Глава тридцатая,
о том, как была встречена экспедиция внизу и, главное, кем встречена
Неизвестно, почему так получается, но находишь всегда то, чего не искал!
Апофегмы
Минута прошла сквозь Портал четвёртой, и едва у неё перед глазами возникли очертания какого-то огромного помещения, как чьи-то сильные руки подхватили её с обеих сторон, приподняли над полом и куда-то потащили. Не успев сориентироваться и что-либо понять, девица рванулась из чужой хватки раненой птицей, намереваясь применить самые зубодробительные приёмы из школы «Головач», коим была обучена в Храме Света, но тут её снова поставили на ноги, а приглушённый голос Бовы, раздавшийся чуть ли не над ухом, успокоил её.
— Тихо, тихо, девица, это мы с Благушей оттащили тебя в сторонку, чтоб следующим появляться не мешала. Народу много, свалку устроите. Ну а здесь можешь и столбом постоять, осмотреться, пока все соберутся.
Только сейчас Минута разглядела, где они очутились. И как ни крепка была духом, а чуть сознание от нахлынувшего ужаса не потеряла. Только тот факт, что Бова с Благушей, невзирая ни на что, продолжают сохранять спокойствие, позволил ей усилием воли восстановить самообладание.
Вот что она увидела.
Во-первых, помещение, куда их перенёс Портал, напоминало по форме купол невообразимого диаметра и высоты. Таких помещений не было даже в огромном городе-храмовнике. Циклопические стены этого купола едва просматривались в смутной дымке, витавшей в вышине.
Во-вторых… Всё дело было именно в этом «во-вторых».
Всё пространство под куполом разделял длиннющий коридор шириной шагов в тридцать, в середину которого и выбрасывал Портал людей Бовы одного за другим. И всё бы ничего, если бы стены этого коридора не были живыми. Да-да, они были живыми и состояли из бесконечных шеренг устрашающих созданий самого разнообразного вида. В первых рядах с обеих сторон были выстроены анчутки — маленькие рогатики, один из которых, явно торопясь на это сборище, прошмыгнул как раз перед ними ещё в колодце. Сколько здесь их собралось? Несколько сотен? Тысяч? Рогатики были совсем нестрашные, пугало только их невероятное количество. Зато за ними стояли страсти посолиднее — рослые, плечистые дядьки, сплошь обросшие густым волосом, похожим на пёсий, с ног до головы. С рогами, хвостами и трезубцами в руках, понятное дело. Елсы собственной персоной.
«Вот и свиделась, — ошеломлённо подумала девица, чувствуя, как от абсурдности происходящего у неё кружится голова. — Свиделась сразу со всеми легендарными людскими страхами…»
Позади елсов, возвышаясь над ними, неподвижно торчали блестевшие полированным металлом головы и плечи железных феликсов — человекоподобных созданий-оборотней, пребывавших сейчас в своём «нелетучем» состоянии, без крыльев, зато с четырьмя вытянутыми вдоль туловищ по стойке «смирно» руками. Ещё дальше расположились чудища совсем неизвестного Минуте вида, о котором ей даже и слышать не приходилось. Ростом не уступавшие феликсам, чудища, казалось, состояли из одной громадной мясистой головы, взиравшей на мир круглыми, горящими зеленоватым фосфоресцирующим огнём глазами, промеж которых вместо носа торчал огромным птичий клюв. Туловищ у чудищ не было, и в пол упирались целых восемь ног, усыпанных многочисленными присосками, росшие сразу из головы. А уж позади всех этих живых, хотя и неподвижных сейчас шеренг страстей-мордастей, затмевая своими размерами всё и вся, высились ряды гигантских шаров, явно тех самых, из рассказа Безумного Проповедника. Высились, красуясь безупречно чёрными боками, не отражавшими ни единого блика, словно их поверхность поглощала сам свет.
В главном дедушко не приврал ни на ноготь, поняла Минута, заметив наконец, что Проповедник, бледный ликом, стоит рядом с ней и что-то неразборчиво бормочет в седые усы. Дед явно крепился, удерживаясь от паники, иначе давно бы хлопнулся в обморок, как тогда, при приземлении Дирижопля. Добрая сердцем Минута даже в такой момент нашла в себе силы посочувствовать ему.
Тем временем перемещаясь с помощью Портала, продолжали появляться люди Бовы Конструктора, который и в этой ситуации сумел проявить деловую хватку и распорядительность предводителя. Теперь остолбеневших новоприбывших, освобождая место для следующих, сноровисто оттаскивали в сторонку Ухарь с Пивенем, и весь процесс можно было описать тремя словами: хлоп, застыл — в сторону.
