К тому времени, когда я вернулся к себе, ситуация определилась окончательно. Я оказался прав — все порты вышли из строя, и во всех отсутствовал именно блок дестинации. Один из наших, больше других смыслящий в этой технике, заметил, что по конструкции энерготранслятора этот блок отсоединить гораздо легче любого другого. В принципе, это может сделать человек, ничего не понимающий в достижениях седьмого уровня — человек, которому просто хорошо объяснили, что и в какой последовательности нужно сделать. Значит, двенадцать таких человек по условному сигналу в одно и то же время извлекли дестинаторы и, вероятно, доставили их в условное место — к руководителю всей операции. В результате несколько сотен наблюдателей оказались полностью отрезаны от Центра. Интересно, каким образом они вывели из строя спутники? Например, запустили четыре ракеты с четко заданными целями? Почему бы и нет, собственно говоря?

Хайламцы доберутся сюда через несколько дней. И я знаю, что независимо от ситуации на тот момент, независимо от моих или еще чьих-то действий результат для меня будет одинаковым. Они сразу же заберут меня в Центр, не важно под каким предлогом — будет это соучастие в убийстве их агента или просто моя психологическая неустойчивость. Потом хорошенько поковыряются в моей памяти и отправят домой. Вероятно, это ждет не только одного меня. И дело не в самой перспективе, которая не так уж сильно меня пугает. Дело именно в безысходности — в том, что для Организации уже не имеют значения мои дальнейшие действия. И если я даже приведу им за ручку второго предателя, это все равно ничего не изменит. Разве что вначале меня все-таки похвалят, для видимости. А потом спросят Эйноса, имел ли я отношение к убийству Тар-Хамонта, и он скажет — да, имел! А я скажу… впрочем, это не стоит произносить в присутствии приличных людей.

Я вдруг заметил, как неожиданно ненависть — впрочем, ее давно уже нет, скорее неприязнь к предателю — отошла куда-то на третье место и пропала, уступив место уважению и восхищению этим человеком. Его план был просто гениальным. Пока мы тратили время на детские игры в охоту на ведьм и прослеживание всех связей группы «Эй-Экс», которая была исключительно показушной организацией, он тщательно готовился к действиям. И когда подошло время, он запустил свой план, уже первым шагом которого лишил нашу организацию центра и сильно снизил ее дееспособность. Какими же будут второй и третий шаги? С уверенностью я могу сказать только одно: последним шагом он предполагает провозглашение Земли планетой шестого уровня. С последующим принятием ее в Галактический Союз — не как колонии, а как равноправного партнера. Тот самый путь, который предполагал для своей родины Чед Моллинес.

И у меня больше не поворачивается язык называть его предателем. Потому что он-то как раз остался верен своей родине — Земле. Он решил сделать то, что еще недавно я бы посчитал невозможным. И сейчас близок к цели, как никогда.

Я подумал о том, что пора в конце концов поговорить с Ларроком, но тут Диана сообщила, что на связь ко мне рвется Таня Корень. Мне совсем не хотелось заставлять ее ждать.

— Таня, привет!

— Привет, Эйбрахамс. До меня только что дошла новость о неработающих Портах.

— И что ты об этом скажешь?

— Этот сукин сын всех нас поимел! Что бы мы о нем ни думали, но он — гений!

— Я полностью с тобой согласен. Какие новости из «Экстроникс»?

— Прототип «Сфинкса», о котором ты рассказывал, по слухам уже функционирует. Не знаю пока где, но узнаю.

— Потрясающе! Еще?

— Ищем следы притока информации. Но их нет!

— Что значит — нет?

— Нет — значит нет! Впечатление такое, будто они все это придумали сами.

— Этого не может быть!

— Почему? Разве земляне ни на что не способны?

— Способны, конечно… но не сейчас, а хотя бы лет через двадцать. И настолько большое сходство с нашим просто невозможно. Я не верю в такие совпадения.

— Эйбрахамс, мы будем искать еще. Я сделаю все, что смогу.

— Я понимаю. Только это ничего не изменит.

Таня просто смотрит на меня в упор, ничего не говоря.

— Не изменит для нас с тобой. Скоро прибудут хайламцы, и нас вышвырнут.

— Но ты ведь ни в чем не виноват, Хейл!

— Я виноват только в том, что хотел спасти тебя. Но Эйнос смотрит на это немножко по-другому.

— Но ты можешь сказать ему правду. Черт возьми, я же ни о чем тебя не просила!

— Может, и не просила. Но я все равно не скажу ему правду.

— Почему, Хейл? Неужели ты испортишь себе жизнь из-за меня? Я этого не стою. Я всего лишь вредная испорченная девчонка!

— Нет, Таня. Это все Тар-Хамонт вбил тебе в голову. Даже если ты и испорченная, ты все равно лучше их всех. И поэтому ты того стоишь.

— Неправда, Хейл!

— Правда!

Мы смотрим друг другу в глаза, взглядами говоря больше, чем можно было бы сказать словами. И я знаю, что Таня благодарна мне, потому что я сейчас сказал ей то, чего она никогда не слышала и не надеялась услышать ни от одного человека. И она готова сделать все, что угодно, чтобы помочь мне.

— Что ты теперь собираешься делать? — спрашивает наконец она.

— Хочу поговорить с одним человеком. С Шиловским.

— Который теперь наш временный координатор?

— Да. Нужно задать ему несколько вопросов. Может быть, придется отправиться к нему в гости.

