48

Едва сенатор вышел на палубу и полной грудью вдохнул морской подсоленный воздух, как с «вороньего гнезда», где находился впередсмотрящий, раздался истерический вопль: «Земля»!

«Чего орать, если птицы уже все паруса засидели?» — подумал сенатор, глядя на белые потеки на желтоватой парусине.

Постояв еще немного, он поднялся на приступок капитанской палубы.

— Добрый день, сэр! — поздоровался с ним судоводитель.

— Добрый день, шкипер, — неприветливо ответил сенатор. — Вы бы пугнули этих тварей из арбалета, а то они все паруса загадили!

— Как можно, сэр, береговые птицы на мачтах существа священные.

— Что же в них особенного? — Сенатор запрокинул голову и, придерживая шляпу, попытался опознать облюбовавших марс птиц. — Они загадили вам паруса, да и палубе досталось.

— Это пустяк, сэр, — улыбнулся шкипер, его хорошее настроение не мог испортить даже этот желчный государственный чиновник. — Помнится, лет семь тому назад, когда я еще служил матросом на «Ломартине», мы промахнулись мимо островного архипелага Эпифания — это теперь они являются протекторатом Гвиндосии, а прежде о них ничего не знали. Три месяца мы болтались в незнакомых морях, вышли вода и сухари, мы были готовы сожрать друг друга. Но по ночам с глубин стал подниматься планктон, такой мелкий, что ловить его можно было только растянутыми на ивовых прутьях подштанниками. За ночь в полдюжины расставленных подштанников набивалось полторы-две меры мелких рачков, этого с избытком хватало, чтобы прокормиться команде, планктон был необыкновенно сытным. Соль выпаривали из морской воды, а осаживающиеся на кожаных пологах капли воды собирали, чтобы пить. Одним словом, кое-как приспособились, были живы, однако понимали, что только тонкая полоска удачи отделяет нас от гибели. И вот на сто второй день полоскания в океане над мачтами промелькнула птица. Дело было в полдень, жара, слабость. Матроса, что заметил птицу, хотели побить — дескать, нечего врать. Но спустя час птица пролетела еще раз, а потом уселась на мачту и, как вы заметили, нагадила на парус. Потом вспорхнула и унеслась вместе с ветром.

Птица улетела, и только это белое пятно осталось свидетелем тому, что она нам не померещилась. К вечеру мы увидели берег, и тогда даже старые морские волки не могли сдержать слез — плакали все. На берегу мы наконец сняли истрепанные паруса и заменили запасными, а шкипер вырезал ножом клочок с белым пятном, что оставила птица, и унес к себе, чтобы спрятать в рундук.

— Да вам истории для дам писать надобно, а не суда водить! — заметил сенатор, хотя рассказ шкипера слушал затаив дыхание.

— Я лишь объяснил, почему терпимо отношусь к этим птахам, сэр, — ответил шкипер, снисходительно улыбаясь.

— Так что там, действительно берег?

— Пока только остров, сэр, материковая часть начнется в двух с половиной милях далее.

— Я помню… Дайте-ка свою трубу, я посмотрю на этот… прибой или что там может быть на острове.

— Пожалуйста, сэр, только…

— Я прекрасно помню, как открывается труба, шкипер, — опередил его сенатор, забирая подзорную трубу. — Государственные чиновники не так глупы, как принято о них рассказывать.

Сенатор открыл трубу и стал смотреть на едва заметную темную полоску у горизонта.

— Кажется, парус… Да, я вижу парус.

— Их там несколько, сэр, мелководье у острова богато рыбой, вы видите паруса рыбацких лодок. Мессир Лаггер предсказал их появление еще три часа назад, он выходил из своего канатного ящика, чтобы подышать, и я, воспользовавшись случаем, задал вопрос… Интересно, чем он сейчас занимается в темноте этой клетушки?

«Чем занимается в темноте клетушки, — мысленно повторил мессир Лаггер и усмехнулся. — Да уж не подслушиваю ваши мелкие мыслишки».

