Книга: 2-Герой-2
Назад: Глава 7 КНУТ И КАТАНА
Дальше: Глава 9 ПОМЕЛО ПРЕЗИДЕНТОМ

Глава 8

ТОМАГАВК И БУМАЖНИК

В конце концов, неизвестно еще, кто оказался счастливее — Хома Брут или тот, кто первым вошел в церковь наутро.
Неизвестный. Из неопубликованного
Расставшись с милой девушкой Энди, Малиновое Зерно довольно долго бродил в окрестностях "Коня Белого", мельком удивляясь безлюдности коридоров и помещений и, одновременно, испытывая от этого большое удовлетворение. Скоро он выяснил, что в ангар, на посадочную площадку выйти нельзя: очень плотная охрана. Таким образом, вариант с нелегальным проникновением на крейсер через технические люки отпадал. Брать заложника Малиновое Зерно не хотел, шуму не оберешься, да и толку с него, с заложника… Нельзя сказать, что Малинового Зерна охватило отчаяние, но какие-то близкие ощущения он испытывал. У него мелькнула даже позорная мысль: попроситься на прием к командиру казаков, объяснить ситуацию, упасть в ноги, взять почту и тут же, под конвоем, передать ее Адресату и исправить квитанцию, убивая сразу всех барсуков… От очевидной унизительности идеи индеец аж вспотел. Нет. Никогда… Вот тут-то на него и наскочил спешащий по служебным надобностям мальчишечка-казачок.
Индеец взял урядника Ряхлова в плен от неожиданности, автоматически, по умолчанию. Он сам от себя не ожидал подобной прыти, тем более, что вариант "заложник" рассматривался и был отринут за очевидной бессмысленностью. Однако, места были такие безлюдные, что Гена Ряхлов не успел даже опомниться. Малиновое Зерно усыпил парня мягким ударом основания ладони в лоб. Неподалеку нашлось удобнейшее местечко: тест-камера портового энергоцентра. Никаких в ней приборов управления, только контрольные. Поэтому — незаперто. Хотя тоже нарушение. Время, однако, шло на секунды, Малиновое Зерно не стал церемониться, быстро пленного освободил от одежды и надел ее на себя.
Больше всего Зерну не понравились сапоги. Внутри они состояли, казалось, из одних углов, Зерно моментально растер обе ноги и утратил плавность походки, что, впрочем, было на пользу делу, ибо теперь индеец двигался в точности, как бледнолицый. Ростом с Ряхловым он тоже совпадал.
Ряхлов, потрясенный, очнулся через несколько минут, и Малиновое Зерно быстро и радикально допросил его. Выяснилось: посылка, вероятно, в канцелярии, Адресат усыплен и, под чрезвычайной охраной по протоколу "мятеж", заперт на гауптвахте. Гауптвахта — там-то и там-то. Коды, пароли. Малиновое Зерно был вполне удовлетворен сотрудничеством урядника, спрятал стропорез в ножны и принялся действовать.
Младшего урядника он связал полосками ткани, в которые быстро превратил собственное нижнее белье Ряхлова. Голый и связанный, казак Гена производил удручающее впечатление: синий, щуплый, испуганно лупающий глазами из-за гигантского кляпа, — но Зерну некогда было любоваться прелестями поверженного: Зерно спешил, поскольку в ходе допроса Ряхлов, дико косясь на нож, кончиком коего Зерно чистил ногти, нечаянно, в порыве судорожного сотрудничества, поведал о скором уходе "Коня Белого" из порта "Стратокастер". Гоняться за посылкой по всей Галактике Зерно не собирался. За Адресатом — да, но за посылкой — нет, честь надлежит восстановить немедленно, здесь же, тотчас. Зерно запер тест-камеру и отправился в поход.
Опустив щиток шлема, он прошел сквозь бессвязно гомонящую толпу каких-то бледнолицых в холле Ангара-11. Искусно подражая голосу урядника, назвал в микрофон на косяке люка входной пароль, после чего был допущен в наружный предшлюз. Предшлюз контролировался парой казаков в полном боевом, но на лже-Ряхлова они не обратили специального внимания, урядник за сегодня всем уже глаза намозолил своей беготней взад-вперед, — Малиновое Зерно только козырнул им, сделал десять шагов и оказался, презрительно усмехаясь, на борту "Коня Белого".

 

Мон Шер Великолепный заканчивал рекогносцировку прилегающих к канцелярии войскового есаула Полугая помещений. Видимо, распорядок дня на "Коне Белом" был устроен так, что основные массы военнослужащих в это время дня обретались где-то еще: Светосранов нигде никого не нашел поблизости. Удрученный невозможностью дать взятку, он вернулся в канцелярию, дорисовал на стене еще одну похабную фигурку и полез в сейф. Полугай забыл запереть его. Впрочем, вреда Светосранов не мог нанести никакого: секретные документы находились не в сейфе, а на диване в спальной Полугая, а спальня-то и была заперта. Коробку Светосранов осмотрел с большим интересом: он частенько получал почту через юконскую почтовую службу и питал к индейцам и всему, что с ними было связано большую слабость. Благородные воины, отвага, честь, фольклор, и все такое прочее. Вестерн. Карл Май, Джек Лондон, Серджио Леоне. Верная Рука, Чингачгук Большой Змей. Клинт Иствуд. Охота на моржей и за скальпами…
Мысль похитить посылку и нагадить грубому наглецу солдафону Полугаю еще и таким манером пришла к Светосранову неожиданно. Он привык воплощать подобные озарения немедленно, не задумываясь о последствиях, поскольку моральный ущерб всегда мог возместить, а все остальное любым судом относилось к артистической эксцентричности и тюремным заключением не наказывалось. Мон Шер Великолепный разобрал на наклейке адрес (ЗППС, Какалову З.) и ему очень понравилась фамилия адресата. Было совершенно ясно, что неведомый Какалов обокраден грубым войсаулом, и справедливость должна торжествовать как можно скорее. Весила посылка немного. Тридцать на пятнадцать на десять. Светосранов посмотрел на свои на механические. С тех пор, как Полугай оставил его одного прошло полчаса. Светосранов посмотрел на дверь. Прислушался. Расстегнул золотистую солженицынку, поместил посылку за пазуху, попрыгал на месте (видел в кино, как разведчики готовятся к разведке) и вышел из канцелярии, хищно ухмыляясь.

