Часть 3
НАРОДНАЯ ДИПЛОМАТИЯ

Легкий вертолет скользил над серой гладью реки. Пилот ворчал что-то о том, что в последнее время навигационные системы часто дают сбои, поэтому нужно придерживаться естественных ориентиров. В частности, русла реки, которая, понятное дело, никуда не денется. Хотя теории своей он не слишком придерживался, время от времени заявляя: а вот излучину эту мы срежем, тут я места знаю…

Вертолет неизвестной Николаю модификации мог взять и побольше пассажиров — в салоне было шесть кресел, — но летели двое: Давыдов и Шведов. Борис непрестанно рассказывал рыбацкие байки, от которых у Давыдова уже начинала болеть голова. Правда, может быть, не безобидные байки Шведова, а чрезмерное употребление спиртосодержащих смесей давало такой эффект, — так молодому пилоту, Саше Петренко, было, похоже, интересно слушать рассказы приезжего проверяющего. Как же, свежий столичный юмор…

Тем временем ориентиров становилось все меньше. Давно уже накрапывал дождь, а теперь вертолет зашел в зону густого тумана. Внизу было практически ничего не видно, хотя летели на маленькой высоте — метров тридцать над землей.

Пилот начал тихо ругаться:

— Из-за чрезвычайного положения всем дали команду летать на малой высоте, в переговоры с диспетчерами не вступать… А тут еще приборы барахлят…

— Может, и не из-за чрезвычайного положения? — хохотнул Шведов. — Может, чтобы браконьеры тебя не услышали и не увидели раньше времени? Они сейчас хорошо технически оснащены.

— Да что в Селенге ловить? — легкомысленно отозвался пилот. — Потом сетями ее не перегородишь полностью… А так — пусть себе ловят…

Похоже, несмотря на то что вертолет принадлежал комитету по рыболовству и пилот работал на ведомство Гнилорыбова, представление о браконьерстве он имел весьма слабое. Больше, наверное, приходилось возить начальство да проверяющих, а не летать с инспекционными проверками.

Что же касается военных, чьи приказы в Прибайкальском округе выполняли сейчас все без исключения, — на то оно и чрезвычайное положение. Когда надвигается война, проблемы рыболовства сами собой отходят на второй план.

— Реку потерял! — возмущенно воскликнул Петренко. — Ну просто тотальное невезение какое-то!

— Фатальное, — машинально поправил его Николай, а потом подумал: не все ли равно? Может быть, и тотальное…

— До границы-то далеко? — поинтересовался Борис.

— Не так чтобы… Сейчас уже километров тридцать осталось. Наушки — они ведь на самой границе. Пограничная железнодорожная станция…

Еще на пути к Гусиноозерску Давыдов нашел-таки бумажку, в которой было записано название населенного пункта. Наушки. Действительно, забавное название.

— А не пролетим границу в таком тумане? — продолжал донимать пилота Шведов.

— В таком тумане и в Китай улететь можно, — «обрадовал» пассажиров пилот. — Нам бы реку найти. По-моему, она где-то слева осталась…

Вертолет слегка развернулся и понесся на юго-восток. Земля была в каких-то десяти метрах от вертолетного шасси.

— Как бы нам с какой-нибудь высоковольткой не встретиться, — пробормотал Николай. — Не заметишь, как лопасти отлетят…

— Тоже верно, — вздохнул пилот, — Куда лечу — не видно.

— Так поднимись повыше.

— А толку? Во-первых, монголы нас на радаре засекут. Во-вторых, даже если над облаком поднимемся, землю-то не видно будет. А облака здесь высоко… Можем и не подняться.

— Ты хоть скорость сбавь, — предложил Шведов.

— Да нет здесь проводов, — успокоил пассажиров Петренко. — Некуда их тянуть. А те, что есть — низко.

Вертолет летел широкими зигзагами. Внизу проглядывали то группки деревьев, то начинающая зеленеть и цвести степь.

— Тут весна поздно приходит, — прокомментировал природную обстановку Борис. — Холодно еще. Кое-где даже снег лежит. Доводилось в этих краях бывать?

— Нет, — ответил Николай. — Я и в Сибири-то только один раз был. Мы с матерью к отцу приезжали, он где-то там в армии служил. Мне года три было. Почти ничего не помню.

— Сибирь — это Сибирь, — отозвался со своего кресла пилот.

— А я срочную в Монголии служил, — вздохнул Шведов. — Когда у нас еще дружба была. Хорошая страна. Дикая.

Вдруг тон Бориса изменился, он даже подскочил в своем кресле:

— Ты гляди, Саша, юрта!

— Ну и что? — спокойно спросил пилот.

— Как что? Откуда у нас юрты? Это уже Монголия!

— Совсем не обязательно. Буряты со стадами кочуют. Может, и не буряты, а те же монголы. Их в последнее время много в Союз понаехало… Не всем новые порядки нравятся. А нам что — не жалко… Пусть едут.

— Я что-то раньше здесь юрт не видел, — протянул Шведов.

— Нет, встречаются. В городах, конечно, редко. А в степи стоят.

Некоторое время летели молча. Спустя минут пятнадцать и пилот начал беспокоиться.

— Не в ту сторону, наверное, летим. Селенги нет и нет. Наверное, справа осталась.

— Так поворачивай вправо!

— А может, и не осталась… Зависит от того, сколько пролетели. Мы ведь и на юг забирали… Я здесь всех излучин не помню.

Николай откашлялся:

— Послушай, Саша, а с диспетчером связаться никак нельзя? Он ведь нас должен видеть на радаре?

— Не факт… Мы от радаров прятаться стараемся. И на связь выходить категорически запрещено. У нас работу найти трудно, так что я инструкций нарушать не буду.

— Может, сядем, осмотримся? — предложил Шведов.

— Ты еще скажи — обнюхаемся! — резко бросил Николай. — Если нам с высоты ничего не видно, что ты на земле найдешь? Или ты специалист-почвенник?

— Ну, я вообще-то больше по радиофизике специализировался. И в комитет по рыболовству как инженер попал…

— Поднимайся выше, Саша! — приказал Давыдов. — Может, не везде туман…

Как ни странно, пилот его послушался. Продолжая движение на юг, винтокрылая машина начала резко подниматься. И вдруг вынырнула из тумана. Впереди четко просматривались высокие холмы, поросшие лесом, степь… Реки видно не было. Она, наверное, скрывалась за туманом справа от вертолета.

— А это не наш лагерь? — Давыдов указал вниз. Савченко по телефону объяснил ему, что полевая база ИТЭФа расположилась не в самом поселке, а в полевых условиях, неподалеку от места дислоцирования одной из мотострелковых дивизий.

Здесь едва ли не на границе тумана стояло несколько юрт, три «КамАЗа», джип и два танка, пушки которых были повернуты на север.

— Нет, это не наш лагерь, — прошептал Шведов, вглядываясь в рисунки на танковой броне — высокий столбик из кружков, треугольников и завитушек красного цвета. — Мы уже в Монголии, Саша!

— Вижу, — процедил пилот.

— Так ныряй в облако!

Петренко заложил крутой вираж. Для того, чтобы развернуть машину, ему пришлось потратить порядком времени. И вертолет оказался прямо над лагерем вероятного противника. Монголы и какие-то личности европеоидного типа, сновавшие вокруг техники, засуетились. Один из солдат — скорее всего, часовой — прямо с башни танка ударил по вертолету из «Калашникова». Хорошо, что не догадался использовать крупнокалиберный пулемет, а «Калашников» китайского производства после нескольких выстрелов заклинило.

— Сволочь! — стиснув зубы, шептал пилот. — Вот сволочь!

Николаю почему-то пришло в голову, что нужно отстреливаться. Ведь на них нападали, а оружие было только у него. Поэтому он достал своего «Макарова» и выставил его в окно. Впрочем, стрелять по молоденькому монгольскому солдату Николай не хотел. И выпустил несколько пуль в открытый джип, понимая, что танковой броне и граната не страшна.

— Что ты делаешь? — взмолился Шведов, порываясь оттащить Николая от окна.

И действительно, заметив, что противник ведет ответный огонь, монголы засуетились еще сильнее. Кто-то уже выбегал из юрты, неся на плече устройство, напоминавшее армейский противотанковый гранатомет…

Но вертолет наконец развернулся и скрылся в тумане. Стрелять теперь можно было только на звук — занятие малоперспективное. Если у монголов и их друзей не было самонаводящихся зенитных комплексов.

— Ходу, ходу! — закричал Шведов. — Пес с ними, с Наушками! Летим хоть куда-нибудь!

— Далеко не улетим, — мрачно заявил пилот. — Бензобак пробит. Повезло, что керосин не загорелся. Нужно садиться, а то упадем.

То ли солнце стало прогревать воздух, то ли вертолет изменил курс и вошел в зону меньшей влажности, но туман поредел. Двигатель работал исправно, однако стрелка указателя топлива падала. В салоне сильно пахло керосином.

— Одна дырка в баке или две, — предположил Петренко. — Надо же было ему, гаду, попасть!

— Хорошо, в нас не попал, — нервно заметил Шведов.

Пилот бросил на него косой взгляд, красноречиво говоривший, что такой вариант устроил бы его больше, чем пробитый бензобак.

— А вот и юрта! — обрадовался Петренко, высмотрев впереди большое белесое пятно. — Возле нее мы и сядем!

— По-моему, это не слишком разумно, — подал голос Давыдов. — Лучше бы сесть в степи и попытаться незаметно перейти границу. И, может, нас обнаружат спасатели…

— Поворачивай от юрты! — закричал на пилота Шведов.

— Ну нет, — упрямо сжал зубы молодой человек. — Мне вертолет терять никак нельзя. Бак залатаем, монгола за керосином пошлем. И тогда улетим.

— Какой вертолет?! — возмутился Шведов. — Гори он огнем! Самим бы не попасться!

Но пилот уже не слушал своего начальника.

— Захотите — уйдете в степь, — предложил он. — Я скажу, что был один. Так даже лучше — вас и искать не станут. Но вертолет я не брошу.

— По рации вызвать подмогу никак нельзя? — спросил Давыдов.

— А не работает рация, — признался вдруг пилот. — Просто наглухо сломана. Не положено, конечно, так летать, но начальство заставляет. Вертолетов мало.

— И телефоны мобильные здесь, наверное, сеть не берут… — предположил Николай.

— Еще бы. Дикая степь, — подтвердил Борис. — Разве что спутниковые аппараты. Да и то я не уверен. А ближайшая ретрансляторная сотовая станция — в Гусиноозерске.

— Монголы нам помогут. Если заплатить. — заявил Петренко. — Им все по барабану. И политика, и война. Пока их не трогаешь, и они не трогают. Спокойный народ.

— Что-то разумное в том, чтобы обратиться к местным, есть, — согласился с пилотом Шведов.

Впрочем, может быть, он сделал это, чтобы не терять лицо. Все равно его команды не выполнялись. А скрываться в степи и в перелесках — занятие не для правительственного чиновника, а для солдата-спецназовца. В конце концов, они ведь не делали ничего противозаконного. Просто заблудились! Только Давыдов зачем-то открыл пальбу…

Вертолет неуклюже опустился на землю метрах в тридцати от юрты. Оттуда, привлеченные шумом винтов, уже высыпали дети. Да и взрослые на стоянке тоже имелись. Их силуэты маячили в тумане. За первой юртой угадывались очертания других юрт — по меньшей мере двух.

Всхрапывали животные, потревоженные шумом вертолета. Слышался железный лязг. Пахло горьким дымом.

Шведов спрыгнул на зеленую траву и широко улыбнулся детям:

— Чичики! Сайн байн у!

Дети хмуро, исподлобья смотрели на человека в темном костюме при галстуке и в остроносых лакированных туфлях.

— Здравствуйте, — сказал зачем-то и Давыдов, хотя было ясно, что особого дружелюбия дети не проявляют, а русского языка, скорее всего, не знают. И шепнул Шведову: — Ты что сказал?

— То же, что и ты.

— «Чичики» — это «здравствуйте»?

— «Чичики» — это дети. Здравствуйте — «сайн байн у».

Из-за юрты вышел пожилой монгол, и дети защебетали, запищали. Давыдов различил особенно часто повторяемые слова «канпан» и «дарга». Взрослый гортанно выкрикнул что-то, и дети смолкли, а один из них громко заявил: —

— Гуру канпан. Хоер канпан-дарга.

— Это они о чем? — шепотом спросил Давыдов. Шведов, как знаток монгольского, сообщил:

— Канпан — это значит человек, мужчина. Или русский. Я точно не знаю. Они не слишком-то нам значения некоторых слов объясняли… Чтобы мы их не всегда понимали.

— А гуру? Учитель?

— Нет, — немного подумав, заявил Борис. — Гуру — значит три. А хоер — два. Нэг, хоер, гуру, дуру, тав…

— Это еще что?

