112
Довольно скоро выяснилось, что водка нормальная и даже хорошая, а милиционеры-близнецы отличные ребята. Они знали много народных песен и даже играли на губной гармошке, которая кстати нашлась у мастера смены.
— Послушайте, ребята, а почему у вас фамилие разное, если вы близнецы? — поинтересовался Окуркин.
— А это у нас не фамилие разное, это у нас служебные псевдонимы разные, а фамилие конечно же одно — братья Филиповы.
— Вот тебе раз! А почему же вам псевдонимы-то выдали? Чем братья Филиповы плохи?
— А нам не выдали. Мы сами взяли, — признался Снегов.
— Потому что была такая необходимость, — добавил Стогов.
— Какая необходимость? — почесав хронически красный нос, поинтересовался мастер смены.
— Насущная необходимость. Чтобы в перестрелках можно было соблюдать порядок и безопасность, — сказал Снегов.
— Да, — согласился с ним Стогов. — Вы представьте, крикнут нам «Филипов, слева — три! Обрати внимание!», а мы смотрим и не поймём, то ли это я, то ли он, а может, и вовсе наоборот.
— И получается неувязочка, — добавил второй близнец.
— А вы в перестрелках часто бываете? — уважительно моргая, спросил Сергей.
— В этом году ни разу, — сказал Стогов.
— И в прошлом тоже, — со вздохом добавил Снегов.
— А прежде?
— А прежде мы ещё маленькие были — в школу ходили. В милицейскую. Теперь вот уже в штате состоим, но нам по-прежнему не доверяют.
— Ага, говорят, слишком инициативные, — подтвердил другой близнец.
— И даже патронов не дают. Опасаются. Говорят, вы в людей стрелять будете. А зачем нас учили, если стрелять нельзя, я вас спрашиваю? Мы уже и в кошек палили, но в кошку попробуй попади — она же маленькая.
— Поди попробуй… — согласился Леха.
— Вот! А человек — совсем другое дело, он же большой. Но патронов все равно нет.
— Вы, ребята, переходите к нам на завод, — предложил вдруг мастер смены.
— А у вас что, патроны дают? — с надеждой в голосе спросил Снегов. Или Стогов. Внешне их трудно было различить.
— Патронов не обещаю, но спецовки у нас хорошие. И ещё — пенсия… А за вредность — молоко.
— За вредность лучше бы водку, — заметил Окуркин.
— Эх, мил-человек, у нас ведь водкой никого не удивишь. У нас здесь больше молоко ценится.
Когда все темы для беседы иссякли, было уже довольно поздно.
Тютюнин с Окуркиным, пошатываясь, вышли с чёрного хода и, обойдя весь комплекс винокурения, оказались возле парадного крыльца, где только что закончилась схватка между двумя командами силовой поддержки.
Меж поваленных тел деловито сновали санитары, а кареты «скорой помощи» развозили клиентов по больницам.
Представители противных стороны стояли у разных подъездов, окружённые новостными бригадами разных телевизионных каналов.
— Мы, народ Рублевского шоссе, настаиваем — акции «Кристаллического рубина» принадлежат нам! Отступать мы не намерены! Позади — Москва! — кричали возле «входа номер один»..
— Мы, члены «Ордена трубы», да не простой, а золотой, ответственно заявляем: наши акции! Наши! Мы требуем исполнения главного закона термодинамики: деньги идут к деньгам! У кого нефть — у того и водка!
Тютюнин и Окуркин, поначалу желавшие поскорее оказаться дома, завидев такое представление, тут же передумали, протрезвели и остались досматривать.
— Скажите, чем должно закончиться ваше противостояние? — спросил кто-то из журналистов, окружавших представителей «Ордена трубы».
— Мы считаем, что этот спор должен решаться на юридическом поле. Да вы, кстати, прямо сейчас сможете стать свидетелями этого цивилизованного способа.
Едва только была произнесена эта фраза, как из подъехавших автобусов стали выгружаться бойцы в неизвестной форме.
— Внимание! Сейчас вы видите, как независимые государственные служащие — судебные исполнители — собираются в боевые порядки, чтобы продемонстрировать нам сотни исполнительных листов с судебными постановлениями, где чёрным по белому и наоборот написано, что «Кристаллический рубин» принадлежит «Ордену трубы».
Между тем народ Рублевского шоссе также не терял время даром и выстраивал в каре своих собственных судебных исполнителей, вооружённых бейсбольными битами и исполнительными листами примерно по двести долларов за штуку.
В качестве основной ударной силы обе стороны использовали дорогостоящих адвокатов с замысловатыми фамилиями. Среди них Тютюнин и Окуркин приметили нескольких дунтосвинтов.
— Смотри, Серёга! Смотри!
— Да вижу я! Не толкайся! Вижу!
