Глава 6
Магия — это обряды, связанные с верой в способность человека сверхъестественным путем воздействовать на людей, животных, явления природы, а также на воображаемых духов и богов.
Большая советская энциклопедия
Две недели прошло с того момента, как Владетельница Хельга, а с ней и свита покинули славный город Бабиль. Харальд распрощался с друзьями, вытерпел несметное количество похлопываний по плечу, добрых пожеланий и изумленных взглядов наемников, которые никак не могли понять, с чего это молодой воин так преуспел? Красные городские крыши и пропитанная серебром река остались позади, и молодой капитан охраны неожиданно почувствовал, что привязался к этому городу, привык. Уезжать оказалось больно.
Тянулись унылые версты, обильно смоченные дождями. Ехали не торопясь, ночевали только на постоялых дворах, к тому же пришлось давать крюк, обходя земли Владетеля Олава.
Около десятка воинов, подчиняющихся Харальду, смотрели на него с недоумением: мальчишка, молокосос, но слушались беспрекословно. Более-менее близко с новым капитаном сошелся Торвальд, тот самый здоровяк, что встретился первым.
Владетельница ехала вместе с Лией и двумя служанками, по-мужски уверенно держась в седле. Она никогда не жаловалась на дождь и прочие неудобства, но раз в день обязательно удостаивала Харальда беседой. Вот и сейчас подъехала к начальнику охраны, который, как и положено, двигался впереди
— Как служба, капитан? — Хельга всегда называла его так, давая возможность ощутить новый статус, пропитаться им и заодно подчеркивая значимость командира в глазах подчиненных.
— Все хорошо, Владетельница, — ответил Харальд коротко, продолжая буравить взглядом коричневую, словно хлебная корка, ленту дороги. Кусты вокруг стояли голые, сиротливо чернели стволы осин.
— Все врагов высматриваешь? — спросила женщина с насмешкой.
— Да. — Харальд повернул голову и встретился с зеленым пронзительным взглядом. — И еще никак не могу понять, почему вы не боитесь путешествовать с такой малой охраной?
— У меня нет врагов. — Владетельница слегка пожала плечами.
— Не может быть. — Харальд огладил подбородок, изрядно обросший щетиной. — Владетель, не имеющий врагов — разве такое может быть?
— Нет, это невозможно, — Хельга засмеялась, отчего с полей ее широкой дорожной шляпы посыпались капельки воды. — Владетель не может не иметь врагов, а Владетельница может.
— Почему? — Конь неожиданно всхрапнул, задергался, и некоторое время ушло на его усмирение.
— Не знаю, — ответила Хельга просто. — Но, наверное, женщина хитрее и умнее, чем мужчина. Я слабее любого из Владетелей в открытом бою, и они это знают, поэтому у меня со всеми мир. А от любых разбойников или солдат невесть чего возомнившего о себе родовитого я отобьюсь запросто.
— Это с десятком воинов? — Харальд скептически хмыкнул.
— Видишь вот эту бутылочку? — Владетельница извлекла из-под накидки небольшой сосуд темного стекла, заткнутый металлической пробкой. — Здесь заключен покорный мне огневик. Его мощи хватит, чтобы спалить сотню солдат и устрашить еще тысячу.
— Да, хорошая вещь, — с уважением сказал Харальд Смирить столь буйное создание, как огневик, и спрятать его подобным образом — задача только для сильного колдуна. — Но есть ведь и маги, не являющиеся Владетелями, которые наверняка способны отбиться от огневика?
— Какие маги? — быстро спросила Хельга, пряча бутылочку.
— Ну, прочие, — невинно ответил Харальд. — Вроде того, с которым мне пришлось столкнуться на юге. Ведь откуда-то берутся новые Владетели?
По чертам женщины пробежала болезненная судорога, на миг превратив красивое лицо в ужасную гримасу. Глаза Владетельницы вспыхнули, а голос зазвучал глухо.
— Новые Владетели… — Хельга помолчала, и Харальд едва не упал с седла, заметив боль, затопившую ее глаза — Любой маг, ставший Владетелем, лишается способности иметь детей. Нет, не исчезают ни желание, ни возможности для общения с противоположным полом. Просто детей не бывает, и все. Поэтому Владетель не может передать власть так, как это делают тысячи родовитых — сыну или дочери.