 

Полугай не забыл про Светосранова. Более того, он намеревался немедленно дурака отпустить, чтобы не так тошнило. До поры до времени Светосранов был не нужен. Но намерение Полугая прервала в самом начале находка ордера, о которой его оповестил не в добрый час Гневнев, инициировав тем самым событие из тех событий, которые иногда начисто меняют установившийся ход вещей и приводят прямиком к поворотам истории. Ныне с уверенностью можно сказать, что именно находка сотником Епифановым ордера на арест Дона Маллигана, вкупе с реакцией на находку войсаула Полугая, и спасли Дона Маллигана от больших неприятностей, чем только не чреватых — вплоть до насильственного прекращения жизнеописания Дона за смертью такового…
Грохот сапог войсаула предупредил вахту о его приближении, и когда Полугай ворвался в рубку, вахта, бросив посты, стояла "смирно", и живой к исполнению вахтенных обязанностей вернуться не чаяла. Что батька, обычно веселый и свой, сегодня с утра пребывал вне себя — видел каждый. Нервничает батька; плохи наши дела…
Полугай остановился, как вкопанный, наполненные голубым льдом глаза его пересчитали казаков, словно войсаул прикидывал, хватит ли у него патронов на всех.
— Смирно! — запоздало крикнул кто-то из урядников.
Полугай дернулся.
— Пятьдесят часов ареста! — сказал он почти нежно. — Кто кричал? Перитуримов? Ты меня понял? Сдать оружие начальнику вахты — и шагом марш на губу, доложиться хорунжему Миролюбу… Бегом марш! Казачки! — сказал далее Полугай. — Где-то здесь должен быть сотник Епифанов. Вы его, други, не видали?
— Я здесь, господин войсковой есаул! — Епифанов смело вышел вперед и щелкнул каблуками, и ладонями по бокам себя хлопнул, — все, как положено. — Разрешите обратиться?
— Кузьма! — сказал Полугай. — Отойдем в сторонку. Вахта, по местам, продолжать нести службу!
Они отошли в сторонку.
— Я так понял, ты нашел нашу потерю, — промолвил Полугай, сдерживаясь.
— Точно так, господин войсковой есаул.
— Докладывай.
— Следуя вашему распоряжению…
— Коротко, Кузьма, дел — до ебеней, попросту давай. Кури.
— И вы. Моих.
— Давай.
Они закурили. Епифанов смотрел на Полугая недоумевающе. Он не понимал происходящего — и в компенсации мятежа на "Стратокастере" участия не принимал, и при скандале с Мон-Зудом не присутствовал, и вообще — весь день Епифанов, как флюгер, проторчал в кемпинге, занимаясь осмотром места происшествия с группой Климова. Он не усматривал в событиях ничего особенного — счастливый человек, военный следователь сотник Епифанов, привычный к отбору показаний свидетелей и потерпевших, розыску вещественных доказательств и осмотру трупов, и необъяснимые события привыкший легко объяснять недостатком оставленных злодеями улик… И то, что Полугай избегал его взгляда, показалось Епифанову очень подозрительным, и тогда он впервые подумал: а не пора ли батьке поспать?
Кирьян Полугай, в груди которого сидела ледяная жаба, чувствовал, что доклад Епифанова по-настоящему выбьет его, войсаула, из седла; близился апофеоз сегодняшнего, невероятно щедрого на гадости, дня, дня, когда все, ВСЕ — как из-под копыта — это самое… и неизбежность — неотвратима.
— Господин войсковой есаул, может, потом? — не выдержал Епифанов.
— Потом — у кота, сотник, — сказал Полугай. — Говори.
— Слушаю. Я закончил все в кемпинге, отправил ребят домой, а сам все же решил проверить, — не люблю загадок, а подозреваемый попал в кемпинг загадочно. Что я предпринял? У меня с собой была схема Главного корпуса, я присел там над ней, покурил… посмотрел — подумал. Климов клялся, что Маллиган вышел в кемпинг через технический люк № 9. Этот люк ведет на платформу транспортера — там несколько защитных систем, но транспортер прямиком может привезти из кемпингов к платформе «Главный Двигатель», соответственно — и наоборот… Словом, если у Маллигана не было сверхсекретных паролей, проникнуть в кемпинг со стороны двигательного он не мог, и, следовательно, Климов то ли зачем-то врет, то ли черт Маллигану помог. Я запросил у диспетчерской «Стратокастера» пропуск в зону Главного Двигателя, покочевряжились — но пустили. Ладно… Доехал я до платформы, вышел. Кольцевая платформа, идет по борту шипоносца, примерно два километра в окружности, по внутренней переборке — перрон. И вот вышел я на перрон — сразу смотрю: открытый люк. На индикаторах — зеленым-зелено. На контактах текст-программера — пальцы Маллигана, реконструктор определил по скорости нанесения отпечатков даже код допуска в ПК Процессора № 2 — «ТТС-ТСТ», — код набран с первого раза, пальцы чистые, несмазанные. Словом, господин войсковой есаул, там подозреваемый и прошел. Черт ему помог. Или здесь, на шипоносце, даже охранные системы против нас — за своих, любимых.
