Глава 15
Дерзнувшего поднять руку на воинов Пирамиды ждет нечто худшее, чем просто боль и просто смерть.
Вечные законы
Ночь сменилась серым безрадостным утром. Над болотом стлался густой туман, запах гниющих растений был так силен, что вызывал тошноту.
С пробуждением дня тихая в темное время трясина ожила. По ее плоской поверхности звуки докатывались издалека. Что-то бурчало, сопело и хлюпало за стеной тумана, заставляя Харальда Младшего время от времени хвататься за оружие.
Когда из сумрака впереди появилось нечто темное, похожее на крепостной вал, путешественники не сразу поняли, что это край болота. На твердой, не расползающейся под ногами почве росли невысокие елочки. Иголки на них блестели от осевшей влаги.
— Неужели мы дошли? — проговорил Харальд. В душе ворочалось изумление. Измученный рассудок отказывался верить в происходящее, принимая его за мираж, порожденный ненавистной топью.
— Да, — ответил отец. Голос его звучал хрипло.
Ступать по твердой земле было непривычно, под ногами шуршали опавшие иголки. Долетали птичьи крики, перекрывая доносящееся из-за спины лягушачье кваканье.
— Не могу больше, — сказала вдруг Йофрид и начала оседать набок, точно подрубленное дерево.
Отец едва успел подхватить ее. Оглянулся на Харальда, лицо его было серым от усталости, в синих глазах крылась нерешительность.
— Остановимся?
— Да, — кивнул Харальд. — Эти пьянчуги не скоро продерут глаза. — Он позволил себе усмехнуться. — До полудня вполне можем отдохнуть.
Отец покачал головой, но ничего не сказал.
Харальд отправился собирать хворост. Рука сама поднялась — почесать грудь. После отъезда из Бабиля посередине грудины постоянно зудело, и движение это стало привычным. Пальцы нащупали выпуклость амулета, теплого на ощупь, как собственная кожа, и двинулись вокруг него.
Уж лучше чесотка, чем бог в голове!
— Неужели это дорога? — спросила Йофрид с таким удивлением, словно увидела лежащую на траве груду золота.
Торная колея степенно выворачивала из сосняка, пересекала поляну, к которой вышли путники, и направлялась на юг. В выбитых в земле канавах темнели лужи, оставшиеся от вчерашнего дождя.
— Она самая, — ответил Харальд, наклоняясь, чтобы лучше разглядеть отпечатки колес. — Или ты думаешь, что в этом мире только болотники и живут?
Опровергая это утверждение, около дороги возвышалась круглая ступенчатая пирамида высотой в сажень. В самой ее середке чернела довольно большая ниша.
— Куда пойдем? — поинтересовался отец. В последние дни он как-то сник, может быть из-за усталости, и руководство маленьким отрядом невольно перешло к Младшему.
— А никуда! — ответил тот. — В полусотне саженей на юг, если нос меня не обманывает, должен быть ручей! Остановимся на пару дней, передохнем. А то я грязный, точно свинья, а одежда вся в дырах, будто выпросил ее у нищего…
Два дня прошло с момента бегства от обитателей болота. Все это время путники, опасаясь погони, спешно пробирались на восток. Почти не спали, даже охотиться приходилось на ходу. К счастью, дичь была непуганая, подпускала человека близко. Тетерева и зайцы находили смерть от стрел Харальда, и что ни вечер путешественники ели жареное мясо.
Ручей оказался примерно там, где Харальд его унюхал. Неширокая полоска журчащей воды, прозрачной почти до невидимости. Серебряными каплями в хрустале сновали рыбы.
Пока спутники выбирали место для кострища, Харальд спустился к самому ручью, разделся по пояс.
Вода оказалась холодной настолько, что, когда плеснул на себя, захватило дух. Кряхтя и ежась от удовольствия, он смывал грязь, накопившуюся за время странствия по болоту, а по коже табунами бегали мелкие щекотливые мурашки.
Сполоснувшись, дал воде успокоиться и отыскал в ней свое отражение.
Немного похудел (еще бы, за несколько лет сытной сидячей жизни в храме отвык от путешествий, а тут такая дорога!), но глаза блестят довольно, а волосы выгорели так, что стали белее, чем у отца.
Харальд перевел взгляд ниже и чуть не вскрикнул — амулета на груди не было. Розовая кожа, на которой бугрится нечто непонятное, похожее на нарост на дереве.