— Цифры от одного до пяти. Дальше я не знаю. Монгол оглядел вертолет, присмотрелся к путешественникам и, прищурившись, чисто спросил:

— Русские?

Вопрос был не то чтобы каверзным, но каким-то предостерегающим. По интонации монгола выходило, что русским здесь появляться лучше бы и не следовало.

— Русские, — не стал спорить Николай.

— Ну, я, например, украинец, — уточнил пилот. — Петренко моя фамилия.

— Да и у меня историческая родина на востоке… Точнее, отсюда — на западе, — объявил кучерявый Шведов. — У берегов Мертвого моря.

— Открещиваетесь от страны, где живете? — строго спросил Николай.

— Да нет, все мы русские. В какой-то мере, — пошел на попятную Борис. — Граждане Евразийского Союза. Сайн байн у, канпан!

Последняя фраза адресовалась уже монголу.

— Солдаты? Разведка? Десант? — поинтересовался монгол.

— Заблудились, — ответил Николай.

— Ошибка навигации, — пояснил Шведов. И словно бы про себя добавил: — И откуда он такие слова знает?

— В военном училище в Москве учился, — услышал его монгол. Говорил он гортанно, но почти без акцента. — Вспышка справа, газы!

И добавил еще кое-что нецензурное. Не в обиду чужеземцам — шутил.

— Так ты, стало быть, офицер? — заметил Петренко.

— Был офицер, теперь овец пасу, — ответил монгол. — Хао Тсурен.

— Что он сказал? — тихо переспросил Давыдов у Шведова.

— Представился, — так же тихо ответил тот.

— Здравствуй, Хао Тсурен, — вновь обратился к монголу Давыдов, беря бразды ведения переговоров в свои руки. Шведов, хоть и знал немного монгольский, явно был растерян и ничего путного сообщить не мог. — Мы не слишком вас побеспокоили?

— Как сказать, — протянул монгол. — Зачем прилетели? Оружие есть?

— Есть оружие, — тут же заявил пилот. — Но стрелять мы не будем. Починим вертолет и улетим. Проблемы небольшие. Керосин у вас найдется?

— Шаман решит, что с вами делать, — спокойно проговорил Хао Тсурен.

Узнав, что русские прилетели не специально, он еще более уверился в себе. Одно дело — вражеский десант, другое — канпаны, потерпевшие крушение.

— Что еще за шаман? — забеспокоился Шведов. — Не было тут никаких шаманов…

— Шаманы всегда были, — усмехнулся монгол. — Только русским их не показывали. Зачем? Мягмар — хороший шаман. К нему Лосол-дарга из аймака ездит. Не бойтесь, не обидит…

Кто их не обидит, шаман Мягмар или Лосол-дарга, русские не поняли…

— Пойдем со мной, — пригласил Хао Тсурен. — Посидим, кумыса попьем. Шаман камлать закончит, с вами поговорит. Решит, что делать…

Николай снял пиджак, вытер вспотевшее лицо большим, из чистого хлопка носовым платком, купленным в магазине Думского Собрания. Платок был недешевым, стоил рублей пять. Но и пользоваться им было одно удовольствие.

— Тут, понимаешь, такое дело, Хао Тсурен… На границе ведь неспокойно… Военные ваши нас могут обидеть. Тебя как, из армии выгнали, или ты сам ушел?

— Обижаешь, — коротко бросил монгол. — Сам ушел. Архи не пил, устав соблюдал. Служить надоело. Сейчас лучше живу. Мяса вдоволь, свобода…

— А русских добром поминаешь?

— По-всякому, — хитро прищурился монгол, — Разные люди есть.

— Боюсь, если начальники ваши приедут — американцам нас сдадут, — гнул свою линию Николай. — Это для нас — верная смерть. Мы бы тебе денег дали.

— Шамана подождем, с ним поговорите, — продолжал настаивать Хао Тсурен. — Я в зимовье не старший.

— Некогда ждать.

— Не бросит шаман камлать из-за тебя! — строго воззрился монгол на Давыдова. — Дней в году много, куда спешить…

— Их любимая поговорка, — пояснил Шведов.

— Ну-ну, — вздохнул Николай. — Ты там что-то говорил насчет кумыса, Хао Тсурен?

Петренко полез в нутро вертолета, а Давыдов и Шведов отправились за монголом в юрту. Ребятня шла следом, чирикая между собой и стреляя в чужеземцев черными узкими глазками.

Возле входа в юрту дежурили три молодых монгола. Двое — с охотничьими ружьями, один — с автоматом Калашникова.

— Не сюда, — объявил Хао Тсурен. — Дальше.

— Заведут нас сейчас, — прошептал Шведов. — Посадят в «черную юрту»…

— В какую такую «черную юрту»? Тут только белые вокруг.

— Ну, в тюрьму. Это только называется так — «черная юрта». Хотя, может, они и на самом деле черные за колючей проволокой ставят. Чтобы сидеть противнее было на жаре…

— Не суетись, — одернул Шаведова Николай. — И шепчи поменьше. Тем более русский тут многие, как мне кажется, знают.

— Что там многие… Считай, все, — тихо отозвался Борис. Следующая юрта была не такой нарядной, как первая, но и не черной.

— Заходите, — предложил монгол.

— Не задень за порог, — предупредил Николая Борис. — Очень плохой знак.

Давыдов вошел в юрту, высоко поднимая ноги. Следом за ним ввалился Шведов.

Присели на войлок. Хао Тсурен — ближе к очагу, русские скромно, с краю.

— Здоровы ли ваши овцы? — спросил Шведов, пытаясь завести светскую беседу.

— Здоровы, — без энтузиазма ответил монгол.

— А с рыболовством у вас как? — осведомился чиновник.

— Тебя что, переклинило на рыболовстве? — Николай незаметно ткнул чиновника в бок. — До этого ли сейчас?

— Рыбу не ловим, — весомо ответил Хао Тсурен. — Хватает мяса и муки. Вы не голодны?

— Спасибо, — поблагодарил Давыдов. — Пока нет.

— Потом могут и не предложить, — тихо заметил Шведов.

— Тебе и сейчас не предлагают — только интересуются, — усмехнулся Николай.

Хао Тсурен прикрыл глаза, словно бы задремал.

— Ты иностранными языками не владеешь? — тихо спросил Давыдов рыболова.

— Ну, по-английски говорю. Даже неплохо В спецшколе учился.

— По-английски — не пойдет, — покачал головой Николай. — К тому же их в военном училище тоже могли английскому обучать. Даже очень вероятно…

— По-монгольски несколько слов знаю…

— Понял уже, — хмыкнул Давыдов. — Только я не о том. На ридной мове размовляешь?

— В каком смысле? — удивленно поднял брови Шведов.

— На языке Петренко.

— А какой у него язык?

— Ну на украинском, — начал раздражаться Николай. — Он же нам только что о национальности своей сказывал!

— Да, понимаю, кажется… Оно ведь похоже…

— Це нам — сходно, а властник наш, мабуть, ни зрозумиет. (Это для нас похоже, а наш хозяин, может быть, и не поймет.)

Давыдов лихорадочно припоминал слова языка братского славянского народа. Давалось это ему с трудом, хотя и в краю, где он вырос, некоторые старые люди говорили «по-хохлачьи», на смеси русского и украинского языка с жаргонизмами. С языком Тараса Шевченко «украинский» Давыдова имел мало общего. Но для выбранных им целей весьма годился.

— Так что? — поинтересовался Шведов.

— Так слухай сюда, дядько. Сашко зробит литак, та треба утикать… (Так слушай, дядя. Саша сделает вертолет, и нужно убегать.)

— Литак? — переспросил Щведов.

— Ну, винтокрыл.

— А

— Видпустят вони нас чи ни? От в чем пытання… Або в будинке зачинят? (Отпустят они нас или нет? Вот в чем вопрос. Или закроют в доме.)

— Починят? — опять не понял Шведов.

— Зачикай. Слухай. Треба робить нашу справу, — гнул свое Давыдов, — Вантажить литак, та и ходу, Збрую у чоловикив бачив? (Подожди. Слушай. Нужно делать наше дело. Грузить вертолет и убегать. Оружие у мужчин видел?)

— Бачив, — неожиданно понял Борис. Видно, память предков, проживавших во множестве на плодородных землях Украины, наконец прорезалась. Или рыболов просто начал приспосабливаться к диалекту Давыдова.

— И що робить почнем? (И что будем делать?)

Шведов пожал плечами.

— Так смекай, друже, смекай. Сашко казав, що справа на годину-другу… (Так соображай, дружок. Саша говорил, что дело на час-другой.)

— На год? — озадаченно переспросил Шведов.

— Миг, хвелина, година, день, — выстроил логический ряд математик.

— А… Скоро…

— Швидко.

— Треба ли нам с головным властником размовлять або зараз потакаем? (Нужно ли нам с главным хозяином разговаривать или сразу убежим?)

— Как придется, — вздохнул Шведов.

Он, похоже, не против был сдаться властям. Да что ему — обменяют на какого-нибудь монгольского нарушителя. В худшем случае будут содержать как военнопленного, без нарушений Женевской конвенции. Заправляли ведь здесь американцы…

А Давыдов был носителем секретов, секреты эти нужно было выжать, а потом носителя уничтожить… И Николай тоже хорошо это понимал.

— Звали меня? — приоткрыл один глаз Хао Тсурен. — Не пойму я вас что-то…

— Так мы ж хохлы, — нагло заявил Шведов. — По-москальски тики трохи розумием…

Сколько ни думали гости-пленники, а ничего хорошего в голову не приходило. Открыть пальбу? Перевес был не на их стороне. Да и стрелять в людей, не сделавших им пока ничего плохого, даже не разоруживших, Давыдов решительно не желал.

Раздражала необходимость ждать. Что толку встречаться с шаманом? Можно подумать, он разбирается в политике и международных отношениях…

Не прошло и часа, как в юрту вбежал молодой монгол и что-то сообщил Хао Тсурену — на своем языке, разумеется.

— Шаман камлать закончил, — сообщил пожилой монгол. — Знает уже, что вы прибыли. Духи ему сказали. Тебя особенно видеть желает.

Хао Тсурен ткнул грязным крючковатым ногтем в Давыдова.

— Что ж, мы готовы, — заявил Николай.

— Явна, — сказал монгол. — Пойдем то есть.

Выйдя из юрты, Николай и Борис обнаружили, что вокруг собралась, наверное, большая часть кочевья. Припекало солнце, но монголов оно не смущало. Никто не стремился спрятаться в тень юрты.

— Ух! — громко выдохнул в адрес соплеменников Хао Тсурен. И добавил что-то по-монгольски, требуя, чтобы все разошлись.

— Работать не хотят, — пожаловался он гостям. — Смотрят. Лишь бы было на что смотреть.

— Дней в году много, куда спешить, — отозвался Шведов.

— Сайн! Верно говоришь! — рассмеялся монгол.

— «Сайн» — значит «хорошо», — перевел товарищу Шведов.

У юрты шамана стоял только один охранник с ружьем. Войдя внутрь, Давыдов увидел и остальных. Теперь уже два автоматчика в камуфляже и трое в халатах-дэлах с длинными ружьями.

Шаман восседал на возвышении — может быть, на стопке войлоков. Одет он был в красно-синие одежды, на груди — небольшая декоративная маска, изображающая онгона — трехглазого духа с большими клыками и высунутым языком, голова которого была украшена человеческими черепами.

На вид шаману было лет пятьдесят. Цепкий взгляд раскосых черных глаз, казалось, проникал в душу.

— Именем вечного синего неба, — проговорил шаман на чистом русском языке. — С чем вы пришли?

— Просим помощи и защиты у вашего очага, — поспешно сказал Борис.

— Нет, — покачал головой шаман. — Не за тем вы пожаловали. Помощи вам дать мы не можем. Духи не велят. Вот этот, — шаман ткнул ногтем в Давыдова, совсем как Хао Тсурен недавно, — вообще чужой. Не человек.

«Пожаловали», — отметил про себя Давыдов. — Ишь, как излагает. Тут не простое военное училище. Не иначе в Университете дружбы народов учился. Или еще где на каком-нибудь марксистско-философском факультете… И специализировался на кафедре научного атеизма. Что ж он меня в нелюди записал?»

— Не из нашего мира, — объявил между тем шаман.

— Откуда такие сведения? — поинтересовался Николай.

— Духи поведали, — скупо улыбнулся монгол. Маска онгона на его груди вдруг шевельнулась, словно бы сама собой. — Тебя увидел и понял — чужой. Аура другая.

«Ишь ты, „аура“, — усмехнулся про себя Давыдов. — А духи тебе подсказали или, скажем, прыгунцы — вопрос интересный».

— Может, мы тогда полетим? Вы нам только керосина дайте, — попросил Шведов. — Мы заплатим… Тугрики есть, доллары, рубли. Все, что хотите.