Мне показалось, что Таня поняла намек.

— Ты хочешь, чтобы я продолжала искать?

— Если ты сама этого еще хочешь — ищи. Проверь связи с Россией.

— Думаешь, это что-то даст?

— Сомневаюсь. Ты же спрашиваешь — я и отвечаю.

— Хорошо. И вот что, Хейл. Запиши мой номер.

Я широко улыбаюсь и записываю. Раз Таня решила дать свой номер значит, теперь она доверяет мне. Целиком и полностью.

— Я обязательно свяжусь с тобой после разговора с Шиловским. Тогда и подумаем, что нам делать дальше.

— Хейл! Ни пуха ни пера!

— К черту! И тебе удачи!

Я чувствую, что на душе после этого разговора стало намного легче. Когда-то я думал, что только Лена пытается меня понять. На самом деле она не пыталась, а всегда меня понимала, и еще много чего понимала, даже такое, о чем я и сам не подозревал. А Таня, может, и не все понимает, зато теперь она верит мне, а я могу верить ей, и нам не нужно ничего друг от друга скрывать. Это хорошо, когда есть человек, от которого можно ничего не скрывать. Не всегда можно найти в жизни такого человека. Но если нашел — надо держаться за него обеими руками, пусть даже и в ущерб чему-то другому.

Однако, я все-таки собирался связаться с Ларроком, и не нужно это оттягивать. Почему-то у меня есть неприятное предчувствие, что его сейчас не будет на месте, а этого мне совсем не хочется. Хочется решить все как можно скорее. Нахожу его номер — надеюсь, в последнее время у Ларрока не было причин его менять.

— Диана, активируй связь. Иван Шиловский, Москва.

— Связь установлена.

К счастью, в этот раз предчувствие не подтверждается — в последнее время обычно бывало наоборот, вспомнить хотя бы найденный мной труп Тар-Хамонта. Бывают моменты, когда становишься недоволен своим шестым чувством.

— Здравствуй, мистер Эйбрахамс, — говорит Ларрок по-английски, и я понимаю, что он в курсе всех событий. Иначе быть и не могло. Он всегда быстро ориентируется в ситуации.

— Привет, Иван. Слышал, ты теперь наш временный координатор?

— Эйнос не так уж давно оказал мне такую честь. Раньше, наверное, он выбрал бы Тар-Хамонта, но теперь, сам понимаешь…

— Гордишься, небось, своей должностью?

— Ты думаешь, я так уж этого хотел? У меня хватает своих проблем, а теперь на меня повесили проблемы всей нашей организации. Немножко гордости, конечно, есть, не без этого, все мы грешны. Как твои дела? Дошел слух, что Эйнос дал тебе наконец полную свободу действий?

— Да, но от этого не легче. Он опять меня подозревает.

— Тони, я так и не извинился перед тобой за ту игру, которую мы затеяли. Теперь, наверное, это уже слишком поздно и тебе совершенно ни к чему, но все-таки…

— Ты прав, это действительно ни к чему. Лучше поговорим о том, что более важно в настоящий момент.

— Я тебя слушаю.

— Знаешь, у меня остались хорошие воспоминания о твоей усадьбе. Хотелось бы побывать там еще раз.

— Понимаю, она способна произвести впечатление. Но сегодня ты уже не успеешь. Прилетай к завтрашнему вечеру.

Я посмотрел Ларроку в глаза, но они остались непроницаемы.

— Прилетай, я дам тебе несколько советов как адвокат, — добавляет он.

— Спасибо. Поговорим на месте. Я так понимаю, ты сейчас занят.

— Правильно понимаешь. Ты оторвал меня от одного важного дела. Разумеется, это не проблема — уделить несколько минут старому другу.

— Как старый друг, не стану тебя больше отвлекать. До встречи.

— До завтра, Эйбрахамс!

Закончив разговор, я некоторое время сижу в раздумье. Завтра так или иначе состоится встреча, на которую я возлагаю большие надежды. Впрочем, о чем это ты, Кайтлен? На что ты собрался надеяться?

И все-таки, если я прав, то завтра многое может решиться. Если же и нет, то я много не потеряю. Скажем прямо — мне здесь уже почти нечего терять.

Москва встретила меня холодом, который быстро заставил пожалеть, что я не взял из одежды что-нибудь потеплее плаща. Дождя сейчас нет, но небо выглядит так, что вполне можно ожидать даже снег, а мороз неприятно вонзается в тело острыми иголками. Что-то слишком быстро в этом году наступили холода.

Я еще не успеваю дойти до здания аэровокзала, как ко мне подкатывает черный «Мерседес» и останавливается рядом. Дверца открывается, и шофер демонстрирует улыбку во все лицо:

— Мистер Эйбрахамс? — он даже обращается ко мне по-английски. Ларрок никогда ничего не упускает, даже если это может показаться незначительным.

— Это я, — даю простой утвердительный ответ.

— Босс сказал, что вы прибудете на этом самолете. Садитесь, я отвезу вас к нему в усадьбу.

Не помню, чтобы я сообщал, на каком самолете прилечу. Собственно говоря, я и сам этого не знал. Но такие мелочи не составляют проблемы для Ларрока. Хотя я не удивлюсь, если на самом деле этот шофер ждал меня уже давно и присматривался к каждому самолету.

— Поехали, — я занимаю место в машине.