— Все, включи-выключи? — напряжённым тоном осведомился Бова, когда поток послушников наконец иссяк.
— Все, — сипло подтвердил Косьма Тихий, не отрывая ошалелого взгляда от неподвижных шеренг нечисти, похоже не собиравшейся предпринимать к ним никаких угрожающих действий, раз до сих пор этого не случилось.
— Знал бы, что вы все такие слабаки, — с лёгким неодобрением бросил настоятель, — наверху бы оставил. — Он явно хотел добавить ещё что-то нелестное, но, видать, решил не терять время на бесполезное сотрясение воздуха. — Пока всё идёт так, как я и ожидал. Мы наблюдаем церемонию встречи кандидата в… Впрочем, не важно. Как я уже говорил, не надо ничего бояться. Все эти анчутки, елсы, феликсы и наутилусы — всего лишь исполнители воли Смотрящего, его слуги, его работники, искусственно созданные специально для обслуживания Универсума. Нам они не причинят вреда, пока мы будем вести себя правильно. А как вести правильно, мне ведомо, поэтому в точности продолжайте выполнять всё, что я говорю…
Наверное, сообразила сметливая Минута, несмотря на свой страх, эти самые восьминогие «наутилусы» обслуживают водные домены, где елсы в силу своей «сухопутной» физиологии функционировать не способны.
Тут до неё дошло, что её уши давно уже не слышат голоса Благуши. Девица в тревоге поискала слава взглядом и почти сразу уткнулась в его спину. Как оказалось, Благуша с каким-то отстранённо-сосредоточенным видом стоял всего в двух шагах от неё, устремив свой взгляд в дальний конец коридора, где в стене купола едва различались очертания массивных дверей. Интересно, а что же находится там?
— Идите за мной, — вдруг чужим голосом сказал слав, не оглядываясь на спутников, и двинулся вперёд.
— Что ж, идём за ним, — кивнул Бова, давая знак двигаться всем остальным.
Минута изумлённо распахнула свои зелёные глаза.
У неё не укладывалось в голове, что дорогой её сердцу человек, до этого не спускавший с неё любящего взгляда, в такой миг мог забыть о ней. Неожиданно она поняла, что это произошло ещё раньше. С того момента, как они начали спуск в колодец — уже тогда Благуша совсем перестал её замечать… Тут девица строго одёрнула себя, приструнила мысленно. Это что ещё за сопливые благоглупости? Сейчас, среди этого жуткого коридора, в окружении сонма страховидл, молча таращивших на них зенки? Хотя Бова и заявил, что ничего страшного для них, путешественников, здесь нет, всё же не та это была ситуация, чтобы забивать голову посторонними мыслями, не относящимися к делу. К делу, которым сейчас и был занят слав. Ведь Бова что сказал? Чтобы слушались Благушу, как его самого…
— Спокойно, Минута, — шепнул Бова, от внимания которого не укрылось её волнение. Мягко, но настойчиво придержав её за руку, он заставил девицу пойти рядом с собой. — Нельзя сейчас ему мешать.
— Он… он как-то странно себя ведёт… или мне только кажется?
— Тише, тише. Обещаю тебе, что, когда всё закончится, он вновь станет прежним. Просто поверь мне и не задавай лишних вопросов.
Минута не ответила. Слова Бовы её будто оглушили. Прежним… Прежним! Значит, с Благушей и впрямь что-то происходило, она не ошиблась! Что-то нехорошее, пугающее, а она была так слепа, что заметила только сейчас. И это «что-то», без сомнения, было результатом тех изменений, которые коснулись его ещё в пути. Эти проклятые неведомые знания… Что они сотворили с её любимым. Впрочем, ежели быть справедливой, Благуша сейчас никого не замечал, а не только её, целеустремлённо шагая впереди, целиком погружённый в какие-то свои мысли.
Минуте хотелось верить Бове. Хотелось верить изо всех своих девичьих сил, что он прав относительно слава, ведь Бова всегда прав, и ничего страшного с ним не случится, а вся эта история закончится благополучно. Хотелось верить с такой же твёрдостью, с какой он ей это обещал. И всё же холодок сомнения обессиливающе точил её сердечко, словно ненасытный червячок яблоко, прогрызаясь к самой его сердцевине.