Епифанов сделал затяжку. Полугай сказал:
— Так.
— Ну, я вышел с перрона в ПК Процессора № 2. Произвел осмотр. В гардеробе — неполный спецкостюм, скорчер, — с уверенностью можно сказать — вещи подозреваемого. И в ящике, внизу, где был скорчер — смотрю — папка. Вот… — Епифанов вытащил из-под кирасы хорошо знакомую Полугаю папку. — Я, понятно, текст не включал, но, судя по лейблу, — мной обнаружен утраченный группой захвата капитана Мон-Зуда ордер на арест Маллигана Дона, ротмистра, подозреваемого в государственной измене. Словом, весь "Стратокастер" надо арестовывать, господин…
— Давай папку, Кузьма, — сказал Полугай. — Благодарю за службу.
— Стараться рад, — ответил Епифанов, осекшись. — Но доклад незакончен…
— Что-то важнее чем это? — спросил Полугай, постучавши фильтром сигареты по корпусу папки.
— Важнее — вряд ли, но…
— Достаточно.
— Слушаю, — сказал Епифанов.
Полугай взял папку и включил. Он сам не знал — зачем, но он включил текст и внимательно прочитал его. Ему показалось, что он сошел с ума — рывком, как будто конь стал. Он всмотрелся, он понял, что не бредит, и он, не сказав больше ни слова, повернулся и вышел из рубки, продолжая держать включенную папку обеими руками за края перед собой…
…Электронная текст-папка есть плоский физический объект высокой технологии формата А-4, лицевая поверхность которого представляет собой стереокристаллический экран с псевдожидким наполнением. Папка чрезвычайно прочна; существуют папки как одноразовые, так и многофункциональные… В описываемое время применялись очень широко, декремационные принтеры, штамповавшие их, еще не были запрещены Академией Побочных Эффектов. Папка, на экран которой был нанесен ордер № 267/513 (76353 00мбык00), являлась одноразовой, с короткой, неизменяемой памятью и, главное, с заваренным портом доступа. Каким образом в текст и формы ордера были внесены оскорбительные изменения, и какие — навеки останется тайной. Войсковым есаулом Полугаем папка была подвергнута уничтожению — через час, у себя, в изгаженной Светосрановым и Зерном каюте, он расстрелял папку на полу из скорчера, тщательно, обжигая пальцы, собрал все осколки и, утолкав их в рукавицу от одноразового комбинезона, спалил на решетке стелларатора в подпалубном помещении № 54 "Коня Белого". Таким образом, остается лишь предполагать, как конкретно было нанесено тягчайшее оскорбление королевской печати, подписи Президента и самому Матвею Полугаю как исполнителю воли высоких лиц, и ему же, как лицу частному. Епифанов, единственный, кто мог видеть испоганенный ордер, молчал по поводу до конца жизни, а воспоминаний не оставил. Но, поскольку, как сказано выше, история с папкой является историей, без преувеличения, поворотной, прекратившей массированную охоту полицейских сил СМГ за Доном Маллиганом, Авторам представляется необходимым остановиться здесь подробнее.
В процессе работы над поелику возможно более точной реконструкцией событий, мы, Авторы, с помощью экспертов Академии Внечеловеческих Возможностей, воспроизвели (в ед. экз.) текст-папку с заключенной в ней стандартной формой ордера на арест и попытались (исходя из личных понятий о чести, совести и уме) исказить текст наиболее оскорбительно, так, чтобы последующее поведение войскового есаула М.Полугая, несомненно, болезненное и, несомненно, непрофессиональное, было признано адекватным, высокопатриотическим и, в конце концов, объяснимым с человеческой точки зрения. После нескольких десятков экспериментов мы пришли к выводу, что, скорее всего, в ткань геральдического слоя ордера были необъяснимым способом внесены фаллические или иные унизительные знаки (особенно эффектно смотрелись в нашей реконструкции модели "пыль столбом" и "зеркальный ассенизатор"), а слой собственно текста был искажен приставочно-суффиксным методом до состояния полной неудобочитаемости (воспроизвести здесь даже самую "легкую" модель, построенную текст-программой "Word-95" со снятыми, с разрешения разработчика и производителя программы (договор о сотрудничестве номер такой-то), цензурными ограничителями, — не представляется возможным. Хотя нельзя не упомянуть на присутствие в моделях весьма забавных, на непритязательный вкус, эпизодов). По поводу технологии взлома "заваренной" одноразовой папки на данном этапе развития цивилизации сказать ничего определенного нельзя; видимо, следует отнести вопрос как это сделано в разряд «божественное провидение», «чем черт не шутит», а точнее — «в жизни все бывает»; в конце концов, явление Дону Маллигану клауцермана Крыуша — событие историческое… — и смысл в дальнейшем имеет только рассмотрение вопроса что из этого вышло; и здесь мы, Авторы, ответ можем дать довольно точный — попросту пересказав последующие события…