Здесь я наконец-то могу согреться. Машина неторопливо движется московскими улицами. Шофер, похоже, не расположен к разговору. Мне тоже особенно не о чем с ним болтать — я не из тех, кто говорит просто чтобы размять язык, хотя в хорошем настроении иногда могу дойти и до этого. Но теперешнее настроение хорошим уж точно не назовешь. Скорее, оно у меня сейчас вообще отсутствует.

Когда мы въезжаем в пределы усадьбы, я вижу, что почти все листья с деревьев уже опали, и парк совсем не вызывает того восхищения, что раньше. Впрочем, видно, что за ним следят — на дорожках нет мусора, все они вычищены, а под деревьями листва оставлена лишь там, где она не портит картину. Наверное, Ларрок вложил во все это немалые деньги — но он может себе это позволить, и не только благодаря тому, что он получает из Центра — если ему вообще нужно что-то оттуда получать.

Когда машина останавливается на центральной аллее напротив дома, я вижу, что сам хозяин спешит мне навстречу. В отличие от Тар-Хамонта, ему никогда нельзя было отказать в вежливости и гостеприимстве.

— Привет, Тони, — говорит он, пожимая мою руку. — Как долетел?

— Спасибо, хорошо.

— Предлагаю пройти в дом, сегодня слишком холодно для прогулок на воздухе.

Мы входим в дом, но на этот раз не в таинственную комнату, проход в которую скрыт за стеной, а в другую, где, наверное, Ларрок обычно и принимает гостей. Опускаемся в мягкие кресла. Напротив меня стоит фигурный шкаф со встроенным видеоцентром. У другой стены — большой аквариум с соответствующих размеров обитателями — не только рыбами, но и черепахами и, кажется, парочкой водяных змей.

— Скажи, ты сам обставлял все свои помещения?

— Я нанимал дизайнера, но в основном он просто следовал моим указаниям. Что, нравится?

— Великолепно. Я сам хотел бы жить в таком доме, но у меня бы не хватило терпения все это создать.

— Терпение не обязательно. Ты вполне можешь купить дом не хуже этого, а то и получше.

— Знаю, но эффект будет не тот.

— Это верно. Я сделал своими руками практически все, что имею. В некотором смысле можно сказать, что я доволен собой.

— В некотором смысле?

— Мне всего только двадцать семь лет. Конечно, я уже достиг немалого, но основная часть жизни еще впереди. Поэтому рано говорить о полном удовлетворении.

— Логично. Но кое о чем можно будет поговорить уже в ближайшее время.

— Ты для этого сюда и приехал — чтобы поговорить.

— Верно, Иван. Мне интересно, каким будет следующий шаг — после уничтожения спутников и вывода из строя Портов.

— Так вот ты о чем? Хорошо, я скажу тебе кое-что…

Я поднимаю голову, чтобы посмотреть ему в глаза, когда он будет это говорить. Смотрю — и в следующий миг все остальное вдруг исчезает. Я вижу два больших темных круга, две дыры, которые что-то мне напоминают. Что же именно? Обращаюсь к памяти, но воспоминания уплывают вдаль, хочу дотянуться до них, зацепиться — и не могу. Две дыры сливаются в одну, я приближаюсь к ней, она вдруг превращается в огромную воронку, которая втягивает в себя все вокруг. Пытаюсь удержаться на краю, но никаких сил нет, меня легко переносит через него и увлекает в темную глубину…

Я падаю в колодец. Я знаю, что в этом колодце нет дна, и я могу падать бесконечно долго. Но это совсем не важно. Это значит только то, что я не разобьюсь. Больше ничего. Есть только темнота вокруг, но она пуста, поэтому она меня не интересует. Я просто падаю. Не знаю, почему и зачем, но мне все равно. Потому что у колодца нет дна.

Вдруг поднимаю голову вверх и вижу чье-то лицо. Кто-то смотрит на меня с вершины колодца. Я падаю, но лицо не удаляется, и сейчас это совсем не кажется мне странным. Что вообще может быть странным в мире, существование которого предопределено с момента возникновения?

Но тут я понимаю, что это лицо может исчезнуть в любой момент, и мне становится страшно. Потому что тогда я навсегда останусь один в этом бездонном колодце. И никогда больше никто не сможет вытащить меня отсюда. Дело не в том, что мне очень хочется, чтобы меня вытащили. Пугает сам факт, что такая возможность может исчезнуть. Навсегда.

— Не уходи! — кричу я этому человеку.

Но я знаю, что он не может меня услышать. Мой голос не выйдет за пределы этого колодца. Ничто не может выйти из черной дыры. А колодец — и есть черная дыра.

Неожиданно я вижу, что он протягивает мне руку. Хотя кажется, что он очень далеко, но рука движется ко мне, и вот она все ближе и ближе, пока наконец я не понимаю, что смогу до нее дотянуться. И я тянусь, испытывая невыносимый страх оттого, что человек может надо мной подшутить и убрать руку в последний момент, а потом исчезнуть и сам. Но нет — я все-таки касаюсь ладони, и она кажется странной на ощупь, будто сделана из ваты. Я боюсь, что такая слабая рука не удержит меня, но вдруг она дергает со всей силы, и я лечу вверх, и по мере моего движения стены колодца расплываются, теряя форму…

Сижу в кресле, и перед глазами все еще плавают темные круги. Ларрок застыл в неподвижной позе напротив меня, держа в руке бокал с каким-то дорогим вином. Его глаза больше не напоминают две черных дыры. Сейчас он улыбается, хотя и весьма загадочной улыбкой.

