ГЛАВА 23
Лотар перекатился на живот и сжал рукоять Гвинеда. Что-то готовилось совсем рядом, что-то колдовское, а значит, опасное. Почему он так опоздал, дал этому подойти настолько близко? Почему молчат колокольчики? И почему он не может справиться даже с Гвинедом?
Вокруг стояла глухая, непроницаемая тьма. Лишь чей-то силуэт читался в ней, да билась рядом эта огромная, все растущая колдовская сила. Очень хотелось пить, Лотар облизал губы и выплюнул сухой и жгучий, как перец, песок.
– Не волнуйся, господин мой, – услышал он спокойный шепот Сухмета. – Это всего лишь я.
Лотар уже пытался определить магическим видением ту неистовую колдовскую силу, которая разбудила его.
Вокруг не было ничего и никого, что внушало бы опасения. Пожалуй, это действительно Сухмет. Но неужели этот раб обладает такой огромной, почти невообразимой силой? Кто же он тогда? И почему он тогда раб?
В темноте, которую лишь только-только рассеяло магическое видение Лотара, раздался резкий, почти металлический смешок.
– Люди гораздо чаще задают вопросы, чем нужно. А главное – чаще, чем у них это получается.
– Никогда не думал, что вопросы – род фехтования, – прогудел голос Рубоса. – Я полагал, это нечто невещественное.
– Именно невещественному и предстоит учиться более всего остального.
– Что ты делаешь?
– Ты неразумно разорвал мой красивый ошейник, господин. И я решил, пока вы спали, его срастить.
– Сплавить? – Голос Рубоса дрогнул. – Без огня и наковальни?
– Огня не нужно, если заставить металл расти так же, как все живое. – Он вздохнул. – Конечно, шрам на металле остается дольше, чем на живом существе, но я буду поворачивать его назад, под затылок, где это меньше заметно.
Сухмет снова стал совсем обычным старичком, только подвижным и смешливым больше, чем остальные. Он поднялся на ноги, причем колени его отчетливо хрустнули. У Лотара сложилось впечатление, что он сделал это нарочно. Потом старый раб подошел к кожаной сумке Лотара, достал оттуда благословенную флягу, посадил Желтоголового к камню и поднес упоительно сырую горловину к его губам.
– Я сам.
– Ты еще не сможешь.
Лотар попробовал поднять руку и убедился, что старик прав. Обхватить флягу целиком ему не удалось бы ни за какую воду.
– Почему-то здесь очень трудно собирать силы.
Сухмет кивнул, влил несколько очень приятных, несмотря на медный привкус, глотков воды Лотару в глотку и передал флягу Рубосу. Лотар в изнеможении откинулся на камень и попробовал держать голову прямо.
– Сколько времени мы спали? Я должен уже давно быть в форме…
Как ни слаб был Лотар, а он все же почувствовал, как Сухмет, едва пригубив после Рубоса флягу и тут же сунув ее обратно в сумку, послал вверх очень тонкий, почти неощутимый, но чрезвычайно упругий луч внимания. Почти тотчас, еще Сухмет не произнес ни слова, Лотару стало ясно, что на поверхности больше трех часов пополудни. Они спали часов двенадцать или даже больше.
– Скорее тринадцать, мой господин.
– Почему я не восстановился?
– И я тоже чувствую себя как побитая собака, а ведь раны только поверхностные. Так, не раны, а порезы, – добавил Рубос.
Лотар перевел темновой взгляд на мирамца и только теперь увидел, что от его белой некогда рубашки остались одни клочья, а все, что удалось Сухмету из нее накроить, превратилось в бинты, которые перетянули мощные, литые мускулы Рубоса.
– Раны у тебя, господин, вполне боевые, порезами я бы их не назвал, потому что их немало.
Рубос насупился, ему не понравилось, что раны как бы ставят под сомнение его воинское искусство. Он все-таки «слишком» человек, подумал Лотар.
