Глава 6
Владивосток, ноябрь 2009 года
— Убедился? — спросил Харитонов.
— Это не человек, — медленно, взвешивая каждое слово, проговорил Сергей. — Но я не могу только поэтому называть его вампиром. Может быть, это лабораторное существо, мутант или вообще обычный генетический урод.
— Можешь не называть вампиром, конечно, — легко согласился Николай Григорьевич. — Вурдалак, упырь, стриколакос, стрикс, стригой — выбирай любое имя. Тебе нужны доказательства. Понимаю… — Он передал Сергею ружье, — Здесь пули посеребренные. Держи его на прицеле. Если что, стреляй на поражение.
Сергей прицелился в беснующееся существо. Может, оно и не было вампиром, но от него исходила опасность. Харитонов между тем достал из одних ножен охотничий нож, из других — тонкий стилет, похожий на подарок покойной бабки Глаши. Пояснив:
— Чистое серебро, — он вытащил из кармана ключ и отпер решетку. Осторожно, медленно, стараясь не делать резких движений, вошел в камеру, выставив перед собой правую руку с зажатым в ней стилетом.
Тварь подалась вперед, жадно глядя на приближающегося человека. Пасть ее наполнилась слюной, которая капала с клыков, текла по подбородку. В светящихся глазах читалось голодное вожделение.
— Сидеть, — как собаке, приказал Харитонов. — Сидеть, или ты знаешь, что будет. — Сидеть! Сидеть!
Несколько раз повелительно повторив это слово, он сумел сквозь безумие существа достучаться до его сознания. Шипение и вой перешли в разочарованный стон. Не сводя со своего мучителя горящих желтых глаз, монстр медленно опустился на колени.
— Хорошо, — одобрил Николай Григорьевич. — Смотреть в пол! Руку вперед!
Тварь заскулила, но ослушаться не посмела: опустила взгляд, вытянула руки перед собою, растопырив пальцы и упершись ладонями в пол. Вжала уродливую голову в плечи, съежилась, точно бродячая собака, ожидающая удара.
Сергей продолжал держать существо на прицеле. Харитонов склонился над пленником и на несколько секунд загородил его широкой спиной. Видно было только, как хозяин взмахнул левой рукой. Вдруг в уши ударил полный боли визг. Тварь орала так отчаянно, что вопль ее резал душу, вызывая жалость пополам с гадливостью. Николай Григорьевич убрал охотничий нож в ножны, попятился к выходу, а узник упал навзничь и пополз, отталкиваясь ногами. Уперся головой в стену, на мгновение замер, потом осторожно поднялся и уселся в угол, скорчившись и не переставая верещать.
Харитонов вышел из камеры, запер решетку и только тогда расслабился, перевел дыхание.
— Можно глянуть на стилет? — спросил Сергей.
— Ты сначала на это погляди.
Николай Григорьевич продемонстрировал что-то белое, дергающееся, похожее на живого червя. Он держал это двумя пальцами, брезгливо отстранив как можно дальше от себя. Предмет сочился прозрачной розоватой жидкостью, извивался и, казалось, пытался вырваться. Когда он особенно сильно дернулся, Харитонов швырнул его на пол. Нечто попыталось уползти в камеру, и только тут Сергей понял, что это вовсе не червь, а палец. Тонкий, с узловатыми суставами и длинным черным когтем, скребущим по камню. Отрубленный палец, который не желал становиться мертвым.
Существо, скрючившееся в углу, продолжало орать, баюкая левую руку.
— Ты отрезал ему палец… — растерянно сказал Сергей, пытаясь понять, зачем это было нужно.
За три года службы в милиции он видел всякое — и расчлененку и сгнившие трупы. Но вид костлявого пальца, живущего отдельной от тела жизнью, показался ему гораздо страшнее.
— Средний, — уточнил Харитонов. — Погоди.
Он растер дрыгающийся обрубок тяжелым ботинком, хладнокровно, будто давил таракана. Раздался противный хруст. К горлу подкатил вязкий ком тошноты, рот наполнился слюной. Николай Григорьевич достал из сумки прозрачный пластиковый пакет, наполненный темной жидкостью.
— На, жри! — Он швырнул пакет в камеру.
Существо подавилось криком, стремительно подскочило и на лету схватило подачку. Гортанно заклекотало от нетерпения, отгрызло угол пакета и жадно присосалось к нему, причмокивая и урча.
— Это кровь, — пояснил Харитонов. — На станции переливания покупаю.
Он что-то говорил о группе и резус-факторе, но Сергей слушал вполуха. Он не мог оторвать взгляда от твари, с которой происходили жуткие метаморфозы. Лицо преобразилось еще сильнее, превратившись в курносую гиенью морду. Спина согнулась, образовав горб, руки удлинились почти до пола, ноги выгнулись подобно задним лапам животного. Перед Сергеем стоял дикий зверь, невиданный, а потому особенно страшный. Отшвырнув опустошенный пакет, он высунул синеватый длинный язык и облизал окровавленную пасть. Припал на передние лапы и угрожающе зарычал.
— Сейчас успокоится и обратно перекинется, — прокомментировал Николай Григорьевич.
И точно: вскоре рычание стало затихать, желтый блеск в глазах потускнел, а пленник приобрел прежний облик получеловека. Но это больше не было слабое, вызывающее брезгливую жалость существо. Даже в мертвенном свете было заметно, что кожа его утратила бледность и старческую сухость, а на скулах появился слабый румянец. Движения сделались гибкими и полными силы.
— А теперь внимание, фокус, — объявил Харитонов. — Покажи левую руку, чудище.
Огрызнувшись, тварь с детским упрямством спрятала руки за спину, посмотрела злорадно.
— Мне снова к тебе зайти? — грозно осведомился Николай Григорьевич.
Вместо ответа существо издевательски оскалилось и выкинуло вперед левую руку с вытянутым в общеизвестном жесте когтистым средним пальцем.
— Как это? — с туповатым видом спросил Сергей.
Он же видел, точно видел, как Харитонов сначала отрубил этот палец, а потом и вовсе раздавил его на полу!
— Регенерация, — спокойно проговорил Николай Григорьевич. — Все отрубленное отрастает снова.
— То есть их почти невозможно убить?
— Почему невозможно? Серебро — стопроцентная гарантия. Пуля в голову или в сердце — мгновенная смерть. И если бы палец был отрублен серебряным ножом, он бы не вырос снова. Правда, страшилище? Покажи правую лапу!
Вампир неохотно вытянул руку. Только сейчас Сергей заметил, что на ней отсутствует большой палец.
— Регенерация происходит при одном только условии, — продолжил Харитонов, — упырь должен питаться человеческой кровью. Иначе все процессы замедляются.
— А если крови не будет? Он умрет?
— Он бессмертный, — поправил Харитонов. — Так что просто постепенно впадет в полубессознательное состояние. Вроде комы или анабиоза. Вампиры могут спать сколь угодно долго. А потом, как почуют добычу, просыпаются. Я этого два года продержал на голодном пайке. Ничего, не издох, завонял только сильно. Еще отупел и не может полностью в человека перекидываться. Они от долгого голода зверьми становятся.
— Два года? Сколько же он у тебя?
— Да лет уж… — Николай Григорьевич поднял глаза к потолку, пошевелил губами, вспоминая. — Около двенадцати.
— И откуда он взялся?
— Это долгая история… Пошли отсюда. — Харитонов махнул рукой. — Любоваться тут особо нечем. Поглядел — и хватит. Лучше выпьем еще.
По дороге он рассказывал:
— Я ведь тогда запил сильно, после похорон-то… Ну наши с пониманием отнеслись. Оформили отпуск за два года, потом — еще без содержания отправили. Все надеялись, что очухаюсь. А мне все равно было. Так бы и спился. Да только однажды проснулся утром: башка гудит, сердце давит, печень в пузе прыгает. Встал, гляжу на себя в зеркало и думаю: «Что ж ты, сукин сын Харитонов, с собою делаешь? Тебя сломать хотели, а ты рад стараться! И какой же ты мужик после этого? А кто за девчонок твоих отомстит?»
Лестница кончилась. Выйдя из подвала, Сергей ощутил облегчение. Как будто очнулся от страшного сна, липкого и затягивающего.
— Вернулся я на службу, — говорил между тем Николай Григорьевич. — С одной только целью — найти убийцу. Теперь мне уже терять было нечего. Званий я не хотел, должностью не дорожил. А когда человеку нечего терять, он становится опасным, Серега. Им нельзя больше манипулировать.
— Ты снова стал копать?
— Стал. Тогда я и заподозрил, что вампиры существуют. Уж больно многое на это указывало: результаты экспертизы странные, показания подозреваемых, потом их самоубийства. Стал я матчасть прорабатывать. Да. Читал много про вампиров.
— Неужели рискнул вслух сказать?
— Рискнул, — крякнул Харитонов. — Только никто мне искать настоящего преступника не дал. Снова нашелся козел отпущения, на него и свалили. На каждом следаке десятки дел висят, ты же знаешь. А тут я со своими вампирами. Попытался возмущаться — пригрозили психушкой и увольнением.
Разговор продолжился на кухне. Харитонов стоял у плиты, жарил яичницу, спокойно рассказывал:
— Тогда я и стал брать на лапу. Чего смотришь? Да, никогда не брал, а тут взял, и не раз. Девяностые, куча бандитских разборок. Ну в общем, сам понимаешь: продажные менты всегда в цене.
Николай Григорьевич брякнул на стол тарелки с яичницей, взял бутылку. Сергей отрицательно покачал головой, прикрыл свою рюмку ладонью.
— Ну как знаешь. А я выпью. Так вот… Набрал денег сколько надо и сам уволился.
— И что, до сих пор на те деньги живешь?
— Зачем же? — пожал плечами Харитонов. — Их я потратил, так сказать, на следственные мероприятия.
— А это все откуда? — Сергей широким жестом обвел кухню.
Николай Григорьевич усмехнулся:
— Вот что интересно: как стало мне на все плевать, фарт попер. Когда деньги кончились, попробовал на бирже играть. Получилось. Ни разу не пролетел. Я и сейчас на «Форексе» зарабатываю. Валюта, акции. Еще мастерская у меня. Оружейная. Настройка и переделка огнестрела — тюнинг, так сказать. На жизнь хватает, с лихвой. Думаю иногда: вот бы Таню с Юлечкой вернуть! Я бы их в меха и бриллианты… Эх…
Сергей поспешил сменить тему:
— Вампир у тебя откуда?
— Поймал. Я долго их выслеживал. Да только ничего не получалось. Ни связи, ни деньги не помогали. Сумел только самые нижние уровни нащупать. А дальше — глухо. Только вроде какую ниточку ухвачу, а она раз — и оборвалась. Они хитрые. Представь, многим по нескольку сотен лет. И все это время они учились от людей прятаться.
— Они прячутся?
— Среди нас, — уточнил Харитонов. — И отличить их на первый взгляд невозможно. Живут, на работу ходят, с людьми общаются.
— Их так много?
— Не сильно, я думаю. Но они есть, Серега. Везде есть. Вот этот мой знаешь кем был? Проповедником в секте. «Кровь Спасителя» называлась. Вроде бы обычная такая секта — не хуже, не лучше других. Собирались, Священное Писание читали. Вербовали в основном молодежь. Только там двойное дно было, в секте. Вампиры же гипнотизеры те еще, я уже говорил. Вот он мальчишек и девчонок обрабатывал. Тех, кто лучше всего поддавался внушению, поставлял к барскому столу. Куда, кому — мне отследить не удалось, а только пропадали детишки.
— Погоди. Тебе никто не верил, ясное дело. Но у тебя целых двенадцать лет в руках было неопровержимое доказательство — настоящий вампир! Почему ж ты его никому не показал?
— Кому, например? — прищурился Харитонов.
— Да той же милиции! Ученым, журналистам…
— И как думаешь, сколько бы я после этого на свободе проходил? Вампиров нет, это общеизвестный факт, Серега. Есть мутанты, психопаты, уроды — больные люди, короче. Меня бы просто посадили за похищение человека, понимаешь? А если бы даже потом поняли, кто такой на самом деле Нектарий…
— Нектарий?
