90
На другой день Сергей сбежал с работы уже в четыре часа и, примчавшись домой, стал приводить себя в порядок.
Он принял ванну, побрился, потом надел глаженые брюки, рубашку и отправился к Лехе.
В шесть часов они оба — в новых сандалетах — уже сидели на лавочке возле тютюнинского подъезда и ревниво поглядывали на проходивших мимо соседей, сжимая в руках яркие открытки приглашений.
— Продаёте, что ли, чего? — спросила заинтересовавшаяся приятельница Живолуповой баба Дуся.
— Нет, бабуль. Все в порядке. Иди давай, — нервно отмахнулся Окуркин.
— А чего это? — заупрямилась старушка. — Я в этом подъезде с шестьдесят второго года живу. Имею право здесь находиться.
— Ты чего, баба Дуся, заклинила, что ли? Нашему дому всего четыре года! — напомнил Леха.
— Да? Ну и пусть. А зато я с сорок восьмого года в партии состою! Что, съел?
Баба Дуся попыталась сложить дулю и показать её Окуркину, но пальцы старушку уже не слушались, и она просто уселась на противоположную скамейку.
— Кажется, ей тоже дали приглашение… — уголком рта проговорил Окуркин.
— С чего ты взял? — так же скривив рот, спросил Тютюнин.
— Ну видишь… Сидит. Значит, очередь заняла.
— Да быть того не может. Нас-то пригласили как лучших в Черноземье приёмщиков и квасолабальщиков…
— Болтальщиков…
— Чего?
— Квасоболтальщик я.
— Ну вот и я говорю. А ей за что такая честь?
— Так она же сама только что проговорилась… С сорок восьмого года в партии…
— Причём здесь п… партия? Слушай, Леха, я больше не могу так морду кривить — у меня челюсть судорогой сводит…
— Давай просто шёпотом.
— Давай. Так при чем здесь партия?
— При том, что бал-концерт могла организовать компартия России. Коммунисты.
— Откуда у них деньги на лимузины, ты что?
— Тихо. Не шуми, а то эта карга ухи навострила. Пеленговать нас пытается. Ладно, сейчас я попробую кое-что выяснить.
Окуркин улыбнулся бабе Дусе, как новообретенный родной внук, и спросил:
— Баб Дусь, а ты чего так рано вышла-то? Лимузин раньше полдевятого не появится.
— А не твоё дело, Лешка-алкоголик! — отрезала баба Дуся, утвердив Окуркина в мысли, что она основной и очевидный конкурент.
Пошатываясь, мимо прошёл жилец соседнего подъезда — Вася Магарыч. Дрейфуя вдоль поломанной оградки, словно корабль без управления, он с трудом поменял курс и с ходу упал на скамейку рядом с бабой Дусей.
— Ой, — сказал Магарыч, пытаясь сесть, — Ой, где это я?
— У второго подъезда, Вася, — ответила сердобольная баба Дуся.
В отличие от других хроников двора Васю уважали все старушки, поскольку он считался настоящим сумасшедшим и посмотреть на него приходили люди с других дворов.
— У второго подъезда… — повторил Вася. — А куда я шёл-то?
— Да кто же тебя, сердешного, знает, куда ты шёл, — развела руками баба Дуся.
Во двор въехала чёрная «Волга».
Леха и Сергей невольно вскочили и проводили машину взглядами до пятого подъезда. Там «Волга» остановилась, и из неё вышли двое джигитов, которые затем выволокли из салона связанного блеющего барана.
Тютюнин с Окуркиным переглянулись и сели обратно.
— Ещё только без десяти семь, — тихо сказал Леха. Сергей кивнул. Он старался выглядеть невозмутимым,
Однако тот факт, что Вася Магарыч прочно сидел на лавочке рядом с бабой Дусей и никуда не уходил, говорил о том, что и он, прикрываясь пьяным видом, занял место в очереди.
— В любом случае мы первые, — угадав Серегины мысли, сказал Леха. — Причём заметь, в лимузине никакие пенсионные удостоверения не действуют. Это я тебе говорю.
И они снова стали ждать.
Мимо пробежал бультерьер Дроссель., все в том же кожаном пиджаке, который достался ему во время совместного с Лехой и Сергеем путешествия в параллельные миры.
Бультерьер тащил в пасти старый милицейский сапог и коротко кивнул Серёге и Лехе.
Те кивнули в ответ.
Бультерьер побежал дальше. Совсем недавно эта много повидавшая собака подверглась тяжёлому испытанию.
Дроссель подсел на токсичные резиновые калоши, и все думали, что долго он не протянет, однако пёс нашёл в себе силы отказаться от вредной привычки, тем самым продемонстрировав пример настоящего собачьего мужества.
