Первого апреля в Москву прилетела Эльха. Они не встречались уже несколько лет, по молчаливому, но обоюдному уговору решив ограничить общение только письмами и избегая даже звонков. Так обоим было немного легче. Но Иван находил свои способы следить за ее жизнью и не сомневался, что и она не теряла его из виду. Во всяком случае, один из его израильских приятелей, сын иммигрантов из России, часто и подолгу живущий на прежней родине и служивший Ивану одним из основных источников информации об Эльхе, как-то признался, что, когда он приезжает в Израиль, она тоже частенько появляется в его доме. И редко какая беседа обходится без расспросов об Иване.

О ее приезде он узнал в тот же день от своего секретаря. Костик имел обширные связи во многих сферах и старался, как он это называл, чтобы «ниточки всегда были натянуты». Его знакомые, приятели и просто информаторы имели достаточное представление об интересующих его вопросах, а он сумел приучить их к мысли, что будет благодарен, если нужная информация будет сообщена ему немедленно. Вне зависимости от времени года, суток и его занятия в ту минуту. Даже если оно будет довольно интимным. Однако в тот день Эльха так и не появилась у Ивана. И в следующий тоже. Но его это не очень удивило. По дошедшим до него слухам, год назад у Эльхи появился жених. Это был мужчина из хорошей семьи, существенно старше ее, достигший достаточно высокого и стабильного положения, чтобы искать ее общества из каких-то меркантильных соображений, и явно пользующийся уважением у всех собеседников Ивана, с которыми он затрагивал эту тему. И в Россию она приехала именно с ним. И все же и сам Иван, и Эльха понимали, что встреча неизбежно должна состояться. И вот она приехала к нему домой.

Она появилась у него уже вечером. Иван торчал в своем домашнем кабинете, просматривая присланные пресс-релизы полутора десятков фирм (по-прежнему его компания не испытывала недостатка в предложениях о сотрудничестве), как вдруг волк, лежавший у двери, резко вскинул голову и повел ушами. Иван поднял голову от бумаг и прислушался к ощущениям. Сначала он ничего не почувствовал. Вернее, все ощущения забивал фон. Потом, постепенно, все эти эмоции мелких пичуг, снующих над самой крышей, кошек, пробирающихся по своим кошачьим делам, собак, людей, гуляющих по уже немного подсохшим аллеям коттеджного поселка, будто слегка притухли, и Иван ощутил чистый, зовущий тон. Он широко улыбнулся и быстро выбежал на крыльцо.

Эльха приехала не одна. И не просто в гости. Она прибыла на длинной, блестящей лаком машине с желтыми дипломатическими номерами и маленьким белым флажком, украшенным синей звездой Давида. Передняя дверь распахнулась, оттуда шустро выскочил дюжий охранник и проворно бросился к задней двери.

Эльха выплыла из салона настоящей королевой. Иван невольно расширил глаза. Высоко взбитая прическа, шпильки и нечто воздушно-золотистое, струящееся из-под горностаевого манто. Ивану даже стало несколько стыдно за свой непритязательный наряд. Следом за ней из машины появился высокий мужчина лет сорока или чуть больше, с подчеркнуто семитскими чертами лица. Эльха взмахнула ресницами, обдав Ивана жарко-насмешливым взглядом своих больших глаз и, просунув руку под локоть мужчины, чинно проследовала от машины к крыльцу.

— Здравствуй, дорогой. — Эльха целомудренно коснулась губами его щеки.

— Познакомься. Это — Ицхак Меир, мой жених.

Иван благовоспитанно чмокнул ручку подруге, невозмутимо пожал руку мужчине и пригласил гостей в дом.

После явно не блестящего, но все-таки вполне удобоваримого ужина (да здравствуют полуфабрикаты) Эльха с очаровательной непосредственностью собрала посуду и упорхнула в кухню. Мужчины остались одни. Несколько минут они продолжали разговор на нейтральные темы (израильтянин говорил по-русски с небольшим акцентом, но довольно чисто), потом гость мягко закончил очередную фразу и замолчал, как бы давая понять Ивану, что наступило время того разговора, собственно, ради которого он и появился в его доме.

— Я прошу простить, Иван Сергеевич, за столь бесцеремонное вторжение, но моя невеста убедила меня, что вы не будете оскорблены подобным внезапным посещением.

Иван склонил голову в легком поклоне:

— Она не ввела вас в заблуждение. Израильтянин поклонился в ответ.

— Дело в том, что я, кроме всего прочего, являюсь старшим офицером Моссад, и мое руководство уполномочило меня обратиться к вам… — Он сделал паузу, раздумывая, какое слово употребить, и, выбрав, продолжил: — С просьбой. Мы обладаем некоторой информацией о вашем участии в этом деле и имеем представление о возможностях последователей вашего братства, — он тонко усмехнулся, — в конце концов, моя невеста тоже одна из вас. — Израильтянин смолк, ожидая реакции.

Но Иван молчал. Известие о том, что жених Эльхи — офицер Моссад, не было для него неожиданностью. Однако то, что тот был так откровенен — настораживало. По-видимому, эти ребята хотели чего-то от него добиться, и Эльха поддерживала это их стремление, проинформировав жениха, что рассчитывать на что-то можно лишь при полной откровенности. Но реакция Ивана явно оказалась не совсем той, на которую рассчитывал израильтянин. По его лицу промелькнула тень разочарования, правда тут же исчезла, и он, растянув губы в извиняющейся улыбке, заговорил:

— И мы хотели бы прийти к соглашению, результом которого стало бы возможно более деятельное участие членов Собора в розыске… похищенных устройств.

Иван задумчиво покачал головой:

— Я не совсем понимаю ни то, почему вы обратились именно ко мне, ни то, почему вы вообще предпочитаете получить помощь от нас, а не от мощных силовых структур нашего государства. Израильтянин тихо рассмеялся:

— Я бы не советовал переоценивать мощь силовых структур государства, можете мне поверить. Любого, не только вашего. Все, что могут сделать силовые структуры, они сделают, но… мы ЗНАЕМ, что этого недостаточно. Наши аналитики считают, что Соединенные Штаты, скорее всего, подвергнутся ядерному шантажу, а вот мы… — он стиснул зубы так, что на щеках выступили желваки, — если этим бомбам суждено взорваться, то есть только одна страна, где это может произойти. И мы готовы схватиться за любую соломинку, если она поможет нам это предотвратить.

— К сожалению, я ничем не могу вам помочь, — ответил Иван. — Мы не вмешиваемся в дела других государств и правительств и стараемся делать это как можно меньше в своей стране. Это было решено еще несколько лет назад, и волхвы, имеющие последнее слово, одобрили это решение. Странно, что Эльха не рассказала вам об этом.

Израильтянин горько усмехнулся:

— Очень жаль. Мы знали об этом, но нам казалось, что вы сумеете понять нас и изменить свою позицию.

Иван отвернулся. Молчание затянулось, и Иван, которому было слишком не по себе от той тяжести, что разлилась в воздухе, неловко спросил:

— Может, чаю?

Израильтянин развел руками, давая понять, что он не против. Иван вышел на кухню. Эльха как раз вытаскивала посуду из посудомоечной машины. Увидев Ивана, она тихо спросила:

— Что ты ему ответил, Волк?

Иван открыл холодильник и достал брусничное варенье. Когда он повернулся, Эльха стояла прямо перед ним. Иван отвел взгляд. Эльха гневно произнесла:

— Собор всегда приходит на помощь своим братьям и сестрам. Я — одна из вас.

— Ты можешь уехать оттуда.

— Нет, это моя родная страна.

— Не только она.

— Теперь только!

Иван в упор посмотрел на Эльху:

— Ты же знаешь. Мы не играем в игры правителей.

— Это уже не игра правителей. — Эльха рассерженно всплеснула руками. — Волк, мы давали клятву защищать, и сейчас тысячи, миллионы людей нуждаются в нашей защите!

— А ты подумала, что будет с Собором, если мы вмешаемся в эту свару? Ведь они, те, кто наверху, уже примирились с тем, что бомбы где-нибудь взорвутся. И сейчас каждый старается сделать так, чтобы максимально воспользоваться результатами взрыва. А если взрыва не будет? Интересы слишком многих сильных мира сего сошлись на этих боеголовках, и, если мы сумеем им помешать, они сосредоточатся на нас. А мы пока еще слабы. Что тогда будет с Собором?

— А что будет с Собором, если он не вмешается? Чего мы тогда будем стоить, зная, что могли и… просто не стали. — Голос Эльхи взлетел до высокой ноты и осекся. Пару мгновений она, задыхаясь, буравила Ивана яростным взглядом, потом поникла.

— Хорошо, я попытаюсь поговорить с волхвами, — тихо произнес Иван.

— И вы считаете, уважаемый Усама, у вас есть шанс?

Дородный человек в просторной зеленой одежде с длинной седой бородой, клином окаймляющей нижнюю часть лица, картинно воздел пухлые руки с массивными опаловыми четками:

— На все воля Аллаха.

Его собеседник, человек средних лет, совершенно европейской внешности, одетый в несколько заношенный, но тщательно отглаженный костюм и плащ-макинтош, смотрел на него, ожидая продолжения. Бородатый усмехнулся и, повернувшись к обширному двору, заполненному вооруженными людьми, заговорил:

— Никто не знает, что мы сможем совершить. Возможно, наши враги смогут отобрать у нас «копье гнева», но… — он окинул взглядом горизонт, — я не думаю, что им это удастся. А значит, мы сумеем совершить то, что предначертано Аллахом.

— Но что потом? Вы думаете, что вам сойдет с рук уничтожение сотен тысяч людей?

— Если бы вы были одним из нас, — отозвался бородатый, — то ответ на этот вопрос был бы для вас однозначен. Но так как вы отравлены… скажем так, свойственной всем последователям иудейской веры меркантильностью, а я считаю христианство всего лишь одной из разновидностей иудаизма, поскольку ваш Бог Пророк был иудеем по рождению, воспитанию и окружению, я попробую объяснить вам наши побуждения с понятных вам позиций. — Он собрался с мыслями и продолжил: — Скажите, что мы собираемся сделать такого, что уже не было сделано?