— Вот как, — Харальду вдруг стало грустно. — Владетелем быть — не только пироги да пряники.
— Да, — согласилась женщина. — Поэтому наследственных Владетелей не бывает. Владетель умирает, и на смену ему приходит другой, который с предыдущим может быть никак не связан.
— Так вот откуда они берутся? — напомнил Харальд первоначальный вопрос.
— Люди, наделенные магическим даром, рождаются всегда, — вздохнула Хельга. — Хоть их и немного. Часть так и живет, не подозревая о способностях к колдовству, другие реализуют их, несмотря на все трудности, на все препятствия со стороны Владетелей, которым не нужны соперники. Находят себе учителей или учатся сами по книгам. Многие достигают немалой силы, но почти все вынуждены скрываться. Некоторые нанимаются на службу, тайно конечно, к достаточно могущественным родовитым, другие живут в труднодоступных местах. А когда один из Владетелей умирает, то сразу начинается склока. Маги, кто посильнее, стремятся занять его место, вассалы — получить побольше независимости, соседние Владетели — прибрать земли себе, и так далее.
— Но можно же этого избежать! — Харальд невольно повысил голос, но под суровым взглядом собеседницы смешался и договорил фразу чуть ли не шепотом. — Подготовить ученика — наследника и отдать власть ему.
— В принципе можно, — Хельга кивнула в сторону Лии. — Вот она — моя потенциальная наследница. Но, во-первых, Владетели — на редкость подозрительные и недоверчивые люди и попросту боятся брать учеников. Опасаются, что один из них, возмужав и приобретя навыки и опыт, убьет наставника. Но я, например, не боюсь. Главная причина — другая.
Некоторое время ехали молча. Владетельница смотрела куда-то вниз, в липкую черную грязь, а Харальд не решался нарушить тишину. Наконец женщина заговорила:
— Чтобы стать Владетелем, недостаточно просто подчинить себе пару замков, завести вассалов и тысячу воинов охраны. Владетель — это маг, которого как бы признала сама земля, которой он правит. Точно описать это словами невозможно. Силы такого мага удесятеряются. И дело в том, что ученик Владетеля, как бы он ни был хорош, может быть запросто не принят землей, и все усилия по его обучению пойдут насмарку.
— Очень странно, — Харальд почесал ухо. — И что, после смерти Владетеля земля может признать сразу нескольких претендентов?
— Бывает по-разному, — задумчиво произнесла Хе-льга. — Случается, что никого не признает, земли умершего делят меж собой соседи и образуется некоторое количество небольших Владений. Но обычно — одного претендента, который и истребляет соперников.
— Да, — Харальд вскинулся, озаренный внезапно возникшей мыслью. — А почему тогда ни Свенельд, ни Иссахар не убили меня? Ведь у них были все возможности!
— Прости, капитан, — в голос Владетельницы гадюкой проскользнула насмешка, — но твои способности мага довольно посредственны и, судя по всему, стать Владетелем у тебя шансов не более, чем у зайца, возмечтавшего достигнуть статуса кабана.
Слышать такое было обидно, Харальд нахмурился, но, заметив, что Хельга теряет интерес к разговору, поспешил с новым вопросом:
— Да, давно хотел спросить: почему никто из Владетелей никогда не захватывал Бабиль?
— Это старая история. — Зеленоглазая колдунья поморщилась, словно ей в рот попало что-то кислое. — В городе и вокруг него, верст на десять, невозможно причинить кому-либо вред магией. То есть вызвать демона — пожалуйста, ты сам видел, а вот натравить его на недруга уже не получится.
— Отчего так?
— Есть легенда, — начала говорить Хельга, но оглянулась, словно получив неслышный сигнал, кому-то успокаивающе махнула рукой и вернулась к разговору:
— что в давние времена, когда темные и светлые боги сражались между собой, земли вокруг нынешнего Бабиля были для них местом переговоров. И чтобы мир там соблюдался всегда, они и придали местности такое свойство. Но это только легенда.
— А… — Харальд хотел еще что-то спросить, но был остановлен повелительным жестом.
