Глава 4
ВЫПУСКНАЯ РАБОТА
26 июля 2218 года летоисчисления Федерации
Земля, остров Грасъоса Канарского архипелага
— Джентльмены, я рад видеть, что большинство из вас столь далеко продвинулись в процессе обучения. — Эрик Фишборн выглядел до зубной боли официально. Несмотря на жару, на нем красовался светло-бежевый костюм, а белоснежная улыбка казалась холодной, точно ледник.
— Потери в пару человек для него ничего не значат, — шепнул Виктору сидящий рядом Рагнур.
Виктор кивнул в ответ.
Сегодня курсантов первый раз после Квебека собрали вместе не для того, чтобы учить. Никто из них не ждал вызова в административный корпус.
— Обычно отсеивается гораздо больше народу, — продолжил речь полковник. — Настал момент… — тут Фишборн выдержал паузу, и Виктор невольно подумал, что руководитель учебной программы СЭС волнуется, хотя до сего момента подобное казалось в принципе невозможным. — Да, настал момент, — полковник почти мгновенно справился с собой, — сообщить вам о подоплеке всего, чему мы вас тут обучали… Ранее вы спрашивали о смысле того, что именно делают с вами инструкторы, но тогда я не мог вам ответить. Теперь же, когда вопросы прекратились, вы в состоянии адекватно воспринять это знание.
Курсанты слушали молча, с выражением вежливой, хотя и несколько отстраненной заинтересованности на лицах.
— Обычный человек представляет собой комплекс привычек и шаблонов, — сказал Фишборн, — шаблонов поведения, восприятия, мышления. Его действия легко предсказуемы, он озабочен только самим собой, своими мыслями и желаниями и по причине этого ничего вокруг не видит. А что заметит, то интерпретирует чаще всего неправильно. Он раб навязанного себе же распорядка жизни, невольник стереотипов и штампов. Наш же курс рассчитан на то, чтобы уничтожить у обучаемых все распорядки, шаблоны и привычки! Все до единого! Убрать все то, что помешает им в дальнейшей работе! Мы отучили вас вставать, питаться и действовать по расписанию, извели под корень большинство шаблонов восприятия, излечили от болезненной привязанности к прошлому, которое так часто висит на людях мертвым грузом. Если говорить в целом, — тут полковник вновь на мгновение прервался, но не из-за волнения, а для того, чтобы получше сформулировать мысль, — то мы уничтожили то, что обычно называют личностью. В настоящий момент вы все личностями в узком смысле этого слова не являетесь.
Виктор хмыкнул и покачал головой. Теперь все становилось на свои места. Дурацкие задания, информационная блокада, отсутствие всякой регулярности в обучении, издевательства и придирки — все то, что выглядело ненужным и даже мешающим, неожиданно оказалось главным.
Даже мелочи, вроде рациона питания, вписались в общую схему.
Необычные условия, невероятная интенсивность обучения и колоссальные нагрузки — пройти через это смог лишь тот, кто сумел переломить себя, отказаться от выработанных годами привычек.
А кто не сумел — тех досрочно эвакуировали на вертолете.
— Разрешите вопрос, сэр? — поднял руку Джеффри Сакс.
— Да, конечно.
— А не слишком ли это высокая цена? — спросил австралиец, как-то болезненно кривясь. — Вы соскребли с нас все, оставив голую самость, и думаете, что мы будем вам за это благодарны?
— Не забывайте, мистер Сакс, что я прошел тот же курс и прекрасно понимаю, что вы ощущаете. — В голосе Фишборна прозвучало что-то вроде сочувствия. — И я вам отвечу — нет. Цена приемлемая. Вы забываете о том, что получили в обмен на мелкие эгоистические сокровища, вроде чувства собственной важности или самомнения. А получили вы свободу — истинную возможность выбирать, кем быть и как себя вести. Обычный человек скован страхами, комплексами, привычками и ожиданиями окружающих. У вас же теперь нет ни страхов, ни комплексов, ни привычек, а мнение тех, кто вас окружает, значит не больше, чем прошлогодний снег! Вы можете вырастить в себе любую личность и с необыкновенным искусством воплотить ее в жизнь! По окончании службы в качестве оперативного агента вы даже сможете вернуть ту, которой изначально являлись! Вы удовлетворены, мистер Сакс?
— Да, — ответил австралиец спокойно. — Благодарю вас. А зачем все это нужно?
— Теперь вы сможете приспособиться абсолютно к любым социальным условиям, стать кем угодно. Вы стали неуловимы и подвижны, как призраки! Вы проникнете туда, куда более никто не проникнет, и останетесь при этом невидимыми для всех! И только так вы сможете выжить в той войне, которую ведет Служба! В войне призраков!
