Глава 12
ВОЙНА ЛЖИ
2 марта 2220 года летоисчисления Федерации
Земля, Сан-Антонио
Несмотря на позднее возвращение, проснулся Рышард как обычно, около восьми. И тут же, не успев одеться, ринулся к мобибуку. Канал «Америка-инфо» был перегружен, зайти на него удалось далеко не сразу, зато когда получилось, то Крачковский мог насладиться громадным заголовком «Магия в жизни экстремальных политиков!».
Ссылка, как и следовало ожидать, вела на материал, который сумел отснять Вадим Нестеров. И надо отдать ему должное — журналист поработал на славу.
Видеоряд начинался с небольшой справки о движении «Равенство». Тут были вставлены куски с самой первой пресс-конференции и прочих выступлений Данна, и постоянным рефреном в комментариях звучали вопросы: «Кто же они? Откуда они взялись?»
А затем Нестеров давал ответ. Подборка кадров из старых фильмов, посвященных Ку-клукс-клану, сменялась кинохроникой, запечатлевшей речи Гитлера и марш легионов СС по Берлину, казни евреев и пыточные машины концлагерей. И только затем шла собственно запись…
Если верить ей, то Нестеров рискнул подобраться к месту проведения церемонии почти вплотную. Мощная информационная пушка выхватывала из тьмы съезжавшихся на лесную поляну активистов «Равенства»: горящие глаза Фонти, могучая фигура Сайруса О'Лири, копна светлых волос Эрика Данна, улыбающийся Хулио Де Ла Порта…
Рышард в кадр не попал, а скорее всего — его просто вырезали, не посчитав достаточно важной фигурой. Кому интересен какой-то молодой социолог, к тому же не местный, а из Европы!
И если честно, то Рышард был этому только рад.
Запись содержала всю церемонию от начала до конца. Зритель мог лицезреть белые балахоны со свастиками, услышать бесноватые вопли Данна, точнее, вещающего через него «духа», о том, что низшие расы, не являющиеся в прямом смысле слова людьми, нужно слегка поумерить в численности.
Офицер СЭС Виктор Зеленский должен был радоваться.
Но, Рышард Крачковский ощутил в этот момент странную, глухую печаль. Ему было жаль дикого, безумного, но такого завлекательного мифа, в котором ему довелось недолго пожить.
Отключившись от Сети, он собрался и вышел из дома. Что бы ни случилось, занятий никто не отменял.
Департамент социальных наук напоминал растревоженный улей. Студенты собирались группами и о чем-то шептались. О том, что разразился жуткий скандал, в котором замешан кое-кто из преподавателей, знали, похоже, уже все.
Инга, к которой Рышард заглянул по дороге в аудиторию, вымученно улыбнулась.
— Господи, — пролепетала она, — что теперь будет? Мистера Джефферсона едва инфаркт не хватил, когда ему рассказали…
Из кабинета выглянул декан, более смахивавший на пациента реанимации.
— А, это вы… — пробормотал он, ответив на приветствие Рышарда. — Завтра в полдень у нас экстренное совещание департамента. Надеюсь, что я к тому времени еще останусь деканом и смогу его провести…
И Джефферсон скрылся в кабинете с видом улитки, прячущейся в раковину.
— Что, все настолько плохо? — спросил Рышард.
— Просто ужасно, — пожала плечиками Инга. — Совет университета соберется сегодня вечером, будут решать, чего делать.
Вздохнув и посочувствовав подруге, Крачковский отправился на лекцию. Скандалы скандалами, а курс по городской социологии должен быть прочитан до конца.
Мобибук разразился трелью в тот момент, когда Рышард выходил из здания департамента, намереваясь отправиться домой. Судя по мелодии, общения жаждал Эрлингмарк.
— Да? — ответил Крачковский.
— Приезжай, собрание начнется через полчаса, — сказал Ральф, даже не поздоровавшись.
— Что за собрание?.. И где?..
— «Равенства», в штаб-квартире, — и на этом Эрлингмарк соединение разорвал.
Рышард за двадцать минут добрался до офиса, который месяц назад сняло себе «Равенство». Охраняющие здание мордовороты из команды О'Лири выглядели какими-то задумчивыми, хотя умение размышлять не входило в их служебные обязанности.
— Ты последний, заходи. — У входа в комнату для заседаний его встретил сам Сайрус и тут же плотно прикрыл дверь. — Похоже, что все в сборе, можно начинать.
