Часть III
КРЕСТОВЫЙ ДЖИХАД
Глава 13
НОВАЯ АМЕРИКА
17 апреля 2220 года летоисчисления Федерации
Земля, Нижний Новгород
— Как? Вы нас уже покидаете? — На лице портье было написано настолько безупречное изумление, что даже острый взгляд агента СЭС не смог разглядеть под ним других чувств.
— Увы, я должен уезжать, — ответил Виктор, пожимая плечами.
— Вы же не прожили и недели! — продолжал огорчаться сотрудник «Козьмы Минина». — А собирались — месяц!
— Ничего не поделаешь, судьба, — вздохнул Виктор.
Со вчерашней вечеринки он сбежал в полночь, оставив веселящуюся компанию в полном недоумении. Вело его тогда странное чувство отвращения — к тем, кто его окружает, и к себе самому.
«Ты изменился, — шепнул ему на прощание Бардин. — Я бы даже сказал, что ты стал другим человеком».
Виктор не спорил — просто ушел. А теперь он совершал самое настоящее бегство. Из города, где родился и жил, любил и работал. В душе зрело чувство, что он никогда не сможет сюда вернуться.
Призраку нечего делать там, где он был человеком.
— Ваше такси, — кивнул портье со столь скорбным видом, словно провожал близкого родственника, причем в последний путь, — всего хорошего!
— Благодарю. — Виктор кивнул и вышел из здания гостиницы.
Через пятнадцать минут он был в аэропорту. Громадное расписание, спроецированное прямо на стену, чуть заметно мерцало, а строки рейсов, отправляющихся в ближайший час, горели ярче остальных: Стокгольм, Дели, Рим, Новосибирск, Каир…
«Пусть будет Каир, — решил Виктор, — потом Рим, Париж, Лондон. В мире есть сотни интересных мест, где никто никогда не слышал о Викторе Зеленском. На остаток отпуска должно хватить…»
10 мая 2220 года летоисчисления Федерации
Земля, Берн
— Ну, ты поколесил! — В голосе Загоракиса слышалось даже некоторое уважение. — Пол-Европы объехал!
— Неужели вы за мной следили? — удивился Виктор.
— Зачем? — Майор ехидно улыбнулся, словно черт, предвкушающий посрамление доброго христианина. — Я получал информацию о том, где ты использовал свою идентификационную карточку.
— И этот мир еще считают свободным!
— Пусть считают, — махнул рукой Загоракис, — нам работать легче. И ты, это… — тут на лице майора отразилось некоторое смущение, — не сильно переживай по поводу того, что у тебя случилось на родине…
— Все-таки следили, — без особой печали констатировал Виктор.
— Нет, просто это бывает у всех нас. Тот, кто прошел подготовку оперативного агента СЭС, не может вернуться домой — такова цена.
— У всех?
— За редким исключением. — Загоракис потер подбородок. — Я не могу приехать на Корфу, где родился и вырос, без того, чтобы не нацепить маску себя прежнего… Единственное, к чему я себя принудил — посетить похороны родителей. Но и то мне стоило немалого труда не сбежать в первый же день…
— Я-то думал, только у меня так.
— Нет, — грустно усмехнулся майор. — Мы все кичимся собственной уникальностью, а на самом деле испытываем одни и те же эмоции, будто срисованные с шаблона. Даже агенты СЭС, которым вроде бы переживать не положено, тут не исключение…
— Просто у них другой шаблон, — добавил Виктор, — не такой, как у обычных людей.
— Именно так, — кивнул Загоракис. — И для успокоения твоих нервов я загадаю тебе загадку. Придумал ее основатель СЭС, Ильмар Саес. Слушай… Агент Службы делает вид, что беззаботно прогуливается. Что он делает на самом деле?
— И какой же ответ?
— Их два, и оба правильные, — сказал майор. — Он — делает вид, и он — беззаботно прогуливается. В свободное время подумай над этой загадкой и ответами на нее. Может быть, сумеешь несколько лучше понять себя.
22 мая 2220 года летоисчисления Федерации
Земля, Берн
— Вот так встреча! — услышав этот возглас, Виктор обернулся. По коридору, радостно улыбаясь, спешил не кто иной, как Рагнур. — Какими судьбами?
— Теми же, что и ты, — ответил Виктор, пожимая руку старому приятелю. — А ты, я смотрю, загорел! На курорте работал?
Кожа норвежца была смуглой, точно у уроженца тропиков, а волосы, и так светлые, выгорели до хлопковой белизны.
