Глава 45
— Боже мой, Айварс. — лицо оторвавшегося от чтения доклада Бернардуса Ван Дорта было бледным. — Тысяча тонн современного оружия?
— По оценке Качмарчика. — Терехов сидел за столом в собственном салоне и его лицо было столь же мрачно, как его голос. — Он может ошибаться в ту или другую сторону, но не думаю, что намного.
— Но, Боже милостивый, где они его раздобыли?
— Мы не знаем. И, возможно, не сможем узнать. У нас всего лишь пятеро пленных и трое из них в тяжелейшем состоянии. Доктор Орбан делает что может, однако он практически уверен, что по меньшей мере один из них не выживет.
— А каковы ваши потери? — поинтересовался Ван Дорт уже более сочувственным голосом.
— Двое погибших, один раненый, — отрубил Терехов. — Или некоторые из этих типов были самоубийцами, или они, чёрт подери, не представляли себе, что делают! Стрелять плазменными гранатами в подземном туннеле? — Он зло помотал головой. — Да, они убили этими гранатами двух моих морских пехотинцев, однако ими же отправили на тот свет как минимум пятнадцать человек своих — а может и больше!
Ван Дорт покачал головой, однако в этом движении читалось не недоверие, а сожаление о том, что он не может не поверить сказанному.
— Что нам известно об их потерях? — поинтересовался он затем.
— Пока что Тадислав подтвердил как минимум семьдесят убитых. И их число вполне может оказаться больше. На данный момент только его морпехи имеют снаряжение для проведения там поисковых операций. Проникнуть через огонь и жар без боевой брони или хотя бы скафандра невозможно.
Ван Дорт зажмурил глаза, пытаясь — и зная, что ему это не удасться — вообразить, что могло твориться в узких подземных туннелях, когда современное оружие превратило их в пылающий ад.
— Никак не пойму, что я чувствую, — сознался он, открывая глаза несколькими секундами спустя. — Это была бойня, — произнёс он и поднял руку ещё до того, как Терехов успел начать возражать против выбранного им слова. — Айварс, я сказал бойня, не зверство. Мы, по крайней мере, в отличие от них пытались дать им возможность сдаться. И если мы убили семьдесят или восемьдесят террористов, то это капля в море на фоне тысяч мирных жителей — в том числе и детей — перебитых ими и их… коллегами. Однако, это всё же… сколько? где-то девяносто с лишним процентов всех кто был на базе на момент нашего появления? — Он снова покачал головой. — Даже зная, кто они и что натворили, подобный уровень потерь…
Его голос затих, и он снова покачал головой, но Терехов только хрипло и резко рассмеялся.
— Бернардус, если вы хотите кого-то пожалеть, я могу подыскать вам несколько намного более достойных кандидатов!
— Айварс, это не жалость, а…
— Бернардус, я офицер Флота, — перебил его Терехов. — Да, я, конечно же, провёл двадцать восемь лет канцелярской крысой Министерства иностранных дел, однако я прослужил на Флоте одиннадцать стандартных лет до того и пятнадцать после возвращения. Я провел слишком много лет, разгребая последствия делишек подобных типов, и это оказывает влияние на точку зрения. Мы зовём их "пиратами", иногда "работорговцами", но если присмотреться к ним повнимательнее, то разницы с Нордбрандт и её живодёрами нет. Единственное отличие между ними, это оправдания, которые они выдумывают для своих кровавых дел, и лично я не собираюсь проливать по этим конкретным мясникам ни единой слезинки!
Ван Дорт вглядывался в суровое лицо своего друга. Наверное, Терехов был более беспощадным человеком, чем он сам — закалённым своей профессией и опытом. Всё равно, пусть даже и так, Ван Дорт знал, что его друг прав. Действия АСК поставили её членов вне закона. Какие бы извращённые оправдания для своих действий они ни придумывали, они использовали людей — мужчин, женщин и детей — как орудия. Как пешки, которыми легко пожертвовать. Как расходный материал хладнокровного, хорошо просчитанного замысла по деморализации и устрашению противника.
И всё же… всё же…
Что-то в душе Бернардуса Ван Дорта не могло не ужасаться. Не могло согласиться с тем, что люди, кто бы они ни были и какие бы преступления ни совершили, могли быть сожжены в подобном аду без того, чтобы какой-то уголок его души не задыхался от криков протеста. И даже если бы он был способен преодолеть своё глубочайшее душевное отвращение, он не хотел этого. Потому что в тот день, когда он сможет сделать такое, он станет совершенно другим человеком.
— Ладно, как бы то ни было, — обстоятельно произнёс он, — для АСК это должно быть сокрушительным ударом. Это втрое больше всех потерь, понесённых ими до настоящего момента, и нанесены они меньше чем за два часа. Подобные потери должны заставить заколебаться даже фанатиков вроде Нордбрандт.
— А потеря тысячи тонн современного оружия должна подорвать их ударную мощь, — заметил Терехов. Однако в его голосе были какие-то странные нотки, и Ван Дорт быстро поднял на него глаза.
Взгляд мантикорца, направленный на висящий на переборке портрет его жены, были отстранен, почти рассеян. Терехов смотрел так почти целую минуту, потирая друг о друга большой, указательный и средний пальцы правой руки медленными округлыми движениями.
