Глава 2

Размышлял я, наверное, несколько часов, причем всё так же глядя в потолок. В таком состоянии и нашёл меня Ярослав. Издав панический возглас, он подлетел ко мне и, схватив что есть силы, начал трясти. Дабы прекратить это безобразие, я проорал:

— Идиот! Отпусти меня!!!

На этот раз он закричал от страха, при этом бросил меня обратно на кровать, а сам рванулся к двери, но на полпути зацепил ножку кресла, из-за чего с ужасающим грохотом врезался в стену. Пока вставал, тряся головой, видимо, чуть-чуть пришёл в себя (прям парадокс). Подскочив на ноги, он уставился на меня как на привидение. Дав ему немного времени, чтобы налюбоваться мной, я произнес:

— Ярослав, нервы, однако, лечить надо. Что вопишь как девчонка? Я чуть не оглох!

Он опять оказался рядом со мной:

— Ты живой?!! Живой?!! — он был весь какой-то дёрганый. Под глазами мешки. Лицо осунувшееся. В общем, весь вид его говорил, что этот человек либо пьяница, либо очень долго не спал. Зная Ярослава, был уверен, что он просто по какой-то причине не спал. Точнее, скорее всего из-за меня, решив это проверить, я заговорил:

— Живой. Разве не видно? А теперь скажи мне, что с тобой случилось? Видок у тебя ещё тот.

— Какой уж есть! Это ты меня до такого довёл!

— Я?

— Ты! Орал так, что ко мне вся деревня прибежала, только когда они оказались здесь, ты уже только хрипел. Причем так на протяжении всех четырёх дней. Что с тобой случилось? День назад ты был почти труп, а сейчас живой и как ни в чём не бывало разговариваешь.

— А ты предпочел, чтобы я валялся, высунув язык? — увидев его угрожающий взгляд, поспешил продолжить — Со мной теперь всё в порядке, просто кое-что случилось, но теперь прошло — думаю самый подходящий момент проверить, что там с моим телом — Помоги мне встать.

— А может не…

— Помоги!

— Хорошо. Но потом не говори, что я тебя не предупреждал! — раздраженно ответил он, вообще я его всегда выводил из себя своим упрямством, но он вроде начал привыкать.

— Не скажу. Но пожалуюсь.

Аккуратно встав с кровати, я, слегка шатаясь, прошёлся по комнате. Вроде всё нормально и совсем не надо привыкать к своему телу. Стоило мне так подумать, как тут же подтвердилось обратное. Попытавшись взять кружку с водой, я её просто сломал, а осколки воткнулись мне в руку. Но, что самое странное, я этого совершенно не почувствовал. Кровь лилась ручьем, а мне от этого ни жарко, ни холодно. Несколько заторможено я начал извлекать впившиеся осколки, а затем с ещё большим удивлением посмотрел на руку. Кровь перестала течь, а края ран начали медленно стягиваться. Через пять минут лишь едва заметные маленькие белесые полоски напоминали о только что нанесенных парезах. В удивлении я пару раз сжал и разжал пальцы в кулак. Ничего, абсолютно ничего. Переведя взгляд на Ярослава, я увидел совершенно обалдевшую физиономию. Он в свою очередь перевёл взгляд с руки на моё лицо, а потом обратно. Не знаю, что было бы дальше, но тут в комнату влетел давнишний паренёк — Ролу. Он подлетел к Ярославу и, размахивая руками, начал что-то кричать, перескакивая с одного на другое:

— Тихо! — рявкнул Ярослав, опять взяв себя в руки, и, повернувшись лицом к юноше, продолжил — А теперь спокойно скажи, что хотел мне сказать? Без всяких криков.

— На деревню напали!

Вот это было понятно. Только и это же было плохо. Ярослав был хорошим бойцом, но намного хуже меня, поэтому он мог просто не справится если нападавших будет много. Особенно в его теперешнем состоянии. Если бы моё тело было прежним, то вдвоём шансов устоять было бы намного больше, а так даже не знаю. Хотя, как я понял, у меня просто сильно притупились ощущения, причем в данном случае это может оказаться только полезным. Но времени думать не было. Натянув свои штаны, понял, что они мне стали очень маленькими. В крайнем бешенстве сняв, я скомкал и отбросил их в угол. Достав другие штаны, которые предназначались для зимы (её подобия) и поэтому были намного больше своих предшественников, я их поспешно напялил на себя. Сапоги пришлось одеть тоже зимние, проигнорировав всю другую одежду, я схватил свой лук, стрелы и меч, а затем бросился вдогонку за Ярославом и Ролу. Впрочем, за ними можно было даже не спешить, едва я только набрал скорость, как сначала в считанные секунды догнал их, а потом и вовсе оказался уже впереди них. Не став их дожидаться, я помчался в деревню. Вылетев из-за холма со скоростью пули, я едва успел оценить обстановку, когда уже достиг первых домов. Нападавших было человек пятнадцать. Все на конях и в доспехах, явно не простые разбойники. Весело гогоча, они смотрели на то, как двое из них выволокли какую-то девку из дома и повалили её на землю. Один задрал ей подол платья и схватил покрепче, чтобы не дёргалась, другой же в это время торопливо снимал штаны. Крестьян с мечами и щитам не подпускали к этим троим с помощью луков. Метких охотников они поймали ещё на полпути сюда, так что стрелять из крестьян никто не мог. Я же вбежал в деревню не за спинами крестьян, а чуть в стороне, поэтому мне открылся отличный вид на лицо несчастной крестьянки и я с удивлением увидел первую красавицу на деревне. Ну, может по современным меркам, она и не дотягивает до фотомодели (хотя если обеспечить её косметикой, одеждой и всякими кремами она переплюнет любую модель), но в этом мире ей полностью соответствует. Меня крестьяне пробовали соблазнить с помощью этой девушки, чтобы я, если и не остался с ними, то хоть оставил своего потомка. Чтобы он был точно таким же 'богатырём' (правда, это слово звучит здесь несколько иначе, я даже сначала думал что меня оскорбляют)… меня от такого наименования просто корежило, но ничего нельзя было поделать, уж больно оно крестьянам нравилось. Думаю излишне говорить, что они потерпели полный провал в своем начинании? Конечно, против девушки я ничего против не имел, она мне даже нравилась, но вот для сына по моему представлению ещё рановато. Если бы у меня здесь родился потомок, то хрен бы я уже куда ушёл, пока не воспитал его должным образом. Но воспитание детей в мои ближайшие планы не входило, из-за чего деревне вышел облом.

Все эти мысли были мимоходные, поэтому заняли не больше секунды, но этой секунды хватило насильнику, чтобы, наконец, снять свои штаны. Понимая, что с мечом я уже не успеваю, я кинул его в ножны и, схватив лук в левую руку, правой достал стрелу из колчана. Взяв в прицел шею насильника, уже опустившегося на колени возле девушки, я оттянул тетиву с наложенной стрелой настолько, что ещё чуть-чуть, и она бы не выдержала, а потом с выдохом отпустил стрелу в полёт. Тут же выдёрнув следующую для второго, который с похотливой рожей смотрел на Хону (имя девушки). Но второй стрелы не понадобилось. Первого от попадания стрелы бросило на второго насильника и шеей пригвоздило к его голове. Стрела пробила череп воину и крепко застряла в его голове. Только если тот, кому стрела попала в шею, ещё подёргался некоторое время, то другой умер моментально.