— Так его звали, вампира. Не перебивай. Так вот, тогда его передали бы спецслужбам. А меня убрали бы как ненужного свидетеля.
Сергей обдумал слова Николая Григорьевича. Вполне вероятно, он прав. Даже скорее всего.
— Я так полагаю, вампиры просто сдали мне Нектария, — сказал Харитонов. — Он проштрафился, выдал себя — вот его вроде как и наказали.
— Странное наказание. А если бы он стал выдавать других?
— Я сначала на это и надеялся. Допрашивал, пытал, голодом морил. Собак на нем натаскивал. Бесполезно, хоть на куски режь. Да я и резал — один черт, снова все отрастает. Видно, сородичей своих Нектарий боится гораздо сильнее, чем боли и голода. И они это знали. Иначе не допустили бы, чтоб я его поймал.
Выдали своего… Швырнули, как подачку, даже не опасаясь последствий. Возможно ли такое пренебрежение к противнику? Презрительное пренебрежение.
— Им бояться нечего, — говорил между тем Харитонов. — Маскировка у них на высшем уровне. И даже если кого из них на месте преступления застукают — решат, что маньяк. Сам посуди: в вампиров никто не верит.
Сергей покачал головой. Не сходится. Если вампиры не боятся разоблачения, откуда столько суеты вокруг последнего дела? Почему убивают всех, кто хотя бы приблизился к разгадке? Он высказал свои сомнения вслух.
— Тут дело в другом, — возразил Николай Григорьевич. — Возможно, они кого-то покрывают. Кого-то, кого нельзя сдать. Вот смотри — подобные убийства были всегда. Но не чаще чем раз в месяц, а то и реже. Подозреваемые, которых мы ловили, описывали убийц по-разному. Пьяница говорил про молодую женщину, наркоман — про пожилого мужика.
— Кстати, если вампиры умеют стирать память, почему этим не стерли?
— Может, не заметили их или не стали мараться: кто им поверит?
— Или люди в состоянии измененного сознания не поддаются их воздействию, — добавил Сергей.
— Или так. Главное, что раньше убивали разные вампиры. Это была охота. А сейчас убивает только один и почти каждый день.
— Иван.
— Может, Иван, может, еще кто. Только он не особенно заботится о сокрытии улик. За ним подчищают.
— Значит, он почему-то важен для вампиров. Может быть, занимает особое место в их общине.
— Точно, — кивнул Харитонов, наливая себе водки. — И ты, видно, тоже чем-то важен для них. Всех убили, а тебя только припугнули. Почему?
— Не знаю.
— Вот и я не знаю. — Николай Григорьевич выпил, поморщился. — Одно скажу: вокруг тебя и твоей сестры что-то слишком уж много суеты. Перевози-ка ты девочку ко мне. Сам видишь: мой дом — самое безопасное место. В него ни вампир, ни человек не смогут проникнуть. В окно шмальнуть тоже невозможно — стекла пуленепробиваемые. Дверь запросто выдерживает выстрел из гранатомета.
— Я подумаю.
— Некогда думать. Перевози. А сами начнем потихоньку с упырями разбираться.
— Ты хочешь мне помочь?
— Я хочу с ними разобраться. Раз и навсегда. Отомстить. Я долго этого ждал. Увидал по телевизору, понял — время пришло. Нельзя больше молчать. Они ж совсем обнаглели, упыри. Хотел Свириденко… она баба честная. Не поверила. А тут ты. Знаешь, я думаю, на этот раз удастся найти зацепку.
— Допустим. Но как ты собираешься с ними воевать?
— Ха! Зря я, что ли, двенадцать лет готовился? — Харитонов прожевал бутерброд и поднялся. — Перекусил? Смотри тогда.
Он вытащил из кармана пульт, нажал кнопку — и буфет мягко отъехал в сторону. В стене обнаружилась широкая металлическая сейфовая панель. Отперев замок, Николай Григорьевич с гордостью распахнул дверь:
— Мой арсенал.
Сергей присвистнул: в шкафу стояло около десятка стволов. Отделения внизу были заняты коробками с патронами.
— Вот смотри, — Харитонов, широко улыбаясь, взял в руки охотничий карабин. — «Сайга», под патрон АК сорок семь, на семь шестьдесят два. Штука для гражданских, конечно. Но как видишь, усовершенствованная. Моя работа.
Сергей выразил восхищение, причем сделал это искренне. Коллекция оружия впечатляла.
— А вот красота какая. — Николай Григорьевич любовно погладил винтовку «Steyr AUG». — Длинный ствол, сошки, оптика. У меня их две. А ну-ка…
Он вынул из стойки самозарядную снайперскую винтовку «FN FNAR», передал Сергею. Тяжесть оружия в руках внушала чувство надежности.
— Таких три. Возьми себе одну.
— Вряд ли. — Сергей усмехнулся, представив себя разгуливающим по Владивостоку со снайперкой. — Если менты остановят, беды не оберешься.
— Вижу, ты еще не совсем проникся, — нахмурился Николай Григорьевич. — Но в чем-то ты прав, конечно. Пока еще не время. Вот сестру перевезешь, тогда помаракуем, выработаем план…
Сергей кивнул. Харитонов жаждет мести, это очевидно. А он сам? Тоже. Но желание расквитаться с кровососами за смерть Алисы отошло на второй план. Главное сейчас — спасти Дашку. Неизвестно, почему к ним привязались вампиры, но сами они не отстанут, нечего и надеяться. Значит, нужно их остановить…
— Возьми. — Николай Григорьевич сунул ему в ладонь пистолет. — Пригодится. Заряжен.
— Ничего себе! — Сергей рассматривал кольт сорок пятого калибра.
— Башку упырю разнесет будьте-нате, — довольно прокомментировал Харитонов.
— Уверен? — недоверчиво переспросил Сергей, вспомнив мгновенно отросший палец Нектария.
Черт их знает, вурдалаков: может, у них и башка отрастает, и мозги новые появляются? А может, и нет у них мозгов…
— Обычной пулей не возьмет, — деловито кивнул Николай Григорьевич. — Вернее, сильный вампир быстро восстановится, а слабый может и свалиться, хотя потом все равно регенерирует. Но тут пули с посеребренной оболочкой. Сам серебрил. Вот это тоже возьми.
Он протянул новенькую плечевую кобуру.
— Спасибо.
— Так-то лучше, — довольно произнес Харитонов. — Надежнее так-то…
Сергей застегнул на себе ремни, проверил предохранитель на пистолете, сунул его в кобуру.
— Теперь можно взглянуть на стилет?
— Да, чуть не забыл. Вот держи.
Стилет был почти точной копией подарка бабки Глаши. Только, в отличие от того, клинок этого был начищен до блеска: видно, хозяин тщательно за ним ухаживал. Всмотревшись в сложный орнамент на рукояти, Сергей заметил надпись.
— In pulverem reverteris, — прочел он вслух.
— В прах возвратишься, — перевел Харитонов.
— Я знаю. Сейчас приду.
Сергей поднялся в кабинет, достал из кармана куртки свой стилет и принес его на кухню. Положил кинжалы рядом:
— Они одинаковые.
— Ничего удивительного, — хмыкнул Николай Григорьевич, — их в Европе стали изготавливать, начиная с тринадцатого века. Стандартное оружие охотников за вампирами.
— Оно обладает какими-нибудь особыми свойствами?
— Да нет. Может, раньше и обладало. Делалось из освященного металла или освящалось после изготовления. Но сейчас это не так уж и важно. Пуля гораздо надежнее. Хотя и это при близком контакте штука неплохая. — Харитонов взглянул на часы: — Два часа уже. Пошли, я тебе в гостевой постелю.
Сергей завел будильник на телефоне на шесть утра: дорога предстояла дальняя, отсыпаться было некогда.
Казалось, едва он уснул, как под ухом заорало: «Du hast!» Продрав глаза, Сергей подошел к двери кабинета, где на диване устроился Николай Григорьевич. Хозяин, изрядно принявший вечером, заливисто храпел, казалось, разбудить его будет невозможно. Но когда Сергей, тихо приоткрыв дверь, перешагнул порог, на него уставилось пистолетное дуло.
— А, это ты, — сонно пробурчал Харитонов. — Собрался уже? Пошли, провожу…
Он вышел с гостем во двор, отогнал Вана, Хеля и Синга, которые выскочили из вольера. Нажатием кнопки на пульте отключил ловушки. Сергей выгнал из гаража автомобиль, притормозил у ворот, опустил стекло. Николай Григорьевич открыл ворота, склонился к машине, пожал гостю руку:
— Счастливо, Серега. А сестру перевози.
— Ладно. Прямо сейчас и поеду.
В машине Сергей взглянул на часы: шесть тридцать. Рановато, конечно, для телефонных разговоров, но придется побеспокоить… Он позвонил Андрею.
Тот не сразу взял трубку, а когда ответил, голос его был сонным и слегка раздраженным:
— Алло. А, ты… Да все в порядке, что нам сделается. Спим вот…
— Извини, что разбудил. Вечером приеду, заберу Дашу.
— Так быстро? — удивился Андрей. — Ну хорошо, ждем…
В душе занозой засело беспокойство. Сергей почему-то вспомнил о маленькой дурочке Инге, которая отказалась прятаться. А ведь она — первая, на кого будет нацелен удар. «Я только проверю, и все…» — Он отыскал визитку и набрал номер. Девушка ответила сразу же. Узнав его голос, жалобно сказала:
— Сережа, мне страшно!
— Что случилось?
— Он приходил. Стучал в дверь. Я не открыла…
— Иван приходил? — зачем-то уточнил Сергей.
— Да… — Девушка осеклась и после долгого молчания, когда собеседник уже забеспокоился, продолжила почти шепотом: — А потом он постучал ко мне в окно. Я не знаю, как такое возможно! Не понимаю…
— Слушай меня внимательно, — перебил Сергей. — Не открывай никому. Не подходи к двери и окнам. Вызови милицию.
— Я вызвала, — скороговоркой зашептала Инга. — Сразу же вызвала. Но их все нет и нет. А он исчез. И я… Мне страшно, Сережа! — срываясь на визг, выкрикнула она. — Страшно! Я чувствую — он где-то рядом!
— Спокойно. Я сейчас приеду.
Сергей завел машину. Раз у сестры все хорошо, он поедет к ней чуть позже. Сначала нужно спасти маленькую дурочку, до которой добрались вампиры.
Теперь он был уверен: вампиры существуют.
Тихо, уютно, безопасно и… невыносимо скучно. Первая ночь в чужом доме прошла спокойно, если не считать кошмара, приснившегося под самое утро. Но даже страшный сон, в котором Дашу преследовали чудовища во главе с Терминатором, был приятнее, чем дневная скука.
Хозяева дома ласковы и добры, но они посторонние люди, говорить с ними особенно не о чем. Телевизор Даша никогда не любила. В ее комнате был хороший компьютер, но какая от него польза, если он не подключен к сети? Книг в доме было мало. Правда, у Анны нашлось несколько глянцевых томиков одной из вампирских саг. Однако в этот раз Дашу почему-то не заинтересовали романтические приключения вампиров. Едва она погружалась в чтение, как в памяти всплывало лицо китайца, его нечеловеческие желтые глаза с вертикальными зрачками, острые клыки, выглядывающие из-под тонких губ. Впервые она задумалась: так ли безобидны и прекрасны игры со сверхъестественным, как их представляют авторши модных романов?
Хорошо, что Даша догадалась уложить вместе с вещами принадлежности для рисования. Большую часть дня она провела за альбомом, и конечно, на всех ее рисунках был только Денис. Только вот лицо его почему-то везде выходило грустным, а в глазах таился упрек.
Сильнее скуки, сильнее даже страха ее терзала тоска по любимому. Даша загоняла ее в глубину души, снова и снова повторяя про себя: «Это для моей же пользы». Так говорил брат. Но слова Сергея так и оставались словами. Набором букв, не имевших никакого смысла. И вообще, смысл утратился, испарился из ее жизни. Не было ни вкуса, ни цвета, ни запаха. Не было ничего, кроме страха, серой скуки и тоски.