— Хватит, — сказала Хельга мягко. — И так заболталась с тобой.
Она придержала лошадь, и Харальд, независимо от своего желания, вновь оказался один во главе отряда. Дождь усиливался, и северный ветер швырял в лицо капли размером с горошину, заставляя ниже надвигать капюшон. Лужи слегка шипели под напором ливня, и равномерный звук этот навевал сон.
Еще через два дня дорога закончилась. Уперлась в серо-зеленую шкуру болота и пропала. От трясины сильно разило ряской и чем-то тухлым, и Харальду очень не хотелось туда ехать. Но словоохотливые подчиненные объяснили капитану, что все сухопутные подъезды к замку Халл, проходы через которые знает только хозяйка, перекрыты болотом. С севера к замку подступает Пьяная река, но добираться по ней получится почти в два раза дольше.
И точно, Владетельница выехала вперед и сказала, чеканя слова:
— Ехать за мной — след в след, шаг в сторону гибель. Все поняли?
Тупых в отряде не оказалось, и все дружно закивали. Вступили на топь и двинулись в путь. Конь пугливо хлопал ушами, а под копытами его что-то противно чавкало.
Снег под ногами противно чавкал. Оттепель обрушилась на становише нуд совершенно неожиданно, подкравшись ночью, как вор. Небо, еще вечером сиявшее тысячами острых холодных глаз, теперь затянули плотные тучи, из которых время от времени начинало сыпаться какое-то мокрое недоразумение, не снег и не дождь, нечто среднее.
Харальду такая погода сильно не понравилась. На сегодня назначили поход к древнему храму, а ведь идти придется по льду озера. Но успокоил Завулон, сказавший уверенно:
— Не беспокойся, последние два десятка дней стояли морозы, и лед выдержит даже лося.
Сборы были недолгими. С Харальдом собрался идти Завулон — в качестве проводника, увязались следом и Гуннар с Торвальдом. Каждый получил мешок с припасами и странные доски, обшитые мехом и предназначенные для хождения по снегу, под названием «лыжи».
Провожать путников приковылял старый колдун Фарра. Неодобрительно посмотрел на меч Харальда, пробурчал назидательно:
— В храме меч тебе не поможет! Помни об этом!
— Но и не помешает, — ответил Харальд. — А с ним мне спокойнее.
Покачав головой, Фарра отошел.
Примчалась Асенефа, испуганная, дрожащая. Увидев отца, постаралась взять себя в руки, ибо негоже дочери вождя быть несдержанной, но шепот ее все равно был горяч и полон беспокойства:
— Ты все же пойдешь, да? — спросила она, моргая часто-часто, как обиженный ребенок.
— Надо. — ответил Харальд, стараясь не смотреть на девушку, что удавалось с большим трудом. — Я за этим сюда и пришел.
— Иди. — Она на миг прижалась. Прикосновение обожгло жарче пламени, и тело Харальда напряглось, вспоминая ночную страсть. — Но я буду ждать.
— Не беспокойся, — Харалъд нашел силы отстраниться. Внутри было почему-то гадко. На миг появилась странная мысль: «А зачем мне вообще эта книга?» Озлившись на себя, отогнал ее, вспомнив о мести, которую надлежит свершить.
— Нам пора, — мягко сказал за спиной Завулон.
Харальд махнул Асенефе и зашагал за вождем, стараясь попадать в следы от его лыж. Но перед глазами так и продолжала стоять тонкая девичья фигурка, сбивая дыхание, смущая дух…
В пути вымотался ужасно. Идти на лыжах оказалось с непривычки очень тяжело. Ноги болели, отказываясь поднимать дополнительную тяжесть, равновесие сохранять удавалось не всегда. Особенно неприятно все эго виделось на фоне Завулона, легко скользящего по снегу, как водомерка по поверхности пруда.
Но все, даже самое неприятное, рано или поздно заканчивается. Осталась позади и дорога через зимний лес, спящий под толстым белым одеялом, и замерзшее Бурливое озеро.
Остров оказался невелик, всего сотня саженей в ширину. Густой еловый лес покрывал его середину, словно причудливая прическа из десятков торчащих дыбом косичек — макушку великана.
