Глава 10
ПЕЩЕРА

За нашими спинами шумно работали установки, а еще дальше поднималась Улус-Тайга, до которой мы наконец добрались. Только сейчас все наше внимание было приковано к другому краю распадка, где из только что прибывшего судна на посадочную платформу спускались плененные люди.

Люди, которые были нам далеко не безразличны.

— Нам нужно к ним, — пролепетал Кирюха севшим голосом. — Нужно их вытащить… немедленно…

Я выковырял из-под перчатки кругляш наручных часов, чтобы взглянуть на время, хотя и без того знал, что до отключения капсулы осталось девятнадцать часов. Ничтожно малый отрезок времени, учитывая масштаб и важность стоявшей перед нами задачи.

Цепочка людей, окруженная красноглазыми, полностью вытянулась из судна и двинулась к туннелю, ведущему в башенную часть корабля.

— Их ведут вон к тем боксам. — Дрожащим пальцем Кирюха прочертил в воздухе маршрут. — Мы пройдем вдоль щупальца, поднимемся туда и освободим их. Эти суки пожалеют, что тронули наших! Вдоволь нахлебаются своей вонючей кровушки…

— Кирюш, послушай. — Я тронул его за плечо.

— В две пушки мы их живо уроем! Понадобятся дополнительные магазины…

— Кирилл.

— Мы должны завалить еще охранников.

— Кирилл!!

Я дернул его за плечо, обращая на себя внимание. На меня уставились серые обезумевшие глаза. Цепочка людей на площадке уже преодолела половину пути и начала втягиваться в туннель.

— Мы должны пойти туда!

— У нас нет на это времени, — едва слышно сказал я.

Работающий позади аппарат оглушительно молотил по какой-то опущенной в землю трубе.

В Кирюхиных глазах отразилось недоумение. Он силился пробиться взглядом сквозь стекло смотровой щели, за которой скрывались мои глаза, но это было невозможно — стекло было затемненным.

— Кирилл, их не спасти. Себя угробим и не сделаем то, ради чего пришли.

— Там бабы, детишки… — Я видел, что его переполняют эмоции, слов не хватает. — Там Любка с Егоркой… Они что, останутся у этих уродов?

Я ответил ледяным молчанием.

Ну как еще объяснить парню, что это невозможно? Мы сложим головы, если сунемся на корабль. Но даже если нам чертовски повезет, даже если мы сумеем освободить пленных, то вывести такую ораву людей из распадка в принципе невозможно. Мы все погибнем. Вот это возможно! С этим вообще не возникнет каких-либо проблем.

— Вы представляете, что с ними сделают? — с вызовом спросил он.

— У нас более важное задание.

— Да фигня это все! — взорвался Кирюха. Бульвум вздрогнул, метнул осторожный взгляд. — Фигня ваше задание! Люди, вот что важно!

— Слушай, орел! — поднял я голос. — Ты еще молодой, чтобы мне указывать, какое у меня задание. Я понимаю твои чувства, но наша цель находится совсем в другой стороне. Мы должны найти пещеру. Только так. Надень шлем.

Он заторможенно глянул на шлем в руках, потом поднял на меня глаза.

— Я понимаю… Вы не можете идти за людьми, я это понимаю. Значит, мне просто придется идти одному.

Не успел я глазом моргнуть, как Кирюха побежал прочь, на ходу надевая шлем.

— Я найду их! — крикнул он напоследок.

— Кирилл! — Я бросился за ним вдогонку, пробежал несколько шагов и остановился: — Кирилл, стой! Стоять, рядовой!

Он даже не притормозил. Еще секунда — и серебристые доспехи исчезли за пригорком, на котором аккуратно гулял вверх-вниз небольшой поршень.

— Твою мать!

Я со злостью растоптал инопланетный побег. Стебель лопнул, и вытек сок, похожий на гной. На далекой платформе, к которой устремился Кирюха, цепочка людей скрылась в туннеле.