Харальд не поверил глазам. Руки поспешно метнулись к груди — проверить. И наткнулись на теплую человеческую плоть, не найдя никакого металла.
Но ведь он не снимал подвески!
Харальд еще раз ощупал странный нарост в центре грудины, и страшная догадка зашевелилась в голове: неужели Амулет Незримого проник в тело хозяина? Врос, точно гриб-паразит?
Когда добрался до небольшой полянки меж исполинских сосен, где уже дымил костерок, то спутники одновременно обернулись в его сторону. В глазах Йофрид зарницей полыхнуло изумление, а отец спросил:
— Ты чего?
— Посмотрите. — Харальд поднял руку, указывая на то место, где раньше висела красивая побрякушка из зеленого металла. — Он прирос ко мне…
— Да, — безо всякого удивления ответил отец. — Я заметил, когда мы еще в плену были. Только теперь нарост как бы меньше стал.
— И что это значит?
— Не могу тебе сказать. — Отец улыбнулся. — Должно быть, он признал в тебе хозяина. И так удобно — никто не сможет снять его с тебя. Все равно сделать мы с этим ничего не можем — не вырезать же его?
— Остается надеяться, что эта штука не причинит мне вреда, — обреченно вздохнул Харальд и принялся натягивать рубаху.
Приближающийся с севера обоз учуяла Йофрид. Как сказала при этом — при помощи магии. Харальд Старший не поверил — магических кругов она не чертила, стихийных существ, способных поведать о том, что происходит вдалеке, не вызывала. Иной магии он не знал, но зато верил в чутье.
Так или иначе, обоз приближался. Слышались голоса, скрип колес, равномерное постукивание копыт. За те дни, которые путешественники прожили у ручья, дорога высохла почти до каменной твердости.
По поводу того, как поступить, возник спор. Сам Харальд не хотел показываться на глаза местным, помня, что мало кто хорошо относится к чужакам. Но Йофрид и Младший настояли на том, чтобы выйти. Вдруг удастся некоторое время проехать на телегах или даже купить лошадей! То, что бабильские золотые могут здесь ничего не стоить, молодых людей не смущало.
Харальду пришлось подчиниться.
Из сосняка показались всадники переднего дозора. Худощавые, горбоносые и смуглые, они были без доспехов, хотя на голове у каждого виднелся легкий шлем со стрелкой, прикрывающей нос, а у пояса — изогнутый меч.
Одежда их была странной — расшитые яркими полосами халаты. Всадники выглядели стаей ярких огромных птиц, да и переговаривались похоже — тонкими клекочущими голосами.
Но, несмотря на чудные одеяния, Харальд помимо воли загляделся на коней. Тонконогие, поджарые, с широкой мускулистой грудью, они смотрелись как выходцы из сказки. Кожа их лоснилась, а вышагивали скакуны гордо, словно осознавая свою красоту.
По сравнению с ними лошади родного мира выглядели неказистыми клячами.
Увидев стоящих поперек дороги чужаков, всадники остановились. Харальд понимал, что они видят троих обветренных и потрепанных людей. Двое — мужчины, вооруженные, с угрюмыми взглядами, и с ними женщина.
Рука одного из всадников, чей халат был желто-красным, упала на рукоять меча, а брови сошлись к переносице. Судя по отделанной золотом уздечке и богатству наряда, он был старшим.
— Добрый день, почтенные, — сказал Младший, сделав шаг вперед. Не важно, что собеседники не понимают, главное — чтобы они отвечали. Вскоре невнятная тарабарщина обернется знакомыми словами. — Куда путь держите?
Всадники заговорили все разом, а за их спинами из леса показалась первая повозка. Рассмотрев происходящее, возница натянул поводья, заставляя лошадь остановиться.
— Да, не очень-то они нам рады, — невесело усмехнулся Харальд, замечая на лицах всадников смятение.
— Да и едут как-то странно, без дозоров, — ответил ему сын. — Разбойников в этих местах, что ли, нет?
Всадник в желто-алом халате бросил несколько фраз повелительным тоном, и остальные стражники тут же прекратили болтовню.
Трое из них двинули коней вперед, снимая с крюков у седла свернутые кольцами веревки.
— Йофрид, уходи! — бросил Харальд, выдергивая из ножен меч.
Свистнул первый аркан — и бессильно опал, разрубленный на лету. Харальд успел увидеть изумление на лице всадника, бросившего его. Но оно было недолгим — ударившая точно в лоб стрела сшибла воина с седла. Младший не терял времени даром.
