ГЛАВА 4
Утром Юлия вызвал к себе контрразведчик.
Майор Дэвис воспринимал свое назначение на базу 348-М как ссылку. Поскольку ему не удавалось забавляться в боевых вылетах, пилоты и механики сторонились его, а общаться с рядовым составом он считал ниже своего достоинства. Майору Дэвису было куда скучнее остальных, и он развлекался, подозревая окружающих во всех смертных грехах, особенно если таковые грехи карались расстрелом.
Впечатление о его работе немного смазывалось тем фактом, что на базе за весь период его службы так никто и не был расстрелян, но майор Дэвис не терял надежды и старался вовсю.
Когда Юлий вошел в кабинет майора, на большом дисплее контрразведчика красовалось его личное дело с фотографиями и отрывками из официальной хроники. Юлий ненавидел свое досье. На его взгляд, для двадцати пяти капитанских лет оно было неприлично объемным.
Юлий со всем возможным комфортом попытался устроиться в неудобном кресле для посетителей и вперил в майора взгляд своих невинных глаз.
— Доброе утро, капитан, — сказал майор.
— Утро — это то время суток, которое я предпочитаю проводить в постели в бесчувственном состоянии, называемом сном, — сказал Юлий. — А потому оно по определению не может быть добрым, если я сижу в дурацком казенном кресле и меня готовятся допрашивать.
— Как знаете, — согласился майор. — Кстати, нашу беседу никак нельзя назвать допросом.
— А как ее можно назвать?
— Это будет длинный и обстоятельный разговор, — сказал майор.
— Замечательно. — Юлий достал из кармана длинную и обстоятельную сигару, обрезал ее ножичком с золотой рукояткой, на которой был выгравирован герб его рода, стараясь держать ножик так, чтобы герб был хорошо виден майору. Спрятав ножик, он долго раскуривал сигару от золотой зажигалки с тем же гербом, а потом выпустил по направлению к майору клуб дыма.
— Вообще-то я не курю, — сказал майор.
— Это хорошо, — кивнул Юлий. — Это значительно экономит деньги, ибо пересадка легких — весьма дорогостоящая операция.
— Почему вы позволяете себе курить в моем кабинете?
— Курение на военной базе запрещено только в технических помещениях, к коим ваш кабинет причислить невозможно, — объяснил Юлий. — Так что своей сигарой я не нарушаю никаких правил.
— Но вы могли бы спросить меня, не имею ли я чего-нибудь против вашей сигары.
— Зачем? — спросил Юлий. — Я же знаю, что вы против.
— Я не говорю уже о правилах элементарной вежливости, но я старше вас по званию.
— Я не нахожусь в вашем прямом подчинении, и вы не имеете права мне приказывать.
— Этим вы хотите выразить мне свое неуважение, капитан?
— Каждый понимает в меру своего собственного неуважения.
— Вы думаете, что вам все позволено только потому, что вы граф?
— Откровенно говоря, да, — сказал Юлий. — И я не понимаю, на каком основании вы можете требовать уважения к своей персоне. Уважение — это такая штука, которая предполагает взаимность, а вы выказываете человеку неуважение, вызывая его в свой кабинет. Ибо такой вызов может означать только две вещи: либо человек шпион и диверсант, либо он знаком со шпионом и диверсантом и вы хотите, чтобы он сдал своего знакомого и стал стукачом. Согласитесь, вряд ли ваш жест можно назвать проявлением уважения ко мне, так что я нахожусь в полном праве не уважать вас в ответ.
— Значит, вот так, да?
— Именно, — сказал Юлий.
— Вы думаете, я не найду на вас управу?
