, просто... неброский невербальный сигнал человека предлагающего безвредный - нет, благотворный и выгодный - сговор. Лучше даже сказать частную договорённость.

- Гораздо вероятнее, что удача нам улыбнётся с тем, что, я уверен, вы отразили в прочих своих жалобах. То, как Каша перемешал персонал действительно возмутительно. Можете быть чертовски уверены, что Новый Париж косо посмотрит на его вариант использования морской пехоты.

- Да уж наверняка! “Косо посмотрит” - это ещё мягко выражаясь! Их удар хватит!

Юрий помахал рукой.

- Н-ну... и да, и нет. Каша - сообразительный ублюдок, Джиллиан. Не совершайте ошибку, недооценивая его. Фанатики не обязательно тупы. Не забывайте, что нести службу рядом с морпехами он повсюду предусмотрительно назначил ровно такое же количество отборных охранников Госбезопасности.

Юрий не видел нужды упоминать, что отбор, в сущности, проводили сами морпехи, и продолжил гнуть своё:

- Да, Каша согнул устав в бараний рог. Но не нарушил его напрямую - нет, не нарушил, я проверял - и всё ещё может в качестве оправдания заявить, что действовал в необычайно сложной обстановке, поскольку Джамка разложил обычный дисциплинарный персонал. К сожалению, пять из семи казнённых офицеров - и все четверо нижних чинов - принадлежали к подразделениям внутренней полиции супердредноутов. Он заявит, что у него не было выбора - и это заявление не будет на самом деле таким уж безосновательным. Во всяком случае, если смотреть на дело из Нового Парижа.

Галланти, осев в кресле, погрузилась в угрюмое молчание. Наконец, она почти прорычала:

- Всё происходящее - абсурд. Единственное, что этому прыщу полагалось сделать - это единственное, чего он не сделал! Мы всё ещё не имеем представления, кто убил Джамку. Каким-то образом эта “мелкая подробность” затерялась в суматохе.

Юрий сухо ухмыльнулся.

- Иронично, верно? И, после буйства Каша, никогда не узнаем. Но что с того? Полагаю, вы видели акт вскрытия, не так ли?

Галланти кивнула. Юрий поморщился.

- Весьма отвратительно, да? Умирал он долго, и тот, кто всё это проделал, был таким же садистом, как сам Джамка. Глядя на голограмму его трупа, я едва не поддался искушению заявить, что Джамка покончил с собой. Вот только он никак бы не смог засунуть...

Юрия слегка передёрнуло.

- Ладно, оставим тошнотворные подробности. Суть в том - вы это знаете, я это знаю, кто угодно хоть с каплей мозгов знает, - что Джамка со всей очевидностью был убит кем-то из его собственного круга. Внутренние дрязги, так сказать. Поэтому, если уж на то пошло, кого теперь волнует, кто убил Джамку? Каша перестрелял изрядно этих ублюдков, и делу конец. Туда им и дорога. Вы действительно думаете, что Оскар Сен-Жюст будет ворочаться по ночам в кровати из-за беспокойства об этом деле?

Капитан супердредноута мрачно покачала головой. Ещё более мрачно и очень тихо она произнесла:

- Это дело будет стоить мне карьеры. Я это знаю, будь оно проклято. И... - Внутренняя вера в собственную праведность и негодование снова прорвались на поверхность. - Это не моя вина. Я никакого отношения к этому не имела! Если бы этот долбанный Каша не...

- Джиллиан! Оставьте. - Это её остановило. Юрий поторопился продолжить. - Оставьте. Это бессмысленно. Моя собственная карьера также зависла над пропастью, вы же знаете. Даже если тебя признали “невиновным”, запись в личном деле о проведении в отношении тебя “сурового дознания” представляет собой большую чёрную метку. Худшую, если уж на то пошло, чем что угодно в вашем деле.

Галланти почти - но не до конца - сумела выдавить из себя улыбку сочувствия. Юрий решил, что настал подходящий момент для предложения “сделки”.

На этот раз он сдвинулся вперёд на самый край сиденья.

- Послушайте, худшее, что вы можете сделать, это погрузиться в скорбь. Есть ещё шанс привести всё в порядок. В самом крайнем случае - минимизировать ущерб. Каша, умчавшийся в романтичную погоню за рейдерами и пиратами, - это лучшее, на что мы могли надеяться.

Она вопросительно и самую малость с надеждой выгнула бровь. Юрий ответил самой лучшей из своих искренних улыбок.