Харальд бросился вперед, слыша, как за спиной раз за разом щелкает тетива. Еще трое оказались ранены, прежде чем дело дошло до рукопашной схватки. Но вступить в нее осмелился только предводитель в красно-желтом халате. Остальные повернули коней и в ужасе помчались прочь, к хвосту обоза.
Предводитель выхватил клинок, но меч в его руке двигался неловко, словно у необученного юнца, а глаза на смуглом лице полнились непонятным страхом. Не стрелок же из лука его так напугал? Он даже преимуществом конного воспользоваться не пытался, лишь защищался да кричал что-то на своем языке, которого Харальд пока не понимал.
Харальд боялся ранить великолепное животное и действовал осторожно. Отбил несколько ударов, нырнул под следующий и ловко стащил противника с коня. Тот брякнулся оземь, точно куль с зерном. Звякнуло выроненное оружие.
Харальд уселся на поверженного верхом и принялся связывать руки кстати подвернувшимся арканом.
— Зачем он тебе? — поинтересовался, подходя, Младший.
— Пригодится, — ответил, затягивая последний узел, Харальд. — Нужен же нам хоть кто-то, кто сможет рассказать, что тут происходит!
Пленник дышал тяжело, точно собака в жару, глаза его выпучились от страха, губы дрожали, а роскошное одеяние безжалостно измарала коричневая дорожная пыль.
Тех, кого Младший не просто ранил, а еще и спешил, видно уже не было. Оставленные кони стояли смирно, не спеша убегать. Младший бродил меж ними, и на лице его застыла брезгливая гримаса.
— Да, — проговорил он в размышлении. — Я стрелял в них и никого не убил. И ничего — ни удовольствия, ни радости, ни боли. Ничего. Точно я стрелы в дерево пускал… Может, так оно и должно быть?
— Йофрид, — не отвечая, позвал девушку Харальд. — Постереги-ка этого. Сможешь?
— Конечно, — уверенно ответила она, извлекая из ножен кинжал. Лезвие холодно сверкнуло, и пленник затрясся так, что залязгали зубы.
— Пойдем, — повернулся Харальд к сыну. — Нужно посмотреть, чего там с обозом.
Передняя телега оказалась покинутой. Возница, похоже, умчался, стремясь догнать удирающих стражников. Когда Харальд откинул дерюгу, скрывавшую груз, то невольно присвистнул. Ровными рядами, лоснясь коричневыми боками, на ней стояли одинаковые бочонки.
— Пиво там, что ли? — хмыкнул Младший и слегка стукнул по ближайшему бочонку. Тот отозвался мелодичным звоном.
Выбитое дно отскочило в сторону, и солнце радостно заиграло на десятках своих подобий — маленьких золотых кругляшах. Харальд даже зажмурился, такой блеск шел из бочонка.
— Деньги, — проговорил Младший, почесывая в затылке. — Это ж с кем мы схлестнулись? Со сборщиками налогов, что ли?
Монеты были одинаковые: на одной стороне — крючки и закорючки, скорее всего — буквы, а на другой — изображение ступенчатой пирамиды, увенчанное сверху трехзначным числом в пределах от пятисот до девятисот с хвостиком.
— Должно быть, даты изготовления, — высказал догадку Младший и выбил дно у следующего бочонка.
Там тоже обнаружились монеты, только гораздо крупнее и отлитые из серебра. На них были похожие надписи и точно такая же пирамида.
— Вот и разбогатели, — сказал Харальд. — Вот уж точно не знаешь, где найдешь! Пойдем посмотрим, что там дальше…
За первой телегой стояли еще три, но в них были палатки и прочие походные принадлежности. Тут Харальд с сыном не задержались.
Зато зрелище, открывшееся далее, заставило бывшего Владетеля остолбенеть.
На дороге, ровными рядами по пятеро, стояли люди. В одинаковых серых халатах, со схожим выражением тупой покорности на смуглых лицах. Тут были мужчины и женщины, в основном молодые, хотя попадались и морщинистые лица стариков и старух. На руках у всех виднелись кандалы.
— Рабы, что ли? — спросил Младший, вновь почесывая затылок. — Чего они тогда не бегут? Стражи-то нет!
Когда подошли ближе, стало видно, что ноги у скованных свободны, да и кандалы на руках легкие, необременительные — браслеты из железных прутов, не особенно толстых, соединенные тонкой цепочкой. Сильный человек в два счета порвет!
