— Чем могу помочь, лейтенант?

Судя по голосу, изысканно одетый метрдотель похоже не ждал, что сможет помочь двум офицерам столь невысокого звания, которые несомненно забрели в это заведение по ошибке.

— О, да, пожалуйста! Мы здесь, чтобы встретиться с лейтенантом Арчером, — ответила ему Абигайль Хернс. — Хм, боюсь мы могли прийти на несколько минут раньше, чем следовало.

Ей удалось, отметила энсин Хелен Зилвицкая, сохранить очень… серьёзный тон. Быть может даже с лёгким беспокойством от вторжения в такую изящную обстановку, но очень решительный. А то, что её отец мог купить всю сеть "Превосходных ресторанов Сигурни" на карманные расходы, не особенно бросалось в глаза. Без сомнения, этому способствовало то, что она была реципиентом пролонга третьего поколения и выглядела значительно моложе своих и без того очень юных лет, особенно в глазах, не привычных к последней версии пролонга. И всё же она явно обладала определённым актёрским талантом. Метрдотель, очевидно, был убеждён, что она сбежала на денёк из средней школы, не выше, — вероятно, из младших классов, учитывая ей мягкий, неторопливый грейсонский акцент. Его выражение вежливого, умудрённого опытом внимания не изменилось ни на миллиметр, но Хелен было чёткое ощущение, что мысленно он поморщился.

— А, лейтенант Арчер, — повторил он. — Конечно. Не пройдёте ли сюда, пожалуйста?

Он взял курс через море накрытых льняными скатертями столов, заполнявших уютно освещённую столовую, а Абигайль и Хелен поплыли следом, словно пара лодочек. Они добрались до низкой арки на противоположном конце большой залы и спустились за ним по двум низким ступенькам в совсем другой (хотя и не менее дорогой) обеденный зал. Пол здесь был покрыт искусно изношенным кирпичом, стены — тоже кирпичные — выглядели намеренно грубыми и неотделанными, а потолок поддерживали тяжёлые деревянные балки.

Ну, они казались деревянными балками, подумала Хелен, хотя они, наверное, не так впечатляют кого-то, кто, подобно Абигайль, вырос в (тщательно отреставрированной) средневековой куче камней больше чем шестисотлетней давности. Где действительно были массивные, потемневшие о времени балки, ворота, рассчитанные выдерживать удары тарана, окна, переделанные из бойниц, и камины размером со шлюпочный отсек эсминца.

За одним из тёмных деревянных столов сидели двое людей. Один из них — курносый зеленоглазый офицер в форме лейтенанта Королевского Флота Мантикоры — помахал рукой, заметив их. Его спутница — поразительно привлекательная блондинка — повернула голову при этом взмахе и улыбнулась, когда тоже заметила новоприбывших.

— Спасибо, — вежливо сказала метрдотелю Абигайль, и он, пробормотав что-то в ответ, повернулся и двинулся прочь. У менее выдающейся особы это выглядело бы как облегчённая поспешность.

— Знаешь, — сказал Абигайль, когда они с Хелен подошли к столу, — тебе должно быть по-настоящему стыдно за то, как ты намеренно оскорбляешь чувства этого бедняги, Гвен.

Лично Хелен, учитывая полное притворства представление Абигайль для того же самого метрдотеля, всё это очень напоминало старую пословицу про соринку и бревно, но она благородна воздержалась от оглашения этого факта.

— Я? — Лицо лейтенанта Жерве Винтона Эрвина Невилла Арчера выражало полнейшую невинность. — Как только вы могли предположить подобное, мисс Оуэнс?

— Потому что знаю тебя?

— Разве моя вина, что никто во всём этом ресторане не потрудился изучить благородные родословные его посетителей? — спросил Жерве. — Если ты собираешься кого-то обвинять, вини её.

Он указал через стол на блондинку, которая тут же шлёпнула его по руке.

— Тыкать пальцем невежливо, — сказала она с рокочущим акцентом. — Даже мы, грубые низкородные дрезденцы это знаем!

— Может и так, но разве я не прав? — парировал он.

— Этого я не говорила, — ответила Хельга Болтиц, личный помощник министра обороны Генри Крицманна, и улыбнулась прибывшим. — Привет, Абигайль. И тебе тоже, Хелен.

— Привет, Хельга, — сказала в ответ Абигайль, а Хелен кивнула, присоединяясь к приветствию, и уселась рядом с Хельгой. Абигайль расположилась в оставшемся кресле напротив Хелен и обернулась, когда появился их официант.

Тот принял их заказ на напитка, раздал меню и испарился, а Абигайль наклонила голову к Жерве, открывая изысканный томик двухсантиметровой толщины.