Внутри было полно народу, лица выражали растерянность. Эрлингмарк, судя по блестящим глазам, был пьян, у Эрика Данна Слегка подергивалась жилка под левым глазом.
— А где Фонти? — спросил Рышард, с удивлением заметив, что истинного лидера «Равенства» среди присутствующих нет.
— Кто бы знал, — дрожащим голосом ответил Вильям Кокс. — На звонки он не отвечает…
— А съездить домой?
— Пытались. — О'Лири был по-военному лаконичен. — Только на стук в дверь он не отвечает тоже. Не ломать же ее?
— Надо решить, что нам делать! — истерично выкрикнул Данн.
— Твоих воплей еще не хватало, — пробурчал Хулио Де Ла Порта. — Хотя решать действительно надо!
— Давайте сядем и обмозгуем ситуацию, — предложил Фарнеруд, который выглядел куда спокойнее остальных. И, подавая пример, уселся за овальный стол.
— Придушить эту сволочь-журналиста! — предложил Сайрус, занимая соседнее место.
— Поздно, — вздохнул Рышард, — ничем это не поможет… Вот интересно, откуда он узнал о том, где и когда мы собираемся?
— Ясное дело, что произошла утечка информации. — Голос Вильяма Кокса выдавал полную растерянность. — Хотя бороться с ней уже бесполезно. Надо придумать, как справиться с нынешней ситуацией!
— Объявить, что запись поддельная? — предложил Данн.
— Можно, только этого мало, — покачал головой Эрлингмарк. — В общем, предлагайте все, кто что придумает. Проведем небольшой мозговой штурм. А я буду фиксировать…
Спустя час активисты «Равенства» начали покидать помещение, но настроение у большинства из них было не лучше, чем до совещания. Никто так и не предложил какую-нибудь стоящую идею, и оттого уныние только усилилось.
«Белому Возрождению» явно не хватало энергии и харизмы Фонти.
3 марта 2220 года летоисчисления Федерации
Земля, Сан-Антонио
Дорога от кампуса, где обитал Рышард, до здания департамента социальных наук занимала у него не больше пяти минут. В это утро Крачковский рассчитывал уложиться в срок.
Но, выйдя на центральную аллею, он услышал дружное скандирование, доносящееся от ворот. Крики были неразборчивы, но звучали достаточно организованно, и, заинтересовавшись, Рышард свернул туда.
Перед главным входом в Университет Сан-Антонио проходил митинг. Активными его участниками были, судя по всему, студенты — черные, смуглые и с раскосыми глазами — все те, кого «Белое Возрождение» относило к низшим расам, чья роль — быть мусором на обочине цивилизации.
Но среди массы цветных встречались и белые. — Нет расизму! — вопил взобравшийся на импровизированную трибуну, сооруженную из плеч товарищей, какой-то чернокожий, голову которого украшали длинные дреды. Над толпой колыхались самодельные плакаты: «Нацисты — вон из нашего университета!», «Ку-клукс-клан на свалку истории!». Мелькали и рисунки — перечеркнутая свастика, сгорающий в пламени белый балахон…
Студенчество наглядно выразило свое отношение к идеям профессора Фонти.
Развернувшись, Рышард продолжил путь. В здании департамента социальных наук оказалось пустынно, точно на кладбище. Студенты, судя по всему, предпочли митинги занятиям.
Первым встреченным живым существом, помимо охранника на входе, оказался профессор Спасич, давно разменявший семьдесят лет. Обычно деятельный и бодрый, сегодня он напоминал привидение, а на белом лице с беспощадной резкостью выделялись глубокие морщины.
— Какое горе, какое горе, — пробормотал профессор, заметив Рышарда.
— Что случилось? — встревожился тот.
— Как, вам еще ничего не известно? — вяло удивился профессор. — Идите в кабинет декана, там работает большой инфовизор…
И, сгорбившись, Спасич побрел дальше.
Первое, что услышал Рышард, вбежав в приемную декана, были рыдания. Инга, прижав к лицу носовой платок, надрывно плакала, совершенно не стесняясь обступивших ее преподавателей.
Все глаза были устремлены на установленный в углу инфовизор. Обычно он использовался для демонстрации видеоматериалов на конференциях и прочих подобных мероприятиях. Сейчас же по нему транслировался главный федеральный информационный канал.
— … спасти оказалось невозможно, — говорила с экрана полненькая темнокожая репортерша. За спиной ее маячили какие-то обгорелые развалины, в которых Рышард с ужасом узнал так хорошо знакомый ему дом.
Последнее земное пристанище профессора Фонти.
