ГЛАВА 24
Спуск к подземной реке Сухмет увидел внутренним зрением, когда уже готов был признать, что не может это сделать. Он рассказал Лотару о тех сложных, тяжелых, опасных переходах, которые им предстоят, тот решил, что на это не стоит тратить ни силы, ни время.
Как оказалось, Сухмет сунул в сумку несколько лепешек, когда собирал вещи в зале, так что даже голод им не грозил в ближайшие дни, хотя воды было мало. Настолько мало, что хочешь не хочешь, а пришлось отправляться в путь, когда и раны Рубоса не подзажили, и Лотар толком не мог двигаться самостоятельно, и – самое главное – Сухмет еще не мог уверенно сказать, что знает, где находится выход. Он лишь чувствовал направление, где земли над их головами должно стать меньше.
– Я бы предпочел, чтобы ты твердо знал, где нам выползти на поверхность, – пробурчал Рубос по этому поводу.
– Я смогу найти выход, господин, не сомневайся. Когда подойдем ближе, станет виднее.
Лотар старался не комментировать действия старого раба. Его поразило, как технично Сухмет вошел в состояние глубокого, но абсолютно контролируемого транса, насколько легко выделил из себя легчайшую субстанцию внимания и провел ее в считанные часы почти по всему подземелью и как быстро он пришел в себя после этого трюка. Даже Лотару потребовалось бы после этого не один день лечиться, как после тяжелой раны. Лотар молчал, потому что его впервые за последние недели стало одолевать сомнение в своем совершенстве.
Они почти не разговаривали несколько часов. Наконец Рубос, а за ним и Лотар просто повалились на каменный пол в какой-то сухой пещерке. Тогда Сухмет достал из сумки и разломил на неравные части лепешку. Себе он взял значительно меньше, чем дал Лотару, а тому – меньше, чем Рубосу. Неодинаково они разделили и воду, с той разницей, что Лотару досталось больше всех.
– Много еще осталось? – спросил Рубос, пытаясь поудобнее устроиться на россыпи камней, на которой даже его дубленый зад чувствовал себя не очень удобно.
– Мы не прошли и трети дневного перехода, господин.
– И много у тебя в запасе таких дневных переходов?
– Четыре.
Рубос вздохнул.
– Придется еще попотеть сегодня. Двенадцать дней мы здесь не продержимся.
– Да, не очень-то мы легки на ногу в этом лабиринте.
– Это все из-за моей слепоты, – проворчал Рубос. Чувствовалось, он уже давно собирается это сказать. – Вот если бы Сухмет снова дал мне эту повязку на лоб, я бы прибавил…
– Нет, господин, это невозможно. Ты только-только стал поправляться, а повязка будет тянуть из тебя силы. Ты можешь оказаться не готовым, когда ее действительно придется повязать.
– Что ты имеешь в виду? В этой темноте никого и ничего быть не может.
– Это как раз неизвестно, – чуть слышно ответил Сухмет.
– Просто Сухмет понял, что я думаю об этом уже несколько часов, – произнес Лотар, хотя ему вовсе не хотелось раскрывать рот.
– И ты тоже? И чего же ты ждешь, продолжения?
Лотар провел рукой по горлу. Хотелось пить. Кроме того, он стал очень плохо ощущать мир, залитый солнцем и радующийся жизни высоко вверху, за бесконечным сводом земли над головой. Вероятно, он устал от того приема, который Сухмет показал им для восстановления энергии и который Лотар пытался практиковать все время, пока они шли.
– Я буду рад, если все действительно окажется завершенным.
Рубос покрутил головой, то ли не соглашаясь, то ли стряхивая пыль с волос.
– А мне кажется, уже ничего просто быть не может.
Они посидели еще немного. Лотар поправил ремни на груди и встал, покачиваясь, горбясь под низким и угрожающим потолком. Это было сигналом. Рубос тоже стал подниматься и сделал это довольно легко – его мысли приняли новое направление. Теперь он почти не ощущал ни темноты вокруг, ни неверной дороги под ногами, ни усталости от чрезмерных и ненужных напряжений в своем большом теле.
– Нет, все-таки, что там ни напишут ашмилонские борзописцы, а дело было славным, – сказал он шепотом, который пролетел по коридору, как острый удар копья.
Лотар, неожиданно для себя, тоже усмехнулся. После этого оба наемника с удовольствием расхохотались.
– Только мне не все понятно. Вот ты, Сухмет, могучий волшебник, но и притворщик каких поискать. Почему ты сразу не положил всю рать Конада, если это стоило тебе только взмаха руки?
– Это стоило мне не взмаха руки, господин. И в этом не было нужды, пока в башню вползала лишь пара дюжин не очень обученных гурхорцев. Вот когда они отрезали путь наверх, а господин мой решил, куда следует отступать, тогда это было к месту.