— Никуда вы не полетите, — спокойно и тихо отрезал шаман. — Наши американские друзья уже в пути. Но и их ждет несколько неприятных сюрпризов. А своих людей я под пули подставлять из-за вас не буду.

— Ты вызвал американцев? — со злостью спросил Шведов.

— Американцы что-то и сами соображают. Хотя до русских им далеко. Вертолет найти они могут. Из космоса. Но долго возились. Да и мое зимовье они обычно стороной объезжают… Не люблю, когда они здесь появляются.

Словно подтверждая слова шамана, вдали послышался гул мощных моторов. А Николай подумал, что отношение шамана вряд ли волнует американцев. Хотя зачем раздражать местных жителей, если в этом нет нужды?

— Напрасно нам помочь не хочешь. — Давыдов еще надеялся договориться с монголами. — Американцы вам хорошего не сделают. А за меня наши хорошо заплатили бы…

— Помочь я не могу. Другие тебе помогут, — ответил шаман. — А денег я за людей не беру. Неправильно. Кому помощь нужна — те сами дадут, что надо… Но ты не бойся — мы с тобой еще свидимся. Скоро.

— Может быть, — не стал спорить Николай.

— Скажите своему пилоту, чтобы не стрелял, — обратился шаман к Шведову. — Ни к чему это. Только хуже будет.

— У него — ракетница, — вздохнул Шведов. — Нам бы пару автоматов — мы бы показали, что русские просто так не сдаются!

— Ты же вроде не русский, — усмехнулся Давыдов.

— Но ты же русский! Вот ты бы и показал! А я бы тебе помог. Как всегда. Мы вообще отчаянные! Как ты считаешь, монголы похожи на арабов?

— Только цветом кожи. Менталитет другой. Скажи спасибо шаману, что не приказал пострелять нас и не ограбил.

— Баиртля, Мягмар, — сдержанно кивнул шаману Борис. — Пойдем мы.

— Байартай, — склонил голову шаман. — Идите. Не поминайте лихом.

— Эх, а я дырку в бензобаке уже залатал. До границы дотянули бы, если бы керосина нашлось литров двадцать, — сообщил Петренко, когда к вертолету в сопровождении двух автоматчиков вернулись Давыдов и Шведов. Монголы поспешно отошли в сторону. Действительно, люди с оружием у вертолета могли вызвать у американцев самую негативную реакцию.

— Да ладно, может, у них и керосина нет, — вздохнул Николай.

— Что же они, юрты на лошадях перевозят? Сейчас у каждого уважающего себя монгола есть трактор, — объяснил Петренко. — А те, кто побогаче, ездят на «КамАЗах». А «КамАЗы», как известно, работают на бензине. Большинство.

— Не на дизтопливе? — уточнил Давыдов.

— Нет.

Впрочем, был у шамана Мягмара керосин или не было, дал бы он его непрошеным гостям или не дал — рассуждать на эту тему было поздно. По степной дороге пылили джип и два больших грузовика.

— Солидно идут, — заметил Петренко. — Им только вертолета поддержки не хватает. Или боевой машины пехоты на худой конец.

— Вертолет могут наши сбить. Запросто. Граница рядом, — усмехнулся Шведов. — Никто и возмущаться не станет. В армии Монголии, всем известно, вертолетов нет.

— Мне вообще непонятно, как американцы сюда попадают, технику доставляют? — недоумевал Давыдов. — Морских границ Монголия не имеет, мы вряд ли им «зеленую улицу» даем…

— Так ты сам на свой вопрос и ответил. Проще простого они сюда попадают. Через Китай! Китайцы им и воздушные коридоры — пожалуйста, и по железной дороге, вполне возможно, что-то перевозить помогают.

— Китайцам-то какой в этом интерес? Они ведь с Америкой не слишком дружат.

— Сотрудничают. — охотно разъяснял Шведов. — Не то чтобы любовь между ними большая, но все же. Американцы-то Тайвань сдали, признали его частью китайской территории. А желтолицые их в Монголию пускают. Почему бы и нет? Когда нужно будет, коридор воздушный закроют, и американцы все в ловушке окажутся. Да и проблема ли для китайской армии несколько батальонов спецназа в степях? Их авианосцы в Желтом море больше волнуют. Так что Китаю такое положение дел еще выгоднее, чем Америке!

Джип подрулил прямо к вертолету и затормозил, вздымая тучи пыли. Грузовики остановились поодаль. Из них выскакивали солдаты и брали вертолет и стоящих возле него людей на прицел автоматических винтовок и гранатометов.

Некоторые солдаты развернули стволы и в сторону юрт. Заметив гостей, монголы высыпали на пятачок между юртами и грузовиками и возбужденно гомонили. Многие люди, понятное дело, были вооружены, и это волновало американских солдат. Ситуация становилась напряженной.

— Хэнд ап! Сдавайтесь! — выкрикнул крупный офицер в серой пилотке и белой рубашке. Рубашка, впрочем, была изрядно присыпана пылью и белой считаться могла лишь условно.

— Это вы нам? — уточнил Давыдов.

— Йес. Если вы прилететь на геликоптер — вам.

— Я — депутат Думского Собрания Евразийского Союза, — предупредил Давыдов. — Со мной мои сотрудники — государственные чиновники. По какому праву вы нас арестовываете?

— Ноу арест, — возразил американец. — Задерживаем. Вас нам и надо, депутат. Большая удача вас найти.

— Мы протестуем! — неожиданно тонким голосом заявил Шведов.

— А визы вы иметь? Или дипломатический паспорт? — поинтересовался офицер.

— Мы с частным визитом, — пришлось признать Давыдову. — А вы что — пограничники?

— Пограничники — с нами.

Из-за широкого плеча американского офицера вдруг появился монгол в военной фуражке и полевой форме. Он тихо защебетал что-то. Слов разобрать было нельзя.

— Йес. Йес, — время от времени кивал офицер. — Сдайте оружие, — приказал он через некоторое время.

Давыдов решил не искушать судьбу и вытащил своего «Макарова»:

— Государственная собственность. Оружие самообороны.

— Отдай ракетницу, — приказал Шведов пилоту. — Все равно монголы из вертолета украдут.

Петренко полез в кабину и вынес ракетницу. Американец забрал и пистолеты, и портфель Давыдова, хотя в нем не было ничего, кроме пары белья, запасных рубашек и книги, которую Николай купил на лотке возле аэропорта — почитать в дороге.

— Неужели вертолет придется оставить? — побледнев, спросил Петренко.

— Куда деваться, — пожал плечами Шведов. — Я замолвлю за тебя слово в министерстве. Хотя по большому счету ты нас сюда завез…

— Его же к завтрашнему утру по болтику растащат!

— Такая судьба… А может, шаман не даст? Будет сам на нем в Дархан и Улан-Батор летать.

— Утешили! — вздохнул Петренко.

Давыдова, как лицо наиболее важное, поместили в джип вместе с командующим группой военных офицером. Шведова и Петренко определили в «КамАЗы», причем разные. Машины мчались по степи, вздымая клубы пыли. В пронзительно-голубом небе плыли огромные облака. Здесь, в Монголии, они были не такими, как в России. Если дома у Давыдова облако, как правило, имело горизонтальную протяженность, то здесь оно было словно бы рядом и «стояло» в небе как башня или как белоснежная сверкающая гора.

— Чем вызван ваш интерес к моей скромной фигуре? — поинтересовался Давыдов, вдоволь наглядевшись на облака. Юрты шамана скрылись за сопкой. — И, кстати, с кем имею честь?

— Советник генерала армии Монгольской республики Субэдэя майор Лайнел Джексон, — представился офицер.

— На ЦРУ работаете? — осведомился Давыдов.

Лицо майора Джексона осталось бесстрастным. На вопрос он не ответил. Впрочем, и так было ясно — если не на ЦРУ, то на АНБ.

— А вы точно Джексон? Не Джонсон? — вновь обратился к американцу Давыдов, вспоминая офицеров Тихоокеанской империи. Внешне Джексон не слишком-то походил на Джонсона, но все же… Фамилии были чем-то похожи, а в роль личности в истории Давыдов верил в последнее время все больше.

— Ноу. Джексон. Вы издеваетесь?

— Отнюдь, — ответил Давыдов, одновременно задумываясь, известен ли майору такой изысканный оборот русской речи. В разведшколе скорее должны были обучать языку матерному. Чтобы офицеры были ближе к народу. Да и к генералитету, если на то пошло.

— Я вот сейчас застопорю машины, да и расстреляю вас при попытке к бегству, — заявил вдруг Джексон. — Вместе с друзьями.

В последнем слове американец сделал ударение на первый слог.

— Шутка?

— Ноу шутка, — поморщился офицер как от зубной боли.

Монгол, сидевший на переднем сиденье, обернулся и радостно расхохотался, показав желтые крепкие зубы.

Трубка огромного спутникового телефона в накладном кармане кителя офицера затрещала, и Джексон быстро заговорил с кем-то по-английски.

— А вы, случаем, не генерал Субэдэй? — обратился уже к монголу Давыдов.

Монгол только приготовился ответить, когда Джексон спрятал трубку и изменившимся голосом проговорил:

— Много хотите знать. Скоро состаритесь. Стоп кар, Боб!

Водитель джипа показал левый поворот — специально для грузовиков, других транспортных средств на степных дорогах им ни разу не встретилось — и остановил машину.

— Я сожалею, господин Давыдов. Выходите, — приказал майор.

— Не понял, — протянул Николай. — Вы и правда собираетесь нас расстрелять?

— Да, — кивнул Джексон. — Поступил приказ из центра. Я, откровенно говоря, совсем не знать, кто вы есть. И я не есть сторонник радикальных методов. Надеялся, что приказ будет отменен. Но, как говорят русские, не судьба. Крепитесь.

Давыдов неожиданно засмеялся. Хотя он поверил майору, события развивались словно бы и не в реальной жизни. Надо расстрелять — так расстреливайте. И так слишком долго везло…

— А секрет подпространственного накопителя вы узнать не хотите?

— Не иметь ни малейшего желания.

— Может быть, ваше начальство захочет?

— Я пошлю запрос, — американец вновь достал из кармана огромную трубку армейского телефона. — Но потом вас, скорее всего, все равно придется расстреливать.

— Потом — это потом, — двусмысленно улыбнулся Давыдов. — Нельзя же вот так сразу расстреливать ведущих ученых конкурирующей державы! Их нужно переманивать на свою сторону.

— Вы есть ученый?

— Обижаете. Не депутат же. В первую очередь — ученый. Вы пошлите запрос…

— Вы будете хотеть на нас работать? — заинтересованно осведомился Джексон. Профессиональная подготовка давала о себе знать.

— Нет, — искренне ответил Давыдов. Он все еще не мог лгать. Да и зачем?

— А о подпространственном накопителе расскажете? Это есть очень секретный объект?

— Все разведки мечтали бы заполучить такую информацию. Меня за последние три дня вербовали представители двух спецслужб.

— «Моссад»? Ми-6? БНД? ДЖСЕ?

— Берите выше.

— Куда выше? — осведомился Джексон. — А, понимаю! Мои коллеги и ФБР… Почему же вы не пошли им навстречу?

— Возникли проблемы, — уклончиво ответил Николай.

— Вот и связь есть! — обрадовался Джексон. — Отойдите, пожалуйста, от машины, мистер Давыдов! Согласно инструкции мне необходимо разговаривать с представителями руководства один на один. Когда есть такая возможность.

— Пойдем, канпан, — взял Давыдова под руку монгол, сидевший на переднем сиденье. — Жаль, вы не открыли стрельбу у Мягмара. Мне бы очень хотелось сжечь его юрты. И вас вместе с ними.

— Зависть — плохое чувство, — наставительно произнес Николай. — Ты бы лучше в монахи пошел. Как Хао Тсурен.

Монгол зло оскалился, резко взмахнул рукой, то ли собираясь ударить Давыдова, то ли выражая всю полноту своих чувств. От его военной формы пахло прогорклым бараньим жиром и дымом.

— Он не в монахи пошел, а к шаману. Большая разница. Его я и ненавижу! Чморил меня еще в Союзе… В военном училище…

По молодой траве, обдуваемой теплыми ветрами, было легко и приятно идти. Давыдов так и ушел бы от всех — за горизонт, в туманы, к звенящей Селенге, серебристому Орхону. Где-то на востоке несла свои воды река, рядом с которой в молодости кочевал Темуджин, ставший позже Чингисханом и завоевавший полмира. Река называлась Керулен, и считалось, что ее вода сладка для любого монгола…

Где-то на северных склонах сопок, в лесах, еще лежал снег. А здесь… Бродить бы между зеленеющих холмов и цветущих полян да радоваться жизни!