Она нежно касалась нарисованного лица кончиками пальцев, словно надеялась, что картинка оживет. Как он там, выздоравливает ли? Что подумал, когда Даша не пришла в клинику? Должно быть, теперь пытается дозвониться до нее и волнуется, что она не берет трубку. А может быть, решил, что Даше надоело его навещать. Вдруг Денис, обидевшись, вернется к Яне? От этой мысли стало очень больно, и на глаза навернулись слезы.
Она кляла себя за слабость, бесхребетность. Почему позволила Сергею увезти себя, словно надоевшее домашнее животное? Да что там, словно ненужную вещь… И тут же возражала себе: «Это же наш Сережка! Все это он сделал ради тебя!» Но снова в душе вскипало возмущение: «Он не должен был запрещать мне звонить Денису! Денис любит меня, какой может быть вред от любви?»
Она попросила у хозяина телефон. Но Андрей твердо ответил:
— Нет, Дашутка, не велено, — чем вызвал у девушки новый всплеск протеста. Тайком от хозяев она обошла весь дом, но так и не нашла ни одного телефона.
Даша отодвинула рисунок, взяла книгу, на обложке которой бледный юноша с большими клыками обнимал красивую девушку, и попыталась читать. Но герои романа, раньше восхищавшие ее, теперь вызывали только страх и омерзение. Да разве могут сравниться какие-то бледные юноши с веселым, полным жизни Денисом! Без него невозможно радоваться, улыбаться, дышать. Без него невозможно быть…
Даша отложила книгу и взглянула в окно, за которым синели нежные сумерки. В воздухе курился легкий туман, землю убелил выпавший ночью снежок. Во Владивостоке он уже превратился бы в серое месиво, а здесь, за городом, сохранился во всей своей пушистости и чистоте. Даша представила себе, как вкусно пахнет сырой воздух, как холодный туман прикасается к щекам, и достала из шкафа куртку. Выходить за ворота ей не разрешалось, но можно ведь хотя бы постоять во дворе…
Она спустилась на первый этаж, прошла мимо кухни, из которой тянулись запахи жареного лука, выпечки и чего-то сладкого, ванильного.
— Прогуляться решила? — окликнула ее Анна. — Хорошее дело, нагуливай аппетит. Скоро ужинать будем.
Даша вышла из дома, остановилась на крыльце и глубоко вдохнула. Как хорошо! Деревце, росшее возле забора, выглядело частицей сказочного леса. Туман сделал осевший на его ветвях снег прозрачным, словно заковал дерево в хрусталь. Подойдя к нему, Даша кончиками пальцев погладила холодные кристаллики льда.
— Красавица, позолоти ручку… — вкрадчиво сказали рядом.
Вздрогнув, девушка оглянулась. У забора стояла пожилая цыганка, закутанная в облезлую каракулевую шубу и пуховый платок. Встретившись взглядом с Дашей, женщина улыбнулась и повторила:
— Позолоти ручку, хорошая. Погадаю, все расскажу: что было, что будет…
За ее спиной на дороге стоял замызганный микроавтобус. Черноволосый смуглый водитель, высунувшись из окна, покрикивал на молодых женщин, которые изо всех сил пытались толкнуть машину.
— Заглохли, — деловито пояснила цыганка. — Пока заводится, давай погадаю. А то, может, пустишь нас погреться, молодая хозяйка?
Даша ощутила укол страха и попятилась.
— У меня нет денег…
— Не уходи, бриллиантовая! — зачастила женщина. — Дай ручку, за так погадаю!
Взгляд ее черных глаз манил, завораживал, грудной голос лишал воли. Сама не желая, Даша просунула руку между прутьев ограды. Крепко вцепившись в ладонь твердыми пальцами, гадалка понесла обычное цыганское:
— Девушка ты добрая, сердечная. Богатой будешь, счастливой будешь… — Но вдруг осеклась и низко склонилась над рукой, разглядывая линии.
— Что случилось? — спросила Даша.
— На пхуч, — прошептала цыганка, выпуская руку девушки. — На пхуч! Змэкэс!
Она попятилась, оскальзываясь на льду, словно страшилась повернуться спиной. Отойдя на несколько шагов, низко поклонилась. Микроавтобус завелся, и цыганка поспешила к нему, повторяя:
— Васт, васт, Сара Кали!
Даша изумленно смотрела ей вслед, ощущая, как беспочвенный страх вползает в душу, сворачивается тугим холодным клубком.
— Кто там? Что случилось? — К воротам спешил Андрей.
— У них просто машина заглохла, — пояснила Даша.
— А от тебя чего нужно было?
Девушка пожала плечами.
— Пошли ужинать. — Андрей взял Дашу под руку, мягко, но настойчиво повел к дому. — Ты в следующий раз, если погулять захочешь, скажи мне. Я с тобою выйду. Хорошо?
Даша послушно кивнула, подумав, что вряд ли ей скоро захочется снова погулять.
После ужина она поднялась в свою комнату, немного посидела с альбомом, нарисовала еще один портрет грустного Дениса и легла спать. Долго ворочалась, то вспоминая странную цыганку, то гадая, о чем думает сейчас любимый. Наконец уснула.
Даше приснилась цыганка. Она хохотала, скаля желтые зубы, и приговаривала:
— Идут за тобой! Они идут! Не спрячешься!
— Кто идет? — хотела спросить Даша, но слова не слушались ее, замирали, и с губ слетало только невнятное мычание.
— Дай ручку, я ее отгрызу!
Лицо женщины превратилось в уродливую звериную морду, рот наполнился кровавой пеной. Даша хотела убежать, но тело не слушалось. Руки цыганки потянулись к девушке и начали удлиняться, удлиняться…
Даша проснулась от собственного стона. Долго лежала, почему-то боясь открыть глаза. Потом протянула руку, на ощупь включила ночник и тогда только осмотрелась. Комната как комната. Никаких цыганок и монстров.
— Это был сон, — шепотом сказала она себе.
Но больше уснуть не получилось. Несмотря на горящий свет, было не то чтобы страшно, но как-то не по себе. Снова вспомнился Денис, и тут же захотелось плакать.
— Прекрати! — строго произнесла Даша.
Она посмотрела на часы. Половина седьмого. Оказывается, уже утро. Стало немного легче. Пусть еще темно, но скоро уже мрак начнет редеть, рассеиваться и исчезнет, а с ним уйдут и страхи. До следующей ночи…
Даша встала и прошлась по комнате. Вот ведь парадокс какой. Когда нужно на занятия, просыпаться ужасно тяжело. Сейчас делать абсолютно нечего, можно спать хоть по двенадцать часов — так нет же, подскочила, и все тут.
За дверью раздались тяжелые шаги. Даша вздрогнула, прислушалась. Шаги зазвучали ближе. Девушка подкралась к двери и замерла, готовая закричать, позвать на помощь. Кто-то прошел мимо ее комнаты, сопя и бормоча сонным голосом. «Андрей проснулся, по телефону разговаривает», — с облегчением поняла Даша.
Хозяин спустился на первый этаж, погремел посудой на кухне, потом снова поднялся. Хлопнула дверь спальни, и воцарилась тишина. Девушка перевела дыхание, чувствуя, как гулко бьется сердце. От страха во рту пересохло, очень хотелось пить.
Даша накинула халат, вышла из комнаты, огляделась и первым делом ринулась к выключателю. В коридоре зажегся мягкий свет. Так было гораздо спокойнее. Девушка тихо зашагала по лестнице, включая по пути висящие на стене светильники.
На кухне она тоже сразу щелкнула выключателем. Достала из холодильника бутылку минералки, подошла к шкафу. Взгляд Даши упал на кухонный стол, и рука, протянутая за стаканом, замерла в воздухе. На белой мраморной плитке лежала спросонья забытая Андреем трубка домашнего телефона.
«Нельзя. Сергей запретил». Девушка плеснула воды в стакан. Сделала глоток, не сводя глаз с соблазнительно поблескивавшей серебристыми боками трубки. «Один звонок. Денису. Никто ведь не узнает». Только сказать, что с нею все в порядке, что она не забыла. Успокоить и спросить, как его самочувствие… Но тут же вспомнились слова брата: «Ты не должна выходить на связь. Ни с кем. Это очень серьезно. Пойми, это для твоей же пользы».
Девушка смахнула набежавшие слезинки, решительно схватила трубку и набрала номер, который знала наизусть.
— Алло. — Денис ответил тут же. — Алло!
Даша молчала, просто слушая родной голос, наслаждаясь его мягким звучанием.
— Вас не слышно, — теперь Денис говорил слегка встревоженно. Догадавшись, воскликнул: — Даша! Даша, это ты? Даша, ответь!
— Это я, — тихо сказала девушка и заплакала.
— Что с тобой? Не молчи, пожалуйста!
— Со мною все в порядке, — захлебываясь слезами, выдавила Даша — Я… пока не могу к тебе прийти.
— Почему ты плачешь? Дашенька, скажи правду: что случилось? Где ты?
Даша замолчала, утерла слезы и с трудом заставила себя оторвать трубку от уха. Дрожащий палец лег на кнопку отбоя. Этого достаточно. Денис знает, что она жива и здорова. О том, как парень может воспринять ее слезы, она не подумала.
— Малыш, тебе грозит опасность. Очень прошу: скажи, где ты? Пожалуйста, любимая…
Палец замер, так и не нажав на кнопку. Даша медленно поднесла трубку к уху и назвала адрес.
— Только не клади трубку! — умоляла Инга. — Я боюсь! Как он смог залезть на окно? Кто он?
— Не волнуйся, держись, — успокаивал Сергей. — Скоро буду, подъезжаю к городу.
Он давно уже переключился на гарнитуру и всю дорогу разговаривал с девушкой. Даже по телефону чувствовалось, что Инга на грани истерики или обморока.
— Милиция приехала?
— Да. Но они никого не нашли. Посоветовали выпить успокоительное и уехали. Он исчез, Сережа! А я чувствую: он где-то рядом… Так не бывает, не бывает!
Вот именно — не бывает. Позвонить Вовке? Результат будет тот же. Ну кто поверит, что в окно квартиры на четвертом этаже лез вампир? Вот Инга сама его видела, но не может поверить собственным глазам.
Сергей въехал в город. До Тополиной аллеи добрался быстро, благо в такой ранний час пробок еще не было. Поставил машину под окнами Инги, нажал на кнопку домофона, проговорил в гарнитуру:
— Открой, это я.
Взбежал по лестнице, вошел в распахнутую дверь. Инга стояла в прихожей, прислонившись к стене. Она была одета во что-то легкое, шелковое. Серебристые волосы рассыпались по плечам.
— Пришел… — Девушка сделала шаг и прижалась к Сергею. — Слава богу…
Не отталкивать же ее… Он отключил гарнитуру, потом неловко обнял хрупкие дрожащие плечики и погладил белокурый затылок. Волосы были шелковистыми, приятными на ощупь. От них пахло какими-то тонкими, нежными духами, напоминающими аромат травы и цветов после дождя. Больно ударило воспоминание: точно так же пахла Алиса.
— Все, все, успокаивайся. — Сергей мягко отстранился. — Лучше толком расскажи, что случилось.
Инга, безошибочно уловив перемену в его голосе, подняла огромные, полные слез глаза:
— Не сердись. Я так испугалась…
И снова резануло по сердцу: «Что ж я девчонку обижаю? Она же не виновата…»
— Я не сержусь, что ты. — Он улыбнулся через силу и провел ее в комнату. — Просто пытаюсь тебя немного успокоить. Так за каким окном он появился?
— Здесь…
Шелковая штора была отодвинута.
— Я услышала стук, — сказала Инга, — и подошла посмотреть. Понимаешь, я же… я думала, может, птица… или… я не знаю! — выкрикнула она. — Это было так…
— Нереально? — подсказал Сергей.
— Да, как во сне. Или в фильме ужасов. Знаешь, я вот их смотрела раньше и думала: ну зачем герои лезут, куда не нужно? В жизни люди себя так не ведут. А оказалось, ведут. Потому что никто не верит в то, что за окном ждет чудовище…
Инга закрыла лицо руками и горько расплакалась. Тонкие пальчики дрожали. Пришлось снова обнять ее, долго успокаивать.