Даже новобранцам не нужно объяснять, что для похода во вражеский тыл и освобождения пленных требуется холодная голова. А если пелена застилает глаза и сердце пылает местью — ничем путным эта деликатная операция не закончится. Парень забыл, что наша ситуация разительно отличается от противостояния «деревня на деревню», все гораздо серьезнее… Его не ждет ничего, кроме гибели. Отговорить Кирюху от безумной затеи у меня не получилось, парень слишком горяч, а идти вместе с ним, чтобы наставлять и поддерживать, я не мог. Не мог, потому что это было глупо!

Я не могу без боли в сердце смотреть на пленных, особенно чем-то мне близких. Любой нормальный человек не может. Но отправляться на их спасение, когда перед тобой стоит важная, я бы сказал, глобальная задача — это то самое тупое геройство, которое я зарекся совершать, потому что ничего хорошего из него в итоге не выйдет. Я должен уничтожить последний экземпляр «желтой плесени». Я получил санкцию на выполнение этой задачи, ее успешный исход спасет миллиарды жизней и принесет мне маленький бонус. С какой стати я должен отклониться от главной цели и ринуться в гущу вражеских орд, рискуя оказаться в лапах красноглазых? Кому от этого будет польза? Мне? Кирюхе? Ускутским? Жителям Земли? Только красноглазым, которые получат свежие закуски…

Погрузившись в мысленный спор с самим собой, я обнаружил, что продолжаю стоять на месте, в то время как Бульвум утопал далеко вперед. Пришельца не мучил нравственный выбор. Ему зачем-то нужно было попасть в пещеру, и он туда шел.

Трап, ведущий наверх, выглядел обычно: металлические перильца, ступени из просечки. О неземном происхождении напоминал только необычайно тонкий и прочный металл, из которого была выполнена конструкция. Оглядевшись, не привлекаем ли мы внимания — возле щупальца снова начали попадаться безликие, ковыряющиеся в оборудовании, — я толкнул Бульвума на ступеньки и стал подниматься следом за ним.

С каждым пройденным метром дно долины плавно уплывало вниз. Перебирая ногами, я крепко держался за перила. Трап был прямым, как пожарная лестница, без маршей и промежуточных площадок. Закружись у меня голова, полет будет долгим и увлекательным.

На середине пути сквозь гул установок внизу прорезались посторонние звуки: визг бластера, один или два взрыва и устрашающий рев — то ли техники, то ли какого-то существа, не разобрать. Обзор в той стороне загораживала могучая центральная башня, поэтому я ничего не увидел… Что это было? Кирюха или кто-то другой? Я не знал. Я даже не знал, услышал ли вообще что-нибудь. Вполне могло оказаться, что гул установок, непрерывно давивший на барабанные перепонки, вызвал слуховую галлюцинацию. По крайней мере, хотелось верить в это, а не в то, что призрачные звуки оборвали Кирюхину жизнь.

Я постарался выбросить эпизод из головы. Нельзя поддаваться эмоциям.

Когда мы перевалили через край и оказались на плоской, утыканной всевозможными устройствами вершине щупальца, я с трудом переставлял ноги — при подъеме во встроенных в доспехи сервоприводах что-то сбилось и они перестали попадать в такт работы человеческих мышц. В отличие от меня, изматывающий подъем совсем не сказался на Бульвуме. Ферг выглядел бодрым и свеженьким, словно мог запросто повторить пройденный путь. Ну еще бы! Весит в три раза меньше, и доспехов на нем нет. Естественно, он не устал.

Я без сил привалился к небольшой тумбе, состоявшей сплошь из радиаторных решеток. Бульвум рассерженно махнул рукой, показывая, что мы должны идти.

— Отстань от меня, животное! Дай отдышаться!

