IX
Когда я проснулся в комнате, выделенной мне Ларроком, было уже поздно. Настолько поздно, что он сам не стал дожидаться моего пробуждения, а отправился по делам — вероятно, в свою контору. Для меня он оставил короткое сообщение о том, что в его отсутствие я могу пользоваться удобствами его жилища по своему усмотрению, могу погулять по парку, не выходя за его пределы, и вся прислуга будет в моем распоряжении. Меня эти условия вполне устроили.
Я сделал все свои обычные утренние процедуры, после чего мне принесли завтрак, который я съел здесь же, в своей комнате. В качестве прислуги у Ларрока состоят в основном китайцы, плохо говорящие по-русски, несколько лучше по-английски, но отлично все понимающие на обоих языках. Я узнал, что они живут в отдельном домике здесь же на территории парка и почти никогда не покидают эту территорию — за исключением тех, которые занимаются доставкой продуктов. После этого я понял, что говорить с ними особенно не о чем и подумал, что Ларроку и в самом деле должно быть очень одиноко здесь жить.
Делать было нечего. Я изучил все комнаты на обоих этажах, которые не успел посмотреть раньше, и не переставал восторгаться тому, как хозяин все обустроил. Кажется, я побывал уже везде, где только мог, хотя я знаю, что здесь наверняка есть еще много мест, о существовании которых просто так и не догадаешься — вспомнить хотя бы картинную галерею, а я уверен, что это не единственное скрытое место в этом доме. Потом я оделся потеплее и прогулялся по парку. Интересно было бы узнать, что случится, если я попытаюсь нарушить границу, но я решил обойтись без удовлетворения любопытства таким способом. Проходя мимо бассейна, я увидел, что там есть подогрев, и не мог отказать себе в удовольствии искупаться.
Когда я вернулся в свою комнату, то понял, что готов заниматься чем угодно, лишь бы не думать о проблеме, которую мне так или иначе придется решать в ближайшем будущем.
Тем временем я посмотрел на часы и вспомнил, что сейчас Киндицкий будет выступать со своим обращением к народу. Хотя Ларрок и сказал, что оно не будет иметь никакого отношения к наблюдателям и шестому уровню, все же я не мог такое пропустить.
Странно — почему я до сих пор мысленно называю его Ларроком, хотя правильнее было бы все-таки использовать первое имя — Шиловский? Удивительно, но именно он среди других «маймрийцев» все-таки больше воспринимается как человек галактики, а не как землянин. А может, мы не заметили, как он сам создал себе такой имидж — с помощью своей техники или еще каких-то психологических приемов?
Следующие полчаса я смотрел, как Михаил Киндицкий с экрана телевизора ораторствовал на всю страну. Ларрок сказал правду. Он действительно вскрыл многие факты и назвал имена, но эти имена не имеют никакого отношения к наблюдателям. Я понял, что теперь переполошится вся Россия, а за ней и остальной мир. Многие головы полетят, и если Киндицкий после всего этого останется жив, то как минимум должность президента России ему обеспечена. Но это будет только начало, потому что дальше Ларрок планирует начать кампанию по объединению всего мира. Ведь в Галактическом Союзе это воспринимается почти как аксиома — то, что планета, выходящая к звездам, должна быть единой.
Ларрок прав — я не хочу выдавать Центру то, что знаю теперь. Не потому, что меня так уж волнует судьба Земли. Наверное, я просто не встречал еще в своей жизни настолько целеустремленных людей, и не могу поднять руку на то, что строилось на протяжении нескольких лет с такими трудностями и ухищрениями. Ни я, ни Эйнос, ни уже прибывший вероятно хайламец не имеем права его судить. Если он сможет сделать то, что хочет, то вряд ли его действия будут оценены нынешним поколением землян. Хотя бы потому, что они могут ничего не узнать об этих действиях. Они ведь будут считать, что достигли всего сами… Истина о том, что гениев по достоинству оценивают только потомки, как всегда остается верной.
А может, дело вовсе не в этих возвышенных рассуждениях, а в том, что мне уже глубоко наплевать на Организацию — потому что ей, как оказалось, точно так же наплевать на меня?