— Может Хельга и подбила тебя на это, но я её не виню, — сказала она. — Это должно быть самый чопорный ресторан, в каком я обедала, и поверь, папа водил меня в действительно чопорные места. Не говоря о том, как они лебезят перед землевладельцем или его семьёй. Но это ты получаешь извращённое наслаждение, думая о том, как эти люди поведут себя, когда узнают правду.

— Какую ещё правду? — ещё более невинно спросил Жерве. — Ты имеешь в виду тот факт, что я скольки-то-юродный кузен королевы? Или что сестра Хелен — королева Факела? Или что твой собственный скромный отец — землевладелец Оуэнс?

— Именно это она и имеет в виду, глупый, — пояснила ему Хельга с весёлым блеском в глазах и перегнулась через стол, чтобы отвесить ему лёгкий подзатыльник. — И как бы я не предвкушала момент, когда они это обнаружат, не думай, что я не помню, как ты сделал то же самое со мной!

— Я тебя ничем не вводил в заблуждение, — сказал он, светясь добродетелью.

— О, правда? Если бы я не заглянула в "Пэров Кларка", ты бы мне никогда не сказал, разве не так?

— Ну, я думаю я бы как-то с этим разобрался в конце концов, — сказал он, и его голос стал гораздо мягче прежнего. Он улыбнулся ей, а она улыбнулась ему в ответ, похлопала его руку, лежавшую на столе, и снова откинулась в кресле.

— Если бы восемь месяцев назад кто-то сказал Хельге Болтиц, что она будет чувствовать себя удобно в обществе человека, привыкшего к богатству и привилегиям, или что он ей даже понравится, она бы расхохоталась. Сама мысль о том, что кто-то с бесплодного, отсталого, нищего Дрездена, этой голодной дыры, может иметь что-то общей с кем-то с таких заоблачных высот, была бы нелепа. И, если честно, это по-прежнему оставалось правдой в отношении большинства доморощенных олигархов Сектора Талботта. Больше того, она была абсолютно уверена, что ещё встретит мантикорцев, именно таких заносчивых и надменных, какими она их всегда представляла.

Но Жерве Арчер бросил вызов её предубеждениям — вежливо, но твёрдо, — и при этом убедил её, что из данного правила есть по меньшей мере несколько исключений. Что и объясняло, как она оказалась за столом в компании людей с такими широкими связями в свете.

— Лично я, — сказала Хелен, — сожалею только о том, что меня скорее всего не будет здесь, когда они это обнаружат.

В свои двадцать один она была младшей в их четвёрке и по возрасту и по рангу. А ещё она больше всех разделяла, насколько это было возможно для не-дрезденки, отношение Хельги к аристократам и олигархам. Не удивительно, ведь она родилась на Грифоне, и вырастил её грифонский горец, который к тому же встречался с самой отъявленной бунтовщицей и анархисткой, какая только становилась мантикорским пэром, с тех пор как Хелен исполнилось тринадцать лет.

— Если ты правда хочешь увидеть их реакцию, я думаю, ты можешь сама сказать им сегодня, — заметила Абигайль.

— О, ни за что! — усмехнулась Хелен. — Может я и хочу на это посмотреть, но чем дольше они будут разбираться, тем сильнее разозлятся, когда наконец разберутся!

Абигайль покачала головой. За последние девять или десять лет она провела на Мантикоре больше времени, чем дома а Грейсоне, но несмотря на явное озорное удовольствие, которое она получала, водя за нос метрдотеля, порой ей всё же казалось странным отношение своих мантикорских друзей к аристократии. К отметил Жерве, её отце был землевладельцем, и самые сокровенные мечты самыз прожжённых членов мантикорской Ассоциации Консерваторов были бледной тенью реальной власти землевладельцев в пределах их владений. Термин "абсолютный монарх" не совсем описывал эту власть, но вот "верховный самодержец", вероятно, был ближе к сути.

Благодаря опыту собственного детства, у неё осталось очень мало иллюзий о причудах и недостатках людей "голубых кровей". Но в тоже время она была дочерью суровой и неумолимой планеты и общества с богатыми традициями, в котором сдержанность и правила поведения лежали в самой основе императива выживания. Непочтительное, почти насмешливое отношение столь многих мантикорцев к собственной аристократии всё ещё тревожило её. В этом отношении, Хельга даже ближе к ней, чем к Хелен, подумала она. Враждебность, противоборство, даже ненависть — эти чувства она могла понять, когда тот, кто был с рождения облечён властью, злоупотреблял ею, вместо того, чтобы следовать своему долгу. С другой стороны, то самоуничижительное веселье, которое демонстрировали люди вроде Гвена Арчера, плохо укладывалось у неё в голове, хотя ей и приходилось наблюдать точно такое же поведение у десятков других мантикорцев не менее высокого происхождения, чем он.