— Что такое, Айварс? — наконец задал вопрос Ван Дорт.
— Хм? — Терхов очнулся, его взгляд переместился на лицо Ван Дорта. — Что?
— Я только спросил, над чем вы задумались.
— А, — мантикорец дёрнул правой рукой, словно отбрасывая нечто. — Я думал об их оружии.
— И что с ним?
— Тадсилав уже направил оружейников первого взвода обследовать трофеи. Пока что всё осмотренное оружие было производства Лиги. Некотором образцам стрелкового оружия как минимум двадцать стандартных лет, однако всё оно в прекрасном состоянии. Заменённые части, некоторые из которых намного новее, чем само оружие, на которое они установлены, говорят о том, что оно было капитально отремонтировано до того, как попало в руки Нордбрандт. Однако осмотренное ими тяжелое оружие выглядит более новым, а ещё они нашли современное коммуникационное и разведывательное оборудование, приборы ночного видения, персональную броню, армейскую взрывчатку и детонаторы… — Капитан покачал головой. — Бернардус, в их норе было закопано всё необходимое для экипировки батальона лёгкой пехоты — современной лёгкой пехоты — вместе с подразделениями огневой поддержки.
— Я понимаю, — ответил Ван Дорт.
— Не понимаете. Они закопали всё это в норе. Почему? Если у них было такое оружие, то почему они его не использовали? Они могли пройти через всё, что им могла противопоставить полиция Корнати, как нож через масло. Чёрт, да они могли пройти как нож сквозь масло через всё, что могли выставить Силы Обороны Системы, если только те не применили бы ковровые бомбардировки! Нордбрандт могла в первый же день своего мятежа ворваться в Неманью и захватить в заложники весь парламент, а не взрывать его гражданской взрывчаткой. Итак, почему же она так не сделала?
Ван Дорт моргнул и нахмурился.
— Не знаю, — медленно протянул он. — Если только тогда у них не было этого оружия. — Ван Дорт глубоко вздохнул, всё ещё пребывая в задумчивости. — Вы же сами сказали. Что они или самоубийцы или не представляли, что делают. Может быть, они получили это оружие только недавно.
— Именно так я и подумал. Но если этого оружия у них раньше не было, то откуда они его взяли? Как доставили на планету? Я не думаю, что у Нордбрандт где-то было припрятано достаточно денег, чтобы заплатить за это оружие, а подпольный торговец оружием, который решится вести дела с человеком вроде неё, потребовал бы деньги вперёд, наличными и заломил бы цену втридорога. Итак, кто на самом деле заплатил за оружие? И когда оно было доставлено Нордбрандт? И, пока мы задаёмся подобными вопросами, можем ли мы быть уверены, что это единственный склад, которым она располагала?
— Не знаю, — снова сознался Ван Дорт. — Но я думаю, что мы должны узнать.
***
Руки Агнесс Нордбрандт дрожали, когда она выключала коммуникатор и прятала его обратно в тайник в банке с мукой. Поставив банку в шкафчик, она закрыла дверку и включила головизор. Однако там транслировали только регулярные программы, никаких экстренных выпусков новостей, которые хлынут нескончаемым потоком после того, как правительство объявит о своей победе.
Как? Как они это сделали? Как вообще смогли найти Лагерь Свободы?
Было ли это её собственной ошибкой? Этот второй груз оружия и снаряжения — неужели они всё-таки смогли засечь доставлявший его шаттл? И отследить до Лагеря Свободы?
Нет. Нет, это не могло произойти во время доставки. Если бы они засекли её, то атаковали бы раньше. Они не стали бы ждать, рискуя тем, что мы можем успеть распределить оружие по другим тайникам.
Но если не тогда, то как?
Дражен. Наверное это из-за людей Дражена. Однако, как они могли демаскировать базу? Со времени взрывов в Неманье они совершили десятки — сотни — осторожных, тайных путешествий в Лагерь Свободы и из него и никто никогда их даже не заметил. А Дражен был даже осторожнее обычного. Меньше десятка полётов — неприметных аэрокаров и вертолётов — терялись на фоне рутинного гражданского трафика целого полушария. Выбираемые ими маршруты перелётов были почти случайны. Даже время их прибытия было разбросано в интервале более шести часов! Засечь их было невозможно. Связать между собой их маршруты и время прибытия было никак нельзя.
"Манти, — подумала Норбрандт. — Проклятые убийцы манти. Это они. Они, их сенсоры и алчущие крови морпехи!"
Это был единственный ответ. Только манти обладали технической возможностью выделить горстку невинно выглядящих машин из хаоса остального движения. Только эти алчные, ненасытные, загребущие империалисты, жаждущие поглотить её планету. Они были единственными, кто мог засечь Дражена, а их наймиты — так называемые "морпехи" — были единственными войсками в звёздной системе, способными перебить всех и каждого в Лагере Свободы подобно брошенному в горнило сражения стаду беспомощных овец.
Горячие слёзы жгли её глаза, но она сдерживала их. Она не заплачет. Она не заплачет! Пусть даже наймиты межзвёздных акул, жаждущих растоптать её мир, и коррумпированного режима местных тиранов жаждущих помочь им в этом, убили Дражена и всю его ячейку. Сожгли их как хворост в костре и убили вместе с ними ещё больше девяноста других людей — друзей, коллег, братьев и сестёр по борьбе, некоторых из которых она знала буквально на протяжении двух третей своей жизни.