— То есть?

— Разве не американцы были теми, кто первыми взорвал атомную бомбу? Причем не просто взорвал, а уничтожил этими взрывами два больших и густонаселенных города?

— Но… тогда была война.

— С чего вы взяли?

Его собеседник удивленно распахнул глаза:

— То есть… как?! Бородатый снова усмехнулся:

— Я просто спросил, почему вы так уверены, что тогда была война.

— Но это всем известно.

— То есть вы хотите сказать, что американцы считали, что идет война, в которой они обязаны победить, и ради этой победы они имеют право на ЛЮБЫЕ действия, так?

Собеседник не знал, что ответить. В такой постановке вопроса ему почудился подвох, но он пока не осознал, какой именно. А бородатый широко улыбнулся:

— Но ведь мы тоже ясно осознаем, что ведем войну. И почему вы отказываете нам в праве считать, что ради победы в этой, НАШЕЙ, войне мы можем совершить как минимум те же действия, что уже когда-то совершались? Ведь ни один правоверный пока не сотворил ничего более ужасного, что уже не было бы совершено вами — христианами.

Европеец озадаченно нахмурился:

— Вы знаете, я понимаю, что ваши объяснения — всего лишь изощренная казуистика, но… — Он осекся.

— Вы не знаете, что возразить, — закончил за него бородатый, — не стоит. Это тоже будет казуистика. Вы, люди западной цивилизации, очень любите это занятие. И стоит признаться — вы в нем немало преуспели. Настолько, что стали казаться сами себе ужасно умными и взрослыми. И потому назначили сами себя учителями и правителями всего мира. Забыв о том, что все рожденные под этим небом — равны перед Аллахом.

— Ну мы, положим, не так уж виноваты в этом.

— Разве? — вскинул брови бородатый. — Но чьи солдаты еще не так давно топтали эту землю, пытаясь отвратить правоверных от Аллаха и заставить их жить так, как посчитали нужным ВЫ? — Он саркастически улыбнулся. — Да, сейчас вы слабы, бедны и унижены, но когда вы вновь окрепнете, чем вы займетесь в первую очередь? — Его улыбка вдруг превратилась в оскал. — Не тем ли, что вновь, расталкивая всех локтями, полезете в шеренгу учителей и правителей?

Его собеседник смущенно кашлянул. Он был ученым. И если бы ученые в России сохранили свой высокий социальный статус или хотя бы в его институте в Новосибирском академгородке вовремя платили зарплату, он, скорее всего, никогда бы не оказался так далеко от родного дома. А впрочем, это еще не факт. У него были слишком большие амбиции, чтобы он смог удовольствоваться даже званием и окладом академика. А тут за пару недель работы ему предложили столько денег, сколько не получил бы весь их институт за последующие десять лет. И потому он делал порученное ему дело, не особо размышляя над нравственной стороной творящегося здесь. Его больше интересовали практические последствия. Хотя время от времени он предпринимал попытки этакого самооправдания, беседуя с хозяином о морали.

Улыбка бородатого уже утратила злобность и стала даже несколько слащавой.

— Но мы не христиане, мой друг, и нам совершенно незачем идти по пути уже совершенных преступлений. Я надеюсь, что свойственный всем «правителям мира» иудейский меркантилизм сыграет свою роль и заставит этих самозваных владык мира согласиться с нашими требованиями. А их способности в казуистике позволят им сохранить лицо и объяснить всему миру, что они и на этот раз одержали победу. Так что нам не придется ничего и никого взрывать. — Он взял собеседника за плечо и развернул в сторону левой галереи: — Идите и займитесь тем делом, ради которого мы были вынуждены попросить вас оторваться от семьи.

Русский хмыкнул:

— Ну, положим, в казуистике вы вряд ли кому уступите.

Бородатый развел руками:

— Я тоже отравлен, мой друг. Десять лет пребывания в Сорбонне и Оксфорде оставили у меня в душе неизгладимый след. И хотя я нашел в себе силы вернуться на дорогу Пророка, свершенного не изменить.

Его собеседник направился в сторону дверей, ведущих с галереи. Бородатый проводил его взглядом и повернулся к человеку, который заставил его скомкать окончание беседы и побыстрее отправить собеседника. Тот появился на галерее несколько минут назад. Но не подошел к говорившим, а скользнул в небольшую нишу, которые были во множестве выбиты в стене галереи, представлявшей собой обтесанную скалу. То, что сверху выглядело всего лишь как большой караван-сарай, каковых было много на западных отрогах Гиндукуша, на самом деле являлось гигантским пещерным городом, скрывающим в своих подземельях в десятки раз больше людей, чем можно было предположить, рассматривая эту местность на спутниковых снимках. Пришелец был одет в мешковатый маскбалахон и перепоясан портупеей, отягощенной кобурой и кинжалом в потемневших от времени кожаных ножнах, украшенных серебряными бляхами. Этот человек входил в верхушку диверсионной группы, которая захватила атомные бомбы. Когда бородатый повернулся, его лицо настолько отличалось от того, каким было еще пару минут назад, что постороннему наблюдателю могло показаться, будто перед ним совершенно другой человек.

— Что ты хочешь мне сказать, Азлат? Азлат опустился на колени и подставил голову для благословения.

— Прости, Учитель, что потревожил тебя. Пришло сообщение от Кумли.

— Говори.

— Пули-Шамун и Бадайра полностью разрушены.

Бородатый оскалился. И сразу стало видно, что его лицо привыкло к такому выражению. Каждая складка, каждая морщина заняли свое место.

— Что ж, разве это не то, чего мы ожидали? — Он сделал знак, разрешая посыльному подняться с колен. — Эти американцы так предсказуемы, что это даже становится скучным.

— Да славится твоя мудрость, Учитель! — воскликнул воин. — Теперь я понимаю, почему раньше ты запрещал нам показываться вблизи этого места. Гяуры о нем совершенно не догадываются.

— Пока. Не стоит недооценивать ни их упрямство, ни алчность некоторых наших братьев по вере. Но я думаю, у нас достаточно времени, чтобы, с помощью Аллаха, наши планы свершились.

Азлат почтительно слушал.

— А пока пусть гяуры крушат своими ракетами пустые дома. Это только пойдет нам на пользу.

Даже в тех странах, которыми правят продажные правители, униженно склонившиеся перед американцами, люди задаются вопросом: почему, как только Штаты принимаются вопить о морали и справедливости, бомбы начинают сыпаться на головы правоверных?

Оба зло рассмеялись. Бородатый положил руку на плечо воина и произнес:

— Скоро, Азлат, в этом мире все поменяется местами. Великие будут унижены, а те, кого считали малыми, возвысятся надо всеми. И мир изменится.

— Он поднял глаза к небу и благоговейно возгласил: — Да свершится воля Аллаха!

До деда Изи они с Эльхой и Костиком добрались только к вечеру. Подворье выглядело опустевшим. Отроки уже разбрелись по лесам, а на хозяйстве осталось только несколько Старших да десяток отроков и воинов прежних выпусков, приехавших немного отключиться от суеты большого мира.

Их узнали сразу. Пока они шли двором, отовсюду слышались приветствия. Эльха, которая не была на подворье уже уйму времени, с интересом оглядывалась, а подойдя к терему, ахнула:

— Боже мой, вот это да!

Костик удовлетворенно хмыкнул, но промолчал. Из них троих он более всех имел право на эту похвалу, поскольку принял самое деятельное участие и в разработке проекта, и в возведении чудо-терема. Главный архитектор сего сооружения был его закадычным приятелем. Правда, когда Костик первый раз озадачил его подобной идеей, то новоявленный проект представлял собой всего лишь коттедж для тех, кого до сих пор кличут «новыми русскими». Огроменная домина — с обогреваемым полом, климат-контролем, шестью ваннами с джакузи, солярием, зимним садом и бассейном, — исполненная в аляповато-сказочном стиле. Костик последовательно отверг три еще более роскошных варианта и пришел к выводу, что приятель просто не понимает, ЧТО требуется построить. А потому принял кардинальные меры. К настоящему моменту приятель имел уже ранг воина, собственную архитектурно-планировочную мастерскую, известное в архитектурных и финансово-промышленных кругах имя и свои прежние вульгарно-роскошные постройки вспоминал со смесью снисхождения и раздражения.

Деда Изи на месте не было. Все тот же отрок, встретив их в нижних сенях, принял одежду и сообщил:

— Старейший ушел утром. О вас наказал: встретить, устроить и передать, чтоб ночевали здесь, а к святилищу пошли с рассветом. Зимней тропой.

Иван поблагодарил и двинулся вверх по лестнице.

Ужин был довольно скуден. Гречишные блины с маслом и отвар зверобоя. Похоже, дед Изя не исключал, что Ивану придется «говорить с богами». Хотя и не был уверен. Поскольку если бы «разговор» был делом решенным — ужина не было бы вообще. Воину иной раз полезно попоститься.

В путь тронулись перед самым рассветом. Зимняя тропа, как обычно, была завалена сугробами, а заснеженные исполины, укутанные в пушистые белые шубы, казались еще величественнее. Иван мельком подумал, что древние люди, высекая исполинские каменные колонны, имели в уме подобные создания природы. Однако ни тогда, ни теперь ничто из созданного людьми не может сравниться с этими творениями.

Все спутники были членами братства, да и зимняя тропа пока еще не полностью скрылась, и сугробы тоже не сильно затрудняли путь, так что шли они довольно ходко. И вскоре уже вышли к полосе тумана.

Вынырнув из белесой мглы, Иван оглянулся и увидел, что Эльха поеживается. Он нахмурился. Это было не очень хорошим признаком. Эльха заметила его взгляд и гордо вскинула голову. После того разговора на кухне, когда она заставила его дать обещание поговорить с волхвами, они почти не общались. Хотя все это время провели рядом друг с другом. И Ивану было тяжело от этого.

