Глава 17

Человек, проснувшийся после спокойно проведенной ночи, чувствует себя словно заново родившимся: все, что происходило до его сна, уходит в область воспоминаний, отдаляется, уступает место новым мыслям и ощущениям. Убеждения вчерашнего вечера выглядят не столь убедительными, страхи — не столь тревожными, сомнения — не стоящими внимания. День начинается с чистого листа и пишется до тех пор, пока его в очередной раз «не перечеркнет» потребность в долговременном отдыхе.

Григ следовал этому режиму всю жизнь — время на корабле Братьев не летело так быстро, чтобы жалеть его на обычный, естественный отдых. Как и далекие предки, Григ подразделял жизнь на «вчера», «сегодня» и «завтра», а между ними, в его представлениях, обязательно протекал сон. Граждане Лиги не понимали смысла такого распределения времени. Автоматы психологической разгрузки или нейроконтроллеры позволяли им урезать восстановление после тяжелого, богатого на труд и эмоции дня до нескольких минут, полностью возвращая к работоспособному состоянию, но лишая удовольствия пребывания в мире грез и превращая ощущение жизни из прерывистой в сплошную линию.

Бассейн Линти был дорогой, усовершенствованной версией обыкновенного бытового нейроконтроллера — к искусственному сну присоединялись процедуры массажа, омоложения кожи, магнито и светотерапии.

Через час пребывания в воде, Григ открыл глаза отдохнувшим, бодрым, полным сил и с четким осознанием реальной действительности. Привычного барьера между прошлым и настоящим не существовало. Не могло быть никакого «вчера» — он точно знал, что прошел час и не мгновением больше. Григ задумался, осознавая, что иногда, почувствовать грань между тем, что было, и тем, что будет, жизненно необходимо. Эта грань помогала простить ошибки, помогала перебороть стыд, помогала посмотреть на вчерашнее «я» спокойно, словно глазами другого, старшего на один день существа…

Григ бросил взгляд на красивое, словно вырезанное гениальным скульптором по теплому, светло-коричневому мрамору изящное обнаженное тело Линти, все еще погруженное в пузырящуюся жидкость на расстоянии вытянутой руки от него — прошел ровно час, как он обнимал этот тонкий стан, гладил эти золотые волосы, целовал эти алые, нежные губы…

Он не помнил, как попал в бассейн, где лежал сейчас голым, но зато не мог отойти от потрясения остротой полученного час назад удовольствия. В свои семнадцать лет Григ даже не знал, что человеческому организму доступна столь сладкая гармония из материального и нематериального, не знал, как высоко расположена грань, за которой заканчивается эйфория и начинается помешательство, не мог даже вообразить, насколько велика радость пройти по самому-самому острию лезвия на этой границе…

Линти очнулась одновременно с Братом, разбуженная тем же импульсом нейроконтроллера. Ее глаза были закрыты, но Григ чувствовал, что в голове белокурой красавицы пробегают сейчас те же видения, что в его собственной — некая сила добавляла красок картинам перед его глазами, входила в резонанс с его мыслями и делала воспоминания в сотни раз острее, пронзительнее и романтичнее.

Григ прислушался к девушке. Линти нежилась, смаковала воспоминания о полученном час назад удовольствии. Она была счастлива…

А что чувствовал он? Он однозначно был благодарен альтинке за возможность еще раз ощутить вкус настоящей радости, за новые сильные переживания, которых уже не должен был испытать в перечеркнутой им самим жизни. Он получал сейчас истинное наслаждение просто оттого, что смотрел на нее, слушал ее дыхание, вдыхал ее запах. Она нравилась ему, она радовала его, она была ему самым дорогим человеком, образ которого приходил на ум. Если бы пришлось выбирать, чью жизнь принести в жертву — его или Линти — Григ без колебаний предложил бы врагу себя…

Но, он вполне мог и должен был дать себе в этом отчет: Линти стала проявлением его СЛАБОСТИ! Он — Брат, Отец — позволил себе безвольность, дал эмоциям завладеть разумом, подавить чувство долга и заглушить угрызения совести! Если бы это все еще был тот Младший Григ, от которого никто не зависел, в которого никто не верил, который не был примером и мог опозорить себя, но не тех, кто годами полировал свою честь потом и кровью! Он был Отцом! Что бы они подумали, что бы подумал он сам о таком Отце «Улья», который развлекается на одном из отдаленных миров в тот момент, когда его народ сдал позиции и опустил голову?! «Испытание женщиной» — так говорили в «Улье»!..