– Но почему тринадцать часов сна здесь значат меньше, чем пара часов на поверхности?
– На поверхности, мой господин, твоя энергия восполняется из космоса, из таинственной ауры растений, которую еще никто не сумел обратить себе на службу, но которая заключает почти весь мировой запас живительной силы, и из мельчайших рассеянных частиц, которые ты сам или другие люди оставляют на предметах. На поверхности ты купаешься в океане энергии. А тут попал в очень чистую среду. Тебе неоткуда брать силу, кроме как производить ее самому. Чтобы научиться этому, отшельники всех народов уходят в пещеры… Восстанавливаться здесь придется очень долго.
– А нам-то как раз убегать нужно, – сказал Рубос. – Ведь те, кто остался в Ашмилоне, вряд ли простят нам…
– С ними мы больше не столкнемся. У них полно и своих забот.
– Но Нуримана мы все-таки изгнали?
Лотару настолько непривычно было чувствовать рядом кого-то, кто был сильнее и понимал этот мир точнее и лучше, что недавние их приключения показались ему какими-то нереальными. По крайней мере, переспросить об исходе событий было нелишним.
– Конечно, господин мой. – Зубы Сухмета засверкали в беззвучной улыбке даже в темноте. – И что бы там ни врали дворцовые летописцы, в памяти простых людей вы оба останетесь как спасители порядка и защитники жизни.
– Так в летописях будет написано? – изумился Рубос.
– Наоборот, – суховато ответил Лотар. – В летописях, скорее всего, мы будем двумя головорезами, но это и не важно. – Он пошевелил рукой, которую прижимал к отбитому боку, чтобы его не очень зажимал чересчур острый и твердый камень. – Сколько времени я буду тут восстанавливаться?
Старый раб покрутил головой.
– Не знаю, здесь я ни в чем не уверен. – Он задумался. – Самое скверное, что ты не обучен производить энергию, а привык брать ее почти готовой. Так что будет совсем неплохо, если ты тут научишься жить в меру своих сил. Это, знаешь ли, нелишнее умение.
– Не сейчас. Когда мы будем далеко от Ашмилоны, я, если ты считаешь, что это необходимо, научусь производить энергию без подпиток… в какой-нибудь другой пещере.
– Да и я бы хотел поскорее попасть туда, где светит солнышко, – добавил Рубос.
Сухмет вздохнул. Посидел, потер руки, которые зашуршали в темноте, как шкурки двух змей, трущихся друг о друга.
– И все-таки, боюсь, совсем без этого не обойтись. Я просто не в силах вырабатывать столько энергии, чтобы подпитывать вас обоих. А идти нам долго, и не везде будет так чисто и спокойно, как здесь.
Это повернуло вялые, ватные мысли Лотара к новой теме.
– Кстати, а выход отсюда можно найти?
Сухмет пожал плечами.
– Выход из подземелья должен быть. Просто он лежит, вероятно, очень далеко, и его нелегко почувствовать.
– А ты сумеешь его определить?
– Я тоже устал, но, как только соберусь с силами, конечно, сделаю это, господин мой.
– А пища, а вода? – спросил Рубос. – И еще тепло? Я так просто замерзаю. Вообще, сколько мы здесь пробудем?
Теперь и Лотар почувствовал, что свежий и чистый воздух, которым он до этого с удовольствием дышал, холодноват.
– Еду и воду мы, может быть, сумеем добыть, если спустимся к подземному озеру. А греться придется движением.
Лотар внезапно вспомнил, что дыра в полу дворцового перехода притягивала его так же, как в начале этой игры что-то вело в духан, где он встретил Рубоса, и так же, как еще много раз что-то определяло его поступки.
– Скажи, Сухмет, в какой момент ты решил служить мне?
– Как только увидел, – без раздумья ответил старик.
– А до этого ты ни разу не пробовал повлиять на мои поступки или следить за нашими с Рубосом действиями?
Сухмет мотнул головой и твердо произнес:
– Нет.