— Не работал, а отдыхал! — ответил он наставительно. — Пойдем в бар, выпьем за встречу!
— Да, повод отменный! — согласился Виктор. — С нашим графиком вот такое пересечение — просто чудо! Кстати, тебе попадался кто-нибудь из наших?
— С полгода назад, — Рагнур наморщил лоб, припоминая, — встретился тут с О'Брайеном. Его тогда лечили от алкоголизма, приобретенного на каком-то задании. Судя по тому, что сейчас его тут нет, все же вылечили.
— А еще говорят, что у секретных агентов непыльная работа! — вздохнул Виктор. — Нам молоко нужно за вредность давать!
— А для вредности внутривенно вводить яд, — Рагнур хмыкнул. — Я в том месте, где выполнял последнее задание, встретил того китайца, которого отсеяли еще в Квебеке… Помнишь его?
— Ага, Джордж Ву, кажется.
— Точно! — Норвежец радостно кивнул. — Но он меня не узнал!
— Ты притворился маленьким толстым негром, — предположил Виктор. Между тем оба миновали двери небольшого бара, расположенного на первом этаже общежития для оперативных агентов.
— Точно, — согласился норвежец. — А сейчас я притворюсь, что люблю пиво!
Притворялся Рагнур, надо отдать ему должное, очень искусно. Не отставал от него и Виктор. Примерно за час каждый из них проглотил несколько литров хмельного напитка, и теперь оба успешно притворялись благодушными и довольными жизнью.
— … а тут они как прыгнут! — рассказывая очередную ужасно смешную (по крайней мере, на его взгляд) историю, норвежец так размахивал руками, что Виктор всерьез опасался за соседние столики. — Представляешь?
— Представляю. — Судя по болтовне Рагнура, он успел побывать на двух не особенно трудных заданиях. Где именно и что конкретно делал — никакой агент СЭС даже в пьяном виде не скажет. — Ну что, еще по одной? Или хватит?
— Еще по одной! — грозно заявил Рагнур. — А потом пойдем веселиться! Я знаю тут одну отличную дискотеку…
— И когда только успел!
— Вот, успел. — Неожиданно норвежец стал серьезным. — Ты знаешь, мне кажется: то, что вдалбливал нам Фишборн, — неправда.
— Что именно?
— Относительно того, что они разрушили наши личности. — Рагнур словно вдруг протрезвел, из-за маски беспечности выглянула искренняя озабоченность. — Они их не разрушили, а сделали гибкими, способными перестраиваться, меняться. Ну, как кусок мягкой проволоки, который можно гнуть как угодно. И вот я иногда думаю, — голос норвежца упал почти до шепота, — сколько таких перестроек мы выдержим? Когда проволока в нашем мозгу начнет ломаться и крошиться?
— Давай лучше выпьем еще пива, — сказал Виктор, — и рванем на дискотеку.
— Как скажешь, — Рагнур улыбнулся, мигом вернув веселый вид. — Пока мы в своем уме, будем развлекаться!
Лозунг, если честно, получился несколько мрачноватым.
13 июня 2220 года летоисчисления Федерации
Земля, Берн
— А ты, Виктор, никогда не интересовался растениями? — Майор Загоракис разглядывал стоящего перед ним уродца в горшочке — очередное пополнение своей коллекции — с таким умилением, точно это был его собственный ребенок, который впервые произнес слово «папа».
— Нет, никогда, — честно ответил Виктор.
— А зря! — майор наставительно поднял палец. — Во многом они куда лучше людей, не шумят, ничего не требуют, не напиваются допьяна и не создают таких проблем, которые нам потом приходится расхлебывать!
— Тебе надо было быть ботаником, Деметриос, — усмехнулся Виктор.
— Во мне погиб великий специалист по тычинкам и пестикам! — Загоракис скорбно покачал головой, но не выдержал, рассмеялся. — Ладно, шутки в сторону. Для тебя есть очередное задание.
— Очень хорошо! А то я уже засиделся!
— Ничего, теперь побегаешь, — с доброй улыбкой кивнул майор. — Вот тебе кассета с информацией, посмотришь ее потом, а я вкратце введу тебя в курс дела… Работать придется на Новой Америке.
Виктор поморщился. Новая Америка, первая пригодная для жизни планета, открытая человечеством, стала же и первой колонией. Люди обитали там уже почти сто пятьдесят лет.