Но они не бежали. Продолжали стоять, тупо глядя перед собой, и не обращали внимания на двух оборванных людей с оружием в руках.
— Ничего не понимаю! — пробормотал Харальд и, подойдя к ближнему рабу, юноше с иссиня-черными волосами, потряс его за плечо.
Тот вскинул большие, словно у теленка, глаза. В них была печаль, а за ней — покорность, смешанная со страхом.
— Чего ты стоишь? — спросил Харальд громко. — Стража разбежалась! Разогни эти прутья и беги!
Юноша затрясся, словно его внезапно охватила лихорадка, лицо его под слоем пота и пыли побелело. Он поспешно опустил взгляд и замер, казалось, прекратив дышать…
Харальд едва не плюнул с досады. Что раб не понял слов, это ясно, но что его так испугало?
Перемещаясь к хвосту колонны, он невольно пересчитывал пленников: пять, десять, двадцать… всего их оказалось сто семнадцать. И все стояли молча и неподвижно, точно скованные невидимой тяжелой цепью, которая проходила не только через руки и ноги, но и через сердца.
— Они как мертвые, — сказал Младший, оглядываясь на серую людскую массу.
В арьергарде обоза были еще три телеги, набитые всяким барахлом. В одной из них обнаружилась даже клетка, населенная сердито квохчущими курами. Птицы суетились, расшвыривая во все стороны перья, а на людей смотрели с подозрением.
Рабов наверняка кто-то охранял, сзади тоже, скорее всего, ехал отряд стражи. Но все бежали, и лишь оброненный кем-то из возчиков кнут указывал на то, что тут кто-то был.
Охрана испугалась троих человек!
Когда вернулись, Йофрид обстругивала кинжалом веточку, а лежащий рядом с ней пленник был неподвижен, желая, должно быть, по примеру насекомого, притвориться мертвым. Но его выдавало сиплое сдавленное дыхание.
Только сейчас Харальд обратил внимание, что на лобовой части шлема захваченного воина выбито то же самое изображение, что и на монетах — ступенчатая пирамида.
— Не пытался сбежать?
— Нет. — Девушка улыбнулась. — Лежал смирно…
— Тогда попробуем его разговорить. — Харальд присел на корточки рядом с пленником и потряс его за плечо. — Эй, разноцветный, открой глаза!
Пленник поднял веки и воззрился на бывшего Владетеля с откровенным ужасом. Потом губы его разлепились и выплюнули несколько слов.
Харальд ободряюще улыбнулся, и пленник, поняв, что его не будут убивать прямо сейчас, несколько осмелел — затараторил со скоростью сороки.
Харальд не пытался пока понять чужую речь, просто сидел и вслушивался, как в шорох ветра в кронах деревьев, как в журчание ручья, прыгающего с камня на камень, в щебетание птиц, приветствующих восходящее светило…
— … и прокляты на тысячи лет и вы, и ваши потомки! — Он едва не подпрыгнул от неожиданности, когда осознал, что понимает то, о чем говорит пленник.
— Как тебя зовут? — спросил Харальд. Пленник поперхнулся, словно ему в рот влетела здоровенная муха. Глаза его полезли на лоб, а по щекам разлился нездоровый румянец. Казалось, еще немного, и обладатель некогда роскошного халата лопнет. Но обошлось.
— Ты-ы-ы? — спросил он, шипя, как простуженная змея. — Отк-кх-кх-куда знаешь язык? Ты же из Неприобщенных?
— Только что выучил, — ответил ему Харальд, решив пока проигнорировать непонятное слово «Неприобщенные». Язык и губы легко изгибались, рождая звуки и складывая их в слова местного наречия столь естественно, словно бывший Владетель говорил на нем с детства. — Так как тебя зовут?
— Отуэлл, — ответил пленник оторопело. — Десятник седьмой охранной дорожной сотни…
— Прекрасно, — улыбнулся Харальд, но от его улыбки допрашиваемый затрясся. — Расскажи-ка мне, десятник, что это за обоз и куда вы направлялись?
— Обычный обоз на службе Вечного Государя, да не закончится его правление, — буркнул Отуэлл. — Везли…
— На чьей службе, на чьей? — вступил в разговор Младший. Он тоже времени не терял, привыкал к местному говору.
