ЭТАП 3
Как отвратительно в России по утрам. Ужасно, когда просыпаешься утром и даже от слабого движения в голове трещит, словно там работает камнедробилка.
Глаза кое-как открыл, окружающий мир хлынул на него потоками света. Все вокруг плыло и колыхалось. К горлу подступила тошнота. Егор зажмурился. Какое-то время полежал, боясь пошевелиться. Когда лежишь, волна дурноты исчезает, молоточки в голове смолкают, прячутся. Но точно знаешь — стоит только дернуться, хоть пальцем шевельнуть, как они выскочат и начнут долбить черепную коробку.
В голове мелькнули образы вчерашнего. Полутьма дискотеки… пачка долларов в руке… выпивка… девушки… поцелуй взасос… охрана… Егор открыл глаза и огляделся. Знакомые обои в цветочек, шкаф с ровными рядами книг. Он дома! Егор закрыл глаза и расслабился.
Во рту помойка. Хоть и отключил обонятельные рецепторы, все равно чувствуется неприятный запах перегара. Только сейчас понял, что не зря проснулся. Организм требует исторгнуть из себя излишки… В вашем спирте мочи не обнаружено…
Это значит, что придется вставать, брести, распугивая соседей, до туалета, стоять, качаясь, рядом с унитазом.
Только начал привставать, как отбойные молотки в голове заработали во всю мощь. Почувствовали свободу, сволочи! Сжав зубы, пошатываясь и цепляя плечами за мебель, добрел до двери.
Скрипнула открывающаяся дверь, и Егор шагнул в прихожую. Тут же на него накинулось что-то большое и серое. Егор ощутил мягкие, прохладные объятия. Он дернулся, но враги обступили со всех сторон. Сил сопротивляться нет. «Ну и ладно, — подумал Егор. — Я сдаюсь!»
Он перестал сопротивляться, но враг тоже успокоился Что-то прохладное коснулось щеки. «Какая она холодненькая», — поразился Егор. Он схватил прохладу, приложил ко лбу. Какое-то время стоял, наслаждаясь. Враги вокруг тоже стояли. И совсем не спешили набрасываться на него. Может, это и не враги вовсе?
Егор отстранился от холодного, глаза напряглись, пытаясь различить, что же это такое. Мир сделался четче, и Егор разглядел у себя в руках… женские сырые панталоны. А-а! Егор вскрикнул и отскочил! Затылка коснулось что-то мягкое и опять же сырое. Он резко обернулся. Прямо перед глазами висели огромные женские трусы. Посередине — здоровенная заплата. Неужели «белочка» началась?!
Егор в панике выдрался из леса панталон и трусов и пугливо отбежал в сторону. Даже настырные шахтеры в голове примолкли и затаились. Егор перевел дыхание, опасливо оглянулся: а ну как панталоны кинутся в погоню. Но панталоны не выказывали агрессивности, мирно висели на веревочке… И тут все стало ясно. Егор выдохнул с облегчением: это бабка постиралась и вывесила свое богатство на просушку.
Уф! Так можно и заикой стать! Егор повернулся и побрел в туалет. Встреча с бабкиными панталонами немножко взбодрила, в туалете долго стоял с закрытыми глазами, покачиваясь, словно Останкинская башня на ветру.
По пути назад заскочил в ванную. Так присосался к крану, что наверняка уменьшил напор воды во всем городе. Организм не приемлет пустоты. И очень хорошо, что вместо винного суррогата, только что низвергнутого из организма, в желудок льется чистая, прохладная вода. Егор отчетливо услышал шипение: это вода остужает вулкан внутри.
Бабкино белье обошел по широкой дуге, в комнату вернулся почти бодрым. Даже молоточки в голове поутихли. Лег, полежал какое-то время. Сон не шел. Голова побаливала, по-настоящему разойдется ближе к обеду — сейчас еще не закончилось действие винных паров. Но спать совершенно не хочется! Это все бабкины панталоны виноваты, взбудоражили мозг… Что же делать?
Мелькнула мысль об опохмелке. Организм тут же отреагировал: недовольно заворчал желудок. Егор быстро отмел эту мысль как недостойную. Бутылка пива с утра — шаг в неизвестность.
Еще чуть-чуть полежал, потом рискнул встать. Рассвет только-только пробивался сквозь заросли за окном. Солнце еще не появилось из-за девятиэтажек напротив.
Чем заняться? Егор задумался, но, как оказалось, этого не стоило делать. Молоточки предостерегающе застучали. Егор примирительно поднял руки — хорошо, больше не будет думать.
Не зная, чем себя занять, походил по комнате. Взгляд остановился на сумке, небрежно брошенной у входа. Егор поежился. Как он мог забыть про деньги. Изо всех сил попытался вспомнить, как сумка оказалась здесь.
— Давай… поделим и разбежимся! — так, кажется, предлагал Фекла. Перед затуманенным винными парами взором мелькнули пачки денег, чьи-то руки, застегивающие сумку. Потом была ночная улица, пьяные вопли, его собственные вопли, борьба с дверью, которая никак не желала открываться, причитания бабушки Милли. Егор сокрушенно покачал головой: на автопилоте прошагать через весь город с сумкой, полной денег, и не нарваться ни на милицию, ни на хулиганов! Воистину удача в него влюблена! Осторожно поднял сумку, поставил на стол. Дрожащие руки взялись за «молнию». Закралось ужасное подозрение, что внутри пусто. Егор замер, не в силах пошевелиться. Если окажется, что так оно и есть, даже не сможет вспомнить, кто взял деньги! Но к чему гадать, нужно открыть и посмотреть. Резко выдохнув, Егор дернул замок. В сумке горка аккуратных пачек. Одна распечатана, из нее торчат сотенные купюры.
Фу-у, слава богу! Егор облегченно вздохнул. Перевернул сумку, пачки с тихим шелестом упали на стол. На стол упало еще что-то твердое и тяжелое. Камера! Совсем про нее забыл. Он посмотрел на кучу денег, на лицо вползла счастливая улыбка! Он богат! Теперь он может купить хоть тысячу таких видеокамер. И с Настей уже не будет проблем!..
Через полчаса спохватился. Он сидел за столом и пристально разглядывал гору денег на столе. Их нужно спрятать. Егор вскочил. От резкого движения вновь проснулись молоточки в голове. Даже зрелище больших денег не спасает от похмелья. Он осмотрелся, взгляд остановился на книжном шкафу. Точно, где ж еще прятать ценности.
Егор подошел к шкафу, уже привычно вынул первый ряд книг. У стенки темнел сверток. Вынул и его. Денег много, влезут ли. Подхватив со стола пачки, принялся запихивать их во второй ряд. Пачки легли аккуратной поленницей, сверху придавил видеокамерой. Отступил на шаг и полюбовался на труды. Отлично! Как раз осталось место для главной книги. Руки подхватили темный сверток, но, вместо того чтобы положить на место, задержались.
А ведь он давно не листал книгу! Все равно сейчас нечем заняться! Он сел за стол, положил перед собой сверток. Сразу вспомнилось, как боялся развернуть его в первый раз. Даже собирался выкинуть… Человек всегда страшится перемен. Чем глобальнее перемены, тем труднее на них решиться. Этим и отличаются сильные люди от слабых. Тем, что, хоть и страшатся, но меняют!
Теперь страха нет! Самое хорошее лекарство от страха — сделать его обыденностью. Столько раз открывал книгу, что стала родной. Хотя по-прежнему неизвестно, что еще она может выкинуть. Он еще не забыл, как едва не остался в мире грез.
Егор открыл книгу, зашелестели страницы. Наконец перед глазами возник Знак Роста. Он висел над книгой, К ак всегда, необычайно четкий, объемный. Егор залюбовался яркими цветами. Теперь он знал, как отличить тех, кто читал книгу Рост, от остальных. Знал и пристально вглядывался в людей: вдруг увидит этот Знак? Ждал этого и одновременно жутко боялся. Неужели есть люди, знакомые с этой системой? Неужели есть люди, уже прошедшие ее до конца? Не хотелось бы встретиться с ними раньше времени…
А еще он боялся встретить Олега и увидеть Знак над ним. Он всячески убеждал себя, что над Олегом Знака быть не может, но мозг упрямо не желал слушать доводы разума.
«Следующий этап сам тебя найдет!..» — вспомнил он слова второго этапа. Только вот не спешит что-то следующий этап. Когда же он наконец начнется? Даже Знак я уже освоил, что еще?
Егор перевел взгляд на Знак! Четкий, выпуклый, он все еще окружен туманом со всех сторон. Мерцает, словно островок среди океана.
«Похоже, и сегодня не пустят, — грустно подумал Егор. — Сколько можно ждать? Столько времени прошло. Я вижу людей насквозь! Умею прокручивать события назад, умею менять цвета вокруг. Даже глядеть на себя со стороны научился. Что еще может измениться?..»
Туман замерцал, серебристые волны медленно поплыли вниз, и вот уже верхняя часть Знака полностью свободна. Егор замер, сердце радостно заколотилось в груди. Неужели… Туман медленно перетекал на следующую страницу. Вскоре перед Егором белел чистый лист второго этапа, над которым висел Знак.
Егор едва не закричал от счастья! Ему позволено читать дальше! Дрожащей рукой перевернул страницу. Туман! Опять туман! Чем большее количество страниц прочитывал, тем гуще и плотнее он становился. Интересно, куда он исчезнет в конце книги? Если раньше туман поднимался над книгой не больше чем на сантиметр, то теперь в нем можно было спрятать руку. Егор поднес ладонь к. странице. Она исчезала в тумане, а потом снова появлялась. Это было захватывающе и немного жутковато.
Что ж! Будем продолжать! Егор вгляделся в туман, сосредоточился. Туман послушно расступился…
«Приветствую тебя, о Достойный! Сегодня ты допущен до третьего этапа системы божественного самопознания Рост! Ты успешно прошел первые два этапа и надежно стал на путь активизации чуда!..»
Егор остановился и перечитал последние слова: «…надежно стал на путь активизации чуда…» Отлично! Значит, все идет как надо!
«Тебе уже явлен Знак, отмечающий чело каждого, кто читал сию книгу! Этот знак помещен в нужное место твоей ауры! Теперь ты избранный! Теперь дороги назад нет!»
Егор вздрогнул! «Дороги назад нет!» Неприятные слова. Тут же вспомнились совсем недавние колебания. Вспомнил, как вполне серьезно обдумывал возможность выбросить книгу. Но не выбросил, хватило смелости пойти дальше! Смелости ли? Уже не раз отмечал, что книга, как наркотик, тянет к себе с непреодолимой силой. Может, поэтому принял твердое решение пройти этот путь до конца? Но одно дело, когда сам принял решение, когда в любой момент волен отказаться от него, и совсем другое, когда тебе заявляют, что пути назад нет!
«Если раньше ты, Достойный, мог оставить сию книгу, то нынче ты обязан идти, дальше, до завершающего этапа божественного самопознания! Иначе!..
Далее несколько слов написано на незнакомом языке. Как ни вглядывался Егор в эти странные буквы, так и не смог понять, что они значат. Но размышлять было некогда, из тумана уже выплывали новые слова:
«Следующий урок поможет тебе исправлять то, что ты никогда не созидал, менять то, что ты никогда не видел, привносить СВОЙ порядок в ЧУЖОЙ хаос!..»
Книга опять говорит загадками. Наверняка готовит новую каверзу. По спине пробежал холодок. Все еще помнил, как едва не умер в мире грез. Так и не решил для себя, что лучше: медленная смерть в мире грез или тьма и тишина первого этапа! Неужели его ожидает еще что-то более изощренное?