— Что будет с нами дальше? — осведомился О'Брайен.
— Еще несколько месяцев обучения, — ответил полковник. — Потом состоится отборочное испытание, которое только и даст ответ о вашей готовности. Если все пройдет благополучно, то примерно через год вы будете зачислены в штат Службы.
Фишборн обвел курсантов взглядом, который стороннему наблюдателю показался бы равнодушным. Но Виктор улавливал в нем и интерес, и тревогу, и даже надежду— все чувства, которые обычно вызывают те, кто должен прийти тебе на смену.
— Ну что, вопросы есть? Если нет…
— Прошу прощения, сэр, — подал голос Сеул Ку Хьон, — а что за «потерю формы» мы пережили?
— Все просто. — Полковник, уже направившийся к двери, остановился. — Все шаблоны восприятия и поведения имеют строгое соответствие в физиологии. Мышцы и суставы каждого человека «зажаты» строго индивидуальным образом, соответствующим его штампам. Избавление от штампов приводит к снятию мышечных зажимов. Процесс это довольно болезненный, но он показывает, что основная цель обучения достигнута! Потерявший форму превращается из человека в призрака!
— Благодарю вас, сэр. — На скуластом лице Сеула Ку Хьона на мгновение отразилось удивление, которое тут же пропало.
— Вопросов больше нет? Тогда идите, — сказал Фишборн, — занятия продолжаются. Мистер Тодзио ждет вас с нетерпением!
27 августа 2218 года летоисчисления Федерации
Земля, Кадис
Корпус летающей машины чуть заметно вибрировал, а сам вертолет, оставивший остров Грасъоса позади, стремительно мчался на северо-запад, к невидимым пока берегам Испании.
Места в его железном чреве было предостаточно. Кресла по правую сторону от центрального прохода занимали преподаватели, по левую — курсанты. Сегодня ранним утром им велели надеть собственную одежду, которая больше года пылилась в шкафах, и, ничего не объясняя, погрузили в вертолет.
То, что рядом оказались и преподаватели во главе с самим Фишборном, лишь добавляло таинственности.
Первые несколько часов полета Виктор дремал, его соседи тихо переговаривались. Смотреть в иллюминаторы было не на что. Уходящая за горизонт поверхность моря, лениво серебрящаяся под восходящим солнцем, представлялась довольно скучным зрелищем.
Когда далеко впереди замаячил берег, низкий и зеленый, полковник поднялся со своего места.
— Джентльмены, — сказал он, выйдя в центр салона, — попрошу минуточку внимания.
Дождавшись, пока взгляды всех курсантов сосредоточатся на нем, Фишборн продолжил.
— Сегодня вам предстоит после долгого перерыва вернуться в обычную жизнь, — сказал он, — но уже в новом качестве. Никакого конкретного задания вы не получите. Просто погуляйте по городу, зайдите в кафе. На всякий случай каждого из вас будет сопровождать преподаватель. Мистера О'Брайена — сэнсэй Ли, Раджаба Сингха — лейтенант Коломбо…
Виктору достался доктор Сикорски.
— Единственный запрет — на пользование связью. — Полковник придал лицу выражение крайней суровости. — Не вздумайте позвонить родным или близким!
Судя по разочарованной физиономии Рагнура, он-то, как раз планировал поступить именно так.
— Не вздумай называть меня «сэр», — предупредил Сикорски, когда они выбрались из вертолета. — Это будет довольно глупо выглядеть!
— Как же называть?
— Дорогой, — томным голосом проговорил социолог и тут же хихикнул, — изобразим пару геев…
— Легко, — кивнул Виктор совершенно серьезно. — Вы за кого будете, за пассивного или за активного?
— Да ну тебя! — заулыбался Сикорски. — Я и забыл, что тебе это раз плюнуть. Зови меня Симеон.
— Это ваше имя?
— Нет, моего прадедушки! — еще раз хихикнул доктор социологии. — Ладно, поехали. Такси прибыло.
Лишь очутившись в центре города, Виктор понял, насколько отвык от многолюдия. Но замешательство прошло через несколько мгновений, и вскоре он неторопливо двигался рядом с профессором, который оживленно болтал, исполняя роль гида.
— Мне очень нравится Кадис, — сообщил Сикорски, — это один из древнейших городов Испании. Ему три с половиной тысячелетия!
— Не может быть! — с деланным удивлением восклицал Виктор, но разговор не занимал его внимания целиком. Куда интереснее было наблюдать за людьми. Теперь он воспринимал их совсем не так, как раньше. Все почему-то казались суетливыми, а эмоции столь явственно читались на лицах, что Виктор невольно удивлялся: «И как я мог раньше этого не замечать?»