 

…Вероятно, изменение цвета и пространственных характеристик лица войскового есаула было столь явным и болезненным, что сотник Епифанов, проводив (уставным образом) батьку до дверей рубки, по возвращении на мостик счел необходимым доложить о состоянии командира старшему вахтенному офицеру, начальнику группы динамиков "Коня Белого" сотнику Добругину-Мерсье. Добругин-Мерсье офонарел.
"Ты, что, Кузя, серьезно? — переспросил он. — Ну-ка — отойдем." Они отошли за комбайн контроля масс — рабочее место Главного Архитектора корабля, — где хорунжий еще раз, преувеличенно раздельно, повторил свои опасливые наблюдения, сопроводив их даже, для вящей убедительности, движением указательного пальца у виска. Неприятно пораженный, сотник Добругин-М. был готов уже обвинить сотника Епифанова в преступном пренебрежении собственным психическим здоровьем, но вдруг задумался и не смог припомнить ничего в сегодняшнем поведении батьки, что не уложилось бы аккуратно в схему, нарисованную опытным следователем Епифановым: действительно, Полугай был явно не в себе. "Ладно, Кузьма, ты пока помалкивай, — сказал Добругин-М. озабоченно. — П-паразитство! Не хватало еще… А что там с папкой было?" — "Лучше не спрашивай, Пьер, — сказал Епифанов. — Но, бля, поверь — с батькой — трава. Я так мыслю: либо у него карьера накрывается, либо что похуже." — "Ладно, — сказал сотник. — Все чтоб по уставу. Иди, занимайся своим всяким, я озабочусь."
Следствием обмена наблюдениями между сотником Епифановым и сотником же Добругиным-Мерсье явился вызов на мостик главврача крейсера — подъесаула Баранова.
Стоит отметить, что подъесаул Баранов некоторое время препирался с вахтенным офицером, не желая нарушать инструкцию: по протоколу "мятеж" (подпункт о психофизиологических повреждениях задержанного) он обязан был неотлучно находиться подле спящего Какалова вместе с конвоем до появления компетентных лиц. Однако Добругину удалось убедить Баранова — и даже неуставным порядком, без применения служебных полномочий вахтенного офицера, по-человечески договорились. Впрочем, встретился сотник с подъесаулом все-таки не на мостике — в гравитационной камере-распределителе, где Полугай давеча беседовал с капитаном Гневневым.
История космонавтики насчитывает несколько десятков случаев возникновения катастрофической ситуации на звездолете в результате внезапного помешательства члена экипажа. Казалось бы, на фоне глобального развития звездоплавания, за триста лет — несколько десятков случаев — незначительная статистическая флюктуация, но некоторые из них столь страшны, а космонавты — и военные космонавты в том числе — в абсолютном большинстве своем столь суеверны и опасливы, что наблюдение малейшего изменения сознания, малейшая неадекватность поведения хорошо знакомого коллеги — вне зависимости от высоты стояния его в иерархии космического корабля или от его профессии — немедленно влечет за собой сигнал и неизбежные медицинские санкции, нередко принудительные. Главный врач космического корабля — всегда прежде всего психотерапевт. Не имеющий права игнорировать даже и анонимный, даже и донос — кого либо — на кого либо — в данном конкретном смысле. В военном же флоте главврач имеет вдобавок чрезвычайные полномочия хватать и вязать, а при необходимости и применять оружие — тяжело вооруженный звездолет в руках умелого безумца — штука серьезная… так случилось в 278 году, инцидент "Демьян Барука" при ЕН-9544…
Случаев помешательства самих врачей, к счастью, ни разу не было еще отмечено.
— Вы что, голубчик, всерьез? — спросил Баранов, округлив глаза, и немедленно, по обыкновению своему, схватился за нос. — Полугай? У него коэффициент стабильности сознания — шестьдесят три, ты что, сотник…
— А вы, господин подъесаул, вспомните, — посоветовал Добругин-Мерсье угрюмо. — Вы что, забыли? Тогда, на Три-тонне? Когда пацана прибило?
— Я все помню, естественно. Но там — никакой патологии, — убедительно сказал врач. — Ни-ка-кой патологии, обычный нервный срыв. Сотник, я наблюдаю Полугая шесть лет — опомнитесь, голубчик!
— Короче говоря, господин врач, я вам доложил, как по инструкции и положено, — сказал Добругин-М. нетерпеливо. — Сигнал поступил — я его не зарыл, а развил по команде. К тому же, если бы мне какой-нибудь гусила, вроде Ряхлова, сказал, я бы еще подумал, засомневался бы, да и то… Нет, это Епифанов заметил.
— Воздуху тебе в шприц, — сказал тогда Баранов озабоченно. — Епифанов? Фрррр… Тогда что ж, рапорт принят. Вы, случаем не знаете, голубчик, где батька?
— Знаю случаем. В столовой.
— Угу, голубчик… могу себя считать свободным?
— А я?
Они разошлись. Вахтенный унес свою тревогу на мостик, где его ждало сообщение от инфор-трасса курьерского "Балкана", вышедшего в риман в полутора астрономических единицах от "Стратокастера" — "Балкан" вез конвой для Какалова, — прибытие курьера предполагалось через час-полтора.
А Баранов, на ходу терзая пальцами нос, отправился в столовую.

 

Малиновое Зерно не знал конкретной планировки казарменных и служебных помещений "Коня Белого", но агрегатный корпус крейсера был стандартный, модели, родственной "собачьей упряжи" по архитектуре, и Малиновое Зерно постарался сразу же отыскать в пределах внутреннего предшлюзья аварийную каверну, открыл ее и соскользнул по шелковому рукаву вниз, в двигательное. По крайней мере в двигательном отделении он мог не опасаться спонтанных встреч с солдатами: двигателисты, как правило, на любом космическом корабле группа особая, вещь в себе, с палубным гарнизоном сообщаются неохотно — по разным причинам. Малиновое Зерно оказался совершенно прав: выпутавшись из рукава, он сразу увидел перед собой воздухогонный терминал, натужно машущий лопастями за защитной решеткой макрокулер, — и на станине терминала — сидящего с сигаретой в руке техника.
Малиновое Зерно нарочито медленно отряхнул наколенники, поправил пояс, выгнал указательным пальцем пот из-под подшлемника на висках и, пройдя мимо техника, вежливо кивнул ему. Техника Зерно счел безопасным и не стал больше думать о нем, и оборачиваться к нему, несомненно, от нечего делать, поверх сигаретки, пялящемуся Зерну в спину: поза техника не внушала никаких подозрений, техник просто волынил и присел покурить вне поля зрения начальства… Зерно остановился в арке, ведущей из-под плиты предшлюзья в бортовой коридор, оснащенный, как и следовало ожидать, в каждом своем декомпрессионном сегменте приборами контроля и информатики. Зерно повернул за аркой направо, миновал три ограничника, крашеных в оранжево-черные аварийные полосы, раскрыл панель информатора № 6 (по номеру сегмента) и вызвал на экран ситуацию местоположения людей на крейсере, использовав для проникновения в киберспейс "Коня" карточку Ряхлова.
Основное скопление биомассы было в районах рубки и казарм. Помаргивала одинокой двойкой столовая… гауптвахта была, к сожалению, — JAMMED. Адресат Зерна Какалов находился там, неизвестно под какой охраной… но сейчас Малиновое Зерно искал прежде всего посылку. Зерно помнил надпись на табличке в той комнате, где его унизили, но по-русски читать Зерно не умел, и поиск архитектурного объекта произвел, введя лишь те несколько букв названия, в написании которых был совершенно уверен: КА-Ц-Е. Компьютер предложил ему на выбор 1) КАРЦЕР, 2) КАНЦЕЛЯРИЯ и 3) КАНЦЕРНЫЙ БЛОК ВОЗВРАТНОЙ СИСТЕМЫ, Зерно нажал на "2" и через миг получил на монитор трехмерную обезличенную модель квартиры Полугая.
В канцелярии не было никого, но в спальне двигалась от стены к стене зеленая (зеленый цвет обозначал не члена экипажа, члены экипажа горели ярким желтым) единичка. На панели задач схемы отсутствовала, перекрытая значком "Territory of commander — Present your tolerance!", команда "оптический допуск". Но Зерну уже и так хватало информации. Он знал куда идти, и знал, что делать.
Он определился по проводнику, перегнал маршрут в нарукавный компас, настроил звучок "холодно — горячо" компаса на тоненький звуковой пунктир, самому Зерну едва слышный, и отправился в путь по тропе войны к повторному обретению своей чести.