— Медицинские эксперты, осмотревшие останки, пришли к выводу… — Инга за спиной громко всхлипнула, — что смерть наступила от отравления цианистым калием и что профессор Роберт Эндрю Фонти умер до того, как успел ощутить жар…
— Он убил себя! — потрясенно сказал кто-то. — И поджег дом! Зачем?
На этот вопрос Рышард мог бы ответить. В красивом особняке, выстроенном в старом колониальном стиле, хранилось слишком много такого, что могло раскрыть правду и о «Белом Возрождении», и о «Ложе Красного Дракона».
Убегая в смерть от позора и оглашения тайн, профессор решил уничтожить все улики. Прихватить свои тайны и идеи с собой. Для этого он выбрал довольно сложный, но зато эффективный путь.
Восстановить то, что уничтожено огнем, не способна даже наука двадцать третьего века.
Картинка на экране сменилась — на канале запустили сюжет о возрождении лесов Амазонии.
Радуясь, что никто не заметил его появления, Рышард выбрался в коридор и замер, прислонившись лбом к стене. Ощущал он себя так, словно получил удар по голове чем-то тяжелым и мягким. Мысли путались, ухитряясь при этом нестись с такой скоростью, что за них трудно было зацепиться.
В горле стоял ком, а сердце болело так, точно в него вонзился клинок.
Очень трудно оказалось осознать и принять то, что это именно он, Рышард Крачковский, убил профессора Фонти. Не важно, что не своими руками подсыпал ему яд. Он поступил куда подлее — спровоцировал ситуацию, единственным выходом из которой для истинного вождя «Белого Возрождения» стала смерть.
Наверное, куда легче было бы совершить настоящее убийство в момент открытого противодействия, когда твой противник имеет такие же шансы умертвить тебя, как и ты — его.
А кровь на руках останется даже в том случае, если убийство, совершенное тобой, было опосредованным и никто никогда не докажет, что ты имел к нему какое-то отношение.
Пусть Фонти был опасен для Федерации, пусть его «Белое Возрождение» являлось откровенно преступной, расистской организацией, но такой гибели он не заслуживал.
Виктор Зеленский уже был готов проклясть СЭС, отправившую его на это задание.
Ведь никто не предупреждал о том, что из-за его действий будут гибнуть люди! Звучали красивые слова о борьбе идей, о тонких методах влияния, о великой роли Службы…
О грязной стороне работы скромно умолчали.
— Дамы и господа, прошу вас, пройдемте в комнату совещаний. — Голос декана Джефферсона доносился до Рышарда, словно сквозь вату. — Я разделяю вашу скорбь, но работа не должна останавливаться… Вас, мистер Крачковский, тоже прошу!
Единственное, что удержало Виктора в этот момент от того, чтобы попросту сбросить маску и плюнуть на все, оказалось спрятанное где-то в недрах души убеждение, что СЭС, несмотря ни на что, необходима для выживания человечества. И что он, простой лейтенант, не может из-за собственных эмоций подвести Службу.
— Да, сейчас, — сказал Рышард, отклеиваясь от стены и даже ухитрившись выдавить жалкую улыбку.
— Дамы и господа, — сказал декан, когда сотрудники департамента социальных наук расселись по местам и затихли. — Сегодня последний день моего пребывания в должности… Считая невозможным более руководить департаментом, — продолжил он, не обращая внимания на удивленные восклицания, — в условиях, когда мои подчиненные оказались причастны к деятельности расистских организаций, я подал прошение об отставке. И вчера это прошение было принято советом университета.
— А как же вы, сэр? — выкрикнул кто-то из молодых преподавателей.
— Не бойтесь, место мне найдется. — Лицо Джефферсона исказила кривая усмешка. — Понятное дело, что не сразу, через годик, когда скандал утихнет, и не на американском континенте. Возмущаться и спорить бесполезно — я считаю, что руководитель полностью отвечает за подчиненных и наказание должен нести наравне с ними!
Рышард заскрипел зубами. Еще один человек, совершенно ни в чем не повинный, должен страдать из-за действий некоего офицера СЭС. Единственный повод для радости — хоть тут дело не дошло до самоубийства.
— Кроме того, я должен объявить, — декан помрачнел, его светлые глаза потемнели, — что профессора Ральф Эрлингмарк, Роберт Фонти, — тут Джефферсон закашлялся, — и Вильям Кокс освобождены от должностей в связи с деятельностью, противоречащей гуманитарным основам существования нашего университета. Это тоже решение совета, и оно пересмотру не подлежит.