Степь была украшена яркими цветами — дикими лилиями-саранками, причудливыми оранжевыми колокольчиками, синими, желтыми и другими цветами, названий которых Николай не знал. Доверчивый, непуганый тарбаган, животное, столь любимое депутатом-экологом Скорняковым, показал любопытную мордочку из норы метрах в тридцати от того места, где остановились машины…

Недолго длившаяся идиллия оборвалась.

Монгол, сопровождавший Давыдова, резко сорвал с плеча автомат и выпустил в сторону пушистого зверька длинную очередь. Еще несколько американских солдат с грузовиков принялись палить туда же — сработал «синдром охранения». Стреляет кто-то, стреляй и ты!

Джексон, все еще беседующий с начальством, возмущенно взмахнул руками.

— Прекратить, Бэгэр! Что ты делаешь? Монгол прищурился, проворчал что-то сквозь зубы, но закинул автомат на плечо.

— Ты всех ненавидишь, Бэгзр? — спросил Давыдов.

— Всех, — совершенно спокойно ответил монгол. — Но русских — особенно.

— За что?

— Устанавливали здесь свои порядки… Хотели захватить нашу землю, сделать из нас рабов.

— Почему вы тогда с майором говорите по-русски?

— Джексон не знает монгольского. А я — английского. Проклятые оккупанты заставляли нас учить свой язык.

— А как же прыжок из феодализма в социализм? — вспомнил уроки политграмоты Николай. — Все заводы, фабрики, шахты, дома?

— Монгол должен жить в юрте, — огрызнулся Бэгэр. — А фабрики ваши отравляют наши чистые реки, засоряют степи! Вы и землю нас заставили пахать, тревожить ее священный покой. Земля этого не прощает!

Давыдов подумал, что стрельба по тарбаганам из автомата вряд ли будет воспринята землей, или природой, или духами — кем ни посмотри — с лучшей стороны, чем вспашка земли. Но это с точки зрения русского менталитета. Для монголов все может быть по-другому. Тарбаган — законная добыча. Жир и мясо. И убить его любыми средствами — право охотника.

Наконец майор Лайнел Джексон закончил переговоры и кивнул Бэгэру. Вид у него был пасмурный.

— Выведите пленных из машин, — приказал он солдатам. — Быстро! Отделению О'Доннела остаться. Остальным ждать нас за холмом, на дороге в Дархан.

Что ж, ситуация становилась предельно ясной. Майор оставил расстрельную команду и отпустил остальных. Лишние свидетели ни к чему. Борис Шведов тоже все понял. Губы у него побледнели, но держался он стойко. А Саша Петренко, похоже, не верил, что их короткое путешествие подошло к концу.

— Мы же цивилизованные люди, — начал Шведов, обращаясь к американцу, но Давыдов прервал его:

— Вам не повезло, что вы оказались со мной, Борис. Не знаю, чья злая воля преследует меня на этот раз, но они достали меня и здесь. Так что простите, ребята… Кстати, майор, может быть, их вы все же не будете убивать? Отправите в лагерь для военнопленных. Инструкции ведь наверняка пришли только относительно меня…

Джексон покачал головой:

— Ноу. Яму будете копать?

— Обойдетесь, — заявил Давыдов. — Пусть нас коршуны клюют.

— А может, покопаем? — засомневался Шведов. — Все время лишнее поживем. Мало ли что… И вообще как-то уютнее в земле лежать.

— Мне все равно, — бросил Николай. — Я копать не буду. Лицо Петренко, который внимательно прислушивался, вытягивалось все больше.

— Это вы о чем, ребята? — спросил он, забыв уже, что с ним вовсе не друзья-товарищи, а влиятельные руководители. Обстановка способствовала сближению.

— Шлепнуть нас американские друзья собираются, — объяснил Давыдов. — Здесь и сейчас.

— Может, выручат наши? — с надеждой спросил Петренко, поглядывая на небо.

В высокой голубизне на фоне пышных облаков можно было разглядеть только несколько черных точек. Орлы, коршуны или даже просто вороны?

— Может, и выручат, — утешил и товарищей и себя Шведов. Он в небо не глядел.

Давыдов промолчал. Выручить могут, да только вряд ли «наши». Скорее именно они и дали наводку американцам. И подсунули неисправный вертолет. Ну, не все, конечно, на Родине предатели. Только предатель, сделав свое дело, должен был позаботиться и о том, чтобы помощь не пришла вовремя.

Американцы лопотали что-то на своем языке, пересмеивались.

Шведов обратился к Николаю:

— Понимаешь, о чем они говорят?

— Не вполне. А ты понимаешь?

— Ну не зря же я в английской спецшколе учился. Хотя, может, и зря. Эти собаки обсуждают, разрешит ли им Джексон отрезать наши уши и сохранить в качестве трофеев. Как во Вьетнаме.

Петренко вскинулся:

— Я не хочу, чтобы мне отрезали уши!

— Тебе не все равно будет, когда пулю в лоб пустят? — вздохнул Давыдов. И обратился к майору Джексону: — Мы требуем соблюдения Женевских конвенций. Над пленными запрещено издеваться, принуждать их трудиться, убивать без суда!

— Да, это верно, — ответил американец. — Но у меня строгий приказ. Я не могу его не выполнять. Перед судом отвечать тот, кто приказ отдавать.

— Преступные приказы не выполняются! — возмутился Шведов.

— Я — добросовестный солдат. Скажите спасибо, что я не отдать вас Бэгэру. Он бы вам резать глотки. Медленно. Или в землю живыми закопать.

— Спасибо, — холодно кивнул Давыдов. Благодарности в его взгляде не читалось.

— А теперь стройтесь. На фоне того холма, — Джексон указал на лесистую пологую горку с норой тарбагана на склоне.

— Да у меня жена молодая, — попытался еще раз объяснить солдатам Саша Петренко. — Ребенок маленький. Их обеспечивать некому будет! Я ведь даже не военный! Обычный гражданский специалист!

Ствол автоматической винтовки уперся в спину пилота, и ему оставалось только замолчать и следовать за Давыдовым и Шведовым, бредущими к голому подножию холма.

— Мы для них не люди! — в сердцах бросил Давыдов, глядя в застывшие от ужаса глаза Петренко. — Враги. Ты сам посмотри: эти американцы — те же роботы, они будут делать все, что им сказали. Считают, что защищают систему своих ценностей, свою страну, когда суют нос во все уголки земного шара. Это они у вас тихие. А я уж навидался, поверь…

— Может, дадим деру в лес? — тихо спросил Шведов. — Они ведь нас не связали…

Давыдов смерил взглядом расстояние до ближайшей группы деревьев. Метров семьсот. Даже если бы они были чемпионами по бегу, а американцы решили стрелять через две минуты после их старта, шансы равнялись нулю.

— Проявим уважение к нашим врагам, — нарочито громко, чтобы услышал Джексон, проговорил Давыдов. — Они ведь нам доверяют. Может быть, солдаты майора только и ждут, когда мы зададим стрекача. В стоящих людей, которые тебе ничего плохого не сделали, выстрелить не каждый сможет, будь он хоть трижды солдат. Даже если это враги. А в беглеца — почти любой. Древний инстинкт.

— Стоять! — приказал майор. — Хотите повернуться к солдатам спиной? Или завязать вам глаза?

— Хотел бы я встретиться с вами в честном бою, майор, — усмехнулся Давыдов. — Тогда бы вы поняли, что русские — не запуганные американским высокотехнологичным оружием представители стран третьего мира. Здесь вам не Персидский залив и не Югославия.

— При чем здесь залив и Югославия? — не понял Джексон. — Военные действия американской армией там никогда не велись…

— Это я так, о своем. Хоть бы вертолетчика отпустили. Он здесь при чем?

— Свидетель, — равнодушно бросил американец. — Приказ — расстрелять всех. Мы не можем рисковать.

— Солдаты ваши не свидетели?

— Солдаты давали присягу.

— А монголы?

— Зачем им болтать? Да и кто им поверит? Другое дело — ваши сотрудники.

Шведов, не переставая, поглядывал по сторонам. Степь вокруг просматривалась отлично. От утреннего тумана не осталось и следа. Вокруг — никого. Небо тоже было чистым.

— Хорошо бы сжечь их вместе с вертолетом, — вмешался Бэгэр. — И с юртами Мягмара. Можно списать все на аварию. И шамана заодно ликвидировать.

— Такого приказа не поступало, — холодно ответил Джексон. — И не повезем же мы их обратно к вертолету? Be prepared, boys! (Приготовились, ребята!)

Пятеро солдат сняли с плеча винтовки и выстроились в ряд. Джексон и Бэгэр встали чуть поодаль. Остальные, в том числе и водитель, отошли за грузовик. Зачем смотреть на то, что тебя не касается? Особенно когда зрелище не очень-то приятное. Командовал солдатами высокий мужчина с такой же автоматической винтовкой. Видимо, это был О'Доннел — командир взвода.

Сержант что-то утробно рявкнул. Лязгнули затворы, солдаты начали поднимать винтовки. Сашу Петренко колотила дрожь… Давыдов, не имеющий жены и детей, подумал, что нужно надеяться на лучшее. В том смысле, что жизнь не кончается со смертью. Что касается ИТЭФа — им придется искать нового математика. Возможно, в мирах второй гармоники. Если дела пойдут так и дальше, в ближайших измерениях Давыдовых быстро выбьют. А Даша и родители… Что ж, родителям будет тяжело. А Даша, наверное, быстро утешится.

На душе было муторно.

Солдаты не успели прицелиться, как рядом с ними, с обеих сторон от строя, появились два нечетких силуэта, которые очень быстро обрели форму. Шаг левой фигуры — и у одного из солдат отлетела голова. Шаг правой, удар кривым кинжалом — и другой рухнул как подкошенный. Две секунды — и расстрельная команда вместе с сержантом была полностью уничтожена.

Один из солдат успел нажать на спусковой крючок своей автоматической винтовки и дал очередь «в молоко». О том же, чтобы стрелять в пленников, и мысли не возникло. Попробуйте выполнить приказ и стрелять по заранее намеченной цели, когда на вас несется нечто с обнаженным клинком! Причем это «нечто» уже уложило нескольких ваших товарищей. Тут и у самого хладнокровного воина нервы сдадут.

Бэгэр отбросил в сторону автомат, заверещал как недорезанный, хотя его никто и пальцем не тронул, и помчался прочь от страшного места. Бежал он, петляя и истошно крича по-монгольски. Различить можно было только слово «онгон».

Джексон побледнел как полотно и стал судорожно вырывать из кобуры пистолет. Пистолет застрял. Тем временем фигуры в черных балахонах с обнаженными клинками придвинулись к нему.

— Стоп, мэджор! — скомандовал высокий меченосец.

Давыдов сразу узнал вкрадчивый голос — он принадлежал Шарпу, главарю тихоокеанских разведчиков, державших его на даче в поселке, где жил Дашин отец. Точнее, не Шарпу, а его ипсилон-проекции.

Майор обменялся с напавшими на его людей несколькими короткими фразами по-английски, оставил в покое пистолетную кобуру и бросился к джипу. Там он взял спутниковый телефон и принялся судорожно нажимать на кнопки.

Между тем за грузовиком, где укрылись остальные солдаты, было тихо. Не иначе хрипы своих товарищей они приняли за последние стоны расстреливаемых. Выстрелы в такой ситуации их, естественно, тоже не могли смутить.

Покидать свое укрытие солдаты не торопились. Джексон еще не отдал приказ закапывать трупы. Прямо скажем, это не тот случай, когда хочется проявить рвение.

Шарп аккуратно придерживал кривой нож у горла майора, пока тот разговаривал по телефону. Что-то спросил у него. Джексон ответил, но пришельца из другого мира ответ не устроил. Он задал вопрос еще раз, уколов шею майора кончиком ножа. Что ж, методы допроса Шарпа Давыдову были знакомы.

— Ай донт ноу! — прокричал Джексон и упал с перерезанным горлом, захлебываясь кровью.

Второй нападавший, не теряя времени, скрылся за грузовиком. Несколько сдавленных криков показали, что солдат, потерявших бдительность, удалось нейтрализовать очень быстро.

— Спасены? — с надеждой спросил Шведов. Губы его дрожали. Не каждый день у тебя на глазах убивают людей. Даже если эти люди собирались совсем недавно тебя расстрелять, особо буйной радости по этому поводу нормальный человек испытывать не будет. Разве что легкое удовлетворение.

— Вряд ли, — хмуро ответил Давыдов. — Меня они сейчас начнут пытать. А вас, скорее всего, уберут как лишних свидетелей. Так что по большому счету ничего не изменилось. Может быть, вам лучше попытаться бежать?

— Без тебя?

— Именно. Я останусь здесь. Догнать нас — для них не проблема. Но, вполне возможно, за одними за вами они не погонятся. Хотя бы Петренко к жене вернется…

— На меня тебе, похоже, наплевать, — обиделся вдруг Шведов. — Только о Петренко и говоришь.