— Опять готовишь мне неприятности? — произнес Егор вслух. Книга бесстрастно молчала, потом из тумана поплыли слова:
«Для этого нужно…»
Далее перечислялись различные ингредиенты, которые следовало смешать в определенных пропорциях и приготовить специальные лекарства. Перечислялось что, как и когда нужно делать. Чем натираться, что принимать внутрь, что закапывать. Рекомендаций было так много, что Егор испугался упустить какую-нибудь важную мелочь. Но слова, как и прежде, крепко отпечатывались в памяти. Егор понял, что даже при желании не забудет прочитанное в книге Рост.
Наконец книга умолкла, оставив Егора в задумчивом состоянии. На сей раз никаких указаний по поводу того, когда закончится очередной этап. Опять придется нервничать и замирать при каждом свидании с книгой.
Руки послушно заворачивали книгу в ткань. Они всегда так делали, когда заканчивался очередной урок. Егор вздохнул и нехотя пошел прятать книгу на место. Надо так надо! Постараемся утешиться практикой…
И только теперь заметил, что похмелье как рукой сняло. Пока читал книгу, остатки алкоголя в организме испарились. Егор чувствовал себя здоровым и бодрым, словно всю ночь проспал крепким сном. Рост в очередной раз доказал, что он действует! В очередной раз доказал!..
Егор вернул книги первого ряда на место и подумал: если уж встал и излечился от похмелья, то нужно делать Упражнения. Зачем откладывать? Тем более что сейчас совершенно нечем заняться. Когда готовился к краже, взял отпуск на две недели. С Борисом управились гораздо быстрее, так что есть время, чтобы отдыхать и совершенствоваться.
Вспомнил про работу, и в голове тут же вспыхнул образ Насти. Настюха! Теперь у него есть деньги, и они поедут куда захотят. И никакой Игорь им не указ. Оц сам возьмет путевку! Сегодня же сходит в турагентство и возьмет билеты в… да хоть куда! Хоть на Канары!
Егор почувствовал, что потихоньку уходит в мир мечтаний. С трудом заставил себя вернуться. От пустых мечтаний до мира грез пара шагов. Не хотелось бы снова оказаться там пленником.
Егор поспешно собрался, подхватил сумку побольше и выскочил на улицу. Список необходимого представлял четко. В магазинах недостатка не было, благо жил в центре. Когда напротив всех пунктов списка стояли галочки, Егор потащил купленное домой.
Дома прокрался на кухню и загремел посудой. Нужно поторопиться, пока нет соседей. Лекарство… или не лекарство, словом, зелье, которое должен был приготовить, не требовало объемной тары. Выбрал самую маленькую кастрюльку. Рецепт отпечатался в мозгу так, что мог повторить до буковки. Поставив перед собой кастрюлю и разложив ингредиенты, задумался.
С чего начать? Егор сверился с рецептом у себя в голове. Сначала надо положить в кастрюлю пару яиц. Осторожненько, чтобы не разбить. Яйца звонко стукнулись о дно и покатились к краю. Теперь залить их подсолнечным маслом. Добавить молока, соли, уксуса, воды, перца и извести. Затем разбить яйца… Что? Прямо в кастрюле и разбить? Егор недоуменно замер с поднятой рукой. В книге было написано: разбить яйца прямо в кастрюле, скорлупа должна остаться в лекарстве. Егор подхватил ложку и ударил по яйцам. Скорлупа распалась, по мутной поверхности покатился яичный желток. Теперь нужно высыпать в кастрюлю двести граммов кварцевого песка, тщательно перемешать.
Егор пять минут добросовестно мешал получившееся месиво ложкой. Потом зажег газ и поставил кастрюлю на маленький огонь. Пока зелье нагревалось, следовало вылить в него содержимое парочки пузырьков, которые приобрел в аптеке. Названия такие, что язык сломаешь. Егор вылил содержимое пузырьков в кастрюлю, закрыл крышкой. Теперь можно заняться медной пластинкой. В книге сказано: ее следует прилепить на грудь в районе сердца. Егор расстегнул рубашку и примерился. Пластинка прямоугольная пятьдесят на двадцать миллиметров, все как сказано в книге. Но как ее прилепить? В книге предлагалось просто приложить к груди в нужном месте. Но ведь отпадет. Может, скотчем? Егор припомнил, как его мама начиталась где-то о полезных свойствах меди и лепила в разные места медные монетки. Она пользовалась пластырем.
Сбегал в комнату, нашел в дальнем углу ящика пластырь. Отрезал пару кусочков и надежно прилепил пластинку слева под соском. Отлично! Теперь поспешим на кухню! Наверняка зелье уже готово!
Выходя из комнаты, уловил неприятный запах. Егор поспешил на кухню. Кастрюля булькала на огне, Егор подхватил тряпку и поднял крышку. Страшная вонь ударила словно дубиной. Пахло смесью тухлых яиц, горелым маслом, жидким навозом и черт знает чем еще. Егор отпрянул, заметался по кухне. Соседи придут — убьют! Жидкость внутри кастрюльки бурлит. На поверхности бугрятся огромные пузыри, лопаются с противным хлюпаньем. Егора передернуло. Зелье превратилось в мутную зеленоватую жижу, очень похожую на загустевшие сопли. Егора едва не вывернуло.
Он поспешно отвернулся. Не глядя, выключил газ и кинулся открывать форточку. Какое-то время стоял у форточки и дышал, не в силах вернуться к кастрюле. Из форточки ощутимо тянуло свежестью, в то время как в комнате стоял тяжелый запах вони. Наконец заставил себя отлепиться от окна, шагнул к кастрюле.
Егор заглянул в нее и скривился.
Что там рекомендует книга? Егор сверился с текстом в голове. Что?! Это принимается внутрь?!! Едва не пропустил желудок к горлу. Пришлось отвернуться и уговаривать его улечься на место. Спокойно, Егор, спокойно. Все будет хорошо!
И вдруг он осознал, что сам не знает, ради чего он будет пить эту гадость. Он покосился на булькающее зелье, вспомнил о том, что книга уже дала ему. Может, все-таки стоит выпить?
Пока не передумал, схватил кастрюлю, поднес к губам. От вони заслезились глаза. Егор зажмурился. Нельзя нюхать. Иначе желудок окончательно взбунтуется и не примет лекарство. Не давая себе опомниться, Егор притронулся губами к краю кастрюли и начал пить. Горячая противная жидкость хлынула в рот, просочилась в горло. Он почувствовал, как тягучая, склизкая жидкость стекает по пищеводу. Протестующе зашевелился желудок. Егора едва не вывернуло. Вкус ужасный. Запоздало спохватился, отключил вкусовые рецепторы, а за ними и запах. Но легче не стало. В сознании уже отложилось, какую гадость пьет, и теперь воспроизводил вкус и запах по памяти.
За один присест выпить не удалось: слишком много. На зубах хрустел песок. Осколки яичной скорлупы царапали язык. Егор раздраженно заглянул в кастрюлю. Осталось больше половины.
Егор отставил кастрюлю, забрался на подоконник и высунулся в форточку. На кухне все провоняло противным пойлом. Немного отдышавшись, принялся уговаривать себя вернуться к кастрюле. Желудок извивался и норовил завязаться узлом, руки крепко схватились за край форточки.
Надо, Егор! Надо! Если хочешь быть хозяином мира… Ну вот! Уже хозяином мира стал! Ладно, пускай — мира! Главное — выполнить все, что рекомендовал Рост.
Для надежности еще раз убавил чувствительность до минимума, выключил даже зрение. Перед внутренним взором тут же нарисовалась картина окружающей обстановки, словно и не закрывал глаза. Кастрюля с ужасным пойлом словно в насмешку выглядела еще реальнее, чем на самом деле. Не давая себе опомниться, Егор схватил кастрюлю и принялся пить. Жидкость текла по подбородку, капала на грудь, но он не обращал внимания. Главное — выпить до дна.
Наконец увидел свое мутное отражение на влажном дне, сглотнул последние капли. Откинул кастрюлю в сторону. Та жалобно звякнула, покатилась по столу. Егор схватился за горло, высунув язык. Бе-е! Вкусовые рецепторы во рту сами собой начали пробуждаться. Песок хрустел на зубах. Егор подскочил к крану и принялся полоскать рот.
Все позади! Успокойся! Егор заставил себя оторваться от крана и прошел в комнату. Тело дрожит от недавней экзекуции, желудок то и дело пытается вытолкнуть зелье наружу. Приходится усиленно сопротивляться. Нужно срочно чем-то отвлечься.
Лучше всего уйти из дома. Здесь все пропахло зельем, здесь желудок не успокоится. Прогулка по улице — вот что сейчас поможет! Егор открыл все форточки в квартире и поспешно выбежал из дома.
На улице, не задумываясь, направился в сторону парка. Где, как не в парке, можно найти покой и отвлечься от лишних мыслей. По пути радостно вдыхал свежий воздух городских улиц. Это ничего, что в нем полно выхлопов и пыли. Зато нет страшного запаха зелья. Егора передернуло.
Думать о приятном! Нужно думать о приятном! Какое небо голубое! Травка зеленая! Вон у девушки ножки какие славные! Дай-ка приблизим. Что? Не хочешь? А раньше, помнится… Воробушек прыгает по парапету! Прыг-скок, прыг-скок…
— Отрок! — окликнул Егора знакомый голос. Егор остановился: показалось? — Отрок! — басовито прогудело совсем рядом.
Егор недоуменно огляделся, сердце в груди замерло. Перед ним стоял дед. Коричневый потертый пиджак, пышная окладистая борода лопатой. И хитрые глаза из-под кустистых бровей. Тот самый дед, который вручил книгу.
— Здравствуйте! — пролепетал Егор. Губы не желали слушаться. Ноги сделались ватными.
— Я должон увещевание произнесть! Вот что! — важно заявил дед и поднял палец. — Идем, отрок, за мной!
Дед повернулся и пошел в сторону парка. Егор стоял столбом. В голове метались мысли: стоит ли идти за дедом, ведь он сумасшедший. Может, заставить его говорить здесь? Нет! Здесь много посторонних! Сегодня дед выглядит совершенно здоровым. Даже не пытался делать свое «пруть» и не думал пускать пузыри.
— Что вы хотите мне сказать? — крикнул он деду. Тот остановился. На Егора смотрели внимательные глаза.
— Не должно здесь глаголать! Нужон покой и неприступность! — Дед подошел к нему и потянул за руку. Видя, что Егор колеблется, добавил важно: — Слушай Мефодия! Мефодий научит!
Да уж, научит! Из-за тебя мне кирпичом прилетело. Хотя, с другой стороны, и книгу получил от тебя. Только вспомнил книгу, как сознание обожгла мысль. Знак!
Он пристально вгляделся в деда. Тот остановился и успокоился. Больше не тянул за собой, стал перед Егором, словно позволяя рассматривать себя. В глазах светилось понимание.
Егор окинул взглядом деда с ног до головы, уже разочарованно выдохнул, как вдруг над головой того замерцало. Прямо из воздуха выступил и повис Знак! Яркий, искрящийся. Словно нимб у христианских святых. Только вот странный какой-то! Словно вытерся и истрепался от долгих лет. И светится не так ярко, как в книге. Будто жалкое напоминание о былой славе. Тут пришло осознание: наверняка Знак — напоминание о том, что дед шел по лестнице Роста. И, скорей всего, не дошел, споткнулся на полпути. А может, как раз остановился вовремя…
— Зришь, отрок! — важно поднял палец дед, потом вновь потянул его за собой.
— Ладно! — решился Егор. Все-таки дед подарил ему книгу. И нет никакого повода ему не доверять. — Идем!
— Хороший отрок! — одобрил дед, и они пошли.
Дед вел его в сторону парка. Наверно, именно там Мефодий и собирался найти покой и недоступность. Молча проследовав пару кварталов, они оказались у входа в парк.