Никого из названных на совещании не было. Догадываясь о ждущей их участи, ни Эрлингмарк, ни Кокс уже второй день не появлялись на работе. О том, что Рышард причастен к деятельности «Равенства», руководство университета еще не узнало, но в том, что расправа и здесь будет жестокой, сомневаться не приходилось.
Но это мало беспокоило Крачковского, точнее того, кто скрывался под его маской.
4 марта 2220 года летоисчисления Федерации
Земля, Сан-Антонио
Хулио Де Ла Порта, на квартире которого должны были собраться активисты «Белого Возрождения», обитал в одном из небоскребов, коробке из стекла и металла в центре города.
Штаб-квартиру, со вчерашнего дня осажденную митингами самых разных общественных организаций, которые дружным фронтом выступили против тех, кого обвинили в расизме, пришлось оставить на произвол судьбы. Решение о запрете общественного движения «Равенство» пока не было принято, но в том, что оно последует, никто не сомневался.
Пришла пора вновь уходить в подполье.
Рышард поднялся на лифте, прошагал по длинному коридору, в который выходило множество дверей, позвонил и вскоре оказался среди соратников по идейным убеждениям.
Если честно, то он мог здесь уже не появляться — задача была выполнена, но приказа снять маску пока не поступало, и он вынужден был играть роль дальше.
— Мы должны продолжать нашу деятельность! — с фанатичной убежденностью выкрикнул Эрик Данн, когда обнаружилось, что все в сборе и можно больше никого не ждать. Вильям Кокс, как стало известно, ударился в бега еще вчера вечером. Квартира психолога пустовала, а мобибук не отвечал.
— И чего это ты тут раскомандовался? — недовольно спросил хозяин квартиры, Хулио Де Л а Порта. — Ты кто такой?
— Я — председатель партии! — Эрик Данн после гибели Фонти вообразил себя единственным лидером «Белого Возрождения». Появление крепкой внутренней оппозиции его явно смутило.
— Ты забыл, кто именно тебя им сделал? — мрачно поинтересовался Эрлингмарк. — Или тебе напомнить, кто вытащил некоего умственного инвалида звездных войн из психушки, где его пытались лечить от «синдрома Рэмбо»?
— Меня вытащил Фонти!
— Ладно-ладно, хватит вам ругаться! — успокаивающе сказал Свен Фарнеруд. — Роберт был истинным лидером, но теперь он мертв, и не нужно спорить, кто главный! Роберт хотел видеть своим преемником Эрика, и он его готовил к этой роли, так что именно Эрик должен возглавить нас!
— Этот самовлюбленный тип, который ничего не умеет? Разве что издавать истеричные вопли со сцены… — Улыбка Сайруса О'Лири была полна искреннего, самого честного презрения. Такое испытывают к человеку, который неприятен и при этом настолько жалок, что не заслуживает благородной и честной ненависти.
— Вы не умеете и этого! — Данн взбеленился и вскочил. — Вонючие интеллигентские выродки, достойные только лизать ботинки истинным борцам за права нашей расы, — вот вы кто.
Лицо лидера движения «Равенство» и медиума «Ложи Красного Дракона» дергалось, глаза дико сверкали. Он и впрямь смахивал на безумца.
— Эрик, уймись! — выкрикнул Фарнеруд, но его слова не оказали на недавнего вождя никакого воздействия. Продолжая изрыгать бессвязные оскорбления, Данн выскочил из комнаты, и вскоре негромко стукнула входная дверь.
— Уж как-как, а интеллигентом меня еще никто не обзывал, — зло усмехнулся Сайрус.
— Что вы наделали! — в отчаянии воскликнул Фарнеруд. — Он был единственной надеждой на продолжение нашего дела!
— Если это единственная надежда, то такое дело мне не нравится, — покачал головой Рышард. — Давайте признаем, что все держалось на Фонти, а катастрофа оказалась слишком внезапной, чтобы он успел приготовить настоящего преемника, а не марионетку для публики!
— Маловеры! — Верховный жрец воздел руки к потолку и гневно затряс головой. — У нас еще есть шанс вернуть себе величие предков…
— Вот и возвращайте его — без нас! — отрезал Де Ла Порта.
— И попробуем! — гневно ответил Фарнеруд. — Кто верует в могучие силы истинного разума, следуйте за мной!
Вслед за верховным жрецом помещение покинули еще пятеро. Рышард знал, что все они — узколобые фанатики. Выдающимися интеллектуальными способностями они не блистали.