Вдвоем с профессором они осмотрели старинные крепостные стены, построенные в семнадцатом веке, с их знаменитыми воротами Пуэрта де Тьерра, уделили внимание еще более древнему собору Санта-Крус.
— Пожалуй, я проголодался. — Сикорски похлопал себя по животу. — Вон там есть отличное кафе…
Они заняли место на террасе, выходящей на Кадисский залив, и к столику тут же подлетел официант:
— Что желаете, сеньоры? О, сразу вижу знатоков южной кухни! Хотите что-нибудь особенное?
Виктор посмотрел в смуглое улыбающееся лицо и понял — этот человек их презирает. Ему не нравится собственная работа, но деваться сейчас некуда, другой не нашлось, и недовольство прорывается презрением к посетителям.
— … и два пива! — закончил заказ Сикорски, куда лучше знакомый с местными блюдами. — Я бы взял бычьи яйца, но сегодня что-то их нет…
— Послушай, Симеон, а это будет всегда? — негромко осведомился Виктор, заставив сопровождающего умолкнуть.
— Что именно? — спросил тот.
— Я буду видеть людей насквозь.
— Да, — кивнул Сикорски, лицо его вытянулось. — Это что-то вроде проклятия. Поэтому большинство подобных тебе остаются одинокими. Нельзя создать семью с человеком, которому известны все твои чувства. Даже те, о которых ты сам не догадываешься.
— А много нас, таких?
— Точно не знаю, — пожал плечами социолог, — несколько сотен. Каждые два с половиной года выпуск, от пяти до двенадцати человек. Но и смертность высокая, по разным причинам…
— Смертность у призраков, — усмехнулся Виктор, — отличное название для статьи!
— Ладно тебе о серьезном! — Сикорски выглядел встревоженным. — Давай поедим. Вон несут пиво, а оно тут отличное… Скоро будет готова паэлья!
— Да, — отозвался Виктор, и пальцы его сомкнулись на высоком бокале, приятно холодном на ощупь. В лицо официанту он старался не смотреть.
1 октября 2218 года летоисчисления Федерации
Земля, Кайенна
Голова у Виктора слегка гудела. Первой причиной тому был перелет через Атлантику на стратоплане. Второй же — похмелье после вечеринки, которую устроили вчера на острове Грасъоса по поводу выпуска.
Вечеринка удалась на славу. Преподаватели превратились из суровых дерберов во вполне милых людей, и даже лейтенант Коломбо всплакнул на плече у Рагнура, колотя себя кулачищем в грудь с криками: «Больно, парни, с вами расставаться! Снова пришлют каких-нибудь хлюпиков!»
Сэнсэй Ли был благодушен и миролюбив, а Хидэки Тодзио спустился с божественных вершин на грешную землю. Он шутил и смеялся, да так заразительно, что Виктор, да и не он один, заподозрил отличную актерскую работу.
Еще одной причиной головной боли мог стать климат. Один из крупнейших земных космопортов располагался почти у самого экватора, а база СЭС притулилась на окраине Кайенны, бывшей столицы Французской Гвианы, расположенной среди гнилых и влажных болот.
Но головная боль не могла послужить поводом для невыполнения приказа, отданного полковником Фишборном. А тот звучал предельно просто: «В полдень по местному времени собраться в комнате для групповой работы».
Виктор явился туда за пять минут до назначенного срока и теперь не без удовольствия созерцал физиономии товарищей, слегка перекошенные по тем же причинам, что и у него. О'Брайен и вовсе выглядел зеленым, как молодой огурец. На вечеринке он слегка (честно говоря, очень даже и не слегка) перебрал.
— Приветствую вас, джентльмены. — Костюм Фишборна на этот раз был цвета морской волны. Роль стареющего щеголя удавалась полковнику безукоризненно. — Сегодня вы получите задание на выпускную работу!
— Позвольте вопрос, сэр? — поднял руку Бенджамин Кинг. — В чем она будет заключаться?
— В выживании, — просто ответил Фишборн. — Каждый из вас будет заброшен в турбулентную и агрессивную социальную среду в пределах Федерации, где должен будет выжить — ваша задача минимум, а максимум — успешно адаптироваться.
— В пределах Федерации!.. — негромко повторил Рагнур, и в голосе его послышалось удивление. — Этак в любую колонию могут зашвырнуть…
Колонизированных человечеством планет насчитывалось двадцать пять, и разнообразие их было таково, что для простого описания социальных и природных условий на них не хватило бы и армии ученых.