 

На полпути от рубки к канцелярии Полугай почувствовал себя плохо: он понял, что живота Светосранова ради не нужно ему, Полугаю, сейчас с Мон Хером Золотистым встречаться. А то живым Светосранову не быть. Хотя Светосранов и стоял на подозрении в пособничестве под номером один, но Полугай, полностью утративший среди сегодняшних событий границу возможного и невозможного, уже склонен был Светосранову верить не меньше, чем верил, например, уряднику Трепету. Полугай свернул в столовую.
Оскверненная папка жгла грудь Полугая, помещенная им за пазуху мундира. Однако жжение Полугай готов был терпеть сколько угодно, лишь бы никому она на глаза не попалась. Есть войсаул не хотел, но посидеть в тишине, попить кофе с ватрушками, полагал Полугай, куда как с добром.
Он сел за свой столик, сделал серву заказ. Папка мешала. Полугай сунул руку за пазуху с намерением папку устроить поудобнее, нащупал во внутреннем кармане какой-то пакет, зацепил его и вытащил на свет.
Приглашение на помолвку Маллигана Дона и Костанди Энди для Збышека Какалова, "великого и ужасного; варвара, стоящего на пути к оцивилизовыванию посредством безудержного поглощения эля и повсеместного восхваления огромных достоинств Большого Злобного Ирландца Музыкального Быка…" Полугая передернуло так, что он даже испугался. Откуда это? Он начисто не помнил. На бумагу упала тень. Полугай поднял голову, в полной уверенности, что перед ним стоит Маллиган.
— Кирьян Антонович, — сказал Баранов, склоняясь над войсаулом. — Вы разрешите соседствовать?
Полугай тряхнул головой, отгоняя наваждение.
— Прошу, Петр Петрович. Кофе вам заказать?
— Малиновый чай, если можно. Благодарю вас.
— Вы побеседовать, или просто так зашли? Постойте-ка, господин подъесаул. Вы же сейчас на дежурстве…
— Да, Кирьян Антонович, но у меня безотлагательный разговор к вам. Я подменился своим помощником. У меня есть основания для нарушения протокола, командир. Разрешите говорить неофициально.
— Что же заставило вас нарушить мой приказ? — холодно спросил Полугай. — Не представляю.
— Вы, господин войсковой есаул. Я прошу вас, как врач, прошу вас пройти со мной в медцентр для обследования. Сейчас.
Полугай сощурился. Однако Баранов выдержал его взгляд.
— Я мог бы и приказать, Кирьян Антонович, — сказал Баранов тихо.
— Верно, — согласился Полугай. — Но основания?..
Баранов открыл рот, чтобы закатить заранее отрепетированную речь. Сложность наличествующих обстоятельств натуры, ответственность правительственного задания, высокие принципы космонавтской взаимовыручки, тяжелое вооружение крейсера, политическая целесообразность медицинской акции… — и так далее, по тексту, но вдруг, опытный врач, Баранов обнаружил, что Полугай вовсе не собирается его слушать: челюсть у войсаула отвисла, глаза обратились внутрь черепа, — Баранов осекся, и вдруг Полугай поднес к своему носу плотный конверт, лежавший до этого на столе и быстро и тщательно его обнюхал. Баранов похолодел. Иглокол, боеготовный, находился у него в расстегнутой кобуре, но руки были на виду Полугая, по идиотской айболитской привычке крутили вокруг друг друга большими пальцами — над скатертью… Обнюхав таинственный конверт, войсаул схватил себя за бороду, подергал ее вниз-вперед-вверх, забрав в ладонь и вдруг, треснув кулаком рядом с чашкой кофе (чашка чудом удержалась от расплескивания), засмеялся.
— Господин войсковой есаул! — только и сказал Баранов.
— Что, Баранов? — неласково спросил Полугай, явно собираясь вставать. — Ну что ты, подъесаул, сепетишь? Спятил, думаешь, батька? Хрен вам! — с удовольствием сказал Полугай. Он стоял над Барановым и Баранов ясно видел, что батька абсолютно здоров, весел и осознанно энергичен. Нарыв лопнул, решение найдено, теперь все пойдет по плану, и даже еще лучше. — Чуть не спятил — это верно. Задачка была сложная. Так. Кого мы имеем в пределах досягаемости? — прямо спросил себя Полугай. — Подъесаул Баранов, слушай мою команду.
Баранов вскочил по стойке "смирно".
— Начинаю новый этап операции "Стратокастер"! — заявил Полугай. — Лично вас назначаю ответственным за охрану задержанного Какалова и за его передачу курьеру Генерального Штаба. Малейшие признаки сопротивления со стороны команды шипоносца — применять оружие, вести огонь на поражение. Протокол "мятеж" отменить, протокол "сверхмятеж" — задействовать. Приказ ясен? Выполняйте.
— Разрешите идти? — потерянно спросил Баранов.
— Так точно, идите, — сказал Полугай. — Баранов! — окликнул он врача. Баранов остановился в дверях столовой. — Я здоров, Баранов, — серьезно сказал Полугай. — Дело чести — слыхали про такое? — Баранов кивнул, ничего не понимая. — Вот и думайте, подъесаул, — посоветовал Полугай. — Продолжайте движение.
Баранов исчез. Полугай снова сел, аккуратно спрятал приглашение на помолвку во внутренний карман, отсоединил от пояса коммуникатор, положил его перед собой на стол и включил оперативную связь.
— Войсаул Полугай. Всем моим — слушать сюда.

