Глава 9
ГОРОД ПРИШЕЛЬЦЕВ
Наши маскхалаты из простыней покрылись дырами с обгоревшими краями. У Кирюхи сквозь прорехи высовывались локоть и воротник рыжей дубленки. На спине Штильмана зияла косая дыра, сквозь которую виднелась ткань куртки с лезущим из разрывов синтепоном. На мне простыня так и вовсе расползлась на лоскуты, не соберешь. Все эти дыры, вероятно, результат попадания мельчайших плазменных брызг. Я приказал освободиться от лохмотьев, утративших маскирующие свойства, все равно от них теперь никакой пользы.
Рассеченный лоб Штильмана был промыт перекисью и заклеен пластырем. Однако сам ученый, похоже, забыл о своей «страшной» ране. На его лице застыло потрясенное выражение. И то верно — телекинез не строительный кран, не каждый день увидишь, как он работает. Степан Макарыч осторожно ощупал свои ноги, затем поднялся и попробовал сделать несколько шагов, опираясь на винтовку. Бодрым жестом показал мне, что он в полном ажуре, но я-то видел — с левой ногой у него не все в порядке. Дед почти не ступал на нее, а если и ставил на дно пещеры, то его лицо кривила судорога боли. Не знаю, далеко ли он проковыляет в таком состоянии.
Потрепало нас, конечно, изрядно. Однако эта стычка у подножья Тамаринской стрелки была нам только на руку. Пришельцы видели, как людишки забились в какую-то щель в скалах, где их накрыло завалом, так что мы с полным основанием могли считаться покойниками. Надеюсь, что красноглазые не знают о выходе с другой стороны хребта, где покойники способны неожиданно воскреснуть. Потому что иначе нам организуют торжественную встречу, а нам ее не надо, мы уж как-нибудь сами, по-тихому…
Я встал посреди уходящего в темноту прохода. Попросив у Кирюхи фонарь, посветил вперед. Через несколько метров расселина поворачивала направо. Высокий свод изо льда выглядел целым. Надеюсь, дальше он нигде не обрушился и мы выйдем на другую сторону.
— Какова длина расселины? — спросил я у Кирюхи.
— Метров двести, наверно. — У парня была привычка резать окончания слов, вероятно, в силу характера, не терпящего длиннот.
— Завалов много?
— Не. Нормально пройдем.
Я достал листок с картой-схемой. Судя по отметке Степана Макарыча, этот путь ведет в район между двумя «щупальцами» космического корабля. Что нас ожидает на выходе — голый склон или нагромождение скал, — об этом я поинтересовался у деда. Тот наморщил лоб, припоминая:
— Валяются там, кажись, камушки, но не слишком много.
— Дед, — терпеливо пояснил я свою мысль, — меня интересует: когда мы выйдем из расселины, не будем ли мы отсвечивать, как на красной ковровой дорожке в Голливуде?
— Не знаю, — пожал он плечами. — Не был я в Голливуде.
Так я и не понял, что нас ожидает на выходе. Впрочем, ладно, до него еще надо добраться.
Перед тем как отправиться в путь, я ощупал котелок. Стенки больше не вибрировали. Я заглянул под крышку. Шар не светился. Штильман в чем-то был прав: опасно тащить эту хреновину на ее историческую родину — выдаст в два счета. Ну а как тогда проходить через силовые поля? Ножиком ведь их не проковыряешь! Придется тащить, никуда не денешься. Надеюсь, алюминий котелка заглушит «голос» шара и он не выдаст нас в самый ответственный момент.
Проверив, не осталось ли возле завала наших вещей, мы двинулись в темные скалы.
Кирюха шел первым, освещая проход фонарем. Иногда парень бросал через плечо короткие предупреждения вроде «скользк» или «голову осторожн». В замкнутом пространстве пещеры слышались наше дыхание, покашливания, шуршание одежды.
Некоторые участки расселины были настолько узкими, что приходилось протискиваться между скалами. В одном из таких мест застрял Штильман (ничего другого я от него не ожидал). Григорий Львович, в отличие от остальных, забыл снять рюкзак, и в результате сел между камней, словно клин. Он не мог двинуться ни вперед, ни назад, и лишь беспомощно дергал плечами. Успевшие протиснуться на другую сторону Кирюха и Степан Макарыч тащили ученого за руки, а я пихал его ступней с этой стороны. Коллективными усилиями Штильман был извлечен из западни.
Степан Макарыч вроде расходился. Я видел, что он стал наступать на левую ногу и меньше опираться на винтовку. Дай-то бог! Может, и пройдет. Хотя на чудо я не надеялся, чудес не бывает. Ноги ему помяло по-настоящему, и если даже наступило улучшение, которое есть не что иное, как первичная реакция организма на травму, то через несколько часов состояние резко ухудшится. Могу гарантировать, сам сталкивался много раз. Будет здорово, если он вообще сможет перемещаться в пространстве.
