96

В разгар веселья, когда официанты-агенты жались по углам, а терявший гипнотический экран майор Яндкван все чаще проявлялся в своём дунтосвинтском обличье, в приватную столовую вбежал министр Шустрый:

— Господин майор! Ой, простите… товарищ депутат, там такое… — Шустрый указал в стороны зала.

— Ш-ш-што такое? — с трудом разжав челюсти, спросил Яндкван.

— Там такой бал-концерт, что просто атас. Народ нужники штурмует!

— Ф-ф-ф каком смысле? — не понял майор.

— Вставай, депутат! Пойдём наводить порядок! — воскликнул Окуркин. — Хватай его, Серёга, нужно помочь человеку… Или не человеку?

На пьяном лице Окуркина отразилось недоумение. Депутат то был так себе, а то совсем зелено-бурый, с гребнем и когтями на депутатских лапах.

— Видать, моя белая посылает мне привет, — сделал вывод Окуркин. — Надо малость притормозить.

С этими словами Леха вылил половину своего коньяка в пустой фужер, а оставшуюся половину с удовольствием выпил.

Выдохнув коньячные пары, он посмотрел на слитую половину, а потом выпил и её тоже, справедливо рассудив, что раздельное питание — самое правильное.

Тютюнин тоже расправился со своей лошадиной дозой, и вдвоём с Лехой они подняли неустойчивого депутата со стула.

— П-постор-ронись! — требовательно крикнул Тютюнин. — Вын-нос тела!

Яндкван пытался перебирать ногами, но вынужден был признать, что передвигается все же лишь благодаря отравленным суперменам.

«До чего же они крепкие ребята! Просто даже немного стыдно, что я их отравил…» — с трудом думал Яндкван.

Вытащив Митюкова-Яндквана в зал, Леха и Сергей прислонили его к колонне и стали наблюдать за тем, что происходило в парадном зале.

От прежнего чинного благолепия не осталось и следа. Столы с бутербродами, сёмгой и икрой были перевёрнуты самой отчаянной частью гостей, которые не только образовали очередь в стационарные туалеты «Паласа-Матраса», но и жались кучками возле наспех организованных пластмассовых кабинок.

Неимоверным усилием воли майор Яндкван сумел отслониться от колонны и, достав из кармана универсальную вытрезвляющую таблетку, забросил её в зубастую пасть.

— Что же это такое?! — произнёс он, когда его сознание слегка прояснилось.

— Какой стол, такой и стул! — ответил Окуркин. — Всеобщий бардак!

— Это демократы во всем виноваты, — вмешался Тютюнин. — Развалили, понимаешь, страну, а нам теперь туалетов не хватает! Але, мордастый! — обратился он к важному господину олигархической наружности. — Мор-рдастый, почему не приветствуем дембеля, а? Ты, тефтель холодный! Скока дней до приказа?! Отвечать быстр-ро!

Не дожидаясь ответа, Тютюнин отвесил важному господину крепкую затрещину.

От стены к месту происшествия метнулись плечистые телохранители олигарха, но Тютюнин выхватил у стоявшего неподалёку официанта поднос и метнул его в нападавших.

Попал он совершенно в других господ, а те случайно посчитали виноватыми телохранителей. После коротких и эмоциональных объяснений завязалась дружная драка.

— Бей буржуев! — радостно завопил Окуркин и залепил в глаз попавшемуся под руку министру Шустрому.

Где-то начали стрелять. В центре зала рухнула люстра. Неуправляемая толпа ломанулась к выходу и перевернула несколько туалетных кабинок вместе с их обитателями.

Содержимое пролилось на мраморный пол, моментально превратив его в каток. Люди в дорогих костюмах и туалетах валились словно кегли, рассыпая жемчуг и роняя золотые зажигалки.

В панике они пытались выбраться из зловонных луж и, хватаясь друг за друга, только усугубляли своё положение.

Мигая маячками, к отелю стали прибывать милицейские и пожарные машины, а также кареты «скорой помощи».

Ещё через десять минут отключилось электричество, на крышу отеля высадился ОМОН, а потом по телевизору выступил Генеральный секретарь ООН Коффи Анан, который подчеркнул, что это уж вообще ни в какие ворота.

Пока длилась операция по спасению экономической элиты страны, Тютюнин и Окуркин сидели в самом дальнем углу и при свете фонарика приканчивали оставшийся коньяк, а несчастный майор Яндкван проводил экстренное расследование.

Собственно, расследовать было нечего. Судя по тому, что у многих гостей случилось расслабление живота, он понял, что отравленное вино супермены не выпили. А просто вылили в серебряную чашу. Концентрированный яд мухтар-бабая запросто убивал все живое, но его разведённая версия действовала как самое жёсткое слабительное. И в этом был главный просчёт.