Это была, надо сказать, великолепная улыбка. Дружелюбная, сочувственная, интимная без вульгарности. На протяжении многих лет сотни людей говорили Юрию, как высоко ценят его искренность. Возможно, самое странное во всём этом - определённо самое странное в данный момент - было то, что Юрий знал, что это чистейшая правда. Он и был искренним, сочувствующим, дружелюбным человеком. Использующим собственную природу, раз уж больше у него ничего не было, как единственное оставшееся в его распоряжении оружие.

- Я - не коп, Джиллиан. Каша может навешивать на меня любые ярлыки, но я не подхожу по характеру. Чтобы прикрыть собственный зад - и зады всех остальных - я найду и прихлопну ещё несколько жалких “очагов разложения”. На таком большом корабле у нижних чинов должно быть, как минимум, полдюжины самогонных аппаратов.

- Ха. Скорее две дюжины. Не говоря уже об азартных играх.

- Вот именно. Так что мы поджарим нескольких рядовых - влепим им самые суровые наказания из возможных, - а я тем временем займусь настоящим делом.

- Каким же?

- Я - комиссар, Джиллиан. И чертовски хороший. Какие бы претензии не имели ко мне когда-либо мои начальники, никто ещё не оценивал мою главную работу иначе, чем высшим баллом. Проверьте моё дело, если не верите на слово.

И это тоже была чистая правда. Радамакэр не попытался объяснить это Галланти, потому что не надеялся на выполнимость такой задачи. По натуре занимаемой ею должности, даже оставляя в стороне её темперамент, Галланти была инструментом принуждения Госбезопасности. В этом ключе и работал её мозг, и она неизбежно проецировала такое же отношение на всех остальных сотрудников ГБ.

Истина была сложнее. Юрий, в отличие от Галланти, всё карьеру провёл во “флотской ГБ” - одним из горстки на каждом корабле офицеров ГБ, назначенных работать и сражаться плечом к плечу с офицерами и рядовыми Народного Флота, за которыми официально они должны были надзирать. С течением времени многие, если не все, из этих офицеров ГБ стали отождествлять себя со своими боевыми товарищами. Для кого-то с характером Юрия процесс был неизбежен - и протекал быстро.

Галланти была слишком недалёкой, чтобы это осознать. Но, конечно же, этого нельзя было сказать об Оскаре Сен-Жюсте. Тот всегда понимал, что в его руках опасный, обоюдоострый клинок. Проблема в том, что этот клинок был ему необходим. Поскольку горький опыт снова и снова доказывал, что комиссарами Госбезопасности, добивавшимися наилучших результатов в горниле войны, были не любители стоять над душой с кнутом в руке, а как раз подобные Юрию Радамакэру. Те, кто не столько “надзирал” за флотскими товарищами, сколько служил им, как служили когда-то священники в армии католической Испании. Инквизиторы по должности, но гораздо чаще исповедники на практике. Люди как раз достаточно отдалённые от цепи командования флота, чтобы рядовые - да и офицеры - приходили к ним за советом, помощью, наставлением. Достаточно часто за заступничеством перед начальством, если попадали в сети законов, нерушимых на бумаге, но каким-то магическим образом смягчавшихся по сказанному наедине слову комиссара. Не смотря на грозную аббревиатуру “ГБ” в звании фактом было то, что за последние десять лет Юрий провёл гораздо больше времени, помогая павшим духом рядовым перенести неприятные известия из дома, чем вынюхивая признаки нелояльности.

Юрий обдумывал этот факт долгие годы. И, учитывая его склонность к иронии, находил в нём определённое утешение. Что бы ни сокрушила безжалостность Комитета Общественного Спасения, изменить основные человеческие эмоциональные реакции они оказались не в силах. Теперь Юрий сомневался, чтобы это удалось хоть одной из тираний.

- Так чего вы хотите, Юрий? - произнесено это было неприветливо, но в тоне Галланти звучало не столько желание дать отпор, сколько, на самом-то деле, просьба о помощи.

- Дайте мне свободу действий на корабле, - немедленно ответил он. - Официально я буду “помощником следователя”, рыщущим, дабы выкорчевать гниль и разложение. На самом деле я буду вашим комиссаром. Я хорош в деле укрепления морали, Джиллиан. Попробуйте, и увидите. К тому моменту, когда вернётся Каша, у меня будет, чтобы предъявить ему, пригоршня “пресечённых преступлений”. Но что гораздо важнее, у нас снова будет функционирующий корабль, а его экипаж, включая всех переведённых, чем угодно будет готов поклясться, что “Гектор” - замечательный корабль, а кэп Галланти - замечательный капитан.