— Сам понимаю, что условия там — не сахар, — Загоракис безошибочно прочитал мимику подчиненного. — Но ничего, привыкнешь…
Новая Америка была несколько холодновата для человека. Жить там можно было, но с тем же комфортом, как на побережье Северного Ледовитого океана. В список причин, по которым ее не бросали, входило важное стратегическое положение и изрядное количество редких элементов в ее недрах.
Новая Америка жила за счет военных баз и шахт, прыщами и оспинами истыкавших ее не шибко привлекательную физиономию.
— Население там, по приблизительным оценкам, около пятидесяти миллионов, — сообщил Загоракис, — потомков первопоселенцев почти половина. Остальные — те, кто едет туда на заработки…
— Чтобы попасть в рабство?
— Это тебе не Альвхейм, — майор покачал головой. — Планета находится под прямым управлением президента. Слушай дальше…
Из речи начальника Виктор узнал, что в последние годы на Новой Америке набрала силу возникшая почти сорок лет назад экстремистская религиозная секта, носящая название «крестоносцы ислама».
— Ого! — удивился он. — Ничего себе сочетание!
— Ага, звучит дико, — согласился Загоракис. — Учение у них причудливое, смесь христианства и мусульманства со щепоткой буддизма. Кроме всего прочего, они ненавидят Землю, считая ее источником зла, обиталищем дьявола и всех его прислужников.
— Неудивительно, если учесть, с каким аппетитом сосут кровь колониальные чиновники!
— Именно, — кивнул майор. — Твоя задача — проникнуть в эту секту и тем или иным образом довести ее до самоликвидации. Разбить на фракции, опозорить лидеров, ну, не мне тебя учить… Осложняется все тем, что во внутренний круг крестоносцев, который и принимает все решения, не берут тех, кто родился на других планетах! Считается, что подобные люди несут на себе печать зла!
— И что делать?
— Мы придумали тебе хитрую маску. — Загоракис потер руки, явно восхищенный собственной изобретательностью. — Ты родился на Новой Америке, но в младенческом возрасте родители увезли тебя на Землю.
— Хитро! — хмыкнул Виктор. — Вы наверняка взяли реальных людей, которых на Новой Америке знают. И это значит, что мне придется подробно учить биографию родителей?
— Ты чрезвычайно догадлив, — лицо майора сделалось до отвращения самодовольным, — приятно работать с такими людьми! Вопросы есть? Тогда иди, работай!
— Слушаюсь, сэр… то есть, Деметриос. — И, прихватив кристалл кассеты, Виктор покинул кабинет начальства.
1 июля 2220 года летоисчисления Федерации
Земля, Занзибар
— Джафар Абу-Наср Ибн-Мухаммед Аль-Фараби? — Таможенный чиновник держал эмиграционный лист так брезгливо, словно в руках у него была дохлая лягушка, а на его черном лице застыло высокомерное презрение, какого не устыдился бы и верблюд.
— Так точно, сэр, — ответил Виктор, моля всех богов разом, чтобы внезапно не забыть собственное, такое длинное имя.
— Предъявите вашу идентификационную карточку. — Космопорт на Занзибаре был построен совсем недавно, чтобы снять нагрузку с работающих на пределе транспортных узлов в Гвиане, Шри-Ланке и Австралии.
— Вот она, сэр. — За последние дни Джафару не раз приходилось демонстрировать раболепие. Всякий бюрократ, стоящий на пути иммигранта, стремился унизить его и тем самым возвысить себя.
Таможенник погрузился в изучение информации, появившейся на его мониторе. Виктор знал, что он там видит. Джафар Абу-Наср Ибн-Кто-то и т. д., двадцать девять лет, уроженец Новой Америки, последние годы проживал в городе Шираз Персидской провинции… Холост, детей нет, к уголовной ответственности не привлекался. По специальности — продавец…
— Вы можете проходить. — Сочтя возможным вылет с Земли подобного элемента, чиновник вернул документы и даже изобразил что-то вроде вежливой улыбки, пропитанной, правда, все тем же презрением. — Счастливого пути.
Следующим препятствием стал контроль багажа. Тут сумку Джафара разворотили, просветили всяческими сканерами каждую вещь и чуть ли не разобрали их на молекулы.
— Идите. — Проводивший процедуру таможенник выглядел недовольным. Должно быть, по причине того, что не обнаружил ничего недозволенного.
Джафар взгромоздил сумку на плечо и зашагал в указанном направлении. Ориентируясь по светящимся указателям, которые попадались буквально на каждом шагу, он прошел длинным подземным коридором, а на поверхность выбрался уже на взлетно-посадочной площадке.