Он сидел между мотками веревки и по обыкновению последних двухсот лет своей жизни постигал бесконечность и непрерывность сущего мира. Нашествия демонов, битвы орков, разгул стихий — все это он уже видел и осознал, однако пока не мог отделить себя подлинного от привнесенного, а это являлось основной частью его пути. После разделения, он знал это, наступит возвышение и постижение высшей мудрости, но не теперь — время еще не пришло.

Лаггера раздражали люди, их глупые мысли, которые он, сам того не желая, все время слышал. А еще одолевало желание первенства и могущества над магическим миром. Когда-то давно седой странствующий старец сказал Лаггеру, что достичь просветления можно, лишь избавившись от этой тяжести, и молодой целеустремленный юноша его понял, понимал он это и сейчас, постигая умом сказанное и увиденное, но… как же нелегко расставаться с тем, что всегда считал частью себя, своей неизменной стезей.

На дощатой стенке дрогнул солнечный зайчик, что-то ударилось об пол и покатилось от бухты просмоленного каната к утлой деревянной дверце.

Маг перевел глаза на упавший предмет и усмехнулся. Это был отшлифованный череп с пустыми глазницами, уставленными на мессира Лаггера с немым вопросом.

— Ты что же, думал напугать меня своим появлением? — спросил он.

— Мне трудно думать, я иду на запах силы, чтобы найти себе союзника.

— Кому нужен такой союзник, как ты? У тебя нет ничего, что можно предложить. Ты ведь, кажется… в узилище? Я не знаю, кто ты, но я вижу на твоих руках кандалы, запечатанные словом. Ты наказан своим орденом.

— Да, я наказан… Но время ли сейчас обсуждать это? Я предлагаю тебе союз, чужеземец! И решай поскорее, мои силы на исходе! Я и так порастратил их впустую…

— Говори, я слушаю.

Череп прокатился до дверцы, вернулся назад, его челюсти лязгнули, и он произнес:

— Убей Фрая, и половина его силы отойдет к тебе.

— Кто такой Фрай? — искренне удивился Лаггер.

— Ах, ну да, ты же еще не ступил на берег! — Череп лязгнул зубами: — Ты знаешь его под именем «граф Проныра».

— Это имя мне знакомо, но я получил его из неясного прозрения и никакие подробности мне пока неизвестны.

— Неизвестны сейчас, будут известны после! Я гонялся за этим человеком много лет, ему всегда везло, а я старался забрать у него его удачу — в чем ее ценность, полагаю, объяснять не нужно?

— Не нужно. Ты хочешь, чтобы я убил его, как только узнаю о нем больше?

— Вот именно!

— В таком случае я требую увеличить долю…

— Сколько ты хочешь?! — проскрипел череп и завертелся, словно брошенный булыжник.

— Семь из десяти.

— Хорошо, я согласен. Убей его, и твоей доли хватит, чтобы воссоздать в Харнлоне магический орден.

— Ты слишком много про меня знаешь…

— А тут и знать не нужно. Зачем магу отправляться в дальние походы? Только ради силы и могущества, а на этом диком берегу никого нет, если не считать травника в дрянной хижине. Прощай, Лаггер, надеюсь, тебе повезет больше, чем другим. Постарайся сконцентрироваться, удачливость делает Фрая необыкновенно скользким.

— Я все сделаю как надо, однако твоей доли все равно не хватит, чтобы освободиться от заговоренных цепей.

— Я не собираюсь освобождаться, я думаю откупиться. В нашем ордене достаточно силы, но вот удачи не хватает. Еще раз прощай.

— Прощай…

Череп медленно растворился в воздухе, у этого мага уже не было сил на эффектные хлопки и искры.

— Фрай, он же граф Проныра, — шепотом произнес мессир Лаггер и мысленным взором окинул ничейную территорию, где можно было создать собственный магический орден.

Перспективы завораживали.