Однако Бульвумчик не переставал нервничать и звал меня продолжить путь. Ему не терпелось побыстрее пересечь вершину. Видимо подозревал, что находиться здесь опасно. Я несколько раз глубоко вздохнул, оторвался от тумбы и поплелся за ним между рядами ферм, увенчанных какими-то тарелками, похожими на спутниковые антенны. Когда до края вершины оставалось метров пятнадцать, солнце вдруг загородила тень.

Бульвум метнулся под одну из «тарелок», я попятился под укрытие другой. Через некоторое время в просветах между конструкциями показался диск. Он плыл медленно, неторопливо, словно оглядываясь. Я стянул с плеча бластер и передвинул большим пальцем рычажок предохранителя. Если нас обнаружат, у меня найдется достойный ответ. Правда, сбитый катер, рухнувший в распадок, окончательно даст знать врагу, что по его территории бродят недружественные силы, но ничего другого не остается. Не позволять же ему безнаказанно нас расстреливать? Суицид пока не входит в сферу моих неотложных интересов.

Диск погулял над щупальцем, повертелся вокруг оси и неспешно поплыл в сторону башни. Бульвум показал мне ладонь, призывая повременить с выходом из укрытия, первым вылез под открытое небо, постоял, взглядом провожая катер. И показал, что можно продолжить путь. Я выбрался из-под «тарелки», и мы добрались до края вершины.

Под нами лежала часть распадка, отгороженная от остального мира горными склонами и конструкциями корабля. На севере склоны раздвигались, образуя своеобразный проход в тайгу. Степан Макарыч не обманул насчет непролазного бурелома, которым изобиловал тот путь. Если бы мы пошли там, то на преодоление завалов потратили бы не меньше суток. Это не считая поломанных рук, ног, выбитых позвонков, свернутых шей. Гиблое место. Вода там могла просочиться, а человек — нет.

Склон Улус-Тайги покрывал лес, опутанный, как и везде в окрестностях, желтой гадостью. У основания склона торчали массивные скалы, облепленные сухими елками. При виде них у меня вдруг отчетливо забилось сердце. Где-то там, под скалами и деревьями, находится пещера — в настоящий момент сакральное для нас место. К великому счастью, район не охранялся. Одинокие головки установок торчали то там, то здесь, но между ними не сверкали серебром доспехов стражи, не ездила техника, не мельтешили безликие. Может, и вправду, пришельцы не добрались до тайника?

— Оно там? — спросил я, указав пальцем вниз.

Бульвум взял мое запястье и передвинул его так, что палец теперь указывал на огромный каменный лоб, заросший сухим ельником. Оно там. И ждет нас… Я поймал себя на мысли, что воспринимаю «плесень» как живое существо, с которым мне предстоит схватка… Рука невольно потянулась к нагрудному карману, в котором лежали спички. Все в порядке, на месте. В крайнем случае, у меня есть бластер, с его помощью тоже можно добыть огонь, так что тереть палочки друг о друга не придется.

В груди поднялось волнение, стало тесно в доспехах. Я глубоко вздохнул, разгоняя сгустившиеся тревогу и неуверенность. Бульвум шагнул на ведущие вниз ступени и начал быстро спускаться, сигнализируя тем самым: держись за мной, не отставай. Я взялся обеими руками за перила и, ощущая холодок страха в солнечном сплетении, побежал за своим проводником вниз по прямому, как стрела, трапу.

На дне распадка лежал густой туман, то ли напущенный установками пришельцев, то ли имеющий естественное происхождение; из тумана торчали камни и одинокие скрюченные ели. Мы брели словно по пояс в молоке. Тощая спина Бульвума маячила впереди. Сейчас он снова чувствовал себя главным, и в этот раз факт нахождения бластера в моих руках не играл никакой роли. Только ферг знал, где спрятана «плесень», и я вынужден был ему подчиняться.

Для моего спутника все обстояло так, словно он вчера побывал в этих местах. Проведенные в анабиозе десять тысяч лет, за которые его родная планета превратилась в пыль, стали для Бульвума мгновением. За мгновение ферг лишился родины и остался один-одинешенек во всей Вселенной… Я поймал себя на мысли, что немного жалею этого маленького щуплого инопланетянина. Впрочем не настолько, чтобы забыть, что пришелец не просто так, из чувства врожденного альтруизма, ведет меня к тайнику с «желтой плесенью». У него есть там свой интерес.