Тут, в отличие от здания, оказалось безбожно жарко. Нахлынули воспоминания об Альвхейме, но Виктор отогнал их — его новая маска первый раз покидает Землю, и незачем смущать ее чужой памятью.
Серой горой высился готовый к старту звездолет. Солнечные лучи отражались от его блестящих боков.
— Быстрее, — крикнул Джафару кто-то из суетящихся вокруг космолета людей, — посадка заканчивается через пятнадцать минут!
«Интересно, что было бы, задержи меня те типы на таможне? — подумал Джафар, спеша к открытому пока люку. — Позволили бы мне ждать следующего рейса, который через неделю?»
Перед люком у него еще раз проверили документы.
Нырнув в железное чрево, Джафар обрадовался царящей тут прохладе. Но радость мигом улетучилась, когда, преодолев короткий проход, он оказался в громадном помещении, формой напоминающем коробку из-под ботинок.
Тут имелись двухэтажные койки, стоящие так тесно, что между ними с трудом можно было протиснуться. Царила духота, а в воздухе плотным облаком клубились запахи десятков человеческих тел.
Множество разговоров сливались в непрерывное жужжание.
И это место должно было стать для Джафара домом— почти на десять дней.
Он едва успел найти свободную койку, когда в помещение проник вибрирующий рев стартовых сирен.
124 день 160 года летоисчисления колонии
Новая Америка, космопорт
На взлетно-посадочной полосе мела поземка. Серое небо нависало так низко, что казалось небрежно и криво приделанной крышей. Из белого марева выступали купола зданий, похожие на громадных черепах. На заснеженных крышах торчали усики и рога антенн и еще каких-то устройств.
— Двигайтесь бегом, а то замерзнете, — говорил каждому из эмигрантов встречающий их у люка человек, предусмотрительно наряженный в плотный комбинезон со шлемом и рукавицами.
Совет оказался дельным, да только Джафар все равно замерз. В родном Ширазе климат был куда мягче.
— Сюда, сюда! — махал рукой еще кто-то, направляя бегущих от звездолета эмигрантов к низкому люку, врезанному в бок одной из «черепах».
Джафар вбежал внутрь и ощутил блаженное тепло. В довольно небольшом зале таможни уже образовалась длинная очередь, которая извивалась, точно змея, попытавшаяся забраться в слишком маленькую для себя нору.
В отличие от Альвхейма эмиграцию на Новую Америку контролировало правительство. Сюда не везли тех, кто был бы бесполезен на планете-руднике, — очередь почти полностью составляли молодые и крепкие мужчины, пригодные для тяжелого труда.
Таможенный чиновник работал споро, одного за другим отправляя прилетевших в расположенную в углу дверь. Охраняли ее двое самых настоящих солдат, с излучателями и в боевой броне — еще одно напоминание о том, что дела тут ведет непосредственно Федерация, а не какие-нибудь олигархи.
Выходящий на улицу люк с грохотом захлопнулся.
— Что, все? — спросил таможенник, подняв голову.
— Все, — хриплым, простуженным голосом ответил человек, встречавший эмигрантов снаружи. — Если только кто-нибудь не приперся нелегально…
В речи обоих коллег слышался твердый акцент: слова не произносились целиком, а выговаривались по буквам, хотя и очень быстро. С непривычки это раздражало слух.
— Сомневаюсь, — чиновник усмехнулся. — Новая Америка не такое приятное место, чтобы путешествовать сюда по собственной воле… Следующий!
Следующим оказался Джафар. Таможенник забрал у него документы и принялся их внимательно изучать.
— Как? — спросил он через пару минут. — Вы родились здесь?
— Да, — ответил Джафар, заискивающе улыбаясь, — но меня увезли, когда я не достиг и года. Так что ничего не помню.
— Может, оно и к лучшему, — покачал головой чиновник. — Детство на Новой Америке — не та вещь, которую будет приятно вспомнить.
Джафар промолчал.
— Документы в порядке. — Эмиграционный лист и идентификационная карточка вернулись к владельцу. — Проходите туда, вас ждут санитарный контроль и служба обеспечения…
На санитарном контроле с будущим жителем Новой Америки обошлись просто — впрыснули в кровь набор веществ, которые должны были уничтожить в организме все вирусы и бактерии. То, что при этом пострадает и сам организм, никого особенно не волновало: что такое неприятности одного человека по сравнению с проблемами, которые появятся у миллионов, если в колонию проникнет какая-нибудь пакость вроде холеры или СТИР?
Службу обеспечения представлял пожилой дядечка с роскошными седыми усами.