Пока этот сброд ошарашено смотрел на своих мертвых соратников, из которых один продолжал дёргаться, Хона, прекрасно видевшая, чья это работа, бросилась ко мне, а, подбежав, прижалась, спрятавшись за спиной. Странно, совершенно спокойна, я даже не чувствовал, что она трясется от страха, хотя прекрасно видел её лицо, когда она бежала. Повернувшись, я увидел, что её не просто трясёт, она, по-моему, вообще конвульсивно дёргается, а я этого не чувствовал. Прав был этот тип (принципиально не называл его богом), придётся основательно привыкать к своему новому телу. Особенно рассчитывать силу, которой, по-видимому, стало ещё больше. В это время солдаты (хотя какие они нафиг солдаты?), разбойники, наконец, посмотрели на того, за кого спряталась девушка, видимо, увиденное им совершенно не понравилось. Ещё бы! Стараясь усилить это впечатлении, я улыбнулся улыбкой совершенно полного психа, которому нравится убивать. К сожалению, это не слишком получилось, рожей убийцы не вышел. Скорей бы волосы отрасли до той длины, которой мне надо, тогда можно будет пугать вообще всех своим безумным видом, пока же, как выяснили на практике, это происходит только из-за моего роста и телосложения. Видя, что первое впечатление проходит, я заговорил:

— Уходите по-хорошему. Здесь деревня не слишком богатая, так что потеряете намного больше, чем найдёте.

Вперёд выехал какой-то остолоп, на вид ему дал лет двадцать, но на его лице уже застыла маска непрошибаемого самодовольства, впрочем, интеллектом, по-видимому, он тоже не особо отличался. Зато выглядел он намного лучше других. Доспех на нём был добротный, конь под ним настоящий монстр этого времени, хотя, наверное, в моём он был бы ещё больше. По каким-то неведомым мне законам, здешние животные по размеру были такими же, как на земле, или ещё больше, хотя, конечно, попадались и экземплярчики поменьше, но эти исключения только доказывали общее правило. Остолоп, увидев, что я восхищенно разглядываю его коня, немного погарцевал, чтобы я понял насколько это сильная лошадь. Я видел как мышцы при движении бугрились, перекатывались, такая 'махина' проскачет с неделю перед тем как устанет, ему только воды и надо будет. Даа…от такого бы коня я не отказался. Судя по всему, животное своего хозяина очень не любило. Прогарцевал он совсем чуть-чуть, а потом был сброшен на землю и чуть не затоптан своим скакуном. Пока 'благородный' остолоп подымался с земли, из его уст вылетала такая похабщина, что я даже невольно восхитился его 'красноречию', но вот суть мне совершенно не понравилось. Как я понял, жеребец попался с характером и уже бог знает (только он про это вряд ли знает) какой раз скидывает своего седока, а последнему это очень надоело и он решил, раз не может подчинить себе это животное, то пусть тогда оно не достанется никому. Ну уж хрен вам, 'благородный' остолоп! Такого коня я вам на растерзание не дам. Свистнув, я протянул руку в сторону жеребца. Тот сначала недоуменно покосился на меня, а затем, смешно тряся ушами, начал медленно приближаться к моей руке, сразу забыв о своем 'хозяине'. Зная, что я совершенно не владею своей чувствительностью в данный момент, я постарался как можно сильнее напрячься, чтобы просчитывать каждый миллиметр своего движения и не дай бог (а тот обязательно даст) испугать бедное животное. Правда, тут же понял, что поступил неправильно, пропала даже та слабая чувствительность, что была до этого. Значит, надо сделать наоборот, поэтому я расслабился, да так что закачался на месте, зато чувства вернулись в той или иной степени. Жеребец был абсолютно черного цвета, от кончиков ушей до кончика хвоста и копыт, глаза были точно черные жуки, я даже не знаю, как с нынешним менталитетом люди не приняли бедное животное за какого-нибудь адского коня, на котором ездят всадники тьмы. Но всё равно жеребец был очень добрым, в глазах была такая неподдельная грусть, что, смотря на них, хотелось разреветься от беспомощности. Видимо, кроме грубости и боли от своего хозяина, больше он ничего не знал, именно по этой причине конь так медленно и опасливо подходил к моей руке. Но вот он, наконец, наклонил свою морду к руке и опасливо ткнулся в неё, я тут же скользнул рукой по его могучей шеи, подходя поближе, а затем обнял и левой рукой, животное в шоке замерло, видимо, его даже ни разу не гладили. Погладив его по шее, успокаивая тихими словами, я взял его голову и нежно поцеловал в ноздри, тот удивленно зафыркал, но голову не отдёрнул. В это же время командир пришёл в себя, что-то злобно заорав, он бросился к оставшимся всадникам. Ещё раз погладив животное по шее, я потянул его за сбрую, чтобы он зашёл за ближайший дом, туда же я подтолкнул Хону, проследив, чтобы они оба скрылись из виду, я опять повернулся к всадникам. По приказу командира лучник уже налаживал на лук стрелу и в этот же момент в деревню вбежали Ярослав и Ролу, остановившись чуть позади меня и по бокам. Подкрепление к крестьянам ничуть не охладило пыл командира, так что лучник поднял лук и, натянув стрелу, прицелился в меня. Но, видя, что я даже не стараюсь сойти с места, он неуверенно посмотрел на своего командира, на что тот пригрозил ему такими пытками, что все сомнения у воина тут же развеялись. В следующую секунду он выстрелил в меня. Ловить стрелы я мог, причем очень хорошо мог. Но в своём нынешнем состоянии я не был полностью уверен, поэтому, когда лучник спустил стрелу с тетивы, я слишком напрягся. К счастью, результат стал наоборот положительным. Стрела замедлила скорость настолько, что я видел, как она проворачивается в полёте. Действуя на пределе своей скорости, я поднял левой рукой лук, а правой резко перехватил летящую стрелу, тут же её наложил и отправил в обратный полёт. Никто толком ничего не успел понять, когда все ждали увидеть мертвым меня, из седла вылетел их же соратник с пробитыми насквозь доспехами. Оперение стрелы торчало с одной стороны, а наконечник проклюнулся с другой. Человек, поднявшись на колени, старался выдернуть её, пока, наконец, смерть не взяла своё, и тот не завалился набок. Воины недовольно смотрели ещё на одного мёртвого, потом перевели взгляды на командира, а затем на меня. Чтобы отбить у них охоту нападать, демонстративно наложил очередную стрелу, рядом это же действие повторили Ролу и Ярослав. Воины некоторое время хмуро рассматривали нас, а затем опять перевели взгляд на своего командира. У того лихорадочно блестели глаза, нервно облизывая губы, он искал выход из сложившегося положения. С одной стороны, в деревне действительно ничего не было такого, из-за чего можно было бы умирать, но с другой, если он уйдёт, то потеряет уважение своих людей. Я видел, что он принял решение, и оно было явно не в мою пользу, поэтому, когда он прокричал 'Убить этого гада!!!'я сделал так, чтобы кричать он больше никогда не смог. Воины растерянно замерли. Командир мёртв, а мстить за него ни у кого особого желания не было, тем более непонятно сколько ещё погибнет. Сбившись в кучу, они некоторое время посовещались, изредка кидая в мою сторону злобные взгляды. Что-то решив, от их группы отделился один всадник и, широко разведя раскрытые руки в сторону, направился ко мне. Я сначала даже не понял, что это он делает. Лишь спустя пару секунд я сообразил, что это мирный жест. Мол, ничего плохого делать не буду. Я тоже когда-то попробовал сделать такой же жест, знакомясь с крестьянами (откуда я тогда знал, что это начало карательного заклятья?). Я медленно пошёл на встречу, метров за пять друг от друга мы остановились и он заговорил:

— Здравствуй крестьянин я…

— Я не крестьянин — довольно грубо оборвал я его.