Так что турбулентных и агрессивных социумов хватит на всех.
— Естественно, вы до последнего момента не будете знать, где именно окажетесь, — продолжал тем временем Фишборн. — И, кроме того, вам придется существовать не под своим именем, точнее говоря, не в своей личности. Вот здесь кассеты с описанием «масок». Возьмете их перед тем, как уйти. На создание образа у вас будет два дня. Вопросы?
— Сэр, а почему бы не провести всю эту работу в виртуальной реальности? — поинтересовался Раджаб Сингх. — Так же будет гораздо безопаснее!
— Вы сами ответили на свой вопрос! — Полковник мрачно улыбнулся. — Условия испытания максимально приближены к боевым, и если вы будете погибать, то СЭС не пошевелит и пальцем, чтобы вас спасти! Расходы на обучение будут списаны со счетов, родственники получат тело, но и только…
Кассета, вставленная в считывающее устройство, глухо щелкнула. Висящий в воздухе виртэк моргнул, и на нем появилось изображение смуглого и на редкость хмурого мужчины.
— Хуан Сантьяго Васкес, — включилось аудиосопровождение, — родился пятого сентября две тысячи сто восемьдесят третьего года в Мехико. Родители…
Виктор слушал и пока не старался все это запомнить. У него есть два дня на то, чтобы стать этим человеком, натянуть на себя его шкуру. Времени предостаточно.
Изображение на экране не было статичным. Хмурого типа засняли во время работы — уборки мусора, во время отдыха — в грязном баре, таком темном, что камера с трудом пробивалась сквозь полумрак, дома — в крошечной унылой квартирке, каких множество в пригородах громадного мегаполиса Мехико.
Зрелище было убогое, но Виктор не обращал на обстановку внимания. Его интересовал только сам Хуан Сантьяго Васкес, его привычки и пристрастия, манера двигаться и общаться.
Если бы кто-нибудь заглянул в комнату, отведенную Виктору на базе СЭС, то увидел бы, что ее обитатель неподвижно сидит на полу. Его немигающий взгляд намертво приковал к себе виртэк, поднимающийся над тонкой пластинкой считывающего устройства.
3 октября 2218 года летоисчисления Федерации
Земля, Кайенна
— Джентльмены, я надеюсь, что все готовы? — В голосе полковника Фишборна звучала легкая тревога.
Виктор уверенно присоединился к общему утвердительному ответу. Два дня упорной работы, и он уже не чувствовал себя уроженцем Нижнего Новгорода, зато мог детально описать трущобы Мехико, выругаться на тамошнем арго и подробно изложить биографию Хуана Сантьяго Васкеса.
Свою биографию.
Прочие курсанты тоже изменились. Они иначе двигались, разговаривали, а на их лицах, недавно еще неподвижных и пустых, отражались самые настоящие человеческие эмоции.
И какая разница, что чужие?
— Тогда по одному проходим в эту комнату. — Фишборн указал на дверь и сам скрылся за ней.
— Джон О'Брайен, — тут же прозвучал из динамика мягкий женский голос.
— Совсем как в самом начале, в Квебеке, — мягко улыбаясь, шепнул Рагнур, или, скорее, тот, который ранее был Рагнуром, поскольку такая улыбка норвежцу не была свойственна. — Ты помнишь?
— Как же не помнить? — ответил Виктор. — Вот…
Но развить мысль он не успел. Следующим вызвали его.
Провожаемый одобрительными возгласами и хлопками по спине, Виктор проследовал к двери.
За ней оказалась полная темнота.
— Сэр? — осторожно спросил Виктор и тут же услышал слабое шипение. Ноздри ощутили неприятный сладковатый аромат, и ноги неожиданно ослабели, а мысли спутались.
Падая на пол, он уже ничего не почувствовал.
— Простите, мистер Зеленский, — гаснущее сознание успело уловить реплику полковника, — но это необходимо для чистоты эксперимента…
4 октября 2218 года летоисчисления Федерации
Борт космолета «Альфард-217»
Хуан Сантьяго Васкес очнулся от страшной головной боли. Череп кололо изнутри, словно там затеяли драку два кактуса, во рту было сухо, как в пустыне Сахара, а кишки неспокойно ворочались.
После некоторых усилий он смог определить, что лежит на чем-то твердом и трясущемся, а по сторонам переговариваются люди. Голоса звучали приглушенно, и разобрать слова не удавалось.
Открыв глаза, он не узнал какой-то особой информации. В нескольких метрах вверху было что-то серое, металлическое. А простое действие, именуемое «поднять голову и оглядеться», было сейчас Васкесу недоступно.