— Сымай шмотки, — без всяких предисловий велел он.
— Это еще зачем? — удивился Джафар.
— А затем, что в этом тряпье ты через два дня откинешь копыта, — доступно пояснил усач. — Или даже раньше. Так что раздевайся и разувайся. Нижнее белье можешь оставить…
Недоумевающий Джафар избавился от одежды. Взамен получил толстый, подбитый мехом комбинезон, снабженный электроподогревом и капюшоном, пару рукавиц и тяжелые сапоги, настолько теплые, что ноги в них сразу вспотели.
— Вот и отлично, — оглядев Джафара в обновке, дядечка остался доволен результатом. — Ботинки свои забери, будешь в них по бараку шастать… А теперь проваливай — вон туда, вниз и до конца! Там тебя распределят куда-нибудь…
Ощущая себя в новой одежде настоящим чукчей, Джафар спустился по узкой лесенке, миновал короткий, плохо освещенный коридор и поднялся, судя по всему, уже в другом куполе.
Тут царила суета. Бегали озабоченные люди, что-то грохотало и лязгало.
— Так, ты с корабля?.. — Не успел Джафар растеряться, как его взяли в оборот. — Пойдем со мной, нам как раз одного человека не хватает.
Контракт был подписан еще на Земле, и здесь, на Новой Америке, никто не интересовался мнением работника. Это тоже было рабство, пусть немного более цивилизованное, чем на Альвхейме, но по сути — точно такое же.
— Куда вы меня повезете? — все же рискнул спросить Джафар.
— В Семнадцатый поселок, — на ходу ответил незнакомец, буквально тащивший его за собой. — И не все ли равно тебе, где горбатиться эти три года? Одна шахта от другой мало отличается…
Джафар подумал и решил, что все равно. Больше он вопросов не задавал.
Его привели в громадный ангар, заполненный тупорылыми гусеничными машинами, похожими на разъевшихся майских жуков. Некоторые замерли в неподвижности, другие фырчали моторами и подмигивали глазами-фарами.
— Запрыгивай в кузов, — велел Джафару сопровождающий, а сам побежал к кабине.
Сзади у «жука» обнаружился маленький круглый люк, вызывающий не самые приличные ассоциации, к которому вела коротенькая лесенка. Забравшись по ней, Джафар протиснулся в узкое отверстие и оказался, судя по всему, в жучиных кишках.
Тут горела одна-единственная лампочка, и освещала она голые металлические стены, лавки вдоль них и сидящих людей. Все они были в одинаковых комбинезонах, и на лице у каждого застыло выражение покорности судьбе.
— Люк закрой, — сказал один из них, — дует же…
Едва щелкнуло запирающее устройство, жукоподобный транспортер дернулся так, что Джафар едва не повалился на пол.
— Как дрова везут, — буркнул кто-то из попутчиков.
— Привыкай, — со злостью в голосе отозвался другой. — Мы дрова и есть. Сдохнем на этих шахтах как пить дать…
— Заткнись! — оборвали злого, и он замолк.
Джафар притулился на краешке лавки, прижавшись к холодной стенке, и чувствовал, как вибрирует гусеничная машина. Поначалу, пока транспортер только выбирался из ангара, тряска была не сильной, зато потом, когда вездеход двинулся по прямой и на максимальной скорости, стало совсем худо.
Пассажиров кидало друг на друга и подбрасывало в воздух. Ругательства звучали почти беспрерывно. Только благодаря толстым комбинезонам никто не получил серьезных увечий.
Сколько это продолжалось, Джафар не мог сказать — но точно не один час. Он сидел, безуспешно пытаясь удержаться на месте и не брякнуться на пол. За сохранность вещей в сумке, на которую падали раза три и наступали без счета, он давно перестал беспокоиться.
Наконец машина встала и тряска прекратилась.
— Я знаю, что такое рай, — сказал кто-то из товарищей по несчастью, — это когда тебя никуда не везут…
125 день 160 года летоисчисления колонии
Новая Америка, Семнадцатый поселок
Учитывая, что на Новой Америке сутки короче земных, Джафар думал, что утром его придется будить. Но он проснулся сам, от холода, который проник сюда, похоже, из самого космоса.
Пощелкивая зубами и дрожа, Джафар съежился в спальном мешке, пытаясь хоть как-то согреться. Успеха эти попытки не имели, и новоиспеченный обитатель Семнадцатого поселка открыл глаза.