Некоторое время воин с интересом рассматривал меня, а затем опять начал говорить:

— Всё равно здравствуй, кто бы ты не был. Видишь ли, ты поставил нас в тупик, убив нашего командира. Половина хочет немедленно расправы…

— Пусть попробуют.

— … а вторая — продолжил он, будто я его не перебивал — думает, в том числе и я, что здесь совершенно не за что умирать. Как видишь, мы оказались в некотором затруднении.

— Не вижу в чём затруднение? — по хамски начал отвечать я — Пусть та половина, что хочет расправы, попытается её осуществить, когда вторая увидит, что стало с этими дураками, думаю, сразу примет правильное решение. Поэтому ещё раз спрашиваю: в чем проблема?

Всадник некоторое время хмуро разглядывал меня, а затем спросил то, что я от него совершенно не ожидал услышать, впрочем, своё удивление я хорошо скрыл:

— Если мы уйдём, то ты дашь нам забрать тела погибших соратников?

Я сделал вид, что основательно над этим задумался. Перевёл взгляд на тела погибших людей, затем обратно на стоящего воина, терпеливо дожидающегося моего ответа. Хотя итог нашего разговора интересовал всех. Крестьяне и всадники стояли совершенно неподвижно, ожидая окончания нашей беседы.

— Я согласен — медленно проговорил я — только с одним условием.

Было видно, что воин еле сдерживается, чтобы не плюнуть на все предосторожности и не зарубить наглеца (это типа меня любимого). — Говори условие — прошипел он сквозь крепко стиснутые зубы.

— Да сущий пустяк — небрежно ответил я, становясь в расслабленную позу — продайте мне два Фламберга (правда, вместо этого я произнёс какое-то совершенно другое слово). Таких мечей в деревни не найти.

Не знаю, чего он от меня ожидал, но явно не этого. Бедняга впал в ступор, мне даже пришлось подойти помахать перед ним рукой, чтобы он пришел в себя. Удивленно заморгав, он опять уставился на меня. Я же терпеливо ожидал ответа. Наконец, придя в себя, он, запинаясь, выдавил своё согласие. Затем вернулся к своим, а от них обратно ко мне, только уже с двумя здоровенными мечами (это они для них здоровенные двуручники, а для меня как раз по мечу в каждую руку). Ничуть не опасаясь всадника, я подошёл и взял их в руки. Вообще, ФЛАМБЕРГ, двуручный меч, применявшийся в Швейцарии и Германии с 15 по 17 вв., длина его достигала 1,5 м (эти правда были меньше метра), клинок мог иметь волнистую (пламевидную) форму, рукоять покрывалась материей или кожей. Не знаю, откуда они здесь были, но это были потрясные мечи. Одно дело разглядывать их в журнале, а другое держать в руках. Только придётся сделать специальные ножны, чтобы таскать их за спиной. Воин, видя, с каким я восхищением осматриваю эти мечи, не стал мешать, терпеливо ждал. Честно говоря, не ожидал, что здесь могут сделать такое оружие, хотя вроде и знал. Мечи стоили определенно дорого.

Так как денег у меня с собой не было, я махнул воину, чтобы он пошёл за мной, тот в свою очередь махнул своим людям.

Зайдя за поворот, я увидел своего только что прирученного жеребца и бледную, испуганную Хону, которая сидела рядом с ним. Девушка, увидев меня, тут же подскочила и бросилась ко мне. Пока её уговаривал отцепиться от меня и пойти к своей родне, всадники терпеливо ждали, перебрасываясь похабными шуточками. То, что у них убили четверых человек, они уже начали забывать, хотя тела погибших забросили на двух коней, которых при этом пришлось успокаивать. Наконец, отправив трясущуюся девушку к своим родителям, я подошёл к своему скакуну. С минуту его успокаивал (что-то всех кругом только успокаивать и надо) и гладил, а затем, обойдя, вскочил на него одним прыжком. За последнее время я всё же приловчился управляться с лошадьми, поэтому никаких проколов в этот раз не вышло. Правда, у меня сложилось впечатление, что он даже не заметил моего веса. Попросив Ярослава успокоить крестьян (ну вот я же говорю, с нервами у людей явный не порядок), я потянул вожжи в направлении своего дома (ну, дом-то конечно Ярослава, но и я в нём тоже живу). На лошадях нам понадобилось минут пять, чтобы добраться до него. Спрыгнув с коня возле самого крыльца, я вошёл в дом, оставив воинов дожидаться меня. За то время, которое я потратил на поиски своего кошелька, они, по-моему, даже на миллиметр не сдвинулись. Видимо, ожидали подвох, а его не было. При виде денег в ступор впали все воины (и даже часть коней). Я им вынес золотую монету, а она в этом времени ценится примерно также, как у нас в России где-то миллионов пять баксов, так что их ступор понятен. Бедные солдаты в этой деревне они уже столько пережили, что, наверное, возвращаться совершенно не захотят, даже из-за таких денег. Наконец, они потихоньку вышли из оцепенения, монету я всунул тому, с кем договаривался. Причем, он её так держал, будто боялся, что сейчас она исчезнет, он даже старался не дышать. Потом медленно передал своему соседу, тот с ней вел себя точно таким же образом. В следующие минут десять монета прошла через все руки и вернулась обратно к тому, кому её давал. Тот к этому времени почти полностью пришел в себя и, посмотрев на меня глазами побитой собаки, произнес:

— Господин — в этот момент я весь подтянулся, благородно выпячивая челюсть и делая бараньи глаза — вы заплатили нам слишком много за два меча. Мы не можем это принять.

Сделав вид, что я чем-то недоволен, а затем, добавляя немного 'сдерживаемой' ярости в голосе, произнес:

— Ты отказываешься от подарка господина?!

— Нет! Что вы? Я совсем не…

— Я спрашиваю, ты отказываешься от подарка господина?!! — уже чуть ли не проорал я.

— Нет! — испуганно ответил тот — Просто это слишком большая плата за мечи.

Я его полностью понимал, выглядело это так же, как выгладил бы мужик, купивший обыкновенный жигуленок, который стоит сто пятьдесят тысяч рублей максимум, за пять миллионов. Но денег у меня ещё намеренно, поэтому я решил играть свою роль до конца:

— Одной монетой больше, одной меньше, разницы для меня никакой — эти слова были сказаны с небрежностью сына Императора, у которого ночной горшок был золотой.

Мои слова явно произвели впечатление, на меня стали смотреть чуть ли не с суеверным ужасом. Взглянув на их лица, легко можно было догадаться, о чем они думают. Если он так легко раскидывается деньгами, то кто же он вообще такой? Этот вопрос читался у каждого в глазах, но ответить на него я не счёл необходимым. Пусть дальше гадают. Проигнорировав все эти взгляды, остался стоять на месте, надменно глядя на всадников. Те под моим взглядом заёрзали как нашкодившие дети, хотя каждый из них был старше меня как минимум лет на пять и все это отчетливо видели, но вот сказать, что я какой-то юнец, почему-то никто не отважился. Наконец, опять заговорил тот, кому я дал монету:

— Господин, как вас зовут?

— Как назвали, так и зовут — отрезал я.