Проделанный путь показался мне гораздо длиннее двухсот метров, обещанных Кирюхой. Вероятно потому, что двигались мы с черепашьей скоростью. О близости выхода я догадался по глухому шуму, раздающемуся из-за стен. Я снял с плеча бластер, догнал Кирюху и пошел рядом. Через двадцать шагов мы перелезли через небольшой завал и луч фонаря уткнулся в белую стену, стоящую поперек нашего пути.
— Вроде как пришли, — констатировал Кирюха.
Мы вскарабкались на небольшую насыпь смерзшегося снега, которую навалило снаружи, когда отверстие было открыто. За стеной слышались лязг и удары неизвестных механизмов. Похоже, мы у цели. Степан Макарыч, Бульвум и страдальчески державшийся за лицо Штильман замерли у основания насыпи, ожидая наших действий. Кирюха поднял приклад, чтобы разбить стену, но я остановил его, придержав ружье.
— Предоставь это старому разведчику, — попросил я.
Сломать завал и выбраться наружу не составляло проблемы. Сейчас гораздо важнее выяснить, не поджидают ли нас там? Используя ствол бластера в качестве бура, я проделал в стене аккуратное отверстие. Труба легко прошла сквозь снег — толщина преграды оказалась не более полутора кирпичей.
Через прокол в темноту расселины ворвался хрустально-голубой луч. Я припал глазом к отверстию.
Мне открылся вид скал, освещенных необычным сиянием, крутой заснеженный склон, торчащие из него копья елей. Судя по всему, я видел кусочек Улус-Тайги. В основание склона упиралось огромное металлическое сооружение, которое я не видел полностью — только край. Что это было, я не понял. Вполне возможно, что человеческий мозг вообще не в состоянии такое осознать. Но я, сказать по правде, и не ставил перед собой подобной задачи, я сюда не за этим пришел. То, что мне нужно было увидеть, я увидел: несколько крупных валунов возле выхода из расселины, способных укрыть пятерых лазутчиков, а также отсутствие какой-либо охраны поблизости.
— Теперь можно, — кивнул я Кирюхе и начал разгребать снег. — Только роем небольшую дыру, не метро прокладываем.
Мы проделали аккуратное отверстие, по очереди вылезли сквозь него на каменистый склон. Кирюха плюхнулся на снег за расколотым валуном. Я укрылся под кедром среди пучков сухой травы. Остальным приказал пока оставаться в расселине, после чего поднял голову, чтобы осмотреться. Передо мной открылась небольшая долина, зажатая между хребтом и сопкой.
Штильман упоминал, что опустившийся в распадок корабль пришельцев огромен, однако я даже представить не мог — насколько. Это было не просто космическое судно, трансформировавшееся в базу.
Это был целый инопланетный город.
Раскрывшиеся элементы конструкции заполняли почти весь распадок. Они протянулись во все стороны толстыми металлическими щупальцами («лепестками», как назвал их Григорий Львович). Щупальца легли на дно и склоны, поломав деревья и продавив породу. Из центра комплекса в небо поднималась исполинская башня — вся в наростах, надстройках, цепочках крошечных окон и огней. Вид у нее был мрачный и неземной. Возле вершины плавали посадочные площадки с катерами. Сверху сооружение накрывала прозрачная полусфера силового поля. Именно она отбрасывала в небо за Тамаринской стрелкой фиолетово-голубое зарево, видимое ночью за десятки километров.
По дну распадка ползали десятки крохотных муравьев. Пришельцы деловито копошились возле мобильных установок, уходящих в землю — именно от них исходил лязг и грохот, которые мы слышали в расселине. Неподалеку от нас над склоном висела массивная охранная башня-шайба. Ее опоясывала тонкая щель смотрового окна, из темных бойниц торчали стволы орудий. О таких «шайбах» упоминал Штильман.
Какой-либо тревоги, вызванной пальбой на другой стороне хребта, в городе пришельцев не наблюдалось. Он был погружен в свою хаотичную идиотскую жизнь.
— Матушки, — услышал я шепот Степана Макарыча. Он разглядывал пришельцев сквозь дыру в снежной стене. — Как их много! Зачем они здесь?
— Кабы знать, — вздохнул я, думая о своей миссии.
— Какие они уроды, — сказал щурившийся Кирюха. — Надо ж такими уродиться!
— Мы для них тоже не красавцы. — Это Григорий Львович решил лекцию прочитать. Видать, полегчало. — Понятия красоты и уродства являются лишь внешним выражением лучшей или худшей приспособленности особей определенного вида к определенной среде обитания. В другой среде эти особи могут выглядеть неестественно и даже нелепо. Но это не значит, что они уроды или что-то в таком духе.
— Вы их защищаете? — удивился Кирюха.
— Просто объясняю, почему их нельзя называть так, как вы назвали.