«Белое Возрождение» развалилось на глазах. Вместе с ним почили в бозе «Ложа Красного Дракона», о существовании которой вряд ли кто-либо когда-нибудь узнает, и общественное движение «Равенство», так и не успевшее стать реальной политической силой…
Мысль о том, что все закончилось, посетила не только Рышарда.
— Похоже, что придется подыскать какое-то другое занятие, — вздохнул Де Л а Порта. — Идея, питавшая нас в последние годы, мертва, как и самый верный ее апостол…
— Увы, это так, — с грустью изрек Сайрус. — Я вернусь к бизнесу. К счастью, всегда найдутся люди, и грузы, и здания, нуждающиеся в охране.
— Возьмешь меня к себе? — невесело усмехнулся Эрлингмарк. Он, похоже, был опять выпивши. — А то с преподаванием я, кажется, надолго завязал…
— Возьму, — кивнул О'Лири. — Да только учти, если вздумаешь надраться на работе — дух вышибу!
— Ладно, разберемся, — махнул рукой Эрлингмарк. — А ты, Рышард, что собираешься делать?
— То же, что и раньше, у меня пока есть работа. — Двусмысленность этих слов мог понять только тот, кто их произнес.
— А не напиться ли нам сегодня? — предложил Де Ла Порта. — Повод есть, хоть и грустный, завтра воскресенье, идти никуда не надо…
— Хорошая идея! — поддержал еще кто-то. Рышард только вздохнул, предвкушая, как завтра будет болеть голова.
И хорошо, если только она.
6 марта 2220 года летоисчисления Федерации
Земля, Сан-Антонио
— Прошу вас, мистер Крачковский, — Профессор Спасич чувствовал себя в кресле декана очень неловко, это сразу бросалось в глаза. Рышард был осведомлен о том, что за долгие годы работы в департаменте профессору не раз предлагали этот пост, но Спасич, будучи типичнейшим фанатичным ученым, которого ничего, кроме науки, не интересует, всегда отказывался. И теперь, когда вынужден был временно занять освободившуюся должность, он ощущал себя не на своем месте.
— Слушаю вас, — сказал Рышард, усевшись на стул для посетителей.
— Я вынужден вам сообщить… хм… — морщинистое лицо Спасича выражало крайнюю степень смущения. Ему было неприятно то, что приходилось делать сейчас, но профессор этого и не скрывал, — что всплыли… ну… досадные факты, хм-хм. Относительно вашего участия… мнээ… в организации расистского толка… Вы понимаете, о чем я говорю?
— Да, — Рышард кивнул, чем изрядно огорчил Спасича. Старый профессор до последнего надеялся, что все это недоразумение.
— Тогда сами… эээ… понимаете, что мы не можем более обеспечивать ваше пребывание… ну…
— Я должен уехать? — спросил Рышард, избавляя и. о. декана от мучительной для него обязанности сказать все самому.
Спасич с облегчением кивнул.
— Хорошо, — безразлично промолвил Крачковский. — Мне жаль, что так получилось, профессор. Очень приятно было работать в вашем университете.
И Рышард поднялся.
— Я понимаю, что это не ваша вина, — заволновался Спасич, пожимая молодому социологу руку. — Роберт был чертовски умен и обаятелен, кого угодно мог обратить в свою веру. И все было бы нормально, если бы не болезнь. Именно она, как мне думается, заставила его искать утешение в безумных идеях…
— Возможно, и так. Всего хорошего, профессор, — сказал Рышард и вышел в приемную.
— Уезжаешь? — спросила Инга, которая, как и положено настоящей секретарше, знала о происходящем вокруг намного больше, чем ее начальник. — Беспардонно бросаешь меня?
— Я бы рад остаться с тобой навечно! — усмехнулся Рышард. — Но не могу. Родина ждет! Кроме того, я не верю, что ты будешь чахнуть в одиночестве!
— Мог бы и поверить! — Девушка вымученно улыбнулась. — Когда ты улетаешь?
— Завтра. — Рышард наклонился к Инге поближе: — Так что твой сегодняшний вечер я реквизирую в свою пользу! Нагло и беспардонно! И обещаю, что ты его не скоро забудешь!
— Ну как отказать такому мужчине? — И Инга улыбнулась так, что Рышард, а скорее все-таки Виктор, понял, что он сам вряд ли забудет этот вечер.
9 марта 2220 года летоисчисления Федерации
Земля, Берн
То время, которое Виктор провел на другой стороне земного шара, майор Загоракис, судя по его цветущему виду, посвятил отдыху. Нос его вызывающе торчал, напоминая таран боевой триремы, а белые волосы, наводящие несведущего человека на мысль о краске, непокорно топорщились.