— Но нам надо будет рассказать нашему милорду, что случилось. А он обязательно захочет знать ваше имя — воин мямлил, мялся и старался сделаться как можно меньше, но всё равно ждал от меня ответа. Некоторое время я пристально его разглядывал, но на самом деле решал, что будет, если я назову ему своё имя? Здесь, как я уже мог убедиться, очень любят мстить по поводу и без. Это что-то вроде местного развлечения. В итоге, придя к выводу, что воин всё равно от меня не отстанет, пока не добьётся имени, я решил назваться:

— Меня зовут Хисп. Этого будет достаточно. Так же очень надеюсь, что больше вас здесь не увижу, эта деревня находится под моей защитой, так и передайте своему господину. Если он попытается напасть на меня или моих крестьян, то последствия для него будут самыми печальными. Денег мне хватит, чтобы нанять хоть всех Эхербиусов (воины при этом наименовании дружно вздрогнули), и тогда вашему господину останется совсем недолго жить. Кстати как его зовут?

— Виконт Ардено де Кросс, сын Аркана де Кросса — в разнобой ответили всадники.

Имя тоже странноватое. Вообще тут с именами и названиями творилось что-то невероятное. Только в деревне, которую я сейчас назвал своей, жили Ярославы, Ильи, Святополки и вместе с тем, были имена вроде Ролу, Хоны, Росси, а так же обыкновенные американские моего времени Джимы, Майки, Стены. Складывалось ощущение, что все расы перемешали, и от каждой был свой представитель в любом обществе. Это же сказалось и на обычаях, языках, внешности. От каждой нации было что-то своё. Но речь была какой-то совершенно непередаваемой. Мне понадобилась неделя, чтобы понять, что я говорю совершенно на другом языке. Причем, определил я это чисто случайно. Если бы не книга, которая была написана полностью на русском и Ярослав, жалующийся, что всё никак не может понять, что это за язык, я бы так и был в неведении и полной уверенности, что говорю на своём родном языке, а меня все понимают. Русский язык здесь был мертвым языком, и считалось, что именно на нем писались все древние писания и трактаты о магии. Вроде это была чистая правда, хотя я ещё точно не убедился в этом. Думая об этом, я задумчиво разглядывал всадников, которые всё не решались нарушить тишину. Видя их нетерпение, я взмахом руки показал, что они могут скакать хоть на всё четыре стороны, они мне больше не нужны, а сам, развернувшись, подошел к своему коню.

Животное тут же ткнулось мне в руку, требуя ласки. Мне было не сложно, так что я, наверное, минут десять простоял, нежно гладя его, при этом тихо разговаривая. Повернув его голову к себе, так чтобы я мог видеть его глаза, проговорил:

— Ну и как мы тебя назовём? — тот навострил уши, видимо, удивленный тем, что интересуются его мнением. Почему-то мне казалось, что он всё прекрасно понимает.

Смотря в его глаза, я пытался решить, как его назвать? Он был весь черный, такого коня ночью просто невозможно было бы найти. Он просто слился бы с темнотой. Идеальный выбор наемного убийцы или удачливого вора. Но я то и не наемный убийца (хотя уже просто убийца), и не вор. Так что надо как-то его назвать, чтобы нравилось ему и мне. На остальных мне как-то всё равно. Красивый конь. Такой хорошо виден издалека. Конечно, только днём. А если бы в этом мире был снег (здесь единицы знают такое слово), то он был бы вообще как черная точка на солнце. Хм…Снежок? Чем не имя?

— Как ты относишься, чтобы тебя назвали Снежок?

Тот, казалось, прекрасно осведомлен о том, что такое снег. Он даже замер на секунду, превратившись в черный 'обелиск', а затем в его глазах появилось такое выражение, будто он сомневался в моем умственном состоянии.

— Ну что ты так смотришь? Зато необычно! Так ты согласен?

Тот, казалось, задумался. Потом, пару раз всхрапнув, мотнул головой и ткнулся мне в плечо в знак согласия.

— Решено. Будешь теперь зваться Снежком, назло всяким гадам, которые не верят в добрый черный цвет.

Ещё погладив некоторое время теперь уже Снежка, я, немного повозившись, снял с него всю сбрую. Затем, отпустил его в поле, после чего устало уселся на ступеньки крыльца. Это определенно был один из самых паршивых дней моей жизни, даже хуже, чем тот день, когда я оказался в этом богом забытом мире (только как раз он про этот мир не забыл). Мало того, что собственное тело 'работает' в режиме 'что хочу то и ворочу', так я теперь стал убийцей. Я определенно знал, что если я останусь в этом мире, то вряд ли проживу спокойную и счастливую жизнь. Это понимание пришло после самой первой тренировки с Ярославом. Но, что ещё было хуже, я сейчас переживал не из-за того, что убил четверых человек, а от понимания, что я отнесся к этому совершенно равнодушно. Убей я скажем собаку, горевал бы, наверное, с месяц, даже если случайно, а вот убийство четверых людей совершенно меня не тронуло. Ни каких угрызений совести я не испытывал. Наоборот, мне в голову пришла мысль, что мне сегодня крупно повезло и я заполучил потрясающего коня. Нет с этим фактом я, конечно, был полностью согласен, Снежок действительно отличный жеребец, но от самого присутствия таких мыслей мне становилось ещё хуже. Просидев на крыльце не менее получаса, я немного шатающийся походкой отправился спать. Сегодня было достаточно впечатлений для одного дня, ещё больших мне не надо. Да и может контроль над своим телом завтра будет получше?