Я могу думать об этом сколько угодно, и все же моя проблема остается нерешенной. Кому-то так или иначе придется пострадать. И этот кто-то будет выбран среди двоих: меня, Хейла Кайтлена, и Тани Корень. Хайламцы не простят нам смерть своего агента.
Только есть ли выбор? — останавливаю я себя. Если Центру достанусь я, еще есть шанс, что все обойдется, ведь я-то знаю, что невиновен, у меня просто не было для этого убийства достаточного повода. Поручившись за Таню, Ларрок сразу же отметет все претензии к ней. Но если все будет наоборот, то ей уже точно ничего не светит, хотя я в этом случае могу больше не бояться за свою репутацию.
Вдруг понимаю, что ничто не мешает мне сейчас же позвонить Тане. Что я собираюсь ей сказать? Что я нашел предателя, и он предлагает мне сделать выбор? Нет, совсем не это. А что же тогда? Не важно. Просто мне хочется с ней поговорить, и я это сделаю. В конце концов, я сам обещал с ней связаться после встречи с Ларроком.
Даю запрос на связь. Ответа долго нет, и я уже решаю, что Таня сейчас чем-то занята и не хочет, чтобы ее кто-нибудь беспокоил. В общем-то, это не страшно — у меня же нет ничего срочного. Именно когда я об этом подумал, пришло подтверждение связи — почему-то без видеокартинки.
— Алло, кто это там?
— Догадайся!
— Эйбрахамс, это ты! Если бы был кто-то другой, я послала бы его к черту.
— А я уже думал, что твои манеры изменились в лучшую сторону.
— Не так сразу. Это все-таки хорошо, что ты позвонил…
— Я рад это слышать.
— …но давай лучше не тянуть время.
Я понял, что все же выбрал не самый удачный момент.
— Извини, на всякий случай. Я, в общем, просто так позвонил. Хотел услышать твой голос.
— Эйбрахамс, прости, но я не умею отвечать на такие вещи. Меня всю жизнь учили другому…
Но по тону ее голоса я понимаю, что она действительно рада моему звонку. И особенно — тому, что я сделал это ради нее самой, а не ради какого-то дела.
— …и время действительно неподходящее, — заканчивает она фразу. — Ты говорил с Шиловским?
— Я сейчас у него дома.
— И он…
— Ушел с утра в свою контору.
— Я не об этом.
Я понял, что имеет в виду Таня.
— Я не знаю, — могу только гадать, насколько убедительно прозвучал мой ответ. Мне не хочется обманывать ее, но я уверен, что так будет лучше.
Пауза длится секунд десять.
— Хорошо, я разберусь… Пока, скоро увидимся!
Внезапно меня пронзает мысль:
— Таня, ты сейчас где?
— Ближе, чем ты думаешь!
После этого она прерывает связь.
Я могу только догадываться, что произошло. Таня последовала моему совету, проследила связи с Россией и нашла что-то, указывающее на Шиловского? Правда, он говорил, что это невозможно, никаких следов нет… Но ведь даже он мог что-то упустить! Или когда я слегка намекнул ей, она вспомнила о нем что-то такое, чего не знаю я? Все это догадки, и только она одна может объяснить мне, что же произошло на самом деле. Но она не хочет мне это объяснять — или боится, что я начну отговаривать ее? «Ближе, чем ты думаешь.» Она может быть в прибывающем самолете или даже в самой Москве. Что же ты задумала, Таня?
Вспоминаю последний наш разговор. Она не хотела, чтобы я жертвовал собой из-за нее. Совсем не хотела. Что же она могла сделать в связи с этим, кроме того, что открыть другим наблюдателям правду? Например, помочь мне разоблачить предателя?
Только ведь Таня не знает, ЧТО этот человек способен сделать с мозгом другого, и не знает, что его реакции в несколько раз быстрее, чем ее. И еще она не понимает, что этот человек на самом деле вовсе не предатель, а… ну да ладно.
И уж точно она ничего не знает о том, что именно этот человек может сейчас ей помочь!
Если предположить, что такое возможно… к чему может привести ее попытка убить Ларрока?