У самых деревьев Завулон остановился. Обернулся к спутникам, показав прямо-таки сочащееся серьезностью лицо. Где-то в глубине темных глаз пряталась тревога.
— Дальше пойдешь один, — произнесен, обращаясь к Харальду.
— Хорошо, — бестрепетно согласился тот, улыбаясь немного неестественно. Голубые глаза его блестели, в движениях чувствовалась нервозность.
Торвальд хлопнул друга по плечу, сказал наставительно:
— Ну, если помрешь, не вздумай возвращаться!
А Гуннар добавил:
— Не опозорь дружину! Покажи этим древним богам, чего стоит меч в хороших руках!
— Не опозорю, — ответил Харальд слегка ворчливо. — И вернусь, обязательно!
Завулон с легкой усмешкой наблюдал за происходящим, затем прервал затянувшееся прощание:
— Иди же, а то скоро полдень. Кто знает, сколько ты там пробудешь? А до заката мы должны уйти с острова.
Харальд успокаивающе улыбнулся товарищам и двинулся к молчаливой зеленой стене леса.
Тропок здесь быть по определению не должно, но едва миновал первый ряд деревьев, как обнаружился проход меж стволов, довольно извилистый, но заметный и ведущий в нужном направлении.
Тишина царила полная. Не свистнет птица, не цокнет белка, даже шума ветра не слышно. Лишь зеленый полумрак, серые прямые стволы да запах хвои, сильный и бодрящий.
Храм появился внезапно. Словно отдернули в сто рону занавес из елей и впереди, где миг назад ничего не было, вознеслись из снега на высоту в десяток сажен ослепительно белые стены.
Стены замка Халл возносились серой неприветливой скалой над плоской, как стол, топью. Когда подъехали ближе, выяснилось, что стоит укрепление все же на твердой земле, на немного поднимающемся над болотом островке настоящей скалы. За замком блеснула серая лента реки.
Когда всадники оказались в пределах видимости, со стен грянули трубы, над донжоном взвилось знамя, синее-синее, словно вечернее небо. Загрохотал опускаемый подъемный мост.
Харальд старался особенно не вертеть головой. Он повидал не так мало замков, и все же мощь твердыни потрясала. От толстенных стен веяло несокрушимой мощью, ров, заполненный болотной жижей, казался непреодолимым. Второй ряд стен возвышался над первым, и Халл смотрелся как корона с двумя рядами зубцов.
Чавканье под копытами сменилось цоканьем, и надоевший запах болота остался позади.
Хельга ловко соскочила с лошади, поводья подхватил подбежавший слуга, и перед Владетельницей появился, словно из-под земли, грузный пожилой воин в сверкающем панцире. Выглядел он свирепым и беспощадным, а седые усы, длинные и вислые, смотрелись совсем не смешно.
— Докладываю, — выдохнул он, поедая женщину серыми глазами. — В замке все в порядке. Гарнизон в строю, никаких происшествий!
— Спасибо, Эйвинд, — тепло улыбнулась Хельга. — Пока мой замок в твоих руках, я знаю — никаких происшествий быть не может.
Тут взгляд пожилого остановился на Харальде, и седые усы воинственно встопорщились.
— Хм… гхм, — сказал он, нахмурив брови.
— Это новый капитан, — мягко сказала Хельга Эйвинду, лицо которого при этих словах налилось дурной кровью. Старый вояка явно намеревался получить выгодный пост сам, — Я уверена, вы сработаетесь.
Не ощущая подобной уверенности, Харальд тем не менее подошел и протянул руку:
— Меня зовут Харальд.
Ладонь утонула в огромной лапище усатого:
— Эйвинд, — хмуро бросил он.
— О делах, я думаю, поговорим ближе к вечеру, — вмешалась Хельга, и в ее голосе звучала сталь. — А сейчас, Эйвинд, покажи капитану его комнаты.
Коня у Харальда забрали, немногочисленные пожитки прихватил расторопный служитель. Новый капитан шел налегке, созерцая излучающую недовольство спину Эйвинда.