Она не заплачет.
"Они могут уничтожить Лагерь Свободы, — неистово сказала она себе, — но они не знают о других тайниках с оружием. Они не знают, что Движение всё ещё располагает современным оружием, всё ещё в десятки раз сильнее, чем было в начале борьбы!"
Сказав себе это, она решительно отбросила мысль о том, что чем бы ни располагал АСК, у правительства есть поддержка Звёздного Королевства Мантикора.
***
Рагнхильд Павлетич сидела в пилотском кресле кабины бота Хок-Папа-Два, положив правую руку на ручку управления, и смотрела на яркие, мерцающие звёзды. Майор Качмарчик специально запросил её в качестве пилота на эту миссию, и это было лестно. Однако держало в нервном напряжении.
Сегодня должны были погибнуть люди. Чего бы ни хотел майор, насколько бы предпочтительным для всех ни было взять всех в плен, этого не произойдёт — она знала это с абсолютной уверенностью. И если кто-то попытается смыться по воздуху, делом Рагнхильд Павлетич и рулевого первого класса Тусси, пилотировавшего Хок-Папа-Три, будет сбить их.
"Сбить", — подумала она, кривя губы в невесёлой улыбке. — Полагаю, это звучит лучше, чем "убить их", или "разнести их в кровавые ошмётки". Но означает то же самое. И на этот раз стрелять будет не предварительно запрограммированный компьютер. На гашетке будет мой палец".
Такая перспектива её не радовала, но, к её собственному удивлению, и не пугала. Она знала, что натворил АСК здесь, на Корнати.
Тем не менее, она не рвалась пострелять, и поэтому смотрела на яркие, бесчувственные звёзды, пока Хок-Папа-Два скользил по самому краю атмосферы, и мечтала о том, чтобы люди научились улаживать свои дела с такой же холодной отстранённостью.
***
Взводный сержант Джордж Антрим, старший из сержантов первого взвода, встал и вышел на середину бота. В отличие от лейтенанта Келсо, Антрим был в стандартном бронированном скафандре, а подошёл он к бортинженеру бота, занимавшему пульт руководителя прыжка.
— Приближаемся к точке выброски, — объявил по радио сержант закованным в броню морпехам. — Приготовится.
Морпехи поднялись и переместились к левому борту бота. Обычный шлюз находился по правому борту. С левой же стороны фюзеляжа был предусмотрен выход как раз для такой ситуации. Антрим кивнул бортинженеру.
— Открывай.
— Открываю, — откликнулся флотский, и четырёхметровый люк в борту бота скользнул в сторону. Причина, по которой все в пассажирском отсеке, включая бортинженера, были в скафандрах или в броне с закрытыми гермошлемами, стала очевидной, когда отсек оказался мгновенно разгерметизирован. Расположенный перед люком козырёк отклонял воздушный поток, создавая карман относительно спокойной атмосферы, в который выдвинулись капитан Качмарчик и главный сержант Уризар.
— Подтвердить получение координат, — сказал Антрим.
Двадцать шесть бронированных рук показали ему двадцать шесть бронированных больших пальцев, когда каждый из выстроившихся в линию морпехов подтвердил, что встроенный компьютер его брони получил координаты зоны высадки и спроецировал их на стекло гермошлема. Сержант одобрительно кивнул и снова сверился с проецируемым его собственным ИЛСом дисплеем управления выброской.
— Точка выброски через… сорок пять секунд, — объявил он.
Отщёлкали секунды, и Антрим подал финальную команду:
— Пошёл!
***
Капитан Тадислав Качмарчик рывком выбросился из бота. Наружные микрофоны брони были настроены на минимальную чувствительность, но пронзительный вой турбин всё равно был оглушительным. Всего мгновение он летел в практически спокойном воздухе; затем его вытянувшееся тело пересекло границу защищенного козырьком воздушного кармана.
Несмотря на защиту брони, он крякнул от суровости удара, которым встретила его атмосфера Корнати. Такое ему уже случалось испытывать, а вот о том, каково было бы ощутить то же самое без брони, не хотелось даже думать.
Он раскинул бронированные руки и ноги, одновременно включив встроенные в броню ракетные двигатели и стабилизировав своё положение в воздухе. Эта часть Корнати была практически безлюдной, представляя собой бесконечный девственный лес, состоявший из местных лиственных и хвойных пород, что несомненно объясняло, почему плохие парни разместили своё укрытие именно здесь. Также это означало, что искусственных источников света внизу нет. Качмарчик взглянул вниз, в бесконечную черноту — дно прожорливого гравитационного колодца, в который он бросился — и не смог разглядеть ничего.
Во всяком случае, пока не включил режим ночного видения.
Раскинувшийся под ним — очень далеко под ним — лес тут же стал виден. Он был всё ещё слишком высоко, чтобы разглядеть детали, и на такой высоте казалось, что он вовсе не движется, хотя его горизонтальная скорость превышала шестьсот километров в час. Неподвижно раскинутые конечности обеспечивали пологий угол снижения, и горящее зелёным перекрестье, отмечавшее его цель, находилось над горизонтом, спроецированным на стекло его гермошлема. "Мускулы" экзоскелетона его брони позволяли удерживать позу до бесконечности, несмотря на сопротивление атмосферы, плотность которой постепенно нарастала. Качмарчик аккуратно изменил положение тела, опустив перекрестие на линию горизонта. Мягкий аудиосигнал подтвердил, что он вернулся на траекторию, и капитан снова замер.