— Здесь! — объявил дед. — Посторонний слух не коснется! Вот что!
— Ага! Не коснется! — Егор вспомнил, что умалишенным нужно поддакивать. Тогда от них можно добиться большего толка.
В парке дед завел его в самые густые кусты, какие только можно было найти. Здесь, в самом глухом уголке парка, стояла одинокая скамеечка.
— Покойся, отрок, — указал на скамью Мефодий. — Я буду глаголать слово важное!
— Ну давай! — согласился Егор. Наконец-то! Может, он расскажет ему о том, откуда появилась система Рост.
— Ажно передать отроку знание! — вещал тем временем Мефодий, морщинистая рука важно поглаживала бороду. — Мыслию растечься и помочь в постижении важной премудрости!
Ого! Услышав про «важную премудрость», Егор встрепенулся. Неужели сейчас раскроется тайна книги? Воистину великая удача вывела его на улицу именно в этот час. Егор навострил уши и приготовился слушать.
— Великое знание должон я передать перед смертию моей! — продолжал гудеть Мефодий, по старой привычке тыча Егора в грудь. — Ибо неверно уйти в мир иной, не оставив после себя главного!
Давай же, рассказывай! Егор дрожал в нетерпении.
— Отроку много ажно постигнуть! Вот что! — заявил дед.
— Я и так уже много постиг! — не сдержался Егор. — Первичное пробуждение чувств, вторичное пробуждение. Теперь даже со стороны могу глядеть на себя и на людей…
— Баловство то было, отрок! — заявил дед. — Главное же сокрыто от тебя! Вот что!
Баловство?! В груди Егора приятно защемило. Если до этого баловство, то что же будет дальше? Скорей же, скорей!
— Ибо Мефодий обучит истине, пригодной для жизни в бозе. Вот что! — Лицо деда было необычайно серьезно. Егор придвинулся к нему. Он уже готов был схватить Мефодия за грудки и трясти, трясти его, чтобы скорее открыл тайну. — Ибо открою отроку великую тайну! Вот что!.. — Внезапно дед замолчал. Егор замер, страшась спугнуть мысль деда. Но терпение его уже кончалось. Почему он молчит? Ну же! Говори!
— Ну же! Говорите! — Егор понял, что почти кричит. Мефодий очнулся, заморгал недоуменно. Увидев Егора, расплылся в счастливой улыбке.
— Так вот, отрок! Внемли великой тайне! — Он сделал паузу, потом начал важно вещать своим гулким голосом попа: — Пузыри ртом пускать — это дело непростое! Вот что! Тут ажио умение и сноровистость особая. Можно, конечно, хитрость удумать. Мыльного раствору в рот набрать! Но то соромная слабость и неприглядность выходит! Вот что! Истинное умение без сего должно быть!..
Он еще что-то говорил, но Егор не слышал. Он сидел и еле сдерживался, чтобы не разорвать деда на части. Неизвестные доселе силы бурлили в нем, клокотали, словно кипящая смола на медленном огне. Он готов был взорваться.
— Тут важен контроль! Полный контроль души и дум! — провозгласил дед. Егор посмотрел на Мефодия. Хитрый взгляд прищуренных глаз. Что-то мелькнуло в этих глазах — осмысленное, хитрое. Егор стал слушать внимательнее. А дед все говорил: — Думы посещают разные! Особливо отроков молодых! Но с думами нужно совладать! Держать в узде должно думы. Особливо соромные и нечестивые!
Улыбка оставалась прежней, но в глазах что-то изменилось. Как и тогда, когда видел деда б первый раз. И тут дед подмигнул. Да что же это такое? Издевается он надо мной, что ли?! Егор яростно запыхтел.
— Если же думы плохие овладеют отроком, то, почитай, отдал душу свою и дело не сдюжил. Тогда остается отроку только «пруть»!
Мефодий провел пальцем по губам, извлекая свой любимый звук, а потом добавил, подумав:
— Вот что!
— Какие думы плохие? Как их сдержать, эти думы? Думы плохие… — Егор захлебнулся словами. О многом хотел спросить деда, но тот уже потерял осмысленность взгляда. Глаза затянуло пеленой отчужденности.
— Если желает отрок плохие думы познать, то пущай очи прикроет! — заявил дед и снова подмигнул.
— Что? — не понял Егор.
— Ажно очи закрыть! Вот что! — С лица Мефодия не сходила широкая улыбка. Добрые глаза глядели весело и хитро. — Не можно иначе! Ажно очи долой!
— Ну долой так долой! — огрызнулся Егор. По привычке уже просто отключил зрение, спохватился, опустил веки. Тут же добавил градуса всем остальным чувствам. Подключил интуицию. Перед внутренним взором предстала картина. Словно и не закрывал глаза. По звукам, по памяти, по ощущениям нарисовал почти все, что можно было увидеть глазами. Даже дед стоял на том же месте и по-прежнему улыбался. Если дед задумал какую-нибудь пакость, пусть пеняет на себя. Узнает, на что способен идущий по пути Роста. Егор подождал еще, не утерпел и спросил: — Ну! Что дальше?
В ответ тишина! Дед, рисуемый воображением Егора, продолжал молча стоять и улыбаться. Да сколько же можно ждать?
— Ну же! Скорее! А то открываю глаза!
Но Мефодий так и не ответил, все улыбался хитрой улыбкой. Потом поднял руку и сделал «пруть».
Такого издевательства Егор не смог перенести. Сейчас он ему покажет «пруть»! Внутри закипало раздражение. Егор сдерживал себя, но ничего не мог поделать. «Пруть»! Ишь, сволочь, издевается!
— Все! Я открываю глаза! — пообещал Егор и открыл.
Вокруг ничего не изменилось. Интуиция нарисовала идеально правильную картину. Вот только одна деталь! Деда перед ним уже не было! Он попросту исчез!
Прямо на главной улице стоит заброшенный деревянный дом. Старый, покосившийся. Жильцы давно съехали, оставив после себя кричащие надписи: «Требуем сноса». Скоро на месте этого урода вырастет красивый особняк индивидуальной планировки. А пока старый, покосившийся дом стоит, словной нищий на паперти, среди рослых, блестящих соседей.
В заборе есть дыра. Кто-то регулярно ее заколачивает, но ценящие время граждане постоянно ее реставрируют. Здесь уже протоптана тропка. Если идти по улице, получается крюк, а здесь напрямик. Хотя вечерами тут лучше не ходить! Кто знает, кого может привлечь старый, заброшенный дом.
Егор свернул в дыру, размышляя о странностях деда. Тот опять появился из ниоткуда, загадал загадок и так же загадочно исчез. Прямо фокусник какой-то. Старый дом глядел на него подбитыми глазницами заколоченных окон. Подъезд зиял темным провалом. Наверно, бомжи постарались…
— Стой! — рявкнул над самым ухом грубый голос. Егор замер. Сзади обдало ледяным ветром, на затылке шевельнулись волосы. Егор ругнулся сквозь зубы, с обострившимися чувствами должен чуять любую опасность за километр. А тут позабыл про все на свете.
— Повернись! — скомандовал голос. Егор нахмурился, где-то он его уже слышал.
Егор медленно повернулся. Перед ним стоял Турок:
— Ну че, пацан! Не ждал?
Звериный оскал Турка и стремительно приближающийся брус — все, что успел увидеть Егор. Руки его дернулись в жалкой попытке защититься, голова взорвалась фонтаном боли. Егор соскользнул во тьму.
Возвращалось сознание гораздо медленнее, нежели покидало его. Егор застонал, голову будто засунули в огромный колокол и долго били по нему кувалдами. Какое-то время сидел, боясь даже пошевелиться, потом чувства стали возвращаться. В спину упиралось что-то твердое и ребристое. Попытался двинуться, над ухом звякнула сталь. Егор открыл глаза и огляделся.
Пустая, заброшенная комната. Егор сидит прямо на грязном полу. Сзади древняя чугунная батарея. Голова раскалывается. Егор хотел сжать ее руками, но что-то мешает. Вновь зазвенел металл. Правая рука прикована к трубе наручниками. Комната пустая и пыльная, на полу темнеют пятна, подернутые пылью, в углу навалена груда хлама. Сквозь грязную муть окон пробивается солнечный свет, оставляя на полу перекрестье рамы.
— Ага, очухался! — В комнату из темного прохода шагнул Турок. Егор дернулся, но наручники держали крепко. Турок ухмыльнулся, глядя на его старания. — Ну что, герой, побазарим?
— Неужели в прошлый раз не хватило? — хрипло выдавил Егор. Голова по-прежнему раскалывалась, он поморщился и убавил чувствительность. Сразу стало легче.
— Кто прошлое помянет… — ухмыльнулся Турок и достал из-за спины нож. Длинное широкое лезвие ярко блеснуло в свете солнца. Турок поиграл лезвием, полюбовался им. Потом повернулся к Егору. — Тому глаз вон. С какого предпочитаешь начать? С левого?..
Он шагнул к Егору. Тот подался назад, силясь отползти, но ползти некуда. Мешает прикованная рука.
— Да ты не дергайся! Не бойся! — почти ласково сказал Турок. — Здесь можешь кричать сколько влезет! Никто не придет: проверено!
Егор похолодел. Словно наяву увидел кричащие жертвы, раскрытые рты, умоляющие о пощаде. На пол упала измученная жертва, кровь растеклась из-под тела. Егор моргнул — на полу ничего, кроме темных, засохших пятен.
— Очкуешь?! — Турок наслаждался его страхом. — Мы здесь бандой собирались! Пьянствовали, гуляли, баб тискали!.. И криков было немало…
Он глядел задумчиво, словно выбирая, с какого места начать резать. Егора заморозило страхом. В голове хаотично метались мысли. Что делать? Что же делать?
— Хоть бы кто пришел! Один раз забрел какой-то бомж… — Турок улыбнулся. — Мы как раз Забелин приход обмывали, упились до усрачки… Как он визжал, когда мы его резали… бомж, не Забеля! Вон и пятна остались…
Егор поглядел на пол, внутри все оборвалось, пятна на полу тянутся почти по всей комнате, словно поросенка резали. Перед внутренним взором мелькнули радостные лица, пьяный гогот. На полу извивался жалкий человек в лохмотьях. Они стояли над ним, шатаясь от выпитого. Пинали. Потом Забеля снял солдатский ремень, размахнулся…
— Может, договоримся? — Голос Егора предательски дрогнул. Он весь трясся, наручники лязгали о батарею с неприятным звуком. — Не надо резать!
— Надо! — сказал Турок. Егор кожей ощущал его взгляд. Мышцы судорожно сжимались при мысли о том, как сталь будет вспарывать тело. Турок говорил, распаляясь с каждым словом: — Ты всех моих людей покалечил. Забеля в больнице — врачи говорят, ходить не будет. Савка со сломанной челюстью дома сидит — кашками через воронку питается. Витек с Герой от страха обгадились все. Гера вообще меня знать не хочет — учиться собрался…
Несмотря на страх, Егор хмыкнул. Подействовали угрозы, с такими только так и разговаривать!
— А теперь… — Турок с трудом овладел собой. — Я покажу им твой изуродованный труп! И Забеля повеселится… и Витек с Герой поймут…
— Я заплачу больше, чем Олег! — быстро проговорил Егор. — У меня есть деньги!
— А мне плевать! — фыркнул Турок. — Мне бы нож новый опробовать!
Он резко шагнул к Егору и наотмашь ударил ножом. Острое, словно бритва, лезвие полоснуло по щеке. Сталь заскрежетала по зубам, жгучая боль хлестнула по нервам. Егор закричал, запоздало прикрываясь свободной рукой. По щеке поползло теплое, рубашка на груди потяжелела.
— Извини, не сдержался! — Голос Турка чуть удалился. — Нужно медленно! А то, чего доброго, истечешь кровью раньше времени!