Сашка встретил их на самой опушке. Вежливо поклонившись Ивану и Эльхе, он коротко кивнул Костику и, снова обернувшись к Ивану, сообщил:

— Тебя ждут волхвы, воин.

— Его одного?! — недоверчиво воскликнула Эльха.

— Да, воин Ласка. Тебя тоже ожидают. — И он указал на тропу, ведущую в обход святилищного холма.

У самой развилки, опираясь на суковатую клюку, стояла Рогнеда. И то ли в ней самой, то ли в этой клюке было нечто такое, что, несмотря на простой платок, повязанный под подбородком, выцветшую теплую, шерстяную кофту, застиранную, но опрятно заштопанную юбку и стоптанные кирзовые сапоги, делало ее похожей на древнюю ведунью из старинных легенд. И ясно чувствовалось, что эта ведунья рассержена. Эльха опять поежилась и втянула воздух раздутыми ноздрями, а Костик невольно вздрогнул.

— Пошли, девка, — молвила Рогнеда, — пока мужики судить да рядить будут — много времени пройдет, а мы покамест и грибов насобираем, и о своем погутарить сможем. — Она поправила рюкзак, висевший за спиной, кивнула Эльхе на корзинку у ног и пошла по тропе между сугробами, сразу утратив все свое величие и став похожей на обычную деревенскую бабулю.

— Ну, раз Рогнеда на осеннюю тропу стала, скоро баб обратно не жди.

Иван обернулся. Рядом с ним неизвестно откуда возник Кий, одетый все в ту же неизменную телогрейку. Иван поспешно поклонился:

— Здравствуй, Старейший.

— А то ж, — хохотнул тот, показывая, что понимает приветствие в его древнем, первоначальном значении, — обязательно. Ну ладно, пошли, а то Map уж и так кипятится. Что за человек?!

Над святилищем вспухал клуб тумана. Иван быстрым шагом двинулся вслед за волхвом, который будто скользил вверх по крутому склону, покрытому черными проплешинами с пожухлой прошлогодней травой. Весна здесь наступала гораздо раньше и быстрее, чем в «большом» мире, как, впрочем, и остальные времена года.

Ворота распахнулись, едва они подступили к ограде. Вернее, створки только слегка отошли в стороны, будто кто-то невидимый качнул их, и, когда они шагнули внутрь, захлопнулись за их спинами. Внутри святилища, как всегда, царила странная смесь ненастного неба, тумана и птичьего гомона, который повсюду сопровождал трех сидящих перед ними волхвов. Кий, вошедший первым, легонько дунул, отчего язык тумана слева от идола Перуна съежился и торопливо уполз за спину Мара, а сквозь прогалину среди туч на это место упал луч по-летнему яркого солнца. Кий довольно хмыкнул и каким-то непонятным, мгновенным, но в то же время казавшимся неторопливым движением скользнул к кострищу и уселся на подготовленное для себя место.

Map спесиво вздыбил подбородок и, грозно насупив брови, спросил:

— Ну, что скажешь в свое оправдание, воин? Иван удивленно вскинул брови. А Кий усмехнулся:

— Охолони, Map. Ему будущее неведомо, а в прошлом и настоящем он пока ничего позорного не сотворил.

— Но сотворит! — возгласил Map, отчего Ивану показалось, что выглядит он несколько смущенным.

— МОЖЕТ сотворить, — тихо произнес Сыч.

Лавритас задумчиво покачал головой и, подняв глаза, тихонько напел какую-то трель. Откуда-то из-за ограды выметнулась стайка снегирей и, покружившись над волхвом, уселась ему на голову и плечи. Он взял одну птичку, поднес к лицу, и птаха, привычно суетливо оправлявшая перышки, вдруг вскинула головку и замерла, глядя в глаза волхву. Тот минуту вглядывался в бусинки ее глаз, потом вздохнул:

— Погано. Сыч помрачнел.

— Отпусти снегирей-то, им до Кремля еще лететь и лететь, — сурово насупил брови Map.

— Эти не полетят, — заявил Лавритас. — Я их пока здесь оставил. Мало что узнать нужно будет.

Все трое воззрились на Ивана и некоторое время разглядывали его, будто видели впервые, потом Сыч заговорил:

— Зачем ты к нам пришел, нам ведомо…

Ну еще бы. Любой догадался бы, увидев Эльху рядом с Иваном. А в том, что волхвы наблюдали за ними, пока они шли по зачарованному лесу, сомневаться не приходилось. Иван подобрался. Он представлял себе, что убедить волхвов будет нелегко, но такая встреча показывала, что его шансы упали почти до нуля. Однако сразу поднимать лапки кверху он не собирался. Кий хихикнул и пробормотал:

— Ишь ты, гляди, как ощетинился. Спорить собрался.

Сыч бросил на него сердитый взгляд и продолжил:

— Но ведомо нам и другое. Не хотели мы влезать в дела «сильных» ТОГО мира. Однако сейчас нет у нас другого выхода. Коли не вмешаемся, весь мир кувырком покатится. И долго катиться будет. А когда остановится, то в том мире даже малого местечка для нас не отыщется. Но и выступить для нас опасно вельми. Поскольку слаб еще Собор. И коль покажем мы свою силу — многие из «сильных» мира того узрят в нас угрозу. И то, выстоим мы или будем погребены, будет зависеть только от одного… — Он оборвал свою речь.

Иван почувствовал холодок между лопатками. Волхвы молча смотрели на него. Он облизал пересохшие губы и сглотнул:

— Я… — Это было совсем не то, для чего он пришел сюда. Помочь Эльхе — означало сунуть голову в петлю, но то, о чем говорили волхвы…

— Так, брат Волк, так, — заговорил Кий. — Не только по просьбе собрата Ласки придется тебе взвалить на плечи этот груз, но и оттого, что не видим мы лучшего, коему можно такое доверить. — Он весомо помолчал и закончил: — Но и тебе такое может оказаться не под силу. И тогда… ты погибнешь сам и погубишь Собор.

Иван опустил голову и несколько мгновений стоял молча. Но когда он выпрямился, его взгляд был спокоен.

— Я попробую, Старейшие.

Добраться до секретаря Совета Безопасности Иван смог, только лично приехав в Кремль. По телефону это сделать не удалось. Секретаря, похоже, просто рвали на части, и телефон приемной был постоянно занят. А когда, после трех с половиной часов непрерывного автодозвона, телефон наконец выдал длинный гудок, то единственное, что смог выжать Иван из заморенного чиновника на том конце телефонной линии, так это невнятное обещание «проинформировать» секретаря о его звонке. Справедливо полагая, что сотрудник аппарата, скорее всего, забыл о своем обещании раньше, чем положил телефонную трубку, Иван облачился в костюм, иронично называемый им «казенным», поскольку тот надевался исключительно в случаях посещения солидных государственных и финансовых учреждений, прикинул пару вариантов легально-официального выхода на секретаря, отверг их как слабо эффективные и чрезвычайно медлительные и вывел из гаража темно-синюю «ауди», которую использовал для «официальных» визитов в столицу.

Забравшись на сиденье, он глянул на мобильник, размышляя, стоит ли сделать последнюю попытку дозвониться Эльхе, потом вздохнул и завел машину.

В тот день Эльха так и не появилась внутри ограды святилища. Она встретила его у подножия холма вместе с Костиком и Сашкой. Рогнеды уже не было. Всю обратную дорогу Эльха была странно притихшая и задумчивая. Когда они дошли до подворья, она быстро распрощалась и ушла в ночь, оставив на кухне небольшое лукошко набранных на осенней тропе крепеньких боровичков с толстенькой ножкой, еще пахнущих лесом и пожухлой листвой. И с того часа так и не объявилась. Иван еще пару дней провел на подворье, велел Сашке и Костику собрать свои малые братства, обсудил ситуацию с дедом Изей и вернулся домой. Он дозвонился жениху Эльхи по оставленному им номеру мобильного телефона, Меир вежливо сообщил, что его невеста прибыла в тот вечер в несколько расстроенных чувствах. Объяснять ничего не стала. А на следующее утро обнаружилось, что она отбыла в неизвестном направлении. С тех пор от нее ни слуху ни духу. Иван по тону понял, что израильтянин сильно подозревал, будто именно он является главной причиной ее дурного настроения. Но объяснять что-то по телефону особого смысла не имело. Поэтому он вежливо поблагодарил и положил трубку. И с того момента больше не предпринимал попыток разыскать Эльху.