Минуты уходили одна за другой, а он продолжал своё падение в сопровождении первых двух отделений первого взвода, следовавших за ним, словно какой-то строй пикирующих ястребов. Земля понемногу приближалась, и горизонтальная скорость становилась всё заметнее. Качмарчик взглянул на индикатор высоты. Та была уже немногим больше километра, и перекрестье начало мигать — поначалу медленно, а потом всё чаще и чаще. Раздался другой аудиосигнал — на этот раз не мягкий, а резкий и настойчивый — и он выпустил свой антиграв.
Это не был стандартный антигравитатор, умещающийся в поясе, или подвешиваемый за спину. Стандартный модуль, во всяком случае той мощности, которая была нужна сегодня, он бы просто не унёс на себе. Вместо того раскрылся подвешенный за бронированную спину рюкзак, и из него на длинном тросе выскользнул чрезвычайно мощный генератор антигравитации. Мгновение спустя он включился. Сразу на полную мощность, без постепенной раскрутки.
Качмарчик снова крякнул, на этот раз громче, из-за резкого торможения. Он висел на конце троса, вне создаваемого генератором поля, а убегавшие под ноги верхушки деревьев замедляли свой бег. Вот, он уже почти задевает их ногами, но скорость снижения была уже невелика, и капитан очередной раз сверился с ИЛСом.
"В яблочко. Приятно знать, что не растерял мастерства".
***
Первый взвод опустился почти точно в расчетной зоне.
Почти точно.
Никакие компьютеры не могли полностью устранить разброс точек приземления после такого длинного затяжного прыжка. В большинстве случаев ошибка не превышала двадцати метров, но рядовой первого класса Франц Талукдар отклонился чуть больше. Конкретнее, рядовой Талукдар обнаружил, что опускается практически прямо перед башней, которая была его целью.
Талукдар не знал, какое оружие было установлено в бункере, и было ли оно установлено вообще. Если там было оружие местного производства, то шансы за то, что броня сможет его защитить, были довольно хороши. Но определению "довольно хороши" Талукдар особо не доверял, особенно когда речь шла о заострённых высокоскоростных объектах и его собственной шкуре. Вследствие этого он решил, что приземление прямо в зоне обстрела гипотетического вооружения потенциального бункера ему противопоказано и проделал то, что на учениях стоило бы ему нашивок рядового первого класса.
Он отстрелил антиграв, находясь ещё на высоте десяти метров, и врубил ракетные двигатели брони.
В отличие от прыжковых двигателей, которые позволяли облачённым в бронированные скафандры морпехам передвигаться с поразительной скоростью длинными, стелющимися прыжками, двигатели боевой брони имели весьма ограниченный ресурс. Они были предназначены для маневрирования за пределами атмосферы, а не на дне гравитационного колодца. И даже в космосе рекомендовалось избегать использования полной мощности.
У рядового Талукдара были на этот счёт другие соображения, которые в совокупности нарушали порядка пятнадцати пунктов правил безопасности.
Направление его полета резко изменилось. Сперва, когда отстрелил кабель, он провалился вниз, а потом, когда полыхнули двигатели, выстрелил вверх. Достигнув верхней точки траектории, он выписал телом — и выхлопом двигателей — чёткую дугу, и перешел к столь же резкому снижению. Полагался он исключительно на инстинкты, опыт и глазомер, но это сработало. Вместо того чтобы приземлится перед башней, он опустился на её крышу.
И немедленно провалился сквозь камуфлированный навес, когда инерция и масса его брони сказали своё слово.
***
Капитан Качмарчик сбросил свой громкоговорящий модуль за мгновение до того, как пробить крону дерева и упасть на землю. Автономный модуль отлетел в сторону, отскакивая от ветвей и слегка закрутившись, прежде чем стабилизироваться и зависнуть на высоте пятнадцати метров. Капитан же рухнул на землю, гася инерцию перекатом, а его броня — измазанная корнатийской версией хлорофилла — приняла на себя большую часть удара. Выпрямляясь с импульсной винтовкой наперевес, он услышал запись собственного голоса, громоподобно воспроизводимую громкоговорящим модулем.
— Внимание! Внимание! Говорит капитан королевской мантикорской морской пехоты Качмарчик! Немедленно сдавайтесь и выходите без оружия, сцепив руки на макушке! Вы арестованы по подозрению в террористической деятельности, и ответом на сопротивление или неподчинение будет огонь на поражение! Повторяю, вы арестованы! Сдавайтесь немедленно, если не хотите пострадать!
Резервные громкоговорители молчали. В них не было необходимости, чтобы обеспечить покрытие зоны сооружения, — даже на минимуме чувствительности внешних микрофонов звук был практически оглушающим, — и его модуль транслировал сигнал, отключавший воспроизведение звука другими. Если бы его громкоговоритель вышел из строя, заработал бы модуль Келсо. А если бы и её модуль, в свою очередь, оказался неисправен, эстафету подхватил бы модуль сержанта Кэссиди.