Егор прикоснулся рукой к щеке. Пальцы провалились сквозь рану, коснулись чего-то твердого. Зубы! Рука испуганно отпрянула. Он видел дрожащие пальцы, измазанные густой, темной кровью. Глядел на них и не верил. Неужели это его кровь?
В щеке медленно затухала боль. Подсознание само отключило чувствительность, кровь перестала течь, последние капли сползли по подбородку. Страх куда-то исчез, в голове полыхнула ярость. Этот человек посмел испортить мое лицо! Он навсегда сделал меня уродом! Глаза застлала красная пелена. Егор наклонил голову, словно бык, готовый к броску. Что-то было в этом взгляде такое, что Турок побледнел и попятился. Нож схватил обеими руками, выставил перед собой. Егор шагнул к нему. Сквозь бурлящую ярость мелькнула четкая мысль: а ножик-то дрожит!
— Ну как! Хорошо? — попытался взять себя в руки Турок. — Будешь еще корешей моих мочить?..
Из горла Егора вырвался приглушенный рык. Словно далекий гром, предвещающий небывалую грозу. Егор шагнул к Турку. Руку рвануло, звякнул о трубу наручник. Но ярость переполнила все его существо. Вперед! Дотянуться, схватить, разорвать это испуганное двуногое животное, дерзнувшее поднять на него руку!..
Егор рванулся вперед и в страшном броске почти дотянулся до Турка. Тот отшатнулся, в глазах мелькнул ужас. Егор отступил назад, хрустнули кости. Он рухнул на пол, страшно рыча и дергаясь.
Он бился и бесновался у батареи, пока не обессилел. Турок глядел широко раскрытыми глазами на Егора, который совсем недавно был так испуган. Теперь он бился рвался, тянул к нему скрюченные лапы с единственным желанием — убить. Убить голыми руками.
Турок отступил к двери и выставил перед собой нож, такой маленький и ненадежный. А этот сумасшедший продолжал биться у батареи. И вот хрустнули стальные штыри, вбитые в стену, заскрежетала и подалась труба. Турок стоял и гадал растерянно, что раньше не выдержит — труба или рука этого сумасшедшего?
Но всему есть предел. Рывки сделались слабее, рычание из свирепого сделалось бессильным. Турок ухмыльнулся и шагнул вперед, держа нож наготове. Егор обмяк на полу, дыхание рвалось из груди с хрипами. Рука немилосердно болела, словно по ней долго били молотком. Ярость покинула его, оставив после себя опустошенность.
— Ну что? Проорался? — услышал он дрожащий, но уже обретающий былую наглость голос— Порычал зверем, теперь повизжи поросенком!
Турок шагнул еще ближе. Егор съежился на полу, еще чуть-чуть — и станет молить о пощаде.
— Хочешь, я тебе для симметрии вторую щечку разукрашу?
Егор резко прыгнул вперед, холодные пальцы сомкнулись на шее Турка. Тот отпрянул, но было поздно. Пальцы сжались, Турок вдруг понял, что не может дышать. В ужасе дернулся назад, лишь страшные пальцы удержали его от падения. В панике махнул ножом, в уши вонзился всхлип, пальцы разжались, и он упал на спину, больно ударившись затылком о пол. Вскочил, отбежал к двери, подальше от этого сумасшедшего. Тело дрожало, захотелось бежать отсюда как можно быстрее. Турок с тоской глянул на дверь. Может, правда смыться? Когда планировал расправу, ожидал увидеть напуганную и жалкую жертву. А тут монстр какой-то!
Нет, он не уйдет! Как наяву прозвучали слова доктора: «Ваш друг никогда не будет ходить». Турок закричал, нагнетая в себе обжигающую ярость. Он убьет его! За ним должок! Ярость захлестнула горячей волной, начисто смывая страх. Эта сволочь будет мучиться! Будет! Турок закричал и вонзил нож в стену.
— Ну что ж! Ты хочешь драки — так получишь ее! Он шагнул к Егору. Тот стоял у стены, взгляд бешеный.
Турок подскочил, кулак ударил прямо в эти ненавистные глаза. Убрать, погасить, уничтожить! Егор мотнул головой, уходя от первого удара, но тут же напоролся на второй. Голову тряхнуло, словно в лоб ударил таран. Перед глазами запрыгали искры. Тело стало легким и непослушным. Закрываясь свободной рукой, Егор скорчился, стараясь стать как можно меньше. Удары сыпались градом. Егор отключил все рецепторы, но боль все равно пробивалась.
Потом удары прекратились. Егор сполз на пол, ноги отказывались держать. Осторожно опустил руку, глянул на Турка. Тот стоял перед ним, тяжело дыша, словно провел несколько раундов в бешеном темпе. А может, и провел — ни Егор, ни Турок не сказали бы, сколько длилось избиение.
— Крепкий ты! — сквозь сипы, рвущиеся из легких, прошептал Турок. Егор уловил в его голосе уважение. Удивился вяло.
Так и не отдышавшись, Турок шагнул к стене, заскрежетал выходящий из стены нож.
— Надоел ты мне! Так быстрее будет!
Он прыгнул вперед, полоснул ножом прямо по шее. Егор отпрянул в сторону, боль пронзила плечо. Острая, отточенная сталь разрезала мышцы, заскрежетала по кости. Чувства Егора давно были отключены, но от этого скрежета заныли зубы.
Турок резко дернул нож, лезвие с хлюпаньем вышло из страшной, дымящейся раны. Но крови не было. Турок стоял и пораженно глядел на нож.
— Ты не человек! — прошептал он. На Егора глядели два огромных испуганных глаза. — Ты не человек!
— Это ты зверь, а не человек! — огрызнулся Егор непослушным языком. Разодранная губа распухла, язык ворочался с трудом. Егор страшился потрогать щеку.
— Но я все равно тебя убью! — закричал Турок, — Убью! Ты нелюдь! Убью тебя!
Он стоял перед Егором, орал истошно, нагнетал ярость для последнего удара. Егор собрался, готовясь к последнему рывку. Удара все равно не избежать. Покалеченная рука плохо слушается. Одна надежда — схватить, притянуть к себе, впиться зубами. Если не в глотку, то хотя бы в нос. Пусть всю жизнь ходит уродом…
— Убью, убью, убивать! — бесновался Турок. Потом раздался странный хруст, в наступившей тишине Егор увидел, как глаза Турка закатываются. Глухой стук, Турок осел, словно из него разом вынули кости. Звякнул об пол нож. За спиной Турка стояла Мила, опуская дрожащими руками половинку кирпича. Вторая лежала рядом с головой Турка, из-под которой темным кругом растекалась кровь.
Дальнейшее помнил словно в тумане. Он сидел на полу рядом с Турком. Мила кинулась к нему, ее губы шевелились, откуда-то со стороны доносился приглушенный голосок: «Что он с тобой сделал? Егор! Миленький!»
Он что-то шепнул в ответ, сквозь вату бесчувствия ощутил ее прохладные пальчики. Это прикосновение успокоило, ослабило боль. И хотя ощущал себя разбитым, странным образом стало легко и покойно. «Наверно, сейчас будет отлетать душа», — подумал он отрешенно.
Но Мила тормошила, не давала соскользнуть в беспамятство. Он услышал свой голос, который приказывал пошарить в карманах у Турка. Мила долго не решалась, потом ворочала безвольное тело то так, то эдак, пытаясь добраться до карманов. Голова Турка волочилась по полу, размазывая кровь. Наконец она радостно вскрикнула, солнечный луч отразился на блестящем ключе. Мила долго не могла попасть дрожащими руками в скважину.
Недовольно зазвенели наручники, выпуская Егора из своих объятий. Он поглядел на искалеченную руку и содрогнулся. Багровая и вспухшая, она здорово походила на отбивную. Он двинул пальцами, те шевельнулись. Егор сжал кулак. Вывихнутые кости с трудом вставали на место, grop еще раз сжал и разжал кулак — пальцы слушаются, значит, кости целы. Мила глядела на него испуганными глазами. С ресниц сорвалась и потекла по щеке слеза.
— Не плачь! — Егор протянул здоровую руку, осторожно поймал слезу кончиками пальцев.
— Я не плачу! — спохватилась Мила. Тут же засуетилась, принялась рвать свое короткое платьице. — Тебя нужно перевязать! Срочно!.. В больницу…
А потом тело Турка пошевелилось. Мила завизжала, Егор со страхом поглядел на него. Нужно добить, пока не очнулся. Но сил уже не было.
Потом был странный бег в тумане. С одного бока теплая маленькая Мила, с другого — холодная, страшная пустота. Егор лавировал между ними, старался не задевать Милу: ведь она такая маленькая и хрупкая. Но и в другую сторону качнуться было страшно. Если рухнешь в эту холодную бездну, то уже не вернешься.
Наконец из тумана небытия появился дом. Обреченно подумал, что не осилит восхождения на второй этаж, ноги совсем не слушались. Тяжело идти, когда не чувствуешь своего тела. Потом был провал… черный, бездонный провал. Очнулся у себя на кровати. Рядом всхлипывает Мила.
Егор полежал немного, глядя в потолок! И чего хнычет?! Подумаешь, помру — эка невидаль! Одним двуногим меньше. Вон нас сколько на земле — миллиарды! Бог наплодил — теперь можно жертвовать…
— Алло! Алло! «Скорая»?..
Что?! Егор сам не помнил, как оказался на ногах рядом с Милой. Одной рукой схватил трубку, другой нажал на рычаги. Скривился от боли в покалеченной руке. Так и застыл. Он глядел в огромные испуганные глаза, а трубка кричала тоскливо длинными гудками.
— Тебя в больницу надо! — прошептала она.
— Нет! — отрезал Егор. — Не надо!
— Но… — Ее глаза расширились.
— Никаких «но»! — твердо поглядел Егор, а потом безжалостно продолжил: — Можешь идти! Я сам справлюсь!
— Но… — В ее глазах удивление и обида. — Тебе плохо!..
— Теперь все будет хорошо! — смягчился Егор. — Если хочешь, можешь прийти ко мне завтра и проверить. Но сейчас мне нужно остаться одному!
Мила попятилась. Егор видел, что уходить ей совсем не хочется, но и ослушаться не смеет. Что с ней? Влюбилась, что ли?
— Хорошо! Хорошо! — закивала Мила. Слишком послушно закивала.
— И в подъезде не нужно сидеть! — По погрустневшему лицу понял, что так и собиралась сделать. — Со мной все нормально! Я умею себя лечить!..
Он дотронулся до изуродованной щеки, поморщился. Откуда взялась такая уверенность — сам не знал. Знал лишь, что должен остаться один.
— Я полечусь… А завтра посмотришь… на меня… — Егор, обессиленный, сидел на кровати. Но ощущал себя достаточно сносно для человека, побывавшего в такой переделке. Раны ныли, но Егор чувствовал, что боль никуда не ушла. Притаилась рядом, только и ждет, когда он расслабится и включит ощущения. — Все, иди! — сказал Егор и подтолкнул Милу к двери. Она пошла словно побитый щенок. Егор поглядел ей вслед, сердце тоскливо сжалось. — Постой!
Она обернулась с такой готовностью, и такая радость засияла на ее личике, что Егор почувствовал себя подлецом.
— Накинь мою курточку! А то в крови вся… Радость сползла с ее личика, она нехотя надела куртку.
— И… Спасибо тебе! — Егор глядел ей прямо в глаза. — Без тебя меня бы не было уже…
Ее глаза вновь вспыхнули радостью. Она подбежала к нему, поцеловала прямо в рваную рану на щеке, даже не поморщилась. Потом всхлипнула и выбежала из комнаты. Егор слышал, как простучали ее каблучки по лестнице. Хлопнула дверь, и все стихло.