Теперь она подметила, что Благуша и двигается-то по-другому. Не со спокойной собранностью здорового человека, как раньше, а как-то скупо, отрывисто, не завершая самого движения руками и ногами. Словно некая неподвластная разуму человеческому сила, целиком завладев его сознанием, вела его за собой, указывая путь, но скверно управляя при этом его телом.
Минуте стало страшно. Очень страшно. Но Бова ей обещал, что всё закончится благополучно, и она не стала ничего предпринимать, временно смирившись с новой ролью Благуши в этом походе. Заставив себя смириться за неимением другого выхода, хотя, видит Великий и Двуликий, сделать это оказалось непросто.
Дальнейший путь до дверей прошёл в гробовом молчании. Вид выстроившихся по бокам орд легендарных страшилищ, провожавших их пугающе неживым взглядом, и без приказа Бовы отбивал у людей всякое желание разговаривать.
Затем массивные двери, по габаритам рассчитанные на самого огромного из елсов, пропустили Благушу внутрь небольшого по сравнению с предыдущим залом помещения. Оно тоже было куполообразным. В центре, на высоком постаменте в виде конуса, возвышалось странное сооружение, отдалённо напоминающее металлическое кресло, с кучей сложных и разнообразных деталей, усеявших его бока, словно наросты ракушек — днище старого корабля русалов. Какие-то штыри, металлические жгуты, изогнутые зеркальные плоскости самой причудливой и непонятной формы и много всякой всячины. А вокруг постамента застыли неподвижные человеческие фигуры, по-видимому, охранявшие сие сооружение, но охранявшие почему-то с пустыми руками… Да вот человеческие ли? Какая-то блестящая ткань, похожая на серебристый полированный металл, обтягивала их тела вместе с лицами, словно вторая кожа, чётко прорисовывая все детали тел… мужских, между прочим. Со всеми соответствующими мужскими причиндалами. Но сейчас Минуте было не до того, чтобы по достоинству оценить сии достопримечательности, сейчас её волновало только состояние Благуши и его роль во всём этом действе, и ничего более.
— Ух ты, а это кто?! — воскликнул Воха, увидев охранников. — И не феликсы, и не елсы, а прямо как люди настоящие… А одёжка — покруче плиса будет! Вот бы мне такую!
— Тихо, бард, — досадливо напомнил Бова.
Благуша внезапно остановился перед самым рослым охранником, будто налетел на невидимую стену, и произнёс резким, властным голосом, которого Минута раньше никогда от него не слыхивала, только одно слово:
— Прочь!
— Немедленно предъявить знак допуска в Центр Управления! — тут же загремел над головой бесстрастный голос, перепугав всех до смерти, а металлические охранники даже не шелохнулись.
«Центр Управления! — молнией пронеслось в голове Минуты. — Так вот он какой!»
Выхватив из кармана знакомый всем томик апофегм, Благуша молча ткнул им стражу в лицо.
— Знак допуска в Центр Управления подтверждён… — Пауза. Затем: — Приступаю к расконсервации Главного Пульта.
К этому времени уже вся команда Бовы, до последнего послушника, втянулась в зал и, помня его распоряжение помалкивать, безропотно сгрудилась позади слава, изумлённо наблюдая за его действиями. И тем, что последовало за ними.
Сперва сзади бесшумно сомкнулись двери, оградив путешественников от жуткого зала, через который им пришлось пройти. Кого-то сие обстоятельство заставило испытать некоторое облегчение, кого-то — новое беспокойство.
Потом пришло в движение кресло на постаменте. Зашевелились стальные штыри, опускаясь в горизонтальное положение и ощериваясь вокруг кресла на манер ежа, а само кресло начало опускаться ниже, вдавливая конус постамента в пол.
Тут Воха Василиск, как ни силился следовать распоряжению Бовы — помалкивать, что бы ни происходило, — снова не смог удержаться от вопроса:
— Эй, Бова, а откуда ты знаешь, что всё идёт как надо? Ты что, раньше здесь…
— Тихо, бард, включи-выключи, — не оборачиваясь, сердито отмахнулся Бова Конструктор, занятый происходящим перед ним, — не до тебя. Все вопросы потом.
— Да, Воха, помолчи немного, будь мужчиной! — поддержала Бову Минута, по привычке помогая Бове наладить дисциплину.
— Что, прямо здесь?! — огрызнулся Воха Василиск, нагло уставившись в ответ на девицу. И только потом, сообразив, что ляпнул своим болтливым языком, испуганно захлопнул рот рукой.