— Он просил, чтобы я его впустила, — всхлипывая, говорила девушка. — Шепотом просил. Окно было закрыто, а я все равно слышала. Его глаза… желтые. И они горели. И еще… он висел в воздухе! Ты мне веришь?
Она взглянула на Сергея с выражением такой безнадежности, что он поспешил сказать:
— Конечно, верю. — И ничуть не соврал.
— Было так страшно… Я отошла от окна. Села в кресло и смотрела на него. Не было сил отвести взгляд. А он все шептал, шептал… а потом исчез.
Инга прерывисто вздохнула.
— Тебе нужно отдохнуть, — произнес Сергей. — Ляг, поспи.
— А ты не уйдешь?
Взгляд ее стал доверчивым, как у ребенка.
— Не уйду, — пообещал Сергей.
Она робко улыбнулась и коснулась лба:
— Что-то голова кружится…
В следующее мгновение ноги ее подкосились, и Инга едва не выскользнула из объятий Сергея. Он подхватил девушку на руки, положил на тахту и осторожно похлопал по щеке. Обморок длился несколько минут. Когда Сергей уже решил вызывать «скорую», девушка открыла глаза:
— Что со мной было?
— Ты потеряла сознание.
— Это от страха. Не уходи.
Инга вцепилась в куртку, которую он так и не успел снять.
— Пожалуйста, только не бросай меня!
Трогательная беспомощность, мольба в голубых глазах, нежные губы и запах травы… Сергей и сам не понял, как это произошло. Очнулся на мгновение, оторвавшись от поцелуя. Но тут же снова провалился в охватившее их безумие. Она была нежной и страстной, мягкой и требовательной, слабой и сильной. Она сумела заставить забыть обо всем.
Потом, когда они, утомившись, оторвались друг от друга, Инга прошептала:
— Забери меня отсюда…
— Я могу отвезти тебя к себе домой, — ответил Сергей. — Но у меня может быть еще опаснее. Тебе лучше поехать к кому-нибудь из друзей или родственников.
Закинув руки за голову, он бездумно смотрел в потолок. Хотелось спать. И почему-то прикосновения Инги теперь были неприятны.
— Не хочу с тобой расставаться. — Девушка снова прильнула, спрятала лицо на его груди.
Отвезти ее к Харитонову? Нет, не нужно подвергать сестру лишней опасности… Сестра! Сергей бросил взгляд на часы и подскочил. Нужно забрать Дашу, а он здесь валяется! Да что с ним происходит? Почему накинулся на девчонку в самый неподходящий момент? Сдержаться, что ли, не мог? Будто помрачение какое-то нашло. Казанова недоделанный…
Сергей быстро оделся:
— Инга, вставай, собирайся. Я отвезу тебя, куда скажешь.
Девушка приподнялась на локте, изумленно спросила:
— Ты куда?
— У меня важные дела. Времени нет. Пожалуйста, одевайся.
— Останься.
Что-то в ее голосе насторожило Сергея. Пожалуй, в нем зазвучали повелительные нотки. Сейчас Инга не выглядела ни напуганной, ни беззащитной. Взгляд излучал спокойную уверенность, движения приобрели плавную грацию хищника. Она смотрела в глаза Сергею, словно желая его загипнотизировать, и повторяла:
— Останься, останься…
От ее голоса слегка закружилась голова, на мгновение захотелось плюнуть на все и обнять девушку, чтобы никогда с нею не расставаться. Инга отбросила назад волосы, и Сергей увидел на ее шее два крошечных круглых шрамика. Морок тут же рассеялся.
— Я должен идти, — сказал он.
— Тогда возьми меня с собой.
Инга и не подумала одеться. Подскочила, повисла у него на шее, крепко обвила руками, прижалась всем телом. Сергей попытался вежливо разжать эти живые оковы, но ничего не вышло: девушка была удивительно сильной. Вскоре, наплевав на деликатность, пришлось отрывать ее от себя. Неизвестно, чьей победой закончился бы этот странный поединок, если бы из прихожей не раздался звонок телефона. Неохотно разжав пальцы, Инга вышла из комнаты. Сергей двинулся следом, на ходу накидывая куртку.
Девушка подняла трубку, выслушала, что ей говорил невидимый собеседник, и, не ответив ни слова, нажала на отбой. Сергей подошел к выходу, отпер первую дверь, взялся за ручку второй, металлической. Инга молчала, не пытаясь больше задержать гостя.
Потом, анализируя произошедшее, Сергей так и не смог понять, что именно его насторожило. Наверное, сработала интуиция. Замок не отпирался. По спине пробежал неприятный холодок, и он резко обернулся. Инги не было, но все чувства кричали о приближающейся опасности.
Повинуясь той же интуиции, Сергей поднял голову и увидел Ингу. Голая, белокожая, бесстыдно раскоряченная, она ползла по потолку, напоминая огромную фантастическую саранчу. Лицо ее исказилось, превратилось в звериную морду, глаза горели желтыми огнями, из оскаленной пасти рвался визгливый вой.
Сергей выдернул из кобуры пистолет, снял с предохранителя, прицелился. Инга подобралась, готовясь к прыжку.
Трель дверного звонка, в следующую секунду ударившая по напряженным нервам, показалась оглушительно громкой. Очевидно, она стала неожиданностью и для вампирши, которая словно бы споткнулась на потолке и замерла.
— Кто там? — спросил Сергей, ни на миг не сводя взгляда с Инги.
Краем сознания он отметил безумие происходящего. Стоит в квартире, хозяйка которой обратилась в упырицу, целится в нее из кольта сорок пятого калибра и при этом произносит до идиотизма будничные слова.
Ответ, прозвучавший из-за двери, был не менее абсурден.
— Здравствуйте, не хотите ли поговорить о Боге?.. — елейно произнес старушечий голос.
Вампирша, присев на потолке, склонила башку набок и уставилась на дверь. Уродливая харя выражала искреннее недоумение. Для полного сходства с животным не хватало еще почесать ногой за ухом. На мгновение Сергею показалось, что так она и сделает.
В подъезде раздался щелчок замка, следом загремело хрипло-басовитое:
— Да идите вы на хрен, сектанты гребаные!
— И ходют и ходют! — поддержал женский визгливый голос. — Покою от вас нет! Кто вам только открывает?
Сектанты успокаивающе забубнили что-то об Иегове и необходимости быть добрее, а Сергея преследовала одна лишь мысль: если он сейчас выстрелит, грохот будет оглушительный. Соседи тут же вызовут милицию. Хорошо, если тварь издохнет сразу же. А если придется ждать? Возможно, он не успеет скрыться до приезда наряда.
Левая рука сама нашла в кармане куртки стилет. Правая по-прежнему держала пистолет. Вампирша, которой надоело прислушиваться к теософскому диспуту в подъезде, оттолкнулась от потолка и прыгнула на Сергея. Он рванулся вперед, упал на пол, перекатился, вскочил на ноги. Инга, не ожидавшая от жертвы такой прыти, всем телом ударилась о дверь. Развернулась, рыча от ярости, и кинулась на Сергея, выставив перед собою руки со скрюченными когтистыми пальцами.
Он не стал уворачиваться, выдернул из кармана стилет и принял Ингу в объятия. Белоснежные клыки клацнули у самого уха. Тварь издала торжествующий вой, который тут же оборвался и перешел в болезненный хрип: серебряный клинок вспорол незащищенный живот вампирши.
Пасть существа широко раскрылась в судорожном зевке, изрыгнув поток бледной крови. «Куртку испачкала», — отстраненно подумал Сергей, выдергивая стилет. Инга сделала шаг назад, опустила голову и, подскуливая от боли, принялась сосредоточенно запихивать вывалившиеся из глубокой раны кишки обратно в живот. Получалось плохо. Тогда она, покрепче перехватив поблескивающие скользкие внутренности, выдернула их из брюшины и швырнула в Сергея. Тот отпрянул, и зловонный окровавленный клубок пролетел мимо.
Вампирша снова двинулась на него. Рана, хлюпавшая при каждом шаге, уже начинала затягиваться. «Значит, сытая, — вспомнилась лекция Харитонова. — А бить надо в сердце. Пока не оклемалась окончательно». Сергей сделал шаг навстречу твари и вогнал стилет ей под левую грудь.
Инга содрогнулась, выгнулась и обмякла. Широко распахнутые желтые глаза медленно потухали, затягиваясь мертвенной пеленой. Сергей почему-то ждал, что вампирша обретет человеческий облик, но этого не случилось. Перед ним лежала тварь с омерзительной гиеньей мордой.
«Отпечатки. Следы, — пронеслось в голове. И тут же, следом: — Плевать. Главное, успеть к Дашке…»
Он вскочил, сунул пистолет в кобуру, выдернул из трупа стилет, обтер его о висевшую на вешалке белую шубку. Забежал в ванную, кое-как замыл кровавое пятно на куртке. Вернулся в прихожую, отпер замок, который тут же почему-то перестал капризничать, и вышел из квартиры, захлопнув за собой дверь. Лестничная клетка была пуста: религиозное сражение окончилось полной и безоговорочной победой жильцов, сектанты с позором бежали.
Адреналин, бурливший в крови во время схватки, наполнявший злым азартом, постепенно выветривался, и Сергея охватывало омерзение. Он спал с вампиршей. С существом, лишь внешне выглядящим как человек. С тварью, способной превращаться в гиену и убивать людей. Целовал губы, которые, быть может, совсем недавно слизывали кровь с шеи жертвы… Внезапная мысль бросила в жар: а если вампиризм передается половым путем? Как вирус? Харитонов не рассказывал, каким образом человек становится вампиром.
«Прекратить панику! — приказал он себе. — Сейчас не время! Все это потом…» Сергей уселся в машину, тронулся к дороге. Следовало как можно скорее убираться от дома Инги. Хоть схватка была и без пальбы, все же она произвела немало шума. Соседи вполне могли встревожиться и вызвать милицию. Но что-то ему подсказывало: вампиры не захотят, чтобы тело полузверя было найдено людьми, и сами подчистят в квартире.
По пути он перебирал в памяти события последних дней, выстраивая логические цепочки, выдвигая версии и тут же опровергая их. Инга заявила, что на нее напал маньяк, описала Ивана. Значит, Иван невиновен? На него пытаются повесить чужие преступления? Не факт. Ведь напал же он на Дениса. Дашке-то можно верить. И он исчез после того, как была убита его девушка. Но вполне возможно, что и самого Ивана уже нет в живых. Тогда вампирам очень удобно сделать из него козла отпущения, как это было с бомжом.
А может быть, вампиры решили сдать Ивана, как уже сделали один раз с Нектарием? Потому Инга и дала такие показания. Заодно и Сергея поймала. Никаких сомнений, что встреча с ней была подстроена. Зачем? Любовниц подсовывают, когда хотят выведать информацию. Какую? «Возьми меня с собой», — прозвучал в голове нежный голосок, и Сергея снова обдало жаром. Ей нужно было узнать, где прячется Дашка!
Отъехав на пару кварталов, Сергей остановил машину. Конечно. Именно поэтому она изображала жертву. Надеялась, что он отвезет ее туда, где спрятал сестру. И набросилась только после того, как поняла, что он этого не сделает. Стоп! Что мешало вампирам проследить за ним? Звонок. Она напала после звонка. Кто-то дал отбой, разрешил с ним расправиться. Это может значить только одно…
Сергей набрал Харитонова:
— Они могут знать, где Дашка!
— Плохо, — выслушав, проговорил Николай Григорьевич. — Езжай за сестрой. И скажи-ка адресок, я тоже подскочу.
Сергей назвал адрес. Помощь могла понадобиться.
— Выезжаю, — спокойно ответил Николай Григорьевич. — Оружием загружусь. Встретимся на месте.
Сергей позвонил Андрею.
— Да ждем мы, ждем, — ответил тот со смешком. — И все у нас в порядке.
— Не выходите из дома. Никого не впускайте. Не подходите к окнам и двери.
Голос Андрея посерьезнел:
— Понял. Не волнуйся, сделаю.