— Что это было? — спрашиваю я. В первый момент слышу голос будто со стороны. Потом это проходит.

— Та самая «техника кшенух». Она позволяет управлять не только своим мозгом, как многие думают. Нас всех обучают простым способам воздействия на людей, но эта штука гораздо сильнее.

— Что же ты сейчас сделал с моим мозгом? Я как будто ничего не замечаю. Наверное, так и должно быть?

— Я ничего тебе не сделал, Тони. Только посмотрел кое-что, что было для меня важно, и то, что я увидел, меня удовлетворило.

— И что же ты увидел?

— Ты пришел не для того, чтобы выдать меня Центру.

— Ты действительно в этом уверен?

— Я уверен, что сейчас ты не хочешь этого делать.

— Странно, лично я сам ни в чем не уверен.

— Ты поймешь это… чуть позже.

Я чувствую, что немного вина не повредит и мне.

— Теперь я знаю, как ты создавал свою картину, ту, что с черной дырой. И что еще позволяет техника кшенух?

— Многое. Она дает полный контроль над мозгом, и через него — над телом. Я могу избавляться от ненужных мне воспоминаний и эмоций. Могу делать это не навсегда, а на время, которое сам определяю. Могу внушить свою волю другому человеку, заставить его сделать то, что мне нужно, а потом все забыть.

— Даже такому, как я?

— С наблюдателями труднее, чем с землянами. Тут многое зависит от эмоционального и психического состояния. Сейчас я мог сделать с тобой все, что угодно, но мне это не нужно.

— Что же тебе нужно?

Ларрок рассеянно окидывает взглядом комнату.

— Когда ты догадался, что это я?

— Я подумал, что у тебя слишком уж все удачно получилось с группой «Эй-Экс».

— Ты считаешь, что честным путем мы на такое не способны?

— Сделать все до такой степени чисто, чтобы не осталось ни одного свидетеля и доказательства — вряд ли реально даже для тебя.

— Но поводом послужило не это. Что-то другое натолкнуло тебя на мысль.

— Да, верно. Я смотрел новости об убийстве премьера. Когда показывали Киндицкого, сработала ассоциация и я вспомнил тебя. Я понимаю, что это не доказательство, но что-то сказало мне, что на этот раз я не ошибаюсь.

— Ваша ошибка в том и была, что вы искали доказательства. Если бы вы еще раньше попытались подойти к проблеме с психологической точки зрения, то могли бы вычислить меня уже давно. Логика не всегда бывает самым надежным средством.

— Ты хочешь сказать, что доказательств так уж и не существует? — я с сомнением покачал головой.

— Я могу тебе кое-что рассказать, а ты подумай.

— Давай, попробую.

— Историю о том, как меня ударила молния и что я после этого пережил, ты уже слышал. Это было начало, а теперь послушай продолжение. Когда я стал наблюдателем, то сначала с восторгом воспринимал свою исключительность. Но ко всему привыкаешь, и скоро это стало для меня уже чем-то само собой разумеющимся, и вместе с тем утратило ценность. Допустим, землянам я не мог, да и не очень хотел этим похвалиться. Но с точки зрения обитателей галактики я оказался бы неполноценным человеком, наполовину землянином, наполовину чаумцем — какая тут, спрашивается, исключительность? Тогда я решил развить в себе особые способности, которые бы подтвердили, что я по-прежнему имею право таковым себя называть. Я стал хвататься за все, Тони! В университете я изучал все тонкости законов, чтобы иметь представление о том, как можно выплыть наверх, оставаясь чистым. Я перечитывал древних философов Греции и Китая. Я досконально овладел корейским айкидо, индийской хатха-йогой и огровской рщантуй. Потом, когда я узнал о технике контроля над мозгом с моей «второй родины», я ухватился за нее. Я решил жить по принципу, что ни одна минута моей жизни не должна пропасть даром, и я считал, что мне это удается. Но однажды я спросил себя: мне всего двадцать один год, я уже знаю и умею столько, сколько мало кто знает и умеет в семьдесят, и с каждым годом узнаю все больше. Смогу ли я найти всему этому достойное применение, чтобы можно было сказать, что время действительно потрачено не зря? Работа наблюдателем не давала мне такой возможности. Моя земная деятельность в сочетании со способностями могла бы позволить мне когда-нибудь в будущем стать, скажем, президентом страны, и в этом не было бы ничего сверхсложного. Но я хотел чего-то другого, к чему можно было бы приложить свои силы в полной мере. Вот мотивация моих поступков, Тони. Ты же это хотел понять?

— Да, я, кажется, начинаю понимать.

— Тогда слушай дальше. Однажды случай свел меня с отцом Гэбриелом. На тот момент мне уже не сложно было понять его истинные стремления, хотя он их от всех тщательно скрывал. Гэбриел мечтал о том, что Земля когда-нибудь войдет в Галактический Союз, только он не думал, что мы можем как-то этому содействовать. И тогда я понял: это оно! Я нашел дело, которое искал. Я сделаю невозможное: подниму Землю с пятого до шестого уровня. Это случится лет на семьдесят раньше, чем могло бы произойти естественным путем. Дело не в том, скажет ли мне кто-то за это спасибо. Таким способом я смогу доказать, что молния не случайно выбрала меня, что моя исключительность — не пустой звук, а я действительно способен сделать то, что еще никто и никогда не сделал, понимаешь? Правда, я принял решение не сразу. Я знал, что как только вступлю на этот путь, тут же окажусь предателем в глазах других наблюдателей. Но я понял, что Галактический Союз ведь ничего от этого не потеряет, Инструкция же сама по себе — просто бумажка, которую вдолбили в наши головы. У меня уже был практический опыт по обходу местных законов, а наша Инструкция — тот же закон, только другой категории.