 

Все-таки дважды по пути Зерну пришлось обезвреживать любопытных, а потом искать места и прятать там поверженных. К счастью, он никого не убил, иначе медцентр поднял бы тревогу. Второго зеваку Зерно прибил у шахты подъемника, которым собирался воспользоваться — этот подъемник находился ближе других к канцелярии.
Знакомство с Геной Ряхловым состоялось уже сорок минут как, и Малиновое Зерно спешил все больше и больше. Спешка, однако, не могла заставить его совершить и малейшую ошибку в скрадывании, слишком большое дело стояло на кону… Способ ухода со крейсера Зерно придумал, хотя и пришлось исключить немедленную встречу с Адресатом, за двумя стрелами, как говорится, только погонись — нож под сердце пропустишь…
Пустой холл, за ним арка, короткий коридор, разветвлявшийся надвое, — Зерну нужно было налево… Поворот. За поворотом, судя по ставшему непрерывным сигналу компаса, находилась искомое Зерном помещение, со стенами, видевшими его позор…
Зерно выглянул из-за поворота. У двери канцелярии стоял диванчик. На диванчике сидел казак в полном боевом. Как Зерно не был скор, откидываясь назад, казак его заметил.
— Кто там зырит? — раздраженно спросил казак. — А ну, выдь сюда! Ряхлов, гусила, ты там? Бегом ко мне, а то… Э, ты кт… А-ап!..
Зерно придержал оседающего, чтобы ничего не брякнуло. Нападать пришлось наотмашь, из неудобной позиции, наскоро, и в первый миг Зерну даже показалось, что он переборщил. Но пульс у казака благополучно бился, а вот припрятать тело здесь Зерно не знал куда… Потом. Он оставил его сидеть на диванчике. Дверь.
Дверь, понятное дело, открывалась ключом, отсутствующим. Зерно наскоро обыскал охранника — пусто. Со временем, натурально, был цейтнот, и Зерно не стал особо раздумывать, скорчер взялся в ладонь и нацелился в район замка… тут Зерно опешил — из-за двери вдруг раздалось тихое царапанье, какие-то постукивания и, кажется, невнятная ругань… Чувствовалось, что дверь пытаются открыть с той стороны и, судя по осторожности и неумелости, попытки предпринимает НЕ член команды "Коня Белого", а еще какой-нибудь несчастный, попавший в плен жестоким казакам. Жертв среди мирного населения Зерно допускать не хотел — не то, чтобы он был особо гуманен, но как-то ему не хотелось, — он нанес по двери мощный пинок ногой и еще постучал по ней же рукоятью скорчера. Если пленник не совсем тупой индивид, то соображения у него хватит хотя бы отойти в сторонку — на всякий случай. И точно, поскребывания прекратились. Зерно выстрелил в замок.
Светосранов, опасливо прижавшийся к переборке рядом с дверью, до жути перепугался и громко закричал, приседая: услышав громкий, хозяйский стук и решив, естественно, что вернулся Полугай, он ожидал каких угодно неприятностей, скандалов, но никак не грома с зеленой молнией, сообща высадивших половину двери в прихожую квартиры — в дыму и шипении. Светосранов шарахнулся по полу на четвереньках, сбивая по пути столы и кадушки с фикусами, а затем сработала система противопожарной безопасности.
И сработала защитная память спецкостюма, надетого на Зерне: прозрачная пластинка упала на лицо, включился оптический фильтр, сделав тугое облако пирофага, наполнившего коридор и прихожую, прозрачным, и Зерно смело протиснулся в образовавшуюся щель и тут же увидел захлебывающегося газом Светосранова. На казака Светосранов не походил ни ростом, ни одеждой — никак, и Зерно, на ходу сорвав с запасного респиратора на поясе спецкостюма пломбу, сунул прибор в руку несчастному — на акт милосердия у Зерна ушло полсекунды — невиновен — можешь жить.
Сориентировавшись, Зерно начал расстрел телекамер и продвижение к месту предполагаемого нахождения посылки.
После щелчка, обозначавшего инициацию приоритетного командирского канала, из-под потолка раздался голос Полугая:
— Здесь командир. Всем моим — слушать сюда. Коррекция процедуры…
Договорить войсаул не смог.
— Здесь вахтенный офицер! Батька, ЧП, — в районе канцелярии срабатывание системы противопожарной безопасности, прошу допуска на внутреннюю оптику канцелярии!
— Полугай — даю допуск, аварийная группа — выдвинуться в район ЧП, при необходимости применять оружие. Иду сам.
— Вахта — всем! Пожар в канцелярии, оптика не отвечает, охранник не отвечает на вызов, предполагаю незаконное проникновение, боевая тревога, команде — поименная перекличка. Всем моим — трое не отвечают, внимание, поправка, не отвечают четверо.
О боги-почтальоны, подумал Зерно спокойно. Не успел. Нужно уходить. Тут его схватили за ногу. Зерно посмотрел вниз и увидел гражданского в идиотской полувоенной форме, шитой золотом. Лицо гражданского покрывали респиратор и копоть. Гражданский мычал, очи его лезли на лоб. Зерно вздохнул. Уходить придется вдвоем. Убьют дурака. Будут разбираться что ли? нет, конечно… Зерно нагнулся над Светосрановым и раздельно, ясно произнес:
— Если хочешь жить — будешь заложником.
Светосранов его не понял. Зерно в третий раз вздохнул — некогда объяснять. Здоровенный пинок подбросил Светосранова, в воздухе Зерно перехватил его рукой, сориентировал, поставил на ноги и погнал, схватив за шиворот, к выходу. Одновременно Зерно включил коммуникатор.
