ГЛАВА 6
Посадка военных кораблей на Землю, главную планету Человеческой Империи, была категорически запрещена, и с борта «Александра Великого» Юлия забрал орбитальный шаттл.
Это называется «с корабля на бал», подумал Юлий. Даже домой не дали зайти.
Шаттл приземлился в окрестностях Лондона, где у дома Морганов была своя резиденция, и атмосферный флаер повез Юлия в Букингемский дворец, где его ждала аудиенция с императором Виктором Вторым.
Благодаря отцу, Юлию и раньше доводилось встречаться с императором, но личной аудиенции он никогда не удостаивался. Юлий понятия не имел, что они будут обсуждать. Ни генерал Краснов, ни герцог Романов ничего ему не говорили и даже не сопровождали его в этом визите. Герцог отправился в свой загородный дом, а генерал — в штаб-квартиру УИБ на Даунинг-стрит.
Юлию было известно, что император иногда надевает личину этакого рубахи-парня, своего в доску, и почему-то не сомневался встретиться именно с этой ипостасью. Чем хуже игра, тем лучше должна быть мина на лице игрока.
Тем более на лице капитана команды.
А игра была не просто плоха. Она была отвратительна.
Во время обратного пути Юлий старался избегать общества герцога, но получалось не очень. Герцог был настроен решать конфликт с Клейтоном только военным путем. Он ни минуты не сомневался, что имперские ВКС способны раздавить любого врага малой кровью.
Краснов, присоединившийся к ним на половине дороги, заперся в своей каюте, готовя отчет для императора, и не выходил даже для того, чтобы поесть. Юлий не понимал, почему Краснов не мог лететь на Землю на своем «Сивом мерине», но он много чего в этой жизни не понимал.
Воевать на Сахаре было гораздо проще. Ты — пилот, вот это — твой истребитель, вон там — твой враг. А в промежутках между боями можно накачиваться виски, играть в карты и думать о самоубийстве.
Юлий готов был спорить, что их встреча с императором начнется с фразы «А вот и наш герой».
Но спорить было не с кем. Клозе находился слишком далеко.
— А вот и наш герой, — сказал император, и Юлий удостоился чести быть прижатым к царственной груди. Грудь больно кололась орденами.
Перед входом в личные покои императора Юлия обыскали четыре раза, просканировали при помощи трех различных систем и чуть в задницу ему не залезли. Юлий не представлял, каково это — жить при таких мерах безопасности.
— Завтра мы назовем общественности имена тех, кто отправился на разведку и принял первый бой с таргами, — сказал Виктор Второй. — Первое время тебе прохода давать не будут, но потом ты привыкнешь.
— Спасибо, сир, — сказал Юлий, чтобы хоть что-то сказать.
— Садись, — сказал император и указал на роскошное кожаное кресло.
Юлия принимали в библиотеке императорского дворца, в помещении, битком набитом древними бумажными книгами. Пахло пылью.
— Хочешь выпить? — спросил император.
— Спасибо, сир, но я воздержусь.
— А я выпью, — сказал император и налил себе полстакана виски сорокалетней выдержки. На взгляд Юлия, повелитель ста с лишним планет мог бы позволить себе алкоголь и покруче. — Рассказывай.
— Что рассказывать?
— Для начала расскажи мне об этом Клейтоне. Я читал отчет брата, но больше доверяю личным суждениям. Личным суждениям разных людей. С братом я еще поговорю, но сейчас я разговариваю с тобой. Как, по-твоему, что он за человек, этот Клейтон?
— Я видел его не слишком долго.
— Тем не менее, у тебя должно было сложиться определенное мнение об этом человеке. Его я и хочу услышать. И можешь не стесняться в выражениях, сынок.
Когда генерал Краснов называл его «сынком», это было почти нормально. Генерал был старым другом отца и знал Юлия с младых ногтей. Но слышать такое же обращение от человека, с которым Юлий разговаривал третий раз в жизни, было несколько странно.
— Клейтон — очень странный человек, сир. Мне кажется, он эмоционально нестабилен.
— Я же просил тебя не стесняться в выражениях. Ты хочешь сказать, что он псих?
— Да, сир. — Юлия раздражали малознакомые люди, которые обращались к нему на «ты». Конечно, сказать об этом императору он не решился. Царственные особы имеют свои причуды.
— Что ты еще о нем думаешь?