— Привет, Виктор, — сказал Загоракис, отрываясь от какого-то растения, похожего на старую сапожную щетку. — Рад видеть тебя живым и здоровым! Следил за твоими приключениями из новостей!
— Ну и как приключения? — вяло поинтересовался Виктор. Он еще в немалой степени чувствовал себя Рышардом Крачковским. Раздвоенность личности порождала немалый дискомфорт.
— Так себе, если честно. — Майор отложил ножницы и уселся в кресло. Взгляд его, вопреки шутливому тону, оставался серьезным. — Ты уж извини, что так получилось. Все аналитики сходились на том, что «Белое Возрождение» — банальная расистская группа и что задание будет легким. Знай я, как все обернется, отправил бы кого-нибудь поопытнее.
— Эти извинения — тоже игра? — Виктор попробовал улыбнуться, не так, как это делал Рышард, а по-своему, и с ужасом понял, что ничего не получается.
— Нет, я говорю искренне. — Загоракис пристально разглядывал подчиненного. — Но ведь ты справился…
— И для этого мне пришлось убивать людей…
— Ты о Фонти? — Майор изобразил смущение. — Такова грязная часть нашей работы. Но вообрази сам, какую опасность представлял бы он, оставшись в живых?
— Это все предположения, а они сбываются, как ты, Деметриос, хорошо понимаешь, далеко не всегда!
— Я, кажется, знаю, что с тобой происходит. — Проницательности Загоракису было не занимать. Кроме того, он сам много лет провел в шкуре оперативного агента. — Когда вас вербовали, то было много трескотни о войне идей, о ликвидации социальных тенденций бескровными методами… Ведь так?
— Было, — согласился Виктор.
— Как обычно. — Майор неожиданно рассмеялся. — Полковник Фишборн создает у вас иллюзии, а разбираться с ними приходится нам! Но пойми, Виктор, что он — вербовщик, а они всегда приукрашивают наши реалии! Скажи мне, если бы тебе сообщили, что на секретной службе придется все время врать, ты бы согласился работать в СЭС?
— Пожалуй, нет.
— И никто из порядочных людей не согласился бы! А Службе нужны свежие кадры, нужны таланты и мозги, и поэтому для завлечения новичков используется красивый треп о войне призраков! А о войне лжи, которая ведется на самом деле, все скромно умалчивают!
— Да, я все это сознаю. — Виктор зевнул. После прилета из Сан-Антонио он еще не адаптировался к местному времени. — Вот только от этого мне почему-то не легче…
— СЭС существует уже почти пятьдесят лет, — пояснил Загоракис, — и в основном благодаря вранью, называемому по-научному дезинформацией. Если бы не она, то люди давно между собой перегрызлись бы… Так что малая ложь во спасение, на мой взгляд, оправданна!
— У тебя вышло что-то вроде проповеди. — Виктор улыбнулся, и на этот раз лицевые мышцы сократились как надо. — Вот только у Роберта Фонти это получалось куда лучше. Искреннее, что ли.
— Ладно, замнем, — майор тоже усмехнулся. — Я понимаю, ты устал — три года без отдыха. Ну ничего, пройдешь оздоровительный курс у доктора Штрауха, будешь как новенький… А потом получишь месячный отпуск.
— Это серьезно? — удивился Виктор. — Я уж думал, что такие вещи в СЭС не практикуются.
— Еще как практикуются, — проворчал Загоракис, — так же как и зарплата. Ты удивишься, когда узнаешь, как разбух твой банковский счет.
10 апреля 2220 года летоисчисления Федерации
Земля, Берн
— Доброе утро, Виктор. — Толстяк Штраух улыбнулся пациенту с искренней доброжелательностью. — Думаю, что сегодня мы с вами встречаемся в последний раз…
— Что, для меня уже заказано место на кладбище?
— Способность шутить вернулась — это очень хороший знак, — заметил доктор. — Садитесь в кресло, проведем финальный зондаж.
Кресло мягко охватило спину, ремни, правда, оставались в «норах». Зондаж — процедура безболезненная и почти неощутимая, в отличие от некоторых видов терапии.