— А по-моему, защищаете! — Кирюха с интересом повернулся к заму по науке. Возможно, окажись они ближе двух с половиной метров друг от друга, кое-кто схлопотал бы в лоб. Григорий Львович выбрал неудачный момент для отстаивания своей точки зрения. Для Кирюхи, чей поселок после нашествия красноглазых лишился третьей части населения, копошащаяся внизу масса состояла исключительно из уродов.
— Хватит базарить! — прекратил я их спор.
Я вытащил из рубашки набросок карты-схемы и расправил его в ладонях, чтобы сравнить с реальным ландшафтом. Если Бульвум не обманул (нужно отдать ему должное, на лжи я его не ловил), то вход в пещеру должен находиться вон за тем металлическим щупальцем, лежавшим на склоне Улус-Тайги. Добраться до цели можно либо обходным путем, по склону сопки, либо напрямик, через кишащую инопланетными тварями долину.
Поскольку контактировать с тварями мне хотелось менее всего, то первый вариант, несмотря на значительно большее расстояние, выглядел предпочтительнее. Под прикрытием скал и деревьев мы могли бы незаметно пересечь склон, обогнуть сооружения пришельцев и оказаться возле пещеры… Могли бы, если бы не одно «но». На многих участках склон был крутым, почти отвесным. Преодолеть такой способны лишь опытные альпинисты, обладающие соответствующим снаряжением. У нас не было ни опыта, ни снаряжения. Кроме того, широкая полоса местности на стыке хребта и сопки была лишена каких-либо укрытий. На ней наши дубленки и пуховики будут видны как на ладони, в том числе из охранной башни, так что пройти этим путем можно будет только в широкие небесные врата апостола Павла.
Вот и получается, что нет у нас другой альтернативы, кроме как ломиться напрямик сквозь занятый пришельцами распадок. Сложный путь, опасный, неприятный. Но единственный.
Я обернулся к отверстию. Позади выглядывающих из него лиц Степана Макарыча и Штильмана белели глаза моего инопланетного спутника — остальную фигуру скрывала тьма. Я показал ему, чтобы полз ко мне, но он даже не шелохнулся, осел упрямый, делал вид, будто не понял. Пришлось самому к нему ползти.
Я ткнул пальцем в изображение пещеры на схеме, потом указал на противоположный склон.
— Пещера там?
Бульвум слегка высунул голову из снежного отверстия. Посмотрел на схему, на склон.
— Скажи мне, — повторил я, — пещера находится там, за этой железной лапой, да?
Слабый кивок.
— А нет ли у тебя мыслей, как к ней пробраться?
В глазах Бульвума всколыхнулось непонимание.
— Ладно. Забудь.
Я стащил шапку с упревшей головы. В распадке было гораздо теплее, чем за хребтом. Комплекс пришельцев излучал много тепла: все эти машины, огни и силовые поля вырабатывали мегаватты энергии.
— Спасибо, Степан Макарыч, — обратился я к деду, — что довел нас. Дальше пойдем одни.
— Я с вами! — неожиданно бросил Кирюха.
— Валерочка, — с серьезным видом обратился ко мне дед, — мы пойдем с вами до конца. Все одно выход из расселины завален, некуда нам возвращаться.
Я закурил, пряча сигарету в ладони.
— Как твоя нога, дед?
— Да что нога, разве это помеха! В девяносто восьмом меня медведь поломал, так я после этого тридцать пять километров протопал до дома — и ничего!
— А вы что скажете, Григорий Львович? Тоже с нами?
Я видел, как у Штильмана дрожат руки от страха. Однако он нашел в себе мужество произнести:
— Как вы представляете поход без меня? Я назначен ответственным за эту операцию. Я должен попасть в пещеру. Нет, без меня нельзя.
— Понятно. — Я сделал глубокую затяжку. Сигаретный дым наполнил грудь, мягко ударил в голову. Курение, конечно, убивает, но мне от него всегда становится лучше. — Значит так. Как командир группы приказываю следующее: со мной отправятся чурка и Кирюха. «Наука» и Степан Макарыч остаются здесь.
От обоих тут же посыпались возражения. Я поднял ладонь, показывая, что сотрясать воздух бессмысленно.
— Прения закончены! Я все решил. Если пойдем толпой, нас заметут быстрее, чем Григорий Львович успеет разложить в уме закон Ома.
Я еще умолчал о том, что оба ранены. Степан Макарыч недалеко проковыляет со своей ногой, как бы ни бахвалился, так что пусть отлежится в укрытии. А Григорий Львович… в тылу врага этот научный работник мне вообще на фиг не нужен. Пусть отлеживается рядом с дедом, читает ему свои лекции.
— Мне кажется, вы забываетесь! — задохнулся от гнева Штильман. — Да я, черт побери, заместитель руководителя проекта!