Замок подавлял мощью даже изнутри. Стены имели просто циклопическую толщину, и рядом с ними возникало ощущение собственной ничтожности…
Рядом с храмом, огромным и белым, как облако, возникало ощущение собственной ничтожности. На миг Харальд почувствовал себя букашкой, крошечным насекомым под взглядом исполина, которого ему не то что не понять, даже не охватить взглядом…
Вход оказался на удивление маленьким. Простая дощатая дверь, какую встретишь и в корчме, и в жилище крестьянина. Правда, доски тоже белые, белее снега.
Меч оттягивал бок, придавая уверенности. Преодолев приступ нерешительности, Харальд снял лыжи и толкнул дверь. На ощупь та показалась холодной и гладкой, будто металлической. Но открылась легко, обнажив темный узкий коридор с низким потолком
Из него тянуло теплом, и шел какой-то странный за пах. Когда Харальд осознал, что чувствует вонь горелого мяса, то вздрогнул.
На шаги пол откликался глухим звоном, как будто был металлическим. Идти во тьме было не очень приятно, но коридор не петлял, а пол оставался ровным. Запах то усиливался, то пропадал. Впереди слабым оранжевым отблеском на полу и стенах обозначился свет. Ток теплого воздуха становился больше.
Еше десяток шагов, и Харальд оказался на открытом пространстве. Ход, по которому он шел, вышел из пола, словно дождевой червяк, и вывел человека в огромный, просто исполинский зал.
Круглый зал покрывал купол, хорошо различимый в свете языков пламени, ползущих по багрово-коричневым стенам сверху вниз, пропадая где-то на середине высоты. Нижнюю часть зала окутывал полумрак. Стояла тишина, и только невыносимо пахло горящей плотью.
На фоне дальней стены вырисовывались исполинские черные контуры, слишком сложные, чтобы быть творением природы.
Заинтересованный, Харальд двинулся туда. Когда от него до темных силуэтов осталось не более десятка саженей, на зал обрушился вибрирующий рев. Пол запрыгал резвым козленком, уши мгновенно наполнила боль.
Рухнув на колени, Харальд закрыл уши руками, но рев звучал в голове, от него шатались зубы, а глаза вылезали из орбит. Сквозь льющиеся потоком слезы удалось все же увидеть, как вспыхнули, выметнулись из-под земли гигантскими красными бутонами два столба пламени. Запылали и осветили две черные уродливые статуи, сажен в пять каждая.
Не сразу осознал Харальд, что воцарилась тишина и что он сам во все глаза смотрит на изваяния неведомых существ, скорее всего — богов. Левая фигура имела различимые женские атрибуты. Уродливые сосцы в изобилии украшали стройное, почти человеческое тело. Восемь рук с самыми разными орудиями убийства — мечом, топором, копьем — были угрожающе подняты. На скорбном и одновременно свирепом лице застыла усмешка, глаза были закрыты. Статуя матово блестела зеленоватой кожей в ответ на ласку гигантских светочей.
Справа стоял мужчина. Огромный, почти до земли, фаллос не оставлял в этом сомнений. Ноги его были коротки, а тело перевито чудовищными мускулами. Голова была кабанья, зато рук имелось всего две. В них вместо ожидаемой палицы или иного оружия лежала книга. Отливающие фиолетовым пальцы сжимали огромный том бережно, даже нежно…
Раздался громовой скрежет, и Харальд вскочил на ноги: на миг показалось, что женская скульптура шевельнулась. Скрежет не умолкал, и вскоре не осталось сомнений: веки на глазах многорукой поднимаются! Медленно и неотвратимо.
Страх сковал члены так, что Харальд не мог пошевельнуться. Он только смотрел, как открываются полные голубого пламени глаза, и вдыхал зловоние горелого мяса, что шло, как он понял, от статуй.
Глаза богини открылись, и только тогда обозначилось движение на кабаньей морде. Вскоре на дерзкого пришельца глядели уже две пары подобных огромным сапфирам глаз. Тела исполинов оставались неподвижны.
А затем зал наполнили два голоса. Они звучали одновременно вне и внутри головы Харальда, причудливо переплетаясь. От их звуков хотелось одновременно плакать и смеяться, сердце сжимали тоска и восторг, горло душили слезы отчаяния и спазмы радости.