— Не знаю, — сказал Юлий. — Но это представляется мне маловероятным. Видите ли, майор, дело в том, что мои преступления в подведомственной вам области может расследовать только Управление имперской безопасности, а оно вряд ли будет заниматься такими мелочами, как курение в вашем кабинете. Хочу, кстати, заметить, что глава Управления генерал Краснов — старый и очень хороший друг моего отца. Я не имею в виду ничего предосудительного, генерал — весьма твердый и принципиальный человек, и если он застукает меня на каком-нибудь серьезном проступке, то расстреляет безо всяких сомнений и проволочек. Но в мелких разногласиях с контрразведкой, типа проявления неуважения к одному из ее доблестных представителей, он вряд ли примет сторону контрразведки.
Разногласия между УИБ и армейской контрразведкой, конец которым не смог положить даже авторитет лично вмешавшегося в конфликт императора, давно уже стали данностью для всех граждан Империи, хоть как-то контактировавших с любой из этих организаций, так что вряд ли Юлий сказал майору что-то новое и сильно его удивил.
— Вы — хам и наглец, — сказал майор.
— Поосторожнее с такими словами, — заметил Юлий, пуская очередной клуб дыма. — Императорский эдикт о разрешении дуэлей еще никто не отменял, а за такие слова я могу бросить вам вызов. Хоть вы и не аристократ и поединок с вами не сделает мне большой чести, но я готов пойти на такой риск. Вы хорошо фехтуете? А стреляете как?
— Я не буду с вами драться, — сказал майор Дэвис.
— Ваше право, — сказал Юлий. — Хотите иметь подпорченную репутацию?
— Я вызвал вас не для того, чтобы говорить о моей репутации.
— Отлично. Давайте поговорим о том, что вас беспокоит.
— Вчера вы говорили о том, что Империя не нуждается в столь большом военном флоте, как наш.
— Говорил. И отвечаю за каждое сказанное слово.
— Вы хотели сказать, что император проявляет недальновидность, продолжая оснащать военно-космические силы современными и более мощными боевыми кораблями?
— Про императора я и слова не говорил.
— Но приказ о формировании флота исходит от самого императора.
— Вы знаете, пришить мне измену императорской власти у вас вряд ли получится, равно как и неуважение по отношению к августейшей персоне. Если бы за пьяную болтовню привлекали к ответственности, дворянства бы не было вообще, а половина Империи сидела бы в лагерях.
— Вы хотите сказать, что все дворянство не уважает императора?
— Я хочу сказать, что император, кстати, я знаком с ним лично, вполне здравомыслящий человек, и он не усмотрит в подобных разговорах даже намека на угрозу его власти. А вы катите бочку на все дворянство, майор, а это опасно. Потому что если вы плюнете на дворянство, оно утрется. А вот если дворянство плюнет на вас, вы утонете.
А у майора потрясающее самообладание, подумал Юлий. Даже побагровел не так сильно, как я ожидал. Слюной на стол не капает, с кулаками на меня не бросается. Может, я что-то не так делаю?
Юлий хотел вызвать контрразведчика на дуэль и уложить его если и не в могилу, то хотя бы на больничную койку. Законы не запрещали дуэли между офицерами, но участники, если им обоим удавалось пережить поединок, должны были получить новые назначения уже на следующий день. Так решил император.
Контрразведчик был Юлию безразличен. Ему хотелось перевестись.
Если для этого требовалось проткнуть шпагой некоего майора Дэвиса, Юлий был готов пойти на такие жертвы.
Впрочем, пожилой, по меркам Юлия, майор прекрасно оценивает свои шансы в дуэли с молодым капитаном и явно будет увиливать от поединка по мере возможностей. И ничего с этим не сделаешь, подумал Юлий. Контрразведчику не грозит опасность не вернуться с боевого задания, и он явно собрался жить вечно. Он не будет рисковать, потому что даже риск обычной дуэли на пистолетах — пятьдесят на пятьдесят — это для него слишком много.
— Вы также называли антитеррористическую операцию, в которой мы все участвуем, войной.
— Кто меня заложил? — спросил Юлий. — Кто этот стукач, кто та змея, которую я пригрел на своей груди? — Вариантов было всего два, но Юлий не собирался называть фамилии вслух и выдавать имя собеседника и собутыльника, который мог оказаться не при делах.