«Барак», как называли на Новой Америке длинное и узкое, овальной формы углубление в грунте, снабженное крышей, стенами и полом, но лишенное окон, был погружен в темноту. Чуть заметно теплилась лампочка около выхода.
— Спаси меня Аллах и помилуй! — пробормотал Джафар, вылезая из мешка и втискиваясь в одежду. Та за ночь задубела от холода, и толстая ткань комбинезона больно царапала кожу.
— Куда торопишься? — Обитатель соседней койки поднял голову. — Спи! Еще успеешь набегаться!
— Так холодно же!
— Так надо прямо в комбинезоне в спальник влезать! — мудро посоветовал сосед. — Тогда не замерзнешь!..
— Где ж ты вчера был? — сердито прошептал Джафар, но его собеседник, похоже, вновь заснул.
Совет, несмотря на то, что был дан поздно, оказался мудрым. Джафар влез обратно в спальный мешок, согрелся и даже задремал, но тут, по закону подлости, который действует на всех планетах, а не только на Земле, наступило время побудки.
Барак наполнился зевками, приглушенными разговорами и кашлем.
Пришлось просыпаться и вылезать из спальника. В тесном санузле довелось стоять в очереди, чтобы умыться ледяной водой, от которой ныли зубы, а кожа покрывалась пупырышками.
— Новички — на инструктаж, — сообщил Джафару, поймав его на выходе из санузла, бригадир барака, дюжий парень по имени Абдул. — После завтрака — в контору!
— А это где?
— А то здание, около которого вас вчера высадили, — ответил бригадир. — Запомнил его?
Джафар кивнул. Из тесного недра транспортера их выкинули посреди холмистой снежной равнины. Стремительно темнело, но он все же успел разглядеть торчащие из-под снега крыши и единственное здание, полностью выходящее на поверхность, снабженное антеннами спутниковой связи. Судя по всему, оно и было конторой.
Как он узнал позже, уже в бараке, Семнадцатый поселок имел от роду всего несколько месяцев. Залежи титана, прятавшиеся под снегом и грунтом, здесь еще только предстояло расчистить и освоить.
— Раз запомнил — дуй завтракать. — И Абдул, покровительственно улыбнувшись, повернулся к другому новичку.
Кормили обитателей барака в маленьком, примыкающем к нему подземелье, именующемся столовой. Тут было несколько теплее, чем в жилом блоке, но от расставленных по столам плошек с густой кашей, заправленной мясом непонятного происхождения, все равно валил пар.
Пищу нужно было есть быстро, иначе возникал риск, что остатки, превратившиеся в лед, придется догрызать. Джафар, уже постигший эту нехитрую истину, работал ложкой довольно шустро.
Ощутив в утробе некоторую тяжесть, он вернулся в барак, нацепил рукавицы и толстые сапоги (без полной амуниции выходить из барака воспрещалось), и через шлюз и лестницу выбрался на поверхность.
Тут, по местным меркам, было довольно тепло — около двадцати градусов мороза по Цельсию. Ветер колол лицо, а по блекло-голубому небу быстро ползло маленькое белое солнышко. Тепла от него было меньше, чем от одинокого светляка. Расстилавшаяся во все стороны белая равнина почти празднично сверкала под неяркими лучами.
К зданию конторы, словно муравьи к муравейнику, спешили новички. Джафар, опасаясь замерзнуть, тоже не стол на месте. К счастью, ему идти было недалеко, и вскоре он уже нырнул в низкий круглый люк, который с треском захлопнулся за его спиной.
— Проходите, — приветствовал его удивительно толстый человек с розовым лоснящимся лицом. Оставалось непонятным, как на нем не лопается комбинезон. — Вон туда, в зал для собраний…
Зал для собраний оказался комнатой размером с обыкновенную учебную аудиторию. Но для Новой Америки, где избегали больших нежилых помещений, которые трудно обогревать, это было немало.
Большую часть помещения занимали длинные лавки без спинок, а у противоположной от входа стены стоял стол.
— Садитесь-садитесь. — Толстяк зашел в комнату и принялся протискиваться к столу. — Еще успеете настояться…
Взгляд его оказался неожиданно пронзительным и колючим, почти таким же, как местный ветер.
— Мое имя — Джанни Ди Бьяджо, — сообщил пузан, усевшись. — Я заместитель главы администрации по работе с персоналом. Если у вас возникнут какие-то трудности или вопросы, вы всегда можете обратиться ко мне. Сюда, в контору, офис пять. Сейчас же, по установленному порядку, я проведу инструктаж…
Инструктаж продолжался долго, почти час, и вмещал в себя множество разнообразных сведений — от техники безопасности до распорядка дня и возможных развлечений.
