111
Немного придя в себя, Серёга и Леха, уже без прежней охоты, двинулись на поиски «входа номер три».
Найти его удалось не сразу. Несколько раз приятели натыкались на заслоны из крепких «ополченцев», которые не отвечали ни на какие вопросы, говоря лишь: «не положено» и «нам приказано».
«Вход номер три» оказался чёрной лестницей, которая вела в пищеблок, где кормились работники «Кристаллического рубина», разводя украденной водкой компот из сухофруктов.
— Вы кто такие? — спросил приятелей дежуривший на лестнице крепкий гладиатор. Впрочем, возле столовки Леха со своим ведром смотрелся более органично.
— Мы на работе, — просто ответил он и продемонстрировал космическое ведро. — Разве сам не видишь?
— Сам-то вижу, — отозвался с лестничного пролёта гладиатор. — Только за кого вы выступаете, за Бананова или за Фиговского?
— Мы вообще-то за нормативные выражения, камрад, — вмешался Сергей.
— Да, — подтвердил Леха, продолжая наступать на гладиатора. — За мир во всем мире. Ты, кстати, «Муму» читал?
— Какой номер, за май?
— Ага, — кивнул Леха, слегка пододвигая плечом гладиатора.
— Э, ты куда прёшь-то? — возмутился тот, перехватывая свой «ремингтон», как дубину.
— Да мы же свои! — настаивал Леха. — Видишь, ведро принесли!
— А чего в ведре? — не сдавался гладиатор.
— Мездра там, товарищ, — сообщил Тютюнин, вспомнив о неоднозначном восприятии людьми этого слова.
— А-а… — протянул озадаченный гладиатор. — Ну так бы сразу и сказали. А то «свои, свои». Знаешь, сколько здесь своих ходит. На всех патронов не напасёшься.
Распрощавшись с гладиатором, Сергей и Леха принялись плутать по вспомогательным помещениям, то и дело заходя в тупики или сталкиваясь с многочисленными отрядами той или иной армии. Однако поскольку все происходило уже внутри предприятия, никаких паролей и клятв у них не спрашивали.
Вскоре, больше ориентируясь на запах спирта, Тютюнин и Окуркин вышли к цеху розлива и отстоя пены. У входа их заставили надеть белые шапочки, белые тапочки и желтые курточки. И, больше не спрашивая ни о чем, пропустили на самую секретную территорию.
— Так вот, Серёга… — от волнения у Окуркина захватывало дух, — так вот где все это и происходит… Вот где оно совершается, очищается и разливается…
— Ага… — немногословно отвечал Тютюнин, глядя на высоченные, до самого потолка, ректификационные колонны, гидролизные узлы и установки горячего крекинга. Все это тонкое хозяйство журчало, пыхтело и булькало.
— Эй, товарищ в очках! — позвал Леха работника с карандашом и блокнотом в руках.
— Да, — отозвался тот и, подойдя к двум незнакомцам, стал их подозрительно рассматривать.
— Товарищ в очках, скажите, где бы нам тут разливочную бочку найти?
— А зачем вам? — тут же спросил товарищ в очках.
— А мы просто интересуемся.
— Экскурсия, что ли?
— Да, экскурсия, только мы от группы отстали.
— И что вы хотели узнать?
— Из опилок водку делают?! — выпалил Леха.
— Конечно, в гидролизных узлах.
— А из нефти? — поинтересовался Тютюнин.
— Из нефти? — Товарищ в очках почесал нос и, вздохнув, ответил:
— Приходится. Методом удлинённого крекинга.
— Здорово. Ну а где же разливочная посуда, а?
— Я не понимаю — зачем вам. Украсть, что ли, хотите?
— Да не украсть, наоборот — вылить! — Леха указал на ведро. — Нам директор приказал.
— Какой директор?
— Тот, который правильный, — просто ответил Тютюнин. — Или вы уже чужому директору продались?
— Не правда, я не продался. Я верен тому директору, которому присягал и у которого целовал это самое… Я имею в виду — знамя.
— Вот и хорошо. Покажите разливочную.