— Вы же понимаете, что я не имею права раскрывать свои источники информации, — важно сказал майор Дэвис, радуясь, что ему удалось задеть Юлия за живое. — Так называли или нет?
— Называл, — сказал Юлий. — И готов признать, что я был не прав.
— Вот как?
— Да. Это не война. Это бойня. Наша эскадрилья уже потеряла двадцать пять процентов личного состава, и я думаю, что это еще цветочки.
— Ага, — сказал майор Дэвис, делая пометку в личном деле, — так вы признаете себя виновным?
— В чем? — спросил Юлий.
— В сеянии смуты и подстрекательстве.
— Подстрекательстве к чему?
— К военному мятежу. Вы сказали, что любой адмирал может объявить себя императором, поднять мятеж и попытаться захватить власть силой. Кого из адмиралов вы имели в виду?
— Никого. Это был гипотетический адмирал. Можете считать его собирательным образом.
— Я все же хотел бы знать, кого из адмиралов вы подозреваете в измене.
— Адмирала Клейтона, — ляпнул Юлий, назвав имя адмирала, которого можно было заподозрить в измене в последнюю очередь.
— Командующего Третьим военно-космическим флотом?
— Ну да, — сказал Юлий. — Или вы знаете другого адмирала Клейтона?
— Того самого адмирала, адъютантом которого служит ваш старший брат?
— Гай служит у Клейтона? Вот это сюрприз! Впрочем, для него карьера всегда была на первом месте.
— Значит, у вас есть информация из первых рук? — допытывался майор, которому уже наверняка мерещились сенсационное расследование, раскрытие чудовищного заговора против императора, награды, повышения по службе и, чем черт не шутит, пожалование дворянского титула. — Адмирал собирается убить императора? Взять в заложники? Где это произойдет? На какой день назначена операция?
Юлий посмотрел на настенный календарь.
— Акция назначена на тридцать первое сентября, когда император будет производить плановую ревизию военной базы в Луна-Сити, — сказал Юлий. — Началом операции будут три зеленых свистка вверх. Вы нормальный человек, майор? Шутки понимаете?
— Я слышал, что вы хотите застрелиться, капитан, — сказал майор Дэвис. — Рекомендую вам с этим не затягивать.
Когда Юлий вернулся в свои апартаменты, первое, что он увидел, были ноги Клозе, лежащие на письменном столе. Остальная часть вышеозначенного джентльмена возлежала в единственном в помещении кресле и курила.
— Классно я тебя заложил? — бодро спросил Клозе.
— Классно, — сказал Юлий.
— Наплел все, как мы и договаривались, — сказал Клозе. — Приятное это чувство — подвести кого-нибудь под монастырь. Ну, все выгорело? Кого он выбрал своим секундантом? На чем будете драться? И, главное, когда ты его укокошишь?
— Никогда. Он дал мне понять, что не будет драться со мной ни под каким соусом, — сказал Юлий.
— Может быть, ты плохо старался?
— Я хорошо старался, — сказал Юлий. — Я намекнул ему, что считаю его трусом, подлецом, плебеем и дураком.
— Оторвался от души? — уточнил Клозе.
— И я все время окуривал его самой вонючей сигарой, какую только смог здесь отыскать. Но он все равно не клюнул.
— Это значит, что он на самом деле трус, подлец и плебей, — сказал Клозе. — Но не дурак.
— Похоже на то. — Юлий устало бухнулся на диван, снял рубашку и набулькал себе минералки.
— Но сама идея с переводом после дуэли мне нравится, — сказал Клозе. — С твоей стороны это был просто проблеск гениальности. Осталось только найти другого кандидата на роль соперника. Предлагаю себя. Мне местный климат тоже не нравится.
— Не выйдет, — сказал Юлий. — Я не могу драться с рядовыми или капелланом, и единственный офицер на базе, который при этом не является пилотом, это Дэвис, а он отказался.
— А почему это ты не можешь драться с пилотами?