Первый голос был подобен крику роженицы и стенанию умирающего, женскому плачу и стонам любовников. Бушевало пламя, и смеялись дети. В нем звучала сила, жестокая и одновременно щедрая, дающая жизнь, но и отнимающая ее.
Во втором голосе слышался шорох книжных страниц, перевитый свистом ветра. В нем пересыпались песчинки и капала вода, отмеряя время. Равнодушие причудливо смешалось в нем со всепоглощающим Знанием, и холодом веяло от этого голоса, стужей горных ледников.
— Нас разбудили, Знающий, — произнес первый голос. По крайней мере, такие слова выделил разум Харальда из обрушившейся на него лавины смыслов. — Один из Младших пришел за…. (неразборчиво) снова…
— Да, Смертоносная, — отозвался второй голос. — Мы должны… (неразборчиво) его…
— Он кажется крепким, Равнодушный, — женское изваяние плотоядно облизнулось алым огненным языком, и Харальд облился холодным потом. — Славно будет его… (неразборчиво)…
— Хилые сюда не доходят, Мать, — тоска сочится из слов кабаноголового изваяния, — А настолько сильных, чтобы… (неразборчиво) нас, не находится…
— И славно, Зверь. — Тяжело, словно гора, женская статуя качнулась и шагнула вперед. С сосцов ее капала желтовато-белесая жидкость, похожая на гной. — Начнем… (неразборчиво)?
— Начнем, Многогрудая, — равнодушно ответил исполин.
Книга спорхнула с его рук, огромной бабочкой метнулась к Харальду и мгновенно закрыла все поле зрения.
Харальд на миг ощутил запах пергамента, перед глазами мелькнуло белое с черным, и мир перестал существовать. Последнее, что он ощутил, — липкое прикосновение на лице.
Его тело было аморфным и текучим, словно вода. Лишенный зрения и слуха, он неведомым способом воспринимал окружающий мир и всей поверхностью жадно впитывал необходимое. Тело его разбухало, периодически его сотрясали спазмы распада, и после мига странной раздвоенности он вновь уменьшался, чтобы заново вырасти и разделиться надвое. Но внутри жило страстное, почти неосознанное стремление понять: отчего? Отчего он должен распадаться вновь и вновь, и не может вырасти, не может…
Он стоял неподвижно, лишь ветер колыхал его длинные конечности, усеянные зелеными отростками. Влага текла по телу, впитываясь, тепло согревало отростки, и шевелились внутри соки, перемещаясь по телу могучими потоками. Приходили холода, и он послушно сбрасывал отростки и замирал, скорчившись, стараясь сберечь остатки жизни. Но вновь наступало тепло, и он расправлял конечности и выбрасывал зачатки новых отростков. Но никак не мог понять: почему? Почему не может быть всегда тепло, без убийственного мороза…
Он слепо пробивался сквозь твердое пространство, одновременно пожирая его. Гибкое тело, идеально приспособленное для перемещения в тверди, верно служило хозяину. Он ловко уходил от врагов, загодя чувствуя их приближение по колебаниям пространства Один раз нечто огромное, невообразимо холодное и острое, ударило сверху и разбило его надвое. Корчась от боли, он спешно затягивал порез, одновременно пытаясь уйти в спасительную прохладную глубину. Внутри же яростно бился один вопрос: что? что это было? Непонятное, и такое чужое…
Его пасть украшали острые зубы, а мускулы были неутомимы и сильны. Он мог часами гнать оленя, чтобы впиться ему в глотку, услышать треск костей и довольное урчание товарищей, напиться теплой крови из еще дергающегося тела. Он не боялся никого, ничего. Знал, что наоборот, все страшатся его, быстрого и беспощадного хищника. Любил чувствовать запах чужого страха. Его мучил только один: невысказываемый и плохо осознаваемый вопрос: откуда? Откуда берутся свет днем и тьма ночью, откуда…
Он был самим собой, Харальдом фон Тризом. Он был удачлив и красив, он пользовался успехом у женщин. Ведомые им армии сокрушали города и страны, а о созданной им державе говорили, что более великого государства не видели с начала мира! Сокровищница замка ломилась от золота, враги бежали при одном звуке его имени, но счастье, простое человеческое счастье он так и не смог познать. Мешал вопрос: зачем? Зачем я здесь, в этом непонятном, пугающем мире. Зачем…
Могущество его не поддавалось измерению. Мановением мизинца, хотя никаких пальцев у него не было, он рушил горы и создавал моря. Этот мир был его, он был им, он был в нем и мог делать с ним все, что угодно. Никто не мог сравниться с ним в мощи, и обитатели соседних миров страшились его, его гнева и ярости. Но занозой в пятке торчал, мешая свободе существования, вопрос: как? Как я делаю все, что могу? И при всей своей мощи и мудрости он не мог понять, и ярился, сотрясая мироздание…
Харальд очнулся от сильного удара, нанесенного по голове изнутри. Как такое может быть, он не понимал, но все ощущения были именно таковы. Словно через рот пролез десяток рудокопов, и все они одновременно шарахнули молотами по сводам черепа…
Некоторое время не мог понять, где находится и отчего так болит голова? Потом сквозь багровый туман, застилающий глаза, разглядел исполинские фигуры и все вспомнил.