"Похоже, можно забрать девчонку с Грейсона, но нельзя забрать Грейсон из девчонки", — подумала Абигайль. Эта мысль не в первый раз приходила ей на ум. И не последний, кисло отметила она.

Она начала было говорить что-то ещё, но замолчала, когда принесли их напитки, и официант принял заказы. Он снова исчез, а она глотнула чаю со льдом (его ей было нелегко найти в мантикорских ресторанах) и опустила стакан.

— Оставляя неблагородные, хотя, признаю, и занимательные размышления о том, сколько инфарктов последует за обнаружением наших низких шарад, я сейчас переведу беседу в более рассудительное и серьёзное русло.

— Удачи тебе в твоём начинании, — пробормотала Хелен.

— Как я собиралась спросить, — продолжила Абигайль, послав своей младшей подруге свирепый взгляд, — как идут дела на планете, Хельга?

— Такой же сумасшедший дом, как и всегда. — Хельга поморщилась, отпила из собственной пивной кружки и вздохнула. — Полагаю, это неизбежно. К сожалению, становится только хуже. Я думаю, никто во всём секторе не видел раньше такого количества курьеров на орбите одной планеты!

Все трое ее слушателей понимающе скривилис.

— Я не думаю, что мы можем винить их, — продолжила она, — даже если мне хочется пристрелить следующего репортёра, который попадётся мне на глаза! Но я не представляю, как они предлагают министру Крицманну заниматься делами, если они постоянно охотятся за его "заявлениями" и "интервью".

— Одно из самых неприятных последствий открытого общества, — сказал Жерве. Его тон был гораздо более философским, чем настроение.

— Точно, — согласилась Абигайль с неприятной улыбкой. — Хотела бы я дома на Грейсоне посмотреть на репортёра, который решит, что сможет "поохотиться" на папу!

— Ну, что верно то верно, — рассудительно произнесла Хелен. Все обернулись к ней, и она пожала плечами. — Может быть дома я провела слишком много времени, наблюдая за интригами Кэти Монтень, но мне кажется, что журналисты, заполонившие Тимбл — возможно, лучшее из того, что могло случиться.

— Как это так? — спросил Жерве. Заданный неудачным тоном, этот вопрос мог бы стать пренебрежительным, особенно учитывая их разницу в возрасте и звании. А так он звучал с искренним любопытством, и она снова пожала плечами.

— Вся политика — это вопрос ощущения и понимания. Конечно Кэти сейчас в основном занята внутренней политикой, но то же самое относится и к дипломатии. Если ты контролируешь условия дебатов, преимущество на твоей стороне. Ты не можешь заставить противоположную сторону принять решение, которое ты хочешь, но у тебя гораздо больший шанс получить его, если ты заставишь её защищать свою позицию в глазах общественности, чем если тебе придётся защищать свою. Управление информацией — и особенно общественным восприятием информации — один из лучших способов ограничить противнику возможность выбора теми вариантами, которые наиболее выгодны для твоих целей. Не забывайте, если солли нужно формальное объявление войны, хватит и одного вето от системы-полноправного члена, чтобы их остановить. Это довольно существенная награда за пиар-кампанию. И в данный момент мы хотим управлять дебатами так, чтобы просто поведать правду о том, что случилось на Новой Тоскане, верно?

Жерве кивнул, и она в третий раз пожала плечами.

Так что, если все журналюги на свете соберутся здесь на Шпинделе, слушая нашу историю, глядя на данные наших сенсоров и беря интервью у наших людей, это всё и будет отправлено обратно на Старую Землю. Они могут как угодно пытаться повернуть эту информацию, но суть того, что узнают все эти солли — даже от своих собственных репортёров — будет основана на том, что они получили здесь от нас.

— Примерно так говорит и министр Крицманн, — согласилась Хельга, — хотя он обычно добавляет несколько красочных определений этих самых репортёров.

— Думаю, леди Золотой Пик тоже согласилась бы, даже если она и делает всё, что в её силах, чтобы держаться от них как можно дальше, — сказал Жерве, и Абигайль с Хелен кивнули. Как флаг-лейтенант Мишель Хенке, он находился в намного лучшем положение для подобных суждений, чем любая из них.