Указанная Бульвумом скала приближалась, и я вновь отметил ее сходство с огромным выпуклым лбом, нависающим над темными «глазницами», образованными причудливой порослью елок и лиственниц. Хрустя щебнем, мы поднимались по скату. Несмотря на усталость в ногах, меня так и подмывало перейти на бег, чтобы поскорее увидеть прячущийся за ветвями зев пещеры.

В этой части распадка нам не попалось ни одного пришельца. С одной стороны — неплохо, не нужно опасаться разоблачения, хотя, с другой стороны, выглядело странным, что здесь никто не вкручивал бур в землю, не раскладывал будку с оборудованием, не шагал на трех ногах, высматривая, в кого бы засадить пушечный разряд. Тихо и невинно, как тихий час в детском саду. Лишь монотонно гудели заглубленные в землю установки, да откуда-то со стороны щупальца доносилось щелканье автоматических устройств.

Скат перешел в откос, поросший елями. Больше не опасаясь быть замеченным, я снял шлем и закурил сигарету, которую давно нес в ладони, бережно сжимая двумя пальцами за фильтр. Со стороны я, наверное, выглядел как клоун: труба бластера и высокотехнологичные доспехи, над которыми маячит небритая харя средневолжского происхождения с прищуренным колючим взглядом и мятой сигареткой в зубах. Бульвум по сравнению со мной выглядел настоящим лордом. Что поделать, если волосы на нем не растут и он не знаком с никотиновой зависимостью!.. Надо будет познакомить, когда закончится наше приключение.

Деревья расступились, и мы выбрались на небольшую поляну перед скалой-лбом. В ее основании темнело отверстие, по форме напоминающее приоткрытый рот. Я щелчком выбросил чинарик. Сердце оглушительно стучало в груди. Бульвум напряженно уставился в темноту под скалой. Вот мы и пришли.

Мы ненадолго остановились перед входом в пещеру, собираясь с духом, проверяя снаряжение и готовясь к последнему, решающему рывку. Именно тогда с запястья Бульвума раздался тревожный сигнал. Мы одновременно глянули на циферблат. Три светящиеся цифры превратились в две. Вот так. Время на исходе. Признаться, я и без того знал, что заряд энергетической капсулы сядет к завтрашнему утру, однако при виде огрызка из двух цифр по позвоночнику пробежал нехороший озноб, а внутри заскреблось предательское ощущение: «Не успеешь… не успеешь…». Утешало лишь то, что мы все-таки добрались до пещеры раньше, чем цифры на циферблате обнулились.

Бульвум уже собирался нырнуть в отверстие, но я задержал его:

— Не торопись.

Порыскав под деревьями, я набрал охапку хвороста — в самый раз для жаркого костра. Перевязав сучья ремешком, на котором висела фляга, я перевесил бластер на шею и взвалил охапку на плечо.

— Теперь можно идти, Бульвумчик. Ты ведь ничего не замыслил там, внутри, тварь пучеглазая, никакой ловушки мне не подстроил, а? На вот, возьми фонарик… Не надо тебе фонарика? И так в темноте видишь? Тогда иди первым.

Наклонив голову, Бульвум вошел под скалу. Чтобы последовать за ним, пришлось согнуться в три погибели. Фонарь я сжимал обратным хватом той же руки, большим пальцем которой придерживал на плече ремешок, стягивающий охапку сушняка. Рабочая правая на всякий случай устроилась на затворной раме бластера. Если возникнет необходимость, я мог быстро переключить себя из режима «мужик с охапкой сушняка» в режим «особо опасный мужик», легким движением пальцев сдвинув предохранитель и нажав на спуск.