— Отец этого никогда не одобрит, — сказал Юлий. — Он не любит контрразведку, так кто ж ее любит, но идею дуэли с пилотом, да еще во время военных действий, когда на базе каждый человек на счету, отец не поймет.
— Тебе сколько лет?
— Двадцать пять.
— И тебя до сих пор волнует мнение твоего отца?
— Да. И будет волновать впредь до тех пор, пока в руках этого старикана судьба моего наследства.
— Это тяжело, — сказал Клозе.
— Конечно. Я — младший, и не очень рассчитываю на основной титул, но не отказался бы от кучки-другой деньжат.
— Значит, вариант с дуэлью отпадает?
— До тех пор, пока нам не пришлют другого контрразведчика. Но, поскольку они сидят в тылу, у них очень низкая ротация кадров, и на это рассчитывать не приходится.
— Может, тебе все-таки подраться с капелланом? Он ведь не католик и все такое.
— Мой отец тоже не католик, но он не одобряет, когда церковь ввязывают в светские дела. Кроме того, капеллан может и не иметь права драться. Я не силен в религии, но ребята вроде бы против насилия.
— Да ну? — удивился Клозе. — А Крестовые походы, рыцари-храмовники, всякие там джихады, газаваты, костры инквизиции? Это не насилие? А что тогда? Посиделки с печеньем?
— Хорошо, скажем по-другому. Церковь не склонна к насилию, когда не видит в этом выгоды для себя, — сказал Юлий. — К тому же капеллан у нас иудей, и меня могут обвинить в шовинизме и антисемитизме, что тоже не понравится моему отцу.
— А твоему отцу понравится, если тебя убьют?
— Думаю, да. Смерть на поле брани всегда считалась достойным и традиционным поступком для нашего рода.
— Я удивлен, что ваш род до сих пор не вымер, — сказал Клозе.
— Он на грани, — сказал Юлий. — Самое забавное в том, что, хотя такой исход считается особенно почетным, ни один из Морганов никогда не бывал убит во время военных действий. Морганы постепенно вымирают, но их воинский долг тут совершенно ни при чем.
— А у меня просто дикое количество братьев и сестер, — пожаловался Клозе. — Наследство и так маленькое, так еще и придется делить его на черт знает сколько рыл.
— Ты поэтому хочешь остаться в армии?
— Я совсем не горю желанием пасть смертью храбрых и с удовольствием перевелся бы на более приятную планету, — сказал Клозе. — Но уйти из армии насовсем я не могу. Чтобы уходить, надо иметь место, куда ты можешь уйти.
— Я могу взять тебя своим секретарем, — сказал Юлий. — Непыльная работенка, причем в секретарей Морганов почти не стреляют.
— Благодарю. Я польщен и все такое прочее, но я, черт бы меня побрал, барон, а место секретаря графа — не самое престижное место работы для барона.
— Тоже верно, — сказал Юлий.
— Другое дело, если бы ты был императором или хотя бы каким-нибудь принцем, — сказал Клозе.
— У императора в секретарях ходит герцог, — напомнил Юлий.
— Но если бы ты был императором, ты мог бы даровать мне и новый титул.
— Если бы я был императором, я бы тебя расстрелял, — сказал Юлий. — Как подрывной элемент. Себя, впрочем, тоже.
— Император не может расстрелять сам себя. По крайней мере, раньше такого никто не делал.
— Всегда приятно хоть в чем-то быть первым. У тебя какие планы на сегодня?
— Сегодня у меня занятия в тактической группе, на которые я уже опаздываю, — сказал Клозе.
— Их все еще ведет майор Шилдс?
— С прошлой недели ничего не изменилось.
— Кроме летного состава, — сказал Юлий. — Я из него выпал.
Оставшись в одиночестве, Юлий окончательно разделся и лег на кровать. Снаружи было прохладно, но на базе еще в прошлом месяце полетел климатизатор, и в жилых помещениях царило перманентное лето, хоть каким-то образом оправдывая название планеты, на которой находилась база 348-М.