У него не было ощущения, что случилось нечто невероятное: вчера — пленник на научной станции, сегодня — бассейн с пузырьками, обнаженная Линти, Дворец Советника, «титул» альтина. Слишком много всего произошло за последнее время, чтобы все еще продолжать удивляться резким поворотам судьбы. У него не было выбора, когда нужно было спасти Братьев. Не было выбора, когда Линти с бартерианскими наемниками приволокла бессознательное тело в Школу Леноса. Вроде бы не было выбора, когда пришлось сдать экзамен — во всяком случае, ничего плохого в этой уступке сейчас не усматривалось. Зато теперь выбор был! Бурное время вновь сменялось спокойным — время действовать или терпеть уступало место времени выбирать и думать…

Линти вдруг оборвала цепь невеселых мыслей юного Брата — она распахнула глаза и резко вскочила на ноги.

— Папа завет нас на завтрак! Одевайся, скорее! — она одним рывком выпрыгнула из ванны и взмахом руки подозвала автоматов с одеждой.

— Подожди, что случилось? — Григ поморщился от ошеломления внезапно произошедшей с ней переменой — по укоренившимся у него представлениям, только что проснувшийся человек должен был приходить в себя с куда меньшей скоростью.

— Папа искал нас, — Линти весело улыбнулась, игриво сверкая глазками. — Знает, что мы тут, догадывается, что голодны, приглашает разделить с ним завтрак!

— Откуда ты это знаешь?

— Откуда? Ах да, я не сказала… Мозг Дворца сообщил мысленно. Можно было бы, конечно, попросить, чтобы он говорил вслух…

— А что, если мы не пойдем?

Демонстрация такой нелюдимости заставила Линти удивленно приподнять брови.

— Это было бы невежливо, — объяснила она, позволяя роботам облачить себя в белый домашний комбинезон. — Папа помог нам добраться живыми от станции до Бровурга. Он не вмешался, когда мы вламывались в ворота Школы. Он позволил тебе — «самому страшному бичу Лиги» — танцевать со мной на глазах генералов, все еще мечтающих разорвать Братьев в клочья… Представляешь, как те бесновались? По-моему, папа заслужил несколько минут общения с тобой и со мной!

Она щелкнула пальцами, подзывая еще несколько роботов и указывая им на Грига.

— Оденьте его! Скорее!

Рилиот ждал их в залитой лучами восходящего солнца лоджии. Он в одиночестве сидел за длинным массивным белоснежным столом, сервированным на троих персон.

— Моя девочка! — увидев Линти, Советник радостно подскочил навстречу вошедшим.

Альтинка повела себя точно так же — отец и дочь бросились в объятия друг друга, словно не виделись целую вечность.

— Тебе понравился бал? — полюбопытствовал Рилиот.

— Здорово! Превосходно! — глаза Линти засверкали таким восторгом, что никто бы не усомнился — она говорила правду.

— У меня есть еще кое-что… — Рилиот достал из лежащего до этого момента на столе футляра припрятанный до утра сюрприз — золотое ожерелье с большими, ярко сверкающими, красивыми голубыми камешками, а затем своими руками закрепил его на шее обомлевшей от неожиданности девушки.

— Папа! — прошептала альтинка, невольно краснея от смущения таким вниманием. — Это невероятно! Оно так красиво!!!

— Это энергетические кристаллы, как ты и мечтала, — очень довольный ее реакцией, улыбнулся Советник. — Они светятся, когда тебе весело, и тускнеют, когда станет грустно. Носи не снимая — тогда, чтобы быть красивой, тебе придется всегда сохранять бодрость духа!

— Какой ты хитрый, мой папочка! Спасибо — оно просто великолепно!

— Прошу всех к столу!

Григ молча следил за сценой между отцом и дочерью и молча принял приглашение Рилиота.

Прислуживали за обедом автоматы, которые отличались от обычных лакеев лишь блеклостью бесконечно спокойных глаз. Блюда и напитки потрясали изысканностью вкуса, но, если Линти получала от еды истинное наслаждение, то Григ, всю жизнь питавшейся безвкусной питательной смесью, не имел возможности похвастаться тонкостью восприятия истинного гурмана.

Советник не мог наглядеться на свою светящуюся от счастья дочь. Он то и дело бросал вопросительные взгляды и на Грига, но спросить о чем бы то ни было вслух не решался. Линти то благодарно улыбалась отцу, то восхищалась сидящим напротив другом. Один Григ сидел мрачный, внимательный и собранный.

— Почему Григ такой замкнутый? — наконец поинтересовался у дочери Рилиот. — Он чем-то расстроен, обижен? Я к этому непричастен?

Линти только теперь заметила, что с юношей что-то не так — она считала, что Брат просто чувствует неуверенность в доме, обычаев и правил которого он не знает.

— Может быть, стесняется тебя, папа?

Рилиот промокнул губы салфеткой, внимательно и серьезно заглянул в глаза Грига:

— Григ, я хочу, чтобы мы правильно понимали друг друга. Я не враг тебе и не враг твоим Братьям.