Удовлетворенный тем, что предупреждение прозвучало, и оставив громкоговоритель повторять его снова и снова — как для того, чтобы ни у кого не могло возникнуть сомнений в том, что плохим парням была предоставлена возможность сдаться, так и ради эффекта, который оно неизбежно должно было произвести на моральное состояние противника — капитан повернулся к башне.
Как раз вовремя, чтобы увидеть, как один из его бойцов приземляется прямо на её верхушку и исчезает внутри.
***
Рядовой Талукдар услышал начало требований капитана пробивая камуфлированный экранирующий тепло навес, прикрывавший открытый верх башни.
Единственный находившийся там корнатиец, захваченный громоподобным голосом врасплох в полусне долгой скучной вахты, только начинал вскакивать на ноги, когда рядом с ним на бревенчатую платформу с грохотом рухнула двухметровая угольно-чёрная бронированная фигура. Изумление часового было настолько абсолютным, насколько вообще может быть изумление, и он дернулся в сторону, инстинктивно хватаясь за находившееся в кобуре оружие.
Что было совершенно неправильной реакцией.
Талукдар знал, что ему следовало призывать "подозреваемых" к сдаче прежде, чем разносить их в клочья. Но Франц был бывалым солдатом, а в оружии, стоявшем рядом с часовым, было что-то не то. Что-то, что опознал его опыт, хотя мозг и не успел облечь в слова. Что-то, что полностью меняло параметры операции.
Что-то, что заставило сработать его боевые рефлексы, вместо того, чтобы крикнуть "сдавайся!".
***
Качмарчик рывком повернул голову, когда со стороны башни раздались шипящие сверхзвуковые хлопки стрельбы из пульсера. Сенсоры брони мгновенно идентифицировали источник звука как импульсную винтовку M32A5 в автоматическом режиме, и капитан мысленно выругался. Вот и дали противнику шанс сдаться!
— Хок-Майк-Альфа! — раздался в его наушниках голос, принадлежащий, судя по выведенным на ИЛС его брони данным, одному из стрелков первого взвода. — Говорит Хок-Майк-Один. Пандора. Пандора!
Озабоченность Качмарчика тем, чтобы дать противнику время на сдачу, тут же улетучилась.
— Всем, всем, говорит Хок-Майк-Альфа! — рявкнул он. — Пандора! Повторяю, Пандора! Вариант Зулу! Повторяю, действуем по варианту Зулу!
***
Талукдар слышал командира, но в том, что касалось его, вариант Зулу действовал с того мгновения, когда его сознание догнало рефлексы и опознало смонтированное на ограждении платформы оружие как плазменное ружьё.
Его не должно было быть здесь. На Корнати вообще не должно было быть плазменных ружей, за исключением очень небольшого количества принадлежащих Силам Обороны Системы, которые все совершенно точно были на месте. Но вот перед ним было одно. Ещё до того, как предупреждение поступило к остальным бойцам взвода, Талукдар уже устанавливал штурмовой заряд на полу бревёнчатой платформы, который заодно служил крышей находящегося внизу бункера.
Кинув на пол кольцо подрывного заряда, он нажал на запал и отошёл назад насколько только позволила платформа. Пять секунд спустя заряд с грохотом детонировал и пробил в толстых брёвнах зияющую дыру. Швырнув вниз для подстраховки осколочную гранату, Талукдар дождался её взрыва, и солдатиком нырнул следом.
***
На борту второго бота, ходившего кругами в готовности высадить остальных морпехов и корнатийский спецназ, капитан Барто Джезич, слышавший переговоры морпехов благодаря позаимствованной гарнитуре, тоже услышал капитана Качмарчика и стиснул зубы.
Он знал, что на самом деле морпехи не больше него ожидали встретить современное, доставленное из-за пределов системы оружие. Но Качмарчик и его люди были профессионалами. Они учли в своих планах такую вероятность, и сигнал "Пандора" разом изменил для них правила ведения боя.
Они больше не ставили себе целью захват; они занимались "нейтрализацией".
Уничтожением.
Джезич на мгновение закрыл глаза, взмолившись, чтобы хоть кто-нибудь там, внизу, — среди людей, которые не могли быть никем кроме террористов, раз уж у них было иномирское оружие, как бы они его ни заполучили — сумел сдаться достаточно быстро, чтобы остаться в живых.
***
Дражен Дивкович, "брат Кинжал", скатился с койки, отчаянно вырываясь из объятий сна. Невероятная громкость требования о сдаче проникла в переплетение подземных бункеров и проходов, построенных задолго до того, как Партия Национального Искупления превратилась в Альянс Свободы Корнати. Но он ещё только поднимался с пола, когда зазвучали первые взрывы.
Как? Как?! Если бы Лагерь Свободы был обнаружен, когда сюда доставляли оружие, то и удар был бы нанесён тогда, а не три дня спустя! И как они смогли…
— Дражен! Дражен! — донёсшиеся через открытую дверь вопли принадлежлали Елене Крлезе, его правой руке. — Нас атакуют! Это долбанные манти!
Сердце Дражена пропустило удар. Манти? Мантикорцы?
Этого не могло быть. Просто не могло быть! Но было. Дражен проклял себя за то, что не позаботился подготовить что-то вроде системы самоуничтожения. Но это место было обустроено так давно, и казалось таким безопасным, что он просто не верил в возможность его раскрытия, особенно после того, как они выгрузили здесь оружие, и никто даже глазом не повёл! Только теперь…
— К оружию! — заревел он. — К оружию! Все по местам!
