Глава 91
Едва Углук и Фундинул вернулись из разведки, как с наблюдательной дюны опять замахали руками — появились новые сведения. Орк и гном бегом взобрались на вершину, и Рыпа тотчас указал им на видневшийся вдали замок Тарду. Если бы не песок, они бы ничего не увидели, но на светлом фоне удалось разобрать, что к тюрьме со стороны океана едут три всадника.
— Может, остатки другого отряда? — предположил гном.
— Может, и так, — пожал плечами Углук. — Но мы будем ждать войска — думаю, оно идет сюда.
— Какое войско? — спросил Рыпа.
— Ну… — Орк почесал непокрытую безволосую голову. — Тардийцы живут западнее, а эти бежали с юго-востока, а там у нас — Харнлон. Значит, королевская конница.
— Ну наконец-то, хвала небесам, хоть кто-то покарает этих бунтовщиков! — потрясая мечом, воскликнул Лакоб.
Тем временем дорф Иппон, не имевший никакой одежды, кроме нелепого клетчатого пледа и обмоток из грязных тряпок на ногах, при помощи двух подоспевших солдат сошел с лошади и, опираясь на подставленное плечо, двинулся к главному крыльцу замка Тарду.
Поддерживая его под руки, солдаты довели Иппона до комнаты отдыха, которой могли пользоваться только сержант Ваттанен и главный палач Урмас.
Здесь было жарко натоплено, а в стеклянной колбе на полке содержался неприкосновенный запас перегонной орхи — огненно-крепкой жидкости. Ее использовали для растираний и приема внутрь в тех случаях, когда кто-то вдруг переохлаждался.
— Да-вай сю… да, — прошептал Иппон, падая в старое скрипучее кресло. Плед упал на пол, и дорф Иппон остался совершенно нагим. Впрочем, сейчас это его не заботило, в голове билась лишь одна мысль — я жив, я жив!
Двое солдат, что были с ним в этой страшной поездке, ушли в казарму и там повалились без сил на топчаны. Двое других сняли стеклянную колбу, вынули сургучную пробку и нацедили Иппону дозу лекарства в глиняную мензурку.
— Пожалуйте, ваша милость, выпейте…
Трясущейся рукой Иппон потянулся к мензурке, мгновение помедлил, собираясь с духом, и опрокинул ее в рот одним махом. Потом тряхнул головой, вскочил на ноги и закричал во всю глотку:
— А-а-а-а-а-а-а-а!
Получилось так громко, что под крышей всполошились летучие мыши, а солдаты попятились к стене, опасаясь, как бы Иппона не начала бить падучая, но обошлось. Повернувшись к ним, он знаками дал понять, что хочет воды. Ему подали, и он припал к ковшу, словно не пил неделю.
Наконец вернув пустой ковш, Иппон с трудом перевел дух и сказал, потирая грудь:
— Чуть не спалили меня, канальи… Что это было?
— Лекарство, ваша милость, от холодной немочи — вы на него сами указывали. Может, еще спину растереть?
— Не надо спину, — отмахнулся тот и снова сел в кресло. — Подбросьте хвороста в камин да пожрать принесите. И пусть сержант Ваттанен доставит какой-нибудь мундир, а то мне одеться не во что, я в спешке не взял никакой смены.
Солдаты переглянулись — дорф еще не знал всех новостей.
— Сержанта Ваттанена нет, ваш милость, его орки убили, — сказал один из солдат.
— Как это? — не понял Иппон, ему все еще казалось, что он бредит, как бредил в дороге, замерзая в седле.
— Орки его убили. Его и еще четверых наших.
— Орков сюда со стапелей приводили, — добавил второй солдат. — Для починки ворот, а как назад пошли, так они их и зарезали.
С минуту Иппон молча смотрел на огонь, от принятого лекарства его щеки побагровели, а нос и лоб, да и все тело оставались бледными.
— Взломайте его комнату и принесите мне мундир. Я не могу голым, я представитель конвендора…
— Да, ваша милость, сейчас же принесем! — бодро отбарабанили солдаты и убежали, надеясь поживиться сержантским добром.