— Будет крайне сложно уладить этот конфликт невоенным путем.
— Мы его раздавим, — беззаботно сказал император. — Или ты не веришь в мощь моего флота?
— Верю, сир.
— Если бы не эти чертовы тарги, мы могли бы спустить дело на тормозах. Десять-пятнадцать лет напряженных переговоров могли бы привести к желаемому результату без кровопролития. Но у нас нет этого времени, а значит, мятежники обречены. Ты видел своего брата?
— Да, сир.
— И как он тебе?
— Я не понял сути вашего вопроса, сир.
— Как он тебе показался? Не жалеет, что встал не на ту сторону?
— Отчасти, сир.
— Я рад бы сказать тебе, что готов ему все простить, но это не так. Твой брат был в центре этого заговора. Он будет казнен вместе с Клейтоном. Империя такого не прощает.
— Я понимаю, сир.
— Империя превыше всего.
— Да, сир.
На взгляд Юлия, Империя была лишь формой правления, необходимой на момент своего образования. Только жесткая авторитарная власть могла удержать человечество от хаоса, в который погружались населенные людьми планеты галактики.
Но мятеж Клейтона, которому предшествовали многочисленные сепаратистские движения вроде повстанцев Сахары, ставил эту форму правления под вопрос.
Сепаратистов давили безжалостно. Иногда быстро, иногда этот процесс затягивался на годы, но итог всегда был один. И, несмотря на все это, количество новых сепаратистских движений отнюдь не уменьшалось.
Появившиеся у границ занятой человечеством территории Чужие должны были сплотить Империю, по крайней мере, на какое-то время. Но потом, если человечество победит, этот вопрос встанет снова и кому-то рано или поздно придется на него отвечать.
Порядок — это застой. С течением времени всегда побеждает хаос, на смену которому приходит новый порядок.
— Как тебе показались эти чертовы тарги?
— Их очень много, сир.
— Но мы надерем им задницу. Если ты с одним разведботом сумел натворить такое, то нам понадобится не больше сотни линкоров, чтобы остановить вторжение.
Юлий в этом сильно сомневался, но промолчал.
Остальные разведчики не вернулись.
— Зато у нас появился хороший шанс увеличить сферу своего влияния. Под угрозой вторжения независимые миры будут умолять нас, чтобы мы приняли их в состав Империи.
— Наверное, сир.
— Мы должны даже поблагодарить этих тараканов перед тем, как их уничтожим. Сначала — Клейтона, потом — их.
Нами руководит неисправимый оптимист, подумал Юлий. Он настолько оптимистичен, что отрывается от реальности. Или Краснов с герцогом ему не все рассказали?
— Я должен вознаградить тебя, сынок. Орден тебе обеспечен, но я хочу добавить что-нибудь от себя лично. Проси, чего хочешь.
— Простите, сир?
— Чего хочешь. Считай, что ты встретил фею, которая исполнит любое твое желание. Но не слишком зарывайся, сынок. Даже у феи есть пределы возможного.
У Юлия было сильное желание попроситься в отставку, но на фоне грядущей войны это выглядело бы трусостью. Поэтому он попросил двухнедельный отпуск на Эдеме. Ему хотелось встретиться с Клозе и внести ясность в отношения с Изабеллой. Если три часа их знакомства можно назвать «отношениями».
Чувства Юлия к этой девушке так и не остыли, что было неожиданностью для него самого. Его партнерша по танго до сих пор занимала часть его мыслей. Две войны и одна девушка — вот все, о чем он мог сейчас думать.
Император добавил к выпрошенному отпуску две недели от своих щедрот, еще раз похлопал Юлия по плечу, а потом позвал личного фотографа, чтобы подготовить снимки к завтрашнему представлению списка героев прессе.
Аудиенция завершилась.
Юлию хотелось ругаться матом.
Графиня Морган с дочерью пребывали на курорте, не подозревая о возвращении Юлия, поэтому из всех родственников он застал дома только отца.
Старший Морган показался Юлию еще старше, но это было и неудивительно — они не виделись несколько лет.
К облегчению Юлия, обниматься отец не полез, ограничившись крепким рукопожатием. Юлию хотелось принять душ и завалиться спать, но он понимал, что так легко ему не отделаться, и оказался прав. Отец потащил его в свой кабинет.
Стены кабинета из мореного дуба были увешаны подлинниками картин времен становления Империи, изображавших бесконечные схватки в космосе. Предполагалось, что, по крайней мере, на половине картин изображены корабли, пилотируемые Морганами.