Замечаю, что рука уже сама нажимает клавишу, чтобы отдать команду повторного вызова. Только я знаю, что это бесполезно, и Таня больше не будет отвечать на звонки. Это предположение подтверждается не больше чем через минуту.
Что же мне теперь делать? Позвонить Ларроку в контору и сказать, что на него возможно покушение? Чего я могу этим добиться? Что он не станет убивать Таню, а просто обезвредит ее, возьмет и привезет сюда? Ведь если он ничего не будет знать, то может действовать согласно рефлексам, чтобы любым способом, включая убийство, устранить опасность, а потом уже разбираться, так ли уж страшна она была. Но даже если он будет знать — могу ли я быть уверен, что он решит ее пощадить? Ведь неизвестно, как у них сложится ситуация и насколько серьезной окажется угроза со стороны Тани — что ни говори, а она все-таки убила Тар-Хамонта! И, развивая эту мысль дальше: если вдруг ей удастся опередить Ларрока, не получится ли, что на ней будет висеть уже два убийства, и тогда — никаких шансов?
Однако, Кайтлен, куда тебя занесло! Стоило только возникнуть предположению, что Таня Корень может попытаться убить Кемпа Ларрока и пошло, поехало… Но почему она должна его убивать? Она сказала: «хорошо, я разберусь». Разбираться совсем не обязательно с помощью оружия. Наверное, она все-таки нашла какие-то факты и приехала в Москву, чтобы найти еще побольше. А сразу пускать в ход пистолеты-лучеметы бессмысленно и глупо.
Хотя Таня — как раз тот человек, что способен применить оружие, не тратя время на долгие разбирательства…
Естественно, я так никуда и не позвонил. Еще несколько попыток связаться с Таней ни к чему не привели, а беспокоить Ларрока в конторе я раздумал. Я потратил несколько часов впустую, стараясь отвлечься от неприятных предчувствий. Так я дождался наконец того момента, когда компьютер сообщил о прибытии хозяина.
Судя по тому, насколько быстро он появился в дверях моей комнаты, это было первое, что Ларрок сделал после возвращения.
— Вижу, ты уже освоился на новом месте?
— Да, уже чувствую себя как дома.
— Что-то случилось, пока меня не было?
Кажется, он уловил мое беспокойство.
— Нет, ничего особенного. А у тебя?
— Ничего, что не было бы запланировано.
Я понял, что он не верит мне. В конце концов, он может прослушать мой разговор с Таней и сам сделать выводы. По крайней мере, до сих пор еще ничего не произошло, и беспокоиться вроде бы не о чем.
— Я смотрел выступление Киндицкого, — говорю я, чтобы переключиться на другую более приятную для Ларрока тему.
— Убедился, что он ничего не сказал про наблюдателей?
— Да. Если кто-то и мог из-за него тебя заподозрить, теперь это отпадает.
— Как я и говорил. Что еще можешь о нем сказать?
— Он производит впечатление умного и сильного человека. Он такой и есть, или это ты его вымуштровал?
— Ты теперь будешь приписывать мне все, что есть хорошего у землян? Хейл, люди этой планеты и сами на многое способны. Только иногда им нужен катализатор, чтобы дать первоначальный толчок и ускорить процесс.
— Ты и взял на себя роль такого катализатора. Кажется, у тебя неплохо получается. Правда, не мне судить.
— Почему бы и не тебе? Ты же можешь смотреть на все это просто с точки зрения человека, не важно какого происхождения, а не с точки зрения наблюдателя?
— В последнее время я и пытаюсь это сделать. Только уже слишком поздно мне менять точку зрения. Если бы все это произошло раньше, я мог бы оказаться на твоей стороне, а теперь я и гожусь разве что на роль наблюдателя.
— Не надо себя недооценивать, Хейл. Ладно, продолжим позже. Я пойду к себе, если что-то нужно — дай знать.
С этими словами Ларрок вышел из комнаты.
Я возвращаюсь к компьютеру, чтобы продолжить прерванную прогулку по Интернету без какой-то определенной цели. Так продолжается полчаса, и все это время я постоянно возвращаюсь к мысли: прослушал ли Ларрок мой разговор с Таней, и какие выводы он из него сделал? Наконец он сам прерывает эти мысли:
— Хейл, тут пришел запрос от Лены.