Умная машина копалась у него в мозгу, а Зеленский лежал, полностью расслабившись. Месяц, который он провел в реабилитационном центре при штаб-квартире СЭС, ни один нормальный человек не назвал бы отдыхом — сплошные процедуры, тренировки, занятия…
Но для агента СЭС, вернувшегося с задания, все это показалось сущим раем. Ему помогли восстановить физическую форму и кое-какие навыки, не использовавшиеся и поэтому потерянные за время оперативной работы, напихали в голову множество новой информации по методам социального воздействия и — это самое главное — привели в порядок мозги…
— Так, — сказал доктор Штраух, вырывая пациента из плена размышлений, — все закончено. Кресло можете освободить.
— Ну что, я здоров? — поинтересовался Виктор.
— Процентов на девяносто пять, — кивнул Штраух, разглядывая что-то на мониторе, — остатки субличности еще существуют, особенно в области мышечных реакций, но жить им осталось недолго… Все остальные показатели в норме, так что я сегодня же отошлю майору Загоракису рекомендации, позволяющие допустить вас к работе.
11 апреля 2220 года летоисчисления Федерации
Земля, Берн
— Отпуск у тебя ровно месяц, — напомнил Загоракис, — опоздание всего на день повлечет довольно серьезное наказание! И не вздумай сбежать!
— А что, такие случаи бывали? — полюбопытствовал Виктор. Он сидел в кабинете начальства в собственной одежде, той самой, в которой приехал в Квебек три года назад. На поясе висел мобибук с его собственным, еще нижегородским номером, а у ног стояла сумка с вещами.
— Еще как бывали! — кивнул майор. — Некоторые агенты решали, что они теперь самые умные и что можно пожить для себя, используя все, чему научила их Служба!
— И что с ними стало?
— Догадайся сам… — Загоракис скорчил страшную рожу. — Их поставили в угол!.. Тюремной камеры, — добавил он после паузы. — Так что желаю тебе приятного отдыха, и пусть дурные мысли тебя не смущают.
— Всего хорошего, Деметриос, — Виктор кивнул, подхватил сумку и вышел из комнаты.
12 апреля 2220 года летоисчисления Федерации
Земля, Нижний Новгород
Стратоплан из Берна приземлился в аэропорту Нижнего Новгорода ранним утром. Выбравшись из громадного чрева вокзала, Виктор был тут же атакован таксистами. К их большому разочарованию, в это утро Зеленский отдал предпочтение общественному транспорту.
Аэробус, похожий на толстую короткую сигару, неторопливо двигался по городу, а внизу, всего в каком-то десятке метров проплывала земля. В такси тот же самый путь Виктор проделал бы в три раза быстрее, но сегодня ему хотелось именно такого, неспешного путешествия.
Хотелось посмотреть на родной город, в котором не был три года.
Позади остался промышленный район Автозавод, сохранивший название с двадцатого века, когда тут собирали примитивные колесные экипажи, называемые автомобилями. От старого предприятия, занимавшего громадную территорию, мало чего осталось, но обитатели окрестностей по-прежнему гордо именовали себя «автозаводцами».
Аэробус миновал жилой район, где небоскребы перемежались парками, и внизу оказались воды Оки. Реку совсем недавно освободили от остатков мостов, уродовавших берега, и она текла почти в первозданном великолепии. Взблескивали на солнце волны.
Откос показался Виктору таким зеленым, каким он его никогда не видел. Или попросту не обращал внимания?
Деревья стояли сплошной стеной, между ними величественно возносились белоснежные стены древних монастырей, позолотой сверкали кресты. А еще выше, на границе с небом, поднимались громады современных зданий, напоминающие, что сейчас не семнадцатый век, а двадцать третий…
Виктор сошел на площади Минина, около самых стен Кремля, алых и блестящих от покрывающей их защитной пленки. Не будь ее, агрессивная городская атмосфера разрушила бы древнюю крепость еще сто лет назад.
Площадь показалась Виктору удивительно красивой. Пока он тут жил, ему доводилось бывать здесь сотни раз, и он никогда ее пристально не рассматривал. Все выглядело пресным, обыденным и привычным. Должно быть, чтобы осознать прелесть чего-либо, человеку нужно лишиться этого предмета.
Не важно, о чем идет речь — о блюде, другом человеке или даже городе.
Прогулка по пешеходной Большой Покровской превратилась для Виктора в настоящую экскурсию. Ему было интересно все — и крохотный фонтанчик, журчащий перед отстроенным недавно зданием Театра драмы. И старые, облупленные стены домов девятнадцатого века, специально сохраняемые в подобном виде, башенки и зеленая черепичная крыша государственного банка, который возвели с таким размахом, что всем коммерческим от зависти осталось лишь кусать локти… Сумей любой из них заполучить такой офис — мигом обогатился бы.