- И что нам это даст?

- Джиллиан, отдайте должное Виктору Каша. Этого заслуживает даже дьявол. Да, он фанатик чистой воды. Но фанатик, на свой извращённый лад, являющийся честным человеком. Парень не притворяется, Джиллиан. Когда он говорит “для блага Государства”, он это и имеет в виду. Это не прикрытие его собственных амбиций. Если мы сможем убедить его, что гниль искоренена, - хотя бы даже что дела идет к лучшему - он этим удовлетворится и отправится восвояси. Факт - что на протяжении последних нескольких лет сектор Ла Мартин был опорой экономики Республики. Факт - что вы лично не были замешаны в преступлениях Джамки, и Каша так и заявил в официальном докладе в Новый Париж.

- Откуда вы это знаете? - фыркнула Галланти. Её скептицизм был разбавлен тревогой - а теперь и не такой уж малой долей надежды.

Он одарил её своей лучшей искушённой улыбкой, ничуть не худшей, чем все остальные его улыбки.

- Не спрашивайте, Джиллиан. Я же сказал: я - комиссар. Моя работа - знать такие вещи. Точнее, обзаводиться связями, чтобы я мог их узнавать.

И опять-таки это было чистейшей правдой. Даже находясь под арестом и носу не показывая из своей каюты, человек типа Юрия Радамакэра мог перестать “обзаводиться связями” не успешнее, чем перестать дышать.

Он знал, что Каша сказал в докладе о Галланти потому, что специальный следователь спросил мнение гражданина майора Лафитта, а гражданин майор упомянул об этом гражданину сержанту Пирсу, а Нед Пирс рассказал Юрию. Без особой радости по этому поводу, поскольку Нед Пирс и гражданин майор Лафитт, как и все служившие на “Гекторе” морпехи, терпеть не могли капитана супердредноута. Но причин посвящать Галланти в это Юрий не видел.

От этого факта было никуда не деться; теперь, наконец, Юрий Радамакэр полностью это принял. Люди любили его и доверяли ему. Он не мог припомнить, когда бы было по-другому - или когда бы он отплатил за это чем-либо, кроме добра.

Странно, наверное, что он дошёл до принятия данного факта в тот самый момент, когда - впервые в жизни - сознательно стремился предать кого-то. Женщину, сидящую напротив него, чьё доверие он стремился завоевать любыми возможными средствами.

Но... так тому и быть. Воистину, существовала такая вещь, как “высшая преданность”, каким бы циничным годы не сделали Юрия. Что-то, похоже, передалось ему от фанатика Каша. И если человек средних лет, вроде Радамакэра, и не разделял веры юного специального следователя в политические абстракции, у него не было проблем с пониманием личной верности. Если разобраться, он ничего не был должен гражданке капитану Джиллиан Галланти. На самом-то деле, он презирал её за склонность к угрозам, несдержанность и деспотизм. Но он считал себя связанным узами верности с тысячами мужчин и женщин, вместе с которыми уже многие годы служил в оперативном соединении гражданки адмирала Чин - начиная с самой Женевьевы и вплоть до самых зелёных новобранцев. Поэтому он воспользуется своими способностями, чтобы создать маску - а затем использует её, чтобы спасти их всех от смертоносной подозрительности Сен-Жюста.

И если по ходу процесса гражданке капитану Галланти придётся пасть от удара в спину, нанесённого новообретённым “другом”...

Что ж, так тому и быть. Если у фанатика вроде Каша достаёт мужества следовать своим убеждениям, со стороны Юрия заявлять о своём моральном превосходстве, но отказываться действовать с той же решительностью будет ничем иным, как трусостью.

* * *

Ожидая, когда Галланти, наконец, клюнет на приманку, Юрий тщательно допросил свою совесть.

“Ну, ладно. Отчасти я делаю это потому, что запал на Шарон и чертовски желаю сохранить свою женщину в живых. И себя, если получится”.

Галланти клюнула.

- Договорились, - сказала она, протягивая руку. Юрий встал и одарил её наилучшей из своих искренних улыбок и наилучшим своим сердечным рукопожатием - оба, разумеется, были высшего качества. Всё это время примериваясь, как будет удобнее нанести ей удар в спину.