Глава 6
СЕРДЦЕ КЛАНА
Тела двух седоков ритмично взлетали и падали вместе с притороченными вьюками, связками коротких и длинных копий, с подвязанным пленником. Туго похлопывали тюки, чуть всхлипывая, падали бурдюки с водой, глухо и костяно погромыхивали горки панцирей-латниров, укрепленные Ходватом на крупе дрома.
Дром шел своим полулетящим размашистым шагом, неутомимо и мощно. Скакун чутко следовал движениям поводьев, что тянулись от качающейся морды к ушным кольцам, а после — к рукам хуураданца. Было чудно смотреть на эту пару — крохотного погонщика на массивном и страшном звере. Казалось невероятным, что эта гора мускулов, зубов и когтей повинуется воле юного тангра.
— Это еще не боевой ход, — полуобернувшись, гордо сообщил Ходват, будто читая мысли Дара. — Всего лишь походный тернит. Когда дром пойдет боевым ракатом, тебе покажется, что ты стал птицей!
Дар невольно представил огромного зверя, несущегося во весь опор, мелькание мощных лап под распрямляющимся и сжимающимся телом… Интересное, должно быть, зрелище!
«Погоди, — сказал он самому себе. — Похоже, тебе скоро представится случай пережить все это в реале».
— Дрохуг — умница! Дрохуг знает сам, как идти. — Ходват любовно похлопал по шее разгоряченного зверя.
И прежде чем Дар успел подумать, что вряд ли толстенная шкура Дрохуга, спеленутая тяжелыми попонами, почувствовала эту слабую ласку, огромное животное неожиданно промычало в ответ на тонкой и нежной ноте.
— Вообще-то я могу пустить Дрохуга в тердат, и мы пойдем побыстрее… — важно заявил Ходват. — Но тогда он выдохнется через полдня. А нам лучше иметь в землях а'зардов свежего скакуна!
— Хорош свежий скакун, — невольно фыркнул Дар, — после столь длинного перехода!
— Хуураданские дромы — мечта любого наездника! — наставительно прозвучало в ответ. — Самые выносливые могут без остановки идти двое суток. Могут даже есть и спать на ходу.
— Ну уж спать… — недоверчиво протянул Дар.
— Я сам, конечно, не пробовал. Но старики рассказывали, что после сражения с йарбами Болотополья их дромы неслись назад в Хоргурд полтора дня без остановки.
Дар покачал головой в сомнении. Он попытался представить себе отряд спящих гигантов, бредущих, к примеру, между деревьев. Громадные темные туши цепляют кряхтящие стволы, всадники делают безуспешние попытки разбудить уставших скакунов, уворачиваясь от разлапистых ветвей…
Но его видения вдруг были прерваны самым бесцеремонным образом. Седло предательски соскользнуло вниз, и на неправдоподобно длинное мгновение Дар завис между небом и землей.
— Держи-и-ись! — достиг ушей пронзительный вопль Ходвата.
Земля внизу плыла словно в другой реальности, медленно отдаляясь. Затем трава и камни стремительно надвинулись, и передние лапы дрома гулко впечатались в почву. Тяжелая туша зверя вздрогнула, какие-то огромные кости внутри его тела отчетливо хрустнули. Дар рухнул на мгновенно приблизившуюся хребтину, с жестким хаканьем из легких выбило весь воздух. Ходват приземлился не лучше, косо обернувшись и скаля темные прозрачные зубы.
— Не выпал? — Он захохотал. — Прыжок дрома не для детей!
— Да я уж вижу… — еле выдавил Дар, пробуя прикусанные языки.
— Мы с Дрохугом решили не обходить поваленное дерево — слишком похоже на засаду!
— Мог бы и предупредить. — Дар закашлялся, все тело ныло от удара. Он с содроганием представил себя на месте погонщика при таком прыжке.
— Джаммш-ш-ш! — прошипело из-под ног сдавленное ругательство.
Дар удивленно глянул вниз. Там, спеленутый в засаленном кожаном мешке, меж притороченных тюков болтался пленник. Вспомнив собственные ощущения внутри такого же мешка. Дар ощутил приступ дурноты. Хотя, философски рассуждая, лучше тесный и вонючий мешок, чем мягкая и комфортная могила.
— Клянусь злыми гонклардами, — весело послышалось впереди, — а я почти забыл, что мы везем Саудраку хороший подарок! Таких черных он, наверное, еще не видел! А ты?
Юноша вопросительно обернулся, словно Дар мог ему чем-то помочь. Дар только головой покачал: как ни крути, а Ходвату любой из местных кланов был несравнимо ближе.