– А что, собственно, «это»? – включился и Лотар. – Я вот тоже не понял, что ты сделал там, в зале. Ты все что угодно можешь вот так взорвать, как вулкан?
Сухмет издал странный звук, в котором слились и известная толика самодовольства, и досада мастера на зрителей, которые так и не оценили истинного совершенства.
– Нет, конечно. Я долго прослужил у одного из забытых ныне волшебников, у которого была только одна страсть – он изучал всевозможные способы возжигания огня и достиг в этом совершенства. Я тоже кое-чему у него научился.
– Ничего себе «кое-чему», – пробурчал Рубос.
– Уверяю тебя, господин, я владею лишь малой частью подлинного мастерства. Когда стало ясно, что мы долго в том зале не продержимся, я вдруг вспомнил, что эти шары на подставках являются магическими лампами, содержащими остатки зеленой пирогранной земли, открытой еще…
– Ты попонятнее говори, – напомнил Рубос.
– Ну, в общем, это такой состав, который может испаряться несколько сот лет и гореть холодным, но исключительно ярким пламенем. Вы видели его сами, так что можете судить.
– Надо признаться, огонь этих ламп не очень красив, – подал голос Лотар.
– Это просто потому, что земли в сосудах осталось немного.
– Нет, погоди. Ты хочешь сказать, что вот эти медные шарики в два моих кулака могут гореть день и ночь семьсот лет или даже больше?
– Почему семьсот? – удивился Сухмет.
– Блех сказал, что башню замуровали семьсот лет назад, – пояснил Лотар. – А когда мы вошли, все лампы до единой горели.
– Вот в чем дело… Нет, конечно. Семьсот лет они не горели. Принцесса зажгла их пять лет назад, когда искала убежище для Нуримана.
– Стоп, – сказал Лотар и тут же воткнулся носом в спину Рубоса, замершего как скала. – Я имел в виду, что теперь уже мне не все стало понятно…
– А-а, я-то подумал, ты что-то услышал.
Они пошли снова.
– Чего ты не понимаешь, господин мой?
– Ты что же, с самого начала знал, что главную опасность во дворце представляет принцесса?
– Конечно.
Несколько шагов они прошли в молчании.
– Так ты и про Нуримана все время знал?
– Меня купили вместе с ним, как же я мог не знать про него?
– Так, значит, это ты готовил его для набегов на город? – пророкотал Рубос.
– Я раб, я поддерживал его жизнеспособность. Такие демоны на самом деле очень уязвимы. Лишившись надлежащего ухода, они обычно оставляют наш мир и уходят в свои измерения…
– Я не о том. На тебе есть частица вины за всех погибших.
– Не будешь же ты, господин, винить слугу на псарне за то, что его сворой король травит непослушных подданных? Выбор дичи – не мое дело. Я лишь держу псов и забочусь, чтобы они были к определенному времени в хорошей форме.
– Вообще-то псы и такое исчадие ада – не одно и то же. Псы годны и на что-то хорошее. А это…
– Нет, господин. С помощью демонов, подобных Нуриману, Харисмус много веков назад за считанные месяцы очистил леса Северного континента и сделал их пригодными для людей.
– Но потом-то он, наверное, вернул их обратно, туда, где они постоянно живут? – спросил Рубос.
Сухмет не отвечал. Лотар почти физически почувствовал, что внимание старика теперь направлено на него.
– Ладно, с этим понятно, – сказал он. – Знаешь, Сухмет, у тебя очень непростое понятие о морали. Похоже, ты разделяешь предмет и его действие. Или даже злодея и его возможности.
Сухмет повернулся, поклонился и снова зашагал вперед как ни в чем не бывало. Он знал, что Лотар видит его.
– Иначе я не смог бы заниматься магией.
– Пожалуй, – согласился Лотар. – Вот тебя купили с Нуриманом вместе. Наверное, твой прежний господин был малоприятным типом?
– Я очень устал от него, – просто сказал старый раб.
– И всего-то?
– Это главное, что я могу про него сказать.
– Как его звали?
– Почему «звали»? Его зовут среди людей, как и всегда, – Нахабом.
Теперь Лотар остановился одновременно с Рубосом. Они некоторое время даже не дышали, услышав это имя. Нахаб – этим существом пугали детей и проклинали на вечные времена. Его именем творились самые ужасные преступления, какие только могли вообразить себе люди. Это было имя соперника самого Демиурга, имя покровителя всей мировой боли, скорби и отчаяния. Он был всесилен и всесущ, почти как Бог. Он был самим дыханием мирового зла, поддерживающего в равновесии баланс мироздания.
– Так он существует? – одними губами прошептал Лотар.
– Существует. И даже, как мне показалось, когда-то был человеком.
– Почему же он стал таким? – спросил Рубос.
– Каким «таким»? – Но Рубос промолчал, лишь звякнул мечом по чешуйчатой броне на плече и тяжело, с трудом пошагал дальше. – Наверное, так было предначертано.