— Вечного Государя, да не закончится его правление, — ответил Отуэлл, явно повторяя заученную словесную формулу. В голосе его слышалось удивление — как это собеседники могут не знать таких простых вещей?
— Титул, должно быть, такой, — сказал Харальд сыну, а повернувшись к пленнику, бросил:
— Ну а что за обоз?
— Везли собранные в Залесной провинции за последний год подати.
С деньгами все оказалось просто. Осталось разобраться с людьми.
— А что там за скованные позади телег? Преступники?
— Часть — да, — дернул головой десятник. — Но большинство — пожертвованные Вечному Государю, да не закончится его правление, люди.
— Рабы, значит, — хмыкнул за спиной Младший и спросил:
— А чего же они не разбежались, когда твои соратники, десятник, дали деру?
— А зачем бежать? — Отуэлл улыбнулся. — Неповиновение Вечному Государю, да не закончится его правление, обречет их на такие муки, по сравнению с которыми нынешняя их судьба — приятный отдых!
— Ну-ка, давай про своего государя подробнее, — нахмурившись, сказал Харальд. — Кто он, откуда взялся и почему неповиновение ему столь гибельно?
Десятник поперхнулся, в ужасе глядя на святотатца, что осмелился задавать такие вопросы, но, оправившись, начал рассказывать. Из его путаной речи выяснилось, что Вечный Государь (да не закончится его правление!) правит в этих местах почти тысячу лет, — Харальд на этом месте недоверчиво покачал головой, а Младший хмыкнул, — что его земли тянутся на юг, восток и север, а за их пределами людей нет, только Неприобщенные, которые должны бежать от одного вида воинов Вечного Государя.
— Мы не побежали! — сказал Харальд гордо. А Младший добавил:
— Ясно теперь, почему они так струсили! Не ожидали сопротивления!
Отуэлл продолжал рассказывать. Неприобщенных необходимо брать в плен и отвозить в Пирамиду — место жительства Вечного Государя, которая находится в столице, лежащей далеко на юге. Именно оттуда Государь правит своими людьми, а любой, кто не повинуется его воле, вскоре заболевает жуткой болезнью, во время которой плоть чернеет, гниет и отваливается кусками. Человек при этом испытывает страшные муки, которые ничем нельзя облегчить. Поэтому люди, которым ведено прибыть в столицу в кандалах, даже и не подумают бежать. — Харальд покачал головой, а Младший удивленно присвистнул. — Жуткая кара ждет и Неприобщенных, которые осмелились поднять руку на воинов Вечного Государя. Они будут прокляты на тысячу лет, и их потомки, и…
На этом месте Харальд прервал пленника.
— Ладно, — сказал он. — Хватит. Я все понял…
Отуэлл замолчал, с испугом глядя на собеседника. Ожидал, должно быть, что его за ненадобностью просто прирежут, точно старого петуха, переставшего топтать кур.
Харальд вкратце пересказал услышанное Йофрид.
— Да, не повезло нам, — сказала она, когда он закончил. — Самый мелкий родовитый не стерпит, чтобы кто-то обидел его слуг, а тут не просто родовитый, а правитель больших земель! Наверняка он вышлет людей на наши поиски, не одну сотню.
— Отобьемся, — бросил Младший, беспечно махнув рукой.
— Не уверен, — покачал головой Харальд. — Нам отсюда, как я знаю, на восток, по голой степи. А там укрыться от конных отрядов сложно. Если навалится пара сотен человек — что сделаешь? Магия тут другая и для крупных сражений мало подходит. Так, Йофрид?
— Да, — кивнула девушка. — И для мелких — тоже.
— Что же нам остается? — недоуменно спросил Младший.
— То, чего от нас менее всего ожидают, — идти на юг, — ответил Харальд. — В столицу, где правит этот самый Вечный Государь. Помимо всего прочего, мне очень интересно, кто он такой!
— А мне интересно, как мы сумеем уцелеть, если поедем в ту сторону? — На лице Младшего читалось сомнение. — Может быть, лучше отсидеться в лесу? Переждем, пока все успокоится, а затем двинемся на восток…
— Не думаю, что нас быстро перестанут искать, — покачал головой Харальд. — И я не согласен терять несколько месяцев. Лучше рискнуть!
Оба одновременно посмотрели на Йофрид.
— Поедем в столицу, — сказала та, тряхнув волосами. — Надеюсь, что хотя бы одну ночь мы сможем провести в кроватях, а то ужасно надоело спать на земле!