Все в городе, включая здания, было живым, двигалось и дышало. Замыленный взгляд аборигена никогда не разглядел бы той прелести, которая открылась Виктору, оказавшемуся в роли очень пристрастного туриста.
Или это подготовка в СЭС так обострила его восприятие?
Прогулка закончилась на площади Горького, где Виктор снял номер в гостинице «Козьма Минин». Она считалась одной из самых дорогих, и журналист Зеленский мог побывать тут лишь как скромный посетитель, жаждущий взять интервью у одного из сильных мира сего.
Он не стал ни сильным, ни богатым, но денег на счете — тут Загоракис не обманул — оказалось достаточно, чтобы ни в чем себе не отказывать. Года два, по самым скромным подсчетам.
Портье был сильно удивлен тем, что у постояльца такой скромный багаж, но коридорного в сопровождение все же выделил. Изгнать его потом из номера стоило некоторого труда, но Виктор все же справился с этой нелегкой задачей.
Рухнув на широкую, роскошную кровать, он вытащил мобибук и извлек из его памяти номер.
— Привет! Вот так сюрприз! — послышался после соединения голос Сережки Бардина, старого приятеля и партнера по «Новому Глобусу». Одного из тех, кого Виктор действительно хотел увидеть. — Ты где пропадал столько времени, чертяка?
— Работал, — совершенно искренне ответил Виктор. Применять профессиональные навыки ему не хотелось, но вопросы о работе были неизбежны, как и уклончивые ответы.
— Работал!.. — передразнил его Бардин, в голосе которого звучала неподдельная радость. — Я пытался позвонить тебе несколько раз, но все было бесполезно… Ты что, шпионом заделался?
— Ага, — не стал спорить Виктор, — ловил инопланетных лазутчиков среди нас! Ты слышал небось о «людях в черном»? Вот я из них!
— Молодец! — Бардин хихикнул. — А сейчас ты где?
— В «Минине». — Не обращая внимания на уважительный возглас собеседника, Виктор продолжил: — Давай в субботу соберемся, вспомним старые времена, погуляем. Ты как, не против?
— Можно у меня! — Насчет «погулять» Бардин был большой любитель. — Я позову наших, из «Глобуса», ну а ты — кого захочешь… Но выпивка — с тебя!
— Договорились, — улыбнувшись, ответил Виктор. Одна вещь — любовь к халяве в этом сумасшедшем мире остается неизменной.
16 апреля 2220 года летоисчисления Федерации
Земля, Нижний Новгород
— Ну, за то, чтобы мы всегда возвращались!.. — Бардин, произносивший тост, был уже изрядно пьян, и голос его подводил, хаотично блуждая между высокими и низкими тонами.
— Выпьем! — загалдели не более трезвые собутыльники.
Виктор промолчал, без единого слова поучаствовал в обряде чоканья, после чего опрокинул стопку.
Выдержанный коньяк показался ему безвкусным, точно выдохшаяся минералка.
— Давай, расскажи, где работал? — с трудом ворочая языком, навалился справа бывший начальник, заведующий отделом новостей информационного канала «Поволжье».
— Да, расскажи, — проворковала слева Лидочка, первая красавица «Нового Глобуса». Раньше она Виктора в упор не замечала, теперь же, когда он явился неведомо откуда с кучей денег в кармане, проявила неожиданный интерес.
Виктор молчал — ему было противно. Люди, которые прежде ему нравились, с которыми он вместе трудился и отдыхал, играл на сцене и пил пиво, оказались совсем другими, чем он ожидал.
СЭС привила агенту беспощадно острый взгляд, и смотреть им на тех, кто когда-то был близок, было и вправду больно. Виктор легко проникал под маски, которые раньше считал лицами, и видел там в основном зависть, похоть, алчность, неприязнь…
Положительных эмоций было очень мало, даже в тот момент, когда всем полагалось веселиться, радоваться встрече со старым другом. Виктор мог с легкостью нацепить и на себя маску, безупречно сыграть пьяное удовольствие, но ему не хотелось.
И даже хмель его не одолевал.
— Ну, что ты молчишь? — Лидочка обиделась, ее губки надулись. Заведующий отделом новостей, забыв о своем вопросе, потянулся за закуской.
— А о чем рассказывать? — криво улыбнулся Виктор, — О том, как я горбатился все эти годы?
— Давайте танцевать! — громогласно объявил Бардин, спасая Виктора от необходимости врать.