Отец уселся за свой массивный стол, заваленный явно секретными документами, налил обоим виски и предложил сыну сигару. Юлий обычно предпочитал сигареты, но отказываться не стал.
— Видел его? — Первый вопрос Питера Моргана касался, конечно, его старшего сына.
— Только мельком, — соврал Юлий. — В свите новоявленного императора.
— Не называй этого мятежника императором, — строго сказал отец. — Как он выглядел?
— Гай или мятежник?
— Гай.
— Подавленным, — соврал Юлий. — На меня он даже не смотрел.
— Позор нашего рода. Четыреста лет безупречной службы — и все коту под хвост из-за этого идиота! Нам долго не смыть это грязное пятно.
— Император вроде бы неплохо настроен.
— Одно дело — император на встрече с героем и совсем другое — император в роли политика. Гай подложил мне большую свинью.
— Его убьют, — сказал Юлий.
— И черт с ним, — сказал Питер. — Он заслуживает публичной казни. Мне жаль только твою мать. Она очень переживает.
— Надо думать, — сказал Юлий. — Как я понимаю, император настроен решать конфликт военным путем.
— Другого пути я не вижу, — отрезал Питер. — У нас нет времени церемониться с бунтовщиками.
— У нас нет и сил, чтобы воевать на два фронта, — сказал Юлий.
— А то я не знаю! Через час здесь будет генерал Краснов. Я хочу, чтобы ты присутствовал на этой встрече.
— Честно говоря, я предпочел бы сначала помыться.
— Потом помоешься. Пока он не пришел, нам надо многое обсудить. Информация из первых рук бесценна, а ты был в обеих горячих точках сегодняшнего дня. Если хочешь есть, скажи, нам принесут сюда.
— Такие разговоры портят мне аппетит.
— Значит, поешь позже. Что люди Клейтона думают об угрозе вторжения таргов?
— Ничего. Он заявил своим, что это мистификация УИБ и закрыл доступ ко всем документам.
— Кретин.
— Вовсе нет. С его точки зрения, он все делает правильно. Его люди предали императора, но я не думаю, что все они готовы предать человечество в целом. Если люди Клейтона узнают правду, адмиралу будет сложнее удержать контроль над флотом.
— Нужна информационная диверсия, — задумчиво сказал Питер. — Обсудим эту идею с Красновым. Люди Клейтона должны знать правду.
У Питера Моргана был очень своеобразный подход к правде. Он говорил ее только тогда, когда это было ему на руку. Все остальное время он лгал.
— Насколько я понимаю, вся эта история с восстанием держится, в основном, на личном авторитете Клейтона и, пока он жив, ситуация не изменится, — сказал Юлий. Просто неправильно, что у кого-то может быть такой авторитет.
— Значит, надо позаботиться о том, чтобы он умер.
— Но надо работать изнутри, — сказал Юлий. — Лобовая атака не кончится ничем хорошим. Клейтон сидит на одном из самых защищенных военных объектов в том секторе галактики.
— Краснов потерял всех своих агентов в Третьем космическом. Иначе Клейтон уже сотню раз был бы мертв. К нему теперь не так легко подобраться.
— Отец, ты же тоже пилот. Ты должен понимать, какими потерями грозит прямой штурм «Зевса». Это даже если не принимать во внимание весь Третий флот, который находится под контролем Клейтона и вряд ли будет держаться в стороне. Перед вторжением таргов мы рискуем вообще остаться без кораблей.
— И что бы ты сделал, если бы решение принимал ты?
— Спустил ситуацию на тормозах.
— А тарги? С мятежом Клейтона мы потеряли треть имперского флота.
— При помощи лобовой атаки мы все равно эту треть не вернем. Даже если мы раздавим Клейтона, наши силы уменьшатся по сравнению с тем, что мы имели на начало кампании. Уменьшатся, а не увеличатся. Потери, отец, потери.
— Официальный политический курс Империи пролегает через смерть Клейтона.
— Я и не спорю с официальной политикой Империи. Но, как военный, я против открытого противостояния в космосе.
— Ладно, оставим это на время. Что ты думаешь о таргах?
— Последнее время все задают мне этот вопрос.
— Значит, ты привык на него отвечать. Итак?
— Их много.
— Как они дерутся?