— И тебя совсем не волновало обвинение в предательстве?

— Ты слышал когда-нибудь о проклятии пятого уровня? На любом другом уровне наблюдатель может нарушить Инструкцию, и ему это скорее всего простят, потому что ни к каким особенным последствиям в масштабе планеты это не приведет. Они просто еще не готовы к восприятию чего бы то ни было галактического. А на пятом уровне такое нарушение сразу объявляют предательством, потому что здешние люди уже могут что-то понять. Но кого я по-твоему предал? Почему отклонение от этой дурацкой бумажки воспринимается как предательство Галактического Союза?

Действительно — почему? — спросил я сам себя, но не смог ответить.

— Я тебе скажу, почему, — неожиданно произнес Ларрок. — Сферы влияния в галактике уже давно поделены. Я изучал историю: чем ближе к нашему времени, тем менее охотно принимают в Союз новые планеты. Если скоро его членом сможет стать только планета седьмого уровня, меня это не удивит. Дело не в каком-то запрете на изменение естественного хода истории, это говорят ученые, но политики прислушиваются к ним только тогда, когда им это выгодно. Никому не нужны конкуренты, все должно быть только у них под контролем. Поэтому независимость планет ниже шестого уровня с местными царьками галактического происхождения исключена, такие планеты должны быть колониями либо потихоньку развиваться своим чередом, никого не трогая. Если же они достигают шестого уровня — милости просим. К счастью, это происходит нечасто. События, которые у нас занимают годы, на пятом уровне проходят за десятилетия, на более низких уровнях — за столетия. Когда Земля естественным путем достигнет шестого уровня, Союз может уйти уже в восьмой и придумать новый критерий, который вообще приведет к требованиям, исключающим возможность вступления в него со стороны. Для тебя все это, наверное, звучит как откровение, вы же всего лишь наблюдатели, вас никогда не волновала большая политика! Это только я, единственный в своем роде, вызвался решать мировые проблемы.

— Это не каждому дано.

— Дело в том, что по воле судьбы тот, кому это дано, почему-то должен был оказаться предателем. Это ты понимаешь?

— Иван, я уже не считаю тебя предателем.

— Это ты сейчас так говоришь. К тому же, это только ты один, а сколько есть тех, которые подумают иначе? Но для меня это не имеет значения. Я готов делать свое дело независимо от того, что думают о нем те, кому по сути должно быть на него наплевать! Теперь ты это понимаешь, Тони. Нет, лучше я все-таки буду называть тебя Хейл, это будет правильнее. Не возражаешь?

— Нет, пожалуй.

— Все, что я сказал тебе сейчас, я передумал еще тогда, когда решал, стоит ли мне за это взяться. Меня меньше всего волновало, что обо мне подумают в Организации: при удачном ходе дела со стороны я бы выглядел безупречным наблюдателем, а мое раскрытие означало бы, что я где-то просчитался и переоценил свои силы, ничего другого. Намного больше я думал над другим вопросом: имею ли я, наполовину чужой человек, навязывать целой планете определенный мной путь развития? Ведь те достижения шестого уровня, которые она получит благодаря мне, будут фактически достижениями Галактического Союза. Но вполне возможно, что сами по себе люди подошли бы к этому с другой стороны. Может быть, они создали бы свой собственный вариант трансдеформатора, не говоря о каких-то бытовых мелочах, которые так или иначе тоже пришлось бы внедрять. Мы долго спорили об этом с отцом Гэбриелом, я искал аргументы «за», он — «против». Вот один из моих аргументов: когда все это будет происходить, земляне все-таки будут считать, что достигли всего сами. Он мне возражал: когда ты идешь покупать товар, навязанный тебе рекламой, то тоже можешь думать, что выбрал его сам, но это будет неправдой. В конце концов спор решился сам собой, когда впервые сообщили, что Хайлам внес Землю в списки предполагаемых колоний. Я понял, что теперь Галактический Союз не упустит возможность взять под свое крылышко планету, которая иначе, не дай бог, может сама дойти до шестого уровня. И они уже не будут думать о том, что развитие должно идти своим путем. Вот тогда я и решил, что имею право сделать то, что собрался сделать. Потом нужно было продумать много практических вопросов. Я знал, что должен во что бы то ни стало сохранять свой имидж безупречного наблюдателя. Если по каким-то причинам меня заподозрят и отзовут, все тут же закончится. Кроме того, нужен был вариант подстраховки на тот случай, если подозрения все-таки будут. Тогда я придумал то, что потом стало группой «Эй-Экс», и отец Гэбриел согласился заняться этим проектом. А я занялся тем, что было более важным.

— Дал землянам принципы интервальной логики?