Еще отвалится голова. Как потом без нее?
В поле зрения появилось лицо. Напрягши извилины, Васкес определил, что оно мужское.
— Ну что, очнулся? — спросило лицо.
— Ага, — прохрипел Васкес, а в глубине разума проскользнула мысль «Ну и сволочь полковник. Какой гадостью они меня отравили?»
— Давай-ка я помогу тебе сесть. — Сильные руки ухватили Васкеса, и вскоре он переместился в сидячее положение. Лежал он, как выяснилось, на полу огромного помещения, битком набитого людьми. Тут были мужчины и женщины, целые семьи, но никого старше сорока.
— Выпей. — Под носом Васкеса оказалась металлическая кружка, в которой плескалась вода. — Полегчает!
Когда кружка опустела, действительно стало легче. Боль в голове чуть поутихла, кишки успокоились, да и язык больше не царапался о пересохшее небо.
— Ты кто? — спросил мужчина, который помог Васкесу сесть и подал напиться. — Откуда?
— Хуан Васкес, Мехико, — ответил Виктор, осторожно передвигаясь так, чтобы опереться о стену.
— А я Рамиро Мантойя, Мерида, — ответил мужчина, протягивая руку. — Когда тебя приволокли вчера, я сразу понял, что утро у тебя будет нелегким!
— Приволокли?
— Ну да, — кивнул Рамиро. — Ты что, вообще ничего не помнишь?
Получив в ответ скорбный кивок, выходец из Мериды, крупного города на полуострове Юкатан, принялся рассказывать:
— Нас, эмигрантов в одну колонию, держали вместе, в одном зале, пока звездолет готовили к рейсу. Тебя притащили двое полицейских, когда уже началась погрузка. Такое часто бывает, что кто-либо из эмигрантов с горя надирается перед отправкой, так что им не впервой. Ты чего-то кричал и пытался вырваться, но тебя держали крепко…
Хуан Васкес стыдливо опустил голову.
— Ну, ничего, — продолжил Рамиро, — затащили тебя по трапу, положили к стеночке. Ты дернулся и затих.
— А к… куда мы летим? — спросил Васкес. Язык еще плохо слушался его.
— Ты и это забыл? — усмехнулся Рамиро. — На Альвхейм. Кстати, проверь документы. Ты был настолько пьян, что мог запросто их потерять!
Васкес повернулся, нашарил рядом сумку с лежащей на ней шляпой, старой и грязной. Документы нашлись в одном из карманов — идентификационная карточка, эмиграционный лист. Все было в полном порядке.
— Все на месте, — кивнул он меридцу и тут же ощутил новый приступ головной боли.
— Ты что вчера пил? — ухмыльнувшись, поинтересовался Рамиро.
— Текилу.
— И зря! — Выходец с Юкатана оживился. — Сей мерзкий напиток приносит одни неприятности!
— А что же ты предлагаешь пить? Пиво? Или баканору? — Зная о редкостной консервативности обитателей Латинской Америки в отношении спиртного, Васкес, а точнее Виктор, был искренне удивлен.
— Мескаль! — с выражением величайшей торжественности на лице возгласил Рамиро. — Текила есть выкидыш, обмирщенный мескаль, достойный лишь того, чтобы ее пили мерзкие гринго!
— И чем же он хорош?
Невинный на первый взгляд вопрос вызвал настоящий словесный водопад. Жестикулируя и горячась, Рамиро Мантойя рассказал, как мескаль начали гнать в Мексике вскоре после прибытия первых конквистадоров. Что для изготовления текилы используется только один вид агавы, а на мескаль нужно потратить целых пять, что у мескаля ни с чем не сравнимый аромат дыма, что изготавливается он из чистого сока агавы без добавления сахара, отчего получается более сильный вкус. А когда Рамиро принялся перечислять различные виды мескаля, при упоминании каждого цокая языком, Васкес понял, что больше не выдержит.
— Да, и как же я мог этого не знать? — изрек он угрюмо, останавливая болтовню собеседника. — Всю жизнь хлестал текилу как простой смертный…
— Теперь, я надеюсь, ты к ней и не притронешься! — ухмыльнулся Рамиро. — Кстати, а что тебя заставило эмигрировать?
— Так. — Васкес стал еще мрачнее. — Хуже уже было некуда… Вдруг в колонии будет лучше?..
— Обычная история, — Мантойя поцокал языком. — Ладно, пойду я, посплю…
Васкес проводил его взглядом. В душе ворочались нехорошие подозрения. Слишком уж дружелюбным и открытым выглядел Рамиро для обычного эмигранта. Счастья в колониях обычно ищут те, кто отчаялся, кому не до чужих бед и страданий. Справиться бы со своими.