— Здешний год составляет триста восемьдесят дней, — сообщил Ди Бьяджо, — и делится на девятнадцать отрезков, называемых месяцами. Каждый месяц включает пятнадцать дней работы и пять отдыха. Как вы их используете— ваше дело…
Дни отдыха можно было провести в поселке, просто лежа в бараке или предаваясь нехитрым развлечениям. В этот период работала баня. Желающие же могли выехать в ближайший крупный город, где имелись питейные и прочие увеселительные заведения…
— Все продумано, — шепнул на ухо Джафару сосед по лавке, невысокий узкоглазый человечек с удивительно неподвижным лицом. — Деньги, заработанные за пятнадцать дней, ты легко спустишь за пять, а уедешь отсюда через три года таким же нищим, как и прибыл… А выгоду поимеет Федерация!
— Похоже на то, — кивнул Джафар.
— Теперь вопросы. — Ди Бьяджо, судя по всему, закончил инструктаж. — Если нет, можете идти…
126-й день 160 года летоисчисления колонии
Новая Америка, Семнадцатый поселок
— Так, маску на лицо не забудь! — Мастер смотрел на Джафара почти с отеческой суровостью. — И проверь— все ли застегнул. Если хоть малейшая щелка окажется— ты непременно замерзнешь! А замерзнуть здесь — куда опаснее, чем подцепить триппер!
Десяток, на самом деле — пятнадцать человек разнорабочих, отреагировали на плоскую шутку начальства довольным гоготом.
Джафар, обычно не терпевший подобного учительского тона, лишь безропотно кивнул. Возражать мастеру, который работал по контракту уже третий раз и знал о жизни на Новой Америке в десять раз больше любого новичка, было бы просто глупо.
— Ну что, все готовы? — спросил мастер, обведя взглядом свой десяток, топтавшийся у выхода из барака. — Тогда пошли!
Джафар, предполагавший, что рабочее снаряжение ограничится тем, что ему выдали в день прибытия, довольно сильно заблуждался. Уже в бараке он получил плотную шерстяную маску, оставляющую открытыми только глаза и рот, нечто вроде толстой куртки из стеганой ткани, именующуюся ватником, и еще кучу всяких мелочей, вроде ракетницы, без которой на работу «в поле» просто не выпускали.
— Ты не гляди, что все тут так плоско, — сказал бригадир, выдавая новичку инвентарь. — Заблудиться, особенно когда туман или метель, — раз плюнуть. Тут-то ракетница тебя и выручит! И все остальное пригодится, не сомневайся!
Теперь «все остальное» болталось у Джафара на поясе, мешая нормально двигаться. Когда же на складе им выдали самые обыкновенные совковые лопаты, которые на Земле остались разве только в музеях, он совсем загрустил.
— И зачем это нам, интересно? — Риторический вроде бы вопрос был услышан мастером.
— А чтобы снег отгребать! — добродушно ответил тот.
— Снег? Зачем?
— Эх ты, салага! — довольно презрительно проговорил кто-то из старожилов. Но у мастера оказалось больше терпения.
— В этом самом месте, — сказал он, — под землей чертова уйма титана. А чтобы его добыть, нужно пробиться через корку вечной мерзлоты, которую никакой бур не возьмет, а какой возьмет — тот сломается!
Десяток неторопливо топал куда-то в сторону от Семнадцатого поселка, а мастер все рассказывал и рассказывал. Джафар узнал про переносные приборы, называемые обычно «грелками», с помощью которых можно одолеть вечную мерзлоту. О том, что «грелки» устанавливаются только на открытый грунт, спрятанный сейчас под почти метровым слоем снега…
— Зима, — грустно сказал мастер напоследок, разводя руками, — летом-то проще было бы — притащил и поставил, а сейчас помахать лопатами придется…
— Тут хоть лето бывает! — с облегчением сказал Джафар. — Я-то думал, всегда так холодно!
— Летом-то не больно жарко, — проворчал старейший в десятке работник, откликавшийся на прозвище Добрый Друг. Окрестили его так за ехидство и привычку ворчать по поводу и без оного. — Загорать не получится! Вот севернее, у экватора, там иногда плюс десять случается…
Вздох Доброго Друга получился почти мечтательным.
— Прямо курорт, — добавил мастер. — Ну ладно, хватит болтать! Вот наш участок! За работу!
Участок был отмечен четырьмя воткнутыми в снег шестами и представлял квадрат примерно десять метров на десять.