— Понимаешь, я никогда и никому не давал уже готовые чертежи какой бы то ни было галактической штуковины. Я использовал разных людей для того, чтобы подбрасывать идеи лучшим умам этой планеты. Это были просто всякие незначительные фразы, или бессмысленные с первого взгляда картинки, которые иногда могли дать нужный толчок, иногда — нет. Одна из таких картинок привела к разработке «Сфинкса» на основе непрерывной ассоциативной модели данных. Заметь — не интервальной логики! Кто может сказать, что люди не дошли до этого сами? Кто может доказать, что идеи были подброшены им со стороны? Те, кто наталкивал ученых на мысль, на следующий день забывали о том, что говорили. Я действительно сумел найти применение тому, чему с таким старанием учился.

— Если все шло так хорошо и гладко, тогда я не понимаю, зачем тебе надо было раскрывать группу «Эй-Экс».

— Тар-Хамонт должен был тебе рассказать — проблемы начались тогда, когда ему в руки попал универсальный магнитный ключ.

— Если я правильно понимаю, разработки землянами наших технологий стали выходить из под твоего контроля?

— Хейл, я допустил одну большую ошибку в самом начале, и эта ошибка повлекла за собой все проблемы. Я именно посчитал, что не должен держать под контролем все процессы, что моя задача — дать толчок, а земляне сами смогут продвинуться дальше. Продвинуться-то они, конечно, смогут, но вот сохранить это в тайне — вряд ли, а если что-то выплывает, то наблюдатели уже перестанут оставаться безучастными. В конце концов я понял, что должен сам довести их до момента, когда межзвездное путешествие станет возможным, а вот тогда уже можно без проблем отпустить. Я начал срочно прослеживать все связи, но это было не так просто, и кое-что все-таки ушло из под моего контроля.

— «Чейни Гордонс»? — решаю я уточнить.

— И они в особенности. Эта фирма потихоньку наладила связи с теневиками и начала продавать кое-что на сторону, в частности — «умки». Тогда наш Центр и начал что-то подозревать. К счастью, мне удалось отвлечь их внимание на группу «Эй-Экс», чтобы они не стали глубоко копать и след от «Чейни Гордонс» не привел их, скажем, к «Экстроникс».

— Но на «Экстроникс» вышел я, совсем с другой стороны.

— Да, тебе это удалось, поскольку любая защитная система несовершенна, а люди еще несовершеннее. Я впутал тебя в это дело в качестве подозреваемого именно для того, чтобы отвлечь твое внимание от «Экстроникс» и «Купола».

— А я слышал, что это была идея Тар-Хамонта.

— Он тоже так думал. Главное — вовремя подбросить мысль, которую человек сам будет рад развить. Тут даже не обязательно использовать кшенух.

— У тебя это получилось. Почти. Но мне все-таки кажется, что в самом начале ты мог бы открутиться, и не отдавая «Эй-Экс».

— Мог бы, но мне было нужно нечто в этом роде. Когда хайламцы начали уже более определенно высказываться о сроках начала колонизации, я понял, что не успеваю. За полтора года все прошло бы без проблем. За год — с трудом, но можно было бы успеть. Но не за несколько месяцев. Мне нужно было во что бы то ни стало добиться перенесения срока колонизации. Понимаешь?

— Для этого нужно было устроить скандал, и немаленький.

— Да, и я решил пожертвовать группой «Эй-Экс». Гэбриел сказал, что придется сдать и его тоже. Я сначала возражал, но потом понял, что нужно на это пойти, чтобы успокоить Эйноса и особо рьяных искателей правды, таких как ты и Тар-Хамонт. В конце концов, ему ничего страшного не угрожает, а вот если бы из-за него пострадало все наше дело, он мучился бы всю жизнь. Я помог ему избавиться от лишней информации. Потом организовал отравление сенатора Тиммена. Если бы ты не успел выжать из него имя, я помог бы вам выйти на отца Гэбриела через ту же «Чейни Гордонс». Но ты успел.

— Момент! Если я правильно понял, сенатор ничего не знал о вашей причастности ко всем этим делам с технологиями?

— Он ничего не знал, очевидно, до самого последнего дня. Наверное, ты сам невзначай об этом намекнул, когда был у них в плену.

В памяти всплывает фраза: «У вас ведь уже есть „Сфинкс“ с непрерывной моделью данных», и мне становится смешно. Выходит, я тогда открыл им очень много, сам не подозревая об этом. Может быть, именно поэтому сенатор потерял интерес к сотрудничеству?

— Странно, что он сидел с этим знанием в своем доме, как собака на сене. Или я ошибаюсь, и он успел кому-то сообщить?

— Не успел. Он первым делом дал запрос Гэбриелу, и тот с моего согласия подтвердил, что мы имеем к этому непосредственное отношение. И еще намекнул, что лучше ему об этом молчать, иначе мы можем забрать свои подарки обратно.

— Тогда все ясно. Тар-Хамонт предполагал что-то подобное.

— Кстати, мне очень помогло убийство Тар-Хамонта, которое совершила Таня Корень.

— Откуда ты знаешь?

— Как ты говорил, у меня нет доказательств, но я уверен, что это так. Взгляни на это с моей точки зрения. Центр считает, что убийство совершено по приказу предателя человеком «Лунного затмения», но у меня нет людей в «Лунном затмении», и я никому не отдавал подобного приказа. Сами бы они никогда не подняли руку на пророка, это исключено. Твои чувства к хайламцу были далеки от ненависти; неприязнь — да, но этого мало для убийства. Другое дело — Таня, которая к тому же совершенно неожиданно рванула в Америку. Когда она выехала, я понял, что один из них скоро умрет. Я поставил на Таню десять к одному и не ошибся. После этого стало ясно, что верхи Организации всерьез задумаются, что творится здесь, на Земле. Вот только я не подумал, что дело дойдет до смены руководства. Гораздо выгоднее для меня было бы, чтобы всем по-прежнему заправлял Эйнос, с которым я всегда был в хороших отношениях. Но я проанализировал ситуацию и решил, что не все так плохо. Нужно только несколько дней, чтобы замести следы.