Естественно, на машине его в Кремль никто бы не пустил, потому Иван оставил автомобиль на платной стоянке у Манежа и прошел за кольцо высоких древних стен через открытый для всех вход в Кутафьей башне. Немного побродив по Кремлю, он подошел к царь-пушке и, повернувшись к комплексу правительственных зданий, прикрыл глаза и сосредоточился. Сначала мозг затопили ощущения нескольких сотен разумов, снующих по длинным коридорам, занимающихся чем-то в десятках кабинетов, залах совещаний и аппаратных. Его внутреннему взору они представлялись как яркие, мерцающие разноцветные искры. Потом все они, кроме одной, начали тускнеть и блекнуть. Иван вынырнул из короткого транса вполне удовлетворенным. Секретарь был на месте. Иван снова смежил веки. Спустя несколько минут он знал расположение всех постов охраны, камер видеонаблюдения и аппаратных, в которые поступало изображение от этих камер. Конечно, отвести глаза столь большому количеству людей было совсем не просто, но он знал, что при нужде справится. И минут через двадцать войдет во внутреннюю дверь кабинета секретаря Совета Безопасности. Он уже было сделал шаг вперед, но тут же остановился. Как там сказали волхвы?"… Коль покажем мы свою силу — многие из «сильных» мира того узрят в нас угрозу". Иван сердито насупился. Он едва не поддался обаянию простого решения. А сейчас игра шла в таких сферах, что простые решения, как правило, были ошибочными. Слишком тугой клубок завязался вокруг этого дела. Он поднял воротник пальто, как будто резкие порывы свежего апрельского ветерка, овевающие верхушку Кремлевского холма, могли вызвать у него озноб, и двинулся в обход колокольни Ивана Великого. Ему предстояло долгое ожидание. Машина секретаря Совета Безопасности появилась, когда Иван уже начал опасаться, что ему придется организовывать встречу за пределами кремлевских стен. Пребывание посторонних лиц на территории Кремля разрешалось только до девяти часов вечера, а он еще помнил времена, когда всех туристов вежливо, но сноровисто выпроваживали гораздо раньше. Но минут за десять до окончания этого времени, когда на кремлевских тротуарах уже появились парные патрули солдатиков президентского полка и молчаливые дюжие мужчины в похожих габардиновых пальто с каракулевыми воротниками, из промежутка между видневшимися через площадь зданиями вывернулся лакированный «чемодан» длиннобазного «ЗИЛ-044». Иван облегченно улыбнулся и, закинув голову, посмотрел вверх. Вот уже несколько часов два кремлевских сокольничьих безуспешно пытались приманить своих птиц, выпущенных, чтобы почистить небо над главной крепостью российской власти. А за это время в кольце кремлевских стен успела собраться, наверно, половина пернатых, обитающих в столичных скверах и парках. И теперь пришло время пустить их в дело. Тучи птиц, до этого момента смирно сидящие на деревьях и карнизах домов, с сумасшедшим гомоном взвились в воздух и резко спикировали на землю. В то же мгновение раздался отчаянный визг тормозов, и огромная машина, вильнув задом, круто замедлила ход. Вокруг послышались возбужденные крики. Несколько человек в габардиновых пальто бросились к машине, озираясь по сторонам и держа руки за отворотами. А Иван спокойно вытащил из кармана пальто купленный несколько часов назад и уже изрядно зачерствевший батон и принялся невозмутимо кормить галдящую птичью стаю, одновременно сняв наговор с большей части пернатых. Девять десятых птиц мгновенно взвились в воздух и со всей возможной скоростью рванули за пределы Кремля. Соколы уже давно отучили местное пернатое население приближаться к древним стенам, и если бы не наговор, вряд ли кто-либо из них заявился сюда. И все же несколько десятков, отчаянно чирикая, продолжали скакать вокруг Ивана, быстро склевывая крошки и время от времени затевая короткие, но яростные потасовки. Подобное зрелище слишком бросалось в глаза, чтобы не сработать. К нему подбежал один из «габардиновых» мужчин и сообщил:

— Прошу простить, но вас просят подойти к машине.

Иван, стряхнув с ладоней последние крошки, неторопливо двинулся в указанном направлении. За его спиной птичья стая дружно поднялась в воздух и, гомоня, потянулась в сторону Москвы-реки.

Секретарь уже вылез из машины и ждал его, стоя у дверцы.

— Ваша работа? — Он кивнул в сторону птиц. Иван отрицательно качнул головой:

— Да нет. — Он искренне улыбнулся. — Вы слишком преувеличиваете наши возможности. Я просто удивился, что сегодня в Кремле неожиданно много птиц, и решил их немножко покормить. — И добавил невинным тоном: — Это успокаивает, знаете ли.

Секретарь помрачнел и вздохнул:

— Ладно, вам куда, по Ленинградскому? Могу подвезти.

Иван благодарно кивнул и уселся в лимузин.

После непродолжительного молчания секретарь заговорил:

— Я просмотрел материалы по… вашей организации и должен сказать: они меня несколько… озадачили.

Иван равнодушно ответил:

— У нас немного необычная… организация. Салон еще на пару минут погрузился в молчание, потом секретарь не выдержал:

— Послушайте, я… должен спросить вас вот о чем. Если быть откровенным, мы — в тупике. Причем ситуация завязывается в такой узел, что Россия может потерять существенную часть своего суверенитета. И я готов ухватиться за соломинку. Сказать по правде, я уже несколько дней ищу варианты использования способностей членов вашей организации как в поиске боеприпасов, так и… в некоторых других областях. Но раз мы сегодня так необычно встретились, то я вижу в этом перст судьбы. — Он напряженно посмотрел на Ивана. — И я считаю необходимым обратиться к вам с официальной просьбой. Во-первых, я прошу вас продумать для меня наиболее результативные варианты привлечения членов Собора Перуна для участия в этом деле, а во-вторых, я был бы чрезвычайно благодарен, если бы вы сами согласились принять в этом участие.

Иван тянул паузу сколько возможно и наконец сказал:

— По нашим традициям, мы стараемся держаться подальше от…

— Перестаньте. — Его собеседник сердито насупился. — Вы что, не поняли, о чем я вам только что рассказал? Речь идет о выживании России!

— Не о выживании, — не согласился Иван. Глаза секретаря сердито полыхнули, но он сдержался и ответил почти спокойно:

— Пусть так, но о статусе, авторитете, месте ее в этом мире.

Иван опять возразил:

— С моей точки зрения, это не столь уж важные вещи.

Секретарь вспыхнул, но снова сдержался. «ЗИЛ» уже проскочил Химки и мчался в сторону Зеленограда. Иван посмотрел на своего помрачневшего собеседника и спросил:

— Что конкретно вам от нас надо?

— Мне надо найти боеприпасы и доставить их обратно, на территорию России, а с вами ли, без — все равно.

— Хорошо, мы сделаем это. Секретарь резко развернулся к Ивану. Иван спокойно выдержал его крайне изумленный взгляд.

— Только у меня есть одно условие, — сказал он.

Секретарь быстро кивнул.

— Никто, нигде и никогда не должен знать о нашем участии в этом деле. Вы придадите мне несколько профессионалов из подразделений глубинной разведки ГРУ, а как только мы установим точное местонахождение боеприпасов — сбросите туда пару батальонов. И все будет выглядеть как виртуозная, но стандартная специальная операция. Мы — остаемся за кадром. — Он заглянул в глаза собеседнику: — Вы можете мне это гарантировать?

— Да.

— Имейте в виду, я не приму объяснений вроде: "Я сделал все, что мог, но… " Тайна должна быть абсолютной для всех, кроме вас и меня. Все непосредственные исполнители, от ефрейтора до машинистки, должны получать распоряжения непосредственно от вас и уметь держать язык за зубами. Вы готовы обеспечить это?

— Да.

— Что ж, в таком случае закажите мне пропуск на завтрашнее утро. Там и обговорим детали, а сейчас остановите, мне пора выходить.

Секретарь покосился через окно на черную стену еще голого леса, но покорно снял трубку внутреннего телефона и приказал притормозить у обочины.

Иван проводил взглядом тыльные огни удалявшейся машины и, присев на корточки, принялся расшнуровывать роскошные лаковые ботинки. Уже стемнело, а ему надо было еще возвращаться в Москву за оставленной на стоянке «ауди». Перемещаться же босиком всегда выходило несколько быстрее, чем обутым. Но главное было сделано. Их ПОПРОСИЛИ принять участие в поиске. И они СОГЛАСИЛИСЬ сделать это НА СВОИХ условиях.

— Давайте-ка я вам помогу.

Дюжий прапорщик, одетый в камуфлированный комбинезон, легко подхватил большую дорожную сумку и мольберт и небрежно закинул их в салон вертолета. Худенькая девчушка в кокетливом кожаном кардигане и сапожках на каблуках всплеснула руками и одарила прапорщика благодарным взглядом больших карих глаз.

— Большое спасибо! Прямо не знаю, как бы я все это затащила.

Прапорщик смутился и тут же протянул свою лопатообразную ладонь, чтобы помочь этому хрупкому созданию подняться по крутой и шаткой лесенке внутрь вертолетного чрева. Остальные одиннадцать попутчиков этой изящной пассажирки, среди которых было еще две женщины и один пожилой мужчина, а также дрессированные собаки, медведи, птицы и еще несколько каких-то зверьков, были уже внутри. Два майора-летчика, наблюдавшие эту картину, стоя у задней рампы «ИЛ-76МТ», на котором и прилетел сюда весь этот цирк, переглянулись. Впервые они везли такую странную компанию: дюжина гражданских со зверями и десяток нагруженных оружием и снаряжением офицеров спецназа ГРУ. Но за прошедшие годы им приходилось возить много странных компаний, ко всему прочему ЭТУ сопровождало два молчаливых подполковника ФСБ. А посему они вопросов не задавали и молча делали свое дело. В конце концов, их задача была только довезти эту компанию до «Кочарьей степи», большого военного аэродрома на севере Оренбургской области, и там навсегда с ними распрощаться. Но теперь оказалось, что эта необычная компания все в том же составе отправляется еще дальше. И было похоже, что ту ее половину, которая состояла из офицеров, это открытие поразило ничуть не меньше, чем их. Тут один из пилотов поймал сердитый взгляд сопровождающего подполковника, двинул приятеля локтем, и они, отвернувшись, с независимым видом двинулись к «башне».

Вертолет взлетел через десять минут. Сидевшие в передней части салона офицеры спецназа, привычно распихав оружие и снаряжение под длинные, протянувшиеся вдоль бортов вертолета лавки, косились на своих попутчиков, теряясь в догадках. Сидевший у самой двери старший лейтенант наклонился к соседу, старшему группы, и, чуть повысив голос, чтобы преодолеть рев моторов, поинтересовался:

— Слушай, что это за цирк? Артисты, что ль? Его сосед, капитан, носивший емкую кличку Кистень, пожал плечами:

— Кто его знает? А что?

— Да так. — Старлей покачал головой. — Просто я ни разу не видел артистов в Логове. Чудеса какие-то творятся.

— Может, их просто куда-то по пути забросят? — встрял в разговор прапорщик, помогавший девчушке загрузиться в вертолет.

— Ну ты даешь, Семеныч, — фыркнул капитан. — Тогда бы они с нами не летели. Ты что, забыл, посадки запрещены.

Прапорщик махнул рукой:

— Ладно, на месте разберемся.

