Расправив крылья и застыв, птица урц лениво кружила в вечернем небе. Она легко скользила в воздухе, почти не двигая огромными крыльями, купаясь в мягких теплых струях разогревшегося от дневной жары ветра.

Она не знала, что зовется именем урц на языке этих существ там, внизу. Это было неважно. Ей было безразлично любое имя. Пусть они вечно копошатся в своей пешей жизни, вздымая пыль по дорогам и полям, ей нет до них дела.

Там, далеко внизу, лежала твердая земля — это обитаемое дно бескрайнего неба. А урц жила наверху, в беспредельности простора, — свободно и бесстрастно, лишенная необходимости повиноваться силе тяжести.

Плывя, как застывшая апатичная тень, внешне равнодушная и холодная, сейчас птица была до предела напряжена. Она не могла думать ни о чем ином, даже о поиске теплых потоков снизу. Все ее взвинченное внимание было приковано к поверхности.

Внизу была еда. Много свежей хорошей еды, которая необходима для продолжения жизни. Ветер приносил запахи крови и дыма, от которых у птицы урц опьяненная голова. Существа внизу сегодня убивали друг друга. Убивали, но не ели. Они все оставляли для птицы урц и ее сородичей. Это были добрые существа, которые всегда жили на одном месте и только изредка уходили, чтобы убивать таких же, как они. Восхитительные вкусные существа!

Птица урц подняла голову и окинула оценивающим глазом пространство мира вокруг. Она видела и не видела этот мир. Острое око, способное разглядеть движения грызунов в траве, было слепо для всего, что не было едой или опасностью. Она сразу увидела своих сородичей — парящие в небе темные точки, привлеченные сюда тем же запахом смерти и крови. Еще она увидела сочащийся красным светом закат, определяя, сколько времени осталось до прихода ночи. Время еще было, и это было важно, потому что птица урц не может находиться в небе после наступления темноты. И тогда ей придется спуститься на дно неба, на твердую несвободную землю. А это опасно, ибо передвигающиеся по земле могут напасть на нее, если место будет плохое.

Но птица урц не видела прелестных картин обработанных зеленых лоскутов земли, сбегающих к пойме реки, не замечала протоптанных по межам извилистых тропинок и высаженных аккуратных перелесков. Ее глаза видели, но оставались слепы к нежному блеску реки, изящно изгибавшей свое русло возле этих наделов плодоносной земли. Птица была неспособна оценить и сложную красоту огромного белого цветка Изир-дора, чьи дворы вытянулись лепестками от округлого вала Царакклана. Урц была безразлична к завораживающей симметрической красоте четырех главных улиц, тянувшихся от центра к внешним стенам и далее перерастающих в длинные земляные дороги, расчленяющие зеленые поля на ровные сегменты и уходящие за горизонт тонкими нитями.

Любой другой потерял бы терпение, потому что уже очень долго пьянящий запах крови переполнял воздух, а возможности спуститься все не было. Но слово «терпение» было бессмысленным применительно к существу, способному выжидать до бесконечности.

Глаза птицы урц отмечали большие тела дромов, вяло бродящих по городищу, ее горло хранило прекрасное воспоминание о вкусе их мяса. Сразу много мяса, целая гора!.. Дромов было необычно много для этих мест. На дромах сидели маленькие существа, которые убивали друг друга. Совсем недавно они были очень быстры, они кричали, ревели, трубили трубами и убивали. Но теперь они отдыхали. Птица урц немного удивлялась: что же могут есть эти существа, если они не ели друг друга? Но ее мало занимало и это. Жизнь на дне создана только для того, чтобы кормить птицу и ее сородичей. С нее хватало мысли о том, что она сама будет есть сегодня. Урц оценивала, когда же наконец можно будет спланировать к земле, и метким глазом выбирала, выбирала себе ужин из десятков неподвижных тел. Она выбирала тело, что будет в самом достижимом месте, и самом защищенном от внезапной атаки, и самым удобным для быстрого взлета в случае опасности — чтобы вернуться назад в спасительные выси.

Урц видела и не видела, как из-за далекой излучины реки появилась лодка, за ней — еще и еще. Она не интересовалась тем, что происходит на воде. Лодки пристали к земле невдалеке от Изир-дора, они выплеснули на берег песчинки маленьких существ и бусинки дромов. Те и другие сразу двинулись в разные стороны, переливаясь в большую дугу, которая стремилась охватить Изир-дор. Маленьких существ и дромов было гораздо больше, чем тех, кто в остался в городище. Птица урц начала сильно волноваться, что они появятся там раньше ее и помешают.

Она заметила, что маленькие существа, находившиеся в городище, опять стали двигаться быстро-быстро. Они поднимались на дромов и собирались в кучу, которая темным пятном стала перетекать по ниточке одной из улиц к внешнему кругу ограды Изир-дора. Пересыпавшись через белый камень ворот, серое пятно всадников разделилось на два, которые направились в разные стороны.

Теперь в городище не осталось ничего, что настораживало бы или пугало птицу урц. Это был момент, которого она ждала уже много-много часов. И птица счастливо скользнула к земле в теплых волнах вечернего воздуха.

Падая, она еще раз зорко окинула взором окрестности, схватывая картину событий. Вышедшие из лодок крупинки дромов сложились в несколько больших масс, которые тоже двинулись раздельно, так, словно хотели встретиться с теми, кто вышел из городища. Это понравилось птице урц, потому что никто из них не стремился вернуться в Изир-дор, а значит, еда останется неприкосновенной. Птица также заметила, как несколько ее сородичей быстро пикировали вниз — куда быстрее, чем она. Это вдруг всколыхнуло все ее чувства, обостряя злобу и голод, и она тоже прижала крылья ближе к телу, ускоряя падение. Но мясных мест внизу было много, и драться за еду не придется. Злоба переполняла птицу, злоба и голод, и еще пьянящий запах крови…