— Как думаешь, может, шуранем по ним каменюкой?
— Нельзя. Подумают, что мы из-за акций дерёмся. За это убить могут — ты же видишь.
— Да уж вижу.
Последовал сигнал к атаке и, потрясая пачками исполнительных листов, отряды судебных исполнителей сошлись на юридическом поле.
Дрались они корректно и почти не ругались матом.
Адвокаты же, напротив, норовили поставить друг другу подножку, роняли бриллиантовые запонки, шипели и источали змеиный яд.
Когда все наконец закончилось, друзья отправились искать переулок, в котором оставили «запорожец».
Леха позвякивал пустым космическим ведром и думал о чем-то своём, а Сергей то и дело оглядывался. Ему не давал покоя велосипедист, который снова следовал за ними по пятам.
— Ты смотри, он шпионит за нами, — прошептал Серёга Лехе.
Тот покачал головой:
— Да навряд ли. Он же без хвоста, и рожа у него не зелёная…
— Да кто же знает, какая рожа, — под очками-то не видно…
— Но гребень мешался бы.
— Ну… гребень бы мешался, — вынужденно согласился Сергей. — Хотя мы, может, уже совсем протрезвели и ничего не замечаем…
— Стоп, — сказал Леха, когда они вышли в переулок. — Смотри, кто это возле моей машины ковыряется?
— Они… — выдохнул Тютюнин, чувствуя, как наливается силой его молодое тело. Однако одного только тела было мало, и Сергей, оглядевшись, присмотрел на стене кусок отошедшей штукатурки.
Вырвав его и обвалив при этом едва ли не половину фасада, он замахнулся и что было силы метнул штукатурку в дунтосвинтов.
Снаряд прошелестел в вечернем воздухе и с грохотом обрушился на крышу «запорожца», разлетевшись на тысячи осколков и запорошив дунтосвинтам нижние веки.
Окуркин взревел, словно от боли, и помчался к машине, чтобы оценить ущерб. Дунтосвинты же, решив, что атакуют именно их, пустились наутёк.
— Что ты наделал?! Зачем бросался в мою машину-у-у! — вопил Леха, лихорадочно сметая с крыши песок.
— Я же не специально, Лех. Я же их отогнал — они, может, бомбу пытались заложить.
— Бомбу? — Леха на мгновение замолчал, моделируя в мозгу последствия взрыва. — Бомбу, говоришь? — повторил он. — Так от бомбы же вся краска поотлупится… и окна повыл етают…
— Да что окна у нас бы глаза повылазили. Нужно посмотреть, вдруг они успели её поставить.
Приятели опустились на асфальт и стали ползать вокруг «запорожца», заглядывая под днище.
Как должна выглядеть бомба, они не знали, однако после осмотра почувствовали себя намного увереннее.
— Ничего, Лех, мы на них завтра отыграемся, — отряхивая штаны, пообещал Тютюнин. — Вот развезут водочку по магазинам, а утром, где-то часиков с семи, чтобы до работы успеть, её начнёт употреблять трудовой народ. И тогда начнётся… А то чего же мы вдвоём — двое в поле не воин.
— Двое — не воин, — согласился Леха и, забросив космическое ведро на заднее сиденье, быстренько занял место пилота.
Сергей сел рядом.
Мотор чихнул, но все же завёлся. Окуркин немного погазовал, посмотрел в зеркало заднего вида и заметил того же велосипедиста в хоккейном шлеме.
— Вот привязался-то, — сказал Леха и резко стартовал с места.
Велосипедист тоже стал набирать скорость. Леха проскочил в следующий переулок, велосипедист за ним.
Окуркин вырулил на улицу и какое-то время ехал по встречной полосе.
Завидев лейбл «запорожца», «мерседесы» в ужасе запрыгивали на тротуар, а Леха только грустно улыбался и все рулили и рулил.
Когда ему это надоело, он мастерски развернулся и, влившись в поток движения, сказал:
— А вот зря ты поцарапал мне крышу.
— Да ладно тебе. Я ж не специально, — пожал плечами Тютюнин.
— Сейчас приедем — полировать будешь.
— Ну и буду.
Они замолчали. Молчали долго — секунд тридцать. Первым заговорил Сергей:
— Между прочим, твоих крыс из гаража можно убрать запросто.
— Это как же? — заинтересовался Леха. С крысами он не ладил.
— Нужно в магазине кофе купить растворимый. Лучше всего «нескафе». Мне один знакомый рассказывал. Говорит, один раз посыплешь — и дело сделано.
— А если два?
— А если два, то не только крысы, но и соседи посреди зимы на дачу съедут. Под Новый год очень удобно — никто даже в подъезде не наблюет.
— Неужели никто? — не поверил Леха. — Даже странно мне как-то.