До места дислокации отдельного разведывательно-диверсионного батальона ГРУ Волчьей балки, или, на принятом в управлении жаргоне — Логова, вертолет добрался, когда уже стемнело. Офицеры выгрузились первыми и, побросав снаряжение в кузов старенького «КамАЗа», укатили куда-то в темноту. Пока мужчины загружали пожитки в выделенный им автобус, Иван отошел на два десятка шагов и огляделся. Небольшой аэродром был почти погружен во тьму. Слева светились окна казарм и щитовых домишек небольшого военного поселка, а чуть дальше, километрах в двух, цепочки фонарей высветили два больших прямоугольника. С той стороны волнами накатывал собачий лай. Ну еще бы, зону трудно спутать с чем-то другим.

— Что это там?

Иван обернулся. Ласка из малого братства Костика удивленно разглядывала гирлянды огней, опоясывающих зону. Он хмыкнул:

— Пристанище заблудших душ.

Ласка серьезно посмотрела на него. Хотя его ранг в иерархии Собора равнялся ее рангу, но их пятерку, после гибели Бьерна превратившуюся в четверку, не зря за глаза называли «Первым братством». Они были самыми старшими из нового поколения и, то ли благодаря неустанному вниманию волхвов, то ли какой-то случайности, которая свела вместе очень одаренных людей, уже успели подняться до такого уровня, какой остальным пока представлялся абсолютно недостижимым. Поэтому девушка сейчас усиленно размышляла над его словами, стараясь понять, что же Старший хотел этим сказать. Иван рассмеялся:

— Шутка. Это — зона. Ладно, пойдем, уже поздно, а сегодня был тяжелый день.

Два следующих дня они спозаранку уходили за холмы и бродили там, выгуливая младших братьев и знакомясь с местными лесочками. Привыкая к ним. А вечером возвращались в отведенную им казарму, сопровождаемые заинтересованными взглядами.

На третий день Иван решил, что они готовы, и попросил сопровождающих вечером организовать встречу с группой, которую сформировали им в помощь по поручению секретаря Совета Безопасности. Сразу после ужина он велел Эльхе собрать малые братства Сашки и Костика, которые волхвы дозволили ему взять в поиск, в небольшом ангаре, расположенном на границе летного поля и военного городка. А сам поднялся в класс оперативных инструктажей, в котором подполковники объясняли боевую задачу ошалевшим от услышанного офицерам. В отличие от его команды, им ничего не сказали о причинах, по которым лучших специалистов второго главка срочно отправили на южную границу России. Впрочем, офицеры были не дураки и, несомненно, кое о чем догадывались. Но вот в какой компании им придется действовать, они вряд ли подозревали.

Иван ошибся. Он распахнул дверь класса, и в уши ему ударил хор возмущенных голосов:

— Какого хрена?..

— … детский сад!

— Большей бредятины вы не могли там придумать?

Оба подполковника сидели за столом с перекошенными от возмущения лицами, но перекричать распаленных офицеров даже не пытались. Иван прислушался к густо висящим в воздухе замысловатым выражениям и весело спросил:

— Что за шум, а драки нет?

Шум мгновенно стих, и все лица повернулись к нему. В наступившей тишине раздался голос одного из подполковников, обрадованного возможностью переключить стрелки:

— Вот, товарищи, товарищ Воробьев, руководитель…

Иван сделал жест рукой, от которого подполковник запнулся и затих. Иван окинул возбужденных офицеров спокойным взглядом и, подойдя к столу, присел на краешек.

— Итак, какие будут вопросы? Офицеры переглянулись.

— Вот что, уважаемый, — поднялся с насупленным видом капитан. — Насколько я смог понять объяснение этих господ, — он бросил на фээсбэшников ядовитый взгляд, — вы в курсе основных задач нашей группы. Я не очень представляю, каким образом подобный цирк может оказать нам хоть какую-то помощь, но раз руководство настаивает, чтобы вас тем или иным образом подключили к операции, я вынужден принять это. НО…

— Секундочку! — Иван вскинул руку.

Капитан недовольно засопел, но замолчал, одарив Ивана взглядом, который ясно говорил о том, что его бесконечное терпение, с которым он выслушивал вываленный на него ворох бредятины, на исходе.

— Вот что, уважаемый, — в тон ему ответил Иван, — вы немного запутались. ВАМ не поручено НИКАКОЙ операции. Все, что нам предстоит, это НАШЕ дело. И именно ВЫ были навязаны нам на шею, что бы вы там себе ни представляли. Поэтому если вы категорически не желаете принимать нашу компанию, то я могу пожелать вам… спокойно возвращаться домой. Мы обойдемся без вас. — Он полюбовался обалделым видом офицеров и бесстрастно проговорил: — У вас есть полчаса, чтобы окончательно определиться. Если вы примете решение идти с нами — милости прошу в третий ангар, — и вышел из класса.

В принципе дело обстояло не совсем так, как он сказал, но тут уж работали некоторые психологические моменты.

Не прошло и двадцати минут, как офицеры появились в ангаре. Как-никак они все-таки были профессионалами. А первым признаком профессионализма является умение принимать вещи такими, как они есть, а не какими ты хочешь их видеть. Они еще раз уточнили расклад у подполковников, всем стало ясно, что ситуация слишком непонятна, чтобы к ней можно было применить простые решения. А значит, следовало получить побольше информации. И приглашение Ивана стоило принять только ради этого.

Иван указал на длинную скамью у дальней стены и, дождавшись, пока все рассядутся, заговорил:

— Я понимаю ваше недоверие. Развеселая компания разбитных пареньков, трех красоток и дедушки божий одуванчик… — Он глазами улыбнулся Медведю из братства Сашки, скромно пристроившемуся рядом со своим грузным младшим. — И потому посчитал нужным кое-что объяснить и показать. — Иван обратился к Ласке: — Сестра…

Девушка поднялась со скамьи и… исчезла. А потом возникла за спиной у капитана с зажатым в изящной ручке художницы тонким ножом. Мило улыбнувшись, одним движением кисти швырнула нож, сбив с крупной кудлатой головы своего давешнего ухажера лихо заломленный берет и пришпилив его к тонкой алюминиевой стенке ангара. Прапорщик вытаращил глаза и… икнул.

Спустя час Иван распустил всех. Офицеры с пришибленным видом столпились у входа и нервно курили, с опаской поглядывая на пожилого Медведя. Похоже, все вопросы относительно этих двоих были окончательно сняты. Хотя в чем-то они были правы. Действительно, юная, хрупкая Ласка и Медведь в летах были наиболее слабыми членами их группы, но после сегодняшней демонстрации сомнений в их, так сказать, профпригодности практически не осталось. Иван жестом подозвал капитана:

— Выходим завтра. В полдень. Боевой поиск. Вооружение и снаряжение для своей группы определите сами, — и посмотрел на него очень выразительным взглядом, намекая, что по составу взятого его группой вооружения и снаряжения будет судить об уровне подготовки капитана как командира группы.

— Из расчета двух-трех недель автономных действий, — добавил Иван.

Капитан удивленно моргнул:

— Но… — Потом захлопнул рот и коротко козырнул: — Есть.

Иван усмехнулся про себя. Похоже, они будут не такой уж большой обузой, как ему думалось. Капитан удалился. Иван посмотрел на звезды. Что-то принесет им завтрашний день…

К Мазари-Шарифу они вышли через неделю. К тому моменту офицеры успели привыкнуть к невероятной скорости, с которой перемещалась в пространстве их группа. Хотя оторопь первого дня окончательно не рассеялась.

Поскольку на двенадцать членов Собора приходилось десять непосвященных, Иван решил в первый день поберечь силы и сильно сократил переходы. К вечеру они добрались только до озера Шалкар-Ега-Кара. Но и это оказалось для офицеров полной неожиданностью. Когда Иван дал команду разбить лагерь и устраиваться на ночь, капитан, уже минут пятнадцать разглядывающий озеро, подошел к нему и спросил:

— Слушай, никак не пойму, что это за озеро впереди?

— Если я не ошибаюсь, то это Шалкар-Ега-Кара, — ответил Иван.

Капитан сожалеючи посмотрел на него:

— Извини, но этого не может быть. От Волчьей балки до Шалкар-Ега-Кара больше двухсот километров. А мы прошли дай бог двадцать.

Иван улыбнулся.

— Я определюсь. — В голосе капитана звучало скорее утверждение, чем вопрос. Иван снова улыбнулся:

— Как хочешь.

Капитан нахмурился и отошел. В третий раз нажав кнопку сброса на панели портативного спутникового навигационного приемника, он выругался сквозь зубы и сердито рявкнул:

— Семеныч!

— Чего? — Рядом вырос прапорщик.

— Сбегай… — капитан огляделся: у берега озера, в полукилометре от их стоянки, мерцал огонек костра, — к тому костру. Спроси, что за озеро. А то моя навигационка с ума сошла.

Прапорщик кивнул и исчез.

Явился он со слегка ошарашенным видом. Капитан выслушал его доклад и несколько мгновений просто сидел, сосредоточенно размышляя над тем, во что пока отказывался верить, потом поднялся и подошел к Ивану:

— Как это могло произойти?

— Объяснять долго. Просто прими как данность. Ведь раз мы играем в этом поиске первую скрипку, то для этого должны быть какие-то причины?

Когда на следующий день они остановились на ночевку на берегу реки, капитан уже спокойно принял известие, что это Иргиз, а они уже на территории суверенного Казахстана. Сразу после ужина он спросил:

— Я так понял — операция уже началась?

— Да, — ответил Иван. — А что, какие-то проблемы? Не взяли что-то из снаряжения? Капитан мотнул головой.

— Нет, с этим все нормально, — протянул капитан. — Хотя я считал, что у нас нечто вроде тренировочного выхода. Я и не представлял ТАКОГО способа заброски, но с этим полный порядок. — И осторожно произнес: — По моим представлениям, недостаток снаряжения скорее у вас…

— У нас с этим тоже полный порядок. По НАШИМ представлениям.

Капитан серьезно кивнул, но не отошел.

— Я вижу, ты еще не исчерпал все вопросы, — улыбнулся Иван.

Капитан нервно усмехнулся в ответ:

— Дело в том, что я привык к… несколько иной системе подготовки операции.