Низким оказался только вход. После нескольких метров свод пещеры ушел вверх, и я смог разогнуться, хотя голову все равно пригибал, чтобы не напороться на свисающие со свода сталактиты. Луч фонаря ловил и терял спину бегущего впереди Бульвума. Он бежал быстро, поэтому приходилось шевелить конечностями, чтобы не отстать. Дно было сухим и ровным, кое-где усыпанным кусками породы, отвалившимися от свода. Галерея слегка петляла, но не ветвилась.

Доспехи опять начали жать, и у меня снова начались проблемы с воздухом в легких. Это все от излишнего волнения. Еще одна сигарета помогла бы от него избавиться, но попробуй-ка ее раскурить, когда заветная цель находится в двух шагах. Я уже близко, уже рядом. Сейчас Бульвум остановится и укажет на кусок стены, за которым скрывается космическая бяка, потом я разведу костер, и все закончится… все закончится…

Но Бульвум не останавливался. Бульвум все бежал.

— Эй, далеко еще? — крикнул я.

Он бросил через плечо короткую фразу и нырнул за угол. Чертыхнувшись, я устремился за ним… и напоролся зубами и носом на что-то невидимое и твердое.

В голове сверкнула ослепительная вспышка, сознание стремительно превратилось в точку. Последнее, о чем я успел подумать, что это все-таки был не телекинез, а каменная сосулька, свесившаяся ниже остальных и не попавшая в луч фонаря…

В себя я пришел на дне пещеры. Зверски ныла переносица. Верхняя губа была липкой от крови. Бластер, хворост и фонарь разбросаны вокруг, а в глубине пещеры слышны удаляющиеся шаги ферга. Как поется в песне, отряд не заметил потери бойца.

— Стой! — гнусаво пробормотал я, подтягивая к себе бластер за ремень.

Шаги вдруг оборвались глухим шлепком, словно мое слово возымело магическую силу, заставив Бульвума обо что-то запнуться и растянуться на каменном полу. Я подхватил оружие, подобрал слепивший глаза фонарь, уцелевший при ударе о камни, и поднялся, намереваясь догнать недомерка.

Через пятнадцать шагов луч фонаря высветил груду серых мышц посреди пещеры. Четырехпалые руки безвольно раскинуты в стороны, шишковатый череп неподвижен, зрачки закатились под веки. Понять, каким образом Бульвум так качественно уделался, я не успел, поскольку следующим, на кого наткнулись глаза, был человек в пуховике, стоявший в двух шагах от распластавшегося ферга.

— Григорий Львович? — удивленно пробормотал я.

Штильман глянул куда-то в сторону и поправил узкие очки. Я обратил внимание, что его руки больше не дрожат. Он выглядел холодным, собранным, прекрасно осознающим, что происходит, даже несмотря на рассеченные скулу и бровь.

— Дальше прохода нет, Валерий Павлович, — строго произнес он. — Это тупик.

Я ничего не понимал. У меня закружилась голова, к горлу подступила тошнота. Не по нутру мне было появление ученого в пещере. Более того, мне даже на мгновение показалось, будто передо мной стоит не знакомый, а чужак, который им представляется. Пытаясь разобраться в своих чувствах, я направил на него бластер, и это наконец вернуло старого Штильмана — ученый испуганно шарахнулся от меня, вскинув руки.

— Что вы делаете! Не стреляйте, это ничему не поможет!

— Как вы здесь оказались? — хмуро осведомился я.

— Опустите оружие!

— Я оставил вас в расселине! Что вы здесь делаете?

Еще мутным от удара сознанием я вдруг ощутил рядом шевеление и глухой рык, запертый в глотках под грудами мышц. Вопрос, кто уложил ферга на дно пещеры, отпал сам собой. Справа и слева, один чуть ближе, другой за моей спиной, из черных теней выползли два красноглазых гиганта — те самые, с бронированными черепами. Свод был низкий, и они стояли на четвереньках, отчего походили на огромных диких зверей.