Но лучше не стало ни завтра, ни послезавтра, ни даже через неделю. Точнее, лучше становилось, но просто катастрофически медленно и периодически проявлялись новые способности. Так, как-то раз выйдя в лес погулять (точнее как баран пошел в лес, сам не зная зачем), я совершенно забыл про время, а когда стало темнеть, я был слишком далеко от своего дома. Делать всё равно было нечего, поэтому отправился в обратный путь, тут-то и началось самое интересное. Зная не понаслышке, какие хищники водятся в этом лесу, я старался идти как можно тише и незаметнее. В итоге умудрился выйти за спиной у местного аналога пантеры. Причем слух у неё был просто 'чудовищный'. Разумеется, я сначала обалдел, затем растерялся, а потом сообразил, что надо делать ноги. К сожалению, я потерял нужную концентрацию и уверенность, а соответственно превратился обратно в себя любимого (здорового восемнадцатилетнего детину, который ходит с грацией слона). Стоило мне сделать шаг назад, как Лирс (это пантера здесь так зовётся) обернулся на звук. Сразу понял, с таким хищником голыми руками я могу не справится (говорили же идиоту, что в лес ходить без оружия — это самый больной способ самоубийства). Единственное, что мне оставалось, так это действовать, причем быстро. Лирс, видимо, сам порядочно обалдел, из-за чего сидел на месте, смотря на меня. Считается, что к нему просто невозможно подойти так близко, чтобы он не услышал. Говорят, только Эльфы могут это проделать, причем у них вроде экзамена, подтверждающего высшее мастерство, своего рода аттестат отличного лазутчика (разведчика, шпиона, воина, стрелка, охотника, нужное подчеркнуть, так как это лишь слухи, и я не уверен в их правдивости). Увидев, что Лирс сам находится в прострации от удивления, я решил использовать этот шанс. Заорав и замахав руками, ринулся прямо на эту зверюгу. Это дало потрясающий результат! В той стороне, куда шарахнулось животное, теперь была чуть ли не просека, Лирс снёс даже пару небольших деревьев. А я поспешил отправиться дальше (просто про Лирсов говорят, что они не ходят по одиночке, к счастью для меня, на второго не наткнулся). Минут через десять я вышел всего в нескольких десятков метров от своего дома и тут же будто кто-то выключил мне зрение. Теперь я стал видеть только слабый свет свечей в окнах дома, которые по вечерам зажигает Сина (служанка Ярослава). До хаты дошел практически на ощупь, хотя, когда шёл по лесу, я мог разглядеть любую веточку под ногами. Следующий день прошел, в попытках ходить бесшумно и видеть в полной темноте. Но, как ни старался, так и не смог пройтись совершенно бесшумно (нет, к не ожидавшему Ярославу, подкрасться вполне смог, а вот когда он внимательно прислушивался, точно уверенный, что я за спиной и крадусь к нему, то он меня начинал слышать шагов за десять от него). Точно такое же поражение я потерпел вечером, стараясь разглядеть хоть что-нибудь в темноте. Как бы я не напрягался или расслаблялся, но 'глаза ночного видения' так и не 'включились'. Впрочем, это меня не сильно огорчило, торопиться мне было некуда, времени навалом (это слишком большое преуменьшение (как бы глупо это не звучало), но как ещё можно охарактеризовать слово вечность?). К сожалению (хотя может и к счастью, а то мне надоело околачиваться в этой деревне), через две недели случилось событие, которое запустило 'механизм моего приключения'. День начался как всегда отвратительно. С утреней пробежки, зарядки и купания в местной речке (считалось, что она просто ледяная, на самом же деле она была чуть прохладной, но в мире, где снег лежит только на очень высоких горах, и о котором знают единицы, речка была ледяной). Когда я вернулся, посвежевший после водных процедур, то увидел возле дома возбужденных селян во главе со старостой деревни, который что-то упорно втолковывал мрачному Ярославу. Как выяснилось, местную дорогу перекрыла банда разбойников. Так как деревня была самостоятельна и не была в подчинении ни у одного местного лорда, то и жаловаться на этот факт было некому, кроме Ярослава. Как я уже сказал, проблема заключалась в том, что деревню отрезали от других селений. Но, честно говоря, я совершенно не видел смысла в перекрытии дороги местным крестьянам. Если Ярослав, только дослушав до конца рассказ старосты, начал спешно строить предположения о том как избавиться от этих гадов, то я как житель (бывший) технологически развитого, а от этого логически мыслящего мира, начал искать причину. Я был совершенно уверен, что разбойники не просто так оказались здесь. Я бы понял их действия, если бы оно сулило хоть какую-то прибыль, но перекрыть дорогу небольшому селу…зачем? Тут в другие деревни ходят очень редко, а когда дорога действительно нужна так это после сборки урожая… которая, кстати, закончится если ни сегодня, так завтра. Даже если брать время, когда часть урожаю повезут на продажу, разбойникам от этого будет совсем немного прибыли, а вот для крестьян это будет губительно. Эти деньги нужны крестьянам для того чтобы купить инструменты (те, что местный кузнец не может выковать), без которых не обойтись в повседневной жизни и тем более не засеять новое поле. Все хорошенько обдумав, я пришел к выводу, что разбойников просто кто-то нанял, чтобы они перекрыли именно эту дорогу и именно к этому селу. Когда староста с остальными селянами, наконец, ушел под заверения Ярослава, что он разберётся, я поделился своими мыслями по поводу разбойников.

— Так ты думаешь, что их кто-то подкупил — начал тот после того, как я ему всё рассказал — да кому это надо? Тут же отродясь ничего не случалось, большинство местных лордов даже не знают о существовании этой деревни. Мы же никому ничего не сделали!

Вот оно! Конечно, как мог забыть?!

— Говоришь, никому ничего не сделал? — вкрадчиво произнес я.

— Да! Мы жили тихо мирно, а единственный раз, когда что-то случилось, был тот случай, когда пришли солдаты виконта Ардено де Кр… — он резко замолчал, уставившись на меня.

— Вот именно! Единственный инцидент был с этим Ардено, больше просто некому, да и не нужно никому. Ладно, пойду собираться — развернувшись, я пошел в дом, оставив позади себя недоумевающего Ярослава. На сборы я потратил совсем немного времени. Да и собирать-то особо было нечего. Пару рубашек, штанов, теплую накидку, походные принадлежности вроде котла, парочка деревянных ложек, верёвка, а также набрал побольше еды, недели на две, хотя планировал 'прогулку' всего дня на четыре. Но лучше быть готовым ко всему. Всё это было растолкано по походным мешкам и нагружено на заводную лошадь, здраво рассудив, что, хоть у меня Снежок настоящий 'монстр' и может везти вес раза в три больше моего, но всё же совсем не обязательно его нагружать. Да и зачем, если есть альтернатива? Отправиться решил по утру, сразу после обычного отвратительного комплекса упражнений и приятного освежения после них в местной речке.

Утром я не спеша выехал из деревни, по нужной мне дороге. Это была та же самая проселочная дорога, по которой я пришел в деревню, поэтому первые часа три пейзаж повторялся в обратном порядке, запомнившемся мне. Единственным отличием стало уменьшение скота, а вместе с ним и собак, а так же исчезновение лугов и появлении на месте них, что-то вроде зеленых лужаек. Хотя нет, было ещё одно отличие. Старик, который провёл надо мной обряд посвящения в местный диалект, как оказалось, вовсе не существовал. У кого бы в деревни я не спрашивал об этой личности, мне вежливо отвечали, что такого тут отродясь не было. Я с этим вопросом умудрился достать абсолютно всех, когда же про старика ничего не удалось выведать, переключился на детину, у которого позаимствовал свою одежду. К моему удивлению, и здесь вышел облом. Про старика и детину никто и никогда не слышал, а если учитывать расстояние до ближайших соседних селений, то версия о случайной встрече отпадала напрочь, а со стариком и вовсе не подходила. Он ведь в доме жил, а дом с собой не перетащишь. Спустя пару недель мне надоело выставлять себя идиотом в лице всех, поэтому я сходил на поле, где жил Занглиф. Вернулся я только через два дня, при этом даже не найдя похожей местности, не говоря уж о самом доме старика. Порядком этим озадаченный, я плюнул на всё и с утроенным рвением взялся за изучение этого мира. Главным предметом, естественно, было фехтование. Хотя и про другое не забывал. Например, сначала я совершенно не понял, зачем им надо было косить траву? Сено на зиму заготавливать крестьянам не нужно, зима здесь полностью отсутствовала. Если, конечно, не считать 'сильные похолодания'! Это когда температура опускалась с привычной плюс тридцать до отметки плюс пятнадцать и начинался сезон дождей. Это считалось самым холодным временем года и, действительно, они ходили в это время едва ли не в шубах и валенках. Конечно, здесь такого слова как валенки не знают, но ходят в специально утепленных ботинках из кожи змеи (видел я этих змей, хоть они и травоядные, но размером с нашу взрослую Анаконду). Так же они шили на это время непромокаемый утепленный плащ, сверху покрытый змеиной шкурой (вообще здесь это универсальный материал, где его только не используют). Только мне-то это было совершенно не нужно. То, что у них считается зимой, у нас теплым летом, поэтому плащ я взял лишь для того, чтобы спать на нем (знал бы я тут какие дожди идут). Ну а траву они используют в качестве удобрения. Раскидав её по только что собранному полю, они перепахивали землю вместе со всей травой, а затем из ведер проливали всё это огромное поле, только в обычную воду добавляли какой-то порошок, который перерабатывал органику в высококачественные удобрения. В итоге, к следующему сезону посадки земля становилась раз в десять плодороднее любого чернозема нашего времени, ну а про то какой здесь собирают урожай, я вообще молчу. Стоит только добавить, что за последние лет триста в здешних местах ни разу не было голода. Все жили в достатке.