— Она что, со мной хочет поговорить?
— Не думаю. Но тебе будет интересно послушать наш разговор. Включи у себя воспроизведение с моей машины.
— Ладно.
Я включаю — и теперь на мой компьютер отображается все то, что происходит сейчас у Ларрока. Он активирует связь, но она по каким-то причинам идет без визуализации. Я могу слышать их разговор:
— Привет, Лена.
— Иван, привет. Мне надо срочно с тобой поговорить!
— Говори.
— Не по связи. Мы же можем встретиться?
— Можем и встретиться. Приезжай, ты знаешь куда.
— А раньше ты говорил, что мне не стоит у тебя появляться!
— Времена меняются. Теперь я могу себе позволить то, что не мог раньше.
Недолгое молчание.
— Может, лучше на той квартире? Я все равно туда собиралась. Ты же помнишь адрес?
— Помню. Хорошо, давай там. Мне просто не хотелось выходить из дома, к вечеру жутко похолодало.
— Но ты же придешь, Иван? Ради меня?
— Если то, что ты хочешь сказать, стоит того…
— А раньше ты бы ответил иначе!
— Я уже сказал — времена меняются.
— Вот как? Ну, хорошо. Оно того стоит.
— Я буду через час. Устроит?
— Да. Приходи, я жду!
— До встречи.
Почти сразу же после окончания связи у меня на экране появляется лицо Ларрока:
— Ты все слышал?
— Да. Зачем это было нужно?
— Я ожидал именно такого разговора, и мое предположение подтвердилось.
— Какое предположение?
— Лена пошла твоим путем и немного подозревает меня. Сейчас она хочет поговорить и надеется при этом вытянуть из меня правду. Придется ее разочаровать.
— А ты не боишься, что она задумала что-то такое… Ты же сам говорил, она хитрая.
— Не боюсь, — просто ответил Ларрок. — Поедешь со мной?
— Я? Зачем?
— Ты не хочешь?
— Ну… вообще-то хочу. Не ожидал такого доверия с твоей стороны. Хочешь сделать меня своим сообщником?
— Пока меня не раскрыли, это не имеет значения. А если раскроют, тебе от этой поездки хуже не станет. Так едешь или нет?
— Еду.
Уже когда мы выходили из дома, я спросил:
— Иван, этот адрес — тот самый, где вы занимались… ну… — у меня не поворачивается язык выговорить это по отношению к Лене.
— Тот самый. Я тебя не обманул, ты это уже понял?
— Не знаю, по вашему разговору… Ты поэтому хотел, чтобы я все слышал?
— В том числе и поэтому.
Интересно, а что думают о своей дочери родители Лены? Считают ее образцом девственности и чистоты? Но ведь настолько близкие люди не могли не почувствовать ее настоящую сущность! Так может, Ларрок не прав, и ее сущность совсем не такая? Или просто они относятся к этому совершенно спокойно?
Впрочем, это один из тех вопросов, ответ на который я скорее всего никогда не узнаю.
* * *
Очевидно, Ларрок не хотел лишних свидетелей, поэтому сам вел машину — на этот раз совершенно заурядный «Москвич». По дороге я поинтересовался, сколько всего машин у него в гараже, но он отшутился и не дал точного ответа.
Когда мы остановились и вошли в дом, меня охватило волнение. Снова возникло ощущение, что скоро произойдет что-то очень важное — вот только непонятно, какую роль в этом предстоит сыграть мне. Еще когда мы садились в машину, я заметил, что Ларрок прихватил с собой парализатор, и понял, что он ожидает чего-то посерьезнее простого разговора. Но не стал задавать по этому поводу лишних вопросов.
— Я давно хотел спросить — какая была твоя роль в убийстве советника Вольского? — в подобных ситуациях почему-то в голову лезут совершенно посторонние мысли.
— Ты хочешь знать, повлиял ли я тогда на Руменова? Я только немного подтолкнул его. От советника нужно было избавиться, он действительно узнал кое-что лишнее. Если бы это всплыло, у землян началась бы неадекватная реакция и весь план мог рухнуть.