— Ты — руководитель. Руководитель в ответе и за свои действия, и за подчиненных. Впрочем, я бы не хотел, чтобы ты здесь остался.

Пилот, похоже, вообще не понимал, о чем идет речь. Только тупо смотрел на распластанные в неестественных позах трупы.

— Прости, — прошептал Шведов.

— Вы меня простите, — Давыдов хлопнул Бориса по плечу. — Может, я еще и выкручусь. Бегите быстрее!

Шведов и Петренко сорвались с места и помчались к далекому лесу. Давыдов, напротив, пошел к джипу, возле которого серой громадой над поверженным Джексоном возвышался Шарп.

— Давненько не виделись, Николай, — мрачно заявил Шарп, в упор глядя на математика. — Или ты меня опять не помнишь? Опять двойник?

— Помню, конечно, — невесело усмехнулся Давыдов.

— Тогда что это за игры? Как же наш договор? Ты сделал то, о чем мы договаривались?

Николай постарался, чтобы на его лице не отразилось недоумение. Какой договор? С кем он в последнее время договаривался? Его пинали все, кому не лень, выбивали из него сведения, которых он не имел, и собирались отправить на тот свет. Может быть, в подвале они действительно договорилось о чем-то, прежде чем Кошкин ликвидировал его мучителей, а он запамятовал?

— Напомните мне пункты обязательств, которые я не выполнил, — попросил математик.

Постоянно давящий на сознание «правдосказ», чьим действием Давыдов был обязан Шарпу и госпоже Игами, научил Николая новому искусству — формулировать фразы, позволяющие не врать и не говорить правду.

— Ты обещал дать внятное, на трех листах, изложение теории гиперпространственного сдвига, — раздраженно ответил Шарп. — А также изложить принцип действия под-пространственного накопителя. Если по первому пункту у нас претензий нет, то по второму остается много вопросов. Ты уже получил информацию о теории создания ипсилон-образов от нас и ни слова не говоришь о накопителе. Более того, уезжаешь, начинаешь прятаться, а потом подсовываешь вместо себя какого-то полудурка!

— Полудурка? — переспросил Давыдов.

— Ну да. Двойника из другого мира. Или опытный образец, которому вы полностью — промыли мозги — я все же придерживаюсь последнего мнения. Мы не успели вытянуть из него всю подноготную в подвале. Но, полагаю, наши конкуренты его устранили, когда узнали, кто он такой.

Хотел бы Давыдов подольше поводить Шарпа за нос! Но «правдосказ» так и приказывал заявить: «Полудурок — это я! И я вовсе не полудурок!» От такой логически противоречивой мысли к горлу Николая подступила тошнота. Или, может быть, сказалось пережитое. Все-таки его пытались расстрелять первый раз в жизни. Если не считать нескольких последних покушений, которые происходили неожиданно и психикой переносились гораздо легче.

— Для вас, наверное, будет большим сюрпризом тот факт, что я и есть перемещенный Давыдов? — язвительно, с трудно давшейся ему усмешкой доложил Николай. — Давыдов из далекой и технически отсталой глобулы?

— Ты, право, шутишь! — изменился в лице Шарп, или, вернее сказать, ипсилон-проекция Шарпа. — Ты покончил с противником, Сорлаг? Иди сюда! Для тебя есть работа! Мы тут имеем дело с опасным субъектом. Может, даже зомби!

Давыдов на «зомби» не обиделся. «Полудурок» задел его больше.

Мужчина внушительной комплекции с отталкивающим лицом вышел из-за грузовика.

— Слушаю, хозяин! — заявил он с украинским акцентом.

— Видишь — соотечественника твоего завербовали. Хороший специалист, — заметил Шарп, кивая на своего подручного.

— А почему он Сорлаг?

— Оперативное прозвище. Не Миколой же его называть? Так ты, Давыдов, не заливаешь, что ты — «подвальный» Давыдов?

— Подтверждаю. Так и есть. Я — Давыдов из другой глобулы. Встречался с вами, госпожой Игами и господином Джонсоном. До сих пор под действием вашего проклятого «правдосказа». Могли бы уже заметить.

— Да, от него не так-то легко избавиться, — усмехнулся Шарп. — Патентованная формула. Правда на всю жизнь. Хотя, как правило, после введения этого лекарства живут недолго…

— Разрушающее действие на организм?

Шарп потянулся, словно бы проекции это было нужно. Впрочем, возможно, в имитационном саркофаге, из которого транслировалась проекция, настоящему Шарпу действительно нужно было разминать кости. А компьютер, формирующий ипсилон-образ, добросовестно прорисовывал все его действия.

Оглядев Давыдова с головы до ног, тихоокеанец объяснил:

— Разрушающее действие «правдосказа» только косвенное. На необитаемом острове он бы тебе не повредил. Среди людей же у «правдиков» зачастую наблюдается антисоциальное поведение. Отсутствие мимикрии. Отсюда следует желание всех окружающих избавиться от противного, колючего субъекта. Но это только в том редком случае, если объект воздействия «правдосказа» остался жив после допроса. А я, например, свидетелей оставлять не люблю… Ты, Николай, к сожалению, всего лишь свидетель. Нам нужен прежний Давыдов. Подскажешь, где его найти и жив ли он на самом деле, — твоя участь будет облегчена.

— Ведь только что признались, что не оставляете свидетелей.

— Ну, устранять их тоже можно по-разному… Я сам тебя зарежу, а Сорлаг останется с носом. Кстати, почему ты не попытался убежать со своими товарищами?

Шарп остро взглянул на Николая, словно поймал его на лжи.

— Полагал, что вы останетесь со мной, а их оставите в покое. Теперь они имеют шанс спастись.

— Ты это серьезно? — усмехнулся Шарп. — Такое вот чистое самопожертвование?

— Я под вашим «правдосказом»…

— Это и настораживает. Может, ты все-таки другой Давыдов? Без «правдосказа», но с хитрыми планами?

— Каким я был, таким я и остался, — бросил Николай. — Вы объясните, что я вам плохого сделал, что вы меня даже здесь достали? Жил бы себе потихоньку, занимался математикой…

Шарп молчал, приминая тяжелым сапогом зеленую травку и бросая косые взгляды на убитых солдат. В небе появились стервятники, которые пока не смели спускаться вниз, но смотрели на валяющиеся на земле трупы с таким же вожделением, что и тихоокеанец, а также его партнер Сорлаг.

— Мы вас не достали, уважаемый Давыдов, — протянул Шарп спустя минуту. — Между прочим, мы вас даже хотели спасти. Не тебя конкретно, а Давыдова. Кто же знал, что это ты? Поэтому мы так старались, защищая Давыдова от диверсии прыгунцов из Северо-Атлантического Альянса. Резвые такие, наглые и навязчивые. Никакого стремления к конструктивному сотрудничеству. Знаешь таких?

— Встречался.

— Даже так? Когда же успел?

— Да после знакомства с вами. На следующий день.

— И о нас ты им рассказал? — нехорошо улыбнулся представитель Тихоокеанской империи.

— Что же мне оставалось делать? Лгать я, вашей милостью, не могу. Да и не вижу смысла скрывать от кого-то нашу встречу. Одного не пойму — вы ведь вроде бы должны быть союзниками… И там, и там — Америка. Правда, вы в союзе с японцами, а те вроде бы расширились в сторону Европы…

— Почему ты решил, что мы должны быть союзниками? — удивился Шарп. — У меня вот Сорлаг союзник. Он, между прочим, чистокровный украинец, выходец из Львова. А некоторых своих соотечественников я бы с удовольствием к стенке ставил и в газовых камерах душил. Может быть, еще и буду душить…

Глаза проекции Шарпа словно бы затуманились, отразив на мгновение бетонные стены камер, в которых клубился газ и корчились жертвы.

— Обширные планы, — заметил Давыдов, сглотнув горький комок. — Только не пойму, зачем прыгунцам понадобилось Давыдова уничтожать? И как вы об этом узнали?

— Сейчас я тебе всю сеть нашу разведывательную выдам, — сипло расхохотался Шарп. — Жди! А пристрелить альянсовцы тебя — то есть не тебя, конечно, а Давыдова настоящего — хотели для того, чтобы ты нам информацию не сдал. Только у прыгунцов руки коротки. Сами они сюда заявиться не могли — Наушки мощнейшим энтропийным полем прикрыты, оно на сотню километров вокруг простирается. В вертолет тоже на ходу не прыгнешь. Вот они руками своих американских партнеров вертолет с курса и сбивали. А потом вас волокли в глубь страны, туда, где энтропийных полей нет. Но, видно, заподозрили неладное. Или кто-то другой им команду на ваш расстрел дал. Еле успели мы. А зря. Оказывается, вас и нужно было шлепнуть. Нечего было энергию тратить.

— Ошибка вышла, — посочувствовал Николай.

Шарп встряхнулся, поднес широкий кривой нож к горлу Давыдова:

— А зачем я тебе все рассказываю? Устал, наверное, в здешних степях болтаться. Жарко…

— Да и поговорить любишь.

— С обреченными, — добавил Шарп.

Давыдов понял, что у тихоокеанца гораздо больше возможностей уколоть его, и переключил мысли на другое. Неужели и ипсилон-проекции жарко? Но ведь если проекция в целях самосохранения чувствует боль, если испытывает реальные нагрузки (что правильно, ибо как, не чувствуя мир реально, рассчитать силу воздействия), то и жара должна передаваться оборудованием саркофага.

Уставшее и мрачное лицо Шарпа выглядело на удивление свежим для жаркой степи.

— Лучше скажи мне: тебя-то сюда зачем понесло, полудурок? — Оставить в покое свою жертву он не мог. — Давыдов настоящий встретиться с нами хотел по делу. Мы в своей глобуле Монголию контролируем, очень удобно аппаратуру разворачивать, проекции перемещать. Аппараты мощные стоят… А ты что здесь забыл, если тебя мы не приглашали?

Николай еще раз посмотрел на небо. Стервятников стало еще больше, но они опасливо держались поодаль от людей.

— Думал, если прежнему Давыдову нужно было сюда попасть, то и мне не помешает. Пожалуй, это и правда глупо. Наукой нужно было заниматься, а не политикой. Но политика затягивает.

— Затягивает, — прищурился будто от удовольствия Шарп. — Прав ты, Николай. Затягивает политика. Чем больше ею занимаешься, тем сильнее затягивает. Впрочем, на себе ты этого не испытаешь.

— Да, конечно, — кивнул Николай в опасной близости от кривого ножа.

Зачем злить врага. В продолжение своей политической карьеры он не очень верил в любом случае. А шансы на спасение таяли.

Пистолет забрал у него Джексон. А с голыми руками напасть на Шарпа — смешно! Тем более Сорлаг так и смотрит, чтобы пленник шага в сторону не сделал, мечом поигрывает. Вряд ли он без команды Шарпа осмелится убить нужного хозяину человека. За такие штучки могут быть неприятности не только у проекции, но и у лежащего в саркофаге настоящего Сорлага. Или Миколы Попандопулы — кто там на самом деле этот зашифрованный Сорлаг?

— А ты думаешь, друзья твои спасутся? — продолжал наслаждаться ситуацией Шарп. — Нет, ни в коем случае. И бегать за ними мы не собираемся. Просто переместимся немного ближе к лесу. Вход, выход — и бегать не нужно. Высокие технологии! Но жизнь ты им купить можешь.

— Слушаю, — коротко ответил Давыдов — болтовня Шарпа под палящим солнцем ему уже порядком надоела.

— Прыгунцы что о нас знают? Удивились, когда ты им о нас рассказал?

— Да не особенно. Говорили что-то насчет «глобулы пять» или «глобулы девять» — я уже точно не помню…

— Все ты путаешь, Давыдов! А еще великий математик — в некоторых мирах, конечно. Тебя, наверное, в твоей глобуле мама в детстве головой об пол уронила…

— Маму мою не трогай, — огрызнулся Николай.

— Так вот, о «глобуле девять» я тебе говорил. Оттуда и есть прыгунцы. Союзнички поганые. А на самом деле — злейшие враги.

— А, точно, — вспомнил Николай. — Панкрат обзывал вас всячески и обещал, что скоро из нашей глобулы прыгунцы вас выкинут.

Шарп задумался и, похоже, разозлился, потому что спустя несколько мгновений заявил:

— Порезвился ты, Давыдов, и будет. Личность ты опасная, хватит тебе нервозность в отношениях между глобулами создавать. К тому же сейчас, от тебя избавившись, мы будем уверены, что вновь на тебя не нарвемся. И никакие императорские разведчики тебе здесь не помогут. Действуй, Сорлаг!