— И ты уничтожил спутники и отключил Порты.

— Это было легко. Если раньше еще были варианты, то теперь они никуда не денутся и отложат колонизацию. Эйноса отстранят, но сначала выслушают, а он не скажет и слова против меня. До того, как все восстановят, я смогу попользоваться особыми полномочиями временного координатора, то есть на законном основании немножко понарушать Инструкцию — в своих интересах. Когда они не найдут в «Экстроникс» никаких следов «Сфинкса», они глубоко задумаются.

— Но они все равно будут искать предателя или хотя бы сообщника Моллинеса!

— Вот именно — сообщника. В конце концов они получат человека, который нанес ракетный удар по спутникам. Он будет считать, что сделал это по приказу отца Гэбриела, который был отдан именно на случай разоблачения. Но прежде, чем они основательно подберутся к его памяти, он покончит с собой, и никто ничего не докажет. Что касается «Сфинкса» — я пока не решил, но, наверное, это сойдет за чью-нибудь мистификацию. Проверить они ничего не смогут, пошумят и успокоятся. Случится это где-нибудь через месяц, к тому времени срок колонизации будет уже отодвинут на год вперед, чтобы вся эта суматоха улеглась к ее началу.

— А как же Киндицкий?

— Что — Киндицкий?

— Ну, его завтрашнее выступление?

— Ты что, решил, что на этом выступлении он скажет о том, что нас собираются покорить инопланетяне? Да, было бы красиво, если бы он назвал имена наблюдателей, координаты всех Портов и нашей лунной базы. Но сейчас еще не время. Я выдвинул Киндицкого с расчетом на будущее. Из него может получиться хороший президент Земли.

— Он знает, кто ты такой?

— Подозревает, но не верит сам себе. Когда-нибудь придется его убедить, что он все-таки прав. А может, и нет.

Я молчу, пока мозг медленно переваривает полученную информацию.

— Как будто придраться не к чему. Ты все предусмотрел. Но неужели никто не сможет догадаться, как догадался я?

— А кто, по твоему, сможет?

А действительно — кто?

— Эйнос вряд ли. Он слишком тебе доверяет. Ты и на него подействовал своей техникой?

— Нет, было бы слишком рискованно, он мог бы когда-нибудь провериться и узнать. Просто он очень меня уважает, чтобы подозревать. Скоро он будет не у дел, а до того времени нет причин, чтобы его мнение изменилось.

— А Лена Солнцева?

— Это она теперь руководит расследованием? Хейл, я знаком с ней лучше, чем ты думаешь.

— Это в смысле?..

— Во всех смыслах. Я помогал ей встать на ноги, когда ее только сделали наблюдателем. К счастью, она оказалась очень способной, все схватывала на лету.

— Чья она подданная?

— Ты не знаешь? Лена Солнцева — землянка, и никто больше.

— Не может быть!

— Согласен, в ней мало осталось от чистой землянки. Это был эксперимент Центра — использование в качестве наблюдателя человека без пересаженной ему второй личностной памяти. Я бы сказал, что эксперимент удался.

Только теперь я понимаю, что означала странная улыбка Тар-Хамонта, когда я спросил его о второй родине Лены.

— Что ты еще о ней знаешь?

— Очень хитрая особа, почти как я, — Ларрок усмехнулся. — Если бы она не стала наблюдателем, то могла бы стать актрисой. Любит изображать из себя этакое невинное беззащитное создание. Видел бы ты, как она отделала пятерых в тренировочном зале!..

— Не может быть… — снова вырвалось у меня, уже не очень убедительно.

— Может — и было. Кроме того, она просто ненасытна в сексуальном отношении. В свое время совершенно меня измотала.

— Ты с ней спал?! — я все еще не перестаю удивляться.

— Хейл, очнись и открой глаза! Вы, кажется, давно уже не встречались, иначе ты бы уже знал, что это такое. Ты тоже попался на ее удочку, но меня это не удивляет. Ты или не доверяешь человеку совсем, или доверяешь полностью, середины для тебя не существует.

Что касается последнего — Ларрок подметил это совершенно правильно.

— А как же мой босс, он будто бы к ней приставал…

— Еще вопрос, кто к кому приставал. Наверное, ты показался ей более привлекательным, и она решила изменить объект охоты. Я, конечно, не знаю, что там у вас было, могу только предположить.

— Черт побери! Иван, я все равно не смогу поверить. Пойми, я… тут я сбиваюсь, потому что сам толком не знаю, что хотел сказать.

— Я знаю, что правду иногда трудно принять, но лучше все-таки знать правду, чем жить иллюзиями, — отвечает он.

Я молчу, уже не в состоянии что-то ответить.

— Лена не способна причинить мне боль, — продолжает Ларрок. — Я когда-то поставил ей барьер. Даже если она будет меня подозревать, это ни во что не выльется.

— Понятно, — просто говорю я.

— Есть еще кандидатуры?

Я подумал о Тане.

— Наверное, нет.