Подхватив гранатомёт с ленточным питанием, выбранный им в качестве личного оружия, он ринулся за дверь, от всей души жалея, что у него не было возможности толком попрактиковаться.
***
Второе отделение было в штурмовом снаряжении. Обычные плазменные ружья уступили место более тяжёлым, которым при нормальном использовании требовался расчёт. Стрелки сменили обычные импульсные винтовки на тяжёлые трехствольники, питающиеся от заплечных рюкзаков-магазинов на пять тысяч снарядов, среди которых осколочно-фугасные чередовались с бронебойными.
Когда второе отделение перешло к варианту Зулу, первыми выстрелили плазменные ружья. Камуфлированное прикрытие ведущей под землю рампы для техники представляло собой всего лишь присыпанный землёй бревенчатый настил, меньше метра общей толщиной. Оно просто исчезло, и в открывшуюся дыру хлынул ураган огня трёхствольников. Затем последовали гранаты, а потом верёд двинулась первая секция отделения, держа в огненном аду взрывающихся бензобаков и полыхающих машин трёхствольники наготове.
Вторая огневая секция первого отделения искала способ закачать в вентиляцию сонный газ, но не обнаружила воздухозаборников. Всё, что нашлось — это выходы вытяжной вентиляции. Так что они немедленно перешли к альтернативной задаче, назначенной им по варианту Зулу, и быстро двинулись на перекрытие периметра, пока второе отделение вламывалось через вход для техники. Одновременно с ними команда сержанта Кэссиди устремилась длинными, парящими скачками на прыжковых двигателях вверх по склону. Раздался грохот штурмовых зарядов, которыми они пробивали себе путь сквозь стены башни-бункера, и вслед за рядовым Талукдаром во внутренности подземного сооружения посыпались бойцы.
***
— Итак, как же нам теперь поступить?
Вице-президент Вук Райкович обвёл взглядом сидящих за столом членов "своего" кабинета, всего лишь меньше четверти которых были подобраны им самим.
— Что вы имеете в виду, господин вице-президент? — поинтересовался Мавро Канжер.
— Мавро, вы прекрасно понимаете, что я имею в виду, — решительно ответил Райкович министру юстиции. — Вы присутствовали, когда Ван Дорт рассказал нам то, о чём не сообщила Александра. — Некоторые из присутствующих беспокойно задвигались, и Райкович вперил в них гневный взор. — Сейчас уже все вы знаете. И не пытайтесь прикидываться, что это не так! А чтобы никто из вас и не пытался отпираться, я официально заявляю вам, что в настоящий момент располагаю официальным подтверждением заявления Ван Дорта от самой баронессы Медузы. Президент Тонкович шесть недель тому назад была предупреждена о существовании жёсткого лимита времени на достижение соглашения, однако до сих пор не сообщила об этом своему собственному правительству.
Присутствующие отводили глаза. Кое-кто разглядывал стол, кое-кто стены, некоторые смотрели друг на друга. Наконец, Весна Грабовач подняла голову и встретилась взглядом с Райковичем.
— Как же мы, по вашему мнению, должны поступить, господин вице-президент? — спросила министр финансов.
— Я полагаю, что мы должны исходить из того, что конституция требует от президента Тонкович "без промедления" известить правительство — и, в особенности, парламент — о сообщении временного губернатора. Я заявляю вам, что шесть недель — более четверти времени, оставленного Конституционному Собранию для завершения работы — представляют собой очень существенное промедление.
— Вы предлагаете отозвать её для парламентского расследования? — резко поинтересовалась Алёнка Местрович, министр образования.
— Я полагаю, что да, эту возможность надо тщательно рассмотреть, — бесстрашно заявил Райкович.
— Мы навряд ли выдержим конституционный кризис сразу после того, как узнали, что Нордбрандт и её психи обладают современным оружием из других миров! — возразил Канжер.
— Помилуйте, Мавро! — Вмешался Горан Мажоли, министр торговли и один из самых горячих сторонников Райковича во всём кабинете. — Мы, — точнее мантикорцы — только что захватили более тысячи тонн этого самого "современного оружия" и при этом прикончили больше сотни убийц Нордбрандт! Если сейчас мы не можем позволить себе возможность открытых политических дебатов о соблюдении нашим президентом конституции, то когда же, по вашему мнению, мы будем на это способны?
Канжер пронзил Мажоли взором. Несомненно, подумал Райкович, Канжер полагает, что наилучшим временем для оценки поступка Александры будет "никогда".
Вокруг всего стола разом загомонили голоса. Настолько яростно, что даже самый снисходительный наблюдатель не мог бы дать этому цивилизованное наименование "дебатов". Райкович позволил пререканиям длиться несколько минут, затем ударил председательским молотком. Резкий, звонкий удар заставил возбуждённые голоса замолкнуть и вице-президент сердито оглядел присутствующих.
— Это заседание кабинета, а не песочница, набитая передравшимися детишками! — Даже у некоторых из самых упертых сторонников Тонкович нашлось достаточно совести, чтобы смутиться после этих слов. Райкович обвёл присутствующих взглядом.