— Интереснее было бы узнать другое. Почему Руменов решил, что советнику можно доверять?
В этот момент мы вышли из лифта и остановились напротив нужной квартиры. Мой вопрос так и остался без ответа.
Ларрок вытащил ключ и повернул его в скважине.
— Замок остался тот же, — заметил он между прочим. — Хейл, прошу об одном: постарайся не вмешиваться. А если уж совсем не сможешь сдержаться, то хотя бы подумай перед тем, как будешь что-то делать.
Затем он резко толкнул дверь от себя.
Мы вошли в прихожую, разделись, но обувь не сняли. Квартира выглядит вполне ухоженной и пригодной для жилья, и все-таки возникает впечатление, что сейчас она пуста и необитаема. Возможно, из-за отсутствия одежды на вешалке, хотя в большей степени, пожалуй, из-за ничем не нарушаемой тишины. Наверное, мы приехали сюда раньше Лены, хотя ее последняя фраза — «приходи, я жду» — скорее говорила о том, что она должна встретить здесь Ларрока, а не он — ее.
Проходим по коридору, и останавливаемся возле одной из трех совершенно одинаковых дверей.
— Я войду первым, не спеши за мной, — говорит Ларрок. Потом он открывает дверь и делает шаг вперед.
Заглядывая через его спину, я вижу Лену, сидящую на стуле в другом конце комнаты. Увидев Ларрока, она собралась и как-то внутренне напряглась. Потом она замечает меня:
— Тони?! — в этом возгласе одновременно звучит и удивление, и испуг, и попытка понять. — А ты что здесь делаешь?
— Мы же собирались как-нибудь встретиться, ты еще помнишь?
— Я предложил ему пойти со мной, и он согласился, — Ларрок делает еще шаг вперед, так что теперь и я могу пройти в комнату. Дверь за собой на всякий случай оставляю открытой.
— Ближе не подходи! — в один момент в руках Лены оказывается лучемет.
Ларрок останавливается на месте. Лена опускает глаза, чтобы смотреть ему не в лицо, а в ноги. Кажется, она знает, чего нужно опасаться. Я отхожу немного в сторону и тоже замираю.
— Это и называется у тебя разговором? Может, ты объяснишь, в чем дело? — спрашивает он.
— Я надеюсь, что ты кое-что мне объяснишь.
— Я попробую, если ты будешь осторожна с оружием. Эта штука совсем не нужна для нашего разговора.
— Так у меня больше уверенности, что я получу ответы на вопросы.
Сейчас Лена совсем не похожа на ту, какой я знал ее раньше, еще когда считал стопроцентной землянкой. И я предпочел бы, чтобы она оставалась такой, как тогда.
Не поднимая глаз, она обращается ко мне:
— Тони, зачем все-таки ты здесь? Вы с ним заодно?
— Моя профессия — наблюдатель. А настоящие наблюдатели ни во что не вмешиваются.
— Тогда стой, где стоишь, и не вмешивайся, — Лена переводит дух и начинает: — Его звали Анри Преве. Он работал во Франции в организации, занимавшейся разными усовершенствованиями для ракетных двигателей. Год назад он побывал в России, чтобы обменяться опытом. Через неделю он был уже в Америке, посетил мыс Канаверал, встречался почти со всеми видными фигурами НАСА. Но самой главной была его беседа с Кеном Дугалом, ведущим разработчиком кораблей, которые будут стартовать на Марс с лунной базы «Купол». После этой беседы Дугал предложил внести небольшое дополнение в строящуюся взлетную полосу «Купола». Это дополнение превращает ее в площадку с возможностью антигравитационного старта. Потом Преве вернулся во Францию. Через месяц он умер от инфаркта, — Лена посмотрела на меня: — Тони, я знаю, что ты занимался «Куполом». Но не ты один.
Я вспоминаю, как когда-то мы с Леной обсуждали эти вопросы и она говорила, что собирает все новости о Лунном Городе. Теперь ясно, что она тогда имела в виду.