— Вы, Григорий Львович, заместитель руководителя у себя в кабинете. А в поле я главный, ясно? Все, не спорить. Укроетесь в расселине и попытаетесь замаскировать отверстие. Если мы не вернемся к завтрашнему утру, попытаетесь сами перевалить через хребет.
Штильман надулся как ребенок. Тоже мне, обидели его, не дали в войнушку поиграть. Взрослый человек, должен понимать, что генералы в разведку не ходят.
Мы с Кирюхой стали быстро собираться. Я сбросил вещмешок и избавился от слишком заметной собачьей шапки. Взял с собой только бластер, флягу с водой, несколько сухарей, которые распихал по карманам, котелок с шаром, пачку сигарет и спички… Спички в этом перечне были главным пунктом: без них не разведешь огонь, а значит, не уничтожишь гадость, ожидающую момента, чтобы вырваться на земные просторы. Поэтому коробок я завернул в целлофановый пакетик, который спрятал в карман рубашки под свитер и фуфайку.
Степан Макарыч снял с ремня большой охотничий нож в потертых кожаных ножнах. Неожиданно протянул его мне.
— Возьми, Валерочка, — сказал он. — Еще моему отцу принадлежал. Этот нож с ним всю войну прошел, не у одного фрица во внутренностях побывал… Возьми. Пригодится.
Я принял подарок с легким трепетом в груди. Отстегнув кнопочку, обхватил желтую костяную рукоять и вытянул лезвие. Зеркальная поверхность блеснула светом восходящего солнца. Клюв ножа был острым и хищным, режущая кромка заточена словно бритва. Вот это вещь! Для бесшумного проникновения на территорию пришельцев такой нож может оказаться очень полезным. Сжав его в кулаке, я ощутил, как нарастает уверенность.
— Спасибо, дед.
Бульвум уже застыл на старте. Ему не терпелось продолжить путь. Красный пуховик «Коламбиа» он оставил в расселине, и теперь до жути походил на одну из тварей, копошащихся внизу.
Прощаясь, Степан Макарыч крепко обнял Кирюху.
— Будь поосторожнее.
— Да ладно, дядь Степан, все будет в норме! — заверил тот.
Кирюха оторвался от деда, я помахал на прощание всем, кто остался в расселине, после чего мы короткими перебежками от камня к камню начали спуск в долину.
Висевшая над склоном охранная «шайба» розовела в рассветных лучах. На всем протяжении спуска по каменистой насыпи я беспрестанно на нее оглядывался. Не давала мне покоя эта висячая бандура, все время казалось, что какой-нибудь из ее датчиков сейчас засечет движение на склоне, торчащие из бойниц стволы повернутся в нашу сторону и последнее, что я увижу в этой чудовищно несправедливой жизни, будет море света… Ничего этого не случилось. Скрываясь за скалами и валунами, мы успешно миновали охранную башню и спустились к краю долины, вдоль которой тянулась лесополоса. Снег под деревьями почти сошел, обнажив ковер опавшей хвои и выпирающие корни. Мы залегли в невысоком кедраче. Я — в центре, Бульвум и Кирюха — по бокам.
Впереди, в сотне метров, среди редких елей возвышались две установки, похожие на буровые. Рядом стояли цистерны, от которых к установкам тянулись прозрачные шланги. Как я понял, пришельцы закачивали в грунт какой-то раствор, в результате чего земля вокруг потемнела и дымилась. Возле установок копошились невысокие гуманоиды со стертыми словно ластиком лицами — я не различал у них ни черт лица, ни глаз.
— Твари, — скрипя зубами, прошептал Кирюха. — Там такие ягоды росли! Все затоптали… А че они за гадость под землю закачивают? Аж весь снег в распадке сошел.
— Не знаю. Может, удобрения.
— На кой ляд? Там и без удобрений росло что угодно.
— Я же сказал, не знаю!
По периметру буровых бродили другие пришельцы — ростом повыше работяг, хотя и не такие высокие, как красноглазые. На них было нечто вроде доспехов далекого будущего — легкие, гибкие, отливающие серебром. Головы защищали шлемы с узким вырезом для глаз, в руках поблескивали трубки бластеров. Эти твари выглядели очень серьезно. Они не отвлекались на работы по землеустройству, в их задачу входила исключительно охрана периметра и наблюдение за окрестностями.
Конструкции, образующие металлическое щупальце, находились приблизительно в километре за рабочей зоной. Каким-то образом нам нужно туда пробраться, незаметно миновав всех этих охранников и гастарбайтеров. Я еще раз оглядел копошащиеся фигурки пришельцев, и в голове родилась идея.
— Есть план, — объявил я Кирюхе. Бульвум подался ко мне, пытаясь разобраться, что я хочу сказать: — Видите вон тех часовых?
