Глава 36
СЛОЖНЫЙ ЗАПУСК

И только на «рабочей» стороне гигантского дворцового комплекса никто и помыслить не мог о каких-либо развлечениях. А самому Виктору не хватало времени вздохнуть свободно или краем глаза полюбоваться ее высочеством Розой Великолепной. А любоваться было чем! Словно чувствуя напряжение и приближение самого ответственного момента, принцесса прекратила все капризы, усмирила свое недовольство и, кажется, совершенно прекратила флиртовать с его святостью с уже привычным для нее кокетством. Теперь каждое слово, жест или мимика касались дела. Но как это ни казалось странным, именно такой Роза стала нравиться Менгарцу еще больше. Причем настолько, что иногда в ее присутствии он стал вести себя неадекватно: надолго замирал, ожидая ответа, или прекращал дышать, когда улавливал запахи только ей присущих благовоний. Со стороны, конечно, казалось, что он задумывается о стоящих и постоянно возникающих перед ним задачах, но сам-то он знал совсем другое. И порой даже титанических усилий ему не хватало, чтобы вести себя, как и прежде, — естественно.

Роза вбегала в помещение управления реактором, коротко интересовалась, как идут дела, сжато, только по сути, рассказывала о своих успехах и основных событиях и так же быстро убегала. Именно из-за ее визитов пришлось массивную стену, предваряющую проход между «Рогаликом» и реактором, заклинить намертво и держать постоянно открытой. Такой доступностью еще могли пользоваться помощники Менгарца, дионийский старец Фериоль, генерал Тербон и Гром Восьмой без всякого сопровождения. Только гвардейцы могли сопровождать его величество. Остальных желающих побеседовать с его святостью не то что к овальному кабинету не допускали, но и вообще в «рабочее» крыло дворца никто пробраться не смел. Хотя пару раз это и попытались сделать высшие сановники союзников и сама Маанита.

Но при упоминаниях о трениях с ними Виктор только отмахнулся: не до них. Оказалось, что энергетическое сердце всего технического наследия Гранлео для своего запуска было настроено только на считывание параметров с живой ладони последнего императора. То есть здесь совершенно отсутствовал выборочный принцип нескольких систем блокировки. Как на всех бронированных дверях в тайных помещениях.

Вначале пришельцу показалось, что получить разрешение от компьютера на управление реактором вообще невозможно. Настолько сложными и категорическими оказались требования предоставить изначально ладошку Гранлео. Тому было просто: вошел, подержал две минуты руку в углублении счетного устройства — и управляй невиданной энергией по своему усмотрению. Тогда как перед Виктором встала неразрешимая на первый взгляд задача. И только осознание того, что ладонь скорей всего за эти девятьсот лет все-таки менялась от отца к сыну, позволило догадаться, что перепрограммирование все-таки возможно.

Но на этот сложнейший, отупляющий процесс ушло почти трое суток. И раньше никак не получалось. Что только не делал Менгарец, кого только не подключал к себе в помощники, какие только поиски не предпринимал — ничего в первый и второй день не получалось. Единственный ключ, который оказался у него в распоряжении — это древняя тетрадь с малоразборчивыми каракулями. На нескольких страничках там контурно обозначалась центральная консоль пульта управления, и непонятными знаками давались указания, и виднелись еще более несуразные сноски и сокращенные до абсурда слова. По всей видимости, этой тетрадкой то ли пользовался, то ли составил для своих потомков один из первых Гранлео. Возможно, он страдал склерозом, возможно, преднамеренно хотел оставить уточняющие рекомендации по обслуживанию всех технических средств, но разгадывание его каракулей однозначно забрало у монаха за два дня двадцать лет жизни.

Чтобы хоть как-то вчитаться и разобрать буквы, Виктор и спать с тетрадкой ложился, и, просыпаясь, сразу в нее утыкался. В остальное время он и просто ее пытался читать, и увеличивал каракули с помощью переписи, и старался уловить суть подсознательно, глядя на обе развернутые страницы немигающим взором. И как он ни проклинал уникальную находку, на треть расшифрованные каракули все-таки дали ему некоторые подсказки. И на третий день дела по перепрограммированию разрешающего контура сдвинулись с мертвой точки. А радостный блеск в глазах и хорошее настроение исследователя заметили все визитеры. Хотя первой, конечно, сделала это принцесса. Свой очередной доклад она начала с восклицания:

— Ну вот, улыбаться начал! Значит — дело пошло?