Когда Мантойя занял свое место неподалеку, Васкес привалился к стене, надвинул на лицо шляпу и закрыл глаза. Рамиро подождет, а вот вспомнить все о том мире, в который его везут, будет нелишним.
Альвхейм. Одна из первых колоний, основана примерно семьдесят лет назад выходцами из Северной Европы… население — несколько миллионов человек… военная база на спутнике и самой планете… основа хозяйства — урановые и золотые рудники, обитаемы два континента около экватора… ситуация в обществе характеризуется высоким уровнем социальной стратификации…
«Веселенькое местечко, — подумал Виктор, подводя итоги, — и придется провести там полгода?» Следующая мысль: «Ничего, все равно хуже, чем на помойках Мехико, не будет», принадлежала уже Хуану Васкесу.
Мелодичный звон прокатился по помещению, и тут же началась суета.
— Обед, обед! — радостно загомонили эмигранты.
Виктор Зеленский смог бы обойтись без еды несколько суток, но страдающему похмельем Хуану Васкесу обед никак бы не помешал. Поэтому он открыл глаза и спешно поднялся.
К неширокому отверстию в одной из стен выстроилась длинная очередь. Счастливцы, спевшие первыми, несли оттуда одноразовые миски, до краев наполненные чем-то горячим. В спертом, тяжелом воздухе растекался аромат супа.
— Иди быстрее, а то не хватит! — Из середины очереди Васкесу махал Рамиро Мантойя.
Появление перед ними еще одного человека стоящие позади встретили неодобрительным гулом. Женщина, чье телосложение позволяло сравнить ее со шкафом, обрушила на него кучу проклятий:
— Стой, шелудивый пес! Тебя здесь не было! Да сожрут шакалы твои вонючие потроха…
— Заткнись, тварь, — обернувшись к мегере, совершенно спокойно сказал Хуан Васкес.
Виктор Зеленский в принципе был не способен так обратиться к женщине.
Огорошенная отпором, толстуха сменила пластинку. Вместо ругательств из ее рта начали пачками вылетать жалобы.
— Нет, вы видели? — восклицала она. — Хам! Так обидеть почтенную женщину! Это невыносимо! Я пожалуюсь…
Но Хуан Васкес ее уже не слушал. Дождавшись очереди, он получил миску с горячим варевом неопределенного вида, несколько кусков хлеба и ложку. Ухватив все это, поспешил на свое место, где и приступил к трапезе.
Суп оказался жидким и безвкусным, но Васкесу было все равно. Для того, кто долгое время питался объедками из мусорных баков, даже такое блюдо покажется деликатесом.
6 октября 2218 года летоисчисления Федерации
Борт космолета «Алъфард-217»
— Что ты сказал, ублюдок?
— Что слышал! — Звук удара, потом кто-то упал, раздались звучные проклятия.
Хуан Васкес равнодушно зевнул, созерцая драку, и перевернулся на другой бок. В тесном загоне — другого слова не находилось, обитала почти сотня человек, и все только и делали, что наступали друг другу на ноги, так что конфликты и неизбежные потасовки были не редкостью, а скорее правилом.
Вспыхивали они на ровном месте, из-за любого пустяка. Если бы путешествие длилось достаточно долго, то среди эмигрантов появились бы трупы. Но даже до самых дальних колоний лететь не больше двух недель. Хотя «лететь» — не совсем правильное слово. Судно отдаляется от Земли на безопасное расстояние, на что тратится около суток. Затем включается особая аппаратура, звездолет мгновенно «прокалывает» пространство, оказываясь в том месте, что простые люди называют подпространством, а ученые — так, что и не выговоришь.
Тут корабль висит несколько дней, никуда не летя и все же перемещаясь. Потом еще один «прокол», и космолет выныривает в обычном пространстве, но уже за десятки световых лет от Солнца.
И тратит еще сутки на то, чтобы добраться непосредственно до места назначения.
— И зачем я только отправилась в этот полет? — Женщина, занимающая «место», то есть отрезок пола чуть в стороне от Васкеса, принялась истерично рыдать. — Как я могла оставить могилы предков?
— Заткнись, дура! — зацыкали на нее со всех сторон, но женщина продолжала вопить и всхлипывать.
Хуан Васкес грубо выругался и вернулся в первоначальное состояние. Драка уже закончилась, оставив лишь кровавое пятно на полу, и лежать лицом в эту сторону было спокойнее.