— Очевидно, сегодня нам не удастся достичь согласия, — прямо заявил он. — Тем не менее, этот вопрос мы должны разрешить, причём быстро. Что бы там ни думала президент Тонкович, я не могу оправдать сокрытие этой информации от парламента теперь, когда она была официально доведена до меня временным губернатором.
Тишина стала гробовой, поскольку сторонники Тонкович поняли, что он имеет в виду, однако Райкович встретил их пронизывающие взоры твёрдо.
— Я собрал это заседание и поставил на нём обсуждаемый вопрос в основном в качестве любезности. По моему мнению, ликвидация такой значительной части организации Нордбрандт и захват и уничтожение инопланетного оружия в таком количестве должны оказать на общественное мнение успокаивающее воздействие. Я полагаю, что сейчас наиболее благоприятное время, чтобы сделать решительный шаг и сообщить эту информацию парламенту, не вызывая широкого общественного возмущения и протестов. Я сделаю это по возможности не разжигая страстей, однако вы не хуже меня знаете, что, как бы не отреагировало общественное мнение, парламент не придёт в восторг. А он может по своему усмотрению вызвать любое выборное лицо — в том числе и президента — на парламентские слушания отчитаться об исполнении им своих обязанностей.
— И так уж получится, что вы предложите им в данном случае так и поступить, да? — со злобной гримасой задал вопрос Канжер.
— Ничего подобного я им не предложу, — холодно ответил Райкович. — Однако вы не хуже меня знаете, что даже если бы я и хотел выдвинуть такое предложение, в этом не будет необходимости.
— Я знаю, что вы намереваетесь организовать фактически небольшой государственный переворот, — гневно парировал Канжер.
— Ерунда, Марво! — рявкнул Мажоли. — Ты не можешь обвинять Вука в организации переворота, когда он поступает именно так, как от него категорически требует конституция! Или ты предлагаешь, чтобы он нарушил конституцию, чтобы прикрыть того, кто уже её нарушает?
Канжер зарычал на министра торговли и Райкович вновь пустил в ход молоток. Канжер и Мажоли, всё ещё испепеляя друг друга взорами, практически синхронно опустились в кресла и вице-президент покачал головой.
— Я направлю на Шпиндель официальное сообщение о рейде и его результатах завтра или послезавтра. Любой, кто пожелает направить сообщение президенту Тонкович, может отослать его тем же самым курьером. Честно говоря, я предлагаю вам сделать именно это. Марво, верите или нет, я предпочту решить дело без конституционного кризиса. И я достаточно долго исполнял обязанности главы государства, чтобы прекрасно понимать, насколько неприятно было бы заниматься этим делом, Боже упаси, постоянно!
— Тем не менее, завтра днём я приглашён на заседание парламента. Конкретная причина, по которой парламент желает меня видеть, не была оглашена, но, полагаю, все мы можем догадаться, о чём они желают поговорить. И, леди и джентльмены, когда они начнут задавать мне вопросы, я буду отвечать на них — точно, искренне и настолько полно, насколько способен. Что из этого получится, я не знаю, однако предполагаю, что всем друзьям президента Тонкович следует убедить её, что на Корнати имеются проблемы, которые требуют её неотложного внимания.
***
— Сэр, у вас есть свободная минута?
— Что случилось, Лайош? — отозвался Айварс Терехов, поднимая глаза от документов на своём дисплее и ища взглядом коммандера медицинской службы Орбана, заглянувшего в открытый люк салона для совещаний.
— Сэр, я не знаю, насколько это важно, но подумал, что должен сообщить вам.
— И что же вы хотели мне сообщить? — Терехов приподнял брось и обернулся к люку, облокотившись на стол.
— Ну, сэр, — медленно произнёс Орбан, — согласно Кодексу Беовульфа, обычно всё сказанное пациентом под воздействием сильнодействующих препаратов является конфиденциальной информацией, которая должна остаться между ним и врачом.
Терехов ощутил, как напряглись его мышцы. Звёздное Королевство чётко придерживалось биоэтики кодекса Беовульфа. Большинство врачей охотнее пошло бы в тюрьму, чем нарушило Кодекс.
— Надеюсь, — медленно сказал он, — ваш долг королевского офицера при некоторых обстоятельствах берёт верх над этой специфической привилегией.
— Да, сэр, берёт, — отозвался Орбан, с выражением мрачнее обычного. — Мне это не нравится, но берёт. Если на то пошло, я подозреваю, что при данных обстоятельствах раскрыть врачебную тайну позволила бы и древняя клятва Гиппократа, пусть даже она едва ли предусматривала подобный случай.
— Какой случай? — Терехов заставил свой голос оставаться спокойным и терпеливым.
— Один из моих пациентов, террорист, находится под воздействием довольно сильнодействующего болеутоляющего средства, сэр, — медленно произнёс коммандер медицинской службы. — Я бы сказал, что его шансы выжить не превышают семидесяти процентов, даже с применением ускоренной регенерации. — Он нахмурился, затем раздражённо отмахнулся рукой. — Неважно. Существенно то, что он сейчас в бреду. Он принимает санитаров и меня за кого-то по имени "Дражен" или "брат Кинжал" и продолжает пытаться что-то нам сообщить.
— Что именно сообщить, доктор? — крайне заинтересованно спросил Терехов.
