Корабль взлетал в пламени и громе.

Мэри Грэхем, пристегнутая кожаными ремнями к ложу, лежала, неспособная двинуть ни рукой ни ногой, а перегрузка растягивала ее лицо в зловещую улыбку. Несмотря на ложе и амортизаторы, вибрация была ужасной. Внутренности Мэри разрывала острая пронизывающая боль.

Но все же девушка чувствовала себя лучше, чем в ожидании старта. Тогда она умирала от неподдельного ужаса, часы ожидания, воспоминаний и попыток представить полет, тянулись, точно годы.

«Ты хотела стать важной, – говорила она себе. – Что ж, девочка, ты добилась своего, но теперь ты в двух шагах от гибели. Жаль только, что так больно».

Корабль вышел из атмосферы, и грохот постепенно замер. Но вибрация не утихала, а ускорение продолжало нарастать. Едва смолк рев пушки, Мэри услышала другие звуки. Щелканье спускового механизма, направляющего бесконечный поток снарядов во вращающийся затвор. Мерное гудение огромных гироскопов. Щелканье перфорированных стальных полос, протягиваемых через часовой механизм, управляющий шестеренчатыми передачами стабилизаторов. Ее называли пилотом, но она знала, кто она на самом деле. Настоящим пилотом были эти стальные ленты, а она – лишь пассажиркой.

«Сколько это уже продолжается? Что я здесь делаю?

Завершаю выполнение задания.

Может быть. А может, и нет. Даже если я уцелею, нет гарантии, что Империя согласится считать эту штуку настоящим космическим кораблем. Но другого у нас нет, а если на борту не будет пассажира, Империю и вовсе не уломать. Кто-то должен был лететь на «Надежде Принца Самуила», и логика подсказывала, что это я. Молодая, сильная, имеющая опыт полетов в космосе…»

Когда Мэри впервые предложила себя в качестве пилота, идея показалась убедительной. Сначала Клейнсту, потом Дугалу. Она так и не смогла убедить Натана, но остановить ее он был не в силах. Они еще не были женаты.

«А поженимся ли теперь когда-нибудь? Нужна ли я ему? Маккинни был в ярости – станет ли он жить с женщиной, которой не способен управлять? Глупо, он все знал со времен Макассара, где хотел меня так же сильно, как я – его, и, о Господи, я хочу его и теперь».

Вибрация и ускорение медленно нарастали, и у Мэри закружилась голова. Она уже не могла открыть глаза.

«Господи, пусть это прекратится!»

Она очнулась в тишине от ощущения падения. Тишина не была полной. Гироскопы продолжали тихо гудеть, но пушка смолкла. Мэри отстегнула ремни, удерживавшие ее на ложе.

Все тело болело. Это была не та прежняя тупая боль, которую причиняли перегрузки. Это была резкая, режущая, застилающая глаза ярко-красной пеленой, боль, пронизывающая весь низ живота, усилившаяся, когда Мэри попыталась ощупать себя, пошевелить ногами.

«Я должна встать. Должна включить… как его… передатчик. Или то, что Клейнст назвал передатчиком. Ничего похожего на аккуратный ящик лейтенанта Фарра на базе Космофлота на Макассаре.

Но сначала я должна убедиться. Мы вышли на орбиту, или…»

Мэри подлетела к иллюминатору. Мимо неслась звездная река, потом появился шар – мир Принца Самуила. Корабль вращался недостаточно быстро для создания искусственной гравитации, но все же вращался.

То и дело внизу на миг появлялась ее планета. Не целый мир в виде шара, но часть, похожая на диск. Мэри прижалась лицом к стеклу, дожидаясь, когда она снова появится, осторожно двигая ногами и пытаясь найти такое положение, в котором боль станет менее пронзительной.

Со временем она заметила, что корабль движется. Она летела над Главным морем, внизу простиралось то, что она привыкла видеть на картах мира Принца Самуила.

Через минуту она проверила секстант, измерила углы и убедилась: все в порядке. Да, «Надежда» – на орбите. Почти наверняка. Пора заняться передатчиком. Оттолкнувшись от иллюминатора, Мэри подлетела к переборке. Прибор представлял собой прерыватель, несколько катушек и зазор, в котором трещала искра, когда Мэри нажимала на кнопку.