— Мне сложно об этом судить по одной короткой схватке. У нас есть преимущество в скорости за счет гиперпривода, но по вооружению тарги нам не уступают. А если и уступают, то не сильно. А ты сам знаешь, что при огневом взаимодействии наличие гиперпривода не имеет решающего значения. Вообще никакого значения не имеет. Разве что позволит нам вовремя удрать. Но основной проблемы это не решает.
— Да, планеты мы с места не сдвинем. Значит, вооружением они нам не уступают?
— Торпеды, плазма, лазеры. Может быть, и что-то еще, что они не стали пускать в дело ради одного разведбота.
— Ты — хороший пилот. Я уже говорил тебе об этом?
— Нет. Никогда.
— Так говорю сейчас. Ты — хороший пилот, и я тобой горжусь.
Ага, тем более что больше тебе гордиться некем. Старшенький выпал из числа любимчиков.
— Отец, я могу говорить откровенно?
— Со мной — можешь. Но только в стенах этого кабинета, а не на публике. Тебя что-то беспокоит?
— Меня несколько встревожила аудиенция с императором. Им владеют шапкозакидательские настроения. Он готов вынести Клейтона вместе с таргами на пинках и голом энтузиазме.
— Не стоит недооценивать Виктора. Он ведь тебя не знает, поэтому не показывает, что он думает на самом деле. Работа императора — внушать подданным бодрость и оптимизм.
— Мне так не показалось. По-моему, он на самом деле так думает — насильственный оптимизм можно внушить только тем, кто ничего не понимает в текущей ситуации. А рассказывать боевому пилоту, что МКК «Зевс» можно вышибить из локального пространства Гаммы Лебедя одним метким плевком, — занятие неблагодарное.
— Ты его тоже не знаешь, поэтому не можешь судить.
— Надеюсь, что ты прав.
— Это все, что тебя беспокоит?
— Не считая двух предстоящих нам войн? Да.
— Отлично. Виктор пригласил тебя на свой день рождения?
— Нет. Вообще-то он предоставил мне отпуск. О дне рождения мы с ним даже не говорили. Где будете праздновать?
— В Лувре. Подготовку начнем через неделю, думаю, как раз управимся. Не люблю я эти пышные торжества. Может быть, мне тоже уйти в отпуск?
— Шутишь? Не представляю тебя вдали от императора.
— Интересно, почему он тебя не пригласил? Присутствие героя на празднике, трансляция которого идет по всей галактике, было бы хорошим политическим ходом и поддержало бы моральный дух наших подданных.
— Я пока не заметил среди ваших подданных большой паники.
— Скажи мне, как пилот пилоту, сколько планет Империи адекватно защищены от угрозы из космоса?
— Считая Землю?
— Естественно. Разве она не планета?
— Одна.
— Вот и подумай об этом. Паника начнется, как только гражданские сообразят, что именно нам грозит. Поэтому император и делает вид, что ничего страшного не происходит.
Политика страуса приводит в желудок леопарда, подумал Юлий.
Команда императора играет в политику по своим правилам. Проблема только одна — тарги вряд ли будут их соблюдать.
Краснов приехал на пятнадцать минут раньше. Первым делом он накатил водки, вторым — закурил свою трубку, а потом взял быка за рога.
— О целом месяце отпуска не может быть и речи, — сказал он. — Сынок, ты находишься в распоряжении УИБ, и я тебя пока никуда не отпускал. В ближайшее время ты понадобишься мне здесь.
— Позвольте полюбопытствовать, зачем, сэр.
— Не позволю. Ты все узнаешь в свое время. Отпуск я тебе, конечно, дам, потому что не могу пойти против воли императора. Только будет он чуть-чуть короче. Дня три-четыре.
— Я собирался на Эдем. Я не успею за это время даже туда долететь.
— Тогда — два дня плюс дорога туда и обратно. И не советую тебе со мной торговаться, а то проведешь свои два дня где-нибудь на Гавайях.
— Вы пытаетесь запугать меня, сэр?
— Да.
Юлий был отпущен к себе только после полуночи. А завтра в десять утра его ожидал визит в штаб-квартиру УИБ на Даунинг-стрит.
— Знаешь, что это такое? — спросил Краснов.
— Какая-то хреновина, — сказал Юлий. Он устал. Ему надоело. Ему было все равно.
— Ну хотя бы на что она похожа?
— Она похожа на какую-то хреновину, сэр.