— А вы сначала откройте ваше ведро. Я здесь, между прочим, мастер смены.
— Пожалуйста, товарищ мастер, только это не ведро, а контейнер особой прочности, — с достоинством произнёс Окуркин и открыл ведро.
Увидев золотистую искрящуюся жидкость, мастер встал на колени и, понюхав её, сразу изменился в лице, причём в лучшую сторону.
— Очень интересный букет. Мне даже понравилось. Ну хорошо, идёмте, я все вам покажу — лейте куда хотите, мне не жалко.
Промаршировав по длинным технологическим переходам, где им то и дело попадались лаборанты с отстранёнными взглядами, Леха и Сергей пришли к огромной, с железнодорожную цистерну, ёмкости, из которой хитрый звякающий аппарат разливал водку в длинную вереницу мытых бутылок.
— Вот отсюда все и проистекает, — сказал мастер. Он указал на покрашенную белым лесенку и добавил:
— А чтобы вылить, нужно забраться на самый верх. Лезьте прямо сейчас, а я отойду по делу.
И ушёл.
— Ну что, давай, — сказал Серёга, прислушиваясь к звякающему аппарату, который лихо выталкивал наполненные бутылки.
— Ага. — Окуркин взял в зубы дужку космического ведра и стал подниматься, сосредоточенно глядя на потолочные балки.
Какое-то время Сергей следил за ним, но потом у него заныла шея и он стал смотреть себе под ноги.
Неожиданно совсем рядом грохнулось космическое ведро. Тютюнин в панике прыгнул в сторону и, снова посмотрев вверх, увидел извиняющийся силуэт Лехи.
— Извини! — крикнул тот с высоты. — Просто зубы устали!
Серёга хотел уже послать было Окуркина подальше за такие шутки, но потом вспомнил, какое большое дело они проворачивают, и ему сделалось стыдно за свою минутную слабость.
«Как там, интересно, Кузьмич? — подумал он. — Справляется ли?»
Наконец Окуркин спустился, и они обнялись.
— Ну как там наверху, Леха?
— Масштаб, Серёга! Масштаб просто поражает! Я её туда, понимаешь, лью, а она прямо как в никуда! Масштаб.
Едва друзья закончили радоваться и стали подумывать, как выбираться на волю, возле основной ёмкости появился мастер смены, да не один. С собой он привёл двух румяных милиционеров, похожих друг на друга, как две милицейские фуражки.
— Рядовой Стогов! — представился один.
— Рядовой Снегов! — представился второй и, заметив, как таращатся на них злоумышленники, добавил:
— Мы вообще-то близнецы, как Сакко и Ванцетти.
— Понятно, — сказал Леха, хотя ничего не понял.
— Почему же вы, товарищи, нарушаете? — поинтересовался Стогов и достал из кармана пистолет «Макарова», расточенный под стрельбу гайками и болтами.
— Да, — поддержал обвинение Снегов. — Зачем отравляете наш национальный напиток?
— А мы его не отравляем, — замотал головой Леха. — Мы его, наоборот, улучшаем. И мы это можем доказать…
— Как же? — спросил Стогов, как бы между прочим поигрывая рогаткой из бараньих жил — очень опасным оружием.
— А очень просто! — вступил в спор Тютюнин. — Мы можем этой водки выпить сколько угодно.
— Так уж и сколько угодно! — усомнился из-за спин милиционеров мастер смены.
— Ну, конечно, в разумных пределах, — согласился Окуркин. — Зато будет ясно, что водка не отравлена.
— Хорошо, пусть пробуют, — согласился Стогов.
— Правильно, налей им, — сказал Снегов, обращаясь к мастеру смены.
Мастер пожал плечами и, достав мерную кружечку, нацедил грамм двести, однако Окуркин возразил, что так они ничего не почувствуют, и мастер был вынужден налить два по двести.
Однако тут вмешались близнецы и сказали, что тоже хотели бы выяснить, чего там с этой водкой. Так что окончательно получилось — четыре по двести, потом четыре по триста — за дам и на посошок — по сто на брата.