Егор закрыл за ней дверь, щелкнул замок. Кое-как доковылял до кровати. Та скрипнула жалобно, принимая его истерзанное тело. Уф, сейчас дойти до двери — уже многотрудное путешествие. Но дальше предстоит еще более сложная работа. Егор задумался. Кровь больше не течет, но с ранами нужно что-то делать. Раны страшные. Не будь за спиной двух этапов Роста, давно бы истек кровью.
— Не будь за спиной двух этапов Роста, никто бы тебя и резать не стал, — зазвучал ироничный голос в голове.
— Заткнись! — огрызнулся Егор. Прокричал, глядя в пространство: — Рост со мной! Он поможет!
Сел поудобнее и медленно-медленно принялся добавлять телу чувствительность. И сразу почувствовал в ранах покалывание. Неужели боль прошла? Крутанул ручку чувствительности сильнее. Из глаз хлынули слезы, Егор всхлипнул и заскрипел зубами. Боль была здесь. Просто притаилась, словно терпеливый хищник. Егор поспешно отключил чувства.
Черт! Нужно что-то делать! Забинтовать, продезинфицировать. Егор встал, его шатало. Зрение приблизило пол, чтобы не так страшно было падать, если что. Кое-как доковылял до шкафа. Непослушные, негнущиеся пальцы шарили по полке. Жалобно булькнув, упал дезодорант, покатилась пена для бритья, возмущенно зазвенели рюмки. Наконец пальцы сомкнулись на флаконе одеколона. Егор облегченно вздохнул, покрепче сжимая трофей. Оглянулся на кровать. Боже, как она далеко! Нет уж, он лучше осядет прямо здесь. Ноги с облегчением подломились, Егор тяжело сел на пол, прислонившись к шкафу.
Отдышался и поглядел на плечо. Импровизированные бинты Милы пропитались кровью. Егор сгреб их непослушной рукой и сорвал. Обнажились кровавые края раны… Кровь не течет, но и не высыхает. Егор содрогнулся. Пошевелил рукой — вроде двигается, жилы не задеты, однако ему стало дурно, в глазах потемнело.
Не глядя, залил рану одеколоном. Боль была такая, что Егор всхлипнул, сжал зубы. Не закричал только потому, что горло свело судорогой.
— Держись, Егор! Ты молодец! — прошептал он. — Главное — не потерять сознание. Главное — не потерять…
Он огляделся. В нижнем ящике должны быть бинты. Егор протянул руку, ящик неожиданно легко выехал из шкафа, глухо стукнулся об пол. По комнате запрыгали ручки и карандаши. Егор разворошил груду вещей, где-то здесь должен быть пакет с бинтами. Вот он! Егор рванул целлофан, замер с бинтом в руке. Что толку от бинтов? Такая рана не заживет сама собой…
Он машинально пошарил среди вещей, пальцы обо что-то укололись. Вот, это то, что нужно! Иголка с ниткой. Руки работали сами по себе, словно ими руководил кто-то другой. Кто-то уже тысячу раз зашивавший такие страшные раны.
Он протер иголку и нитку одеколоном, снова полил рану. Кривясь от боли, принялся грубо сшивать края раны. Он едва преодолевал боль. Бесчувственные пальцы теряли иголку, она падала, и приходилось долго ловить ее, примеряться. Егор ругался сквозь зубы, изо всех сил пытался сшивать ровно и аккуратно, но руки дрожали, стежки ложились косые и неровные.
Когда закончил, откусил нитку зубами, снова полил рану одеколоном, очень надеясь, что этого достаточно. Если рана загноится, конец тебе, Егорка! Потом туго забинтовал плечо, чтобы рука едва шевелилась.
С рукой закончил, теперь нужно разобраться с другой раной. Какое-то время сидел на полу, уговаривая себя встать и подойти к зеркалу. Но уговоры не действовали. Егор страшился того, что увидит! Он попытался коснуться раны языком. Язык провалился. Во рту ощущался медный привкус крови.
Но всю жизнь не просидишь. Егор встал и двинулся к зеркалу. Нарочито повернулся здоровой щекой, но все равно испугался увиденного. Лицо черное от налившихся синяков, глаза заплыли, под носом запекшаяся кровь. Нос распух, похож на здоровенную красную лепешку.
Егор медленно повернулся раненой щекой и застонал. Подумал: «Турок, сволочь! Я найду тебя и убью! Буду убивать медленно и с наслаждением! А потом оживлю и еще раз убью! И еще!»
Лицо исказилось от гнева и боли, а рана жила своей жизнью!
Как в тумане сидел и зашивал рану на щеке. Орудовать приходилось, глядя на себя в зеркало. Какие ложатся стежки, ровные или нет, уже не волновало. Волновало лишь одно: когда наконец кончится эта пытка и можно будет соскользнуть в блаженство небытия. Он держался из последних сил. Дрожащие руки делали стежок за стежком, стежок за стежком.
Когда шов подошел к концу, вспомнил, что забыл полить рану и нитки одеколоном. Заскрипел зубами, плеснул на зашитую рану сверху. Одеколон стек по щеке. Подумав, плеснул остатки жидкости в рот. Ощущение было словно во рту полыхнул костер. От страшного ожога на глазах выступили слезы. Егор раскрыл рот, боясь пошевелить обожженным языком…
Теряя сознание, выгреб первый ряд книг, черный сверток коснулся рук приятной прохладой. Сразу стало легче. «Рост! Вся надежда на тебя! Я посвятил жизнь тебе — помоги мне!» Окровавленными руками раскрыл книгу, пролистал до третьего этапа. Туман клубился над страницами. Егор вгляделся в него, словно хотел разогнать взглядом.
— Ну же! Помоги мне! — шептали губы в черной коросте спекшейся крови.
Из тумана полыхнули слова, яркие, обвиняющие: «О Достойный! Ты знаешь, что делать! Зачем тревожить по пустякам!..»
Это было предупреждение. Как тогда, на первом этапе. Егор поспешно захлопнул книгу. «Ты знаешь, что делать!» Это подсказка! Но что? Что делать?
Перед глазами вспыхнул Знак! Четкий, сияющий всеми цветами радуги. Знак! Нужно провести медитацию на Знак!
Егор положил книгу на стол, сел у окна и попытался расслабиться. Поначалу было трудно. Боль вгрызалась острыми зубами, шептала: «Не покидай меня, останься со мной». «Нет, — крикнул ей Егор. — Не дождешься!» Он представил, как тяжелеют руки, как волна слабости захватывает ноги. Покой, долгожданный покой приходит и овладевает телом. Егор почувствовал, как боль стихает. Знак вспыхнул еще ярче, Егор зажмурил глаза, но по-прежнему видел его. Еще ярче, еще реальнее…
— О учение Рост! Помоги мне! — взмолился он, глядя на Знак. — Исцели тело! Исцели…
Он проснулся рано утром. Солнце щекотало лицо теплыми лучами. Егор зевнул, сладко потянулся. Эх, хорошо! Ночью снился страшный сон, блистал окровавленный нож, его били кулаками, топтали ногами. Потом появилась Мила, и сразу стало спокойно.
Какая славная все-таки девчонка Мила. Молодая, красивая, не испорченная жизнью. С ней так хорошо… Егор нахмурился. Ты поосторожней с ней! Мила такая славная, что можно ненароком влюбиться. Влюбленность — это опасное чувство, может посетить в любое время и все испортить. И с любовью у нее нет ничего общего! Влюбленность — это слабость человеческая, любовь — сила!
Мила — это влюбленность… А любовь! Любовь — это Настя!.. Едва вспомнил Настю, как захотелось вскочить, бежать куда-то, делать что-то. И все ради Насти, чтобы доказать… чтобы она поняла… чтобы еще раз убедилась… Откинул одеяло. В постели лежал полностью обнаженный. Только на груди пластырем прилеплена медная пластинка. Еще раз потянулся. В правом плече чувствуется какое-то неудобство. Мешает что-то, не дает двигаться свободно. Егор скосил глаза…
Кровь остановилась в жилах. На плече багрово вздувался уродливый шрам. Егор осторожно коснулся его кончиками пальцев. Кожа гладкая, словно только что наросла, но уродливый валик пересекает плечо. Осторожно, словно боясь, что шрам порвется, поднял и опустил руку. Она слушалась прекрасно. Когда поднимал руку вверх, валики наросшей кожи создавали непривычное ощущение. В груди все оборвалось.
Он сорвался с кровати. Одеяло запуталось в ногах, едва не упал. Кое-как выпутался и подскочил к зеркалу. Стон отчаяния вырвался из груди. Это не сон! Перекошенное злобой лицо Турка, блестящая сталь ножа, испуганные глаза Милы, кирпич в девичьих руках, боль и висящий прямо перед глазами Знак!
Рост сработал. Страшные раны зажили всего за одну ночь! Егор коснулся щеки. Вместо рваной раны багровый валик шрама. Провел вдоль шрама рукой, потрогал изнутри языком. Гладкая кожа. Даже нитки исчезли.
— Рост со мной! — проговорил он вслух. Шрам говорить не мешает. Но какой же он уродливый! Егор оглядел себя в зеркало. Вчера был весь синий от гематом, сегодня все в норме. Он прислушался к себе. Посмотрел на правую руку. От страшных, вспухших синяков нет и следа. Пошевелил пальцами, рука слушается исправно, никаких болевых ощущений. — Я здоров! Я полностью здоров!
Егор сел на кровать и задумался. Что тебе еще? Тебя вылечили! А что морда теперь некрасива!.. Так главное в голове, а не во внешности! Но этот аргумент утешил мало. В голове вертелось: как покажется Насте? Что ей скажет? Не разлюбит ли… Егор одернул себя: как он может сомневаться в ее любви? Внешность для нее не главное! Главное для нее — он сам!
Но сердце не желало слушать доводы разума, испуганно сжималось. Одно дело — верить в это и совсем другое — убедиться в жизни. Граф, Игорь — у них появится еще l один козырь. Теперь он урод, а они красавчики! А девушки так любят красавчиков. Может, и Настя…
— Нет! Нет! Нет! — закричал Егор. — Ты не должен думать об этом! Настя не такая! Она любит меня! И только меня!
Егор скрипнул зубами и постарался думать о другом.
Зато проблемы с ранами решены! В отпуск можно ехать без проблем… Без проблем? Одна проблема все же осталась! Турок! Он еще жив и не оставит своих попыток отомстить!
Егор задрожал от ярости. Попадись он ему!.. Ироничный голос в голове тут же прошептал: «И что? Что ты с ним сделаешь? Он сильнее тебя! И он уже не раз убивал! А ты? Что ты можешь ему противопоставить?»
Егор вскочил и забегал по комнате. Единственный выход — в точности выполнять все рекомендации Роста. И быть бдительным. Как получилось, что, обладая обостренными чувствами, он подпустил Турка к себе? Как такое могло случиться? Дед отвлек!
— Дед отвлек! — передразнил сам себя. — Если ты всегда будешь держать ушки на макушке, а чувства обостренными, то никакой Турок к тебе не подкрадется. А в будущем Рост обязательно даст такие возможности, что никто не будет страшен!
Пора было вернуться к упражнениям. Егор поспешно оделся и принялся готовить новую порцию зелья. Памятуя вчерашнее, прежде всего отключил обоняние и вкус. Заранее закрыл дверь на кухню и распахнул форточку. Зелье сварилось и остыло на удивление быстро. Егор поднес кастрюлю к губам, густая, противная жидкость заполнила рот. Желудок побулькал немного, но принял лекарство довольно спокойно.
Выпив зелье, Егор вспомнил про медь на груди. Интересно, как долго нужно носить пластинку? В книге ничего не сказано по этому поводу. Егор тронул пластырь и замер, пораженный. Что за чертовщина? Медной пластинки под ним нет!