— Что насчёт сэра Айварса? — спросила Хельга. Брови Хелен, которая была флаг-лейтенантом Айварса Терехова, поползли вверх, и Хельга фыркнула. — Может он и всего лишь коммодор, Хелен, но все в секторе знают, как много времени он провёл на дипломатической службе, прежде чем снова надеть форму. К тому же, мистер Ван Дорт и остальной кабинет министров все его чрезвычайно уважают.

— На самом деле, мы это не обсуждали, — ответила Хелен через секунду. — С другой стороны, я могу припомнить по крайней мере полдюжины возможностей укрыться от интервьюеров на борту "Малыша Джимми", которые он упустил, так что я бы сказала, что он вносит свою лепту в формирование общественного мнения.

Жерве ухмыльнулся, когда она употребила прозвище, которое получил от команды КЕВ "Квентин Сент-Джеймс". Новенький тяжёлый крейсер класса "Саганами-C" и пяти месяцев не пробыл в строю, но своё официальное прозвище получил чуть ли не до окончания церемонии ввода в эксплуатацию. Большинство кораблей не поспели бы с этим так быстро, но в случае "Квентина Сент-Джеймса" дело обстояло немного иначе. Его имя было в Списке Славы КФМ, и в строю всё время должен был находиться носящий его корабль, а прозвище было тем же самым, которым наградили первого "Квентина Сент-Джемса" почти два стандартных столетия назад.

И если "Малыш Джимми" был молод, то в этом он едва ли был одинок. На самом деле, не считая древнего супердредноута "Геркулес" адмирала Хумало, ни одному кораблю тяжелее лёгкого крейсера в Десятом флоте адмирала Золотого Пика не исполнилось ещё и одного года. Вообще-то, большинство эсминцев были не старше, чем "Квентин Сент-Джеймс" и корабли его серии.

— Ну, — сказала через некоторое время Хельга, — я думаю, министр тоже продолжит "вносить свою лепту". Но не ждите, что ему это понравится.

— Некоторое вещи более вероятны, чем другие, — согласилась Хелен. Затем она фыркнула.

— Что, — спросила Абигайль.

— Ничего. — Абигайль не скрывала скептицизма, и Хелен усмехнулась. — Ладно, я просто подумал, что будет с первым репортёром, который сунет папе под нос свой микрофон. Уверена, потом папа будет жалеть. Даже, вероятно, настоит на том, чтобы лично оплатить счета за лечение.

— А я гадал, от кого тебе досталась склонность к физическому насилию, — вежливо произнёс Жерве.

— Я не склонна к физическому насилию!

— О, правда? — Он приложил все усилия, чтобы посмотреть на неё свысока поверх своего не слишком длинного носа. — Может ты помнишь, как на той неделе меня послали на "Квентина Сент-Джеймса" с посланием коммодору от леди Золотого Пика? — Она с подозрением взглянула на него и кивнула. — Ну, вышло так, что пока я будучи на корабле я заглянул в спортзал и видел, как ты там, позабыв себя от радости, швыряешь людей по матам.

— Неправда! — запротестовала она, сдерживая смех.

— Конечно, правда. Один из твоих подручных сказал мне, что ты использовала какой-то приём, который называется "Брошенный С Плеча Боевой Молот Рока, Разрушения И Отчаяния".

— Как называется? — Хельга с недоверием уставилась на Хелен.

— Не так он называется, и ты это знаешь! — упрекнула Хелен, посылая Жерве своя самый яростный взгляд.

— Ничего я не знаю, — с невинным видом ответил он. — Мне сказали такое название.

— Ладно, — сказала Абигайль. — теперь ты должна рассказать нам, как он называется на самом деле, Хелен!

— Он всё так переврал, что даже я не знаю, что это было!

— Ну, попробуй разобраться.

— Я могу предположить — только предположить, и всё, — что это возможно была комбинация из броска через плечо, "Ручного молота" и — может быть — "Косы разрушения".

— И по-твоему это лучше, чем то, что он сказал? — Абигайль посмотрела на Хелен с недоверием. Сама она овладела coup de vitesse, но никогда не занималась neue-stil Handgemenge, который выбрала Хелен. — В coup de vitesse даже нет названий для большинства приёмов, но если бы и были, то не такие!

— Слушайте, не обвиняйте меня, — ответила Хелен. — Названия приёмам дали люди, которые всё это придумали, а не я! По словам мастера Тая, на них повлияли какие-то старые развлекательные записи. Что-то под названием "кино".

— О, Испытующий! — Абигайль покачала головой. — Забудь всё, что я говорила!

— Что? — Хелен была сбита с толку, и Абигайль фыркнула.