Наконец, спустя почти три часа с того момента как я вышел из деревни, я прошел то памятное место, где в первый раз появился в этом мире. Под впечатлением от момента, я достал флягу с местной брагой и, как полагается, немного отлив с неё на месте моего падения, выпил за то, чтобы всё у меня было хорошо. Дальнейший же путь пролегал между леса исполинских деревьев (эльфийских, как их зовут, но эльфов здесь уже давно нет, они перебрались чуть южнее, а может и отродясь здесь никаких эльфов не было, мало ли что говорят). У меня создалось впечатление, что эту дорогу сделали великаны, но, на самом деле, это просто естественный просвет между деревьями. Кстати, на счет просвета, из-за того, что деревья стали располагаться с обеих сторон дороги, то создалось впечатление, что я еду не в разгар дня, а где-то уже под конец, как раз когда заходит солнце. Это всё было от того, что раскидистые ветви деревьев препятствовали проникновению света, поэтому путникам, забредшим сюда, приходилось путешествовать в дневном сумраке. Честно говоря, меня в жуть бросало только от одной мысли, что придется ночевать в этом лесу. Я даже на секунду пожалел о своем упрямстве. Ведь настоял на том, чтобы ехать одному. Но спустя секунду момент прошел и я снова упрямо двигался вперед (точнее мой конь двигался, а я сидел). Остановиться на ночлег мне пришлось задолго до того времени, которого я планировал. Просто, когда солнце начало опускаться к зениту, стало темно почти как ночью. Здраво рассудив, что если ещё немного потянуть время и проехать дальше, мне придётся испытать сомнительное удовольствие устраиваться спать в кромешной тьме. Поэтому, когда эта самая тьма наступила, я сидел около хорошего костра, окруженный спящими лошадьми и, ни на что не отвлекаясь, изучал трактат о магии, какого-то Ирсено Арегантино. Не знаю когда он жил, но на русском этот Ирсено писал практически как мои современники. Даже похожие слова часто встречались, которые, я думал, здесь просто нигде нельзя было найти. Только вот значение этих слов было совершенно другим. Например, я сначала долго смеялся над словосочетанием 'Локальная сеть'. Но потом дальше выяснилось, что это конклав магов, которые объединились, для того чтобы сотворить какое-то особенно сильное колдовство. Почитав книгу до полуночи, я, подбросив в костер побольше дров, улегся спать под боком у Снежка.

Следующие четыре дня моего путешествия особо ни чем не отличались. Единственное, что скрасило мне это время, так это книги. Хотя если честно, то я бы лучше с радостью почитал свою любимую фантастику, чем эти трактаты, но чего нет, того нет. На пятый день я оказался на предполагаемом месте засады. Хотя должен был быть здесь ещё дня три назад, но кто же знал, что так получится с этим лесом? Мне никто про него ничего не рассказывал… ну, практически не рассказывал. Где-то, через два часа после того как я оказался на участке разбойников, я, наконец, дождался своего — нашел этих гадов. Только вот совершенно не так как ожидал. Просто, обогнув дерево, я сначала услышал множество голосов, а затем и увидел их обладателей. Общее число людей составляло всего десять человек, хотя я мог и ошибаться, может, где ещё спрятались их братья по ремеслу. Но в данный момент меня привлекли не разбойники, расположившиеся кольцом, а стоящая фигура в центре этого круга. Не видев ни одного эльфа до этого момента, я был полностью уверен, что это именно он, точнее она. Господи!!! Что это было за создание! Да любая мисс мира любого года покажется просто блеклой тенью, жалким подобием на эту эльфийку. Её красота просто 'сбивала с ног, вырывала сердце, а потом ещё добивала лежачего ударами ног по ребрам'. Она была довольно высока по меркам этого мира, где-то мне по плечо, имела волосы совершенно непередаваемого цвета, но больше всего в них выделялся зеленый оттенок. Её фигура была абсолютно идеальна и одуряюще соблазнительной, но всё это ни в какое сравнение ни шло с её лицом, такое, наверное, бы было лицо ангела в моем представлении. И последнее, что выделялось в ней, это были её уши. Даже с такого расстояния я прекрасно видел, что они были длинные и заостренные к концам, сейчас же они настороженно ловили каждый посторонний звук.

Эльфийка была напугана, причем очень сильно, это было видно по тому как она дрожала (хотя это настолько гордые существа, что свой страх не покажут, даже умирая от смертельных ран (так в книгах говорится)). Она затравленно оглядывалась по сторонам, делая свою фигуру и без того соблазнительную, просто чем-то неимоверным. Это происходило из-за её облегающей одежды, полностью зеленого цвета, только не одинакового, а переливающегося, сапожки были светлее, штаны темнее, а верхняя часть (я бы сказал комбинезона) была самой темной, а когда она поворачивалась из стороны в сторону, то вся её одежда приходила в движения, обтягивая её фигуру, что давало потрясающий результат. В какой-то момент я заметил, что она резко изменилась. Если сначала она была сильно испугана, то теперь к ней пришло осознание того, что с ней сделают, а это для эльфиек было хуже смерти. Ещё бы! Быть опозоренной грубым, тупым, волосатым, грязным человеком, а тут целой сворой таких. Тем более она так же прекрасно знала, что даже после этого её не убьют, над ней будут издеваться, наверное, ещё с парочку месяцев, пока она им не приестся. Только тогда жалкую, замученную и опозоренную, её соизволят убить (или продать), а во всех местных тавернах будут судачить о том, какие благородные люди эти разбойники. Дело в том, что эльфы и люди, находятся в стадии 'холодной войны'. По негласному договору людям нельзя было появляться на эльфийской территории, а эльфам на людской. Если кто-то был пойман на чужой земле, то с этим человеком или эльфом в праве были делать абсолютно всё, что заблагорассудиться. Если, скажем, за эльфа практически во всех случаях требовали выкуп, то эльфиек никогда ещё не отдавали назад, только один раз можно сказать вернули. Только лучше бы её убили. Ёе опозорили настолько, что Верховный совет эльфов пришел к решению убить её, тем более она сама этого неистово просила, но самоубийство у них считается проклятьем, которое ложится на весь род, если кто-то его совершил (таких прецедентов ещё не было). В тот раз в роли палача выступил прадед эльфийки (если, конечно, это всё правда).

В это время разбойники перешли от похабных шуточек к действиям. Медленно они начали приближаться к стоящей девушке, по ходу в красках рассказывая, что они с ней сделают и сколько это займёт времени. В этот же самый момент, я понял одну совершенно простую и незамысловатую истину — если хоть один из них до неё дотронется, то я убью абсолютно всех и никакие молитвы и просьбы о пощаде им не помогут. Придя к этому умозаключению, я спрыгнул со Снежка с наибольшим грохотом, на который был способен (жаль, доспехов у меня нет, а то был бы действительно грохот). Затем, шумно чихнув, звонко поправил свои мечи за спиной и вразвалочку подошел к очумевшим разбойникам.