Жалко, что я не могу видеть сейчас лицо Ларрока. Хотя не сомневаюсь, что он, как обычно, сохраняет хладнокровие.
— Ты хотела рассказать мне, что земляне получили антигравитационную технологию, — говорит он. — Это я понял. Но зачем же держать меня под прицелом?
— Прекрати эту комедию, Иван. Когда Преве был в России, ты заложил в его подсознание принципы работы антигравитатора. Потом он, сам этого не понимая, поделился ими с Дугалом. Так было дело?
— Ты знаешь, что не так. Лена, послушай меня. Тебе пришла в голову эта идея, ты сейчас возбуждена и не видишь других вариантов. Успокойся, подумай хорошо, и ты поймешь, что ошибаешься.
— Мне не нужно больше думать. Я знаю, КАК ты это делаешь.
По тому, как была сказана эта фраза, я понял, что Лена действительно имеет какое-то представление о технике кшенух.
— Временный координатор Кемп Ларрок, подданный Чаума, ты нарушил Инструкцию. Я обвиняю тебя в предательстве Организации галактических наблюдателей, совершенном совместно с Хьеном Пунподом, подданным Маймры. Ты должен следовать за мной и находиться под арестом до восстановления сообщения с Центром, после чего ты будешь доставлен в Порт. Если подозрения окажутся ошибочными, ты вернешься на свое место и твоя репутация не пострадает. Хейл Кайтлен, ты обязан помогать мне как руководителю расследования при задержании Ларрока.
Говоря все это, Лена была бы великолепна, если бы еще не ее вынужденно опущенный взгляд. Я почувствовал, что и я, и сам Ларрок недооценили эту девушку.
— Лена, ты не там ищешь, — сказал он.
— Ты ничего не теряешь. Если ты чист, у тебя нет причин сопротивляться. Если нет — я все равно не дам тебе такой возможности. Медленно подними руки вверх, развернись и иди вперед.
— Я никуда не пойду.
— Это будет равнозначно попытке к сопротивлению. А при попытке к сопротивлению я буду стрелять. Ответственность за последствия я беру на себя.
— Большая смелость с твоей стороны. Центр тебе этого не простит.
Ларрок делает шаг вперед, навстречу Лене.
— Еще один шаг, Иван, и мне придется выстрелить!
— Тогда стреляй.
Пожав плечами, он еще сокращает дистанцию.
В следующий момент сияющий луч на миг освещает помещение. Но на долю секунды раньше Ларрок падает влево, уходя из-под прицела. Приземляясь на локоть, он поворачивает голову, и я вижу его загадочно-довольную улыбку. Повинуясь рефлексу, Лена бросает взгляд на него.
В тот же миг их глаза встречаются.
— Лена, все хорошо! — успокаивающе говорит Ларрок. — Ничего страшного не случилось. Пришло время успокоиться. Тебе ничего не угрожает.
Он встает и подходит к ней, все так же смотря прямо в лицо. Она уже не может отвести от него взгляд, который стал совершенно отрешенным. Наверное, я выглядел так же, когда Ларрок проник в мое сознание во время нашей беседы у него дома.
Потом лучемет выскальзывает у Лены из рук и падает на колени. Ларрок опускается перед ней, положив руки на ее плечи.
— Все хорошо, моя девочка. Тебе почудился кошмар. Но это только фантазия, плод твоего возбужденного воображения. Сейчас ты успокоишься, и он уйдет из твоей головы.
Лена застывает на стуле, ее глаза кажутся стеклянными.
— Вот и все, Хейл. Я же говорил, что бояться нечего.
— Ты говорил про барьер. Но она все-таки выстрелила.
— Если бы не барьер, не было бы никаких разговоров. Она просто врезала бы мне парализатором, и тебе тоже — за компанию. Действие любых психологических методов редко бывает абсолютным, ты должен это знать.
— Она нашла этого Преве, значит, могут найти и другие, — замечаю я.
— Я просто еще не успел замести все следы. У Эйноса был последний шанс поймать меня. Он его упустил.