Не правы были писатели прошлого, расхваливавшие покорение космоса как перечень героических, красивых и романтических событий. Все в их опусах вышло бы гораздо умнее, если бы они вспомнили, на какой грязи и крови создавались колониальные империи европейских стран.
Отличие обычного океана от вакуума оказывается несущественным по той причине, что внутренне люди по большому счету с семнадцатого века совсем не изменились.
Для эмигранта, чье предназначение — костьми лечь в фундамент очередного форпоста человечества в Галактике, пересечение космоса не таит никакой романтики. Это грубая, скучная и порой жестокая реальность.
— Эй, Васкес, ты спишь? — Мантойя ухитрился подойти беззвучно.
— Как же, тут уснешь… — Хуан повернулся на спину и махнул в сторону женщины, которая все продолжала «концерт».
— Пойдем, перекинемся в картишки, — предложил Рамиро. — Я нашел неплохую компанию. Все равно делать нечего!
— С тобой не поспоришь, — мрачно усмехнулся Васкес, вставая. — Пойдем…
8 октября 2218 года летоисчисления Федерации
Борт космолета «Альфард-217»
— Ну что, похоже, прибыли? — почему-то шепотом спросил сосед, жилистый узкоглазый мужик родом откуда-то с Аляски.
— Похоже, — мрачно отозвался Васкес.
Вибрация, напомнившая о том, что космолет вернулся в обычный космос, возобновилась примерно половину суток назад. Периодически возникающая тряска и рывки, заставлявшие пассажиров терять равновесие, свидетельствовали о том, что корабль совершает какие-то маневры, с которыми не справляется система искусственной гравитации.
— Как дрова везут, — буркнул кто-то. В предвкушении высадки пассажиров охватило радостное возбуждение, склоки и истерики почти прекратились.
Звездолет вновь вздрогнул, на этот раз так сильно, что все сидевшие повалились на пол. Стоять никто не рисковал уже несколько часов. Свет в помещении мигнул, и тут же раздался резкий скрежещущий звук.
— Вот теперь точно — прибыли! — сказал Васкес уверенно.
236-й день 73 года летоисчисления колонии
Альвхейм, космопорт
— Не толпиться! Проходите по одному! Сохраняйте спокойствие! — Орущий в мегафон толстяк не принадлежал к экипажу звездолета. Благодаря пробковому шлему и полувоенной форме странного покроя и черного цвета он выглядел типичным английским колонизатором девятнадцатого века, а лицо его от загара было красным, как кирпич. В речи охранника звучал странный пришептывающий акцент.
Проходя мимо, Хуан Васкес обратил внимание на кобуру, в которую был засунут явно не носовой платок. Тяжелой дубинкой-электрошокером толстяк помахивал с профессиональной небрежностью.
За пределами корабля на плечи эмигрантов обрушилась неистовая, удушающая жара. Яростное солнце, куда крупнее земного, висело в безоблачном небе, в воздухе плыли тяжелые, злые запахи. Огромный корпус звездолета, похожего на египетскую пирамиду, сверкал, подобно елочной игрушке исполина.
Здание таможни, к которому тянулась цепочка эмигрантов, казалось рядом с ним крошечным.
— Проходить по одному! — Тощий и высокий соратник толстяка, расположившийся у входа, был вооружен точно так же и даже цвет лица имел в точности такой же. — Встать в очередь! При малейших беспорядках будет применено оружие!
Опасливо поглядывая на владельца пробкового шлема, переселенцы с Земли образовали что-то вроде змеи из живых людей. Сразу же начались разговоры.
— Я не позволю так с собой поступать! — возмущался кто-то на удивление писклявым голосом. — Так не обращаются даже со скотом! Сколько мы будем тут торчать?
— Если что-то не нравится, возвращайся на корабль, — равнодушно ответил проходивший мимо толстяк, — только помни, что обратный билет Эмиграционное Управление тебе не оплатит…
Возмущавшийся мигом заткнулся. Корпус звездолета возвышался позади горой льда, из-за него слышался рев механических погрузчиков, опустошающих громадный трюм. Не пройдет и нескольких часов, как чрево судна вновь будет заполнено тем, что может предложить метрополии колония, и корабль исчезнет в жарком, белесом, как рыбье брюхо, небе.
Держать громадный транспортник на земле, без движения — невыгодно, и каждая минута простоя грозит изрядными убытками. По сравнению с товарами люди являлись бесплатным приложением к межзвездной торговле.
Поэтому и относились к ним соответствующе.
Очередь двигалась медленно, будто одряхлевшая улитка. Светило палило немилосердно. Эмигранты послабее валились в обморок. Таких оттаскивали в тень здания.
