97
Из-за случившейся суматохи и беспорядка на обратный путь Лехе и Серёге лимузинов никто не предоставил, пришлось добираться до дому на перекладных, расплачиваясь вместо денег бутылочками со спиртным, которые они благополучно забрали из клумбы с розами.
Как повелось после таких возлияний, Люба бить мужа скалкой не стала, потому что никакого толку. К тому же её насторожил удивительно богатый, хотя и пропахший колбасой и рыбой, костюм мужа.
— Что это за пиджачок, Серёжа? — тряся провалившегося в беспамятство мужа, спрашивала Люба, опасаясь, не украл ли Сергей одежду в магазине высокой турецкой моды.
— Эт-та… не пиж-да-чок…
— А чего же это? Гладкое какое…
— Смоу… кинг… — только и сумел произнести Тютюнин, и в следующее мгновение послышался его храп.
Со смешанным чувством недоумения и тревоги Люба легла в постель и провела ночь неспокойно, то и дело попадая в дурацкий сон, где её Сергей был Штирлицем, а вот мама почему-то стариной Мюллером.
Когда прозвонил будильник, Тютюнин поднялся бодрым и полным сил, что свидетельствовало о том, что в его крови все ещё гулял коньячный спирт.
Люба приоткрыла глаза и снова закрыла, решив немного понежиться, но, вспомнив вдруг про странный костюм, торопливо спрыгнула с кровати.
— Серёж! — позвала она, прислонившись ухом к двери туалета.
— Ну?
— Серёж, это что у тебя за костюм с «бабочкой», а? И ботинки дорогие чёрные. Где сандалеты-то?
— Нету сандалет, Люба. Махнулся я. Так получилось. И Леха махнулся.
— Небось Ленка ему махнется, — возвращаясь от туалетной двери, пробубнила Люба.
Тютюнин перескочил из туалета в ванную и вскоре вышел к жене, держась настороже и высматривая привычную скалку.
Однако Люба пренебрегла традиционным методом воспитания, поскольку хотела выяснить, как прошёл бал-концерт и что там было интересного.
— Серёж, ну как там все прошло-то? Расскажи…
— А ты включи телевизор, — ради смеха посоветовал Тютюнин, — там небось все и расскажут.
Глупая Люба поверила и сейчас же включила первый канал.
— …отвратительная оргия толстосумов в отёле «Палас-Матрас» продолжалась до полуночи и закончилась дракой в огромной зловонной луже! — обличительным тоном вещал принципиальный телерепортёр, стоя на фоне вывески пятизвездочной гостиницы. — Доколе! Доколе, хочется спросить наши власти, эти воровские мордовороты будут тратить денежки, умыкнутые у сирот и несчастных стариков!
После пламенной речи были показаны несколько фотографий «воровских мордоворотов». В основном это были общие планы, за исключением Сергея Тютюнина и Лехи Окуркина, которых сфотографировали на выходе из отеля.
— Сергей, быстро иди сюда! — испуганно заверещала Люба.
Тютюнин выскочил из кухни с трехлитровой банкой рассола в руках. Он как раз собирался налить рассол во фляжечку и захватить с собой на работу.
— Чего случилось?
— Чего случилось?! — переспросила Люба, уперев руки в круглые бока. — Да вас Лешкой на всю страну ославили! Сказали, что вы воровские морды и что денег у вас полно!
— Что, прям так и сказали, что, дескать, Тютюнин? — не поверил Сергей.
— Даже фотографию показали, где у вас морды красные!
— Морды красные?
Тютюнин напрягся и вспомнил, что действительно была одна вспышка, когда они с Лехой покидали праздник. Неожиданно зазвонил телефон.
— Вот! Вот, достукался! — страшным шёпотом произнесла Люба и убежала в туалет.
— Да ладно тебе. Наверное, кто-то ошибся. Тютюнин поставил банку рядом с телефоном и снял трубку.
— Але, вы, наверно, ошиблись? — с надеждой в голосе спросил он.
— Але, брателла, мы не ошиблись. Это ты допустил ошибку, фраерок. — В трубке послышался хриплый смешок. — Короче… эта… пришло время делиться.
— С кем? — автоматически спросил Тютюнин.
— С нами, с зареченской братвой.
— А чем же я буду с вами делиться?
— «Зеленью», огурчик, «зеленью». Короче, у нас тут целая бригада подъехала — прямо к твоему подъезду. Давай спускайся и чтобы тридцать штук в зубах было, уловил, фуфель?
— Уловил… Только, — в горле у Серёги запершило от страха, — только у меня не такие доходы, чтобы…
— Короче, быстро спускайся, серпантин поганый, а то я к тебе сам поднимуся! — рявкнули в трубку.
— Ладно, одну минутку…
Сергей положил трубку и тут же снова снял, чтобы позвонить в милицию.
После нескольких гудков трубку снял дежурный.
— Ну, чего надо? — спросил он без особого энтузиазма.
— С меня вымогают деньги, спасите меня, пожалуйста!
— Кто вымогает?
— Зареченские!
— А сколько вымогают?
— Сказали — тридцать штук!
— Так это для вас много, что ли?
— Конечно много! Я простой рабочий человек! Вы поможете?!
— Ладно, — дежурный вздохнул. — Диктуйте адрес. Серёга стал, запинаясь, диктовать, и дежурный записывал, пока не дошла очередь до фамилии.
— Тютюнин моя фамилия! Сергей Викторович Тютюнин!
— Тютюнин?! Так это вы? То есть ты, воровская морда, сирот и стариков обворовываешь?!
— Это какая-то ошибка! Поймите!
— Фотографию твою по телику показывали?
— Мою, только…
Дежурный не дослушал и бросил трубку. Сергей тоже положил свою на рычаг, однако телефон снова взорвался оглушительными звонками.
— Алле… — безжизненным голосом отозвался он.
— Это… Я не понял, баклан, ты мне говоришь типа подождать, что ли? — спросил уже знакомый хриплый голос. — Ты в ментуру, что ли, звонил, фуфуль?
— Никак нет, это я… я просто собираю деньги в мешочек. В бумажный мешочек…
— Короче, жду ещё минуту. А потом мы с братвой поднимаемся и пакуем тебя прямо в этот мешочек. Понял?
— Понял.
— Время пошло.
Невидимый бандит положил трубку, и воображение Серёга ярко нарисовало ему картину его собственного избиения, а возможно, даже и убийства.
— Нужно что-то делать… Нужно что-то делать, иначе они поднимутся.
Тютюнин наскоро оделся и, пошарив по всем денежным местам в своей квартире, наскрёб четыреста тридцать четыре рубля восемнадцать копеек.
Этого, конечно, было мало, но выходить во двор вовсе без денег было настоящим самоубийством.
Из туалета появилась неосведомлённая Люба.
— Кто звонил-то? — спросила она.
— Да ошиблись, — буркнул Тютюнин. — Целых два раза… Я пойду на работу.
— Что-то сегодня рановато, — заметила Люба.
— Чем раньше, тем лучше, — ответил Сергей и, открыв дверь, шагнул в неизвестность.