«Следи за Дашкой», — хотел сказать Сергей, но не успел: в трубке что-то загремело, следом раздался полный ужаса женский крик, и связь оборвалась.
В полдень с моря потянулось облако густого тумана, расстелилось по берегу, окутало унылые халупы. Легкие щупальца льнули к дороге, ласково касались таблички с надписью «Любшино».
Но черному «паджеро» туман был нипочем. Белесый кисель, взрезанный фарами, покорно расступался перед ним. Человек, сидевший за рулем, увидел табличку, кивнул, словно с чем-то соглашаясь, и повернул руль.
Джип выехал на разбитую дорогу и, не сбавляя скорости, понесся по ухабам. Остановился посреди рыбацкого поселка. Из машины выскочил белобрысый парень в кожаной куртке. Хлопнул дверью, двинулся вдоль хибар, останавливаясь перед каждой и внимательно вглядываясь в тусклые окна. Похоже, осмотр его удовлетворил: тонкие губы растянулись в слабой улыбке. Парень развернулся и зашагал к единственному более-менее прилично выглядевшему дому, на котором красовалась вывеска «Продуктовый магазин «Любавушка».
Возле крыльца маялись три личности неопределенного возраста — небритые, в грязных куртках поверх растянутых спортивных костюмов. Один, здоровый бугай с мрачной физиономией, бубня:
— Не хватает, — пересчитывал мятые десятки, двое других шарили по карманам в поисках денег. При виде одинокого чужака личности оживились, переглянулись, приосанились и выступили навстречу единым фронтом.
— Есть че? — требовательно спросил здоровый.
— Слышь, пацан, добавь братве, — предложил второй, тощий мужик с подбитым глазом.
— С приезжих плата за проезд, — хохотнув, поддержал третий.
Белобрысый остановился, с молчаливым любопытством оглядел компанию. Взглянув в холодные желтые глаза, местные как-то сразу осознали необоснованность своих требований и отступили. Все еще не сводя с них взгляда, парень по-птичьи склонил голову набок, потерев едва заметный шрам на шее. Этот жест, вроде бы не несущий никакой агрессии, почему-то напугал доморощенных робингудов. Словно по команде, они развернулись и трусцой покинули место несостоявшегося сражения.
Пожав плечами, белобрысый вошел в магазин. Покупателей не было. Полная женщина постбальзаковского возраста, стоявшая за прилавком, встретила гостя неодобрительной гримасой, которая сразу же сменилась широкой улыбкой, стоило парню достать из кармана тугой бумажник.
— Чего вам предложить? — радушно спросила продавщица.
Белобрысый вытащил пятисотрублевую купюру:
— Бутылку минералки, пожалуйста.
Полное лицо женщины выразило разочарование:
— И все?
Выставив на прилавок пластиковую бутылку, она потянулась за деньгами. Парень прикоснулся к ее пухлой руке. Ощутив холод, исходящий от твердой широкой ладони, женщина вздрогнула. Белобрысый заглянул в испуганные глаза, тихо спросил:
— Вы видели здесь кого-нибудь из неместных?
— Когда? — пролепетала продавщица.
— Вчера. Сегодня. Вспомните, пожалуйста.
Не в силах сопротивляться внимательному недоброму взгляду, женщина задумалась, потом ответила:
— Нет. Не было никого.
— Хорошо, — улыбнулся парень, взял минералку и двинулся к выходу.
— Постойте, а сдача? — придя в себя, выкрикнула ему вслед продавщица.
— Оставьте себе, — через плечо бросил парень.
Женщина, только что молившаяся про себя, чтобы странный человек ушел, теперь вдруг почувствовала грусть. И еще ее снедало любопытство. Не сумев с ним справиться, она спросила:
— Вы кого-то ищете?
Остановившись на пороге, парень широко улыбнулся, показав белоснежные крепкие зубы.
— Я потерял. Но уже нашел.
Из истории рода делла Торре
Амстердам, год 1697 от Рождества Христова
Паоло делла Торре стоял у окна, с раздражением глядя на гладкую, как шелк, невозмутимую воду канала. В темноте ночи ласковыми звездами мерцали уличные фонари, освещавшие широкую улицу. Чисто, уютно, красиво… и тошно.
— Почему ты грустишь, друг мой?
Лукреция подкралась тихо, как кошка, встала рядом, положила ладонь на плечо. Граф скосил на нее глаза и тут же отвел. Ничего нового. Прекрасная, наряженная по последней парижской моде, невозмутимая, как вода в канале.
— Мне скучно, — бросил недовольно.
— Бал, ассамблея, прогулка? — деловито предложила жена.
— Оставь, ты же знаешь, о чем я…
Лукреция вздохнула соглашаясь.
За двести с небольшим лет семья делла Торре успела исколесить почти всю Европу. Полвека прожили во Франции, полвека в Германии, тридцать лет в Англии — граф нигде не желал задерживаться надолго. Больше не было ни стычек с враждебными кланами, ни церковных гонений, но в Паоло словно вселился дух кочевого народа рома, вечно сопровождавшего стриксов. Его влекло все дальше и дальше, и нигде он не находил покоя.
Во всех странах открывались торговые дома делла Торре. Негоцианты продолжали преумножать богатства семьи. Клан процветал, удача сопутствовала ему во всех начинаниях. Сокровищница Паоло ломилась от золота и драгоценных камней, стены были увешаны картинами знаменитых мастеров. Но граф был всем недоволен.
Последние пять лет семья жила в Голландии. Граф обосновался в Амстердаме под видом богатого купца. Впервые увидев эту страну, Паоло был очарован ее милой, уютной красотой. Полюбил гулять у каналов, часами бродил вдоль цветочных полей за городом, любовался гиацинтами, левкоями и бархатными тюльпанами. Аккуратные, словно игрушечные, домики с крутыми черепичными кровлями, ветряные мельницы, башни и величественные соборы городов — все приводило его в восторг.
Здешние люди — высокие, белокожие, светловолосые — были веселыми и дружелюбными. Но они не казались графу красивыми. Им недоставало живости и страсти, свойственных жителям Италии. На вкус Паоло, мужчины были грубоваты, а женщины — простоваты и пресны. Однако иногда среди них встречались великолепные экземпляры, которые граф старательно присоединял к своей коллекции. Пополнялась также и коллекция живописи — Голландия была богата художниками.
Лучше всех чувствовали себя здесь купцы семейства делла Торре. Эта богатая страна благоприятствовала их деятельности.
Руджеро с Джьякопо тоже нашли себе занятие по душе. Они учились медицине у одного из лучших докторов Амстердама. Возможно, во многом колдуны даже превосходили своего наставника, но искусство хирургии стало для них откровением. Дни они проводили в лечебнице, а ночи просиживали в лаборатории чернокнижника, составляя формулы и чертя пентаграммы: оба увлеклись сатанизмом.
Вскоре красота славной страны приелась Паоло, стала привычной, и его снова одолела тоска, тяга к перемене мест.
— Когда мы в последний раз по-настоящему охотились, Лукреция? — спросил граф, отвернувшись от окна.
Красавица задумалась:
— Не помню. Наверное, при подавлении Ирландского восстания…
— Ах, этот Кромвель, — глаза Паоло мечтательно вспыхнули, — чудесный был человек, сколько крови пролил…
— Почему же ты его не обратил?
— Дарить бессмертие стоит тем, кто способен оправдать такой подарок. Создателям, творцам вечных ценностей, ученым. Или тем, кто приносит ощутимую пользу — лекарям, торговцам. Ну и просто красивым женщинам. — Граф галантно поклонился супруге. — А какой прок в бессмертном политике? Он хорош и нужен только в свое время. Потом же будет целую вечность лишь надоедать пустой болтовней.
Лукреция звонко рассмеялась.
— Да и уродлив был сверх меры, — посетовал Паоло. — Эти его бородавки…
— А как твоя Венера? — поинтересовалась жена.
— Невероятно прожорлива. При обращении выпила пятерых, — фыркнул граф.
Эту белокурую пышнотелую голландку он встретил в маленькой деревеньке Вест-Занен и обратил за сходство с Венерой с полотна Рубенса, которое висело на стене в его кабинете. Эмма была слишком сладострастна для доброй кальвинистки, чем не преминул воспользоваться граф, обещавший ей вечное блаженство в компании прекраснейших юношей. Паоло присоединил красавицу к своей коллекции, однако это развлекло его совсем ненадолго…
— Я устал от этого слащавого тюльпанового рая, — сказал Паоло. — Мне не хватает борьбы, ярости, страсти…
Лукреция сочувственно кивала. Она отлично понимала мужа. Ей тоже хотелось нестись по полю впереди стаи, загоняя беззащитную жертву, вырезать деревни, подстерегать на темных улочках зазевавшихся прохожих. А в благополучной Голландии хорошая охота была почти невозможна. Приходилось выискивать в переулках нищих, пробавляться продажными женщинами, а чаще просто пить кровь безответных адептов.
— Да, здесь недостает дикости, — подтвердила графиня.
— Я хочу уехать, — нахмурился Паоло.
— Но куда?
— Не знаю. Европа велика, и в ней еще хватает грязи и мрака. Но постепенно она становится слишком цивилизованной, в этом вся беда. И процесс этот необратим, увы. Нам же нужно что-то первозданное, где люди ближе к природе. Хочется необычного, милая…
— Африка? — предложила Лукреция.
— Нет, это уж слишком необычно, — возразил Паоло.
— Быть может, Китай?
— Мне не хотелось бы вступать в противоборство с киан-ши. Это очень древние и сильные кланы.
— Тогда Америка. Мы там еще не бывали.
— Слишком длительное путешествие по воде. Боюсь, мы не справимся с голодом и съедим всю команду.
— Тогда выбирай сам. — Лукреция пожала совершенными плечами.
— Да. Но как же скучно… — почти жалобно протянул граф.
— Может быть, тебя хоть немного развлечет тот факт, что за нами наблюдают? — лукаво предположила графиня, указывая на дерево под окном.
Паоло всмотрелся в силуэт человека, прижимавшегося к стволу.
— Надо же, удивительно. Я даже не обратил внимания.
— А между тем, он здесь караулит уже второй час, — усмехнулась Лукреция.
— Луиджи! — крикнул граф.
Вскоре дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась лысая голова:
— Звали, мой господин?
— Да. Видишь человека под окном? — строго спросил Паоло. — Скажи на милость, как ты мог его не заметить? Или в этой зажравшейся стране ты и сам зажрался?
— Никак нет, мой господин! — молодцевато отрапортовал охранник. — Мои ребята наблюдают за ним. Да вон они!
Возле дома скользили тени, едва заметные даже острому глазу стрикса.
— Охраняют, — довольно пояснил Луиджи.
— Это странно… — протянул граф. — Что и кому могло от нас понадобиться?
Перед отъездом в Голландию Паоло тщательно изучил историю этой страны, ее легенды и мифы и не нашел ни одного упоминания о стриксах или другой нежити. Потом, когда клан обосновался в Амстердаме, охрана графа во главе с Луиджи обследовала город. Рыцари семьи делла Торре отправились во все концы маленькой страны на поиски тех, кто мог стать соперниками клана. Все они вернулись с добрыми вестями: стриксов в Голландии не было.
— Да что там думать? — нахмурился Луиджи. — Позволь, я отрублю ему голову!..
— Друг мой, иногда мне кажется, что если обезглавить тебя, это ничуть не скажется на твоих способностях, — улыбнулся Паоло.
— Благодарю, мой господин. — Охранник польщенно поклонился.
— Пусть твои подчиненные проследят за этим человеком и узнают о нем все.
— Слушаюсь! — Луиджи вышел.
Граф с женой еще долго наблюдали за странным соглядатаем. Под утро тот выскользнул из-за дерева и быстро двинулся вдоль канала. Следом за ним потянулись три тени: стриксы выполняли приказ своего господина.
— Надеюсь, они узнают, кто решил потревожить наш покой, — пробормотал Паоло.
Ни один из стриксов наутро не вернулся. Луиджи прождал охранников до обеда — безрезультатно. Граф, ощущавший томительное беспокойство, каждый час требовал от него отчета. Но и к вечеру от стриксов не поступило никаких вестей.
