Книга: Оскал фортуны
Назад: Глава 14 ТОЛЬКО ВПЕРЕД!
Дальше: Глава 16 КОНЦЕНТРАЦИЯ СИЛ

Глава 15
МОСТ

Последние минуты ночных сумерек пролетали над мостом «Радуга» как обычно, тихо и незаметно. Вот над восточным берегом небо посветлело, а вслед за ним из-за острых пиков вырвались первые солнечные лучи, ослепляя и завораживая любого наблюдателя. И в этих лучах одно из чудес этого мира действительно становилось похоже на радугу. Потому что красиво изогнутое дугой строение опиралось обоими плечами на максимально в этом месте сходящиеся берега и не имело по центру ни единой опоры. Ажурные плетения из нержавеющего блестящего металла отражали от своей поверхности миллиарды солнечных зайчиков, создавая по утрам и на закате иллюзии необычайно праздничной эйфории. Как и кто воздвиг такое диво дивное, мировая история умалчивала. Хотя в самой империи Сангремар всегда говорилось только одно: «Радугу» через пролив Стрела перекинул первый император Гранлео. Но всегда царило мнение, что Гранлео един, бессмертен и живет вечно.
По мосту во все времена передвижение было запрещено. Другое дело, что исключения для данного запрета занимали длиннющую таблицу. Упоминать самого Гранлео никто в начале этого списка и не подумал. И так понятно, что местный бог может делать что и когда ему заблагорассудится. Но первыми в списке стояли собранные на Первом Щите рабы. Причем охранники, называемые погонщиками, тоже не имели права вступать на «Радугу». Для этого из Шулпы прибывали доверенные представители императора, вдоль моста выставляли ряды элитного воинства и, ведя скрупулезный учет, перегоняли рабов единой колонной.
Дальше список продолжали некоторые лица из свиты императора, гонцы, посыльные и масса других полезных для любого государства людей. Но для каждого из них существовал свой документ, подтверждающий право на переход через мост — специальная дощечка. Если ее не было или на ней была недостаточно отчетливо выжженная печать и несколько символов, человека в родную империю не пропускали. Какой бы высокий пост он при этом ни занимал. И он порой вынужден был жить несколько месяцев в городе погонщиков, пока кто-то другой из имеющих право перехода не доставлял ему нужный пропуск.
Для несения караульной и пропускной службы у основания моста за многие века вырос небольшой, окруженный сплошной стеной и башенками поселок. Конечно, он не мог выдержать тотального штурма хорошо вооруженной и экипированной таранами армии. Но кто бы посмел нападать на такой уникальный форпост Сангремара? Правильно — только самоубийцы. Вероятно, именно по этой причине служба здесь считалась как очень почетной, так и очень… необременительной.
В это утро на «Радуге» царило умиротворенное затишье. Только несколько недель назад здесь был настоящий ад: Гранлео переводил свою многотысячную армию. А сейчас об этом напоминало лишь смиренное ожидание возвращающихся победителей из дальнего похода. Встречающие рассвет караульные с зевающими лицами переговаривались между собой и думали только об одном: чтобы время смены приблизилось как можно быстрей.
Поэтому не сразу и сообразили, что за грохот вдруг раздался со стороны пролива. И потом еще добрую минуту наблюдали, как незыблемая во все времена цепь, разорванная посредине, стремится к берегам, и величественно плывут никогда не виданные корабли с парусами. И все эти корабли в едином порыве устремились к противоположному берегу, к другому плечу моста.
Вот тут и забил тревожный колокол, который не мог заглушить истерические выкрики коменданта:
— Нас атакуют! К бою! Враг выбивает ворота и лезет на стены! За мной!
Враг опомнился и организовал отчаянное сопротивление очень быстро. Только на некоторых участках стены удалось закрепиться малочисленным группкам первой штурмующей волны. А вот внизу и такого успеха не было. Таран оказался слишком легким, а может, и ворота слишком прочными, но как брусья ни трещали под ударами, ворваться внутрь маленькой крепости пока не удавалось. Хоть под воротами и собралось чуть ли не две трети «ударного кулака».