Егор содрал пластырь — пусто, гладкая кожа. Егор потрогал ее. Какая-то она странная: жесткая и неподатливая, словно накрахмаленная салфетка. И имеет странный медный оттенок. Неужели?! Неужели кожа поглотила медь? Но ведь пластинка была почти миллиметровой толщины?! Не может такого быть! Это какая-то фальсификация! Может, пластинка просто отпала? Но тогда кто прилепил пластырь обратно? Кто? Сам в беспамятстве? Или Мила? До боли в голове пытался вспомнить, но в голову так и не пришло ничего путного. Зато появилась странная мысль. Может, его организму нужно столько меди, что он прямо через кожу забрал ее, расщепил на мелкие пылинки и разнес по органам? Егор поежился. Только сейчас почувствовал: что-то в нем меняется. А вдруг он уже не человек вовсе? Вдруг гены уже изменены?
От этой мысли повеяло холодом. Человек не может так быстро залечить раны! Или может? Никто не знает скрытые возможности человеческого организма. Ведь говорят же ученые, что человечество использует резервы мозга всего процентов на пять! Может, если пробудить остальные девяносто пять процентов, люди станут равными Богу. Может, все дело в этом?
И все равно думать об этом жутковато! Все внутри замирает в предвкушении. В предвкушении чего? Егор не знал ответа на этот вопрос. Время покажет. Время все расставит по своим местам. В свое время.
А потом пришла Мила. Робко позвонила в дверь. Егор сразу понял, что это она! Он открыл дверь. Мила вошла, робкая, как птичка. В руках мнет пакетик. Словно в больницу принесла фрукты.
Мила вглядывалась в него тревожно, голубые глаза блеснули надеждой, когда увидела затянувшийся шрам.
— Да! — улыбнулся Егор. — Я же тебе говорил, что умею лечиться!
— Ты волшебник! — проговорила она и улыбнулась. У Егора гора свалилась с плеч. Стало покойно и тепло. Все-таки кому-то нужен на этом свете! Мелькнуло видение серой нити жизни, зажглась, словно звездочка, искорка нынешнего момента.
— Ты… заходи! — Егор отступил и пропустил ее в комнату. — Чего на пороге…
— А я тебе фрукты принесла… — смущенно потупилась
Мила.
Она внимательно посмотрела на него, словно убеждаясь, что все позади. Ее рука робко потянулась к нему, коснулась щеки. Егор замер, боясь спугнуть мгновение.
— Я всю ночь не спала! — Мила всхлипнула, по щекам потекли слезы. — Я так боялась! А ты прогнал…
— Ну! Ну! — Егор обнял ее. Она уткнулась в его плечо, всхлипывая. Егор погладил ее мягкие волосы, проговорил: — Успокойся! Теперь все позади!
Она отстранилась, Егор с сожалением отпустил ее. Мила отвернулась, торопливо приводя себя в порядок. Он глядел на нее, и нежность заполняла душу.
— Ты лучше расскажи, как тебя угораздило так вовремя оказаться в заброшенном доме с кирпичом в руках!
— Я… — смутилась Мила. Ее личико залила краска. — Я следила за тобой!
— Зачем?! — удивился Егор. Она ничего не ответила, только смотрела на него влюбленными глазами. Егор смутился. — Н-да! Глупый вопрос!.. А давай поглядим, что ты мне принесла. Сегодня утром я пил такое противное лекарство, что до сих пор тошно.
Он раскрыл пакетик, на стол выкатились пара апельсинов, три яблока и банан.
— Ого! Целый фруктовый рай! — бодро говорил он. — Давай-ка испробуем!
А Мила все смотрела на него. Большего она и не желала…
Они сидели за столом и ели фрукты. Мила украдкой любовалась Егором, тот делал вид, что не замечает ее горячих взглядов. Пусть смотрит, если нравится.
— А шрам нисколечко тебя не портит! — сказала Мила. — Даже наоборот! Придает мужественности!
— А до этого я разве не был мужественным? — пошутил Егор.
— Нет-нет! Конечно же был! — испугалась Мила. Ее огромные глаза глядели на Егора со страхом и обожанием. Неужели она его обидела? — Прости!
— Мил! — решил сменить тему Егор. — У меня будет к тебе просьба!
— Все что угодно! — тут же оживилась девушка. Егор прочитал в ее взгляде преданность! — Говори!
— Обещаешь выполнить? — прищурился он.
— Чтоб мне сдохнуть! — поклялась Мила. Потом посерьезнела: — Для тебя я сделаю все… все, что в моих силах…
— Хорошо! — улыбнулся Егор. — У меня одна маленькая просьба! Это вполне в твоих силах. Я хочу, чтобы ты больше за мной не следила!
Мила обиженно надулась:
— Почему?!
— Для твоей же безопасности! — строго сказал Егор.
— Но в последний раз это как раз было для твоей безопасности! — возразила она.
— Согласен! — не стал спорить Егор. — Но я уже сделал выводы, и больше никто не сможет застать меня врасплох! Так что можно за меня не беспокоиться. Ты обещала!
— Но…
— И никаких «но»! — твердо прервал ее Егор. — Я способен за себя постоять…
Видя ее недоверчивый взгляд, он решительно встал.
— Что ж! Если ты мне не веришь… — сказал он, выходя на середину комнаты. Мила не сводила с него глаз. Он повернулся спиной и сказал: — Если не веришь, возьми нож и ткни меня в спину!
Он стоял к ней спиной, обострившиеся чувства привычно нарисовали картину комнаты: Мила недоуменно застыла за столом, на лице написано: «Как я могу ткнуть ножом мое божество?»
— Ну хорошо! Возьми карандаш! Или просто можешь рукой дотронуться… — подбодрил он. — Если сумеешь, то я убит и ты имеешь право заботиться обо мне как тебе заблагорассудится.
Он видел, как она осторожно встала, шагнула к нему, нерешительно поднялась маленькая рука.
— Но если я тебя опережу, то это будет доказательством того, что я и сам могу за себя постоять.
— Хорошо! — сказала Мила. — Ты, как всегда, меня убе… Она говорила спокойно и вдруг резко выбросила руку вперед. Хитрая, Егор едва не пропустил движение. Мила двигалась на удивление быстро. Он качнулся вперед, одновременно разворачиваясь. Мгновение — и они стоят лицом друг к другу, и он держит ее руку в своей.
— Не бойся за меня! — прошептал он, глядя ей в глаза. — Я справлюсь!
Она не отнимала руку, даже чуть-чуть подалась вперед. Егор утонул в ее голубых глазах. Она подняла подбородок, губы приоткрылись, она буквально кричала: «Я твоя! Поцелуй меня!»
Егор вздрогнул и сделал шаг назад:
— Гм… да! Вот так!
Она печально опустила голову и отступила. Егор грустно вздохнул.
Кабинет депутата областной Думы поражал своими размерами и строгостью. Почти все пространство занимал огромный стол Т-образной формы. Стулья выстроились вдоль стола, как вымуштрованные солдаты на параде. Под потолком тихо гудел кондиционер. На окнах белые жалюзи.
Гневин стоял у окна, глаза задумчиво блуждали по городу.
Город как муравейник. Чуть меньше миллиона жителей. Каждый дышит, ест, воспитывает детей. У каждого свои интересы и свои потребности. И любой из них ради своих потребностей переступит любую черту. Мир, заполненный миллиардами особей, мечтающих урвать кусок счастья у ближнего своего.
Виктор Петрович поморщился, зашагал по кабинету.
Уже в далеком детстве он понял, что на земле слишком много человеческих особей. Слишком много, чтобы жить счастливо. И слишком много случайностей в этой жизни! Мальчик из старшей группы отобрал у малыша любимую игрушку, парень-старшеклассник увел девушку, хулиганы избили в подворотне отца… Вся жизнь состоит из случайностей, благосклонно дарованных нам удачей или судьбой. Если удача к тебе благосклонна, то ничего плохого за день не случится, если же фортуна отвернулась…
Всю жизнь он положил на то, чтобы ни от чего не зависеть! Всю жизнь карабкался наверх, стараясь выползти из болота равноправного быдла. Из болота, где любой сантехник может обидеть тебя хотя бы на том основании, что он не отягчен культурой и водка придает ему сил и наглости.
Гневин недовольно поморщился, шагнул к окну.
Сначала был комсомол, потом — партийная работа. Когда перестройка открыла шлюзы мутным водам вседозволенности, все это быдло рвануло наверх. Тогда было страшно! В грязных, сточных водах исчез не один смельчак, возжелавший стать великим. Но в итоге…
Виктор Петрович глядел на город и улыбался. Борьба стоила того! Теперь без преувеличения можно сказать, что это его город! Губернатор, мэр и прочая административная шушера пляшет под его дудку. Весь криминал области, все силовики и правовые структуры у него в кулаке. Стоит только глазом моргнуть — и досадная помеха исчезнет…
Гневин ударил рукой по подоконнику, жалобно зашелестели жалюзи.
Да, он всесилен! Но проклятые случайности достают и его! Он хозяин города, но и он не застрахован от бед. Дочка! Олька! Пока он создавал свою неприступную крепость, дура жена избаловала дочку до такой степени, что теперь человека из нее не сделать при всем желании. Дура бестолковая! Убежать с первым встречным!.. И ладно был бы приличный человек — влюбилась в наркомана! Правда, он и сам завозит наркотики в город, вот теперь и дочь его пострадала!
Гневин широкими шагами обошел вокруг стола. Родная дочь сбежала с наркоманом! Да, он их нашел! Да, негодяя больше нет в живых! Но ведь дочка уже испорчена! Мерзавцы накачали ее наркотиками, а потом насиловали. Но и этого им было мало! Они засняли все на камеру… В комнате раздается писк селектора. Гневин сел в кожаное кресло на колесиках, подъехал к столу: — Да, Лидочка!
— Виктор Петрович! К Вам Борис Бутырский!
— Хорошо! Пропусти!
У него была пара секунд. Виктор Петрович провел рукой по лицу, сгоняя остатки излишних эмоций. Подчиненные не должны видеть его переживания. Через мгновение он уже был беспристрастен.
Высокие двери бесшумно открываются, и в кабинет осторожно входит Борис. Он заметно нервничает. Сколько раз уже был в этом кабинете, но стоит лишь глянуть в сосредоточенное лицо босса, как уверенность словно сдувает. Панически начинает вспоминать, все ли у него в порядке с делами, нет ли какой провинности. А тут такое дело! Он так и не доложил Виктору Петровичу о краже.
— Здравствуйте, Виктор Петрович! Вызывали?.. — проговорил он. Изо всех сил пытался держаться уверенно, но противные подобострастные нотки так и лезли.
— Здравствуй, коль не шутишь! — проговорил Виктор Петрович, не глядя на него. — Присаживайся!
Борис осторожно выдвинул из ровного ряда стульев самый крайний и присел на кончик. Виктор Петрович продолжал водить «паркером» по бумагам.
Тишину кабинета прорезал телефонный звонок. Виктор Петрович поднял трубку:
— Гневин слушает!.. Да!.. Хорошо!..
Гневин положил трубку и повернулся к Борису:
— Это ведь ты занимался этим наркоманом? Как его?.. Селин? — проговорил он. В ровном голосе Борис уловил едва различимые гневные нотки. Этот полоумный наркоман сумел вывести из равновесия даже такого непрошибаемого человека, как Гневин. Несмотря на фамилию, Борис ни разу не видел, чтобы Виктор Петрович гневался.
— Я! — четко ответил он. Гневин любил ясные и немногословные ответы.
— У Селина есть товарищ! — пристально глядел в глаза Борису Виктор Петрович. — Его не было в квартире, когда вы работали с Селиным.