— Морды этих демонов будто вымазаны в золе. А насечки их латниров… я даже не слыхал о кланах, чьи сражения там упомянуты!
— Ты можешь читать знаки его панциря?!
— А то? — приосанился Ходват. — Это же одно из воинских умений!
— Ты говорил, что не понимаешь его языка.
— Тангропись едина для всех кланов! — Ходват снова обернулся, чтобы удивленно взглянуть на Дара.
Тот запоздало нахмурился. Действительно, с чего что он взял, что другие кланы должны писать по-иному?
— И что же там у него написано?
— Я особо не вчитывался, — снизил тон юноша, — не до того было. Посмотрел, бился ли он с нашими, — и все.
— И как?
— Ни одного упоминания о Хуурадане. Это к лучшему. А то наши его сразу в куски разорвут! — Ходват снова попытался пнуть пленника, но не дотянулся и сплюнул вниз. — Ничего. Саудрак из него живо весь навоз вытрясет!
Перспектива оказаться перед Саудраком, похоже, мало взволновала пленника. Холодный голос послышался снизу, обращаясь, по-видимому, к Дару:
— Ты не хуураданец, безродный воин! И у тебя нет отбива…
Его слова шипели ужасным акцентом — чувствовалось, что хуураданский язык черному чужд.
Ходват громко хмыкнул, показывая что эта новость — пустяшная. Однако пленник не унимался.
— Тебе не стоит примыкать к рыжему клану, безродный воин!
— А тебе не стоит поучать своих победителей, раб! — Плеть взвилась в руке юноши и звонко ужалила кожаный мешок пленника. Удар был сильным, но он не вырвал и стона из губ того, кто находился внутри.
— Не ходи к хуураданцам! — горячо зашипело снизу. — Они отплатят тебе злом за добро! Пока ты еще не с ними…
Новый удар плетью прервал речь черного тангра и заставил его мучительно корчиться.
— Еще раз откроешь рот, и я отрежу один из твоих языков, — зловеще проскрежетал Ходват. Тон, каким это было сказано, был внове для Дара, но не давал усомниться в намерениях хуураданца.
Дар задумался. Конечно, чернокостник уловил трещину в отношениях между победителями и теперь старался ее расширить. Это увеличивало его шансы. И все же…
Что, если он прав?
Что знает Дар о клане Хуурадана?
Он поймал себя на том, что с подозрением вглядывается в латнир юноши-погонщика. Как сложно было заставить паренька вымолвить слово «друг»… А ведь с его стороны это была простая благодарность за то, что Дар не дал черным растерзать его на стоянке!
— Не слушай черноспинника! — Ходват был взбешен. — Хуураданцы благородны и великодушны, и они всегда вознаграждают тех, кто правдив и смел!
— Ну да! — снова послышались шипящие звуки снизу. — А как Хуурадан поступил с посольством трех городов Лахирда?
Издевку в словах пленника услышал бы и глухой.
— Ах ты проклятый! — взвился Ходват, охаживая плетью кожаный мешок и так и эдак. — Не твое черное дело совать нос в отношения бесчестного ю'Линнора и великого Хуурадана!
Однако выбить стонов из чернокостника он так и не смог.
Дар увидел, как Ходват исступленно отвязывает копье из боевой связки — одной из многих, что были прикреплены на спине дрома. Вытянув длинное древко, он тут же двинул им вниз, ткнув острием в кожаное вместилище пленника. Металлическое навершие полностью погрузилось в потрепаную кожу, сделав небольшую прореху. Мешок при этом заметно дернулся.
— Это тебе, чтобы!.. — свирепо крикнул юноша, но Дар, резко наклонившись вперед, коротко ударил по древку. Копье переломилось посередине, нижняя часть с блестящим острием упала в траву и тут же скрылась далеко позади. Ходват с проклятиями швырнул свою часть высоко в воздух:
— Ты что? Джаммшшшшш!!! Уже с черным заодно?!
— Зачем уродовать того, кого будет допрашивать Саудрак?
— А-э, ага… — видно было, что Ходват пытается совладать с собой и что ему это нелегко. Еще совсем недавно дружелюбный и спокойный, парень теперь трясся от ярости. Глаза готовы были выпрыгнуть из орбит, рот судорожно скрючен. — Я просто хотел показать этому… этой…
Дар был поражен внезапному неистовству Ходвата, а в особенности той скорости, с какой оно овладело юношей.
— Ходват! — крикнул он так громко, что даже дром двинул ушами. — Что с тобой?!