А Иппон погрузился в тяжелые, похожие на страшный сон воспоминания.
Двадцать миль — не расстояние, если ехать вдоль полосы прибоя, когда океан спокоен. Лошадь бежит ровно, дорога обещает быть скучной, и дорф Иппон уже решил было, что к вечеру вернется в Тарду, но, когда он добрался до пристанища колдуна, вся его бравада куда-то подевалась.
Жилище колдуна представляло собой жалкую хижину, сплетенную из кореньев и длинных стеблей донных водорослей. Напротив входа в нее стоял врытый в песок обугленный столб. Иппон тогда еще подивился — жилище располагалось всего в нескольких шагах от воды, как же оно противостояло штормам, ведь не отстраивал же его колдун еженедельно? Сейчас, осенью, шторма бывали едва ли не каждые три дня.
Не сходя с лошади, Иппон позвал старца по имени, надеясь поскорее покончить с этим неприятным делом. Двое сопровождавших его солдат остались на безопасном расстоянии, и дорф Иппон презирал их за малодушие. Вот он — да, человек-кремень, ничего не боится, если нужно преуспеть в продвижении при дворе конвендора.
Вышел колдун. Он выглядел примерно так, как и представлял его себе дорф. Седые волосы, длинная борода, корявая палка, изображающая посох, и подвязанная веревкой шкура какого-то зверя.
«Наверно, дохлую собаку нашел», — посмеялся про себя Иппон, а вслух сказал:
— Приветствую тебя, мудрый старец. Прослышал я, что есть у тебя Золотая Латка, она очень нужна мне, и я готов заплатить за нее…
— Тебе нужна маленькая кротовая шкурка? — переспросил колдун, в его голосе Иппон услышал насмешку.
«Нужно поставить на место этого старика», — решил он.
— Принеси ее скорее, я заплачу, и покончим с этим! — чуть повысив голос, произнес Иппон. — Я представитель вердийского конвендора, и у меня мало времени — поспеши!
— Сколько же ты хоч-чишь заплатить мне за кратовую шкур-рку, притставитель вердийского конвендора? — спросил на ярити колдун, издевательски копируя вердийский акцент.
— У меня есть целых пять серебряных монет, тебе хватит их лет на пять, а то и больше.
— Пять рилли — хороши деньги, — сказал колдун, снова по вердийски. — Сейчас я принесу кротовую шкурку, ты пока никуда не уезжай.
— Шутник, — усмехнулся Иппон вслед ушедшему в хижину старику. Он оглянулся: его солдаты никуда не делись, перешептывались о чем-то, должно быть оробев при виде старика.
«Ладно, скоро все будет позади», — подумал дорф Иппон и даже зевнул, а когда закрыл рот, то обнаружил, что колдун стоит в двух шага перед мордой его лошади и держит на ладони какую-то бархатную тряпочку.
— Это она? — с сомнением спросил Иппон. — Она же вроде золотая?
В это мгновение черный цвет сменился на желтовато-красный, и бархатная тряпочка заиграла золотыми бликами.
— Да, похоже, — кивнул Иппон и, достав пять рилли, бросил их к ногам старца. — Давай свою латку сюда!
— Ты не хочешь сойти с лошади и подать мне эти деньги в руки? — спросил старик, склонив голову набок.
— Давай шкурку, и разойдемся миром. У меня еще долгая дорога назад! — начал сердиться Иппон.
Колдун сделал шаг назад, лошадь Иппона встала на дыбы и сбросила седока на песок. Тот сейчас же вскочил на ноги, но ударом неведомой силы снова был опрокинут на землю.
— Дай деньги в руки, — повторил старец, и под его пристальным взглядом дорф Иппон собрал монеты и подал старцу.
— Здесь слишком мало денег, — сказал тот капризно. Иппон достал свой кошелек и высыпал старцу еще пару рилли и какую-то медь.
— Мало, — повторил тот упрямо.
— Но у меня больше ничего нет! — воскликнул Иппон в отчаянии. — Может, еще пара медяков найдется у солдат, если тебя это устроит…
— Нет, — прервал его колдун. — Меня это не устроит. Отдай свою одежду. Я живу бедно, мне все сгодится.