— Ладно, — сдался Младший. — Но с этим что делать?
Он показал на Отуэлла, который лежал на земле, похожий на чрезмерно разъевшегося червяка, и таращил глаза, полные ужаса. Десятник думал, должно быть, что чужаки выбирают наиболее мучительный способ казни.
— Оставим тут, — махнул рукой Харальд. — Потом его бравые соратники вернутся и подберут.
— Он знает, как мы выглядим, — проговорила Йофрид ледяным тоном. — Его нужно убить!
— Я взял его в плен, — слегка раздраженно ответил Харальд. — И мне решать, что с ним делать!
— Как знаешь. — Йофрид пожала плечами. — Но сдается мне, что мы еще заполучим от него неприятности!
Она отвернулась, демонстрируя обиду, а Харальд вздохнул про себя: вот уж никогда не знаешь, каким поступком обидишь женщину! Пристукнешь кого-нибудь — кричит «нехорошо!», а откажешься убить связанного пленника — еще хуже!
Младший деловито разбирал захваченный с одной из телег тюк с одеждой. Когда Харальд подошел, сказал с улыбкой:
— Придется нам, похоже, в эти халаты переодеться. Тут, судя по всему, все так ходят!
— Подбери несколько, а я пойду поймаю коней, — ответил Харальд.
Лошади фыркали и отступали от чужака, не желая подпускать к себе. Но он подходил ближе, не делая резких движений, говорил что-то ласковое. Животные постепенно успокаивались, а когда Харальд брался за поводья, то не брыкались, позволяли вести себя куда угодно.
Вскоре путники сидели в седлах, обряженные в неудобные тяжелые халаты. С непривычки в них было жарко, ворсистая ткань натирала запястья и шею. Харальду казалось, что он выглядит нелепо, хотя его сын в сине-фиолетовом одеянии на вороном жеребце смотрелся достаточно красиво.
— Ну что, поехали? — спросил он, привешивая к седлу сумку, набитую золотыми и серебряными монетами с изображением пирамиды.
— Поехали, — ответила Йофрид и ударила коня задниками сапог.
Во все стороны, насколько хватало глаз, тянулись поля, кое-где прерываемые зелеными пятнами садов. Среди посевов и деревьев копошились, подобно трудолюбивым муравьям, крестьяне. На едущих по дороге всадников они внимания не обращали. Из-под копыт поднималась мелкая желтая пыль, норовившая забраться под одежду, осесть на лицо, а солнце нещадно палило, обрушивая на плечи и голову волны невыносимого жара.
С того момента, как они выбрались из леса, языком вдающегося в открытые пространства, прошло два дня, и к вечеру первого Харальд понял, что вся их маскировка бессмысленна. В этом краю смуглых и черноволосых любой блондин смотрелся белой вороной, а тут их сразу трое. Русая шевелюра Йофрид давно выгорела до золотого блеска, льняные волосы Младшего падали ему на затылок, да и сам Харальд был сед точно лунь. Но кто будет разбирать — седина это или просто светлая масть, как у его спутников?
Они прикрыли волосы наголовными повязками, принятыми среди местных, но в этом было мало проку. Оставалось надеяться, что успеют доехать до столицы быстрее, чем туда доберется весть о нападении на обоз.
Дороги были пустынны. Часто попадались пирамидки с нишами, вроде той, что увидели, выйдя впервые на дорогу. Время от времени встречались телеги бродячих торговцев, один раз обогнали целый караван, состоящий из невысоких коренастых животных с серой шкурой и длинными ушами, при виде которых от зависти удавился бы любой заяц. Голос у них был громкий и пронзительный, зато груза они тащили столько, сколько поднимет не всякая лошадь.
Вокруг ушастых сновали погонщики на быстрых конях, кричали что-то злыми сорванными голосами. Охраны, на удивление, у каравана не было.
Проехали пару городков. Дома тут строили из глины, словно в Офире, но не обязательно белые. Около каждого — сад, источающий сладкие цветочные запахи и звуки птичьего пения. Улицы были чистые, а в центре каждого селения — здание в виде конуса. В них, как понял Харальд, жили наместники Вечного Государя, вершащие суд и взимающие подати.
Удивляло, что селения были лишены стен, а при въезде никто не брал денег. Видимо, тут не воевали настолько давно, что даже мысли не допускали о нападении. Бросалось в глаза также отсутствие собак. Их в этом мире, похоже, просто не существовало.