Григ твердо встретил пронизывающий взгляд первого альтина Содружества:

— Я знаю. Но вы — Первый Советник Лиги.

— Ты хочешь сказать: старший офицер вражеской армии? — понял Рилиот. — Лига не объявляла вам войну, Григ, вы сделали это сами.

Григ пожал плечами, что означало: «вполне возможно».

— У вас ведь есть законы, которым вы слепо следуете? — спросил Брат.

— Не всегда и не слепо, раз ты сидишь здесь, — возразил Советник. — Обычно существует способ найти разумное решение, которое не нарушит сути закона.

— Значит, наши законы жестче, — рассудил Брат. — Жестче и действеннее.

— «Мир принадлежит Братству»? Но ведь ты, надеюсь, уже понимаешь, что мир слишком велик, чтобы принадлежать городу из двухсот-трехсот тысяч солдат?

— И вы ведь прекрасно понимаете: мы не собирались подчинять себе всю Вселенную? Это не закон, а девиз, Советник! Он обозначает: «наш мир принадлежит нам, мы умрем, чтобы отстоять его!»

— Но вы атаковали мирные экспедиции, которые никак не могли навредить вашему «миру»?

— Да, но только, чтобы не СУМЕЛИ навредить те, кто СМОГУТ! Мы были вынуждены. Технический прогресс планетарных цивилизаций шел быстрее, чем наш — мы хотели знать все возможности своих врагов, видеть, чему они научились, использовать их знания в бою и для обороны!

— А поскольку ВРАГОВ у вас не было, вы решили приобрести их из числа потенциальных друзей?

— У нас была военная миссия. «Улей» летел отомстить — неужели его бы встретили рукоплесканиями? Вы не правы, сэр. Не я придумал законы «Улья»!

— Но ты ведь знаешь теперь, кто придумал! Раньше ты мог сказать: «они существуют вечность, не мне задумываться». Но теперь, ты ведь знаешь — их породил не бог: Гронед — такой же человек, как ты или я. Не пришла ли пора Братьям стать лояльнее к окружающим, обзавестись связями, контактами, покровителями наконец?

Григ горько хмыкнул:

— Разве Братья теперь решают, кто им друг, а кто враг?

— Возможно, что не они, — согласился Советник. — Но ты-то ведь можешь решить, как относиться ко мне?

— Вы — отец Линти, вы друг ей, значит и мне. Но вы — Первый Советник Лиги, а я — Отец Братства. Мы оба не можем отвечать за самих себя!

— Мудро замечено, молодой человек. И все же. Что ты сам чувствуешь? Что заставляет тебя хмурить брови?

— Да хватит вам! — Линти не выдержала. — Что вы заладили: друг-враг, друг-враг? Еще наспоритесь, зачем портить утро?

— Ты права, милая! — Рилиот сразу извинился перед дочерью взглядом. — Тем более, что вынужден вас покинуть — меня только что вызвали.

— Папа? — прежде, чем Линти смогла его остановить, Рилиот поднялся, кивнул и вышел, оставив Грига и альтинку наедине.

— Он обиделся! — расстроено сообщила Линти Брату.

— Не думаю, — возразил Григ.

Линти всплеснула руками:

— Ну почему ты был таким «букой»?

Шутливая интонация не скрыла серьезности заданного вопроса. Григ понял смысл взгляда девушки — на самом деле вопрос звучал так: «ну почему ты отказываешься принять свое счастье?».

— Линти… ты… — Брат задумался.

— Что «Линти»?!

Григ набрал в грудь воздуха и заглянул ей в глаза.

— Говори! — потребовала альтинка.

— Понимаешь Линти, — слова прозвучали глухо, словно вырывались из глубины, от самого сердца, причиняя сильную боль. — Я осознал, что ничего не имеет смысла, кроме уважения к самому себе. Можно жить в роскоши, можно страдать, можно иметь все или ничего, но твое сознание… оно повсюду, ты всегда с ним, всегда наедине с собой, со своими мыслями. От этого никуда не деться, не избавиться, не спрятаться… Ты просыпаешься утром и понимаешь — удовольствие, радость, успех, страх, боль, отчаяние которые ощущал вчера — блеф, сон, прошлое — их нет, их уже не испытываешь… А твоя душа остается. Остается ощущение того, чего ты заслуживаешь. Боль унижения, горечь трусости, вонь малодушия никогда не проходят и не забываются! Они гниют где-то там внутри, с каждым годом — все глубже и глубже, все сильнее и сильнее — и ты уже никогда не сможешь вздохнуть чистого воздуха, ты уже никогда не сможешь по-настоящему стать счастливым, потому, что счастье — это тоже только в тебе! Если ты чувствуешь себя человеком, достойным уважения твоих друзей и своего собственного, ты способен совершить любой подвиг. Если нет — тебе уже ничто не поможет! Понимаешь, Линти, ты можешь делать все, что угодно, подниматься вверх или катиться вниз, уступать или идти напролом, умнеть или глупеть, становиться слабее или наращивать мускулатуру — нельзя пачкать то, что пройдет с тобой через всю твою жизнь! Нельзя принимать решений, от которых противно будет остаться с самим собой!