— Но я не могу остаться без мундира на таком холоде! — в гневе прокричат Иппон. — Может, хочешь, чтобы я еще полаял для тебя?
— А что, и полай, — пожал плечами старик, и Иппон неожиданно для себя залился звонким лаем.
Солдаты засмеялись, но тут и сами вдруг перешли на лай.
— Снимай мундир, — четко произнес колдун, и ударивший в берег прибой окатил Иппона соленой пеной.
— Хорошо, — сказал тот и начал разоблачаться: Холода он не чувствовал, только сильное унижение, ведь солдаты все видели.
Оставив сапоги, мундир, модную харнлонскую шляпу, кинжал и меч, он остался совершенно голым.
— А теперь побегай на четвереньках вокруг столба, — приказал колдун. Иппон готов был разорвать его пополам голыми руками, однако, удержав себя, спросил:
— И сколько раз, старикашка? Пять, а может, десять?
— Две тысячи раз… — произнес старик и, развернувшись, пошел в хижину.
— Что ты сказал, ур-род? Что…
Договорить Иппон не успел, он упал на четвереньки и принялся наматывать круги вокруг обугленного столба. Солдаты снова залаяли, лошади стояли не шелохнувшись, приближался вечер, ветер с океана усиливался.
Очнулся Иппон только под утро, когда начало светать. Еще не понимая, что с ним произошло, он первым делом разглядел в предутренних сумерках большой плоский камень, на котором лежала Золотая Латка. Недолго думая дорф схватил ее, с необычным проворством поймал свою лошадь и, запрыгнув на нее нагишом, крикнул солдатам:
— За мной!
Проскакав миль пять, Иппон почувствовал, что замерзает — он уже почти не чувствовал своего тела.
— Дым! Я вижу дым! — закричал один из солдат, указывая на юг.
Они свернули туда и вскоре выехали к рыбацкой лачуге, из ее трубы шел дым, а это значило, что внутри тепло.
Напугав семью рыбака своей наготой, дорф Иппон забрал, наверное, самое ценное, что имелось в этом доме, — большой клетчатый плед и пару вязаных свитеров.
В плед он замотался, как в плащ, а свитера накрутил на ноги вместо сапог. В стремена они не лезли, зато можно было ехать дальше, не рискуя замерзнуть насмерть.
Именно в таком виде, не чувствуя рук и ног, Иппон и прибыл в замок Тарду. Теперь надо было допросить Фрая с пристрастием, чтобы узнать, как действует колдовство Золотой Латки. Конвендор приказал выяснить все…
Но сил не было, дорф Иппон чувствовал, что засыпает под действием крепкого лекарства и целительного тепла.
Грохнула дверь, и он открыл глаза — на пороге стояли солдаты с сержантским мундиром и парой сапог. Другую пару они благополучно припрятали.
— А б-белье? — едва сумел произнести Иппон.
— Вот! — Один из солдат показал связку желто-зеленых подштанников. Они были чистыми, но, по обычаю здешних мест, стирались методом кипячения в чане с мыльными водорослями и потому были такого цвета.
Через четверть часа совместными усилиями Иппона и солдат его милость был полностью одет. Сержантский мундир и сапоги оказались дорфу слегка великоваты и одежда висела на нем мешком, но по крайней мере он снова чувствовал себя человеком.
— Где Урмас? — строго спросил Иппон.
— Пьян, ваш милость.
— Так…
Иппон подумал, как ему поступить. Разгладил на ладони злополучную Золотую Латку, затем взглянул исподлобья на притихших солдат:
— Кости ломать можете?
— Прошу прощения, ваша милость, — пожал плечами один солдат. — Прежде не обучены были.
— Это дело несложное. Нужно лишь зажать руки мерзавца в петлях и крутить рукоятку винта — ничего сложного.
Солдаты молчали — одно дело воевать и совсем другое — ломать беззащитному человеку кости.
— Ладно-ладно, если сделаете, разрешаю забрать все имущество сержанта Ваттанена.
Солдаты переглянулись — в комнате Ваттанена оставалось еще много нужных вещей. И они согласились.