Но Минута сделала вид, что такого похабства уши её не расслышали, тем более что странно задумчивый и молчаливый Благуша, пристально наблюдавший за преображением удивительного кресла, просто не услышал колкость Вохи, иначе его челюсть могла бы и пострадать, ведь кулак у рослого и крепкого слава был куда тяжелее кулака барда.
И Воха снова осмелел:
— Нет, но откуда вы знаете, обертон те по ушам, что…
— Заткнись, Воха. — Бова повысил голос, по-прежнему не оборачиваясь. — Ухарь, проследи, чтобы впредь никто не шумел.
— Хорошо, настоятель. — Взглядом, не предвещающим ничего хорошего, Ухарь с высоты своего роста уставился на Boxy. — Ежели ещё кто-нибудь вякнет без разрешения, пар в задницу, то пасть порву!
Пришлось барду несолоно хлебавши утихомириться и запастись терпением в ожидании более подходящего момента для удовлетворения своего неуёмного любопытства. А вообще, подумалось девице, странно как-то Воха себя ведёт — то боится всего на свете, то во всеуслышание вопросы задаёт, словно ему больше всех надо. Прямо разлад какой-то с бардом. Как с Благушей?! Девица не успела проверить мелькнувшее в уме озарение, так как в помещении вдруг погас свет. Всего на миг — и из воцарившейся тьмы вместо стен проступили какие-то изображения…
— А теперь смотрите, что случилось с Проклятым доменом, — тем же отрывистым, чужим голосом сообщил Благуша. — Вот полная запись тех событий.
— Спокойно, парни, — подбодрил Бова своих. — Смотреть так смотреть, включи-выключи…
И они увидели такое, от чего голова у Минуты закружилась ещё сильнее!
Да и как не закружиться, когда на стене по всей окружности зала вдруг появились живые движущиеся картинки, наглядно демонстрирующие этапы Переселения, о котором им не так давно в Махине рассказывал Безумный Проповедник, причём демонстрирующие так живо и реально, словно происходило всё это не в давности, а прямо сейчас. Минута снова убедилась, что дед не наврал, разве что по непониманию исказил кое-какие детали, ведь Проповедник был не исследователем, а самым обыкновенным жителем домена Шевед и не мог знать и осознавать всех подробностей.
Всё было как в его рассказе: и люди, слепо повинующиеся елсам и железным феликсам на площадях городов, и чёрные шары, забирающие их в своё нутро, и круглый мир, куда те шары перевозили людей сквозь бездну космоса, выпуская на неосвоенные земли…
И, несмотря на весь ужас происходящего, сам перелёт от Универсума к чужому миру захватывал дух. Старт одного из чёрных шаров был показан особенно подробно — как ни старался он рваться вперёд, всеведущее запоминающее Око, демонстрирующее им эти живые картинки, всюду следовало за ним: вот стала уменьшаться площадь, где творилось всё это безобразие с обезволенными людьми, затем город стал одним из многих точек городов, рассыпанных по просторному квадрату всего домена, затем…
Шар всё удалялся, и вскоре Универсум, уменьшенный до размера крупного арбуза, предстал перед глазами во всей своей красе — окутанный тонким голубоватым атмосферным слоем куб, каждая из шести сторон которого была поделена на девять разноцветных, вечно тасующихся квадратов-доменов, где цвет свидетельствовал об определённых физических характеристиках. Голубой означал принадлежность к Грани Океания с одноимённым центральным доменом, поверхность которого почти полностью была покрыта водой, за исключением центрального острова с храмовником и других островов-городов, сообщение между которыми осуществлялось как на водных Махинах-Кораблях, так и с помощью специальных плавучих мясных островов, выращиванием которых занималось коренное население Океании — меднокожие и черноволосые русалы. Зелёный цвет говорил о доменах Грани Бурелом, в которую входила и Рось, родина Благуши, сплошь заселённая славами и заросшая могучими лесами. Белый — о вечно заснеженных мирах Грани Иней, аборигены которых, желтокожие нанки, не знающие тепла и зелени Бурелома, были вынуждены постоянно всё это добро покупать — например, в обмен на долголёд. Жёлтый — Оазис, Грань Великих Пустынь. Бледноликие армины, выращивающие быстроногих строфокамилов для всех остальных миров, добывающие Чёрную Дрянь и перерабатывающие её в горючку. Жёлто-зелёный — Грань Великих Степей: загорелые манги, выпасающие громадные конячьи табуны, опять же — на потребу всем остальным. И последний цвет — Серый, Грань Великих Гор: чернокожие егры, мастера-искусники по добыче горюч-камня, металлических руд, драгоценных камней и изготовлению изделий из них… Но всё это перечисление — только вкратце, об основном, потому как разные миры производят ещё много чего всякого и полезного, всего и не перечислишь…
Впервые Минута воочию увидела Универсум вот так целиком, с огромного расстояния. Гигантский куб, разделённый на квадраты доменов, медленно вращаясь вокруг одной из трёх осей, висел в пространстве, а из центра каждой Грани, по мере вращения представавшей взору, из местного Храма Света вырывался слепящий огненно-белый луч и, упираясь в развёрнутые над каждой Гранью Небесные Зерцала, посылал назад животворящий свет.