Линти смотрела большими глазами с выражением недоумения на лице.

— Что ты хочешь этим сказать? — ошеломленная громкостью этих слов, но не понимая, к чему Григ клонит, пробормотала альтинка.

Брат кивнул, что означало: «сейчас объясню». Он начал говорить медленно и твердо, делая ударение на каждом слове:

— Я решил принять муки, чтобы Братья стали свободными!

— Но они ведь итак стали? — испугавшись блеска решимости в его глазах, осмелилась напомнить альтинка.

Григ замотал головой, словно боролся с болью, и едва не застонал:

— Но они считают, что я пожертвовал собою для них! Они гордятся мной! Они уважают меня! Я же… развлекаюсь с тобой во дворце! Я веселюсь, наслаждаюсь жизнью, тобой, свободой…

— Они никогда не узнают… — начала Линти, но Григ закричал, заставив альтинку вздрогнуть и сжаться от неожиданности:

— Я знаю!!!

Григ перевел дыхание, не замечая, что напугал подругу своим внезапным истошным криком.

— Все горько, все мрачно! — уже спокойнее объяснил он. — Я не альтин, Линти, я — Отец! Нет ни одного титула выше этого, потому, что я — Брат! Брат или никто! А выше Отца — только Боги!

— Ты не любишь меня? — с ужасом сдалала вывод Линти.

— Ты не о том… — чувствуя, что его не понимают, Григ посмотрел умоляюще. — Ты — единственное, что мне здесь дорого! Только глядя на тебя я чувствую, что живу! Только думая про тебя, я все еще хочу жить… Но я не могу думать о себе, я не могу променять долг на личное счастье!!!

Линти провела рукою по лбу, собираясь с мыслями. Он говорил правду — он не сможет жить, если лишиться своего уважения. Она не сможет жить, если теперь лишится его. Замкнутого круга здесь не было, во всяком случае, не должно было быть…

— Чего же ты хочешь? — Линти сощурилась, внимательно глядя на разнервничавшегося, возбужденного юношу.

— Вернуться в Институт и принять все, что положено! — честно признался Григ.

Не смотря на напряженность обстановки, Линти не удержалась, чтобы хихикнуть:

— Теперь они не посмеют! Опыты над альтином — до такого еще никто не додумался!

Григ посмотрел так, словно сделав его альтином и помешав, таким образом, исполнению священного долга, Линти нанесла ему рану в самое сердце.

— Тогда — полететь на Инган! — твердо заявил Брат.

Линти вздрогнула — ей не приходило в голову, что Григ задумает нечто настолько безрассудное, но, к ее ужасу, в принципе, осуществимое. Она медленно встала из-за стола, подошла к прозрачной стене, долго смотрела в сад, над которым вставало солнце Бровурга. Чем больше она думала, тем больше возмущалась твердолобости парня, которому преподнесла на тарелочке свою любовь, друга — Первого Советника, безопасное настоящее и полноценное будущее. Наконец, у нее созрело решение.

— Хорошо, Григ, — грустно, но твердо заявила она. — Ты привык, чтобы все было по-твоему, я тоже не люблю отступать! Хочешь знать, я не намерена с тобой расставаться! Похоже, есть только один способ, чтобы мы оба получили то, что хотим: сблизить наши народы, Лигу и Братьев, как тебя и меня. Сделать так, чтобы визит на Инган для человека с Бровурга стал обыденным делом. «Папа, я лечу на Инган». «Ах, не задерживайся там надолго, доченька!». «Ну что ты, через двое суток я буду дома!». «Оденься теплее — на той широте прохладнее, чем в нашем дворце!».

Григ посмотрел недоверчиво:

— Как ты такого добьешься?

Альтинка улыбнулась своей гениальности:

— Полечу с тобой! Вернусь. Опять полечу. Снова вернемся, но уже вместе… И так далее! Наладим связь из папиного Дворца с твоими героями на Ингане. Может даже найдем для них всех работу в галактике — чтобы не разленились. — В ее глазах блеснула искра азарта. — Представляешь, как будет здорово: двое влюбленных юных альтин, которых бережет целая личная армия из самых отъявленных головорезов космоса?!

— Боюсь, все не так красиво, — не видя пока причин радоваться, возразил Григ. — Тебя не отпустят.

— Я не стану спрашивать — я уже взрослая! Отец все поймет. Он итак уже понял.

— Да, смотрел на нас, как на привидений… А где мы возьмем корабль?

— Альрика поможет! Ты твердо решил, да? Тогда и я тоже решилась!