Что-то странное происходило во отношениях тангров разных кланов. Нападение в лесу у лодки, схватка у становища, и вот теперь приступ бешенства у Ходвата… Они словно не могли выносить друг друга, словно теряли разум от присутствия чужака, превращаясь в злобных и агрессивных зверей. Неужели так складываются все межклановые отношения?
И вдруг Дара осенило:
— Ты слышишь его отбив?
— Да я уже задыхаюсь от его проклятого отбива! И от его мерзкой травы! И пусть он заткнет свой грязный рот, иначе я за себя не ручаюсь.
Словно понимая состояние молодого хуураданца, плененный черный тангр внизу больше не издавал звуков. Впрочем, признаков жизни тоже.
Они все еще продвигались между холмов на запад, но местность вокруг изменилась. Лишь в низинах еще пряталась зелень, все остальное было желто-коричневым. Среди расступившихся холмов открылись плоские пространства сухих травяных полей. Вдали, по правую руку, плавясь в сизом мареве жаркого дня, висели над горизонтом далекие горы. Они царственно высились над окружающей природой величавым голубоватым ориентиром. За все долгое время пути не встретился ни один поселок, ни одна живая душа.
Нахмурившись, Дар обдумывал только что произошедшую вспышку молодого хуураданца, слова пленника, свое положение. Слишком многое было непонятно, и хотя рядом был тот, у кого можно получить разъяснения, он не всегда был в состоянии отвечать. Дождавшись, когда латнир Ходвата перестанет возмущенно вздрагивать, Дар спросил:
— Вы деретесь с а'зардами за эту землю?
— За землю? — Ходват осклабился. — Еще чего. Кому нужна просто земля? Мы бьемся для Сердца Клана!
— Так эта война — за «сердце клана»?
— Это не война, здесь тихо. Вот с йарбами и ю'Линнором наши бились за укромы, это да!
— Сердце клана? Укромы?.. Что это?
Внизу громко закряхтело.
Ходват попытался пнуть пленника и снова не достал.
— Сердце Клана — это самое дорогое в мире. Оно растет посредине столицы, глубоко в земле Царакклана. Но маленькие частички этого Сердца живут в каждом селении, в каждой семье, в каждом тангре. Сердце Клана определяет, что делают тангры клана. — Он недовольно звякнул браслетами на руках. — Что касается укромов, то цнбр не везде может корениться. И эти места стоит контролировать!
— А у а'зардов этих укромов много? Так?
— Какая разница, сколько их у а'зардов? На их укромы мы не заримся. А'зарды всегда были друзьями.
— Хороши друзья, — хмыкнул Дар, вспоминая окровавленных и ослепленных раненых.
— То-то и оно… — в тон ему ответил юноша. — Саудрак сказал, выродились они, не иначе…
— Выродились?
Ходват только хмыкнул. Некоторое время проехали в молчании. Но эта тема слишком волновала Дара, чтобы опустить ее.
— Почему они напали на хуураданцев?
— Никто не может понять, — чуть запнувшись, ответил Ходват. — Старики говорят, их трава уже изменилась. И если бы просто разорили… А это называется — янбцин!
— Янбцин? — переспросил Дар, чувствуя, что не может найти смыслового значения этого слова.
— Такое, как в Хотоаге, не прощается, кем бы они ни приходились нам в прошлом.
— А что было в Хотоаге?
— Да будет тебе известно, среди мстителей Саудрака только кровники и циники. И а'зарды слишком много задолжали сейчас каждому из них.
— Янбцин?
— Да, янбцин! — вскипел юноша. — Тотальная война! Они уничтожали все, мерзкие ублюдки! Разные войны могут быть: есть беспощадное соревнование доблести воинов, и есть янбцин — выжигание цнбр. Они зашли слишком далеко!
— Погоди…
— Хуураданцы не прощают обид!
— Что за выжигание цнбр?
Ходват молниеносно обернулся, обжег яростным взглядом, неуместно смотревшимся на юном лице, и прорычал сквозь зубы:
— Не забывайся, чужеземец! И не смей распускать свой грязный язык в сторону святыни Сердца!
Дар опешил от этой перемены. Интонация речи и даже громкость фразы сейчас были чисто саудраковскими. Похоже, разговор коснулся деликатной темы. Неужели слово «цнбр»?..
— Я на многое могу закрывать глаза, чужеземец, — щелкал и хрипел Ходват, — но ты не смеешь оскорблять моих корней!
— И не думал даже! Но ведь ты сам произнес это несколько раз…
— Или ты попросишь у меня прощения здесь и сейчас или я зарублю тебя прямо на этом дроме!