Величие этой грандиозной картины бросало в благоговейный трепет.
Но вот и Универсум, стремительно убегая в пронизанную звёздами чёрную даль от запоминающего Ока, уменьшился до неразличимой точки, а Око, развернувшись вокруг оси, переключилось на противоположный сектор обзора. Зависший во тьме звёздный остров, в сторону которого, как выяснилось, теперь двигался чёрный шар со своими пленниками, некоторое время казался застывшим. И вдруг рывком разросся в стороны, распался на отдельные звёзды, а одна из них стала приближаться, стремительно увеличиваясь в размерах, и вскоре выяснилось, что звезда на самом деле представляет собой гигантский шар, окутанный огненной короной. Пылая чудовищным жаром и испуская яркий свет сразу во все стороны, шар этот озарял десять других, более тёмных и меньшего размера, вращавшихся вокруг него на разном удалении.
Выбрав третий по удалённости от Зерцала мир, шар нырнул в его голубоватый атмосферный слой…
Долго ли, коротко ли всё это длилось — трудно сказать, не имеет смысла описывать и дальше то, что и так уже известно читателю.
Но вот картинка погасла, вновь вспыхнул свет, и перед путешественниками проступило прежнее помещение с обычными стенами из лазурного байкалита. В тот же момент за спиной девицы раздался гулкий удар. Минута, перед глазами которой всё ещё стояли остаточные видения, вздрогнула, оглядываясь, но оказалось, что это всего лишь Косьма Тихий, засмотревшись, уронил свой тяжёлый молот. Бова укоризненно погрозил ему пальцем, и Косьма, стесняясь, торопливо подхватил молот с пола. Этот мелкий забавный казус послужил для остальных небольшой разрядкой. Люди начали приходить в себя, зашевелились, разминая затёкшие от долгого стояния ноги, и бросали друг на друга ошеломлённые взгляды, словно пытаясь выяснить — а видел ли сосед то же самое, что и он?
«А как же там Благуша, — вспомнила Минута, — что с ним?»
Она в неподдельной тревоге обернулась.
Благуша уже сидел в том жутковатом кресле, привалившись к спинке и опустив руки на подлокотники… Нет, не совсем так, с тихим ужасом разглядела девица. Руки не просто лежали на подлокотниках — они погрузились прямо в них и теперь просвечивали сквозь прозрачную искусственную плоть кресла. А перед грудью слава, без видимой опоры, парила книжица апофегм, окутавшись ореолом мягкого свечения.
Минута тихо вскрикнула, но тут же запечатала рот ладонью.
Того милого, добродушного и весёлого человека, которым был Благуша, здесь больше не было. Мышцы его лица странно подёргивались, будто не могли решить, что же им изображать — гнев, радость, горе, ужас, или отвагу, или всё вместе сразу, словно противоречивые желания и чувства раздирали его ум на части, и в таких знакомых раньше чертах лица проглянуло что-то пугающе чужое.
В тот момент ледяной взгляд слава остановился на ней. Самое жуткое было в том, что мышцы его лица при этом не прекратили подёргиваться.
— Вы видели, как это было, — изрёк Благуша, обращаясь ко всем.
Резкий, с металлическим отзвуком голос был абсолютно лишён жизни. Зато всеобъемлющая, непреклонная власть, которая, казалось, зримо сочилась из него, подавляла волю и воображение. Пронзительный взгляд переместился на Бову Конструктора и тех, кто его окружал.
— Теперь же пришло время вернуть в этот домен Порядок, начав новый жизненный цикл. И вы мне в этом поможете, ибо отныне все вы — лишь мои слуги!