— Ну-с? Люди добрые — весело начал я, стряхивая по ходу дела несуществующую пылинку с плеча — Что делаем-с? Девушку обижаем-с? Нехорошо обижать девушек, тем более таких — в последние слова добавил наибольшую угрозу, на которую был способен, видимо, это у меня вполне получилось:

— Да мы что? Да мы ничего! — начал мямлить самый здоровый из них, потом, видимо услышав самого себя, встряхнулся и зычным голосом продолжил — Женщин обижать не хорошо! В этом ты прав (ага, так я тебе и поверил). Но это отродье эльфов, а не людей или ты не заметил, брат?

— Да нет от чего же? Заметил — сделал вид, будто мне это всё настолько скучно, что дальше некуда. Принципиально начал полировать ногти об свою одежду. — Только вот сдаётся мне, что это всё равно девушка. А из-за повышенной Ушастости только красивее. И не брат я тебе, гамадрил недоразвитый

— Так ты что?! За этих тварей?!! — взревел этот бугай (хотя я для них, наверное, вообще Гулливер).

— Хм… ну как тебе сказать — начал я, небрежным движением доставая правой рукой первый свой меч, — не то чтобы я готов умереть за них — деланно покрутил перед собой Фламберг, причем одной рукой — но вот конкретно в этот момент и конкретно эту Ушастую я в обиду не дам — достал второй Фламберг теперь уже левой рукой.

— И как ты собираешься нам помешать? — зловеще (ХА! Это он так думал) начал здоровяк — Нас десять, а ты один — он постарался даже виду не падать, что на него произвело впечатление с какой легкостью я кручу тяжеленные (это для них) мечи.

Как только он доканчивал последнее слово, я начал своё движение. Когда отзвучало эхо от слова 'один', на землю упало два обезглавленных трупа ближайших ко мне разбойников.

— Смотри — злобно усмехнулся я — двоим уже 'не здоровится', головы разболелись, повышенное давление. Вас осталось всего восемь — ещё два стремительных взмаха и на землю опустилось ещё два обезглавленных тела — Ну вот, ещё двое. Это прям эпидемия. Теперь вас уже шесть. Как же нам теперь быть? — притворно опечаленно проговорил я, при этом плавно смещаясь в сторону здоровяка, чтобы иметь возможность покончить с главарем.

Вот теперь они поняли, что дело обстоит совершенно не в их пользу, несмотря на ощутимый перевес в живой силе.

— Может, теперь разойдёмся по мирному? Вы мне отдаёте Остроухую, уходите с этой дороги, чтобы вас здесь никто больше не видел, а я извиняюсь за ваших убитых товарищей. Честно скажу, не люблю убивать, поэтому выбор полностью за вами — демонстративно достал тряпочку из кармана, перед этим воткнув один меч в землю, я протёр другой, а после того как закинул его в ножны, протёр и первый, затем так же закинув в ножны.

Минуту все стояли, думая каждый о своём, но вот бугай, заметив, что он стоит близко ко мне, а мечей у меня нет, радостно взревел и бросился на меня, чтобы тут же отлететь с метательным ножом в глазнице.

— Неверный ответ — спокойным голосом прокомментировал я его действия, затем, повернувшись к остальным, продолжил — Почистите, кто-нибудь мой нож, а то я слабонервный, как вижу кровь, мне ещё хочется её. Для меня это как наркотик, кровь, много крови! Люблю кровь!! — с каждым словом я делал выражение своего лица всё безумнее и безумнее, потом, выхватив мечи, сделал вид, что еле сдержался, чтобы не броситься в атаку, демонстративно глубоко вздохнув, бросил Фламберги обратно в ножны — Ну так как? Почистите мой нож?

Хм…перестарался. Они так бросились к своему бывшему главарю, что одного сбили с ног и чуть не затоптали, а за право кто почистит мой нож, разодрались. Видимо в их представлении тот, кто вернёт мне нож, и останется жив, а остальных этот псих (я любимый) пустит в расход. Наконец, ко мне подлетел тот, кого в начале сбили с ног. Пока все дрались, он спокойно вытащил мой нож из глазницы своего бывшего босса и, хорошенько вытерев его об одежду того же, вернул мне. Когда я спрятал ножичек в своем правом рукаве, тогда же до остальных дошло, что драться больше не за чем и не за что. Через минуту передо мной стояло пять измордованных человек (очень они старались добраться до моего ножичка), самым целым оказался тот, кто вернул мне ножик, причем он же был самым спокойным. Видимо, решив, что раз выполнил такое 'ответственное' поручение, то его уж точно не тронут. Остальные же стояли с такими похоронными лицами, что мои губы сами собой растянулись в ушлой улыбке. Как обычно бывает в этом мире, меня совершенно не так поняли (эх…не признают истинного гения). Их лица из просто белых стали серыми, один даже начал едва слышно шептать себе под нос (молитву вроде). Решив, что ещё пять (точнее четыре) трупов мне не надо, особенно умерших такой банальной смертью, как от инфаркта, я заговорил вполне дружелюбным голосом:

— Ладно, народ, вы сейчас быстренько, но очень старательно похороните своих товарищей, а затем уйдёте из этого леса. В ваших же интересах, чтобы вы мне больше не попались на глаза.

В течение следующего часа я внимательно смотрел за всеми этими личностями, но, видимо, ни у кого даже в мыслях не было ослушаться меня. Так что через час возле дороги появились пять могил с вполне добротными крестами. Как полагается, все постояли возле них в минуте молчания, а затем разбойники затравленно уставились на меня, думая, действительно я их отпущу или нет.

— Ответьте на последний вопрос и можете идти. Кто вас нанял?

Как я и думал, это оказался этот не далёкого ума человека (Ардено). Нет, он даже честно попробовал никак не попасться на этом деле, но если знаешь что искать, а главное кого, то общая картина станет ясна. Как я и ожидал, он не стерпел такого прямого оскорбления, нанесенного мной ему через его воинов, и решил расквитаться. Только может у самого ума хватило, а может всё же кто-то надоумил, поэтому вместо своих воинов (которые наотрез отказывались идти опять в эту деревню) он подкупил местных разбойников, которых я и имел честь сегодня видеть. После того, когда я, наконец, смог убедить этот сброд, что действительно отпускаю их и не собираюсь стрелять, кидать или бежать за ними, чтобы убить их всех, они всё же ушли, хотя скорее убежали. Судя по этому всему, в этот лес их можно будет затащить только под страхом смерти, да и то не факт. Когда из виду скрылся последний 'бегун', я повернулся в сторону эльфийки. За всё прошедшее время, пока я контролировал этих горе-вояк, она не сдвинулась даже на шаг. Всё также стояла и изредка вздрагивала, только теперь смотрела с ужасом на меня. Конечно! Я же человек!! Что ещё ей могло придти в голову, кроме как того, что я сам хочу поиздеваться над ней, поэтому и не отдал её разбойникам. Подойдя к ней поближе, я с интересом оглядел её с ног до головы. У неё были зеленые глаза миндалевидной формы, как я и предполагал. Не удержавшись, дотронулся до её лица, но она дёрнулась так, будто её прошибло током. Больше таких попыток я делать не стал, хотя очень хотелось. Отойдя к Снежку, я снял фляжку с заводной лошадки и с наслаждением присосался к горлышку с родниковой водой, которая в этом сосуде сохранялась холодной достаточно долго. Это обстоятельство не могло не радовать. Вдоволь напившись, я повернулся к уже более-менее пришедшей в себя эльфийке.

— Ну-с? Что будем с тобой делать? — жизнерадостным тоном произнес я, который совершенно не вязался с похоронным лицом Ушастой.