Когда впереди показался очередной городок, солнце, маленькое и жгучее, словно осиное жало, клонилось к закату. На востоке небо налилось густым сиреневым цветом, в котором проступил тонкий серп огромного месяца. Теперь он был молодым и с каждым днем становился все больше и больше. Меньшая же луна никак не желала умирать, оставаясь в той же фазе, в какой увидели ее путешественники, попав в этот мир.
— Может, переночуем в городе? — жалобным голосом спросила Йофрид. — Хоть поедим нормально!
Предыдущие две ночи они из осторожности провели за пределами селений, в небольших рощах, которые, несмотря на господство полей и садов, кое-где попадались.
— Ладно, — сказал Харальд. — Проверим, что у них тут за постоялые дворы…
Они уже знали, что заведения подобного рода не имеют вывесок, но снабжены большим фонарем, который горит перед входом круглые сутки, служа ориентиром для путников.
Улицы по вечернему времени были пустынны, и они некоторое время петляли по городу. Подковы цокали по твердой земле, эхо отдавалось от стен, и казалось, что едет не трое всадников, а по меньшей мере сотня.
В боковом переулке сверкнул яркий свет фонаря, словно маячок среди безбрежного моря ночи. Путники повернули коней.
На стук никто не отозвался, затем послышалось шарканье подошв, и дверь распахнулась. На пороге стоял очень худой, похожий на кузнечика человек. Руки, длинные и тонкие, торчали из рукавов халата, а на лице застыло скорбно-хищное выражение.
— Заходите, — проговорил он сиплым голосом, глядя на путников без особенной приязни. — Будьте гостями моего дома, да сохранит вас Вечный Государь.
Он указал, где находится коновязь, дождался, пока гости привяжут животных, и повел их к столу. Пахло в небольшом помещении уксусом и еще чем-то кислым, пол даже в полумраке, который рассеивала лишь масляная лампа в руке хозяина, выглядел грязным.
— Что желаете? — спросил хозяин, когда гости уселись.
— Неси то, что не нужно греть, — приказал Харальд. Такой ответ избавил его от необходимости называть блюда.
Хозяин поклонился и ушел, оставив лампу на столе, после чего Йофрид сказала:
— Не нравится он мне. Не знаю почему…
— Что делать, — пожал плечами Харальд. — Не уходить же теперь.
Похожий на кузнечика человек двигался, в отличие от своего маленького собрата, бесшумно. Когда он возник из полумрака рядом со столом, держа в руках два блюда, таких огромных, что их можно было использовать как щиты, Харальд невольно вздрогнул.
— Тушеное мясо, — просипел хозяин, — и рубленые кабюшоны в медовом соусе…
Мясо оказалось неплохим, по вкусу напоминало зайчатину, но с рублеными кабюшонами вышла промашка. Блюдо было наполнено светло-розовыми кубиками, плавающими в янтарном медовом сиропе. Первым туда влез Младший и тут же скривился, точно в рот ему попало нечто донельзя противное, вроде кошачьего помета.
Харальд из любопытства взял липкий и скользкий кубик (ложки тут были не в ходу, любое блюдо принято было есть руками). Поначалу ощущал лишь сладкий вкус меда, но потом рот наполнился чем-то мерзким, похожим на смолу. С трудом удержался от того, чтобы не выплюнуть. Краем глаза отметил удивление на лице хозяина.
К концу ужина блюдо с кабюшонами осталось почти нетронутым.
Комнату им отвели самую дальнюю по коридору.
— Кровать! — проговорила с восхищением Йофрид, когда за хозяином закрылась дверь. — Как здорово!
Она сдернула с головы надоевшую за день повязку, и волосы рассыпались по плечам.
Из-за двери послышался сдавленный всхлип, затем она скрипнула, закрываясь окончательно, и зашелестели удаляющиеся шаги.
— Этот ублюдок подглядывал, — спокойно сказал Младший. — Теперь он наверняка догадывается, кто мы такие…
— Каким образом? — спросил Харальд. — Вряд ли вести тут распространяются так быстро! Разве что они используют почтовых птиц!
— Ага, куриц, — фыркнула Йофрид. — Тех самых, которых вы нашли тогда в обозе… Давайте лучше спать!
— Ты ложись, — сказал Младший. — А мы будем дежурить по очереди. Мало ли что.