– Ты его видел? – спросил Лотар. – Какой он? Впрочем, не нужно…
Лотар разрывался между странным желанием узнать, кем и каким был Нахаб, и предчувствием, что, узнав слишком много, он подпустит его так близко, что им придется столкнуться. Исход этого поединка у Лотара, например, не вызывал даже сомнения. Биться с богоравными повелителями мирового зла он не мог, он не стал бы даже вытаскивать Гвинед из ножен. Драконий Оборотень был бы обречен еще до того, как сама мысль о таком поединке пришла бы ему в голову.
– Я его видел, – произнес Сухмет, а потом замолчал.
Прошло немало времени, пока Рубос вдруг не спросил его:
– Итак, ты можешь взрывать остатки какой-то там зеленой земли в волшебных лампах. Но почему сначала они взорвались фонтаном искр, а потом таким горячим шлейфом и почти без искр?
– Магические лампы на самом деле подразумевают разные способы сгорания. Это дрова могут гореть только одним способом, да и то еще можно экспериментировать, как сказал бы Илисар. Я использовал это качество, и, по-моему, удачно.
– По-моему, тоже, – серьезно кивнул головой Рубос. – Но тогда я не понимаю, как ты взорвал скалы на выходе пещеры в ту яму. Там-то не было ничего горючего…
– Почему не было? – удивился Сухмет. – Помимо лепешек, я сунул в сумку пару этих ламп, предварительно погасив и остудив их. Они могут быть использованы гораздо разнообразней, чем ты себе представляешь.
Рубос вдруг очень оживился.
– А еще такой лампы у тебя нет? Мы бы зажгли ее и…
– Нет. Я взорвал обе, иначе пещера не обрушилась бы.
– Жаль.
Разговор иссяк окончательно. Они шли и шли, пригибались, проползали на коленях под очень низкими сводами, иногда стукались то плечами, то головой о камни, и тогда ругательство срывалось с их губ. Через несколько часов и ругаться сил у них уже не осталось, лишь стон подсказывал, что удар вызывал у них какие-то ощущения. А скоро, наверное, наступит время, когда и стонать будет слишком трудно, подумал Лотар.
Наверное, так и случилось бы, потому что даже Сухмет стал двигаться медленнее. Он постепенно усваивал тот урок, что излишняя живость, когда усталость берет верх, приводит тут к лишним синякам и шишкам.
Они шли и шли, когда им стало казаться, что идти уже невозможно, что вокруг одна сплошная, непроницаемая, зло жалящая ударами твердая стена и темнота, стена и темнота, стена и… Лотар вдруг понял, что теряет ощущение верха и низа. Камни резко поднялись ему навстречу, и он упал всем телом на что-то острое и неколебимое, как Звездная башня.
– Господин мой. – Он увидел над собой лицо Сухмета. Даже в глазах старого раба появилось страдальческое выражение.
Боль куда-то ушла. Словно ее высосали тонкой трубочкой, как при операциях специальные рабы отсасывают лишнюю кровь, чтобы хирург мог спасти воина… Откуда он это знает и почему воина, а не рожающую женщину, например? И почему он уверен, что боль его перетекает Сухмету? Зачем старику это, почему он так помогает ему? Еще день назад они даже не знали друг друга…
Лотар успокоился. Он почувствовал, что напряжение, съедавшее у него последние силы, вдруг ушло. Он стал уверенным в себе, и уверенность эту теперь трудно было нарушить.
До него, как сквозь очень толстую стену, доносились голоса людей, отдававшиеся близким, сырым эхом. Он раздраженно подумал, что лучше бы им помолчать, они отвлекали его от чего-то очень важного. Вот опять голос, теперь уже другой, незнакомый какой-то…
– Это кризис, – говорил между тем Сухмет. – Или сейчас он откроет свои собственные тайники силы, или умрет, как это ни странно.
– Тебя это, кажется, нисколько не тревожит? – Рубос весь горел острой и беспричинной враждой.
Старик удивился.
– Очень тревожит. Он мой господин, как я могу не бояться за его жизнь?
– Тогда сделай что-нибудь!
– Я делаю все, что в моих силах. – Сухмет провел рукой по лбу, борясь с болью. – Помогаю ему так, что еще чуть-чуть – и я умру раньше него.
Рубос крякнул, поднялся на подгибающиеся ноги и отошел. Но усидеть в стороне долго не мог. Не прошло и пары минут, как он снова на ощупь нашел Лотара, который дышал так часто и громко, что ошибиться было невозможно – его друг погибал.
Он умирал, как под водой погибает от удушья пловец, который не может вдохнуть живительного воздуха, как в острой магии погибает незащищенный или слишком доверчивый человек, как он сам без воды уже один раз погибал в пустыне. Он даже не ощущал, что умирает, только удивлялся, что остается спокойным, и радовался тому, что рядом Сухмет, который облегчил ему смертную муку, что не нужно никуда идти и что ему почти не хочется пить.