В присутствии красноглазых Штильман чувствовал себя уверенно и раскованно. Руки у него, как я уже говорил, не дрожали.

Мне все стало ясно.

— Не было никакого побега из медицинского бокса, — сказал я. — Пленение было, а вот побега не было. Вы договорились с ублюдками. Сдали им тайник с капсулой, и красноглазые вас отпустили. Возможно, даже подбросили на катере прямо до Ускута, чтобы у вас ножки не замерзли.

— Я сам прошел несколько километров, — обиженно отозвался он.

— Только непонятно, зачем вы так настойчиво тянули меня к сопке? Подрядились водить сюда людей на обед?

— Если вы думаете, что это я выдал пришельцам жителей Ускута, то вы ошибаетесь! Их обнаружили случайно. Я этого не хотел. Меня отправили в поселок исключительно за вами! Пришельцев беспокоили вы и ваш друг… Особенно ваш друг. Они очень его боялись, очень. Он обладает колоссальной силой.

— Где сейчас капсула?

— Вам лучше сложить оружие, Валерий Павлович, — посоветовал он. На этих словах окружавшие меня чудовища зарычали. — Тогда будет не так больно. Можете мне поверить.

— Сложить оружие? Боюсь, вы плохо меня знаете…

Справа захрустела каменная крошка, и я, не оглядываясь, всадил туда разряд. Пещеру озарила мгновенная вспышка, чудовище оглушительно взревело. Я бросился на пол, уходя с траектории удара второго верзилы; падение вышло на локоть, и правую руку прострелило электрическим током до кончиков пальцев. Сбоку полыхали два раскаленных угля. Я поднял бластер, собираясь отправить в них огненный плевок, как вдруг на голову навалилась жесточайшая боль.

Она скрутила меня в тугой узел, потом заставила распрямиться, потом ударила вновь, парализовав мышцы и вызвав неконтролируемый приступ эпилепсии. Я забился в судорогах. Бластер выпал из пальцев, в тот момент было не до него — меня больше заботил собственный мозг, разлетевшийся, казалось, на полсотни отдельных фрагментов.

Сквозь радужные круги и резь в глазах я разглядел красноглазую тварь, которую не успел осадить разрядом. В ее передних лапах устроился маленький прибор, похожий на фонарик. Рассеиватель «фонарика» смотрел на меня. Я понял, что Бульвума вырубили при помощи этого устройства, только в голову пихнули более мощный разряд, поэтому он сейчас и валялся без сознания на дне пещеры.

Одна из тварей прошла надо мной, наступив на запястье — я даже не почувствовал боли. Красноглазый опустился на каменный пол возле Бульвума. В когтистых лапах появился металлический шлем, который чудовище начало прилаживать на непропорциональную голову моего спутника.

— Мне жаль, что так получилось, — пролепетал Штильман. Его голос звучал в ушах, словно доносясь из трубы. — Они пообещали, что, если я приведу вас в пещеру, меня не тронут. Более того, они возьмут меня с собой, и я смогу увидеть их мир. Знаете, я с детства мечтал о полете в космос.

— Степан… Макарыч, — процедил я сквозь сведенные болью зубы.

— Его больше нет, — сухо ответил зам по науке.

От входа пещеры нас подняли на борт катера, зависшего над склоном. Сам момент перемещения я пропустил, все произошло достаточно быстро: только что вокруг стояли деревья — и вот я уже среди тесных металлических стен, окруженный высокими тенями, чьи головы растворяются в ярком свете. Бульвума рядом не было. То ли я его не увидел, то ли его подняли на борт другого судна.