— Хорошо-хорошо. — Дар сгорал от любопытства. — Прости, что неумышленно обидел тебя.
— Не меня, а мою цнбр!
— Не тебя, а твою цнбр…
Брови Ходвата взлетели вверх, и тут же раздался звон выхватываемого шиташа из притороченных к седлу ножен. На губах юноши кипели проклятия. Жалобно скрипнули ремни от яростного рывка, зашипел рассекаемый сталью воздух. Но возница сидел спиной к Дару, привязанный как паук в центре паутины, и его удару было не суждено достичь цели. Было заметно, как он переводил взгляд с одного ремня на другой, не решаясь перерубить все эти рукотворные путы.
— Не надо так волноваться! — примирительной скороговоркой зачастил опешивший Дар, отклоняясь назад, сколько позволяли ремни. — Если тебе не хочется, я больше вообще не буду произносить этого слова!.. Хотя я даже не знаю, что это такое. Почему ты так злишься?
Снизу послышалось хрипящие звуки еле сдерживаемого смеха. Похоже, вся сцена доставила немало удовольствия чернокостнику.
— Потому что ты многократно оскорбил вслух то, о чем не смеешь даже думать! — Молодой хуураданец бешено переводил глаза с Дара на пленника и обратно.
— Но я действительно не знаю, Ходват! И память моя молчит!
Дрохуг повернул косматую голову, словно заинтересовавшись динамикой эмоциональных перепадов своих седоков. Его большой голубой глаз глянул обиженно. Жесткие косички с выгоревшими красными и синими ленточками взвились и упали перед самым лицом Ходвата.
Молчание было долгим. Юноша замер с шиташем в вытянутой руке. Даже по его спине, казалось, было видно, как он тужится решить эту сложную психологическую задачу. Виновен ли в оскорблении тот, кто не знает, что это оскорбление? С таким вариантом ему явно еще не доводилось иметь дела.
Наконец медленно, с хорошо различимым скрипом, Ходват засунул шиташ обратно в ножны.
— Ну х-х-хорошо! — наконец промолвил он. — Только ты еще раз попросишь прощения. Прямо сейчас! И будешь точно повторять то, что скажу я.
— Хоть десять раз, — с облегчением заверил Дар, захваченный желанием наконец-то узнать, что же такое эта таинственная цнбр.
— Говори: «Прости меня, что, не понимая того…»
— «…не понимая того», — эхом повторил Дар.
— «…я нанес обиду ц… кха-хгм… Сердцу клана Хуурадан».
— «…нанес обиду Сердцу клана Хуурадан», — послушным тоном молвил Дар.
Ходват удовлетворенно кивнул и добавил:
— «И я считаю, что Атсинбирг Хуурадана есть самая благородная Атсинбирг Рортанга».
— «…я считаю, что Атсинбирг Хуурадана — самая благородная Атсинбирг Рортанга…»
Спереди тут же донесся счастливый смех. Ходват в мгновение вновь стал юношей, почти ребенком.
— Я что-то сказал не так?
— Все так, чужеземец! Все, что ты сказал, истинная правда! За это мы и рискуем своими латнирами!
— Тогда почему ты смеешься?
— Потому что мне еще не доводилось видеть, чтобы чужаки так спокойно признавали превосходство хуураданского корня! Я только один раз слышал, как плененный ю'линнор вымолвил эти слова. Но перед этим всех кровников и циников Хоргурда допускали к нему для расплаты. И уж точно после этого он лишился своего латнира!
Дар невольно содрогнулся, представив это зрелище. И в то же время отметил, что в речи Ходвата таинственная «цнбр» получила несколько синонимов, произносить которые не возбранялось — «реликвия», «сердце клана», «Атсинбирг».
— Расскажи, что такое эта… Атсинбирг?
— Это знают даже дети! — жестко отрезал Ходват.
— Я не знаю.
— На-на… — насмешливо отозвался юноша.
— И почему ты в первый раз произнес другое слово, то, которое мне нельзя говорить?
Молчание было ответом.
— Это означает то же самое?
Разговор не клеился.
Тема «цнбр» почему-то была запретной для Дара, но свободной для Ходвата. И раз прямые вопросы с успехом отсечены молодым погонщиком, оставалось только вывести его самого на беседу об этой «цнбр».
— Ладно, оставим это. Поговорим о войне.
— Вот это намного лучше! — тут же откликнулся юноша.
— Сам ты кровник иль циник?
— Мою Атсинбирг а'зардам не достать, я родом из города Карн, — гордо заявил хуураданец. — Но между нами лежит большой долг.