— Отправить рыцарей на поиски, — приказал Паоло.
Несколько дней охрана семьи делла Торре методично обшаривала весь Амстердам. Тщетно: трое несчастных пропали без следа. Странный человек тоже больше не появлялся.
Наконец Паоло решил забыть о неприятном происшествии. Но тут одна пропажа нашлась.
В тот вечер граф собирался на ежегодную ассамблею, устраиваемую Торговой биржей для негоциантов и их семей. Одетый в дорогой костюм из ярко-синего бархата, он в ожидании Лукреции прохаживался по зале. На стенах висели картины, которыми Паоло никогда не уставал любоваться. Вот и сейчас он остановился перед небольшим полотном, в который раз уже разглядывая сидящего на камне прекрасного юношу-Вакха. Эта картина была графу особенно дорога. «Как жаль все же, что Леонардо отказался от обращения, — размышлял он. — Сколько великих полотен он мог бы еще написать! Хотя… быть может, для создания бессмертного творения творец должен быть смертным? Ведь что заставляет художника запечатлевать жизнь на холсте, как не осознание ее краткости? Что заставляет его пылать огнем вдохновения, торопиться сделать как можно больше? Понимание того, что он смертен…»
Эти приятные, возвышенные мысли были прерваны грубым вторжением Луиджи.
— Мой господин, Томмазо нашелся!
Томмазо был одним из троих стриксов, отправившихся по следу соглядатая.
— Отлично, — проговорил Паоло. — Надеюсь, он цел и невредим?
— Да как вам сказать, мой господин… — Здоровяк замялся. — Почти цел. А вот насчет невредимости не поручусь. В канале его нашли, с пробитой грудью.
Граф пожал плечами:
— Странно. А почему он сам не выбрался? Ну ничего, отведи его к Руджеро, колдун живо поставит твоего подчиненного на ноги.
— Невозможно, мой господин, — поник Луиджи. — Томмазо мертв. Видать, серебром ему грудь пробили-то…
— Кому пробили грудь?..
В залу вплыла Лукреция в зеленом шелковом платье, выписанном из Парижа. Низкое декольте, обрамленное кружевом, едва не до половины открывало совершенную грудь, на которой искрилось роскошное бриллиантовое ожерелье. На пальцах графини переливались крупные изумруды, такие же оттягивали мочки изящных ушек.
— Мне! — шутливо ответил граф. — Я сражен стрелою Амура в самое сердце.
Лукреция звонко рассмеялась:
— Я решила взять с собою нашу Венеру. Ей будет полезно развеяться. Войди, Эмма!
Новообращенная вампирша была одета по-голландски: верхнее платье из черного бархата красиво облегало статную фигуру, нижнее — из бледно-голубого атласа — придавало девушке нежности. Декольте целомудренно прикрывала косынка из белоснежного шелка. Светлые, с рыжеватым отливом волосы были забраны под белый же чепчик, и только два локона игриво спускались с висков на плечи. Паоло отметил про себя, что эта одежда как нельзя лучше подчеркивает красоту девушки.
— Прелестно, — сказал он. — Только держи себя в руках, милая. Не следует набрасываться на людей посреди бальной залы или выпивать половину гостей.
Втроем они уселись в карету и поехали к бирже. Вслед за ними верхом понеслась охрана во главе с Луиджи. На козлах сидел недавно обращенный стрикс из местных жителей. Этот белобрысый парень со скуластым упрямым лицом и угрюмым взглядом желтоватых глаз два года служил кучером в доме делла Торре. Однажды граф, присмотревшись к работнику, восхитился диковатой звериной грацией его движений и обратил кучера, благо тот грешил гневливостью и злобой.
Путь до площади Дам, рядом с которой находилось здание биржи, занимал не более получаса. Дамы сидели молча, чинно сложив руки на коленях. Паоло рассматривал в окно чистенькие улицы города, и с лица его не сходило выражение тоски.
Колеса кареты мерно загрохотали по мостовой площади Зюйдеркеркхоф, а впереди воздвигся величественный силуэт церкви Зюйдеркерк. Граф хотел отвернуться: вид храма, в котором ежедневно возносили искренние молитвы сотни людей, был ему неприятен. Но его внимание привлекла возбужденная толпа горожан возле крыльца церкви. Поведение людей было далеко от благочестия. Ремесленники, купцы, добропорядочные матери семей толкались, пытаясь пробраться как можно ближе к крыльцу. Четверо стражников пытались сдержать любопытствующих горожан. Из толпы раздавались сердитые голоса мужчин, испуганные вскрики женщин, надрывно плакал чей-то ребенок. Молодой худощавый священник, стоявший на пороге церкви, пытался призвать людей к порядку и тишине.
— Что там, Христиан? — спросил Паоло у кучера.
— Не видно отсюда, ваша светлость, — ответил парень.
Графа охватило неясное, томительное предчувствие, а за века беспокойной жизни он привык доверять ощущениям искаженной души, полагая их знаками от самого Хозяина.
— Луиджи, — негромко позвал он.
Чуткий слух стрикса уловил призыв господина, и охранник подлетел к карете. Нагнувшись, спросил:
— Прикажете разведать?
— Да, друг мой, — кивнул Паоло. — Мы подождем. Только будь осторожен. Христиан, останови карету!
Спешившись, Луиджи направился к Зюйдеркерк. Остальные охранники гарцевали неподалеку от кареты, зорко следя за тем, чтобы никто не подобрался к семье графа. Луиджи тем временем принялся довольно грубо расталкивать народ, и вскоре исчез из виду.
Когда гигант вернулся, Паоло сразу понял: случилось что-то очень нехорошее. На простоватой физиономии Луиджи явственно читалась тревога.
— Вам бы самому взглянуть, мой господин, — пробормотал он, покосившись на женщин. Лукреция сделала попытку выбраться из кареты вслед за мужем, и охранник с наивной заботливостью добавил: — Вы бы, ваша светлость, сидели на месте. Не дамского ума это дело…
Графиня одарила его убийственным взглядом, но осталась в карете: и она и Паоло прощали Луиджи его неотесанность, считая, что это с лихвой искупается верностью.
Делла Торре зашагал за охранником. Тот, словно таран, взрезал толпу, прокладывая дорогу своему господину. Возле крыльца Луиджи остановился, пропустил графа вперед.
— Ах, не к добру это, не к добру! — причитала пожилая женщина.
— Знамение! — значительно поддакивал старик в одежде мастерового, указывая в небо заскорузлым пальцем.
— Отриньте безбожные суеверия, дети мои! — говорил пастор.
Священник, пытаясь как-то успокоить горожан, цитировал Библию. Из его речей следовало, что в случившемся не нужно усматривать ни знамений, ни происков нечистой силы. Но народу верилось слабо. Ведь прямо перед собой люди видели доказательство обратного.
Перед церковью, раскинув руки и устремив в темное небо остекленевший взгляд желтых глаз, лежал получеловек-полузверь. Его обнаженное тело было изогнуто в агонии, длинные пальцы с черными когтями скрючились, словно старались впиться в камень крыльца. Из пасти тонкой струйкой стекала вода и скапливалась под ужасной головой, образуя маленькую лужицу.
— Три десятка лет назад, перед большой чумой, в городе видели человека с козлиной головой, — проговорил старик, набивая трубку. — А нынче вот с собачьей какой-то, что ли… Знамение это!
— Сжечь поганую нежить! — раздался женский выкрик из толпы.
— Сжечь! — подхватили горожане.
Переглянувшись, граф с Луиджи принялись проталкиваться прочь от церкви. Отойдя от толпы на почтительное расстояние, охранник проговорил:
— Это Ханс, мой господин. Второй, кого я послал следить за тем человеком.
— Я понял, — кивнул Паоло.
— Да только вот я-то ни бельмеса не понял, мой господин, — пожаловался Луиджи. — Как он погиб-то?
— Судя по тому, что изо рта его течет вода, бедняга захлебнулся, — задумчиво произнес граф.
— Да как же он мог захлебнуться, если он бессмертный? — возмутился здоровяк. — Что ему какая-то вода?
— Ты прав, мой верный Луиджи. Вода не может причинить вреда стриксу. Если только это не святая вода…
— Знаете, мой господин, — охранник ожесточенно поскреб гладкий затылок. — Ханс, конечно, был обращен недавно, да и большим умом не отличался. Но уж и не совсем был дураком, чтобы хлебать святую воду!
Несмотря на серьезность момента, Паоло рассмеялся:
— Луиджи, ну подумай как следует: если бы Ханс сам выпил святой воды, разве это убило бы его? Ведь божественные символы действуют только в руках истинно верующих, мы же отвергаем Бога. Нет, его напоили, и сделал это человек, искренне приверженный вере.
— Священник? — прищурился здоровяк. — Позволь, я отрублю ему голову!
— Не думаю. — Граф покачал головой. — Зачем святому отцу привлекать к своей церкви недоброе внимание? Хотя на всякий случай приставь к нему слежку. И извести всех рыцарей, слуг и охранников клана: пусть будут предельно внимательны и осторожны. У нас появился враг.
В карете Паоло вкратце рассказал женщинам об увиденном и настрого приказал держаться рядом с ним. В отличие от туповатого Луиджи, он не считал ни Лукрецию, ни Эмму нежными цветками, которые нужно оберегать от дурных вестей.
Впрочем, красавица-голландка тоже не отличалась особою гибкостью ума. Она кивнула и равнодушно пожала плечами, отчего могучая грудь пришла в движение, и принялась любоваться перстнем, который подарила ей графиня. Лукреция, искушенная в интригах, задумалась, потом тихо спросила мужа:
— Полагаешь, это вызов?
Паоло нашел в темноте ладонь жены, молча сжал, соглашаясь. Да, именно так он и считал. Иначе зачем неизвестный выбрал такой замысловатый способ убийства, к тому же ясно указывающий, что со стриксом расправился человек? Зачем оставил тело на видном месте, да еще и снял одежду цветов клана делла Торре? Да, это был вызов ему, главе семьи.
— Он безоглядно предан Богу и ненавидит все, что так или иначе противно христианской религии, — медленно проговорил граф. — Поэтому не только убивает стриксов, но и хочет, чтобы мы боялись его. Он наслаждается своей властью.
— Кто он?
— Не знаю, милая. Но обязательно узнаю.
— Думаешь, он действует в одиночку? — прищурилась Лукреция. — Быть может, в городе обосновался целый клан наших врагов?
— Может быть, — согласился Паоло. — Но все же хочу надеяться, что это одиночка.
— Хорошо бы ты был прав, — ответила графиня. — В любом случае что-то подсказывает мне: вскоре мы узнаем о гибели третьего охранника.
Беломраморная биржа была видна издали — ее облаком окутывало мягкое свечение. Вблизи казалось, что величественное здание облепили крупные светляки. Паоло даже на мгновение почувствовал себя так, словно вернулся в родную Италию. И только совсем рядом становилось видно, что нежный свет исходит от сотен маленьких фонариков, укрепленных на фасаде. Внутри биржа была освещена так же. Играла музыка: за галереей располагался оркестр. По шахматному полу неслышно скользили слуги, подносящие новые блюда к накрытым под арками столам. Во внутреннем дворе начались танцы: дамы с кавалерами плавно скользили в менуэте.
Проходя через залы биржи, поднимаясь по лестницам, стриксы старательно отворачивались от зеркал. Двенадцатый закон детей ночи: истинный облик стрикса можно увидеть в серебре либо в зеркале с серебряной амальгамой. Остальные зеркала отражают искажение души лишь ночью. В момент обращения стрикса может видеть всякий, кто не зачарован его магнетизмом. После смерти проклятый обретает настоящий свой вид.
К Лукреции тут же подошел белокурый юноша, увлек красавицу в сверкающую драгоценностями толпу. Вскоре и Эмма ушла танцевать с худощавым, вертлявым французом. Паоло подхватил молоденькую хорошенькую жену польского купца и закружил ее в гавоте.