— Пока не могу утверждать с уверенностью, но…

— Никто и не сомневался.

— Спасибо. А то я сам уже давно разуверился в своей сообразительности, протуберанец мне за пазуху! — хохотнул Менгарец, потирая руки. — Ладно, что у тебя новенького?

— Теперь я могу с уверенностью утверждать, что когда-то Гранлео или его дед и прадед имели семьдесят наложниц.

— Вот те раз! И куда же делось целых пятнадцать?

— Хороший вопрос. Но ты ведь сам предполагал некий расход рабочего материала. Жизнь во дворце, пусть и в тепличных условиях, полна смертельного коварства, несчастных случаев и частенько зависит от настроения здешнего правителя. Цифра семьдесят состоит не только из количества построенных специально для наложниц помещений. И если у тебя есть время послушать…

— Не волнуйся, теперь я могу работать уже не с таким напряжением, как в предыдущие дни, достаточно просто давать команды на загрузки новых данных и раскрытие требуемых файлов. Делись добытыми секретами.

Стараясь держать спину прямо, Роза присела на краешек поставленного для нее кресла и с увлечением продолжила:

— Постепенно накапливаются показания свидетелей. Причем очень интересные показания, хотя их порой и можно отнести к легендам. Например, очень многие утверждают, что сорок лет назад предыдущий император на глазах у молодого тогда Гранлео изрубил одну из наложниц на мелкие кусочки. Почему он так сделал, мнения сильно расходятся, но зал, где это произошло, до сих пор неофициально называют залом Падшей. Гораздо большего внимания заслуживают показания как евнухов, так и других обитателей Шулпы по поводу казни полгода назад еще одной наложницы. Здесь причины указываются более конкретные: пыталась сбежать. Утверждают, что «куклу» император лично посадил на кол в малой трапезной и, пока она жила, заставлял остальных наложниц находиться рядом.

— М-да! Чтоб его родители в юности загорали возле сверхновой! И этим… подружкам тут несладко жилось. — Виктор сочувственно мотнул головой. — Но кто еще подтвердил количество в семь десятков?

— Опять-таки один из живущих у нас в плену евнухов. В том монастыре он вознамерился стать не просто лучшим, а лучшим из лучших за всю историю. Бабушка его даже выделила из всех остальных за ум, широкие познания, необычайную сообразительность и уникальную память. Так вот именно он дал показания, что изучил в монастыре и прочитал все, до чего добрался, и в одной из древних рукописей обнаружил помпезные мемуары старших настоятелей: «…мы всегда готовы предоставить по первому требованию императора семьдесят пар вышколенных и готовых на все служителей красоты». Тогда как в последние годы шли утверждения только о пятидесяти шести парах. Видимо, мемуары не уничтожили по чистой случайности. Так что сам подсчитать можешь, каков расход «рабочего» материала.

— Да-а… выходит, они и в самом деле живут долго. Только вот для чего? Хоть убей меня, но никак не могу понять пристрастие самого кровавого диктатора к никогда не обновляемому гарему. А?

— У меня тут есть некоторые соображения. — Роза скривила личико, но продолжила без всякого стеснения: — Поговаривают, что Гранлео просто физиологически не мог воспринимать других женщин в постели. Вот эти все слухи, факты, домыслы я и пытаюсь сейчас собрать, классифицировать и прояснить. Как и те вопросы, где, кто и когда рожал нового наследника.

— И как люди откликаются на подобные вопросы?

— В последнее время отбоя нет от желающих рассказать самые страшные и великие тайны. Особенно когда разнеслись слухи, что мы хорошо вознаграждаем за сотрудничество. Только вот и вранья прибавилось, приходится дознавателям вести предварительный опрос, а ко мне пропускать лишь действительно самое важное.

Менгарец похлопал в ладоши и от души похвалил:

— Слушай, у тебя все так здорово получается, что ты наверняка в будущем станешь самой великой королевой этой планеты.

— Будет видно… — Она слегка замялась, словно не решаясь о чем-то спросить, а потом вскочила с причитаниями: — Ох! Ведь меня ждут у двери последнего невскрытого объекта. Кстати, тебя уже две поджидают с последними уровнями. Мне там возиться некогда! Пока!

Глядя ей вслед, Виктор непроизвольно вздохнул, на пару минут замер с блаженной улыбкой на губах и, только сконцентрировавшись, заставил себя вернуться к работе. Правда вскоре его немного отвлек и порадовал прибывший для короткого доклада Фериоль. Водрузив на кресло, где совсем недавно восседала принцесса, стопку листков бумаги и несколько свитков, он сам присесть отказался. Еще и обиделся, когда Менгарец его упрекнул в нежелании отдохнуть.