— Бери больше — кидай дальше, пока летит — отдыхай, — посоветовал Джафару кто-то из коллег.
Джафар поудобнее перехватил лопату и принялся за дело. Снег, который так приятно скрипел под ногами при ходьбе, оказался на диво плотен и неподатлив. В него приходилось прямо-таки вгрызаться. Пот стекал по спине и бокам, но холодный ветер, налетавший порывами, которые едва не валили с ног, довольно прозрачно намекал, что любая попытка снять хотя бы куртку приведет к предельно неприятным для здоровья последствиям.
Работники кряхтели, лопаты вонзались в снег, и яма потихоньку увеличивалась. К тому моменту, когда мастер поглядел на часы и объявил, что пора отправляться на обед, кое-где уже показалась земля.
Местами, к удивлению Джафара, покрытая каким-то мхом.
— И тут жизнь! — сказал он, подцепив на лопату кусок волокнистой зеленой массы.
— Жизнь — она везде пролезет, — изрек Добрый Друг, — почти как налоговый инспектор! Хватит на эту дрянь любоваться, пойдем скорее, а то без обеда останешься!
Джафар закинул лопату на плечо и поспешил за товарищами.
129 день 160 года летоисчисления колонии
Новая Америка, Семнадцатый поселок
— Давай-давай! — Мастер подбадривал подчиненных криками, полными самого искреннего энтузиазма. — Навались! Подняли! Подняли!
Джафар напрягал последние силы, чувствуя, как гудят от напряжения мускулы, точно струны, которые натягивает нерадивый настройщик. Рядом кряхтел и пыхтел Добрый Друг, причем так громко, что оставалось непонятным, как ему только хватает воздуха.
Десяток занимался тем, что затаскивал в открытый кузов одного из транспортеров «грелку». Она походила на ужасно тяжелый блин и достигала двух метров в диаметре.
— Давай-давай! — вновь возопил мастер.
— О, чтоб вас! — Тан Юнтун, тот самый узкоглазый человечек с неподвижным лицом, отскочил в сторону. Судя по всему, он прищемил палец.
«Грелка» медленно, точно нехотя, вползла в кузов транспортера и, в последний раз с грохотом ударившись о борт, замерла.
— Ну что, поедем? — Инженер, который должен был запустить прибор в действие, топтался в стороне. Ему явно не терпелось покончить с этим делом.
— Пару минут дайте передохнуть! — просительным тоном сказал мастер. Пусть он и не таскал «грелку» вместе со всеми, но за своих людей стоял горой.
— В дороге отдохнете! Поехали! — И инженер, очевидно замерзший, решительно полез в теплую кабину транспортера.
— Он сказал, «поехали!»… — передразнил его Добрый Друг. — И запил водой!.. Тоже мне цаца! Вот бы тебе самому эту штуку поворочать, тогда бы иначе заворковал!
Джафар полностью разделял чувства, одолевавшие Доброго Друга. За дни, проведенные на Новой Америке, он научился ценить редкие мгновения отдыха, и всякий, кто их лишал этого, — становился врагом.
— Цаца не цаца, а полезай в кузов! — И мастер первым уцепился за холодный металлический борт.
За ним последовали подчиненные. Когда Тан Юнтун, все еще ругавшийся и поминавший неведомо каких демонов, забрался в кузов, мастер стукнул кулаком по кабине, и машина двинулась, дернувшись так резко, что стоящие сзади едва не вылетели за борт.
— Совсем рехнулись! — сказал Добрый Друг. — Последние мозги пропили. Что инженеры, что шофера эти!
Шофера и прочая «интеллигенция», чья работа казалась легкой и непыльной, дружно презирались разнорабочими, многие из которых искренне считали себя единственной силой, на которой держится вся Новая Америка.
— Ты, парень, не стесняйся того, кто ты, — пару дней назад сказал Джафару мастер. — Они все, может быть, тебя и презирают, но на самом деле боятся… Без таких, как мы, тут всему давно бы кирдык настал!
Транспортер прополз между двумя бараками, точнее — торчащими из снега округлостями крыш, миновал здание конторы и, выбравшись на открытое место, прибавил скорости.
В лицо стоящим в кузове разнорабочим хлестал холодный ветер, обильно наполненный снежной крупой, но никто не присел, не спрятался за кабиной. Они стояли и гордо смотрели на тянущуюся во все стороны холмистую, покрытую снегом равнину, на копошащиеся тут и там десятки, ползущие транспортеры.
Это был негостеприимный и холодный, но все же свой мир!
