Тем временем в соседнем здании капитан Зельц также старался разъяснить своим солдатам суть происходящего. Получалось из рук вон плохо. А как человек начала сороковых годов может объяснить своим современникам (не имеющим в большинстве своем даже среднего образования), что такое параллельный мир, альтернативная реальность или пространственно-временной парадокс, учитывая, что он и сам имеет обо всем этом самое поверхностное представление?! Впрочем, к чести Зельца, кое-что ему все же удалось вдолбить в коротко остриженные солдатские головы — в весьма упрощенном варианте, конечно. Согласно версии капитана, к Земле приближается некий летательный аппарат исполинских размеров (что-то вроде огромного дирижабля, способного перемещаться в космическом пространстве и в тысячи раз больше печально известного "Гинденбурга"), несущий на борту страшное оружие, угрожающее всему живому на планете. И их боевая задача (ради которой фюрером и была, собственно, предпринята эта экспедиция — сия маленькая ложь, хоть и шла вразрез с мировоззрениями капитана, заметно повысила настроения ошарашенного услышанным личного состава) — высадиться на этот своего рода десантный транспорт и, действуя по обстоятельствам, захватить либо уничтожить его…

Понимая, что первый же заданный ему вопрос, вне всякого сомнения, уличит его в некомпетентности, Зельц окончил рассказ напоминанием о режиме строжайшей секретности, "неразглашении и сохранении" и с легким сердцем занялся привычным и, главное, понятным делом подготовки к предстоящей боевой операции. Перетащив (не собственноручно, конечно) в здание весь уцелевший "наличный" боекомплект (и крайне удивившись четырем ящикам противопехотных мин, непонятно с какой целью захваченным некогда хозяйственным, а ныне, увы, покойным лейтенантом Шульцем), капитан усадил своих бойцов за чистку оружия и снаряжение магазинов и пулеметных лент, а сам пошел посмотреть, чем занимаются соседи-союзники.

По странному стечению обстоятельств, спецназовцы в это время занимались тем же. Вошедшему в просторный зал Зельцу открылась почти что идиллическая картина: семеро десантников, рассевшись кружком вокруг вскрытых цинков с патронами и мирно переговариваясь, набивали масляно отблескивающими желтовато-розовыми патронами запасные магазины и обоймы. Отсаженный в угол комнаты прапорщик Санжев, сосредоточенно хмурясь и высунув от усердия язык, занимался гранатами, ввинчивая в их ребристые округлые тельца новехонькие блестящие трубочки взрывателей-детонаторов.

Московенко в комнате не было, и Зельц уже собрался было незаметно ретироваться, но не успел — его заметил неожиданно поднявший голову Окунь. Хитроватое лицо старлея немедленно расплылось в жизнерадостной улыбке:

— О, их благородие господин штабс-капитан Зельц собственной персоной пожаловали! Проходите, ваш-благородь, не извольте беспокоиться, господин майор сейчас подойдут. Они с господином генералом в соседней зале совет держать изволят… — На этом исторические познания Окуня, почерпнутые им из прочитанных в детстве книг "про Гражданскую войну", видимо, закончились, и он заговорил уже своим обычным голосом: — А мы тут, знаете ли, все патронами балуемся. — Он на полном серьезе продемонстрировал капитану новенький 5,45-миллиметровый акаэсовский патрон. — Это такие штучки, которыми вы партизанам "пух-пух" делаете, "шиссен" по-вашему!

Держа руками воображаемый автомат, Окунь весьма правдоподобно показал, как именно делается этот самый "шиссен", однако добавить ничего не успел: выглянувший из дверного проема в противоположном конце зала Московенко жестом позвал Зельца за собой.

Капитан, старательно не обращая внимания на строящего уморительные рожи Окуня (постичь всю глубину присущего ему юмора он так и не смог), обошел сидящих спецназовцев и вслед за майором вошел в соседнюю комнату. Стоящий возле окна Юрий Сергеевич кивнул вошедшему Зельцу и указал на стол со вскрытыми банками с консервами и расфасованным в герметичные вакуумные упаковки с "не засыхающим" хлебом:

— Перекусите, капитан. Хлеб и тушенка на столе, чай — в камине. Горячий — спасибо нашему хозяйственному майору — он и дровишек с разбитого грузовика натаскал и камин растопил. — Генерал улыбнулся. — Ешьте, не стесняйтесь. Как там ваши орлы — прониклись всей ответственностью?

— С трудом, господин генерал, — кивнул Зельц и, усаживаясь за стол (есть ему и вправду хотелось), спросил: — Когда мы… отправляемся?

— Утром, капитан, завтра утром, — мгновенно посерьезнел Музыкальный. — Обира, правда, говорит, что особой спешки нет, но я считаю — откладывать дальше некуда. Вы уже решили, кто пойдет с вами?

— Да. Жаль, что нельзя взять с собой больше солдат — мои люди неплохо сработались в группе. — Зельц соорудил себе бутерброд из содержимого трехсотграммовой банки тушеной говядины и куска пресного "рационного" хлеба, но есть во время разговора стеснялся. Генерал это, естественно, заметил:

— Не стесняйтесь, Ольгерт, ешьте. Нам сейчас не до приличий. Вы что-то еще хотели спросить?

— Это насчет боевой выкладки… Я так понял, нам нужно по максимуму сократить вес?

— Да уж… — Генерал задумчиво посмотрел на жующего Зельца. — Каски и ранцы, боюсь, придется оставить. А вот боеприпасов возьмите, сколько сможете.

— У нас есть огнемет! — отчаянно стыдясь своего набитого рта, вспомнил тот. — Прекрасный ранцевый огнемет. На двадцать литров смеси…

— Возьмите… Хотя я и сомневаюсь, что он вам понадобится… Ладно, капитан, ешьте, не буду вас отвлекать. — Юрий Сергеевич хлопнул Зельца по плечу. — Я с вами чайку за компанию хлебну…

Поужинав и обсудив кое-какие детали завтрашней операции, Зельц распрощался— с Московенко и Музыкальным и вернулся к своим солдатам. Второй день в Спящем Городе подошел к концу. На затерянный во времени и пространстве Город пала ночь, которой — если все пойдет как задумано — будет суждено стать последней перед решающим сражением с приближающимся из Космоса Злом…

Впрочем, ни Зельц, ни майор с генералом в эту долгую ночь так и не смогли уснуть. Каждый из них думал о чем-то своем (а кое-кто — еще и о ком-то), перебирая в памяти все случившееся за два сумасшедших дня, размышляя о том, удастся ли им свершить то, ради чего Судьба забросила их в этот всеми забытый уголок Великой Пустыни… И даже она сама за стенами Города, казалось, погрузилась в некое томительное ожидание и вязкую, словно мазут, тишину, нарушаемую лишь негромкими размеренными шагами бодрствующих часовых.

Люди забылись коротким тяжелым сном лишь перед самым рассветом, когда сгустившаяся предутренняя тьма окончательно стерла со стен контуры оконных проемов, еще только что испещренных немигающими зрачками вечных и равнодушных ко всему земному звезд…