— Говорит канцелярия, командир Полугай, ответьте! — сказал он.
Пауза.
— Кто говорит?
— Я Зерно, почтальон. Я взял заложника. Остановите атаку, или я начинаю его резать. А он будет комментировать процесс. Мы начнем со скальпа.
Пауза.
— Я Полугай, всем на месте. Господин почтальон, вы что, спятили?
— Зерно делает только то, что должен делать. А вы, командир, должны делать то, что вам скажет Зерно. Впрочем, возможно заложник вам безразличен? Тогда прошу вас, нападайте. Зерно готов.
— Что вам надо?
— Зерно собирается мирно уйти с крейсера. Зерно никого не убил, ничего не украл. Повредил одну только дверь. Зерно не хочет войны. Зерно хочет только…
И тут Зерно нашел посылку. Терзаемый его железной рукой Светосранов оступился, подскользнулся, взмахнул руками и на пол вывалилась из-под его курточки хорошо знакомая Зерну коробка. Зерно удивился, но быстро с удивлением справился и, сунув посылку к себе под кирасу спецкостюма, плотнее затянул пояс.
— Внимание, почтальон, почему вы замолчали?
— Зерно все сказал. Через две минуты вы потеряете заложника. Освободите дорогу.
— Но это невозможно. Даже если я выпущу вас — как вы уйдете с шипоносца, почтальон? Предлагаю вам сдаться.
— Это невозможно, командир. Зерно не думает о плене. Довольно с Зерна позора. А с диспетчерской порта придется договориться вам. Прошло полминуты, командир, вы слышите, как кричит заложник?
Заложник действительно, был слышен очень хорошо. Светосранов визжал так, что индикаторы панели аудиоселектора на пульте вахтенного офицера зашкаливало. Зерну приходилось прижимать микрофон к губам, чтобы его слышали ясно.
— Епифанов всем — обнаружены двое из пропавших, живы, здоровы, без сознания, нейтрализованы аккуратно, без повреждений. Липакин и Хохлов, техники. Ряхлов не найден. Гурский вышел на связь — у него был поврежден коммуникатор.
— Полугай всем — сохранять спокойствие. Почтальон, предлагаю вам сдаться. Вы находитесь в зоне боевой операции. Обязан считать вас агентом противника, не могу вас отпустить.
— Помогите, помогите! — заорал Светосранов. — Люди, милые люди, он убивает меня, у него нож, папа-апа!..
— Осталась минута, — сказал Зерно. — Об исключительной жестокости краснокожих ходят легенды, не так ли?
"Он актер, — сказал в рубке Добругин-Мерсье своему помощнику, хорунжему Кропоту. Хорунжий морщился и зажимал уши. — Заодно они, вот и все дела. Вот он и орет." — "Я так не думаю, — ответил Кропот. — Слыхал я, как орут. По-моему, они вовсе незнакомы…"
— Епифанов — всем нашим. Террорист проник на крейсер, использовав идентификатор подхорунжего Ряхлова. Охрану в предшлюзье предлагаю немедленно дисквалифицировать. Подхорунжий Ряхлов не найден. Командиру — господин войсаул, предлагаю просить службы безопасности шипоносца о сотрудничестве в ликвидации ЧП.
Полугай стоял, прижавшись спиной к переборке, в нескольких метрах от взорванной двери своей квартиры. Аварийная группа казаков была с ним. Скорчеры сняты с предохранителей. Воздуховоды блокированы, соседствующие с канцелярией помещения блокированы — никто не знал, каким оружием располагает террорист, возможно, будет попытка взломать переборки.
— Связь — переключить всех на оперативный кодированный канал, — приказал Полугай. — Епифанов, время истекает, некогда договариваться. Заложника необходимо сохранить. Этого греха я на душу не возьму. Гневнев, к старту. Догоним в космосе и расстреляем.
— Батька, а если он возьмет заложника с собой? Я бы сделал так.
— Шипшанд-оператор сотник Диксон — докладываю: виза "Китового Уса" продлена на час по устной договоренности с диспетчерской порта "Стратокастер", без права выхода пилота за территорию ангара базирования. Ситуация нестандартна. Перехват оптики ангара показывает, что пилот Малиновое Зерно покинул ангар по карточке некоей Костанди, техника, подозреваю сговор.
Полугай зарычал. Тридцать секунд.
— Я Зерно, у вас полминуты. Готовься к смерти, бледнолицый.
— Папа-а-а!
— Оператор Грустнов. Настойчивое требование адвоката задержанного Светосранова…
— Всем моим — молчать в эфире! — рявкнул Полугай. — Я Полугай, вызываю Малинового Зерна.
— Здесь Зерно.
— Разрешаю вам выход со крейсера. Беру на себя ответственность за безопасный проход по территории порта "Стратокастер". Обеспечиваю спокойный старт из порта. Где вы оставите заложника?
— В одном из близлежащих обитаемых миров. Зерно обещает — заложник будет жив и цел.
— Возможен ли обмен?
Зерно подумал.
— Возможен. Камера тест-контроля номер… не помню номер. Недалеко от предшлюзья крейсера. Там находится ваш казачок. Доставьте его к моему кораблю — Зерно оставит гражданского на трапе. Воевать должны воины.
— Ряхлов? Ну пацан же совсем!
— Он был вооружен. Впрочем, Зерно устал от торгов. Или — или. Решение за вами, командир Полугай.
— Согласен. Епифанов. Найти Ряхлова и доставить его к трапу "Китового Уса". Но без глупостей, почтальон!
— Одну глупость Зерно сегодня совершил. Один раз. Больше — никогда. Зерно выходит — и Зерно стреляет без предупреждения. Зерно сказал.
— Вахта, обеспечить проход!