Борис напрягся, Виктор Петрович успокоил его плавным движением руки:
— Вашей вины здесь нет! Его выследил мой человек! — Гневин немного помолчал и продолжил: — Так вот! Этот товарищ поведал ему интересную историю, в которой фигурировала цифровая видеокамера. Была она в квартире Селина?..
Борис похолодел.
— Д-да! — Голос предательский дрогнул, но Гневин, казалось, не заметил этого.
— Тогда почему я не заметил ее среди предметов, изъятых в квартире? — спросил Виктор Петрович, и брови его нахмурились.
— Но… ведь вы просили найти веши Ольги!.. Я не думал… — пробормотал Борис.
— Хорошо! Мне нужна эта камера! Надеюсь, она у
тебя?
— Д-да! — кивнул Борис, добавил поспешно: — Она у меня дома!
— Ты видел, что на ней записано? Виктор Петрович впился глазами в Бориса. Тому сделалось не по себе. Что же такое снято на этой камере, если сам Гневин выражает такую заинтересованность. Эта мысль появилась и тут же исчезла. Борис уже достаточно знал Гневина, чтобы не проявлять излишнего любопытства. — Нет! Я просто принес ее домой и кинул в шкаф! Не успел посмотреть… — Хорошо! — сказал Гневин и откинулся на спинку кресла. Борис ловил каждое движение босса. Виктор Петрович листнул ежедневник и сказал: — Принеси мне ее завтра к полудню! — Хорошо! — проговорил Борис. — Можешь идти! Виктор Петрович уже снова погрузился в бумаги. Аудиенция закончена. Борис встал на ватных ногах и вышел из кабинета.
В приемной на него приветливо глянула секретарша но Борису было не до нее. Он спешил убраться подальше от кабинета начальника. Выбежав в длинный коридор областной Думы, он выхватил из кармана сотовый:
— Груз! Это я!.. Проблемы!.. Гневин камеру требует! «Какую», «какую»! Ту, которую я у Селина взял… Да не важно!.. Ее украли вместе с деньгами… Завтра к десяти требует!.. Хорошо! В «Сказке»…
Борис выключил телефон и быстро сбежал по лестнице. Как раз в это время Гневин нажал кнопку селектора:
— Лидочка, позови Семена!
— Хорошо, Виктор Петрович!
Через пару минут в кабинет Гневина вошел человек неприметной наружности. Среднего роста, темноволосый. Единственное, что было необычного в этом человеке, — это глаза. Серые, почти стального цвета, пронзительные.
— Слушаю, Виктор Петрович!
— Сейчас Борис был! — сказал Гневин. — Утверждает, что камера у него и что он ее не смотрел. Но что-то он темнит! Проверь!
— Будет сделано, Виктор Петрович! — кивнул Семен. — Можно идти?
— Докладывай мне лично! Батутов этим делом не занимался…
— Хорошо! — кивнул Семен. Больше Виктор Петрович ничего не добавил, и Семен вышел из кабинета.
Едва за Милой закрылась дверь, Егор позабыл про нее. Мыслями овладел Рост. Егор взглянул на часы — близится полдень. Время, когда следует выполнить определенное упражнение. Хотя правильнее это назвать процедурой.
Егор собирался заняться подготовкой, когда в дверь осторожно постучали. Чувстваразом обострились, в голове возникла яркая картинка: за дверями переминается с ноги на ногу бабушка Милли. На добродушном лице блуждает улыбка, старческие руки мнут какой-то сверток. Губы бабушки шевелятся, но даже обострившимся слухом Егор не смог разобрать ее бормотания. Он подошел и открыл дверь.
— Егор! Ты дома?! — закудахтала бабушка. — А я тут у себя убиралась… Конфет вот нашла! Четыре килограмма! Вкусные конфеты! Еще при советской власти делаты! Дай, думаю, угощу тебя! Вкусные конфеты.
— Спасибо, Милли! — улыбнулся Егор. На бабку иногда нападали приступы щедрости, и она делала подарки. От гоголевской Коробочки ее отличало отсутствие скупости и жадности. А бережливость — это не такой уж порок.
Бабка что-то говорила. Егор, не слушая, раскрыл пакет, закинул конфету в рот. М-м! А ничего так! Вкусно! Потом насторожился! О чем там бабка разглагольствует?
— …Правда, они заплесневели маленько! — тараторила неугомонная бабушка. — Ты почисти ножичком. Соскыркай плесень-то, и можно кушать! Вкусные конфетки!
Очень вкусные!..
После долгих расшаркиваний и спасиб бабка удалилась. Егор кинул конфеты в мусорное ведро и повернулся к окну. На подоконнике аккуратно составлены разнообразные скляночки, разложены пакетики и коробочки. Названия столь мудреные, что даже прочитать порой не мог с первого раза. Когда ходил за ними по магазинам, его словно шестое чувство вело, безошибочно указывая, где продается тот или иной компонент. Теперь все ингредиенты на месте, оставалось лишь приготовить из них зелье. А для этого нужно строго следовать инструкциям Роста и молиться, чтобы оно получилось не таким вонючим, как предыдущее.
Егор ухмыльнулся своему изображению в зеркале и величественно произнес:
— Итак! Великий маг и чародей Егор приступает к приготовлению тайного зелья!
Перед ним на столе стояли четыре стакана. Вокруг Егор разложил все, что купил вчера по списку Роста. Он оглядел стол и замер. С чего начать? Перед глазами вспыхнул Знак. Егор глядел на него не в силах оторваться. Потом вокруг заклубился знакомый туман, из него выплыли слова. Егор почувствовал, что уже не властен над своим телом. Его руки сами собой принялись что-то делать. Трещала упаковка, порошки с тихим шелестом сыпались в стаканы, булькали жидкости в пузырьках. Егор сыпал, перемешивал, взбалтывал. Жидкости в стаканах то пенились, то шипели, выделяя пахучие газы, то бурлили. Егору казалось, что его телом управляет кто-то другой, кто делал это уже тысячи раз. Ощущение было немножко жутковатым, но странно приятным. Егор отдался ему, предоставляя тайной силе делать свое дело.
Наконец наваждение закончилось. Егор очнулся. На столе высилась гора пустых пакетиков и склянок, а прямо перед ним стояли четыре полных стакана. В одном бурлила и переливалась красная, как кровь, жидкость. Второй стакан доверху заполнен застывшим зеленым льдом. Егор тронул его, по поверхности льда пошла рябь. Лед оказался жидкостью, тяжелой, как ртуть, жидкостью. В третьем стакане застыло нечто желтое, как мед. Четвертый же стакан неотличим от стакана с водой. Что делать с ними дальше? В книге что-то говорилось про ванну.
Егор открыл дверь, прислушался. Соседа дома нет, бабка бормочет у себя за дверью. Он прокрался в ванную, открыл краны. Насчет температуры в книге тоже ничего не сказано, поэтому Егор решил и здесь довериться своей интуиции. Набрав ванну, он выключил кран и принес стаканы.
Итак, освободим сначала стакан с зеленой жидкостью. Егор вылил странную тягучую субстанцию из первого стакана. Жидкость не опустилась на дно, как ожидалось, и не растеклась по поверхности. Словно живая, она закрутилась плотным зеленым облаком в прозрачной воде и замерла в центре ванны. Егор удивленно глядел на зеленый шар, висящий в воде. Сейчас и не скажешь, что это жидкость.
Второй стакан следует вылить рядом, туда, где будут находиться ноги. Он вылил желтую жидкость. Она оказалась тяжелее воды, сразу опустилась на дно и растеклась по нему тонкой пленкой.
Теперь очередь третьего стакана. Жидкость в третьем стакане бесцветная, поэтому нельзя понять, как она повела себя в ванной.
И наконец, четвертый стакан. Красная жидкость растеклась по поверхности воды, а потом медленно стала оседать. Когда она коснулась зеленого шара, вода забурлила. Под действием красной пелены зеленый шар начал растворяться, исчезать. Красное покрывало тем временем достигло желтого дна, и вся поверхность воды вскипела.
Егор глядел на кипящую ванну и вдруг ощутил непреодолимое желание залезть в воду. Он сорвал одежду и, не задумываясь, шагнул в воду. Ванна приняла его, словно ласковые руки. Такого приятного ощущения Егор никогда не испытывал. Он блаженно закрыл глаза— Струи омывали тело, бурунчики прикасались к обнаженной коже в самых неожиданных местах. Это было так приятно, что Егор забыл обо всем на свете. Глаза закрылись сами собой, и он задремал.
Проснулся Егор резко, словно кто-то ткнул в бок. Он открыл глаза и попробовал пошевелиться. Не тут-то было. Что-то мешало! Егор дернулся, но не смог пошевелить даже пальцем. Все тело сковала неподвижность, словно его замуровали в бетонный блок. Его обуял ужас. Показалось, что его похоронили заживо.
Одновременно Егор осознал, что вокруг темнота. Попытался пошевелить хоть чем-то, но мог лишь моргать глазами.
Без паники! Егор заставил себя глубоко вздохнуть. Тут же обнаружилось, что не может открыть рот. По телу побежали мурашки: «А если бы у меня был насморк?» Только подумал, как в носу защипало. Егор напрягся и чихнул.
Снова подумалось: замуровали! В детстве слышал страшные рассказы о людях, похороненных заживо. Сейчас эти страхи вернулись, навалились разом. Егор нервно задергался, силясь освободиться, но не смог пошевелить и пальцем.
Устав дергаться, заставил себя успокоиться. Зажмурился, сосчитал про себя до десяти! Потом открыл глаза и уставился в темноту. Где он? Теперь, когда немного унял страх и дрожь, чувства вновь могли подчиняться ему. Егор осторожно добавил чувствительности зрению. Тьма послушно рассеялась. Потолок, клеенка вдоль стены, какие-то веревки. Стоп! Это же ванная комната. Он все еще лежит в ванне. Просто кто-то выключил свет! Бабушка экономная — шла мимо и выключила.
Егор выдохнул облегченно. По крайней мере одним опасением меньше. Никто его не похитил и не похоронил заживо. Но… почему он не может двигаться? Егор попытался повернуть шею, поглядеть на свое тело, но ничего не получилось. Он изо всех сил попытался двинуть рукой или ногой или хотя бы согнуться. Ему показалось, что крепко держащая его субстанция чуть-чуть пружинит, но по-прежнему не позволяет двигаться.
Вдруг вспыхнул свет. Егор зажмурился. В голове нарисовалась картинка: бабушка Милли стоит у двери в ванную и что-то бормочет под нос.
«Войди же! Скорей открой дверь и войди! — мысленно закричал ей Егор. — Ну пожалуйста, зайди!»
Бабка отвернулась, словно передумав, шагнула к себе в комнату.
«Стой! — мысленно приказал Егор. Бабка вздрогнула и остановилась. — Повернись и открой дверь! — отдал Егор новую команду. Голова загудела от прилива крови. Бабка замедленно повернулась, старческая рука легла на ручку двери. Сердце в груди екнуло. Неужели он может управлять людьми? Мысленно заорал во всю мочь: — Открывай дверь!»
Бабушка медленно открыла дверь, и вот уже он видит ее наяву.
— Ой ты, свят, свят! — воскликнула Милли. Ее глаза расширились, рот раскрыла так, что свободно влетела бы ворона. Испуганно пискнув, бабка пулей вылетела из ванной. — Егор! Чево же ты молчишь, что там? — Егор видел, как она перекрестилась, начала причитать испуганно. — Я думала, тебя и дома-то нет! А он мыться удумал! Хи-хи-хи!..
