121

В то время как Клаус разминал ноги и прядал ушами, бухгалтер Фригидин, он же тайный агент Пленум, выглядывал в коридор, принюхиваясь к аромату духов Елены Васильевны — основного объекта вожделения Фригидина.

Елена Васильевна исполняла обязанности секретаря директора и, поскольку секретарской работы было немного, имела привычку приходить поздно. Иногда даже в обед.

В таких случаях она заглядывала в кабинет к Штерну и, томно вздохнув, спрашивала, нет ли чего-нибудь срочного. Борис Львович, имевший обыкновение клеиться к женщинам более молодым, тем не менее попадал под действие чар разведённой женщины и конечно же говорил, что ничего срочного нет.

Выбравшись в коридор, Фригидин встряхнулся, словно пёс, и не дыша подобрался к дверям приёмной.

Елена Васильевна что-то тихо напевала и гремела чашками, должно быть, готовила Штерну чай. Фригидин подумал, что лучшего момента не найти, и, толкнув дверь, вошёл в приёмную:

— А вот и я, Елена Васильевна.

— Здравствуйте, Фригидин. Вы к шефу?

— Нет, я самостоятельный мужчина, и вот что я вам скажу, Елена Васильевна. Вы — толстая! Но вы не обращайте внимания на эти слова, потому что это только начало речи и дальше будет лучше. Так вот — вы толстая и вам вредно есть много шоколада…

Секретарша изумлённо смотрела на Фригидина, нащупывая на столе что-нибудь тяжёлое, например, пресс-папье из цельного куска мрамора.

— А раз много нельзя, я принёс вам слегка разукомплектованную шоколадку — вот она…

С этими словами Фригидин достал из кармана распакованную сладкую плитку с выцветшей и потёртой обёрткой.

— Вот она, смотрите. Очень хорошо сохранилась и откусанная только с одной стороны. Это я сам кусал в одна тысяча девятьсот девяносто первом году, сразу после перестройки. Вы, кстати, как относитесь к роли Горбачёва на этапе предкапиталистического развития новой волны?

Поражённая Елена Васильевна не знала, что и сказать. Но убить Фригидина пресс-папье пока не решалась.

— Нет ответа. — Фригидин вздохнул. — Тогда я передам вам эту плитку шоколада, но не за просто так. Я вас за эту плитку обниму и прижму к себе. Будут просто непередаваемые ощущения — это я вам обещаю, как специалист.

— Да ты, Фригидин, собака такая, совсем обнаглел! — воскликнула секретарша, обретя наконец дар речи. Она быстро поменяла смертельно опасное пресс-папье на старый цветочный горшок, который и метнула во Фригидина. К счастью для бухгалтера, удар пришёлся в дверной косяк, и агент Пленум благополучно выскользнул в коридор.

Понимая, что Елена Васильевна может за ним побежать, он помчался прятаться в приёмку.

Ворвавшись во владения Тютюнина, Фригидин в удивлении остановился и некоторое время наблюдал, как скачет тушканчик Клаус, потом сказал:

— Эта крыса, Сергей, наверно, бешеная. Вам её усыпить нужно, пока она всю штукатурку не поотбивала…

— Тебе чего надо? — строго спросил Тютюнин, поскольку ему предстояло спасти планету от захватчиков, а тут всякие морды врываются прямо без стука.

— Вообще-то я к вам, Сергей, по вопросу неотложной надобности, — признался Фригидин. — Могу я перекинуться с вами в коридоре парочкой секретных сообщений?

Сергей посмотрел на Кузьмича, тот кивнул, и Тютюнин вышел следом за Фригидиным. По правде говоря, он уже утомился смотреть на Клауса, который без остановки пропрыгал половину обеденного перерыва.

«Видать, ему уже и глаголы не помогают… И чтоб таких вот два миллиона попрыгайцев в страну запустить? Нет, не по-хозяйски это. Они нам все дорожное покрытие попортят».

— Ну, чего тебе нужно? — неприветливо спросил Тютюнин, когда они с Фригидиным остались вдвоём.

— Сергей, мы — арийцы — должны помогать друг другу.

— Ну?

— Точно вам говорю — просто обязаны.

— Чего ты хочешь?

— Сергей, вы не могли бы пойти в приёмную и грубо завалить Елену Васильевну на стол? Ради меня. Ради нашей дружбы двух арийцев…

— Ты сдурел, что ли, Фригидин? — изумился Тютюнин.

— Я вам шоколадочку дам. Вот, смотрите, какая у меня шоколадочка. Просто изумительная — бессрочного хранения! — продолжая Фригидин.

— Да зачем мне заваливать Елену Васильевну? Она добрая женщина, — сказал Сергей, однако навязчивое воображение тут же нарисовало ему эту картину — он и Елена Васильевна на столе.

— Как зачем, Сергей? Все, что почувствуете, расскажете мне, а я потом буду это сопереживать. Знаете, как я люблю сопереживать. У-у, обожаю просто… Ну и ещё, пока вы будете её грубо заваливать, я немножко подсмотрю в замочную скважину. Нет ничего лучше для полноценного развития личности. А я личность, Сергей. Я личность с большой буквы… Итак, ваш ответ?

— Мой ответ — пошёл вон, Фригидин.

— Ну и пожалуйста. Я пойду к себе и предамся раздумьям, а вы возвращайтесь в свой жалкий закуток и продолжайте тренировать вашу бешеную крысу.