— Не знаю, сэр. Мы включили запись, но голоса у него практически нет и разобрать, что он говорит, крайне сложно. По сути дела, большая часть выглядит тарабарщиной. Но есть одно имя, которое он постоянно повторяет. Оно, похоже, имеет отношение к оружию, которое они прятали на базе. Мне кажется, что пациент погрузился в какой-то момент времени до атаки, поскольку продолжает говорить этому самому "Дражену", что "груз принят".
— Груз? — резко повторил Терехов и Орбан кивнул. — И вы сказали, что он продолжает повторять имя?
— Да, сэр. — Врач пожал плечами. — Мне кажется, что это должна быть какая-то кличка. Я хочу сказать, что имя "Зачинщик" едва ли может быть настоящим, не правда ли?
***
— Зачинщик? Айварс, доктор Орбан уверен в этом? — настаивал Ван Дорт.
— Не важно, уверен ли доктор, уверен диктофон. — жёстко отрезал Терехов. — Я сам прослушал записи. А затем попросил Гатри Багвелла сделать цифровую обработку. Именно это имя он продолжает твердить. И докладывает "Дражену", что он — наш раненый террорист — лично получил "ружья Зачинщика". Я не думаю, что есть разумные причины сомневаться. Имя "Зачинщик" объясняет, каким образом в руки Норбрандт попала как минимум — как минимум, Бернардус — тысяча тонн современного оружия. Вы думаете, это простое совпадение, что ваш приятель Вестман имеет какие-то контакты с человеком, носящим ту же самую клчику?
— Нет. Нет, конечно же, нет. — Ван Дорт потёр лицо ладонями, затем сделал глубокий вдох, положил руки на стол перед собой и уставился на них.
— Тогда, возможно, мистер Вестман просто солгал нам. — предположил Терехов, его голос стал ещё резче.
— Возможно, — произнёс Ван Дорт. Затем покачал головой. — Конечно же, это возможно. Всё возможно — особенно в подобной ситуации! Но зачем? Ведь Вестман с самого начала был полон решимости свести человеческие жертвы к минимуму. Свести к минимуму. Между его подходом и методами Нордбрандт разница как между днём и ночью! Зачем ему иметь дело с человеком, который связан с нею?
— Мне приходят на ум только два варианта. — Если голос Терехова и стал менее резок, зато он стал намного холоднее. — Первый, что мы с самого начала неправильно оценили Вестмана. Может быть он просто умнее Нордбрандт, а не менее кровожаден. Он мог просто решить приступить к делу более неторопливо, чтобы надёжнее убедить монтанское общественное мнение в том, что был поставлен реакционными силами растлённого режима в безвыходное положение, когда начнёт убивать сам.
— Второй, — и, честно говоря, тот, который я бы всемерно предпочёл — что этот "Зачинщик" всего лишь нелегальный торговец оружием из тех, о которых я вам раньше говорил. Тип, продающий оружие повсюду, где только есть покупатели, и сумевший найти контакты и с Вестманом, и с Нордбрандт. В этом случае Вестман действительно может отличаться от Нордбрандт настолько сильно, как мы всегда считали.
— Но каким образом один торговец оружием мог за такое короткое время найти контакты с такими совершенно разными людьми? Ни один из которых до своего ухода в подполье, которое произошло сравнительно недавно, не числился в некой базе данных потенциальных борцов за свободу или террористов. Так каким образом он мог настолько быстро отыскать их обоих? — возразил Ван Дорт. — Особенно если учесть, что эта парочка живет на планетах, находящихся друг от друга на расстоянии более сотни световых лет?
— Это, Бернардус, может быть единственным светлым моментом во всей этой истории, — мрачно заметил Терехов. — Меня — точнее говоря, Разведывательное Управление Флота и Грегора О'Шонеcси — беспокоило, что определённые… внешние силы могли бы испытывать заинтересованность в дестабилизации Скопления, чтобы воспрепятствовать аннексии. Может случиться так, что этот "Зачинщик" просто прикрытие для тех, кто пытается это сделать.
— Подкидывая оружие террористам или потенциальным террористам, — произнёс Ван Дорт.
— Именно. И если так, и если ваше мнение о Вестмане верно, то нам, возможно, наконец-то повезло.
Ван Дорт посмотрел на него, пытаясь понять, как возможное подтверждение того, что Солнечная Лига активно противодействует аннексии, могло быть расценено в качестве "везения", и Терехов неспешно улыбнулся. Улыбка не была слишком уж приятной.
— Бернадрус, мы возвращаемся на Монтану. Я оставлю взвод морпехов, с боевой бронёй, одним ботом и массивами орбитальных сенсоров, для поддержки корнатийцев до того, как прибудет посланное баронессой Медузы подкрепление. Но мы с вами и "Кисой" немедленно возвращаемся на Монтану. Там мы встретимся с господином Вестманом и предъявим ему сообщения прессы, правительственные сообщения и наши собственные доклады о том, что Агнесс Нордбрандт натворила на Сплите. Мы зададим ему вопрос, действительно ли он хочет, чтобы его имя звучало рядом с именем этой кровожадной твари, а затем, когда он отвергнет саму мысль об этом, врежем ему промеж глаз сообщением, что он покупал оружие у того же самого поставщика, что и она, и посмотрим, как ему это понравится.