— Я совсем не старый! И чувствую себя превосходно.

— И как коленка?

— Стараюсь забыть ту ночь как кошмарный сон. Хотя Тернадина мне очень не хватает.

— Ну… что сделаешь.

— Слишком я к нему привык, — согласился старик, вспоминая о своем погибшем товарище.

И Виктор постарался как можно скорей перейти к деловым вопросам:

— Как продвигаются зарисовки новых частей лабиринта?

— Отлично! Мне практически уже и помощники не нужны, отпустил всех. Теперь любые ловушки я замечаю издали, почти не присматриваясь. Дальше они все без исключения оказались стандартны и предсказуемы. Вот здесь на листках подробный план каждого пройденного участка. На свитках — общая диспозиция, номерами обозначены те самые участки. Практически все крыло и центр дворца я прошел, и я уже прогуливаюсь по «увеселительной» части. В смотровые щели заглядываю редко, и только для более конкретной привязки к плану. Но вот именно из-за этого у меня и возникли некоторые сомнения.

— Какие именно? — напрягся Виктор, уже примерно догадываясь, о чем сейчас пойдет речь. Не ошибся.

— Порой мне удается подсмотреть сценки слишком фривольного, откровенно бесстыдного содержания. Такое впечатление, что на той половине продолжается непрекращающаяся оргия. Но меня волнует, имею ли я право вообще такое видеть?

— А вам оно мешает в работе?

— Нисколько! В мои годы это даже неинтересно. Просто хотелось бы на всякий случай отмежеваться от огульных обвинений в будущем.

— Все понял. И даю личное разрешение на все наблюдения. Тот факт, что помощники не нужны, тоже положителен. Вам я доверяю полностью. Разве что хочу попросить: если вдруг услышите о готовящемся предательстве — сообщить мне немедленно.

— Обязательно! Это ведь и в моих интересах тоже. Хотя должен признать, что для более полного присмотра за подданными, королю придется усадить в лабиринте никак не меньше сотни шпионов. Да и те могут не справиться.

— Ладно, это уже не наши заботы. Вы только постарайтесь высмотреть все самое интересное. Кстати, что там за разукрашенными дверьми?

— Увы! Пустышка! Только и служит для запуска всей ловушки. Я проверил две, на остальные не стал тратить время.

— Правильно, — похвалил старца Виктор. — Только все равно для моего спокойствия оставляйте у меня в кабинете на столе схему планируемого маршрута.

— И еще чуть не забыл про одну важную деталь. — Диониец замер уже возле самого порога. — Изнутри лабиринта, оказывается, можно наглухо перекрыть все наружные входы в тайники. Причем делать это надо из точек наблюдения. Хитро, удобно и феноменально. Строители этого дворца — действительно великие волшебники.

— Скорей — специалисты своего дела! И никакой магии…

Когда целеустремленный жрец из монастыря Дион умчался обследовать лабиринт дальше, его святость стал в паузах между работой просматривать аккуратно расчерченные листки с хорошо читаемыми пояснениями. И вслух пожалел:

— Если бы еще и в этой найденной тетрадке был такой каллиграфический почерк. Двое суток потерял из-за жутких каракулей! Протуберанец этому грамотею в глотку!

Следующий посетитель Виктора сильно расстроил. Причем возмущенно выкрикивать генерал Тербон начал, еще только входя в аппаратную реактора:

— Ржавчина на их головы! Они даже почесаться не хотят! Такое впечатление, что про военные проблемы ни король, ни все остальные союзники и вспоминать не хотят. А сегодня единственная тема для разговоров — предстоящий очередной концерт. И зачем ты им только дал в пользование этот музыкальный инструмент?

— Честно говоря, не вижу ничего плохого в музыке, — пожал плечами Менгарец. — Во всех мирах прослушивание величайших произведений считается самым приятным и желанным развлечением.

— Да? Чего ты тогда тут торчишь, а не млеешь возле своего фортепьяно?

— Шутишь? Ведь мне некогда.

— Вот и я о том же! Со всех сторон на нас двигаются вражеские войска, а главнокомандующий только и делает, что уединяется с любовницей в спальне, а в остальное время устраивает балы и прочие развлечения. И не понимает, что над армией уже нависла страшная опасность!

Его святость нажал очередные кнопки на консоли и обеспокоенно повернулся к генералу:

— Неужели все настолько серьезно?