Не слушая дальнейшие причитания бабки, Егор осторожно повел невидимую камеру вдоль ванной комнаты. Егор увидел пол, край ванны, а потом… Если бы его рот был свободен, он закричал бы от удивления. Вместо воды его окутывала странная прозрачная субстанция, застывшая, словно эпоксидный клей. Его будто завернули в кусок резины. Ощущение такое, что он в коконе. Твердой, неподатливой резины. Цвета, которые присутствовали в зелье, растеклись странными разводами вдоль кокона. Красный собрался у сердца, зеленый обнял ноги, ажелтый прикрывал живот. Остальное пространство кокона было прозрачно!
— Егор?! — Бабку тем временем насторожила подозрительная тишина за дверью. — Ты чего молчишь? Егор!
Я зайду?
«Да заходи же, дура старая!» — почти закричал Егор, но застывшая субстанция не позволила ему открыть рот. Похоже, когда заснул, основательно сполз в воду, только нос остался на поверхности. Еще чуть-чуть — и захлебнулся бы!
Милли наконец зашла в ванную и растерянно хлопала глазами.
— Ты чего это? — спросила она. От удивления ее обычное многословие испарилось.
Егор покраснел от натуги, пытаясь высвободить рот, но так и не смог молвить ни слова. Поэтому он ограничился тем, что просто поморгал.
— Батюшки-светы! Огради, не лиши заступничества, — пробормотала бабка и перекрестилась. Потом любопытство взяло свое, и она осторожно дотронулась до кокона. Егор вздрогнул. Такое ощущение, что пальцы бабки коснулись кожи, хотя со стороны отчетливо видел почти двадцатимиллиметровую толщину прозрачного кокона.
— Что с тобой случилось? — спросила Милли. Егор молчал. — Пойду Ваню позову! — нашлась она и выскочила из ванной.
Егор вздохнул с облегчением. Наконец дело сдвинулось с мертвой точки. Вдвоем, глядишь, придумают, как его спасти.
— Ваня! Там с Егором беда! — услышал он причитания бабки.
— Что такое? — резкий голос соседа.
— Идем! С Егором беда! — тянула его бабка. Егор услышал шаги, над ним склонились две головы.
— Ничего себе! — поразился Иван.
— Чево делать-то? — запричитала бабка. — Надо в милицию звонить! Или спасателям! Нынче, я слыхала, спасатели есть! Всем помогают!
Егор одобрительно заморгал. Спасателей, милицию, кого угодно, лишь бы помогли! Чем дольше находился в коконе, тем больше чувствовал, что ему трудно дышать. Каждый вдох дается с трудом. Рот залеплен намертво, а носом воздуха забирается меньше, чем ртом.
— Давай-ка его поставим! — предложил Иван. — А то на спине лежит, чего доброго, захлебнется соплями!
Егор возмущенно засопел. Иван наклонился над ним, Егор почувствовал, как крепкие руки обхватил и его. Потом пол и потолок поменялись местами, в опасной близости и с настораживающей скоростью мимо пролетел косяк.
— Крепись, парень! Мы с тобой! — услышал Егор бодрый голос.
Кряхтя и отдуваясь, Иван вынес кокон в прихожую и поставил прямо напротив входной двери. И отступил на шаг, любуясь содеянным. Бабка суетилась рядом.
— Славное бы из тебя украшение получилось! — заметил Иван, довольный своей работой. — Слухай, бабка! А может, не будем… того… спасателей звать. Пусть так стоит! Красиво! Куча баб сбежится на такое чудо поглядеть…
— Да ты чего, Вань! Он же помрет от голоду! Вишь, рот заткнут! — испугалась бабка.
— А мы ему дырку просверлим и будем через трубочку кашками поить! — нашелся Иван. — А? Как тебе идея?
Иван рассмеялся громовым голосом. Крепкая ладонь хлопнула Егора по плечу, кокон закачался и едва не упал.
Сосед сказал:
— Не дрейфь, парень! Шутю я! Сейчас кого-нибудь вызовем… Или сами!
В прихожей раздался звонок. Иван обернулся. Егор тоже таращился на дверь.
— Кого еще черт принес? — пробормотала бабка.
— Ща поглядим! — Иван шагнул к двери и распахнул ее во всю ширь. За ней обнаружилась Ирина, хозяйка Егоровой комнаты. Егор застонал и страдальчески возвел глаза. Только ее здесь не хватало.
— Здравствуйте… мне Егора… — начала Ирина. Она жизнерадостно впорхнула в прихожую и остановилась, словно налетела на невидимую стену. — Ой! Что это?
— Это Егор! — объяснил Иван.
— А что с ним? — удивилась Ирина. Она шагнула ближе, глаза округлились.
— А ты его спроси! — усмехнулся Иван.
— Ого! Какой у него… — Ирина беззастенчиво наклонилась и принялась разглядывать что-то в середине кокона. — Ничего себе! Никогда бы не подумала…
Ирина протянула руку, и Егор почувствовал прикосновение к животу. Хотел закричать возмущенно, но проклятый кокон по-прежнему держал рот на замке. Вместо этого покраснел, словно барышня, услышавшая пошлость. — Да это просто кокон такой эффект дает! — услышал Егор ревнивый голос Ивана. — А баской парень-то! — влезла сбоку бабка. — Я вот, помню, мужа своего первого… Хотя нет! Это у второго… Егор только и делал, что отчаянно сопел. Все трое. продолжали беззастенчиво разглядывать его достоинство. Сосед пробурчал недовольно:
— Чего особенного?! Не видали, что ли?..
— Красиво! — прошептала Ирина.
— Да-а! — согласилась бабка.
— Так ведь все равно не воспользоваться! — захохотал Иван и постучал по поверхности кокона. — Не добраться!
Лучше бы обратили внимание на свободный… так сказать…
Сказал и смутился. На бабку с Ириной его слова не произвели никакого действия.
— А может, его как-нибудь ножичком можно расковырять? — задумчиво проговорила Ирина, неотрывно глядя на Егора. Тот мычал, вращал глазами, но никто не обращал на это внимания. Ирина протянула: — Бедный, мучается!
— У меня от мужа первого пила осталась! — вспомнила бабка. — И гвоздодер. Может, как-нибудь…
Тут раздался телефонный звонок из комнаты Ивана. Тот исчез за дверью и тут же появился.
— Мне бежать надо! — обратился он к Егору. — Ты постой пока! Не уходи никуда! Я завтра утром вернусь, и подумаем, что делать.
Потом повернулся к бабке:
— А ты последи за ним! Но пока не вызывай никого! Зачем нам лишние хлопоты! Если до завтра сам не расклеится…
— Хорошо! — согласилась бабка, продолжая глазеть на Егора.
— Ой! Мне тоже пора! — спохватилась Ирина, глянув на часы. — Я же ненадолго зашла. Только деньги забрать, и все!.. А тут такое дело!.. Ты, Егор, не беспокойся, я потом зайду! Деньги терпят! Хорошо?
И, не дождавшись ответа, выскользнула следом за Иваном. Бабка закрыла дверь и удалилась к себе в комнату. Егор вздохнул с облегчением. Как приятно иногда побыть одному.
Но одиночество оказалось недолгим. Скрипнула дверь, и перед ним появилась бабушка Милли со стулом. Она утвердила стул прямо напротив него и исчезла из поля зрения. Потом появилась вновь. Егор стонал от отчаяния. В руках бабки увидел спицы, только что начатый носок и клубок ниток. Милли села на стул, мягко стукнулся о пол клубок.
— Тебе, наверно, скучно будет одному? — участливо поглядела бабушка. — Посижу с тобой!
Егор задергался, выпучил глаза, но Милли уже не глядела на него. Спицы в ее руках так и замелькали.
— Так вот! Жисть у меня была долгая! Первый мой муж…
Всю ночь Егор простоял в прихожей, словно забытая статуя. Бабка угомонилась ближе к полуночи. Егор задремал под ее монотонное бормотание. Разбудил его страшный грохот. Это бабка уснула прямо за вязанием и свалилась со стула. Еще четверть часа у нее ушло на извинения, что «покидает его в таком бедственном положении». Наконец, сходив в туалет, перекрестив его на прощание, Милли удалилась спать. Егор облегченно вздохнул.
Потом он стоял в ночи, тараща бессонные глаза в темноту. Вспомнилась книга, такая популярная в недалеком прошлом, — «Голова профессора Доуэля». Теперь понятно, что чувствовали те головы. Беляев очень тонко описал ощущения человека, лишенного тела.
Ради развлечения прослушал соседние комнаты. Храп, сонное чмоканье, ровное дыхание — не дом, а сонное царство. Зато у него сна ни в одном глазу. Егор чувствовал, что полон сил. Они бурлили в нем, требовали выхода, но он не мог даже пошевелиться. Очень неприятное ощущение. Словно зуд под гипсом — чешется, а достать нет никакой возможности.
Егору захотелось закричать, нарушить это сонное царство, разнести в клочья этот чертов кокон. Он напрягся, попытался разорвать путы, но кокон держал крепко.
Пришла мысль вновь отправиться в мир грез, но Егор отверг ее сразу и бесповоротно. Воспоминания о прошлом все еще леденили душу.
Тогда выбрался из опасного состояния только благодаря Насте. Настя! Настенька! Настюха! Она снова может обидеться. Ведь он опять пропал, не сказав ни слова. Пообещал поехать на курорт и исчез. Лишь бы вырваться из этого кокона… Но как к ней показаться с таким уродливым шрамом на щеке? Точно наяву увидел свое лицо. Не красавец, конечно, но и не урод… был. А теперь…
Увидел себя со стороны, на правой щеке вздувается белый валик, который багровеет при любом удобном случае. Это так уродует! Сердце сжалось: что скажет Настя? Вдруг предпочтет Графа… Хотя! Теперь-то ему известна истинная сущность Графа.
Но ведь Настя может и не знать! Может поверить в смазливую картинку. Ведь все люди носят на лице маску. А внутри прячут всю гадость, комплексы и никчемность. За показной наглостью и хамством.
Это мир наглых! Наглые владеют всем! В том числе и женщинами! Если хочешь владеть всем — будь наглым. Не важно, кто ты! Не важно, умен ли ты! Будь наглым, и все будет твоим! По крайней мере, вначале!
Егор скривился, словно съел лимон. Нет! Он докажет всем, что он лучше их! Ему даны уникальные возможности, и он ими воспользуется! Они дарованы ему! Именно ему, а не им! Хоть многого он до сих пор во всех этих чудесах не понимает…
Это очень смущало Егора. Он до конца так и не разобрался в чудесах Роста. Сверхъестественные способности то появлялись, то исчезали, и никак нельзя было понять, отчего это зависит. Да, Рост прямо указал ему, что всегда будет с ним, всегда поможет. Но что-то не заметил он его помощи, когда Турок резал его на части. Если бы не Мила… подумать страшно.
Егор пугливо прислушался к себе. Ведь он опять сомневается в Росте. Рост за такое по головке не погладит! Кто знает, может быть, за прежние сомнения он лишил его защиты перед Турком…
Размышления прервало странное ощущение. Освежающая прохлада прошлась по телу, словно оказался на берегу океана и соленый свежий бриз обдувал обнаженное тело. Как тогда на скалистом берегу.
Будто слиток раскаленного металла, он завис в центре кокона, и тот начал плавиться. Что-то вокруг менялось, но Егор не мог понять что. Он хотел взглянуть на себя со стороны, но даже это не получилось. Его закружило, понесло куда-то. Он ощутил во рту странные изменения. По зубам пронесся освежающий ураган, который так любят показывать в рекламе зубной пасты. Зубной камень, грязь, нездоровый налет — все это отвалилось и наполнило рот. Егор с отвращением сглотнул противную смесь слюны и грязи, кокон по-прежнему держал рот на замке и не давал выплюнуть гадость. На зубах хрустнул песок. Осторожно потрогал языком зубы: показалось, что они распадаются на части. С восторгом понял, что это пломбы добровольно покидают насиженные места, а взамен появляется крепкая, здоровая кость.