Ясность ума возвращалась медленно и неохотно, мысли шевелились с огромным усилием. Гораздо лучше мне удавалось пялиться на стены и издавать неразборчивые междометия. Параллельно с этим в голове лениво плавал вопрос о капсуле с «желтой плесенью». Судя по всему, в пещере ее не было. Штильман первым делом рассказал о тайнике своим новым друзьям, после чего пришельцы заняли распадок и забрали капсулу. Ясно, что Григорий Львович убеждал меня в обратном лишь для того, чтобы завести нас с Бульвумом в эту дурацкую пещеру. И мы туда приперлись, что было совершенно напрасно. Этот путь оканчивался полнейшим тупиком. Во всех смыслах… А если бы я отправился с Кирюхой? Я по-прежнему не был уверен в потенциальном успехе незапланированного рейда, однако он мог бы нарушить вражеский замысел. Пока красноглазые ждали нас в пещере, мы бы ударили совсем в другом месте. И неизвестно, как бы в этом случае все обернулось, на чьей стороне было бы преимущество. Только что теперь думать об этом. Пустая бравада. Капсула с «плесенью» у красноглазых. А Кирюха в плену или мертв.

Катер какое-то время поднимался, прорываясь сквозь воздушные потоки. Я ощущал полет по легкому замиранию сердца. Потом борт раздвинулся, и я обнаружил, что мы уже стоим на открытой платформе под синим небом. Справа за краем тянулись белые снега Тамаринской стрелки, позади которой на много километров раскинулась тайга. Платформа располагалась высоко — выше той, на которую привезли пленных из поселка Ускут.

Едва я вспомнил о них, как на сердце стало тяжело. Пришельцы захватили в плен все мирное население округи и уничтожали все военные подразделения, способные оказать им сопротивление — по поселку Научный, где имелось вооружение и техника, удар был нанесен в первую очередь. Я уже не говорю про сбитый Ми-2 и сожженные вездеходы. Зачем пришельцы это делают? Что им нужно? Зачем им «плесень»?.. При случае надо будет поинтересоваться у Штильмана. Григорий Львович должен знать, он теперь, похоже, большой друг красноглазых.

Над входом в туннель двумя ярусами выше я увидел большое выпуклое стекло, за которым находилось просторное помещение со светящимися пультами. Возле пультов маячил одинокий пришелец. Он протянул к чему-то руку, и я обнаружил, как внизу фиолетово-голубая стена силового поля разошлась, чтобы выпустить за пределы купола огромную темную конструкцию, буксируемую двумя тягачами. Разум вяло отметил, что именно в эту комнату, скорее всего, поступил сигнал об активации шара-пропуска, когда мы входили под купол. Бессмысленная деталь, не имеющая ни малейшего отношения как к моей ситуации, так и к выходу из нее. Из купола мне не выбраться. Сейчас предел моих мечтаний — освободиться от сжимающих плечи железных лап.

В гофрированном туннеле стоял запах медикаментов. По нему в недра жуткого комплекса нас несла дорожка. Крючковатые пальцы пришельцев крепко обхватили плечи, и у меня не было ни единого шанса для бегства. Я разве что мог плюнуть одному из пришельцев на сапог — максимум, на который сейчас был способен мой бунтарский дух.

Туннель закончился кабиной лифта, которая полетела куда-то вниз. Вероятно, мы уже находились в центральной, башенной части корабля. Я попытался вспомнить, что размещалось в его основании, но выдающихся сведений моя память не предоставила. Широченные дюзы, огромные топливные баки, над ними — цепочки мелких окон. Ничего больше.

Насчет окон я не ошибся. Когда меня выволокли из кабины в холл, на противоположной стене я увидел ряд круглых застекленных отверстий, за которыми пестрел распадок. Долго любоваться на него не дали. Меня потащили дальше, к разъезжающимся двустворчатым дверям, за которыми оказался большой и ярко освещенный бокс. То, что я в нем увидел, ранило в самое сердце.