Протанцевав пару кругов, граф вернул полячку супругу: не время развлекаться, все еще слишком трезвы. Чуть позже, когда распаленные вином и танцами парочки разбредутся по темным углам в поисках уединения, и он найдет себе пищу…
Паоло двинулся между группками негоциантов, даже на балу продолжавших обсуждать торговые дела. Предсказание Лукреции сбылось даже раньше, чем можно было ожидать. Тихо подошел расстроенный Луиджи и прошептал на ухо:
— Витторио нашли.
— Я понял, ступай, — ответил Паоло, не уточняя даже, где именно и как нашли третьего из пропавших стриксов. — И пусть охранники глаз не сводят с женщин!
Луиджи кивнул. По взмаху его руки из-за колонн выступили несколько мужчин и скрылись в толпе.
Бал заканчивался. Уже разъезжались кареты с перепившими гостями, уже музыканты фальшивили от усталости. Лукреция, заманив на галерею смазливого белокурого пажа, напилась его крови, а Паоло попробовал на вкус молоденькую француженку. Ни граф, ни его жена не стали омрачать праздника убийством: это было бы слишком опасно. Они лишь уничтожили все воспоминания своих жертв. Чаще всего в таких случаях укушенные умирали, но гибель их лекари приписывали чахотке или истощению.
— Пожалуй, пора домой, — сказала мужу сыто улыбающаяся Лукреция.
— Поедем, душа моя, — улыбнулся тот. — Но где же наша новоявленная Венера?
— Должно быть, нашла своего Вулкана, — рассмеялась графиня.
Подозвав Луиджи, граф спросил, где Эмма.
— Мой господин, она ускользнула от нас, — покаянно проговорил здоровяк. — Такая шустрая оказалась. Охранник только отвернулся, она и порскнула…
Представив себе дебелую, глуповатую, со степенными движениями красавицу порскнувшей подобно крысе, Паоло грозно нахмурился.
— Не беспокойтесь, мой господин! — поспешил заверить Луиджи. — Найдем. Куда она спрячется, такая-то кобылица… Сейчас найдем, а вы уж как хотите, так ее и наказывайте.
Но вскоре его радужное настроение изрядно полиняло. Эмма действительно нашлась, только вот наказал ее уже кто-то другой. Вампиршу привязали к стволу дерева, надели на шею серебряное распятие и оставили умирать. Судя по болезненному оскалу измененного лица и пене, застывшей на губах, смерть ее была мучительной. Убийца сорвал с Эммы одежду, и теперь никто не смог бы угадать в этом уродливом полузвере пышногрудую красавицу. Даже Паоло, и тот узнал ее только по перстню, подаренному Лукрецией.
Вокруг трупа собралась толпа. Кто-то послал слугу сообщить властям города о страшном чудовище, кто-то настаивал на том, чтобы вызвать священника. Многие в ужасе разъезжались. Веселье мгновенно угасло.
Паоло счел за благо удалиться, дабы не привлекать к себе лишнего внимания. В душе клокотала ярость: за один день он лишился четырех стриксов!
Вернувшись домой, граф приказал Луиджи:
— Прочесать весь Амстердам, если понадобится, вывернуть наизнанку все жилища горожан, но найти мне этого охотника!
В разные концы города устремились стриксы: искать, выспрашивать, вынюхивать. Паоло принимал доклады от командира охраны. Но Луиджи ничем не мог порадовать своего господина.
— Никого не нашли, — докладывал он в первый день.
— Неуловимый он какой-то, охотник этот, — сетовал во второй.
— Уезжать надо из этого городишки, мой господин, — взмолился на третий.
Но Паоло не собирался бежать. Напротив, он словно забыл о том, что еще совсем недавно скучал в Амстердаме и подумывал о новых местах. Вызов убийцы пробудил в нем охотничий азарт, дух соперничества. Сдаться сейчас означало бы нанести ущерб чести делла Торре.
Между тем убийства продолжались. И жертвами их становились те, кто бегал по городу в поисках охотника. За три дня погибло шестеро стриксов. Всех их неизвестный умертвил самыми жестокими и болезненными способами, оставив измененные тела на всеобщее обозрение. По Амстердаму поползли смутные, пугающие слухи: о нечисти, свившей гнездо у площади Дам, о войне между семьями нежити, о войске дьявола, вышедшем из самой преисподней. Во всех церквях молились о спасении от сатанинского племени. Запуганные горожане сделались подозрительными и в каждом чужаке готовы были видеть нечистого. Улицы Амстердама опустели, по вечерам больше не видно было гуляющих.
Паоло запретил Лукреции покидать дом, усилил охрану особняка втрое и сам не выходил на улицу без сопровождения Луиджи и нескольких рыцарей. Все стриксы старались быть осторожными, но тщетно — не проходило дня, чтобы охотник не убил кого-нибудь из семьи делла Торре. Клан погрузился в уныние. Лишь Руджеро был невозмутим: казалось, колдун вообще не обратил внимания на происходящее — настолько его занимали новые увлечения.
— Такое чувство, что он знает о нашей семье все, — говорил Паоло жене. — Я приказал стриксам, чтобы они не ходили поодиночке. Но все бесполезно: охотник умудряется отлавливать их, как зайцев.
— В клане делла Торре завелся предатель… — задумчиво проговорила жена. — Твои твари не могут причинить тебе прямого вреда, а вот напакостить косвенно — вполне.
— Возможно, — мрачно произнес граф. — Но я не могу понять, какая предателю от этого выгода. Деньги? Наша семья — одна из богатейших в Европе, и у моих слуг больше денег, чем у иных особ королевской крови. Месть? Я не сделал никому из стриксов ничего плохого.
— Ты мудрый правитель, — поддержала графиня.
— Власть? — продолжил Паоло. — Но даже уничтожив меня, предатель ее не получит. Чтобы править кланом стриксов, необходимо обладать даром обращения. А он дается только самим Хозяином. Никто в клане, кроме меня, не может укусом превращать людей в стриксов. Я уже не говорю о страхе передо мной. Я перебрал всех, но не могу представить, кто способен на такое. Быть может, дело не в предательстве, а в гениальной слежке? Ведь стриксы не сумели поймать человека, следившего за нашим домом.
— Если он так хорошо знает нас, почему же не объявит всему Амстердаму: в городе нежить? — спросила Лукреция. — Он уже достаточно насладился нашим испугом, теперь мог бы расправляться со стриксами чужими руками, а сам стоял бы в стороне, наблюдая за тем, как пылают костры…
— Значит, ему важно сделать это самому, — ответил Паоло. — Я все больше убеждаюсь в том, что это месть. И он ревниво бережет свое право мести. Именно для этого снимает со стриксов одежду. Чтобы горожане не поняли, к какому дому принадлежат убитые.
— Давай уедем. — Графиня зябко повела плечами, словно могла чувствовать холод. — Ведь мы же собирались. Мне страшно, друг мой…
— Нет, — твердо ответил граф. — Это бесполезно. Если охотник мстит, он будет преследовать нашу семью и в других странах. Я должен разделаться с ним.
С тех пор на улицах Амстердама ночами стал появляться одинокий человек. Медленно, словно ничуть не боясь творящегося в городе, он прогуливался по самым темным закоулкам, подходил к каналам, долго стоял возле них, задумчиво глядя на маслено поблескивающую воду.
Таким образом Паоло играл роль приманки для убийцы. Он ничуть не боялся, потому что не сомневался в исходе драки. Но охотник не проявлял к графу никакого интереса. Тем не менее почти каждый день семья делла Торре несла потери.
Паоло продолжал упорно охотиться на охотника. Обойдя весь Амстердам, он направлялся в пригород и бродил там до самого рассвета.
В эти дни город облетело известие: в Голландию с «великим посольством» приехал русский царь Петр. Больше всего жителей Амстердама поразило поведение именитого гостя: вместо того чтобы встречаться с важными персонами, делать политику, развлекаться на балах или хотя бы вести торговые переговоры, Петр со всей свитой отправился в городок Заандам. Там он работал плотником на кораблестроительной верфи, повергая окружающих в изумление своим гигантским ростом, диким взглядом, странными манерами и удивительной простотой общения.
— Вот это дело, — говорили на верфях плотники. — Вот это царь! Такой, пожалуй, добьется успеха.
Паоло так был увлечен охотой, что не успел даже посмотреть на русское чудо. Негоцианты семьи делла Торре бывали в России по торговым делам. Возвратившись, рассказывали о том, как сказочно богата эта страна и как загадочны, отличны от других народов ее жители.
И все же граф решил, что глупо не завести важное знакомство, тем более что это могло быть полезно для торговли. Петр жил в Заандаме под именем Петра Михайлова — таков был каприз его величества. Конечно, ему недолго удалось сохранять инкогнито, но его свита усиленно поддерживала видимость того, что истинного имени плотника никто не знает. Открывался Петр только избранным.
Возможно, Паоло было бы трудно подобраться к русскому монарху, если бы не сопровождавшие царя люди. Для того чтобы встретиться с Петром, нужно было хорошо заплатить.
Однажды вечером, надев один из самых скромных своих костюмов, граф делла Торре пешком отправился в Заандам. В городке он отыскал дешевую портовую харчевню, возле которой уже ждал его приближенный Петра — высокий, статный парень с красивым лицом и прозрачным, как родниковая вода, нахальным взглядом.
— Герр Александр, — поклонился граф.
— А, это насчет тебя договаривались. — Парень смерил Паоло проницательным взглядом, ухмыльнулся недоверчиво. — А чтой-то ты черняв. Не похож на голландца-то.
— Моя родина — Флоренция.
Паоло снова поклонился и ненавязчивым жестом вложил в широкую ладонь русского тяжелый кожаный кошель. Тот небрежно убрал подношение.
— Флорентинец, значит. Хорошо… Питер любит рассказы про дальние страны. Пошли.
В небольшом чадном зальце было людно и шумно. Паоло сразу узнал царя среди рабочих и моряков. Одежда мастерового не могла скрыть ни военной выправки, ни гордого поворота головы, ни взгляда круглых глаз — властного, тяжелого, с сумасшедшинкой. Петр был очень высок даже на фоне дюжих голландцев, худощав и ловок. Круглолицый, кучерявый, черноволосый, с воинственно топорщащимися над маленьким ртом усами, он походил на кота. Только вот это сходство почему-то не казалось забавным. Скорее, наоборот — оно было пугающим.
Разумеется, Паоло не ощутил никакого страха. Напротив, он вдруг почувствовал себя в родной стихии — сила, исходящая от Петра, была того же происхождения, что и дар делла Торре. Монарха окутывало темное, почти черное с вкраплениями болотной зелени и багреца облако — цвета гневливости, невоздержанности во всем, похоти и готовности убивать. Вместе с тем Паоло готов был поклясться, что Петр — человек недюжинного ума и великих способностей.
Царь покуривал трубку и неторопливо отхлебывал пиво из глиняной щербатой кружки.
— Алексашка! — крикнул он по-русски. — Где тебя, сукин сын, носит?
— Мин херц, — хитро прищурившись, отозвался тот тоже по-русски, — дозволь тебе представить негоцианта голландского да флорентийского. Зело домогался тебя увидать.
— Садись, раз пришел, — сказал гостю уже по-голландски Петр и кивком указал на лавку. — Как звать?
— Паоло делла Торре, государь, — поклонился граф.
— Ишь ты, какое имя заковыристое! — удивился царь. Говорил он медленно, подбирая голландские слова, путая их с немецкими и русскими. Вблизи заметно было, что Петр уже изрядно пьян. — Буду Павлом тебя звать.
Паоло присел рядом с царем, принял кружку с пивом и дымящуюся трубку. Некоторое время Петр с искренним любопытством расспрашивал его о Флоренции: о ее обычаях, истории, людях и законах. Граф, не жалея красок, с удовольствием рассказывал про любимый город. Царь, довольный красноречием нового знакомца и вкусом местного пива, пришел в прекрасное расположение духа. Улучив момент, Алексашка склонился к уху Паоло и прошептал:
— Сейчас проси, чего хотел-то…
— Ваше величество, — вкрадчиво проговорил граф, — я желал просить, чтобы нашей фамилии отдана была торговля табаком в России.