Та подняла на меня свои глаза, посмотрев в которые у меня сердце начало работать с перебоями. А затем, разомкнув свои губы, произнесла, таким голосом, что я едва в экстаз не впал (как в дальнейшем узнал, просто из-за того, что я был рожден не в этом мире, я не имел иммунитет к очарованию эльфиек, хотя такое впечатление произвела на меня только эта, остальных я даже не всегда замечал):

— Пожалуйста, убей меня сразу, а потом можешь делать с мои телом всё что захочешь.

— И тогда спрашивается, нахрена я тебя спасал? — искренно возмутился я. — Чтобы потом самому прирезать? Да и в связях с некрофилами я ещё не был замечен и не горю желанием быть замеченным. Нет, знаешь, Ушастая, убивать я тебя не буду. Наверное разика два-три или четыре…а может и вовсе пять-шесть сотен раз изнасилую, а потом брошу. Хе-хе… Ладно, шутки в сторону. Ты лучше скажи, как ты оказалась в такой компании? Или новых ощущений захотелось? Тогда, может, зря спасал? Испортил всё удовольствие? Столько изголодавшихся мужчин, столько удовольствия, а? Может мне их догнать и попросить вернуться? Тогда не против, если я буду первым?

Расчёт был верен. Такого удара по своей гордости, это создание снести не могло. Теперь её трясло от едва сдерживаемого гнева. Но вот губы опять разомкнулись и меня начали планомерно обвинять во всех смертных, бессмертных и ещё хрен знает каких грехах. Причем для этого мира она мне нанесла столько изысканных оскорблений, что любой на моём месте, будь то нищий или хоть сам Император убили бы её с особым садизмом (особенно последний). Но поживи она хотя бы с месяц в моем мире, то поняла бы, что такого человека как я, оскорблять совершенно бесполезно (многолетняя привычка ругаться). Поэтому, пока она выплёскивала свою ярость, я прислонился к дереву и просто наслаждался звуком её голоса и любовался её, особо не вникая в смысл сказанного (точнее будет сказать, я вообще перестал прислушиваться к её словам, но сам голос слушал с удовольствием, большим, даже огромным удовольствием). Поэтому, когда она остановилась, недовольно открыл глаза, которые в экстазе сами закрылись, и возмущенно уставился на эльфийку.

— Ушастая?! Чего замолчала?

О! Вот это кайф!! Ещё десять минут слушал этот божественный голос (хотя как раз этот голос я очень хорошо помню и слушать его мне совершенно не доставляло никакого удовольствия). Она мне старательно пыталась втолковать, что я жалкий хизард (местный вид таракана) и она бы даже побрезговала убивать столь никчемное создание. Через десять минут до неё, наконец, дошло, что собеседник прибывает в нирване и явно не вслушивается в её слова, хотя она так, бедняжка, старалась. Когда она вновь замолчала, растеряно глядя на меня, я со вздохом опять открыл глаза и отошел от дерева к своему Снежку. Минут десять мне потребовалось, чтобы половину вещей перевесить на своего любимчика и освободить место на заводной лошадки моей новоявленной знакомой. Та, не зная, как реагировать на всё, лишь стояла и растеряно смотрела на мои манипуляции с вещами. Придирчиво осмотрев вещи, кое-что подправил, кое-что подтянул, а затем опять повернулся к своей подопечной:

— Ушастая, так ты, вообще, откуда здесь взялась?

— Я…я… убежала от своих!!!

Я даже сначала не нашелся, что ответить на это. Эльф, который убежал от своих? Даже не эльф, а эльфийка! Может, соврала? Кому ни расскажешь, всё равно не поверят, засмеют. Я и сам-то отнёсся скептически, хотя про этот народ только читал и слышал. Но, исходя из всего этого, достаточно понял, такого просто не может быть, потому что быть не может вообще:

— Слушай, ты мне лапшу на уши не вешай. И говори правду.

— Но…но…я ничего не вешала! — вид у неё при этом был столь комичный, что мне пришлось приложить массу усилий, дабы не захохотать — И я действительно сбежала — а вот последнее было сказано таким жалобным тоном, что всё моё веселье мгновенно улетучилось и я безоговорочно поверил в её слова.

— Ну ты даёшь… приключений на задницу захотелось? И что ты собираешься делать дальше?

— Я собираюсь? — видимо она так ничего и не поняла.

— Ну, как показала практика, одной тебе ходить нельзя, поэтому говори, куда тебе надо или хочется.

Эльфийка сначала уставилась на меня как на полного психа (видимо не зря взял анаграмму от этого слова), а потом всё же задумалась. Я не торопил. Пока она стояла в молчании, я ещё раз проверил, хорошо ли закрепил вещи на лошадях. Подтянул подпругу у обоих, а затем вспрыгнув на Снежка. Взяв за поводы свою вторую лошадку, не спеша подошел к стоящей девушке. Та заметив, что я стою в ожидание ответа, набрала в легкие воздуха побольше и посмотрев на меня…тут же выпустила его сквозь крепко сжатые зубы. Видимо, побоялась сказать мне, всё ещё не верила в благородность моих намерений. Видя, что она пришла к какому-то решению, но мне сказать почему-то не может, не хочет или элементарно боится, я решил ей помочь, заговорив первым:

— Так ты меня посвятишь в свои дальнейшие планы? Причем, если ты намеренна это сделать, то желательно сделать побыстрее, а то придётся ночевать здесь же, а мне рядом с могилами не спится. Даже сам не знаю почему…

Наконец, она опять собралась и, снова сделав глубокий вдох, выпалила:

— Можно я поеду с вами?!!

О!О!!И ещё раз О!!! В ту минуту я больше всего походил на рыбу, которая оказалась на берегу. Чего-чего, но такого я не ожидал. Я предполагал почти процентов на семьдесят, что она вообще откажется, а тут такое заявление. Поняв, что мой рот всё так же открыт, поспешил его захлопнуть, затем, выждав некоторое время, чтобы полностью придти в себя, заговорил тихим ровным голосом:

— Ну, ты меня и удивила. Я, конечно же, совсем не против, чтобы ты поехала со мной, только мы ведь будем проезжать через поселения людей. Хотя это твоё дело. Ладно, последние два вопроса: как тебя зовут и где твой лук?

— Меня зовут Солина из рода Охейл, а лук свой я ещё не имею права носить.

— Права? — я думал, что они с луком рождаются, а тут такая новость — Так ты не умеешь стрелять?

— Умею! — видимо, опять её гордость задел — Но чтобы сделать свой лук, по закону нашего народа, надо достигнуть определенного возраста. Когда пройдут двадцать пять раз холодные дни, только тогда разрешается сделать свой собственный лук. Я родилась всего восемнадцать холодных дней назад, так что свой лук я смогу сделать только ещё через семь холодных дней.

Холодные дни это типа зима у них так зовётся (точнее жалкое подобие на оную), а так же это значит, что Эльфы считаются взрослыми только после двадцати пяти лет и Солине только восемнадцать. Хм…молоденькая попалась.

— Ладно, Ушастая…

— Солина!

— …давай запрыгивай на теперь уже свою лошадку и поехали, а то скоро начнёт садиться солнце и поздно уже будет куда-либо ехать.

Бросив ей поводья от заводной лошади, я развернул своего Снежка, и неспешно тронулся в путь. Через некоторое время сзади послышалось легкое цоканье копыт, наступающих на выпирающие корни деревьев, а ещё через минуту рядом со мной пристроилась эльфийка. Так, никуда особо не торопясь, в полном молчании, мы и ехали по этому крайне не дружелюбному лесу. И, судя по тому, что я знаю о нем, ехать нам предстояло довольно долго.