Я указал на резервную цистерну, отодвинутую на полсотни метров от остальных. В ее тени застыли две неприветливые твари. Кривые руки небрежно лежали на оружии, подвешенном через плечо, головы в шлемах а-ля Робокоп поворачивались из стороны в сторону, сканируя окрестности. Пост располагался на краю рабочей зоны в десяти метрах от кромки леса.
— Часовых вижу, — ответил Кирюха. — И что?
— Со сторожевой башни этот участок не просматривается. Часовых нужно снять.
— Каким образом?
Я покосился на Бульвума, надеясь, что он проявит участие и поможет нам в деликатном вопросе, в конце концов, только у него есть дар убивать тихо и бесконтактно. Но в повернутых на меня очах играла усмешка, а флегматичное лицо ферга недвусмысленно выражало: «Твой план — ты и дерзай!»
— Ладно, помощничек, — устал я на него обижаться, — без тебя обойдемся… Кирилл, ружье и патронташ оставь здесь.
— Совсем без оружия пойдем?
— Возьмешь мой бластер.
Больше не спрашивая ни слова, Кирюха с готовностью принялся расстегивать кожаную перевязь, заполненную ружейными патронами. Сложив ее поверх двустволки, он получил от меня короткую трубку с лампочками на цевье. Серые глаза Прокофьева-младшего пробежались по невиданной игрушке — без удивления, характерного для подобного случая, обычный деловой осмотр — за что лучше браться, где расположен предохранитель, где спуск.
Я содрал с себя фуфайку, оставшись в одном свитере. Теперь на мне не было ничего лишнего, мешающего движениям, только нож Степана Макарыча на бедре, но он не мешал. Я отстегнул лямку, извлек его из ножен и помял в пальцах рукоять, привыкая к ней. Давненько я не тренировал технику владения ножом, почти все забыл. Ничего. Наработанные навыки бесследно не исчезают, а только скрывают себя до поры. Когда понадобится, сами выскочат как чертик из табакерки.
Подперев крупную голову ладонью, Бульвум удобно растянулся на хвое и с вялым интересом наблюдал за нашими приготовлениями. Поза до жути человеческая, где он мог ее подсмотреть? Наверняка в избе кто-то так валялся на диване или на лавке. Может, даже я… Ух и силен, обезьянья морда, нас пародировать. Максим Галкин, блин!
Сделав вид, что слева от меня находится пустое место, я повернулся к Кирюхе:
— Долг Родине отдавал?
Кирюха авторитетно кивнул.
— Где служил?
— В Забайкалье. Пограничником.
— Сойдет. Значит, слушай сюда. Во-первых, эту штуку… — я постучал пальцем по стволу, который он уже довольно сноровисто сжимал сухими пальцами, — …используй лишь в крайнем случае, если что-то пойдет не так. При выстреле она не гремит, как твоя двустволка, но внимание точно привлечет. Поэтому работаем аккуратно, как пластические хирурги.
Кирюха опустил и поднял веки, показывая, что понял.
— Твоя задача — незаметно пробраться вон в тот березняк. — Я указал кончиком ножа на островок деревьев, хаотично растущих над обрывом. Он располагался в стороне от цистерны, метрах в тридцати. — Затаись в нем, пока я не подам сигнал. Когда услышишь одиночное карканье, отвлеки чем-нибудь стражей. Сделай так, чтобы оба повернулись в твою сторону, но сильно не громыхай, чтобы вся охрана не заинтересовалась. Нужно отвлечь внимание только этих двоих. Придумаешь что-нибудь?
— Не вопрос. Сам что будешь делать?
— Попытаюсь подобраться со спины, — ответил я, пробуя лезвие ногтем.
Кирюха с интересом посмотрел на охотничий нож дядьки, потом перевел уважительный взгляд на меня. Я ободряюще сжал его плечо, перевалился на другой бок и выдал небольшое напутствие Бульвуму, сопроводив каждое слово жестами для идиотов:
— Ты! Остаешься! Здесь! Ферштейн, чурка?
Он смотрел на меня, не моргая. Верхняя тонкая губа приподнялась, обнажив мелкие зубы. Похоже, этот гад изгалялся надо мной. Врезать бы ему еще разок, чтобы вправить мозги в нужную сторону, но время неподходящее для воспитательной работы. Будем считать, что он все понял.
Кирюха уполз назад. Я проводил его взглядом. Пригнувшаяся к траве фигура в сером свитере мелькнула среди стволов и растворилась в зарослях хвои. Парень превратился в призрака, я даже не слышал, чтобы у него под ногами треснул сучок. Настоящий охотник.