— Не сомневаюсь, — заметил Иван. — Просто пару дней назад мне было бы сложно объяснить тебе некоторые вещи, вот я и решил немного подождать с подробностями, — он снова улыбнулся, — но сейчас уже можно. Так что доставай карту.

Через два дня они вышли к Сырдарье. Там Иван разбил свою объединенную команду на два поисковых звена, отдельно выделив командную секцию в составе себя, Эльхи, капитана и прапорщика, и велел Сашке и Костику, назначенным лидерами звеньев, двигаться параллельными маршрутами, проводя на ходу боевое слаживание. К Сухардарье они вышли уже с более-менее прилично отработанным боевым порядком.

Последняя ночь на «своей» земле, каковой они по привычке продолжали считать всю территорию бывшего Союза, прошла достаточно спокойно. А на следующий день, около часа пополудни, Иван подозвал к себе капитана:

— Поздравляю, мы — за границей.

Капитан нервно тряхнул головой и рассмеялся.

И вот уже две недели они прочесывали Афганистан частой гребенкой, пытаясь найти След.

Иван продрался сквозь жидкий строй кряжистых деревьев и, пригнувшись, осторожно высунулся из-за валуна. Внизу змеей вилась дорога, больше похожая на верблюжью тропу. Возможно, она и была ею. Но, во всяком случае, по этой верблюжьей тропе пылило несколько грузовиков, походивших скорее на церемониальные повозки таиландского короля, изукрашенные резьбой и со всех сторон увешанные коврами и ковриками. Отчего угадать марку или модель машины, послужившей основой подобному великолепию, не было никакой возможности. Машины были загружены так, что казалось, на очередном повороте гора мешков и узлов вывалится из кузова и рухнет либо на дорогу, либо в пропасть. Однако грузовики проходили поворот за поворотом, не теряя ни груза, ни примостившихся на вершине этих величественных рукотворных пирамид пассажиров.

Иван проводил их взглядом. Первое время подобные сценки вызывали у всех всплеск живого интереса, но сейчас они уже приелись и даже начали раздражать. Поскольку то, за чем они пришли на эту землю, так и не находилось. Ивану даже пришло в голову, что, несмотря на массу прямых и косвенных признаков, добытых как разведкой, так и по каналам Богородцева, указывающих на то, что боеголовки все еще находятся на территории Афганистана, похитители уже успели перевезти их куда-то еще. А если так, шансы отыскать их быстро падали практически до нуля. Во всяком случае, шансы ИХ группы. Если боеголовки не оставили След на земле, засечь несколько небольших посадочных площадок они вряд ли сумеют. Иван отогнал упаднические настроения и, пробормотав отводящий глаза наговор, начал осторожно спускаться вниз, к дороге. Волк, высунув язык и тяжело дыша, потрусил рядом. «Зеленка» не лес, она слишком редка и задушена солнцем, камнями и безводьем, а потому перемещаться по ней было гораздо тяжелее. А ему предстояло до вечера обследовать почти пятьсот верст этой верблюжьей тропы.

К лагерю он вернулся, когда уже стемнело. Вывернув из-за скалы, на которой высилась одинокая чинара, по какой-то неведомой ему причине вся обвешанная тряпочками и грубовато сделанными медными колокольчиками-погремушками, он перевел дух и неторопливым, отдыхающим шагом начал подниматься по тропе, ведущей к лагерю. До лагеря оставалось всего около трех сотен изрядно извилистых метров. Но не успел он пройти половину, как навстречу вынырнул возбужденный Костик. Иван резко остановился:

— Ну?

— Есть След.

— Где?

— В юго-западных отрогах Гиндукуша. До конца пока не дошли, — он извиняюще улыбнулся, — След засекли только к вечеру. Все уже были порядком измотаны, и после часа поиска я приказал возвращаться.

— Правильно, — одобрил Иван. — Завтра остальным займемся. — Он на мгновение задумался. — Главное — чтобы их не успели увезти.

— Если еще не увезли, то наши их теперь не упустят. Я связался с Центром, — он нервно улыбнулся, — меня вывели на нашего общего знакомого. Так он сказал, что сегодня к вечеру на тот район перенацелят два разведспутника, а через сутки еще четыре. Сразу, как рассчитают маневры перехода на другую орбиту.

— Боюсь, эту суматоху быстро засекут, — проворчал Иван. — Впрочем, наплевать. Нам нужно максимум два-три дня, а за это время они вряд ли успеют не только что-то предпринять, но даже передать информацию. — Он усмехнулся.

— Ладно, пошли, расскажете поподробнее — и спать. Чувствую, завтра будет тяжелый день.

Его вели длинными, кривыми коридорами, изогнутые линии которых явно свидетельствовали о том, что их прочертила рука не искусного архитектора. Скорее всего, их строителем была обыкновенная вода, за много тысячелетий проточившая в камне высокие галереи и причудливые арки. Но и то, что работу воды потом долго и упорно улучшали, также было видно достаточно ясно. Сегодня впервые ему позволили пройти этими коридорами с незавязанными глазами. И это означало, что их хозяева собираются в ближайшее время покинуть это место. О другом объяснении подобной откровенности он старался не думать. И хотя для подобных подозрений вроде как не было никаких оснований, — он был очень ценным и очень послушным исполнителем, — но, когда имеешь дело с подобными людьми, полностью исключать такой вариант развития событий было бы по меньшей мере неразумно.

— Прошу сюда, уважаемый, благословенный Усама примет вас через несколько минут.

Он покорно склонил голову и присел на вырубленную в камне скамейку, покрытую большой подушкой.

Между тем в кабинете, за двумя высокими двустворчатыми дверьми, продолжался разговор.

— Значит, вы считаете, уважаемый Усама, что два этих взрыва смогут в корне изменить ситуацию в мире в выгодном для нас направлении? — Произнесший эти слова с сомнением покачал головой. — Хотя я не стал бы спорить с тем, что два ядерных взрыва не могут не повлиять на современную политико-экономическую ситуацию, но все же я бы не был столь категоричен. Лидирующее положение США и НАТО довольно прочное, и после взрывов в них, несомненно, усилятся позиции ястребов. А вот положение России, и так довольно шаткое, еще больше усугубится, — он хмыкнул, — и наши возможности лавирования станут размером с ладошку.

— Вы правы, уважаемый Эскер, — Усама тонко улыбнулся, — все так и будет. Но я никогда не любил Россию. И если моим единоверцам иногда приходилось полагаться на авторитет Москвы и следовать за ней, как верблюды следуют за караванщиком, я, понимая разумом необходимость этого, в душе испытывал негодование… Однако сейчас, слава аллаху, русские уже растеряли всю свою мощь. И то, что их пока включают в политические расчеты, — всего лишь сила привычки наших зашоренных владык. — Он придвинулся к собеседнику и вкрадчиво продолжил: — Но я абсолютно согласен с вами в том, что должна появиться сила, противостоящая злой воле развращенного Запада.

Его собеседник столь же вкрадчивым тоном полюбопытствовал:

— Что вы имеете в виду? Усама рассмеялся:

— Можно взорвать хоть тысячу атомных бомб и не добиться ничего, а можно обойтись двумя и добиться многого. Я понимаю, последние десятилетия, из-за цепи проблем, начавшихся со взрыва самолета над Шотландией, вы живете несколько… изолированно, к тому же я бы назвал вашего уважаемого вождя немного… излишне самоуверенным, что также не всегда способствует объективной оценке ситуации, но… — он сделал многозначительную паузу, — как вы считаете, насколько серьезно может измениться ситуация, если исламистам удастся прийти к власти в таких странах, как… Египет, Алжир или, скажем, Турция?

Эскер склонил голову в осторожном поклоне, который можно было расценить как жест согласия.

— Мы рассматривали подобный вариант развития событий, но… сочли его нереальным.

— Несомненно, уважаемый, несомненно… Но разве еще несколько месяцев назад кто-то считал возможным похищение полностью собранной и готовой к действию атомной бомбы?

Оба рассмеялись.

— И все-таки, — сказал Эскер, — я хотел бы узнать поточнее, что именно вы имеете в виду, когда говорите о… возможности возрождения духа пророка в перечисленных вами странах.

— Это же ясно. В этих, да и в нескольких других странах УЖЕ существуют мощные исламские партии и движения. И их поддерживает значительная часть населения. В Турции, как вы помните, исламисты даже дважды побеждали на парламентских выборах. Представьте, какой восторг охватит правоверных, когда будут унижены и наказаны две страны, которые большинство считает высокомерным обиталищем последователей Отца зла? И разве наши собратья по вере не смогут использовать его, чтобы утвердить власть истинных последователей Пророка? — Он улыбнулся. — Если к тому же им будет оказана всемерная помощь.

Они снова рассмеялись.

Следующие полчаса были заполнены беседой на разные, по большей части не слишком значительные темы. Наконец гость начал собираться. Уже прощаясь, он на мгновение задержал руку хозяина в своей и как бы между прочим спросил:

— И многие выразили заинтересованность в том, чтобы поддержать… ваши усилия?

— О, официально, конечно, нет, — сказал Усама, — но средства, поступающие от частных лиц и негосударственных фондов, близких к правительственным кругам многих мусульманских стран, позволяют мне предположить, что наши усилия находят поддержку у чрезвычайно широкого круга влиятельных людей.

По лицу его собеседника мелькнула тень недовольства, ему хотелось конкретики, а не общих рассуждений, но не он здесь устанавливал правила.

Когда двери за гостем закрылись, улыбка сползла с лица Усамы, как змеиная кожа.

— Азлат!

Из-за широкого ковра, закрывавшего грубо обтесанную каменную стену, появилась фигура в камуфлированном комбинезоне.

— Слушаю, учитель.

— Как наши добрые друзья из Чечни?

— Абисмал сообщил, что устроил их достаточно надежно.

— Это хорошо. Они нам скоро пригодятся. Еще раз передай ему, чтобы не вздумал задействовать их ни в каких своих акциях. Они должны ждать.

Азлат согласно склонил голову.

— Что еще?

Азлат кивнул в сторону двери, ведущей на внутреннюю галерею. Усама искривил губы в легкой усмешке:

— Пришел?