«Ти-ти-ти. Та-та-та. Ти-ти-ти». «SOS». Нечто столь древнее, что мало кому доподлинно известно значение этих символов. Пользуется ли еще Империя «SOS» как сигналом бедствия? Во времена Первой Империи он был в ходу. Лонгвей был в этом совершенно уверен. Почему бы и современной Империи не использовать его?

Хотя теперь это не так уж важно. Империя уже наверняка знает, что она на орбите. Имперский наблюдатель должен был доложить Космофлоту о старте ее корабля, а также о том, какой сигнал она будет передавать, когда ей полетят на помощь. Мэри включила часовой механизм, меняющий зазор. Побежала бесконечная замкнутая лента. «Ти-ти-ти. Та-та-та. Ти-ти-ти». По проводам сигнал от искрового зазора через толстые изоляторы проходил в пластины из кварцевого расплава и дальше, за пределы корабля. Мэри попыталась представить себе, как ее сигнал летит в космосе, чтобы добраться до «Томбо». «Ти-ти-ти. Та-та-та. Ти-ти-ти».

Они должны услышать ее и прийти на помощь…

Больше от нее ничего не требуется, только ждать. Как медленно течет время.

Вот если бы только боль не мучила ее так. Никто этого не ожидал. «Что со мной? Ускорение? Вибрация? Что-то ужасное. Господи, какая боль…»

Постепенно, мало-помалу, боль утихла. Если свернуться в воздухе калачиком, болит не так сильно. Мэри улеглась на ложе, слабо затянула ремни и замерла в неподвижности.

Время мучительно утекает. В часовой механизм передатчика вмонтирован счетчик. Не слишком точные часы, но это лучшее, что у нее есть. Судя по ним, прошло всего тридцать минут. Мэри попыталась вытянуть ноги. Что ж, боль усиливается, но терпимо. Можно лежать, вытянувшись во весь рост. Что-то не в порядке с гироскопами. В аккумуляторах заканчивается заряд. Гироскопы замедляются.

Если они остановятся, ей придется управлять кораблем самостоятельно. У одного из иллюминаторов есть большие деревянные рычаги, при помощи которых можно приводить в действие реактивные сопла, кольцом охватывающие корабль. Возможно, ей удастся стабилизировать вращение, если раньше не кончится перекись. Мэри от души надеялась на успех. Хотя Клейнст сомневался, что она – да и вообще кто бы то ни было – сумеет что-либо реально сделать, располагая лишь иллюминаторами для наблюдения.

Звезды продолжали бежать мимо, сменяясь диском мира Принца Самуила. Но вращение корабля еще не стало хаотическим. Мэри задумалась о том, сможет ли его остановить. Клейнст не был в этом уверен. Наверно, это сложно, хотя у Империи есть надежные способы стабилизации кораблей.

«Нет, черт возьми, – решила она. – Мы сами сделаем все возможное». Мэри освободила рычаги сопел от петель, удерживавших их на месте, и на пробу двинула один. Раздался приглушенный свист, больше похожий на шипение, чем на рев ракеты, и движение звезд замедлилось.

«Совсем несложно, – подумала она. – Вообще не сложно». Мэри еще больше подвинула рычаг, некоторое время удерживала его нажатым, потом взглянула в иллюминатор, проверяя результат.

Еще три раза, и она добилась своего. Вращение корабля почти полностью прекратилось. Планету внизу стало возможно рассматривать по несколько минут, через каждый из иллюминаторов по очереди. «Отличный результат, – заключила Мэри. – Пока не стоит больше экспериментировать». Беспорядочного вращения пока не отмечалось, хотя шум гироскопов почти утих.

И если прислушаться, то можно было услышать шипение воздуха, выходящего из баллонов. Воздуха на пять часов. А потом…

«Не думай об этом.

А о чем тогда думать?

О том, как красиво там внизу. Как прекрасен мир Принца Самуила, огромная тарелка с кудрявыми облаками, с россыпью звезд над ней, звездными реками и…

Где же корабль Космофлота?»

«Ти-ти-ти. Та-та-та. Ти-ти-ти».