Я оставил Бульвума и пополз вдоль опушки, чтобы сократить дистанцию, которую придется пересекать по открытой местности. Два охранника возле резервной цистерны приблизились, до моих ушей донеслось их неразборчивое горловое клекотание. Решили поболтать, скучно пацанам на посту, это бывает. Болтайте дальше, а я пока буду ползти. У каждого из нас будет свое занятие чуть позже мы встретимся, но пока болтайте… Мысленно разговаривая со стражами, я полз, опираясь на локти, пока не оказался напротив и чуть сбоку от цистерны, метрах в десяти от фигур в серебристой броне. Ближе не подобраться — но спасибо и на этом. Слившись с подлеском, я принялся не спеша рассматривать уязвимые места в защите потенциальных жертв.
Отливающие серебром латы, кираса и шлем выглядели прочными, пулей не прошибешь, однако в сочленениях виднелись щели, куда, как я надеялся, сможет проникнуть лезвие. Только бы под панцирем не оказалось какой-нибудь кольчуги. Хотя на фига им кольчуга? Все ж не средневековые рыцари!
Где-то через минуту над лесом пронесся крик сойки. Кирюха добрался до своей позиции, отлично. Я вытащил нож, огляделся по сторонам, оценивая обстановку. В пятидесяти метрах справа возле одной из установок копошились безликие гастарбайтеры. У них возникла какая-то проблема, то ли бур наткнулся на камень, то ли что-то еще случилось, в результате они суетились и галдели. Слегка отвлекаясь на эту перепалку, рядом прохаживался страж. Я дождался, пока он завершил очередной отрезок пути и повернулся ко мне спиной, после чего, прикрыв рот ладонью, чтобы звук шел как бы со стороны, негромко каркнул. Теперь все внимание сконцентрировалось на березовом островке над обрывом.
Спустя несколько секунд из-за деревьев вылетел небольшой камень и, оставляя шлейф серой пыли, с глухим стуком покатился вниз. Оба пришельца возле цистерны моментально повернулись в ту сторону. Чуткие, черти. Привлекая их внимание еще больше, Кирюха пошевелил ветвями. Создалось полное впечатление, будто сквозь березняк кто-то прошел, задев ветви и столкнув камень с обрыва, вот только дикое это было существо или разумное — охранникам еще предстояло разобраться. Маленький березовый островок приковал их внимание, Кирюха все сделал как надо. Еще раз оглядевшись, не видит ли кто, я вскочил на ноги и во всю прыть побежал к повернутым ко мне спинам.
Под валенками хрустел гравий, но этот звук заглушили стуки и уханье работающих установок, поэтому первый страж, которого я настиг, не услышал моего приближения. Обхватив одной рукой колпак шлема, я со всей силы вонзил под него нож. Шлем подпрыгнул, внутри него чавкнуло. Я на мгновение ощутил упругое сопротивление, но не кольчуги, не стальных пластин — обычных мышц и сухожилий. Потом лезвие погрузилось по рукоять, и на запястье хлынула ледяная прозрачная кровь. В течение следующей секунды я всадил нож еще дважды. Прижатый к груди шлем подпрыгивал при каждом ударе.
Часовой забулькал, задергался в конвульсиях. Ноги его подломились, и он стал заваливаться на траву. Выпустив тело из рук, я кинулся ко второму пришельцу. Он уже почуял неладное и начал поворачиваться, попутно сдергивая с плеча бластер.
Шаг… другой…
Удары сердца в висках.
Я отбил ногой направленный на меня ствол и врезался в стража. Сверкнула вспышка. Он все-таки успел разрядить бластер, к счастью, выстрел ушел куда-то в землю. Мы рухнули наземь в тень цистерны, и я быстро понял, что с этим вторым сладкой жизни у меня не будет.
Противник оказался сильным. Я полоснул лезвием по шее, целя в щель под шлемом, но пришелец успел пригнуть голову, и сталь ножа без пользы чиркнула по броне. Я поднял руку для второго удара, но куда бить, не знал — повсюду серебристая защита и никаких щелей.
Твою неваляху!
Воспользовавшись моей растерянностью, пришелец легко меня сбросил и уже сам навалился сверху. Одна рука в железной перчатке придавила мою голову к земле, другая начала шарить в пожухлой траве в поисках оброненного бластера. Я несколько раз наобум полоснул по ней ножом, не позволяя дотянуться до оружия. Из-под шлема раздался высокий визг — лезвие прорезало металлизированную ткань перчатки, и мой противник остался без нескольких фаланг. Пытаясь закрепить успех, я двинул коленом промеж ног… и зашипел от боли, отбив коленную чашечку о какой-то шарнир.
Между нами завязалась борьба. Хотя, по правде сказать, это мне так хотелось бы ее назвать. Противник был тяжелым как черт, и то, что происходило в тени цистерны, больше напоминало противостояние человека и наехавшего на него бульдозера. Издавая раздраженный хрип, пришелец одной рукой пытался вдавить мой череп в землю (и нужно отметить, что у него это неплохо получалось), другой нашаривал оружие. Я не понимал, как он собирался стрелять без пальцев, но отчаянно кромсал руку снова и снова, надеясь, что он истечет кровью и рухнет без сил.