«А что, если он и есть настоящий Давыдов. Из этой глобулы, подумал вдруг Николай. И не было в его жизни никакой школы № 5, учеников, финансовых трудностей. И переходов в другую глобулу. А все это — вживленные воспоминания. На самом же деле была только работа без отдыха, нервное напряжение, встречи с разными Сорлагами… И неустойчивая психика, требующая лечения…»

От таких мыслей Давыдову почему-то стало легко. Все, что сейчас происходит, происходит не с ним. Он — вечен и неизменен, а мир прекрасен и устроен наилучшим образом. В нем нет места боли.

Сорлаг взмахнул ножом, но это действие не причинило вреда телу Николая. Точнее, причинило, но не так, как он ожидал. Давыдова просто оглушило и отшвырнуло в сторону.

Голова болела, в ушах стоял звон, а во рту явственно ощущался горько-соленый привкус крови, смешанной со степной пылью. Николай с трудом повернул голову, оторвав щеку от мягкой по случаю весны степной травки. Сорлага нигде не было. Так же, как и Шарпа. К джипу, принадлежавшему некогда Джексону, подходили трое парней в камуфляже и черных ботинках. Обвешанные оружием — как огнестрельным, так и холодным. Радовало, что среди огнестрельного вооружения незнакомцев доминировали автоматы Калашникова. С другой стороны, кто только не вооружается сейчас этими автоматами!

Еще один мужчина с густыми пшеничными усами направлялся к Николаю. В одной руке он держал автомат, в другой — странный пистолет с широким раструбом. Несмотря на раструб и большие размеры, пистолет не производил впечатления антикварного. Скорее он выглядел как оружие из будущего. Или из другой глобулы…

Давыдов застонал и попытался отползти в сторону. Но двигаться не очень-то получалось. Тело не слушалось. Не оставляя безуспешных попыток отползти, Николай рассмотрел три большие зеленые звездочки на полевой форме. Лицо военного было покрыто коркой пота и пыли. Карие глаза блестели.

— Живой? — доброжелательно поинтересовался полковник.

Математик не ответил. Только внимательнее присмотрелся к знакам на форме спасшего его человека. Звезды, двуглавые орлы, дубовые ветви… Символика могла подходить и солдатам армии Евразийского Союза, и, скажем, ведомству императорского разведчика Кошкина. Только полковник не был проекцией. Да и прыгунцом вряд ли. Сразу было ясно, что он пешком отмотал по этой степи не один километр, А форму военных в данной глобуле Николай повидать еще не успел. Не встречался он с военными. Только со службой охраны, с милицией да с представителями разных ведомств.

— А ты меня не узнаешь, что ли, Николай? — спросил военный.

И только сейчас Давыдов его действительно узнал. Узнал и рассмеялся:

— Вячеслав?

— Ну так… Я уж думал, ты головой сильно ударился.

— Да не слабо…

— Побегать за тобой пришлось. В последний момент успели.

— Ты теперь полковник?

Задав вопрос, Николай мысленно исправил формулировку. Вернее было бы спросить не «теперь», а «у них». Только у кого? И его ли это прежний товарищ?

Слава Бурдинов, друг Давыдова еще по Ростовскому государственному университету, о работе которого в ИТЭФе рассказывали Николаю сразу по прибытии в эту глобулу, взглянул на однокашника с удивлением.

— Странные вопросы тебя волнуют в такую минуту, товарищ! Да, неделю назад присвоили очередное звание. Все-таки почти на передовой воюю. Можно подумать, ты не знаешь…

— Неделю? Выходит, до этого ты был подполковником? — с трудом шевеля губами, продолжал расспрашивать Давыдов.

— Шутник! И ты ведь вроде бы не рядовой. Встать, подполковник Давыдов! Пора отсюда сматываться. Американцы могут вернуться. Не до шуток!

— Проекции вернутся? — уточнил Николай.

— Проекции — это бы еще ладно. На них мы управу найдем. Настоящие, на грузовике. Джексон был с ними на связи. Но пока стоят на месте. А у меня людей мало. Да и поддержку с воздуха они могут вызвать, а мы — нет. Все-таки чужая территория.

Давыдов оглядел Бурдинова с подозрением:

— Ты-то здесь откуда взялся?

— Да уж два месяца в окрестностях околачиваюсь.

— Нет, именно здесь? — Николай приподнялся и сел на землю. Каждое движение давалось ему с трудом.

— За тобой прилетел, — резко бросил Бурдинов. — Вставай, Николай. Я понимаю, контузия и все такое, но взрыв не таким сильным был. Нужно шевелиться. Ребята, помогите ему!

Бойцы, обследовавшие джип и грузовик, тотчас оказались рядом. У одного Николай заметил лейтенантские погоны, двое других были сержантами.

— Поднимайтесь, господин Давыдов, — предложил один из сержантов, совсем молодой паренек, подавая Николаю.

Давыдов стиснул зубы и встал. Не хватало еще, чтобы его, как изнеженного гражданского специалиста, таскали на руках. Хуже того — не как гражданского, а как разъевшегося или расслабленного военного. Только что он узнал еще об одном своем достижении — здесь он дослужился до подполковника. Впрочем, скорее всего, звание присваивали автоматически, когда специалист занимал какой-то пост в работающем на оборону гражданском институте. Савченко, очевидно, тоже полковник. Генеральские звания, как известно, в запасе не присваивают. Хотя, с другой стороны, может быть, сотрудники ИТЭФа и не в запасе.

— Смотрите, что у Джексона нашли! — объявил лейтенант, протягивая Бурдинову планшет.

— Вам бы, ребята, все по сумкам офицерским шарить, документы изымать, — беззлобно усмехнулся Вячеслав. — На месте начальству предъявите, лейтенант. Сейчас другие задачи на повестке дня. Что там космическая разведка докладывает, Шелобко?

Один из сержантов, не снимавший наушники, сообщил:

— Грузовик пока стоит. Но двигатель завели.

Большой армейской рации у него видно не было — такой же рюкзак, как у всех. Провода от наушников уходили в оттопыривающийся нагрудный карман.

— Может быть, кондиционер включили? — предположил лейтенант. — Это же американцы. Им комфорт нужен. Если кондиционер сломался, они считают, что машина безнадежно испорчена и пользоваться ею нельзя.

— Рацию здесь не нашли? — поинтересовался Бурдинов. — Можно было бы послать запрос. Или, по крайней мере, слушать их переговоры.

— Неприятель ее из строя вывел, — доложил другой сержант. — Сапогом раздавил.

— Ясно. Уходим. Давыдов махнул рукой:

— Подождите. Мне свой пистолет забрать надо. И винтовка не помешает… Даже три.

— Зачем вам три винтовки? — изумился лейтенант.

— Двое наших прячутся в лесу. Нужно их найти и забрать с собой.

Давыдов добрел до машины и подобрал свой портфель, открыл портфель американца. Пистолета в нем не оказалось. Винтовки расстрельной команды валялись далеко, идти за ними не было сил… А нужно ведь еще добираться до леса…

Бурдинов помрачнел, глядя на Николая, коротко кивнул сержанту:

— Краснов, забери винтовки. Ты, Трушечкин, когда портфель американца обследовал, пистолета не нашел?

Лейтенант занес руку назад и вытащил неприметно спрятанные на поясе за ремнем «Макаров» Давыдова и вальтер американца.

— Страсть к оружию тебя погубит, — покачал головой Бурдинов. — Свои же за незаконное хранение оружия к суду привлекут.

— Это трофеи, — упрямо возразил лейтенант Трушечкин. — Я оприходую и на склад сдам. Потом нашим ребятам во время операций в тылу врага «местное» оружие, может, потребуется. Вы заметили, какая «пушка» у янки?

— Заметил, — вздохнул Бурдинов.

— Немецкая. Что им, своих не хватает?

— В Штатах по лицензии вальтеры давно уже делают, — пояснил Вячеслав. — А что Джексон в нем нашел, и правда не знаю. Выпендрежником, наверное, был. Такой вальтер — гражданское оружие. Не армейское. Слишком мал.

— Как посмотреть, — возразил лейтенант, с любовью поглядывая на пистолет.

Прав на оружие Давыдова, как на свою законную добычу, Трушечкин заявлять не стал, хотя глаза у него жадно поблескивали. Лейтенант молча отдал математику его «Макаров», а вальтер сунул обратно за пояс. Немецко-американский пистолет действительно был красивым и аккуратным. Николай с удовольствием обменял бы его на свой пистолет — хотя убойные характеристики такой небольшой машинки наверняка были меньше. Но ему ведь не на слонов охотиться…

— На джипе поедем? Или на «КамАЗе»? — спросил лейтенант Бурдинова.

— У «КамАЗа» колеса повреждены, — доложил Шелобко. — Две камеры пробиты. Никуда мы на нем не уедем.

— Та же история с джипом, — сказал сержант Краснов.

— И когда он успел? — Давыдов подивился прыти Сорлага. — И, главное, зачем? Как будто предвидел!

— Хороший боец должен предвидеть все, — заявил Вячеслав. — Впрочем, у этих типов, похоже, просто сильна тяга к разрушению. Даже если мы найдем запасные колеса, замена займет слишком много времени.

Давыдов взглянул на потные лица своих спасителей. Конечно, топать пешком — не сахар. И так отмотали не один километр по жаркой степи. Но, с другой стороны, грузовик и джип проще выследить…

Шелобко, нагруженный винтовками, не дожидаясь команды, двинулся в сторону леса. Он ворчал, что три с половиной килограмма в каждом стволе — не шуточки и что толку от американского оружия все равно не будет никакого. Никто с ним не спорил, но свой приказ Бурдинов не отменял.

Давыдов, оправившийся от потрясения, спешил за Бурдиновым. Ему было проще — он ничего не тащил, кроме своего легкого портфеля, в отличие от других членов разведывательно-диверсионной группы.

— Почему они взорвались? — на ходу поинтересовался Давыдов. — В смысле, как вы избавились от проекций? Снайперская винтовка?

— Нет, — ответил Вячеслав. — Пистолет. Разработанный моим отделом на основе твоих данных об ипсилон-проекциях. Наших противников под действием портативного дзета-генератора, или ипсилон-дезинтегратора, нарушающего целостность ипсилон-структур, вышвырнуло обратно. Полагаю, оба они не подлежат восстановлению.

— Погибли реально?

— Именно. Их достало обратной ударной волной в собственном мире. Когда оболочка коллапсирует, тому, кто ею управляет, не позавидуешь.

О таком случае, наверное, и говорил Николаю Иван Кошкин. А прежний Давыдов, еще раз убедился Николай, оказался не так прост! Договаривался с тихоокеанцами, а сам держал камень за пазухой, помогал Бурдинову конструировать оружие против своих партнеров. Впрочем, не мог же нынешний Николай — а прежний Давыдов, несомненно, был на него очень похож — продаться каким-то тварям с изнанки мира, из ужасной тоталитарной империи?

— Как вы меня нашли? — продолжил расспрашивать Николай.

— Позже, — коротко бросил Вячеслав. — Береги дыхание. Нам нужно ускориться.

— Грузовик тронулся, — сообщил между тем Шелобко. — Курс — к своим.

— Брось одну винтовку, — приказал Бурдинов Шелобко. — Нет, две. Бегом марш!

— Я взял две М-16АЗ на тридцать патронов и одну М-733 на двадцать, — уточнил сержант. — Оставить для нас А-третью?

— Семьсот тридцать третью, — ответил Бурдинов. — И легче, и короче. И скорострельность ниже. Новичку она больше подходит. Авось весь магазин сразу не выпустит. Впрочем, затяжные бои нам не грозят…

Давыдов молча выхватил у Шелобко одну из тридцатизарядных винтовок М-16 и, стиснув зубы, побежал. Бурдинов возражать не стал. Тут уж не до взаимных реверансов. Каждая огневая единица на счету.

— Успеть бы до леса! — запекшимися губами на бегу крикнул лейтенант Трушечкин. — Мы их, конечно, много положим. Но и сами ляжем. Их больше, вооружены они лучше. Человек двадцать. Или даже тридцать.

— Без паники, — потребовал Бурдинов. — Отстреляемся.

— Какая паника? Я к бою готовлюсь…

Позади появилось облако пыли. Это несся «КамАЗ» с американцами. До леса оставалось метров двести, но разве сравнится скорость мощного грузовика по гладкой степи со скоростью уставших людей?

Американцы, однако, не пошли на перехват, а двинулись к брошенным машинам своих сослуживцев.

— Давайте займем позицию, — предложил Шелобко. — Зачем нам в лес?

— Тебе непременно хочется подраться? — бросил укоризненный взгляд на сержанта Бурдинов. — Я, напротив, надеюсь этого избежать.

— Да как же избежать? — рассердился Трушечкин. — Видно нас как на ладони. Только руль повернуть в нужную сторону. И стрелять из кузова можно. Прямо как на дикой охоте.

