47
Накануне сенатор не удержался от возлияний и всю ночь проспал без всяких снов. Лишь под утро, когда он встал облегчиться в ведро, стали мерещиться какие-то призраки, а по полу каюты от качки перекатывался череп.
«Откуда череп, чей череп? — недоумевал Ральер, снова проваливаясь в тошнотворный пьяный сон. — Мерзкая поездка, мер-р-рзкая…»
В следующий раз он проснулся при свете дня, когда прозвонили склянки, спустил ноги с койки и только теперь заметил, что спал в сапогах. Хотел их сейчас же снять, но догадался, что теперь это лишнее — спать больше не хотелось, а ходить по палубе босым для сенатора было непозволительно.
— Финтроп, скотина, не снял сапоги, — пробурчал сенатор и, широко зевнув, выдохнул из себя ужасный смрад, такой тяжкий, что самому сделалось неловко.
— Нужно прекращать пить, сенатор, нужно прекращать, ведь ты же не бродяга, ты… — сенатор снова зевнул, — полномочный представитель великой Гвиндосии.
Поднявшись с койки, он, пошатываясь, подошел к зеркалу и ухватился за привинченный к полу шкаф — сегодня качало особенно сильно.
— Ну и рожа… — произнес сенатор, увидев себя в зеркале. С трудом снял с гвоздика щетку и кое-как причесался. Когда вешал щетку обратно, уронил ее. Хотел нагнуться, чтобы поднять, но лишь махнул рукой. — Финтроп, скотина, ты где?!
Слуга не отзывался, и Ральеру пришлось самостоятельно стащить с себя залитый какой-то дрянью повседневный мундир и достать из сундука зеленый — дипломатический.
— Ладно, и так сойдет… — сказал он себе и, морщась от приступов тошноты, стал одеваться.
По полу что-то прокатилось, Ральер с запозданием повел нетвердым взглядом.
— Горшок, что ли, какой?
Он нагнулся ниже и увидел оскалившийся на него череп.
— Тьфу на тебя, фу! Сгинь, сила нечистая! — замахал рукой Ральер, пятясь к двери. В этот момент она распахнулась и в каюту заскочил Финтроп.
— Сэр, птицы на мачте! Где-то рядом должен быть берег!
— Какой берег, идиот, разве ты не видишь эту голову?! — воскликнул советник, указывая в темный угол каюты.
— Голову, сэр? — переспросил Финтроп и озабоченно покосился на хозяина.
— Ну да, череп!
— Там нет никакого черепа, сэр.
— Как нет?
Советник шагнул вперед, присмотрелся лучше — и действительно не нашел никаких нездоровых видений, только хвост селедки, что забросил под стол ленивый Финтроп.
— Ты почему в каюте не прибрался? — строго спросил сенатор и, размахнувшись, ударил слугу по лицу. — Умываться подай, сволочь!
Размазывая кровь, Финтроп бросился готовить воду, набирая ее из стоявшего в углу бочонка. От долгого хранения вода цвела и имела неприятный запах, однако для ее улучшения существовал войлочный фильтр с серебряным ситечком.
Пока слуга фильтровал воду, сенатор сердито таращился в подернутое налетом соли единственное окно.
— Прошу умываться, хозяин… — пробормотал Финтроп, осторожно приближаясь к советнику с большой фаянсовой умывальницей.
— Ну-ка дай! — сказал советник, забирая чашу. Слуга попятился, закрывая голову руками, однако сенатор не стал его бить, а припал к чаше губами и начал осушать ее большими жадными глотками.
— Возьми, — сказал он через некоторое время, возвращая чашу. Затем прихватил с ее дна несколько капель и растер по лицу.
— Подать еще, сэр?
— Не нужно. Напился, — ответил сенатор, чувствуя облегчение. — Почему сапоги не снял?
— Дык пробовал, хозяин, вы меня так каблуком приложили, что едва полборта не вынес. Во!
С этими словами Финтроп задрал на животе рубаху и предъявил отпечаток хозяйского сапога.
— Ладно, не снял, и ладно. А почему не прибрался?
Финтроп, потупившись, принялся теребить подол грязной рубахи, потом признался:
— Обиделся очень…
— Вот дурак-то, чего ж обижаться? Я ж тебя люблю как родного. Привык.
Сенатор снял с гвоздя шляпу и толкнул дверь, затем обернулся и добавил:
— Хотя лучше бы тебя, конечно, за борт…