Одиннадцатый или двенадцатый удар зацепил нерв. Голова стража судорожно дернулась, заветная щель между шлемом и кирасой приоткрылась. Не теряя ни секунды, я вогнал в нее нож и, помогая себе второй рукой, протащил лезвие вдоль всего отверстия, словно разрезая арбуз. Кровь хлестнула из разрезанного горла, словно из порванной трубы, и залила мне грудь. Пудовая ладонь соскользнула со лба, и страж рухнул на меня ничком, едва не разбив шлемом лицо — я едва успел подставить руки, чтобы изменить траекторию падения тела.
…Подбежавший Кирюха помог выбраться из-под двухсоткилограммового мертвеца. В принципе, племянник Степана Макарыча был уже на подходе, и если бы я не справился, то он бы подсобил. Но я справился. Мы оттащили тела к цистерне, чтобы их не было видно со стороны.
— Ух! — произнес он, когда мы оказались в безопасном месте.
— Что «ух»? — не понял я.
— Лихо ты их разделал.
— Со вторым долго возился.
— Мне так не показалось… Что дальше?
— Дальше? — Я стянул шлем с одного из часовых. Картина под ним открылась — не приведи господь — нос крючком, глазки маленькие, сквозь прозрачную кожу виднеются кости черепа. — Дальше все просто, Кирюша.
Когда к кедровнику, в котором прятался Бульвум, подошли двое охранников в серебристых доспехах и шлемах, пришелец встретил их ироничной ухмылкой.
— Чего лыбишься, идиот! — пробурчал я из-под щитка. — Поднимайся.
От защитной экипировки несло удушливым смрадом: то ли от крови, изрядно пролившейся внутрь, то ли от выделений подкожных желез прежнего хозяина, так что через нос я старался не дышать. Облачаться в броню было сущей мукой. Когда мы с Кирюхой начали этот процесс, я сперва подумал, что не влезу ни в кирасу, ни в металлические штаны, похожие на стальные трубы, а если влезу, то не смогу в них ходить. Однако, оказавшись на теле, латы неуловимо изменились в размерах, подстроясь под длину и рельеф человеческих конечностей. Ходить в них оказалось на удивление легко: работе мышц помогали сервоприводы, запрятанные в металл. Так что все наши неудобства свелись к тяжелому запаху из-под брони, лишнему суставу над локтем, не позволяющему сгибать руку до конца, и натертой коже под мышками и между ног.
Бездыханные тела охранников мы засунули под цистерну. Надеюсь, их не хватятся как минимум столько времени, сколько нам понадобится на путешествие к пещере. Конечно, этот прогноз был слишком оптимистичным, но рассматривать другой у меня не было желания. Каждая минута пребывания в городе пришельцев и без того выматывала нервы и отнимала душевные силы. Мерзкие здесь ощущения. Словно мы очутились в фашистском концлагере.
…Приподняв шлем, я кинул в рот пару сухарей, немного отхлебнул из фляги. С момента нашего походного завтрака прошло много времени.
— Как у тебя дела? — поинтересовался я у второго космического пехотинца.
— Под мышками трет, — пожаловался Кирюха из-под шлема. — Долго нам ходить в этом маскараде?
— Придется потерпеть… Ну ты идешь с нами или нет? — Реплика относилась к Бульвуму, который неторопливо поднимался с земли, отряхивая с боков рыжие иголки.
Я собрал все, что нам могло понадобиться: фляги с водой, сухари, сигареты, запрятал это в небольшой квадратный ранец, из которого вытряс разный инопланетный хлам. Котелок с шаром подвесил на пояс — среди других причиндалов он был незаметен. Кирюхины винтовку и патронташ, старый бластер, а также его куртку и мою фуфайку оставили в кедровнике. Если повезет, то вернемся за ними.
Бульвум наконец выбрался из хвойных зарослей и встал между нами. Мы с Кирюхой опустили щитки на лица, и наша троица, теперь не отличающаяся от здешних тварей, двинулась в глубь оживленного инопланетного комплекса. Нужно было спешить: до истечения срока заряда энергетической капсулы оставалось не больше двадцати часов.
Чем глубже мы проникали на вражескую территорию, тем больше нас окружало тварей: тружеников с как будто стертыми лицами, вооруженных охранников в доспехах; трижды я видел вдалеке рослые фигуры красноглазых гигантов, возвышающиеся над остальными на две-три головы. Тварей было много. Стоит одной из них заподозрить в нас лазутчиков, как путь назад будет отрезан целым их полчищем, и вряд ли два бластера проторят дорогу назад.
Бульвум все-таки отличался от остальных пришельцев. На счастье, никто, кроме меня, этого не замечал. Возможно потому, что составленный из нас с Кирюхой охранный конвой отвлекал от него внимание. Ферг буднично шагал между нами, большеголовый, невысокий, делающий вид, что ничем не выделяется среди других. Мы все делали такой вид. Я даже придумал небольшую легенду — нам приказано отвести большеголового чудика вон к тому металлическому щупальцу. Правда, изложить ее все равно бы не получилось — бульканье горлом по-прежнему оставалось за пределами моих способностей.