— Да, учитель, ждет у дверей уже час. Хозяин осклабился:

— Это хорошо. Гяуров надо приучать к покорности. Скоро она им очень понадобится… Так что мы, приучая их к ней, делаем богоугодное дело. Ладно, зови.

Когда Азлат выскользнул за дверь, Усама задумался. Он обрабатывал Эскера почти неделю. И до сих пор не был уверен, удалось ли ему убедить посланца Джамахирии раскошелиться. Этот вопрос становился жизненно важным, поскольку расходы на операцию «Гнев Аллаха» уже давно превысили все мыслимые пределы. А все, к кому он обращался за помощью, горячо поддерживали его усилия и были совершенно не прочь воспользоваться их результатом, но, когда речь заходила о финансовой поддержке, все сводилось к пустым обещаниям. Конечно, их можно понять. После взрывов заварится такая каша, что на счету окажется каждый цент. Однако ему от этого было ничуть не легче.

Дверь распахнулась, и на пороге появился очередной посетитель. Усама поджал губы:

— Ты сделал то, что я тебе велел?

— Да, уважаемый Усама.

Усама впился в него пронизывающим взглядом, с удовлетворением отметив, что на лбу у этого презренного выступил пот.

— Докладывай.

Тот достал платок и вытер пот.

— Русские самолеты мне зафрахтовать не удалось. — Он запнулся, заметив, что Усама нахмурился, и поспешно продолжил: — Но я зафрахтовал украинский и казахстанский. Это новые независимые государства, образовавшиеся после…

— Я знаю. Что за самолеты? Говоривший сглотнул:

— Один — «ИЛ-76», а другой «АН-28». Оба в прошлом году прошли капитальный ремонт в специальном русском центре под Симбирском, и им продлен срок эксплуатации еще на десять лет.

— Когда они будут в нашем распоряжении?

— Первый приземлится на аэродром в Кандагаре завтра утром.

— Ладно. Азлат! Проводи нашего уважаемого гостя в его апартаменты. — И преувеличенно любезно произнес: — Я должен просить вас, уважаемый, воспользоваться нашим гостеприимством, пока самолеты с грузом благополучно не приземлятся в назначенном месте. После чего мы с вами расстанемся, довольные друг другом.

Азлат мысленно улыбнулся. Ему нравилось оказывать гяурам ПОДОБНЫЕ знаки уважения, поскольку двое таких же уважаемых уже валялись в нижних галереях с перерезанными глотками. Зачем платить деньги, если знаешь, что этот человек тебе больше никогда не понадобится, а одна его неосторожная фраза может стоить тебе очень многого?

Иван лежал на уступе и внимательно рассматривал открывшуюся перед ним картину. На первый взгляд в ней не было ничего необычного. На соседнем склоне к скалам прилепился небольшой караван-сарай, каких немало встречалось в этих горах, с одинаковым успехом обслуживающий и вьючные караваны, и раздолбанные грузовики, по местным традициям по макушку забитые поклажей. Огороженный двор с яслями для корма и несколькими облупленными бочками бензина в дальнем углу, навесы для животных и самых бедных постояльцев и прилепившееся к скале двухэтажное строение для постояльцев побогаче. Несколько необычным было только то, что это строение при ближайшем рассмотрении оказалось не глинобитным и даже не сложенным из камня, а по большей части просто вырубленным в скале. Слишком долгий и расточительный способ для строительства караван-сарая. А это означало, что нынешний хозяин воспользовался какими-то уже готовыми старыми постройками. И это наталкивало на мысль о том, что внутри скалы камнерезы приложили никак не меньше, а скорее намного больше усилий, чем снаружи. Отличное место для тайного убежища. И осуществлять снабжение можно, не привлекая никакого внимания. Кто там будет считать, сколько караванов добралось до караван-сарая и сколько из них проследовало дальше?

Теперь надо было проверить эти предположения. Иван закрыл глаза и сосредоточился. Как всегда, сначала накатил гомон, затем шум начал отдаляться, а перед мысленным взором вспыхнули мерцающие искры. Красные, желтые, зеленые и какие-то непонятные, тошнотворно-радужные. Такого цвета он еще никогда не встречал. Иван с любопытством потянулся к одной из таких искр, собираясь осторожно коснуться ее, чтобы разобраться, что же окрашивает разум в такой необычный цвет, но стоило ему приблизиться, как по вискам ударила резкая боль, а на мозг обрушился поток изощренно-исковерканных видений. Он прянул назад. Похоже, эти тошнотворно-радужные разумы принадлежали людям, одурманенным какими-то наркотиками. Иван несколько минут следил за движением мерцающих искр, запоминая места, в которых они скапливались, и траектории, по которым они перемещались, они соответствовали комнатам и коридорам, а потом вынырнул из транса. Слева послышался шорох. Капитан, осторожно держа бинокль, оборудованный большими блендами, чтобы исключить обнаружение наблюдателя по случайному блику, с большой сноровкой откатился от края. Иван бросил взгляд на соседний уступ, на котором расположился Костик, также отполз в тыл. Костик быстро последовал за ними. Спустившись по расщелине, они остановились перевести дух. Капитан вытер пот и спросил:

— А ты уверен, что боеприпасы там?

— В общем-то, да, — отозвался Иван. — След оканчивается здесь, и мы не обнаружили его продолжения на протяжении двадцати километров как вверх, так и вниз по дороге. Но вероятность того, что одну из них или даже обе успели уже увезти, полностью исключать нельзя. А потому, как стемнеет, мы с Лаской и Соколом подберемся поближе и посмотрим, что там внутри.

Глаза капитана расширились, он явно хотел что-то сказать, но за последнее время он стал свидетелем слишком необычных вещей, чтобы по-прежнему задаваться вопросами. И он промолчал.

— Пошли, — сказал Иван.

В горах темнеет быстро. Кажется, еще несколько минут назад стоял яркий день — и вот уже длинные синие тени выползают из долин, заметно для глаза поднимаясь по склонам и молниеносно сгущаясь в расселинах. Солнце, только что безраздельно властвовавшее в небесной сини, вдруг с налета натыкается на отдаленный пик, который сначала насаживает яркий диск на иглу своей вершины, а потом вспарывает его, разваливает на две неровные половинки и наконец скрывает совсем, представая глазу восторженного наблюдателя в розовом ореоле заката. А на востоке небо уже затопила иссиняя чернота, расцвеченная такими яркими и крупными звездами, каких никогда не увидишь на равнине.

Эльха дождалась, пока тень под стеной стала совсем густой, и закинула зверька на гребень стены. Ласка зацепилась коготками за камни и грациозно скользнула по гребню, ступая так легко, что ни один камешек не шелохнулся. Эльха опустилась на землю. Рядом бесшумно выросла фигура брата Волка. Эльха, привалившись к камню, прикрыла глаза.

Зверек уже пробежал по стене и сейчас карабкался по выщерблинам фронтона, забираясь на галерею второго этажа. Волк и Сокол, два дня наблюдавшие за караван-сараем, пришли к выводу, что вход внутрь пещерного города начинается с галереи второго этажа. Перед мысленным взором Эльхи промелькнули резные деревянные столбики перил. Ласка отвернула мордочку, и в поле зрения вползли дрожащие пятна костров внизу. Они были видны не очень отчетливо. Глаза зверька слишком отличались от человеческих. Ласка, ловко перебирая лапками, быстро добралась по наружной стороне ограждения галереи до столбика перил, находящегося напротив большой двустворчатой двери, а потом замерла, выжидая удобный момент, чтобы проскользнуть внутрь. Что было не очень просто. Тяжелые дверные створки были плотно закрыты, а на галерее находилось двое часовых: один у лестницы, второй у самой двери.

Через полчаса бесплодного ожидания Эльха вынырнула из транса и огляделась. Они расположились почти вплотную к ограде, и если хозяева пещерного города высылали ночью патрули, то ее легко могли обнаружить. Но с обеих сторон от нее в сумраке ночи таились Волк и его младший брат, и она почувствовала, как ее заполняет спокойствие. С такой охраной смешно опасаться каких-то патрулей. В этот момент пришло сообщение от Сокола: на галерею кто-то поднимался, и она поспешно вновь закрыла глаза.

Некто уже миновал часового у лестницы и успел дойти до двери. Часовой у двери что-то спросил, пришелец ответил, и оба негромко рассмеялись. Потом часовой отступил и толкнул дверь. Зверек напрягся. В этот момент откуда-то сверху с клекотом рухнул сокол, он грозно просвистел мимо перил и заложил крутой вираж над самыми кострами. Во дворе тут же разразился дикий куриный гомон, и оба стоящих у двери человека непроизвольно качнулись к перилам и посмотрели вниз. Зверек воспользовался моментом и юркнул в приоткрытую дверь. Эльха провела ласку до ближайшей расселины и перевела дух:

— Я уже внутри.

Иван вышел из транса и произнес:

— Когда найдешь, где они прячут боеголовки, отыщи какой-нибудь боковой выход. Вряд ли тебе удастся проникнуть в само помещение, но я повесил на шею младшему брату дозиметр, и если он подберется вплотную к двери, мы все узнаем наверняка.

Следующие несколько часов были заполнены блужданием по бесконечным переходам пещерного города. Он оказался невероятно большим, и новые хозяева использовали только малую часть древнего лабиринта. Два раза зверек забирался туда, где по меньшей мере уже сотню лет не ступала нога человека, и Эльхе приходилось выводить ласку обратно. Они прочесали четыре уровня, прежде чем обнаружили комнату, рядом с которой стояло два настороженных пуштуна, нервно сжимавших в руках китайские «Калашниковы». Но Волк заставил Эльху обследовать еще два обжитых уровня и лишь после этого разрешил зверьку подняться повыше и умелыми лапками сдвинуть засов на боковой двери, расположенной чуть ли не в трех сотнях метров от обитаемой части лабиринта. Волк с младшим братом уже ждали его с противоположной стороны высохшей до каменной твердости двери, оставив Эльху на попечение Сокола. Следующие полтора часа пара младших братьев пробиралась темными коридорами к обнаруженной лаской двери.