– А что заставило тебя перейти на другую сторону? – спросил Рубос.
– На это очень непросто ответить. Думаю, со временем ты и сам поймешь, почему я выбрал себе этого господина.
– Но если ты не ответишь, – настаивал Рубос, – я не смогу тебе доверять.
– Думаю, ты уже доверяешь мне, и никакие объяснения не заставят доверять больше.
Рубос крякнул и отвернулся.
Неожиданно Лотар понял, что Сухмет прав, опять, уже в который раз. Они оказались здесь не просто потому, что это был единственный путь бегства от орды конадовских вояк. Ему еще что-то предстояло. А это значит…
– Хорошо, Сухмет, ты победил. Гораздо важнее, чем что-то другое, научиться восстанавливать силы, чтобы в любой миг быть готовым к бою, – сказал Лотар. – Покажи, как это делается.
Сухмет проворно вскочил на ноги, как гуттаперчевый, склонился в замысловатом поклоне.
– Я знал, господин мой, что ты согласишься. А делается это так…
К вечеру того же дня Лотар и даже Рубос поняли, что подразумевал Сухмет, когда настаивал на умении вырабатывать энергию для себя. На самом деле это оказалось не очень сложно, когда этот трюк начинал хоть немного получаться. Но прежде чем возникло обманчивое впечатление, что это было всегда знакомо и просто непонятно, как они раньше до этого не додумались, пришлось немало потрудиться.
– Такова участь многих истин и истинных умений, – улыбнулся Сухмет. – Они кажутся естественными, как только человек постигнет их.
– Интересно, вся ваша магия такая же? – спросил Рубос. Его совершенно сразило, что он тоже способен усвоить этот прием.
– То, чему ты научился, не совсем магия, это элемент старинного боевого искусства, которое создано людьми и для людей.
– Если все так просто, – спросил Лотар, – почему же я не выработал знание этого мастерства?
Сухмет осторожно провел ладонью надо лбом Лотара.
– Ну, до полного освоения этой психопрактики, мой господин, тебе еще далеко, какой бы простой она тебе сейчас ни казалась. А по существу… Во-первых, в этом не было необходимости, ты пользовался энергией, которую забирал у других. Возможно, это каким-то образом определено твоей драконьей природой. – Старик поднял обе руки, упреждая ответ Лотара, но все-таки опоздал.
– Я человек. Я доказал это тем, что бился…
– Доказательство, о котором ты говоришь и которое кажется тебе уже достигнутым, вообще невозможно. Вернее, невозможно окончательное доказательство, тебе каждый раз придется обновлять его, словно ты делаешь это впервые, господин мой. – Он помолчал. – Но я не о том. Я о драконьем характере всего, что есть человек, и о весьма человеческом качестве, которое есть в драконе, – его неспособности жить без огромного числа других существ, поддерживающих его жизнь.
– Ты говоришь о всеядности? – спросил Рубос.
– Мир несколько сложнее, чем передача химических элементов тела.
Лотар стал что-то понимать.
– Поэтому дракона можно создать из человека?
– Да, это качество – венчать пирамиду многих, почти всех живых существ, потребляющих и пользующихся силой друг друга, – делает человека едва ли не единственным материалом для создания дракона – верховного творения разрушающей части природы.
Рубос вдруг совершенно по-детски всплеснул руками.
– Но ведь Гханаши напортачил, Лотар не стал драконом. Колдун что-то сделал неправильно, иначе не погиб бы!
– Мне тоже кажется, что он ошибся, господин. Он не учел очень многого, что разнит человека и дракона. – Сухмет пожевал губами, подумал. – Вероятно, он слишком долго работал с очень грубым материалом и забыл, что благородные качества человеческой души должны быть стерты прежде, чем он начнет подчинять ее для колдовских эволюций. Он поторопился или обманул себя мнимым всесилием… Такое случается и с более могучими магами, чем жалкий мальчишка Гханаши.
– Ты считаешь его мальчишкой? – удивленно переспросил Лотар. – Какова же тогда твоя сила?