 

(Документ 11)
РЕКОНСТРУКЦИЯ НЕСОХРАНИВШЕЙСЯ ЗАПИСИ РАЗГОВОРА МЕЖДУ БОЛЬШИМ ШЕФОМ ЗАПАДА ВОЙСКОВЫМ АТАМАНОМ М.КРЕБНЕМ И КОМАНДИРОМ ОПЕРАТИВНОЙ ГРУППЫ «КОНЬ БЕЛЫЙ» ВОЙСКОВЫМ ЕСАУЛОМ К.ПОЛУГАЕМ.
15 МАРТА 534 ГОДА, ЦЕНТР, СТОЛИЦА, ГЕНШТАБ ППС СМГ — ЗАПАД, АЯКС, ПОРТ «СТРАТОКАСТЕР», КСК «КОНЬ БЕЛЫЙ» — ОКОЛО 17 ЧАСОВ СРЕДНЕГО ВРЕМЕНИ.
— Ты здоров, Киря?
— И ты туда же… да здоров я, здоров…
(NB. — Кребня поразил вид Полугая. Не чудовищные неуклюжие события, произошедшие за этот долгий, воистину галактический день 15 марта, не удручающие личные прогнозы Кребня на ближайшее будущее — именно вид Полугая поразил Кребня и заставил его многое понять и, даже, многое — точно предвидеть. За несколько часов Полугай похудел, знаменитая безусая борода его торчала какими-то комьями, он поминутно протирал лицо мятым платком и матерился совершенно безостановочно — во сто крат больше обычного).
— Но ты хреновейше выглядишь.
— Да пошел ты, Матюша, на. Начальничек, т-ть! Л-ладно… Виноват, господин войсковой атаман. Докладываю. С момента последней связи произошло, тьма-ть, следующее. Закончено следствие по факту побега из-под ареста Маллигана Дона. И собранные материалы интерпретировать в рамках обычных представлений, мать-не-папой, не представляется возможным. Рекомендации: всеобщий розыск с крупным, б…, призом… Далее. В ходе ситуации выявлено циничнейшее, и в высшей степени, т-ть, преступное поношение имени Ее Величества, а также института Президентства, мать его через дюзу за фал. Как гражданин и как верноподданный — предмет оскорбления я на уничтожил на. Только что. С огромным удовольствием. Думай, что хочешь, Матвей.
— Продолжай.
(NB — Слушая Полугая и наблюдая за ним Кребень понял, что при любом раскладе дел Полугай не был тем человеком, которого следовало посылать на это задание; к сожалению, кандидатуру с ним, Кребнем, Сухоручко не обсуждал, да и вообще, когда «Конь Белый» был отправлен в район Пыльного Мешка, о грядущих событиях Сухоручко и сам не подозревал… При всей внешней лихости и нарочитом расизме, Полугай был — и Кребень хорошо знал это давно — человеком честным и искренне неспособным на самокомпромисс во имя карьеры. Поступки войсаула Полугая всегда точно укладывались в рамки понимания им воинской и человеческой чести, зачастую конфликтуя с соображениями пользы дела; высокий постулат все должны остаться в живых над Полугаем довлел безбрежно, и посему трудности по службе перед Полугаем возникали время от времени огромные, но он, талантливейший работник, справлялся с ними блистательно. До сих пор… И Кребень подумал — пусть его все идет как идет. В конце концов, у судьбы тоже должен оставаться шанс…)
— Далее. Твой курьер, Матвей, заходит на посадку. Какалова в целости и сохранности ему передаст мой Гневнев.
— Стоп, отставить. А ты?
— Я принял решение выйти на охоту.
— Не понимаю. Внятнее, брыть!
— Я экспроприирую новый "конвой" и отправляюсь за Маллиганом. Рекомендации рекомендациями, но что-то мне подсказывает: хрена от него толку будет, от общегалактического розыска. Высшие силы, тра-та-тах, мне только еще не мешали, пикапу, трикапу, лорики, ерики! Если хочешь, погоны могу сдать своему вахтенному. Они тут меня и так пытались в лазарет упечь. По подозрению в критических аберрациях восприятия. Словом, Матвей, ты меня не первый парсек знаешь. Если Маллигана вообще возможно поймать — я приволоку его к тебе сам, я, и только я. Я его нюхом чую!
— Ты что, Киря, решил тут вендетту открыть?
— Понимай, как знаешь, Матвей.
— И с погонами ты всерьез?
— Уж это так.
— А если я тебя прикажу задержать?
— Тебе нужен Маллиган, или я тут хренотенью занимаюсь?
— Меньше страсти, войсаул.
— Ну думай. А возьму я с собой бабу Маллигановскую.
— Бабу Маллигановскую?
— У него невеста. Здесь, на шипоносце. Энди Костанди, техник. Я ее уже задержал. Втроем брали. Она с Уэльса, баба сильная. У меня есть план, Матвей, не беспокойся. Я, может, и не в себе, но я — по делу не в себе. Мне сна нет, пока я тварь не урою!
(NB. — Решение, принятое войтаманом Кребнем, было положительным для Полугая. Логика решения даже и сейчас, ретроспективно, — парадоксальна, поскольку болезненные устремления войсаула Полугая были явно бессмысленными и эмоциональными, Полугай собирался воплотить безумную идею охоты на Быка на авость… Но Кребень дал «добро». Возможно, дипломатические дрязги, произошедшие за последние часы на Столице между МВД и ППС, в которых Кребень неожиданно для себя увяз, и не чаял, как из них выбраться; странное поведение советника фон Марца, потребовавшего вдруг для своей конторы особых полномочий; дикая история на Жмеринке, где — как только что Кребню сообщили — весь командный и преподавательский состав Школы Аякс вдруг бесследно канул, необратимо разрушив все библиотеки Школы и саму ее территорию в Меганете; паника на Центральной Фондовой, начавшаяся сразу после смерти Ларкин и достигшая пика после очень своевременного заявления Сухоручки об установлении госконтроля над финансами и недвижимостью Западной ППС; истерика Королевы, — все это внезапно выстроилось в голове у Кребня по рангу, персонифицировалось в нервном лике давнего верного товарища Кири Полугая и вспыхнуло: лишь авось спасет мир, раз уж тщательное планирование оказалось абсолютно несостоятельным…)
— Ты мне ничего не говорил, я ничего не знаю. Победителей не судят, а по возможности и награждают. Так будет хорошо?
— Так, Матвей, будет достаточно. Я оставлю у себя личную связь только с Гневневым. Общайся со мной через него.
— Только… Кирьян… я тебя знаю… баба-приманка — не в твоем стиле… как ты… не слабо?
— У меня отныне нет стиля… Флаг.

 

Нет смысла гадать, почему Кирьян Полугай умолчал о теракте Малинового Зерна, утрате посылки, почему вообще умолчал о посылке — это очевидно. Оправдать перед Кребнем провал боевой операции тем, что все остались в живых, Полугай не мог, поскольку аргумент был смехотворен. Он отлично знал Кребня, он никогда не служил в местах, подобных Хосе-Луису. Проблема сохранения жизни ради жизни вопреки всему остальному перед Матвеем Кребнем никогда не стояла. Не тот он был человек. Он просто не понял бы Полугая, и, скорее всего, арестовал — как саботажника… С уверенностью можно сказать, что Полугай ринулся сломя голову пятками гасить угольки потому, что не выдержал внутреннего конфликта между собственными погонами и собственной честью. Ибо отвечать только за себя, рисковать только собой, надеяться только на себя, — гораздо легче…
Таким образом, рассказывая историю войскового есаула Кирьяна Антоновича Полугая, мы рассказываем о настоящей человеческой трагедии. А в образе войскового атамана Кребня впервые проскальзывают нотки вполне демонические — ибо не видеть явных признаков этой трагедии Полугая Кребень просто не мог.
Назад: Глава 7 КНУТ И КАТАНА
Дальше: Глава 9 ПОМЕЛО ПРЕЗИДЕНТОМ