— Может быть, вы позовете врача? — обратился к тощему охраннику Рамиро, когда молодая женщина, стоящая прямо перед ним, обмякла и зашаталась. Если бы не помощь Мантойи, она, несомненно, упала бы.
— И кто оплатит его услуги? — желчно усмехнулся абориген.
— Разве при космопорте нет медпункта? — удивился кто-то.
— Есть, — ответил другой охранник, — но бесплатно он обслуживает только граждан Альвхейма и экипажи кораблей.
— Привыкайте, — добавил тощий, — здесь не Земля, а другой мир. Чем быстрее приспособитесь, тем вам будет проще.
Васкес переносил жару спокойно. Для него, проведшего всю жизнь в душном, залитом смогом котле Мехико, где зимой называют время, когда ветер дует чуть сильнее, она была не особенно мучительной.
В помещение таможни он вступил лишь слегка вспотевшим. Тело тут же охватил приятный холодок — внутри работал кондиционер.
— Ваши документы, — сказал расположившийся за стойкой безупречного вида чиновник, — вещи вот сюда…
На голове таможенника красовалась фуражка со сложной эмблемой, центр которой занимала стилизованная буква «А». Она же в виде серебряной нашивки красовалась на черных погонах.
— Так… — протянул чиновник. — Хуан Сантьяго Васкес, тридцать пять лет, уроженец Мехико…
— Так и есть, сэр.
— Мы на Альвхейме, — таможенник, который в черном мундире с серебряными пуговицами выглядел точно эсэсовец из исторического фильма, заметно поморщился, — предпочитаем обращение «господин». Вы меня поняли?
— Да, господин, — сказал Васкес мрачно. Ему было все равно, как называть этого человека.
— Чем занимались на Земле? Какими профессиями…
Хлопнувшая в дальнем конце помещения дверь не дала чиновнику возможности докончить. Вошедший в комнату человек был высок, широкоплеч и светловолос. Рубашка, шорты, все, вплоть до туфель, было на нем белого цвета.
— Мы возвращаем тебе одного, — сказал вошедший с брезгливой гримасой, — он оказался эпилептиком.
Дверь вновь распахнулась, и двое бритоголовых парней, которые больше смахивали на ходячую рекламу атлетического зала, втащили одного из эмигрантов. Тот дергался в крепких руках, изо рта его лезла пена.
— О, господин Эрик! — всполошился чиновник. — Но я не мог этого знать! В медицинской карте все в порядке!
— А я тебя и не виню, — равнодушно ответил обладатель белоснежной экипировки, глядя, как его подручные без особых нежностей сгружают принесенного на пол, — просто подыщи мне другого. — Взгляд светлых и холодных глаз уперся в Васкеса. — Вот хотя бы этого. Он, надеюсь, никакими болезнями не страдает?
— Нет, господин Эрик, — в каждом слове таможенника сквозило подобострастие, — совершенно здоров! Васкес хмуро наблюдал за происходящим.
— А ну, подойди, — велел белобрысый. — Быстро!
Васкес сделал несколько шагов вперед.
— Что вам угодно, господин? — спросил он угрюмо.
— Открой рот! — велел тот, кого называли «господин Эрик».
Поглядев на кулаки громил, каждый из которых был размером с пивную кружку, Васкес решил не спорить. Белобрысый осмотрел его зубы, потрогал бицепсы. Судя по усмешке, пробежавшей по тонким, бледным губам, он остался доволен.
— Пожалуй, я его забираю. — Это прозвучало почти как приговор.
— Конечно, конечно! — заюлил чиновник. — Сейчас я все оформлю!
— Постойте, — мрачно сказал Васкес, заставив белобрысого удивленно поднять брови, — кто этот человек? И куда он меня забирает? Может быть, я туда не захочу? Вас что, не интересует мое мнение?
— Это господин Эрик Хольмстад, — сообщил таможенник таким тоном, словно представлял президента Федерации, — глава одной из богатейших семей Альвхейма! Ему нужны работники в усадьбу.
— А если я не захочу на него работать? — В словах Васкеса прозвучал вызов.
— Первый год, пока вы еще не получили гражданство, — тон чиновника стал ледяным, — Альвхейм вправе распоряжаться вами по собственному усмотрению. Но заставить вас я, разумеется, не могу. Выбирайте — усадьба господина Эрика или урановые рудники, где за пару месяцев можно получить смертельную дозу.
Васкес засопел, посмотрев на окружающих исподлобья.
— Ладно, усадьба, — буркнул он. — Все лучше, чем лучевая болезнь.
— Строптивый, — заметил Хольмстад с загадочной улыбкой, — но ничего, мы его воспитаем! Оформляйте документы!