— Зная американский менталитет, надеюсь, что они в ближайшее время про нас и не вспомнят, — спокойно объяснил Бурдинов.

— Ну-ну, — не очень почтительно по отношению к старшему по званию хмыкнул лейтенант.

Американцы действительно не торопились за ними гнаться. Даже не стреляли вслед, хотя пули из тяжелой штурмовой винтовки имели все шансы поразить врага на небольшом, в общем-то, расстоянии. Напротив, вокруг брошенного джипа и грузовика поднялась настоящая суматоха.

Лейтенант добежал наконец до первой низенькой елки и упал возле нее, развернувшись в сторону противника и беря американцев на прицел.

— Не стрелять, — приказал Бурдинов. — Пока не стрелять! Бежим в глубь леса!

Метров через тридцать, уже среди более густых зарослей, занял позицию Краснов. Трушечкин, наоборот, вскочил и бросился догонять остальных.

Оказавшись вне зоны прямой видимости американцев, Бурдинов дал команду остановиться:

— Насколько я понимаю, до подхода подкреплений американцы с места не сдвинутся. Видите — круговую оборону занимают.

Американцы и в самом деле только что не зарывались в грунт. Падали на землю, вжимались в складки ее поверхности…

— Чего они волнуются? — удивился Шелобко. — Нас же мало…

— А ты представь себя на их месте. Все до одного товарищи и командир убиты. Кто это сделал, они даже не догадываются. И сколько нас — откуда же им знать? Странно, что они еще стрекача отсюда не дали.

— Боятся… Засады боятся, — прокомментировал Трушечкин, перешедший на сторону полковника в вопросе об американском менталитете.

— Тогда, наверное, скоро вызовут вертолеты огневой поддержки, — предположил Шелобко.

— Скорее — танки, — вздохнул Вячеслав. — Вертолеты слишком рискованно: до границы — тридцать километров. Но они, конечно, будут просить.

Давыдов слушал разговор и не встревал. Он не был военным, опыта боевых операций не имел.

— Трои друзья где, как полагаешь? — обратился к нему Бурдинов.

— Если принять во внимание русский менталитет — где-то неподалеку. Вряд ли они могли меня бросить и убежать без оглядки. Наверное, наблюдают из леса за событиями.

— Так зови их!

— Нет, Слава, подожди. Мне надо с тобой наедине парой слов перемолвиться, — попросил Николай.

— Идет. Спешить нужно не торопясь. И отдохнуть не помешает. Смотрите по сторонам, ребята. Мы сейчас вернемся.

— Объясни, как вы меня нашли, почему пришли на помощь в самый последний момент? Все это было очень кстати. Даже чересчур кстати… Многовато у меня в последнее время таких случайностей! — Давыдов пристально смотрел в глаза Бурдинову.

Бурдинов расправил густые пшеничные усы, усмехнулся:

— К чему такие вопросы? Да еще так срочно и спешно?

— Прежде чем звать своих друзей, я должен выяснить, кто вы такие и откуда взялись!

— Узнаю подозрительного Давыдова. Только сообразительность тебя подводит. Немного. Вот ты сам как думаешь, откуда мы появились?

— Из другой глобулы. Еще какой-нибудь. С представителями которой я пока не имел чести встречаться. Поскольку дезинтеграторы на вас не действуют и энтропийные поля — тоже.

Бурдинов покачал головой:

— Нет, Николай. Мы самые что ни на есть обычные ребята, местные жители. А появление наше объясняется очень просто. О том, что вертолет полетел в Наушки, нам сообщили — правда, немного позже, чем следовало. На радаре мы его отслеживали. Заметили и то, что он границу пересек. Это — полбеды. Может быть, у тебя в Монголии дела какие были! Хотя глупо лететь на чужом вертолете, когда можно было нашим транспортом воспользоваться. Но маневры ваши мы видели. Поняли, что неприятель сбил машину. И начали переговоры вероятного противника слушать.

— Как?

— Ну что: в нашей армии радиоэлектронная разведка не работает? Обижаешь… Вот так и узнали, что за вами был послан взвод Джексона. Предугадать действия врага оказалось не так уж сложно. Тем более космическая разведка нам постоянно помогала. Засекли ваш вертолет, американцев… Нас выбросили километрах в четырех к югу отсюда. Малый десантный вертолет. Я приказал — не общевойсковую же операцию устраивать? И американцам вас отдавать нельзя было…

— А сам зачем пошел? — поинтересовался Давыдов, — Не мог спецназовцев послать?

— Да я, знаешь ли, привык быть в центре событий. Опыт кое-какой имеется. Без меня что молодежь сделает? И тебя они в лицо не знают — обмануть их можно. И к сюрпризам нашего вероятного противника могут быть не готовы… Так вот в крайнем случае мы собирались засаду устроить. Мину поставить на дороге, а там действовать по обстоятельствам. Но хотели, конечно, чтобы наши партнеры из соседних миров раньше сыграли. Чтобы не они на нас, а мы на них вышли. Нашу группу только из космоса и можно было отследить. А спутники на орбиту ни прыгунцы, ни тихоокеанцы еще не научились запускать. И дождались мы, чего хотели. Правда, раньше, чем предполагалось, Джексон решил остановиться. Пришлось пробежаться. Холм мы обогнули, последние метров триста ползли. Хорошо, что у ипсилон-проекций системы дальнего обзора не слишком совершенные…

— Слушай, а почему американцы на «КамАЗах» ездят? — перебил рассказчика Давыдов.

Эта деталь показалась ему важной. К тому же любая нестыковка могла разоблачить Бурдинова, если тот пытался ввести математика в заблуждение.

— Для маскировки, — пожал плечами Бурдинов. — Они ведь здесь не совсем легально. Что ж им, свои грузовики привезти, да еще звездно-полосатый флаг на них крупно изобразить? И так техники много возить нужно. На самолетах переправлять не управишься. Лучше ведь танк доставить, чем грузовик? Вот они и используют наш старый парк. Тем более «КамАЗ» на здешних дорогах то, что надо.

— А как вы узнали, что Шарп наш конвой перехватит? Слава потер давно не бритую, уже заросшую щетиной щеку, прищурился, глядя на Николая:

— Ты знаешь, уверены мы в этом не были. Но, поскольку заманивали вас в Монголию не из нашего мира, резонно было предположить, что перехватят. Вот только где, когда и кто? Игра велась серьезная.

— Как это нас заманивали?! — не поверил Николай. — Вроде бы все случайно получилось…

— Заманивали, еще как. Откуда команда насчет этого вертолета поступила — отследить не получилось. А команда такая была. Гнилорыбов не виноват, я выяснил. Он бы тебя на самую лучшую машину посадил. А приказ на летное поле от его имени пришел. Стало быть, кто-то влез в компьютеры. По почерку похоже, что прыгунцы. Они же чуть позже из американского штаба отдали приказ Джексону расстрелять вас. И на цель его навели. Ты пойми — не даются такие приказы по «громкой связи» и в такой спешке, когда ясно, что никуда вы не денетесь. Джексон был офицером исполнительным… Это его и сгубило…

— Потому что в дело вмешались тихоокеанцы, которые хотели сорвать планы прыгунцов, — продолжил Давыдов.

— Именно. У них разведка тоже поставлена хорошо. Где они информацию получили, откуда — хотел бы я знать! Но теперь уже не узнаем. Выхода у нас не было, пришлось их уничтожить.

— А зачем вы так долго ждали? Надеялись, что тихоокеанцы проговорятся?

— И это тоже, — усмехнулся Бурдинов. — Да и тебя, Коля, проверить нужно было… Ты хоть и свой человек, да в последнее время я мало кому доверяю. Война. И игроков на поле много стало.

— И если бы я оказался предателем, ты бы меня спасать не стал?

— Почему же. Стал бы. Чтобы перевоспитать. Столько людей сейчас по жизни мечутся. Запутались в собственных играх. Ох, как бы мне самому не запутаться…

Давыдов рассмеялся. Узнавал добродушного, немного взбалмошного Славу. Тертого жизнью, но все такого же оптимиста.

— Боюсь, не напрасно ли ты старался? Я ведь не тот Давыдов, которого ты знаешь. Бурдинов еще раз прищурился:

— Ну я, вообще говоря, об этом догадывался.

— Откуда же? — удивился Николай. — Из ИТЭФа сообщили?

— Из этого змеиного гнезда? Нет… Я там большой популярностью не пользуюсь. Каждый сам за себя, кто меньше знает, тот слабее. А Савченко не до того, да и по телефону говорить — все равно что на перекрестке кричать. Только и сам я соображаю.

— И что же меня выдало?

— Наш Давыдов в последнее время распустился. Бежать так, как ты, не смог бы. Винтовку и не подумал бы приберечь-сохранить, когда я скомандовал оружие бросить. Да и вообще, барином он в последнее время показывал себя. Ты — другой. На прежнего Николая похож, молодого, неиспорченного. К тому же о проекте по перемещению я кое-что слышал. Не два дня назад его раскручивать начали. Вот и смекнул, что к чему. Да и когда я сказал, что перевоспитывать тебя собирался, ты и бровью не повел. Нашего Давыдова это оскорбило бы…

— Глупости какие!

— Ну, глупости не глупости, а так и есть. Зазнался он!

— И что же теперь? Как дальше жить будем?

— Да как и прежде. Ты — Давыдов, я — Бурдинов. Были мы друзьями, друзьями и останемся. Хоть ты из этого мира, хоть из другого.

— Рад, — улыбнулся Давыдов.

— И я рад, — улыбнулся в ответ Бурдинов. — Пойдем к ребятам. Нужно выбираться отсюда.

— Подожди. Я Шведова и Петренко позову.

Оглашать лес хриплыми, придушенными возгласами Давыдову пришлось недолго. Затрещали сучья, заколыхались ветки, и на полянку вывалились двое. Похоже было, руководство в чрезвычайной ситуации перешло к пилоту Петренко. Чиновник Шведов брел понуро, нехотя.

Бурдинов недолго думая взял появившихся товарищей Давыдова на прицел своего «Калашникова».

— Они? — уточнил он у Николая.

— Вроде бы, — ответил тот.

— Кто это, господин Давыдов? — Петренко указал на Бурдинова. При виде оружия, похоже, он вспомнил о субординации.

— Мой хороший друг. Руководитель разведгруппы, посланной нам на помощь.

— Что-то рано они нас нашли, — недоверчиво протянул Петренко.

— Да ладно, Саша! — успокоил его Давыдов. — С полковником еще трое ребят. И мне они от тихоокеанцев уйти помогли. Теперь не пропадем.

— Каких еще тихоокеанцев? — не понял Шведов.

— Замяли, — оборвал разговор полковник. — После узнаете, если нужно будет. Выдвигаемся к нашим.

— А что выдвигаться? — раздался из кустов голос Трушечкина. — Мы этих слонов в джунглях вычислили еще за сто метров. Сейчас на прицеле держим.

— Каких слонов? — обиделся Шведов.

— Шумных, — ответил лейтенант. — Сразу видно — гражданские.

— Ты ВВС не трогай, — хмуро пробурчат Петренко. — Что бы вы без нас делали? А по лесу тихо ходить нам не положено. Не тому нас учили.

Из-за кустов показался Шелобко.

— Товарищ полковник, вот этот мне подозрителен, — ткнул он пальцем в пилота.

— Почему?

— Пеленгатор на него реагирует. Маячок есть. Петренко нахмурился еще больше.

— Сам покажешь, где маяк, или искать придется? — спросил пилота Бурдинов.

Петренко удивленно поднял брови:

— Да вы что? Какие маяки? Я что, враг себе? Меня только что чуть не пришили вместе со всеми! И вертолет сбить хотели!

— Ну не пришили же, — возразил Трушечкин, — И не сбили… Колись, вражий агент!

— Не виноват я, — совсем сник Петренко. — Поверьте, господин Давыдов, не виноват!

— А «жучок», или маячок, или что там еще есть у тебя?

— Нет.

Бурдинов властно взмахнул рукой:

— Отставить! Вы как из деревни вчера, с посиделок, остыть не успели! Только бы языком балаболить! А ты, мил человек, приляг на травку, лицом вниз. Наш специалист тебя и проверит.

Бурдинов сделал в сторону Петренко недвусмысленное движение автоматом, и пилот поспешил лечь на траву. Руки он положил на голову.

— Руки в сторону раскинь, — потребовал Шелобко, доставая из кармана небольшой сканер.

Минуты две Шелобко возился со сканером, работая преимущественно в области головы подозреваемого.

— Есть маячок, — сообщил он. — Радиоуправляемый. Большой мощности. В левом ухе.

Петренко заерзал по траве и начал всхлипывать:

— Не знаю я, откуда он там! Ни в чем я не виноват!