Перед самым рассветом они, совершенно измученные, наконец добрались до своего лагеря. Капитан встретил их у поворота тропы, ничего не спрашивая, подхватил измученную Эльху на руки и донес до укрытого в узкой расщелине костра. Ее быстро укутали одеялами и плащ-палатками и сунули в руку кружку с густым, горячим бульоном. Эльха дрожащей рукой поднесла кружку к губам. Откуда-то, будто издалека, доносился голос Ивана:

— … выставишь посты постоянного наблюдения. Двух радистов… Сокол!

— Слушаю, Старший, — послышался голос Сашки.

— Радистов с рассветом отведешь на сотню километров отсюда. Немедленно сообщение в Центр! Я хочу, чтобы самолеты с десантом были здесь не позднее завтрашнего утра. За ночь мы исследовали малую часть лабиринта, и, похоже, за одной из дверей ход наружу на другую сторону горы. А это означает, что они могут увезти боеголовки так, что мы даже не заметим. Мы не в силах перекрыть всю предполагаемую территорию. Так что пусть с десантом поторопятся…

Эльха слабо улыбнулась, Волк всегда знал, что и как нужно делать. Она отхлебнула еще глоток и, уронив кружку с недопитым бульоном, провалилась в сон.

Сигнал тревоги раздался после обеда, когда солдаты и офицеры, столпившись в курилке, шлифовали полученные калории табачным дымом. У полковника Юрко невольно дрогнуло сердце. Вот оно! То, ради чего последние три недели из солдат и офицеров его полка делали натуральных Рембо.

Все началось с того, что месяц назад ему на голову свалилась неплановая комиссия МО России. Причем очень странная комиссия. Поскольку, во-первых, свалились она не на дивизию, не на округ, а именно на его полк, и возглавлял его не обычный старый пердун из «райской группы» или, на худой конец, начальник главка либо представитель штаба ВДВ, а незнакомый худой полковник из ГРУ. А во-вторых, подобных проверок он еще не видел. За три дня и две ночи его полк чуть не вывернули наизнанку. Сразу с подъема полк загрузили в самолеты и выбросили на незнакомую местность. Не успели люди собрать парашюты, как последовала команда оставить к черту эту муть (от чего у «зама по заду» сердце начало биться с перебоями, он тут же представил себе, как эта комиссия уезжает обратно в столицу, а следом приезжают «варяги» из тыла войск и пристрастно допытываются, куда это он подевал отличные парашюты, которым до списания еще не один год), и полк ушел на ночной марш-бросок в пятьдесят километров. Маршрут был проложен на карте, впервые увиденной командиром за полчаса до команды «Вперед». К рассвету они добрались до какого-то огромного стрельбища, где проверяющие с ходу отделили две роты и выпнули их на стрельбищное поле, поставив задачу без подготовки отработать упражнение «Рота в наступлении». У остальных рот полка немедленно начали проверять индивидуальную огневую подготовку. И подобный ад продолжался еще два дня. Потом, так и не подведя итогов, комиссия внезапно исчезла, оставив полк в нескольких сотнях километров от родного расположения. Два последующих дня полковник терялся в догадках, пока наконец в маленьком кабинете, выгороженном в углу стрельбищного барака, вновь не возник тот худой полковник и не сунул под нос приказ, подписанный лично министром обороны. Полковник прочитал приказ, сглотнул и, вскочив, вытянулся по стойке «смирно».

— Вверенная мне воинская часть готова выполнить любой приказ.

— Еще не готова, — буркнул гээрушник, — но вы показали себя немного лучше других. Поэтому мы будем готовить именно ваш полк.

За следующие три недели Юрко не раз спрашивал себя, в какой армии он служит. Для личного состава, которому не хватило места в стрельбищных бараках, развернули эмчеэсовские надувные палатки с двойным утеплением, завтрак обед и ужин отличались от той баланды, которой полк питался последние несколько лет, как меню ресторана «Метрополь» от столовой метизного завода. Офицеры, не отказывая себе ни в чем, умудрились отправить домой по посылке с деликатесами, а солдатики объелись фруктами чуть ли не до диатеза. Но гоняли их так, как он даже представить себе не мог. Вместе с полковником прилетело почти полторы сотни офицеров спецназа ГРУ, и то, что он обычно считал образцово проведенными занятиями, тут же перевернулось с ног на голову. Похоже, эти люди ничего не слышали о курсе стрельб и мерах безопасности. Не говоря уж о распорядке дня. Барак, отведенный под лазарет, был переполнен солдатами с вывихами, растяжениями и ушибами, а четверо лежали даже с огнестрельными и осколочными ранениями. За две с половиной недели полк расстрелял четырнадцать годовых норм боеприпасов. Солдаты за одно занятие высаживали по нескольку сотен патронов, а норму прыжков для получения разряда парашютиста-спортсмена к концу первой недели выбрали даже первогодки. Всем было понятно, что их готовят к чему-то очень серьезному. По части поползли разные слухи. Кто-то говорил, что они будут захватывать какой-то секретный объект, другие считали, что их готовят для обороны наших ядерных объектов от американских десантников, вознамерившихся захватить наши атомные бомбы. А у офицеров мелькали совсем уже странные мысли по поводу штурма Кремля. На осторожные вопросы Юрко полковник-гээрушник либо отмалчивался, либо скупо отвечал: — Все узнаете по получении приказа.

И вот, судя по всему, ожидание наконец закончилось.

Спустя полтора часа пять «ИЛ-76», под завязку забитые десантниками и оружием, уже висели в ночном небе. А Юрко все еще не имел представления ни о точке выброски, ни о боевой задаче. Одно было ясно — это не Москва и, скорее всего, даже не Россия. Самолеты шли на юг. А когда его зам заметил сквозь бортовой блистер висящие у них с обоих боков две девятки ударных истребителей, у Юрко засосало под ложечкой. Тут в кабину ввалился радист:

— Товарищ полковник, вас просят подняться в верхний салон…

Иван вывел пятерку Костика к стене караван-сарая. Последнее сообщение, которое они получили полчаса назад, гласило, что самолеты с десантом на подходе. Через десять минут одна из двух радиостанций начинала работу в режиме радиомаяка, а по второй капитан должен был руководить выброской. Когда во время вчерашнего экстренного сеанса связи Москва сообщила, что им на усиление будет выброшен целый десантный полк, капитан невольно охнул:

— Роту сажал, но полк… — И он торопливо развернул карту.

Вторая пятерка, во главе с Эльхой, выдвинулась к той двери, через которую прошлой ночью внутрь проскользнул волк. Они должны были проникнуть в пещерный город с началом атаки. Не отвлекаясь ни на какие посторонние дела, сколь возможно быстрее добраться до места хранения боезарядов и воспрепятствовать любым попыткам их эвакуации. С той пятеркой шли и основные силы офицеров-спецназовцев. Из всей приданной группы с пятеркой Костика, атакующей караван-сарай с фасада, были прапорщик, только что установивший на закрытые ворота заряд пластита, и лейтенант-снайпер.

Ласка вдруг вскинула голову и насторожилась. У нее был самый тонкий слух среди них. Все невольно прислушались. Сначала это был даже не звук, а некое еле заметное раздражение барабанной перепонки. Потом где-то далеко послышался звук, который быстро становился все сильнее, громче и, наконец вырос в рев, от которого задрожали горы. Низко над горами, едва не цепляя брюхом торчащие пики, прошла пятерка «ИЛ-76», а чуть погодя, прямо по ущелью, оглушая скалы ревом двигателей, проскочили одно за другим несколько звеньев «МИГов».

— Похоже, секретарь решил застраховаться от любых случайностей, — усмехнулся Иван. — Этого хватит, чтобы взять Кабул.

Он дал знак прапорщику. Заряд пластита резко хлопнул, выбив ворота. Столб песка, поднятый взрывом, еще не успел опасть, как лейтенант и прапорщик впрыгнули внутрь ограды, и по выскочившим на галереи моджахедам ударили длинные очереди из ПКМД и РПКД. Иван оглянулся на братьев. В их оскаленных лицах сейчас сложно было отыскать что-то человеческое. И он тоже чувствовал, как внутри его яростно ревет и рвется наружу зверь, а в следующее мгновение его будто бросило вперед.

Сам бой остался в памяти Ивана радостным воем зверя внутри черепной коробки и мешаниной перекошенных лиц, вскинутых в страхе рук и разорванных глоток. Выброска десанта также произошла без особых проблем. Тот, кто разрабатывал план обороны пещерного города, вряд ли мог предположить, что после вывода советских войск из Афганистана кто-то может собрать для штурма такие силы. Поэтому полтора десятка огневых точек на склонах были мгновенно подавлены «МИГами», за штурвалами которых явно сидели отборные асы-штурмовики. Так что спустя двадцать минут после начала атаки бой уже шел внутри. А вся местность в радиусе трех-четырех километров от караван-сарая оказалась плотно перекрыта десантниками. Пятерка Сашки, возглавляемая Эльхой, сумела быстро прорваться к искомой зале, подавить охрану и продержаться до подхода десантников и Ивана. А к вечеру одна из групп «чистильщиков», занимающихся отловом разбежавшихся и попрятавшихся в дальних пещерах и коридорах «духов», наткнулась на проложенную в одной из галерей узкоколейку. Дойдя до ее конца, они выбрались на поверхность в пяти километрах от караван-сарая. Там, в небольшой долине, была устроена посадочная полоса, на которой в гордом одиночестве стоял укутанный маскировочной сетью, полностью заправленный и готовый к вылету «АН-28» с флагом суверенного Казахстана на руле направления. Длины этой посадочной полосы должно было хватить для посадки и последующего взлета гораздо больших машин, типа «ИЛ-76». Проблемы с эвакуацией и переправкой пленных можно было считать решенными. Операция прошла почти безупречно. Почти. Потому что верхушка организации за два дня до штурма успела отбыть в неизвестном направлении, а в хранилище была обнаружена только одна боеголовка. Вторая бесследно исчезла.