Мало того, имперцы предприняли совершенно неожиданную атаку с фланга. Были открыты малые вспомогательные ворота, и оттуда в спины спешившихся кавалеристов ударила многосотенная волна пеших мечников. На них не было кольчуг, панцирей или добротных шлемов, но своим напором и верой в непобедимость они могли нанести невосполнимый урон.
По счастливой случайности для кавалеристов Союза Побережья на месте соприкосновения с острием контратаки Львов оказался не кто иной, как его святость, высший проповедник монастыря Менгары собственной персоной. И в первый момент, когда он увидел несущихся прямо на него врагов, чуть со страху не помер. У него не было ни коня, ни щита, ни даже перочинного ножика, потому что он все стремился как можно скорей увидеть проломленные ворота и жутко жалел, что не догадался подорвать их с помощью порохового заряда.
Топчущиеся перед ним воины тоже заметили врага, выхватывая оружие и бросая поводья. Ни вскочить в седло, ни развернуть коней в такой давке и сутолоке не получилось бы. Зато нисколько не растерялись недавно назначенные оруженосцы. С завидной уверенностью они вложили в дрожащие руки его святости легендарный двуручник и юркнули в тылы между разворачивающимися кавалеристами. Действительно, им и сражаться-то было нечем, своего оружия не имели. Только и хватало сил, что по очереди носить на плечах эту оглоблю.
И что Виктору оставалось делать? Только геройски погибнуть, неумело вращая перед собой оружие. Но тут случилось неожиданное.
С первым вращением в нем разжегся азарт.
Со вторым — он явственно почувствовал дикий восторг от предстоящего боя.
С третьим — он шестым чувством осознал, что данным двуручником управлять совсем нетрудно.
А с четвертым вращением для пришельца все смешалось в кровавом калейдоскопе. Он еле успевал смаргивать попадающую в глаза кровь. И самые первые капли оросили лицо веером, вырвавшись из тела разъяренного, но разрубленного словно сочный стебель лианы коменданта обороняющейся крепости. Бедняге не повезло оказаться в числе первых. Но зато повезло не дожить до полного позорного разгрома.
Бегущий клин имперцев уперся во вращающуюся мясорубку и ввязался в бой с кавалеристами. И даже почти потеснил чагарцев, нанеся первые потери. Но только не в центре клина! Еще несколько мгновений образовавшегося вокруг него бруствера из кусков человеческого мяса. Он шагнул вперед, встал выше, потом еще раз шагнул, потом еще и еще… А потом пошел вперед, словно танк, который своими гусеницами легко перемалывает в пыль полевой пересохший ковыль. Только здесь под ударами огромного двуручника крошилась не трава, а живая человеческая плоть. За его святостью устремились самые сильные мечники, подтянувшиеся из середины строя, и теперь клин пошел в другую сторону, да так ходко, что и на флангах воодушевленные таким невероятным сражением воины поднажали изо всех сил.
А потом оказалось, что последние ряды Львов уже не идут вперед, следом за своим павшим комендантом, а бегут назад, к раскрытым настежь малым воротам. Позже Виктор и сам не мог поверить в вырвавшийся у него из груди рев:
— За ними! Не дать закрыть ворота! Протуберанец им в глотку!
И первым рванул за врагом, продолжая вращать смертельным для всего живого двуручником, словно не имеющей веса палкой. Так и вбежал «на плечах врага» в крепость, уничтожив на первом же шаге тех, кто пытался закрыть ворота.
С этого момента сопротивление в крепости оказалось сломлено окончательно. Нападающие разошлись группами во все стороны, уничтожая последние очаги сопротивления. Вскоре мимо Менгарца пронесся бронированный отряд самых тяжелых всадников, устремившихся к другому краю моста. Восемьсот метров они промчались за считаные минуты и одним мощным ударом смяли сопротивление второй крепости. К тому времени моряки уже основательно расшатали оборону противника, и удар по тылам неприятеля поставил окончательную точку в очень важном сражении.
Допросами сдавшихся имперцев и прочими делами, которые присущи любому удачному штурму, Виктор не занимался. Вместо этого он дошел до середины моста и долгое время простоял там без движения. Окровавленный меч он нес за собой. Облокотился на него и в какой-то прострации долго смотрел то на воду, то на мачты кораблей, то на берег Шлема. Думал он не про кашьюри или Сангремар, а пытался осознать, что с ним произошло.