— Может быть, может быть, — раздумчиво протянул Бурдинов. — С одной стороны, такой передатчик с огромной вероятностью через два года рак мозга гарантирует. Не ставят «маяки» в голове у своих людей. Обычно их или с собой носят, или на худой конец в запястье вживляют. Чтобы экранировать излучение можно было, чтобы найти труднее было. А ты свой не очень и прятал. Но опять же без твоего ведома как тебе в голову залезть? Вспоминай, когда его поставить могли.

Петренко лязгнул зубами. Давыдов наблюдал это уже не в первый раз за сегодняшний день. Может, и правда мощный источник радиоизлучения рядом с мозгом не делал психику пилота устойчивее?

— Не знаю! Операций на голове мне не проводили! Во сне разве что?

— Крепко нужно спать, чтобы в голову тебе что-то засунули! — заявил Шелобко.

— Вспомнил! — завопил вдруг Петренко, приподнимая голову от земли. — Четыре месяца назад! Зимой! К брату во Владивосток летал. Со сменщиком. Туда — я, обратно — он. То есть я свою работу выполнил, можно было расслабиться. Вот мы с братом и отметили встречу! В ресторан пошли, потом еще куда-то… Очнулся днем, и не в вытрезвителе, а на какой-то скамейке. Не замерз совсем, хоть зима была. Только ухо болело. Как раз левое! Я подумал — простудился. Или ударил кто-то! А брат в три ночи домой пришел. Тоже пьяный, но в сознании. Не помнил, где меня потерял. Они с женой решили, что я по девкам пошел. Жена еще братана хвалила, что он не повелся. А мне потом мозги пилила до вечера, пока мы обратно в Гусиноозерск не улетели. Еле упросил ее моей жене ничего не говорить… Хотя и говорить-то было нечего. Только что дома не ночевал!

Бурдинов наблюдал за Петренко с легкой усмешкой:

— Все может быть, Саша. Все может быть… Но рисковать мы не будем.

— То есть как это рисковать? — забеспокоился пилот.

— По твоему маяку нас в любой момент вычислить могут. Придется этот вопрос решать.

— Специальных средств для его удаления нет? — осведомился Давыдов. — Наподобие антипрыгунцовой пушки?

— Нет, — покачал головой Бурдинов. — Это ведь самый обычный передатчик. Не прыгунцовая аппаратура, не ипсилон-проекция. Он получает команды с помощью обычных радиосигналов в импульсном режиме. И передает их точно так же. Его можно и отключить — но с центральной станции. Я так полагаю, эта станция где-то на Памире…

— Да. На Памире, — подтвердил Шелобко. — Наши ребята в той стороне подозрительную станцию с сильным импульсным сигналом обнаружили еще месяц назад. В каком-то диком ущелье. Спутниковая разведка одни камни показывает. Проутюжить бы их с воздуха или из космоса ударить… Но китайцы возмущаться будут. Все-таки их территория, хоть радиостанция и не их рук дело.

— Скорее всего, прыгунцы пещеру естественную обнаружили, и в ней аппаратуру смонтировали, — предположил Бурдинов. — Антенну вывели, а аппаратура глубоко — за многими метрами скал. Обычной бомбой ее не уничтожишь.

— А со мной-то что? — испуганно спросил Петренко.

— Оставим тебя здесь, — спокойно ответил Бурдинов. — Сдашься монголам или пойдешь потихоньку к границе…

— Я не хочу! — чуть ли не со слезами воскликнул вертолетчик. — Вытащите его у меня из уха! Я не хочу, чтобы у меня мозг облучался! И не желаю, чтобы нас по этому маяку нашли!

— Надо подумать, — вздохнул Бурдинов. — В полевых условиях «жучок» из головы не извлечешь… Не будем же мы тебе здесь трепанацию черепа проводить?

Американцы, занявшие оборону вокруг грузовиков и джипа, ждали своих. И, по всей видимости, скоро подмога к ним должна была подойти. Поэтому нарушителям границы нужно было убираться восвояси как можно быстрее. Теперь уже их рейд нельзя было назвать невинной шалостью. Попробуй доказать, если дойдет дело до этого, что Джексона и его ребят положили какие-то загадочные ипсилон-проекции, а не русский спецназ! И разбираться никто не станет. Перестреляют без суда и следствия…

Стервятники реяли в пронзительно-синем небе между облачных башен, время от времени снижаясь, проверяя бдительность людей. Часть падальщиков с острым зрением отвлеклась на группу Бурдинова. Петренко по-прежнему лежал на земле, и птицы желали выяснить, жив ли он, оставят ли его сородичи им на поживу?

— Домой возвращаться нужно, — забеспокоился Бурдинов, поглядывая в небо, на уходящее из зенита солнце. — И так четверть часа здесь торчим. Что только с пилотом делать?

— Он хороший парень, — попытался вступиться за подчиненного Шведов, давно не подававший голоса. — Не убивайте его…

— Об этом речи нет. Как мы можем убить гражданина Евразийского Союза? Ты, похоже, дешевых боевиков насмотрелся. Да и верю я ему. Был бы враг, не боялся бы остаться. Под удар он с нами вместе попадет. Никто его отделять от группы не будет. Но не хватало нам, чтобы прыгунцы навели на нас бомбардировщик или тех же самых коммандос. Пусть уж Саша рискует сам, если попался во Владивостоке так глупо…

Видно было, что полковнику не по душе бросать Петренко на растерзание монголам или американцам. Давыдов тоже считал это аморальным.

— Может быть, есть способ вывести передатчик из строя? — спросил он.

— Есть, — тут же отозвался Шелобко. — Выстрелить ему в голову — и передатчик сразу замолчит. Простое и надежное средство. Потому такие передатчики в голову и монтируют. Руку, скажем, в крайнем случае можно отрезать. А без головы — никуда…

— Экранировать излучение нельзя?

— Ну теоретически, если надеть ему на голову металлическое ведро, девяносто процентов радиосигнала будет погашено. Точнее, он отразится в землю. Ну а десять процентов рассеянного излучения все-таки будет поддаваться пеленгации.

— Ведра у нас нет, — подал голос сержант Краснов, оставивший свой наблюдательный пост. — Не говоря о том, что ходить по лесу с ведром на голове не очень удобно. Особенно без поводыря.

— В «КамАЗах» должно было быть ведро, — прошептал Петренко. — Знать бы, что оно понадобится… Я бы из вертолета захватил… Хотя нет, в вертолете было пластмассовое. Пластмассовое ведь не поможет?

Давыдов огляделся, словно бы надеялся найти среди низкорослых, начавших распускаться лиственных деревьев и густых, но низеньких елок старое дырявое ведро. Но не то что проржавелого ведра — вокруг вообще никакого мусора! Нога человека ступала в этом лесу крайне редко.

— А полотенцем мокрым если голову обмотать? — спросил Шведов.

— Это ты опять же фантастическими фильмами увлекался, — усмехнулся Шелобко. — С каких пор мокрое полотенце стало защитой от излучения? Разве что от теплового… Впрочем, кое-что мы сейчас сделаем. Поднимайся, вертолетчик!

Петренко встал, а Шелобко достал из рюкзака большую миску из неизвестного сплава.

— К уху приложи, — посоветовал он. — И повернись этим ухом в сторону юго-запада. Приемная станция там. Стало быть, туда сигнал не пойдет. Отраженный они могут поймать, но это уже не так надежно. Даже если ты останешься, совсем не нужно, чтобы на тебя сбрасывали бомбы.

Петренко выполнил все рекомендации сержанта. Миску к уху он прижимал тщательно, словно она могла его спасти.

— До границы километров тридцать, — размышлял Бурдинов вслух. — До ночи можно добраться. Но там оборонительные сооружения, укрепрайоны… Лучше бы пролететь над ними… Мы возьмем тебя. Саша. Уходить будем на вертолете.

— Спасибо! — прочувствованно поблагодарил Петренко. — И с работы меня, может быть, не выгонят… Когда я вертолет обратно пригоню…

— Если все удачно получится, я тебя к нам на работу возьму, — пообещал Бурдинов.

— Спасибо на добром слове, но лучше бы вы перед моим начальством словечко замолвили, — с достоинством заявил Александр. — Мне с рыболовами как-то спокойнее. В военные летчики идти не хочу. Даже если у вас зарплата выше. У нас приработок и все такое. Да и погоны на плечи не давят.

— Ты что, открыто признаешься, что взятки берешь? — возмутился Шведов. — Какой это у тебя приработок?

— Кто мне взятку даст? Таксую только помаленьку. Подбросишь иногда рыболова, другого… Мне ведь все равно, как за инспекцией лететь — с пассажирами или без них. Да и расходов лишних для министерства нет.

— Ладно, сначала выбраться нужно, — прервал вялую перебранку Бурдинов. — Огибаем холм и идем в сторону кочевья. Туда, где вы вертолет оставили.

— Не забывай миску в направлении юго-запада держать, — напомнил пилоту Шелобко. — Куда бы мы ни двигались, миска должна быть на юго-востоке. Хоть у затылка, хоть у другого уха.

— Будет сделано, — отозвался Петренко.

— И береги ее! Не погни! Эта посудина мне счастье приносит, — предупредил Шелобко. — Где она только со мной не бывала!

Лес в приграничных районах Монголии оказался вполне пригодным для длительной ходьбы. Умеренное количество подлеска, не слишком густо растущие деревья. И в то же время было их достаточно, чтобы пробираться на северо-запад скрытно. Рельеф местности — почти с постоянным уклоном, но без мелких овражков, так портящих жизнь туристу-любителю.

После того как отряд Бурдинова отошел примерно на километр от места гибели Джексона и его людей, послышался гул авиационных моторов, стрекот лопастей вертолета или даже нескольких вертолетов. Специальную аппаратуру для обнаружения воздушных целей разведчики с собой не захватили, поэтому точно доложить о количестве и характере воздушных сил противника Шелобко не мог. Космическая разведка данных еще не дала.

— Только бы они нас искать не полетели, — вздохнул Бурдинов. — И к вертолету вашему не догадались вернуться!

— Вертолет они сбитым считают, — заметил Давыдов. — Не знают, что русский человек без механиков и запчастей, вооружившись одной сообразительностью, любую машину починить может. Вот ты, Александр, чем бензобак латал?

Петренко, добросовестно прижимавший к уху миску, не сразу услышал вопрос. Давыдову пришлось повторить.

— Резиновые затычки сделал, что же еще? Ну и уплотнителем универсальным немного вокруг полил, чтобы не вылетела пробка под давлением, если полный бак зальем. С таким ремонтом можно и за тысячу километров лететь. Подумаешь — дырка! Вот если бы этот монгол винт повредил — хуже. Как-то пришлось нам винт в полевых условиях выправлять — еще та работа, скажу я вам! Хорошо хоть кувалда с собой была…

Оптимизм пилота радовал. Только бы американцы не послали один из вертолетов, чтобы расстрелять машину противника!

— Два вертолета, — сообщил Шелобко, получивший данные со спутника. — Оба — боевые, типа «Апачи». Транспортный идет следом, прибудет минут через десять. «Апачи» контролируют пространство вокруг своего «КамАЗа», не садятся…

Бурдинов рассмеялся:

— Пожалуй, на душе у наших заокеанских друзей легче стало. Где уж им за нами гнаться? Тем более вдруг мы из стройбата? И характер повреждений их товарищей на это указывает.

— Как это? — не понял Шведов.

— Ты что, старого анекдота не слышал? — усмехнулся Давыдов. — Самые страшные части в Советской Армии — стройбат. Там такие звери служат, что им даже оружие не выдают…

Давыдов отметил, что передвигаться по лесу ему уже не так трудно. Боль в теле проходила, дышать стало легче — словно бы пришло второе дыхание. Оттягивала руки американская винтовка, но бросать ее не хотелось. Отряд из семи человек, Петренко вообще без оружия, только с миской возле уха. Шведов с винтовкой, которой вряд ли умеет пользоваться… Маловато даже для того, чтобы противостоять хорошо обученному отделению противника. А если на их поимку пошлют взвод? Роту? Батальон, что еще вероятнее?

Трушечкин, скептически наблюдавший за тем, как Шведов неуклюже зацепился за ветку, упал, оглашая лес воплями, и с трудом поднимался, тихо спросил:

— Командир, может, вызовем наш вертолет? С ними мы до нужного места не дойдем. А и дойдем — толку мало будет.

— Дойдем, — возразил Бурдинов. — Куда мы денемся. А вертолет как вызывать? Вместе с пятью истребителями поддержки? Так и их может не хватить… Что же нам, начинать войну сегодня, а не в день, намеченный Генеральным штабом?

Молодой лейтенант вздохнул. Против воли Генштаба ему идти явно было рано.

Назад: Часть 2 БОЛЬШАЯ ПОЛИТИКА

Дальше: ЭПИЛОГ

Часть 3 НАРОДНАЯ ДИПЛОМАТИЯ

Часть 3
НАРОДНАЯ ДИПЛОМАТИЯ