– Жалким мальчишкой, мой господин, – поправил его Сухмет. – Я имею на это право, потому что прекрасно помню, каким он был, когда только появился при восточном диване… Впрочем, он уже тогда был более необуздан, чем силен, более груб, чем решителен, и, конечно, более самолюбив, чем трудоспособен.
– Ты не ответил на мой второй вопрос.
– Я не считаю себя сильным, мой господин. Поэтому, надеюсь, сила моя растет.
Помолчали.
– А все-таки, что конкретно не учел Гханаши, когда пытался обратить меня в зверя?
Сухмет так странно блеснул глазами, что даже Рубос вздрогнул. Он смотрел на Лотара, и от его взгляда хотелось закрыться, как от слишком близкого и жаркого огня.
– Мне кажется, он не воспринял чистое, почти совершенное качество твоей кармы. У тебя, мой господин, была душа праведника, возможно даже, Учителя. – Сухмет молитвенно сложил руки. – Конечно, не Гханаши было сломить труд твоих прошлых инкарнаций.
Лотар вслушался в тишину подземелья. Сердце его тоскливо сжалось.
– Ты сказал – была?
– Да. – Сухмет вздохнул. – Теперь, конечно, все иначе.
Лотар вспомнил Периака Среброусого, его предупреждение.
– Значит, действительно есть что-то, что хуже смерти? – Сухмет не отвечал. – Он сделал это для того, чтобы я служил ему. Он разрушил то, что было моим, не спрашивая, не обратив внимания даже на судьбу.
Гнев, только гнев теперь вызывала у Лотара мысль о том, что он был отброшен назад на многие перерождения и теперь должен снова начинать восхождение, побывав так близко к вершине. И хотя голос его звучал спокойно, он понял, что теперь не будет ему ни в сердце, ни в мыслях спокойствия, если он не станет биться с тем злом, которое так просто испортило ему все, что он собирал многими и многими своими стараниями.
– Мысль о мести, мой господин, говорит, что ты стал иным. Мести не должно быть в твоем сердце, хотя она уже почти ничего не изменит.
– Все настолько плохо? – невесело спросил Рубос.
Молчание показалось Лотару бесконечным. Он попробовал сесть прямо. Спина и руки заныли, когда в них стало восстанавливаться кровообращение.
– Если я решусь на это, Сухмет, это не будет местью. Я просто буду защищать тех, кому уготована та же роль безвольной игрушки, какую пытался предопределить для меня Гханаши. И кому, как не мне, сделать это, если я все равно ничего уже не теряю.
Сухмет понял, какую клятву сейчас давал Лотар.
– Все не так просто, мой господин. Если это произошло с тобой, значит, так было предопределено. Закон Кармы один для всех, его невозможно изменить или обойти…
Лотар горько рассмеялся.
– Значит, тебе не в чем меня упрекнуть. Если я стану тем, что подсказывает мне моя судьба, значит, я буду всего лишь следовать своей карме.
– Закон Кармы – не отговорка для ленивых духом или… Прошу простить меня, господин. Я не должен был так говорить.
Хорошо, подумал Лотар, что теперь он знает это. Старик оказал ему бесценную услугу. Теперь он будет готов… К чему? Он не знал, но его решимость, когда нужно, будет тверже.
– Послушай, а откуда ты знаешь, что со мной произошло? Я тебе ничего не рассказывал…
– Ты не раз впускал меня в свое сознание. Чтобы вернее помочь тебе, я прочитал многое из твоего прошлого, причем яснее, чем ты способен рассказать.
Лотар попробовал вникнуть в выражение лица Сухмета, но не смог. Долгий и сложный разговор почти лишил его тех сил, которые он набирал весь день.
– Хорошо. Тогда так, Сухмет, попробуй найти спуск к озеру. А ты, Рубос, как и я, восстанавливайся, как это ни трудно. Почему-то мне кажется, сейчас это самое главное.