— Это оружие, сынок.
— Я так и подумал, сэр. Непонятные хреновины в подвалах УИБ просто не могут быть ничем иным. Кстати, у вас нехилые подвалы. Они под половиной Лондона, да?
— Чуть меньше, сынок. Ты знаешь, что это за оружие?
— Нет. И не имею ни малейшего желания узнавать. Но вы мне все равно расскажете.
— Даже покажу. Такое надо видеть.
— Я готов обойтись без демонстрации и поверить вам на слово, сэр.
Хреновина стояла на подставке и не была похожа ни на одну из известных Юлию пушек. А о пушках, стоящих на вооружении имперских ВКС, он знал все.
Рядом с хреновиной возились двое техников. Краснов повел Юлия в другой конец подвала.
Там на стенде стояла другая хреновина.
— А что это такое, ты знаешь?
— Эту хреновину знаю. Это броня.
— Что это за броня?
— Заводское обозначение не помню. Она устанавливается на корабли классом от линкора и выше.
— Черта с два. Это новое поколение брони, и устанавливается она только на дредноуты и мониторы. Линкоры пока обходятся предыдущим поколением.
— Сэр, это очень интересно. Я не выспался, все утро ваши аналитики трахали мне мозг, потом ваш помощник таскал меня по каким-то подвалам, теперь его сменили вы, но подвалы остались все теми же, а я, между прочим, даже не завтракал.
— Интересы Империи превыше твоего желудка.
— Я не вижу в этом подвале интересов Империи. Только какую-то непонятную хреновину и лист брони.
— Мне важно знать твое мнение как боевого пилота.
— Броня сама по себе не летает.
— Для этого вывода мнение пилота мне не требовалось. Опиши мне броню.
— Лист два на два метра. Толщина около полуметра, точнее сказать не могу. Дайте рулетку, померю.
— Торпеда такую броню берет?
— Кумулятивная. Не сразу. Попадания с шестого.
— А плазма?
— Нет.
— Лазер?
— Непрерывное воздействие не менее минуты, в бою нереальное.
— Вывод?
— Это очень хорошая броня. Прочная.
— Теперь давай отойдем.
Краснов надел на голову пару наушников, вторую пару дал Юлию.
Техники, тоже уже в наушниках, отошли от хреновины и что-то там нажали на своем пульте.
Такого скрежета Юлий не слышал с тех пор, как умер его дед по материнской линии. У деда были вставные челюсти, и он любил ими скрежетать.
Выстрела Юлий не видел, но лист самой прочной в Империи брони оказался скомканным и порванным, как кусок промокашки.
Краснов состроил гримасу и снял наушники.
— Впечатляет, — сказал Юлий. — Что это за фигня?
— Мы называем это оружие гравитационным мечом.
— Красиво.
— Оно генерирует направленное гравитационное поле в несколько тысяч G. Мы планируем устанавливать это оружие на обычные истребители, вроде твоего любимого «игрек-крыла». Требуется только небольшая доводка реактора. Как ты думаешь, мы сможем использовать гравитационные мечи против «Зевса»?
— Каков радиус воздействия?
— Ноль запятая пять.
— Половина боевой единицы? Понимаю, почему вы не планируете установку гравимечей на линкоры. Их следовало бы назвать гравикинжалами.
— Не звучит. Недостаточно грозно. Так что с «Зевсом»?
— Если только вы собираетесь формировать эскадрильи камикадзе, — сказал Юлий. — На половину боевой единицы к МКК на истребителе не подберешься. Слишком плотный заградительный огонь.
— К сожалению, мы не можем формировать эскадрильи, вооруженные гравимечами. У нас всего два опытных прототипа.
— Тогда в них вообще нет никакого смысла. Вы успеете поставить модель на производство до прибытия таргов?
— Мы приложим для этого все усилия.
— Очень рад, сэр. Я могу идти?
— Завтра ты отправляешься на орбиту и испытываешь прототип гравимеча, установленный на истребитель.
— Почему именно я?
— Потому, что у меня на тебя свои планы, сынок. И не спрашивай какие. Пусть это станет для тебя приятным сюрпризом.
— Сэр, вы собираетесь отправить меня в одиночку останавливать вторжение таргов с гравимечом и чувством морального превосходства наперевес? А для начала предложите потренироваться на адмирале Клейтоне и МКК «Зевс»?
— Что-то типа того.