— Еще, может быть, Таня Корень, — Ларрок будто прочитал мои мысли. — Но через «Экстроникс» она на меня не выйдет, а других источников информации у нее нет. У Тар-Хамонта в этом смысле было больше возможностей, но нет смысла говорить о трупах.

— А как же я, Иван? Ты что, собираешься убить меня? Или сделать, чтобы я все забыл?

— Хейл, я хочу тебе помочь. Объясни теперь ты мне кое-что. Ты считаешь, что я лучше многих людей, которые работают в Центре. Ты знаешь, что сейчас скорее прав я, чем Организация, которая пересматривает состав, и чем хайламцы, которые собираются колонизировать Землю. Но ты все еще по инерции стоишь на их стороне, хотя при этом ровным счетом ничего не выигрываешь. Что мешает тебе переменить позицию?

— Почему ты считаешь, что я на их стороне?

— Тогда скажи сам — на чьей ты стороне, Хейл Кайтлен?

Я не знаю, что ответить. В последнее время все окончательно запуталось. Когда я выдал Центру Моллинеса, то знал, что поступаю правильно. Но сделав это, я как будто сложил все обязательства, которые были у меня перед Центром и перед самим собой. И у меня нет ни малейшего желания выдавать Ларрока. Но я знаю, что не стану и помогать ему. Будь он хоть сто раз прав в своих стремлениях — просто все это совершенно мне не нужно.

— Я устал, Иван.

— Я знаю. Ты можешь отдохнуть.

— Скоро меня отзовут, и я отдохну.

— Тебя не отзовут. Я поручусь за тебя.

— Ты?! — это звучит странно. Предатель собирается поручиться за того, кто его разоблачил.

— Я, как временный координатор. Уверен, что ко мне прислушаются.

— Наверное. Они захотят просветить мне мозги.

— Зачем?

— Я — соучастник убийства Тар-Хамонта.

— Неправда, ты даже не свидетель. Его убила Таня Корень.

— Я не хочу, чтобы она пострадала.

Ларрок смотрит на меня в упор:

— Тебе придется выбрать, Хейл. Я могу спасти репутацию только одного из вас.

— Тогда спасай ее.

— Не нужно поспешных решений. Я не слышал того, что ты сейчас сказал.

Я в задумчивости качаю головой.

— Ты действительно уверен, что если я останусь здесь еще на год, то за это время не выдам то, что слышал сейчас?

— Да, если я помогу тебе.

— Хотел бы я иметь твою уверенность. Все может измениться за день, не то что за год.

— Мы ведь не последний раз видимся, я надеюсь.

— Наверное. Скажи, зачем тебе это было нужно?

— Рассказать тебе правду? Знакомо ли тебе, Кайтлен, чувство одиночества?

— Еще спрашиваешь? Кому из наблюдателей оно не знакомо?

— Тогда возведи свои впечатления о нем в квадрат, и ты получишь то, что постоянно чувствую я.

— Ты как-то не вяжешься у меня с образом одинокого человека.

— Хейл, если я каждый день имею дело с множеством людей, то это не значит, что я перестаю быть одиноким просто из-за их присутствия. Можно оставаться одиноким, даже находясь в толпе, и мне кажется, что ты и так понимаешь, что я имею в виду. Человек с моими планами обязан быть одиноким, иначе рано или поздно все провалится. Наверное, я сделал глупость, что излил тебе душу. Может быть, я скоро об этом пожалею. А может, я еще одумаюсь и поработаю над твоей памятью.

— Это тебе так просто не удастся.

— Если это случится, ты даже не успеешь ничего заметить. Пытаться со мной сражаться — бесполезно, мои реакции на порядок лучше твоих.

— Я должен был бы сейчас разозлиться и выйти из себя, как со мной обычно бывает. Но почему-то не могу.

— Это хорошо, что не можешь. Я мог бы тебя кое-чему научить. У нас еще год впереди. Или больше, ты же не обязан покидать Землю потом.

— Если мы оба останемся здесь.

— Это зависит от тебя. Думай и решай.

— Мне придется остаться у тебя?

— Ты будешь моим гостем несколько дней — до восстановления связи с Центром. Потом что-то произойдет.

— Это похоже на домашний арест.

— Я не хочу, чтобы ты наделал глупостей. Но я даже оставлю тебе право на связь. Не стану скрывать, что могу прослушать все твои разговоры.

— Не боишься, что я что-нибудь разболтаю?

— А что ты такого можешь разболтать? Чем ты подтвердишь то, что скажешь? Кому скорее поверят — тебе или мне?

Я подумал, что Ларрок, наверное, снова прав, и рассмеялся.

— Для тебя еще не все потеряно, Хейл, — сказал он. — Далеко не все.

И это говорит мне человек, которого жаждет найти и обезвредить вся наша Организация!

— Тебе нужно было родиться на Укентре. Ты вошел бы в Галактический Совет и составил конкуренцию Кам-Хейнаки, — замечаю я.

— Кто тебе сказал, что я еще туда не войду? — и добавил уже более серьезно: — Родину не выбирают. А судьбу можно построить самому.

— И молния не выбирает, куда ударить, — почему-то пришло мне в голову.

Ларрок с удивлением посмотрел на меня, но так ничего и не сказал.

— Пойдем, выберешь себе комнату. Я бы хотел устроить своего лучшего друга с лучшими удобствами.

Мы встаем и выходим в коридор, и уже там Ларрок произносит:

— Не знаю, выбирает молния или нет, но она не делает это дважды.