— Что за долг?
— «…Латнирам врага висеть на стене, латнирам предков покоиться в атате!..» — с пафосом продекламировал юноша. — «…И старший птенец гнезда полетел спасать славу и честь…»
Вероятно, рифмованная цитата была частью какой-то песни и отвечала на вопрос, но Дару она не дала ничего.
— И?..
— Отец был элитаром, другом Саудрака, — холодным и каким-то сырым тоном проговорил Ходват. — Я старший сын воина. Я должен разыскать латнир отца. Он погиб где-то в этих местах… возможно, сражаясь против а'зардов. А может быть, бился с этими черными! Ни тела его, ни латнира не найдено. Также пропали десять его дромаругов. Наверное, они были из Изирдора — те, кто опозорил мой род. И кто знает, может, стена одного из вражьих домов держит латнир отца. Пока я не верну его в родовой атат, этот позор омрачает доблесть моей крови.
— Дромаруги — это…
— …отаруги на дромах!
Дар задумчиво кивнул. Стало понятно присутствие столь молодого тангра в истребительном отряде, так же как и его беспощадность.
— Стало быть, ты кровник? — негромко спросил Дар.
— Стало быть, я кровник, — так же тихо подтвердил юноша.
— А Саудрак?
— Об этом спроси у него самого.
— Ты сказал, что в отряде кровники и циники. Циников много?
— Больше половины.
Дар вдруг ощутил, что ужасно устал. Тяжелый рокот скачки дрома сводил с ума. Звук был слышен не только ушами, он передавался через седло, через кости скакуна — прямо в тело седока. Затекшие колени сначала ломило, теперь они будто отнялись. Вдруг сильно стал чувствоваться запах, проникавший через попоны, — густые зловонные испарения, исходившие от шкуры дрома.
И еще Дар подумал, что ему повезло, что судьба дала в попутчики юношу Ходвата. Еще неизвестно, как бы реагировали взрослые воины…
* * *
Солнце уже клонилось крепко за полдень, когда впереди показались дымы далеких пожаров. Темно-серые полосы тянулись в безветренное небо зловещими сигналами войны. Теперь уже не было сомнений, в какую сторону держать путь. Всадники приободрились, предчувствуя конец изнурительной скачки.
Местность снова изменилась: холмы остались позади, а вокруг раскинулась плоская степь, поросшая невысоким кустарником. Несмотря на явно сухую почву, ветви кустов были усыпаны яркими зелеными листочками. Растения сбились в плоские непролазные чащобы, беспорядочно разбросанные по округе, будто зеленые острова в желтом море. Между островами кустарников лежали изогнутые просеки поникшего иссохшего разнотранья. Дром пробегал по ним, громадными зигзагами огибая то один, то другой зеленый остров. Голова скакуна величественно плыла над верхней кромкой кустов, словно лодка над водой.
Превосходный обзор был обманчив: все, что скрываюсь в кустарниках или за ними, было недоступно зрению. Там виднелись мелкие звериные лазы, мелькали чьи-то морды и блестящие глаза в полутьме проходов, порой вспархивали и тут же садились тяжелые цветастые птицы. Дром старался держаться подальше от краев зарослей — видимо, они вполне могли ощериться острыми шипами, а то и хищными зубами. Дар, прищурившись, осматривался. Окружающая местность ему совершенно не нравилась. При желании тут можно было замаскировать довольно крупные силы и минимальными средствами устроить непреодолимую заградительную позицию.
— Теперь смотри в оба глаза — мы у врага! — отрешенно произнес юноша. — Здесь, того и гляди, нарвешься на вражескую стрелу!
Теперь, когда впереди показались дымы, от него снова повеяло холодком былого отчуждения.
— Мы уже вышли из хуураданских земель? — осведомился Дар.
— Граница была по течению Ирлайи, что мы давно перешли.
Дар припомнил мутную протоку, которую дром перемахнул в десять шагов, почти не замочив брюха. Это произошло довольно давно.
— Но ничего, мы уже почти добрались до своих.
«До своих», — эхом прошептал Дар.
Перед глазами встала недавняя картина: тяжелые дромы, группа кричащих, щелкающих, гогочущих, топающих, то и дело задирающих друг друга, звенящих оружием заносчивых тангров. Повинующихся только камнедробильному голосу и жесткой руке Саудрака.
Для этого юноши они были «своими» — добрыми, внимательными, с кем можно поделиться секретом, на кого можно положиться…
Кем они будут для Дара, еще предстояло выяснить.