Левая стена длиннющего коридора, в начале которого мы очутились, была выполнена целиком из стекла. За ней тянулся ряд ярко освещенных белоснежных ячеек, отмеченных иероглифическими знаками и моргающими индикаторами. В ячейках сидели, лежали, бродили, корчились люди. Усталые, измученные, стонущие, жалкие, беспомощные. Они напоминали подопытных зверей в лаборатории какого-нибудь биологического НИИ, которых отделяет от смерти один укол или надрез скальпеля. В этом унизительном положении угадывалось полное безразличие пришельцев к человеческим судьбам, полная свобода делать с пленниками все, что заблагорассудится, полная безнаказанность. Внутри меня всколыхнулось горячее возмущение.

При моем появлении пленники вставали с мест и подбирались к стеклам. Грязные и окровавленные ладони касались прозрачной преграды. Ко мне устремлялись измученные, отчаявшиеся лица. Рты открывались, и я с огромным трудом различал доносящееся из-за стекол:

— Помоги нам!

— Помоги нам!

— СПАСИ НАС!

Некоторые ячейки пустовали, хотя на полу остались какие-то вещи, обрывки одежды, обувь. Люди сюда больше не вернутся. Они уже получили свой укол или свой надрез скальпелем, и теперь их органы разложены по коробочкам, чтобы красноглазые могли закусить перед вылетом в карательный рейд.

За очередной перегородкой обнаружились знакомые лица. Антон, бессильно привалившийся плечом к белоснежной стенке. Хозяйка Мария, провожающая меня с болью в глазах. Восьмилетний мальчик в пуховике со Шрэком. Кирюхина жена со спящим на руках младенцем, завернутым в чью-то куртку… Эти люди появлялись и исчезали из моего поля зрения. Возможно, исчезали навсегда. Словно их не было в моей жизни…

В следующей ячейке я обнаружил психолога проекта «Ледник». Любовь Андреевна сильно исхудала, одежда висела на ней как на вешалке, на землистом лице выделялись большие измученные глаза.

Увидев меня, она бросилась к стеклу. Я услышал пробившийся сквозь него глухой крик:

— Валера!.. Боже мой, Валерочка, родненький, спасите меня! — У нее из глаз полились слезы. — Спасите, умоляю вас! Там Сашенька остался один, как он без меня? Валера! Валера! Валера!

Я опустил глаза, пока Симонова не осталась позади. Что я мог ей сказать? Как я мог ее спасти? Как я мог спасти всех этих людей? Меня самого ведут на встречу с неведомым ужасом. Более того, подозреваю, что я познакомлюсь с ним раньше, чем любой из этих пленников. Даже Бульвуму пока поостерегутся портить фасад — слишком много ценной информации хранится у него в голове. А вот от меня никакой пользы, меня можно сразу пустить на органы.

В углу еще одной ячейки, подтянув колени к груди, сидел Кирюха. Доспехи пришельцев с него содрали, кое-где с кусками одежды. Правую сторону лица покрывали свежие кровоподтеки, одна рука неестественно прижата к пояснице, вероятно, сломана. Его одиночный поход завершился крахом.

Последняя ячейка в длинном ряду была открыта: стекло отодвинуто вверх, пустые стены готовы принять нового пленника. Меня бросили на пол. Один красноглазый приставил к голове ствол бластера, в то время как другой начал срывать доспехи, царапая кожу когтями; стащил сапоги и разворотил карманы, вытряхнув из них все мое имущество. После этого оба отступили за линию раздела ячейки и коридора.

— Да, да, чешите отсюда, пока я вам не навалял!

Моего бормотания они то ли не услышали, то ли не поняли. Бесшумно опустилось стекло толщиною с палец. Я почувствовал себя запертым в аквариуме.

Я пошарил по разорванным карманам и обнаружил пачку «Явы», в которой осталось две сигареты и спичечный коробок. Каким-то чудом красноглазый вертухай пропустил нагрудный карман. Раззява! Я пихнул в губы мятую сигарету, поджег опущенный вниз кончик, с наслаждением затянулся. Как всегда в такие моменты, меня посетила забавная мысль. Я подвязался на этот квест ради того, чтобы выбраться из тюрьмы, но в результате угодил в другую тюрьму. Судьба словно смеется надо мной.

Что же со мной не так?