Первым стоять на часах выпало Харальду. Он погасил лампу и уселся в темноте, прислушиваясь к тому, что творится вокруг. На двери не было никаких запоров, и даже заставить ее было нечем. Кровати — просто глинобитные возвышения. Их с места не сдвинешь. Стулья — слишком легковесны, а больше никакой мебели в комнате не было. Если кто попробует ворваться, то останавливать его придется исключительно силой оружия.
Было тихо, стрекотала в ближайшем саду какая-то букашка, да слышалось ровное дыхание спящих. Под эти звуки Харальд сам едва не уснул, спохватился лишь в тот момент, когда готов был свалиться со стула.
Поспешно выпрямился и уставился в темноту, исключительно для того, чтобы глаза не закрывались. Время потихоньку шло, в окно проник свет одной из местных лун, светло-розовый, точно кабюшоны.
При воспоминании о них Харальда передернуло, и в тот же момент он насторожился — показалось, что легонько стукнула входная дверь постоялого двора. Но все было тихо, и он успокоился.
Когда пришел момент передавать пост Младшему, вся комната была затоплена лунным светом, словно сильно разбавленным красным вином. Розовые отблески стлались по полу, карабкались по стенам, прыгали по волосам Йофрид.
Едва Харальд дотронулся до плеча сына, как тот открыл глаза, словно и не спал.
— Случилось что-нибудь? — спросил он шепотом.
— Нет, — так же тихо ответил Харальд. — Время сменяться.
И тут же вновь долетел звук открывшейся двери, а за ним голоса.
— А мне сдается, что все же случилось, — Младший ловко, одним движением, вскочил, и стало видно, что спал он в одежде. — Буди Йофрид…
Лучом лунного света, только не здешнего, а своего, родного, сверкнул обнаженный меч.
Девушка заворочалась, что-то пробормотала во сне, не желая просыпаться. Харальд потряс ее сильнее, ощущая возрастающую тревогу. К их комнате, судя по звукам, приближалось несколько человек. Под дверь проник оранжевый отсвет факелов.
— Что? — спросила она недовольно, открывая наконец глаза. — Уже утро?
— Нет, нападение, — ответил Харальд коротко. — Вставай быстро!
Он повернулся, вскинул меч. Дверь тут же с треском распахнулась, ударилась о стену, и в комнату ворвались воины в цветастых халатах, с легкими изогнутыми клинками. Точнее, попытались ворваться — им помешал Младший.
Он встал у них на пути живой стеной, и душа его запела в предвкушении схватки, впервые за многие годы. Он вновь ощутил себя самим собой, прирожденным воином, молодым, сильным и непобедимым. Меч сверкал, с лязгом отшибая клинки противников, разрывая халаты и плоть с одинаковой легкостью.
Он пришел из того мира, где война была ежедневным делом, здесь же люди не сражались по-настоящему очень давно. У них не было против него никаких шансов.
Все закончилось очень быстро. Те, кто явились с мечами, лежали на полу. Одни — неподвижно, другие — дергаясь и оглашая воздух стонами; но все остались живы. Те, кто держал факелы, разбежались. Только хозяин остался в коридоре, прижавшись к стене. Лицо его даже в лунном свете казалось белым, точно первый снег.
— Тварь, — сказал ему Младший, — ты предал нас!
— Мой долг — служить Вечному Государю, да не закончится его правление! — гордо просипел человек-кузнечик. — И не помочь в поимке бунтовщиков — измена!
— Ух, прирезать бы тебя! — Младший замахнулся мечом.
— Брось его! — крикнул отец. — Быстрее к лошадям!
— Ладно — живи. — Харальд плюнул под ноги хозяину и побежал к выходу, догоняя спутников.
Входная дверь была распахнута. Должно быть, доблестные воины, убегая, забыли прикрыть ее за собой. Ночной воздух оказался прохладным и приятно охлаждал разгоряченное лицо.
— Откуда только узнали? — крикнул Младший, отвязывая жеребца.
— Об этом потом будем думать… — ответил отец. Он уже сидел в седле с мрачным видом, полосы его халата, зеленые на желтом, казались черными. — А сейчас нужно поскорее убираться отсюда! Ты разогнал десяток, но кто поручится, что они вскоре не явятся сотней?
Копыта ударили в землю, и по сторонам понеслись одинаково слепые по ночному времени фасады домов. Огромный красный месяц заливал светом мир, и впереди беглецов мчались их тени, угольно-черные, словно провалы в неведомую бездну.