Космический корабль, растянувшийся между двумя склонами, образующими распадок, занимал впереди все пространство. Наш путь лежал к его гигантской расправленной клешне, расположенной справа. Вокруг двигались чужеродные механизмы, кипела чужеродная жизнь. Кирюха с любопытством крутил головой по сторонам, мне даже пришлось шикнуть на него, чтобы не отвлекался и держался в образе. Однажды, чуть ли не над нами, звучно вонзая ходули в грунт, прошагал треножник. От вида старого знакомого мои ступни приросли к земле. Казалось, что танк сейчас поймает сигнал шара на моем поясе, резко встанет, пушки грозно повернутся в нашу сторону… но треножник самым прозаическим образом протопал мимо. Я провожал его взглядом, спрятанным за смотровой щелью, пока он не скрылся.
Наконец наводненные пришельцами места остались позади. Мы двигались по ломаному ландшафту через пригорки и овраги, среди которых торчали светящиеся, вращающиеся, завывающие установки. Почва между ними высохла и растрескалась, сверху ее покрывал налет гари, сквозь который пробивались уродливые ростки. Возможно, именно для них, этих робких отпрысков чужеродной жизни, предназначались все эти установки, буровые и растворы, подаваемые из цистерн. Пришельцы выращивали в таежном распадке оазис своей поганой флоры… И я вновь подумал о том, что они расположились здесь надолго. Все никак мне не давала покоя эта мысль.
Вблизи силовое поле выглядело такой же необъятной прозрачной стеной, на которую мы наткнулись в тайге. Оглянувшись, не гуляют ли по окрестностям случайные прохожие, я снял крышку с котелка. Извлеченный из него шарообразный пропуск, оказавшись возле силовой преграды, тотчас засветился. Как в прошлый раз, стена сначала вогнулась, затем в ней проявилась дыра, сквозь которую мы беспрепятственно прошли внутрь купола, накрывавшего комплекс. Небо над нами приобрело фиолетовый оттенок.
Я очень надеялся, что наш маленький рейд сквозь границу силового поля не привлечет внимания. Если представлять сторожевую структуру города пришельцев чем-то вроде системы охраны мебельной фабрики, то на диспетчерский пульт должен поступить сигнал о нарушении периметра на одном из участков. Наверняка такой сигнал поступил. И я должен был этим встревожиться, если бы прежде не обратил внимание на рабочих. Они сновали сквозь поле настолько часто и хаотично, что наш сигнал должен был затеряться в десятках других. Так что тревожиться пока не стоило.
На подходе к щупальцу местность выровнялась. Я уже видел среди ферм и корпусов ленточку трапа, по которой можно было перевалить через гигантскую опору корабля — туда, где в основании сопки находилась заветная пещера. Внезапно Бульвум остановился и посмотрел на небо. Мой спутник зачастую выглядел заторможенным и неуклюжим, но не стоило обманываться: если около нас происходило что-то важное, он подмечал это первым.
Поправив съехавший шлем, я проследил за его взглядом и обнаружил, что из-за гребня Тамаринской стрелки выплыло большое воздушное судно. Длинное, овальное, по форме напоминающее пирожок с рядом иллюминаторов вдоль борта, окутанное легкой дымкой плавящегося воздуха.
Заметив, что мы куда-то смотрим, Кирюха тоже задрал голову к небу.
Судно прошло над склоном, отбрасывая на него тень. Над распадком летательный аппарат на секунду замер, совершил разворот и вошел в силовое поле, после чего стал снижаться к противоположному от нас щупальцу. Там его поджидала пустая платформа, на которую «пирожок» совершил плавную посадку. В дрожащем мареве воздуха открылось пятнышко люка, и на площадку выползли четыре темных кузнечика. Красноглазые. Они окружили выход, после чего из судна потянулась струйка людей.
Расстояние было огромным, и я едва мог разобрать крохотные фигурки, появляющиеся из люка, однако не было ни малейших сомнений в том, что мы видели жителей Ускута. Мне даже показалось, что я узнал фигуру Антона.
Пришельцы добрались до подполья.
Эта мысль отравила душу, словно ядом. Моя уверенность разом улетучилась. В горле встал ком.
Кирюха содрал с себя шлем. Легкий ветер взъерошил его короткие русые волосы. Лицо окаменело. В расширенных глазах, смотревших на платформу, застыл шок. Я тихо приказал, чтобы он надел шлем, но Кирюха меня не услышал. Ничто в этом мире не могло заставить его повиноваться, потому что на далекой платформе среди остальных людей находилась его молодая жена и девятимесячный сын.