Планета называлась Сахарой.
Юлий находил, что это превосходная шутка. Единственное, что у планеты было общего с одноименной пустыней, это название.
Как уже упоминалось выше, поверхность планеты на девяносто процентов состояла из болот. Это были самые противные болота, которые Юлию доводилось видеть в жизни. В этих болотах, помимо комаров, мошек, жаб и прочего гнуса обитали довольно крупные хищники, похожие на динозавров, а также сепаратисты.
Сепаратистов Юлий считал идиотами. Они воевали за признание их планеты автономной, но у них не было на это ни единого шанса. Жалкая горстка не присоединившихся к земной Империи планет находилась на отшибе, от Империи их отделяла не одна звездная система, а между Сахарой и ближайшей границей Империи лежало аж четыре системы, и при этом Сахара находилась внутри имперской территории. Требовать независимости в такой ситуации просто глупо. Ну, дадут тебе эту независимость, и что ты будешь с ней делать, когда кругом одни враги?
Тем более что Империя воевала не только за свою территориальную целостность. На Сахаре находились вторые по объему месторождения дорогого и используемого в наукоемких областях промышленности сверхтяжелого металла тетрадона, и отдавать такое богатство сепаратистам никто не собирался.
Зато наличие этого металла здорово осложнило войну. Одним из условий его образования в планетарных породах было наличие сильного аномального магнитного поля, которое сводило к нулю возможности применения высокоточного оружия, а также делало невозможными военные действия «орбита — поверхность». Постоянно висящий над планетой облачный слой сводил на нет все попытки визуального наблюдения за поверхностью и наведения ракет и лазеров, так что воевать пришлось по старинке, с использованием малых и сверхмалых летательных кораблей, а также болотоходов, танков и десанта.
Конечно, сепаратисты сильно уступали Империи в плане технического оснащения, но зато у них был тетрадон, который они с успехом обменивали у контрабандистов на вооружение и припасы. Примерно восемьдесят процентов контрабандистов перехватывались имперскими силами на подлете, но выгода была слишком велика, и поток желающих сделать быстрый и незаконный бизнес на бартере тетрадона не ослабевал, а Империя почему-то все время отказывалась сконцентрировать у планеты силы, достаточные для ее полной внешней блокады.
Битва за Сахару длилась уже три года, и, насколько Юлий мог судить, в обозримом будущем конца этой битвы видно не было.
Летный состав на Сахаре меняли каждые полгода, артиллеристов — каждые четыре месяца, десантников — каждые два. Юлию оставалось еще больше трех месяцев до того, как его переведут в более безопасное место.
Конечно, Юлий был молод и у него были кое-какие идеалы. Он вполне допускал мысль о том, что он может умереть в бою… при соблюдении некоторых условий. Это должен быть бой за то, что ему на самом деле дорого. За родную планету, за любимую младшую сестру, за школу, в которой он учился, и за учительницу, в которую он три года был тайно влюблен. Но умирать за чьи-то финансовые интересы, пусть даже это были интересы его Империи, он не собирался.
По сути, Империя и сепаратисты не отстаивали на Сахаре никаких идей и не защищали своих свобод. Обе стороны откровенно рубились за бабки, причем бабки эти получали совсем не те люди, что убивали друг друга на болотах. Юлий подозревал, что истинные лидеры сепаратистов обитают на какой-нибудь другой планете, в полной безопасности и комфорте, и руководят военными действиями издалека, отслеживая только финансовые потоки. Вполне может быть, что именно они направляют сюда корабли контрабандистов. Как ни посмотри, это выгодный бизнес. Оружие в Империи дешево и легкодоступно на любом из армейских складов, а тетрадон — дорог и пользуется бешеным спросом. При этом покупатели крайне редко интересуются происхождением металла…
Юлий и сам не заметил, как заснул. Разбудил его вызов полковника Ройса. С Юлия сняли все ограничения, и он снова был допущен к полетам. А значит, стал еще на шаг ближе к смерти.