— О как! — захохотал Петр. — А куда ж я других негоциантов дену? Да и почему это тебе должен быть такой преферанс?
— Мы заплатим большие пошлины, — поклонился делла Торре. — Самые большие. Какие будет угодно назначить вашему величеству…
— Дело говоришь. — Царь довольно улыбнулся. — Выгода должна быть обоюдной. Вот как, скажи, у вас, у иноземцев, это получается?
— Что, ваше величество? — не понял Паоло.
— А все! Гляжу я на Голландию и думаю: зело тут люди к наукам и ремеслам прилежны. Всяк хочет стать мастером в своем деле и для того трудится с раннего утра до позднего вечера. Вот и я приехал учиться корабли строить и людей своих привез. Мне, царю, не зазорно у плотника в подмастерьях походить — лишь бы польза делу. А потом найму в Голландии лекарей да инженеров, ученых да мастеров и отправлю в Россию. Из темноты, из лени поднимать… — По лицу монарха пробежала стремительная судорога, на мгновение исказила черты, сделала взгляд безумным и рассеянным. — Все хочу переменить! Наизнанку Россию вывернуть, разорвать да наново перекроить! Флот построить, университеты открыть… А главное, новую породу людей вырастить. Чтобы не было в ней лени нашей русской, дремучей.
Петр громко пристукнул кулаком по столу. Сидевшие рядом плотники и моряки опасливо отодвинулись.
— Мин херц, мин херц, ну зачем гневаешься? — смело вмешался Алексашка. — Вот выпей на здоровье, — поднес новую кружку пива. — Все перекроим, как скажешь, мин херц!
— А дурные головы порубим вместе с бородами! — снова придя в доброе расположение духа, рассмеялся Петр. — Вот ты, Павел, что скажешь? Как мне в стране порядок навести?
— Мне трудно судить, ваше величество. Я никогда не был в России… — начал было граф.
— Что не был — дело поправимое, — фыркнул по-кошачьи Петр. — А что думаешь — скажи как на духу.
Алексашка подмигнул: не бойся, мол, говори бойчее.
— Что ж, — начал Паоло. — Я полагаю, ваше величество, вам нужна крепкая опора. Первое — это хорошие законы. Второе — люди, которым можно верить и которые всегда встанут на вашу сторону. Ни в одном процветающем государстве нет законов, которые могут повредить торговле. Поднимите купечество, но наказывайте за воровство — и все постепенно наладится.
— Хорошо говоришь, — грустно усмехнулся Петр. — Сами знаем, где у нас дыряво. Да вот чем бы те дыры залатать? Соратники мне нужны, Павел. А их мало. Бояре… — По круглому лицу снова пробежала судорога. — Саранча бородатая… Вот погоди, вернусь… первым делом бороды им посбриваю. А уж потом новую жизнь устрою! Вот скажи, Павел: какой прок в родословной?
— Человек должен знать свои корни, — осторожно ответил граф. — Я тоже происхожу из древнего рода.
— И торговать не брезгуешь? — изумленно вытаращился на него Петр.
— Более того, в нашей семье есть люди, владеющие разными ремеслами и умениями. Есть торговцы и сочинители, математики и лекари…
— Лекари? — живо перебил царь. — Лекари зело нам потребны. Как и математики. Навигаторов нет ли?
— Есть один, — ответил Паоло.
— Вот это род! — Петр подался вперед, глядя прямо в глаза графу. — Не то что наши бояре! Поехали в Россию, а? Поехали, Павлуша! Со всей твоей семьей! В деньгах никого не обижу, табачную торговлю тебе всю отдам.
Алексашка исподтишка кивал, уговаривал согласиться. Паоло думал совсем недолго. Не этого ли он желал? Огромная, дикая страна, темный народ, сказочные богатства… Став любимцем великого царя, можно будет не ограничивать себя в желаниях и охотиться хоть каждый день. Единственное, что заставляло сомневаться, — страх перед православной верой. Путешественники и торговцы, побывавшие в России, много говорили о нетерпимости православных священников к иноверцам. «Петр не даст меня в обиду, — решил наконец граф. — А я тем временем позабочусь о том, чтобы царь считал церковь помехой своему делу».
Широко улыбнувшись своим мыслям, он ответил:
— Я буду счастлив служить вам, ваше величество.
— Ай, молодец! — воскликнул Петр. — Алексашка, Битку зови!
Пришел полупьяный, тщедушный дьяк с аккуратно подстриженной бородой. Разложил на столе свиток, замер с пером в руке.
— Пиши указ, Битка! — Царь вскочил, пробежался по зале, отталкивая зазевавшихся гостей. — Негоцианта Павла… — Остановился, спросил графа: — Как тебя по батюшке?
— У нас не принято… — начал было Паоло.
— Зато у нас принято. А ты теперь наш! — припечатал царь.
— Отца моего звали Теодоро, ваше величество…
— Стало быть, Федор… Негоцианта Павла Федоровича Торова… будешь Торовым, Павлуша? Хорошо… пиши, Битка…
Когда указ был дописан, Петр, помявшись, произнес:
— А вот про светское спрошу: учитель танцев и манер нужен. Не смейся, Павлуша, не смейся! Хочу у себя при дворе политес учинить. С танцами, как во всей Европе.
— Такого нет, — поклонился Паоло. — Но если вашей царской милости будет угодно, моя супруга вполне может обучать дам танцам. К тому же она великолепно знает манеры, политес и разбирается во французских модах.
— Ах, ловок! — радостно захохотал Петр. — Вот за это люблю! — И полез целоваться.
Поздней ночью Паоло вышел из харчевни обладателем должности царского советника, с бумагами на право торговли табаком во всей Московии и на множество чинов, жалований и государевых милостей. Он отошел в сторону, изверг выпитое пиво и неторопливо зашагал вдоль верфи, размышляя о предстоящем путешествии. Корабль «Виктория» отбывал из Амстердама через три дня. Он вез самый ценный для Петра груз — инженеров, навигаторов, боцманов, лекарей, огнестрельных и корабельных мастеров.
«Для начала возьму с собой Лукрецию, Руджеро, Луиджи, десяток рыцарей, пару торговцев и нескольких стриксов с умениями, нужными царю. Если обоснуемся, остальных заберем позже. За старшего здесь оставлю… да хоть Джьякопо. Адептов надо обратить и передать в его распоряжение. Может, не всех, но тех, кто отличился. Только вот неужели не успею найти охотника? Нет, о таком даже думать не следует. Я должен уничтожить его невзирая ни на что. Иначе невозможно будет оставить клан».
Он так увлекся размышлениями, что заметил тень, скользнувшую из-под пирса, на целое мгновение позже ее появления. Человек осторожно зашагал за графом. Паоло сразу же проникся убеждением, что это не припозднившийся выпивоха и не воришка, промышляющий возле харчевен. От него веяло силой — враждебной стриксу, тяжелой силой. Граф спиной чувствовал ненависть во взгляде охотника. И даже не оборачиваясь, видел светлый отблеск дымки, окружавшей человека.
Паоло миновал верфи и вышел к длинным дощатым домам, в которых жили наемные работники. Для постройки кораблей Петр нанял по всей Голландии большое количество мастеровых.
Между домами было темно. Люди давно спали, утомленные тяжелым трудовым днем. Фонарей здесь не было, костров тоже. Паоло шагнул в коридор, сотканный из глухой черноты, молясь Хозяину, чтобы адепты не подвели, успели…
— Стой, мерзкая нежить! — ударил в спину хриплый голос.
Граф замер.
— Поворачивайся, только медленно, чтобы я видел твои руки, — приказал охотник.
Паоло обернулся и увидел перед собой рыжеволосого худощавого человека в рабочей одежде. В одной руке он сжимал распятие, испускавшее ровное белое сияние, в другой — серебряный стилет.
— Молись, если можешь, отродье дьявола. — Охотник растянул тонкие губы в подобии улыбки, презрительно сощурил желтоватые глаза. — Пришел твой последний час.
— Чего тебе нужно от моей семьи? — спокойно спросил Паоло.
Человеку почему-то хотелось выговориться, это было понятно и по выражению его лица, и по тому, как он медлил, переминаясь с ноги на ногу. Граф решил дать охотнику такую возможность, и тот сразу же ухватился за нее.
— Чего мне нужно? — Он издевательски расхохотался. — Чтобы вы все издохли, разумеется. Ибо вы недостойны жить на свете божьем.
— Раз живем, значит, видимо, достойны, — резонно возразил Паоло.
— Происки Сатаны! — отмахнулся охотник. — Да и недолго вам осталось загрязнять своим смрадным дыханием этот мир. — Он воздел над головой грозно сверкнувшее распятие. — Я хочу, чтобы, подыхая, ты знал, стрикс: тебя убил Адельберт ван Хенкель.
— Как пожелаешь. Но это имя мне ни о чем не говорит, — произнес Паоло, с облегчением заметив, что в непроглядной темноте у стен домов неслышно крадутся три тени.
— Да, ты прав, кровопийца, нужно объяснить тебе, за что я тебя убью, — выкрикнул охотник. — Помнишь, как три года назад отобрал жизнь у моей жены Эльсы?
— Она была непотребной девкой? — уточнил Паоло. — Потому что других женщин в Голландии я не трогал.
— Как ты смеешь?.. — Адельберт задохнулся от бешенства. — Эльса была святой! Моя чистая кроткая голубица…
— Значит, не такая уж и кроткая, — настаивал граф. — Раз гуляла по ночам.
— Я лежал в горячке! — зарычал охотник. — Однажды ночью мне стало совсем плохо, и Эльса отправилась за лекарем. Больше я не видел мою любимую живой.
— Но ты выжил и без лекаря, — примирительно заметил Паоло.
Вместо ответа Адельберт взревел слова очистительной молитвы, рванулся к стриксу и замахнулся сразу и распятием и кинжалом. Распятие полыхнуло синеватым светом, и граф ощутил, как в тело, причиняя невыносимую боль, словно бы врезаются мириады иголок. Он был не в силах сопротивляться исходящим от распятия токам. Завывая, упал на колени. Но тут же будто бы в ответ темноту взрезала еще одна вспышка. Охотник замер, на побледневшем лице застыла гримаса боли и изумления. Кафтан окрасился кровью, свечение распятия сделалось едва заметным.
— А ты как думал? — вставая, едва ли не с жалостью произнес граф. — Каждый охотник может стать добычей сильного хищника.
— Этого не может быть, — пробормотал человек. — Распятие обездвиживает стриксов…
— Подумайте, непосильная задача, — иронично ответил граф. — Среди моих слуг есть и люди.
Адельберт зашатался, на губах его выступила кровь. Бормоча слова проклятия, он рухнул на землю.
— Я и так проклят, — усмехнулся Паоло.
Охотник дернулся в последний раз и замер.
— Выходите, господа! — обратился к темноте граф. — Вы справились с поручением. Я доволен и сегодня же проведу обращение.
Адепты низко поклонились. Один из них подобрал стилет, отшвырнул ногой потухшее распятие.
— Что сделать с трупом, господин? Прикажете спустить под пирс?
— Не нужно, — ответил Паоло. — Он оставлял тела моих подданных на виду. Пусть разделит их участь.
Спустя три дня от берегов Голландии отчалил корабль «Виктория», на котором покидало гостеприимные земли семейство делла Торре. Стоя у борта и обнимая кутающуюся в соболью шубку жену, Паоло спросил:
— Ты не против путешествия в дикую страну?
Лукреция легкомысленно тряхнула смоляными локонами:
— Там много золота, мехов, алмазов и полнокровных людей. А что еще нужно для полного счастья?
Паоло рассеянно кивнул.
— Вижу, тебя что-то тревожит, друг мой, — проговорила графиня.
— Я все думаю: кто научил Адельберта выслеживать и убивать стриксов? Откуда у него сведения о нашей семье?
— Забудь, милый. — Лукреция нежно провела прохладной рукой по щеке мужа. — Его больше нет.
— Ты права, любимая. — Граф улыбнулся. — Тем более что Голландия позади. Перед нами — бескрайняя Россия…
А в Амстердаме, в бедном домике на окраине, оплакивал незадачливого охотника его десятилетний сын.