— До тех самых пор, пока леди Харрингтон не провела кое-какие исследования на Мантикоре — собственно говоря, я думаю, она даже запросила библиотечные компьютеры на Беовульфе и на Старой Земле — никто на Грейсоне не видел этих фильмов, из которых наши предки, по-видимому, почерпнули свои представления о фехтовании. Теперь, к сожалению, увидели. И честность заставляет меня признать, что большая часть этих "самурайских фильмов" — такие же глупые, как и то, что, должно быть, смотрели изобретатели neue-stil.

— Ну, мои-то предки, конечно, никогда не занимались такими глупостями, — произнёс Жерве с видом невыносимого превосходства.

— Хочешь поспорить? — осведомилась Абигайль с опасной улыбкой.

— А что? — недоверчиво спросил он.

— А то, что если я правильно помню, твои предки родом из Старой Северной Америки — по крайней мере, из Западного полушария, — так же, как и мои.

— И?

— И пока леди Харрингтон проводила своё исследование по самурайскому кино, она наткнулась на ссылки на нечто под названием "ковбойское кино". Так что его она тоже привезла. На самом деле, она с помощью своего дяди и его друзей из Общества любителей старины устроила в лене Харрингтон "кинофестиваль". Довольно многие из этих фильмов были сделаны в месте под названием Голливуд, которое тоже расположено в Старой Северной Америке. Некоторые из них и правда были чертовски неплохи, но остальные… — она содрогнулась. — Поверь, у наших с тобой предков были… скажем так, странные художественные вкусы.

— Всё это, конечно, очень интересно, — бодро сказал Жерве, — но отвлекает нас от действительно важных текущих событий, на которых нам следует сосредоточиться.

— Другими словами, — сообщила Абигайль Хельга, — он проигрывает спор, и поэтому меняет правила.

— Может и так, — сказала Хелен. — Нет-нет, определённо так. И всё же, в его словах есть смысл. Не то чтобы кто-то из нас в состоянии принять какое-то судьбоносное решение, но мы работаем на нескольких людей, которые могут. В таких обстоятельствах, я думаю, ничуть не повредит, если мы обменяемся сведениями. Ничем конфиденциальным, но той общей информацией, которая позволит, например, мне ответить на один из вопросов коммодора, не вызывая кого-то из офиса министра Крицманна или штаба леди Золотого Пика.

— Это действительно очень хорошая мысль, — сказал Жерве гораздо более серьёзно, одобрительно кивая ей, и Хелен ощутила прилив удовлетворения. Она была нелепо молода и мала званием для своей нынешней должности, но по крайней мере похоже догадывалась, как сделать что-то полезное.

— Я согласна, — сказала Абигайль, хотя будучи офицером-тактиком на борту одного из новых эсминцев класса "Роланд" она была единственной за столом, кто не был ничьим флаг-лейтенантом или личным помощником, и улыбнулась Хелен.

— Ну, в таком случае, — сказал Жерве, — вы, ребята, слышали о том, что леди Золотого Пика планирует сделать с адмиралом Оверстейгеном?

— Пора, адмирал, — сказала Фелисидад Колстад.

— Знаю, — ответил адмирал Флота Мезанского Согласования Тополев.

Он снова сидел на флагманском мостике КФМС "Мако". За пределами корпуса флагмана держали идеальный строй ещё четырнадцать кораблей Оперативной группы 1.1, а перед ними сверкал яркий маяк Мантикоры-A. Сейчас они были в одной лишь световой неделе от звезды и замедлились до всего двенадцати процентов скорости света. Это был момент, к которому они стремились с самого отправления с Мезы четыре стандартных месяца назад. Теперь пришло время выполнить то, для чего они прибыли сюда.

— Начать развёртывание, — сказал он, огромные люки раскрылись, и подвески начали выплывать на свободу.

Шесть кораблей Оперативной группы 1.2 были где-то ещё, под командованием контр-адмирала Лидии Папникатис приближаясь к Мантикоре-B. Они не начнут развёртывание своих подвесок, пока не достигнут своей заранее заданной точки запуска. Тополев хотел бы иметь побольше кораблей на том направлении атаки, но решение ускорить "Устричную бухту" определяло доступные ресурсы и это направление должно было стать решающим. К тому же, в подсистеме Мантикоры-B всё равно было меньше целей, а разработчикам операции надо было ещё откуда-то добыть 8 кораблей класса "Акула" для грейсонской операции Оперативной группы 2.1 адмирала Коленсо.

Этого хватит, сказал он сам себе, наблюдая, как подвески непрерывно исчезают за его замедляющимся кораблём, растворяясь в бесконечной межзвёздной тьме. Этого хватит. И примерно через пять недель манти получат запоздалый рождественский подарок, который никогда не забудут.