50
Лишь перейдя улицу и свернув в переулок, приятели стали приходить в себя, а Серёга признался, что чуть не намочил штаны.
— И что характерно, Леха, никто нам не верит. Ни милиция, ни душманы — всем траву подавай, как будто никто, кроме нас, дорогу в парк не знает.
— А ты здорово с цилиндром придумал. Я даже сам немножко испугался, так ты все натурально представил — вроде как бомба… Ты, Серёг, прям артист разговорного жанра. Как Шекспир какой-нибудь.
— Станешь тут и Шекспиром, и Спинозой, когда тебе ножиком угрожают. Ну, где твой Зензивер?
— А вот тут через заборчик, потом вдоль стройки, потом мимо воровского автосервиса и, считай, на месте.
За забором друзья спугнули семью котов, у стройки их чуть не прибило упавшим кирпичом, а возле воровского автосервиса, где днём и ночью перебивались номера на угнанных машинах, друзей приняли за милицейских агентов.
— Эй, парни, — обратился к ним, появляясь из дверей, директор автосервиса. — Я же вашему полковнику вчера только платил!
— Не, мы не по вашей части, — замотал головой Леха. — Мы к Зензиверу — металл несём.
— А-а, ну тогда извините, — сказал директор, продолжая недоверчиво коситься на подозрительную пару.
Наконец, после стольких приключений, Сергей и Леха все же пришли в каморку подпольного приёмщика.
— А-а, — протянул тот, — Леха. Чего принёс? Золото-брильянты? — Довольный своей шуткой, Зензивер засмеялся.
Вдоль стен помещения, которое он занимал, стояли плиты с надгробий, барельефы и скульптуры. В отдельной коробке валялись четыре «чижика-пыжика», украденные в Питере и вывезенные в столицу контрабандой.
— Латунь, — коротко ответил Леха.
— Латунь-малтунь… Ну показывай.
Окуркин взял у Серёги увесистый свёрток и, развернув его, подал турку цилиндр.
— А это точно латунь, Леха? — спросил тот, покривив физиономию.
— А чего же ещё?
— Ну, может, оболочка тонкая, а вовнутри свинец. Что-то она очень тяжёлая.
— Тяжёлая — это хорошо. Тяжёлая — значит металла много.
— Как сказать.
Зензивер поскрёб выбритую до синевы башку и поставил цилиндр на весы. Стрелка встала на пять килограммов, да ещё на пару килограммов весы были отрегулированы в пользу приёмщика.
— Ладна, Леха, беру себе в убыток, — объявил Зензивер и, достав из кармана пачку разномастных ассигнаций, стал выбирать самые потёртые.
— Вот, Леха, держи своё богатство.
— Эй, а откуда у тебя этот пионер? — поинтересовался Тютюнин, указывая на скульптуру мальчика в трусах, при галстуке и с горном в руке.
— Павлик Морозов — из детского лагеря, — со вздохом произнёс Зензивер. — Памятник уходящей эпохе — теперь он никому не нужен, кроме меня… Ну ладно, хватит вопросы спрашивать, деньги получили — уходите…
Тютюнин и Окуркин спорить не стали и покинули убежище беспринципного приёмщика.
Едва клиенты ушли, Зензивер схватил отвёртку и стал выкручивать маленький, неприметный с виду винтик, который сильно заинтересовал турка.
— Нери-нери-не-е-ей… Нери-нери-не-е-ей… — напевал Зензивер, высовывая от усердия язык.
Наконец винтик вышел и следом за ним поднялась круглая крышечка, которую он придерживал.
Грязным ногтем приёмщик поддел эту крышку и, заглянув внутрь цилиндра, радостно затараторил на родном языке.
Весь внутренний объём цилиндра оказался заполнен красными круглыми камешками, которые, без сомнения, являлись рубинами.
Зензивер на мгновение затаил дыхание, перед его затуманенным взором пронеслась вереница полногрудых «наташ», вилл в Италии и Турции, белых «мерседесов» и огромных, самых огромных отар баранов.
Стряхнув с себя пьянящий сон, Зензивер отбросил крышечку и сунул пальцы в рубины…
Грохот сильного взрыва настиг Леху и Сергея, когда они проходили уже мимо воровского сервиса.
Друзья обернулись и увидели, как летят в небо обломки кирпича и старых стропил. Подготовленного к сносу здания, где временно квартировал Зензивер, больше не существовало.
— Как ты думаешь, это чего такое? — спросил Тютюнин, боясь поверить в свою догадку.
— Даже не знаю, что и подумать, — пожал плечами Окуркин. — Хотя в таких случаях обычно говорят: взрыв газа.