Ведь по всей вероятности он на полчаса сражения превратился в ничего не соображающего берсерка. Причем не просто озлобленного или душевно неуравновешенного воина, а в хорошо отлаженную, можно с уверенностью утверждать, непобедимую машину для убийства. Разум современного, воспитанного в высшей цивилизации человека со всей прагматичностью отвергал недавние события. Такого просто не могло быть наяву. Да что там наяву, даже сказки целесообразны и логичны. Даже простое волшебство имеет под собой крепкую основу. А тут — полный нонсенс.
«Может, мне все это примерещилось? — попытался себя обнадежить Виктор. — Дали по голове, вот и лежу в шоке, разные картинки мерещатся. Бывает такое? Еще как бывает. Только вот почему на моем… хм, значит, все-таки уже мой? Так вот, почему на моем мече такая липкая черноватая корка? А на мне самом чьи-то кишки и внутренности? Если бы меня надо было лечить, меня бы вначале просто вымыли, а уж потом… Кстати, чего они все там мнутся и боятся ко мне подойти? Вон какими глазами смотрят! Неужели побаиваются? Да нет, не побаиваются, скорей они в ужасе! Ха! А как бы я относился к такому человеку после всего увиденного? Ясно, бежал бы от него куда подальше. Ведь еще неизвестно, скольких я своих воинов погубил, вот жуть будет, если и в самом деле своим урон нанес! Может, они потому и боятся? И только мечтают, где бы спрятаться да напиться. А им ведь нельзя. Вроде все воины и все на службе у его величества, а в данный момент под моим непосредственным командованием. Хотя они и без меня со всем справятся… Ну или почти со всем… М-да, пора привести себя в порядок и чем-то заняться. Но вначале…»
Он жестами вызвал к себе командира, и вскоре моложавый генерал гвардейцев уже осаживал рядом с ним своего коня.
— Слушаю, ваша святость!
Глухой официоз, о недавнем панибратстве вроде как и не помнит. Глаза полны служебного рвения и чего-то еще, что не поддается никакому определению. Ладно, посмотрим, что он расскажет дальше.
— Доложить о потерях!
Идет сжатый доклад. Ни одного лишнего слова. Ни одной посторонней эмоции. Спокоен, сух, деловит.
— Никто из наших от моего меча не пострадал?
Вопрос задан словно мимоходом, но сразу попадает в цель. Командир гвардейцев резко вдыхает и сразу громко сглатывает подступивший к горлу комок:
— Никак нет…
— А почему так грустно? Радоваться надо.
Старый служака кивает, но думает совсем о другом:
— Да мы радуемся… но не все…
— Причины?
— Капрал Тукало поседел во время сражения о бок с вами.
— Жалко стало врагов?
— Да нет, он оступился в гуще схватки, пока встал на ноги и поднял голову, увидел, как вы его хотите разрубить двуручником, падая в прыжке сверху. Хорошо, что окаменел от страха, не подался спиной. Потому что вы разрубили двух стоящих за ним Львов до самых промежностей… а голову капрала пропустили у себя между локтей. После боя Тукало снял шлем, а все волосы на голове — как снег на горных вершинах. Вот он и грустит…
— Сочувствую. Но иначе его спасти было нельзя… — Хотя на самом деле Виктор не мог вспомнить этого момента боя, слившегося в один кровавый калейдоскоп. — Как дела во взятой нами крепости?
— Полным ходом завершаем ремонт повреждений. К завтрашнему полудню наверняка будем готовы отразить любой штурм.
— Пошлите снабженцев за солью. Пусть собирают в округе всю, какая только попадется.
— Отправил совсем недавно.
— Ладно, тогда держим путь во вторую крепость, глянем, что там. — Виктор закинул двуручник себе на плечо, словно кусок бревна, и усмехнулся, заметив настороженный взгляд: — Там заодно и помоюсь. Тем более что мыло свое оставил на флагмане.
Назад: Глава 14 ТОЛЬКО ВПЕРЕД!
Дальше: Глава 16 КОНЦЕНТРАЦИЯ СИЛ