Тут в комнате становится в два раза светлее, и это сияние сопровождается звуком, показавшимся мне взрывом. На моих глазах голова Ларрока разлетается на куски, кровь летит во все стороны, забрызгивая обои на стенах и неподвижно сидящую на стуле Лену. В голове проносится мысль, ни к чему не привязанная: Таня переняла от Тар-Хамонта любовь к мощному оружию.
Потом я вижу ее, входящую в комнату, с усиленным лучеметом типа «Хельт-М» наперевес и довольной, слегка зловещей улыбкой на лице, и тут до меня доходит, ЧТО она сделала.
— Таня, зачем?.. — после этого большого вопросительного знака я не могу больше ничего выговорить.
Она переводит взгляд с падающего обезглавленного тела Ларрока на меня:
— Хейл, ты здесь?!.. Я не ожидала… но я очень рада!
— Таня, зачем ты это сделала? — я повторяю свой вопрос.
— Он же предатель! Он сознательно нарушил все принципы работы наблюдателя… все инструкции Организации…
— С каких это пор тебя волнуют инструкции и Организация?
— Хейл!.. они меня не волнуют. Только ты!..
Я смотрю на Таню — и знаю, что это чистая правда.
— Им больше незачем тебя в чем-то подозревать! Никто не станет тебя отзывать и ни в чем обвинять. Они после этого даже забудут убийство Тар-Хамонта. Хайламцы много о себе воображают, но они не дураки!
Мне хочется верить, что все так и будет, потому что мозг отказывается рассматривать те варианты, при которых все может быть иначе. Но я точно знаю одно: если выстрел в Тар-Хамонта протянул ниточку между мной и Таней Корень, то выстрел в Ларрока превратил эту ниточку в цепь. Разорвать ее по-прежнему легко — если, конечно, может быть легко предать самого себя.
— Пойдем отсюда! — она берет меня за руку.
— Таня, ты сама не знаешь, что ты сделала! Этот человек… — я вдруг останавливаюсь. Сказать, что он был ее надеждой на спасение, и вместе с тем дать ей понять, что она собственными руками уничтожила эту надежду, было бы слишком жестоко. И я говорю совсем другое: — Он был намного лучше всех тех, которые считали его предателем.
— Но… зачем ты тогда все это делал? Ты же сам столько искал его, нашел, и теперь вот это говоришь…
Какая-то часть мозга автоматически отмечает, что Таня не спрашивает о причинах изменения моего отношения к предателю, но я сейчас не в состоянии думать о том, что это может означать.
— Да, я нашел его и понял, что я был не прав! И все мы были не правы. И больше всего — наша Инструкция, — слова приходят в голову сами собой. — Только слишком поздно я все это понял…
— Хейл, забудь! Что сделано, то сделано.
Я перевожу взгляд на труп:
— Он действительно был очень сильный человек… И никто не хотел его понять.
— Его больше нет. А я здесь. И я люблю тебя!
Ощущение такое, будто меня ударило током. Или молнией — как сказал бы Ларрок.
— Таня, повтори еще раз! — я поворачиваюсь к ней.
— Я люблю тебя, Хейл!
Я чувствую, как из глаза медленно начинает выкатываться слеза, а голова идет кругом. Я знаю, что сейчас, наверное, делаю очень большую глупость, но не могу и не хочу себя останавливать, и говорю:
— И я тебя, как никогда в жизни!
И в тот же миг все нерешенные проблемы кажутся мелочью, и я чувствую, как меня уносит — я не знаю куда, но не сопротивляюсь. Знаю только, что теперь цепь уже не разорвать.
Потом мы стоим обнявшись, и проходит время, прежде чем я наконец задаю вопрос:
— Таня, что теперь будет?
— Не знаю, Хейл. Но есть еще два дня.
— Что ты имеешь в виду?
— Не меньше двух дней, до того как сюда доберутся хайламцы. Это время в полном нашем распоряжении.
— Это немало, — усмехнувшись, говорю я. — За два дня можно прожить целую жизнь.
— Мы можем ее прожить. Только вдвоем.
— Да. Только не нужно терять время. Два дня могут пройти очень быстро.
— Тогда чего же мы ждем?
— Вот уж не знаю, — я пожимаю плечами, и мне хочется как можно скорее покинуть эту комнату.