— Серьезней не бывает! Нас могут окружить и растоптать словно ленивую гусеницу!

И Тербон вывалил на пришельца ворох информации о ведущихся войнах и концентрации войск Триумвирата на «той» стороне Шлема. Потом высказал с негодованием свое мнение и о возможном вмешательстве в перераспределение результатов побед совсем неизученных сил Второго Щита. О потерянных союзниках пришлось сразу с горечью согласиться:

— Да, можно сказать, что протянутую руку помощи со Второго Щита мы сами от себя с презрением оттолкнули. Такое не забывается и не прощается. Но почему ты так боишься угрозы с севера? Может, вначале Львы Пустыни начнут разборки между собой, а про нас забудут?

— Тут дело не в нас, завоевателях, а скорей в самой Шулпе — символе славы, богатства и процветания. Без завоевания столицы и все остальные притязания Триумвирата могут показаться народу мелкими и незначительными. Да и сокровищ, по мнению обывателей, — здесь неизмеримое количество. Они ведь не знают еще, что основная часть уже вывезена или находится в пути. Вот и будут рваться сюда сломя голову.

— Так почему Гром не шевелится?

— За себя и жизни своих близких король не боится. Потому что может в любой момент погрузиться на корабли флотилии и бросить войска на произвол судьбы…

— Ну это уже слишком! — возмутился Виктор. — До такого позора он не опустится.

— Ха! Почему тогда он палец о палец не ударит, чтобы создать укрепления на севере? Почему не отправит послов на Второй Щит? Почему не насторожится по поводу событий на севере Первого Щита, где вдруг образовалась новая империя? Такие проблемы надо решать немедленно!

— Ну да, а еще лучше до их поступления. Но, может, не так все страшно на самом деле? Может, ты преувеличиваешь?

— Сам всегда учил, что лучше перестраховаться, — напомнил генерал. — К тому же и в городе все время ухудшается обстановка.

— В чем это выражается?

Как оказалось из дальнейших слов, жители столицы вдруг стали все больше поддаваться массовой панике. И все более густой поток беженцев устремился к мосту. Мало того, и в Каменном граде каким-то образом распространились слухи о лживости всей системы выселений на дальние земли. Расползлись леденящие душу сплетни, что половину рабов все-таки скармливали кашьюри в Таборе Повозок. Многие продолжали еще не верить в эти ужасы и не хотели покидать благоустроенные карьеры, но и оттуда волна беженцев росла в арифметической прогрессии.

— А ты только представь, если начнется всеобщая паника и уже сегодня Триумвират пойдет в наступление? — восклицал импульсивно генерал. — Да нас просто затопчут, невзирая на оружие в наших руках.

— Не обязательно. Местные жители могут и приветствовать освободителей. Чего им убегать.

— Это ты у них лучше спроси. Но все утверждают, что после подобного «освобождения» точно ни одного горожанина в живых не останется.

— Так что ты предлагаешь?

— Надо срочно предпринять разведывательный полет на север! — Заметив, как пришелец многозначительно скривился и посмотрел в отчаянии на свои сапоги, Тербон стал оправдываться: — Ты на меня не сердись! Понимаю, насколько сроки тебя поджимают. Но, с другой стороны, и ты должен знать, сколько времени у тебя остается в запасе. Тем более, что у тебя на разведку уйдет три-четыре часа, не больше. Посмотришь только, что и как, и сразу обратно. Ты себе просто не представляешь, как это важно!

— Представляю… но…

— Я и так стараюсь о возможной разведке в присутствии принцессы не заговаривать!

— И не смей! — Виктор в волнении вскочил на ноги, прекратив работу. — Ни в коем случае не смей! А то у нее ума хватит согласиться. — Он в отчаянии потер лоб и, спохватившись, произвел очередные манипуляции. Потом злобно рыкнул и вновь выпрямился: — Значит, так, сейчас я оторваться ну никак не могу, иначе придется опять потерять десяток часов возле этой ржавой консоли, но завтра с утра сделаю вылет. Пусть уже сегодня вынесут новый дельтаплан на ту вершину, что я тебе показывал. Ну и все остальное приготовят.

— Понял. Тогда я побежал, — не очень радостно буркнул генерал, спеша к выходу без всякого прощания. Глядя ему вслед, Виктор пытался сообразить, что такое важное он хотел добавить, но так и не вспомнил. И мотая головой от досады, опять прильнул к осточертевшей ему консоли.