— Он подходит, Дающая жизнь, — врезались в сознание слова, сказанные спокойно, с ледяным равнодушием, словно богу все равно. Да, наверное, так оно и есть.
— Да, Неизменный. — В этих словах равнодушия не было. В них звучали все страсти разом, заставляя содрогаться от бешеного, нечеловеческого напора.
Женская статуя зашевелилась с пугающим грохотом горного обвала. Все восемь рук задвигались разом. Словно огромный паук, растопырив и переплетя лапы, надвигался на Харальда. В испуге он попытался отшатнуться, но не мог пошевелить и пальцем.
Блестящая зеленью кожа заполнила все поле зрения, аромат горелого мяса сводил с ума. Затем перед глазами Харальда оказалась огромная женская грудь Сосок вызывающе топорщился, с него стекала белая жидкость.
— Пей, — прогрохотал где-то в вышине голос. — Это молоко самой жизни!
Преодолевая отвращение и скованность мышц, Харальд потянулся вперед. Губами коснулся скользкой холодной кожи, успев ощутить исходящий от нее аромат камня. Рот тут же наполнила жгучая, горькая жидкость.
С неимоверным трудом, преодолевая рвотный рефлекс, он глотал. От горечи на глаза наворачивались слезы, а вокруг шелестел, пересыпая песчинки, голос кабаноголового:
— Горько знание, и горька жизнь, но без горечи невозможна сладость…
Наконец поток иссяк. Исполинский сосок отодвинулся, и Харальд, обретя подвижность, смог вытереть с лица пот и слезы. Горло жгло, в животе словно развели костер.
— Теперь ты получишь… (неразборчиво) — проговорил бог. Глаза его все так же пылали, но огонь этот словно подергивался пеплом.
Огромный том метнулся к Харальду, на этот раз — закрытый. По мере приближения он уменьшался, и в руки человека легла книга вполне обычного формата. Обложка ее более не была черной. По скользкой и холодной, словно металлической поверхности мельтешили пятна всех цветов радуги, постоянно меняя цвет и форму. От такого мельтешения рябило в глазах.
— Как обходиться с ней, — проревела богиня, — поймешь сам…
Раздался скрежет, и все стихло. Не сразу понял Харальд, что два громадных светильника потухли, и на статуи, ставшие вновь мертвыми и неподвижными, опустился мрак.
Шатаясь от слабости, Харальд двинулся в обратный путь. Книга приятно оттягивала руку, все остальное было гораздо хуже: голова продолжала болеть, пожар в животе не угасал, ломило суставы и тело бросало то в жар, то в холод.
Он с неимоверным трудом преодолел коридор, выбрался на открытый воздух. Недружелюбно глянуло на измученного человека темнеющее вечернее небо. Лыжи не желали налезать на ноги, а когда налезли, то Харальд долго не мог поднять тяжелую, словно закаменевшую ногу.
Запомнился еще тревожный хруст под ногами, мелькнули лица товарищей. Завулон что-то кричал, но что именно, Харальд разобрать не смог. Просто в один миг он почувствовал, что падает, и не смог удержать непослушное тело; в последнем усилии он вцепился в книгу и прижал ее к животу. Щеки коснулось что-то холодное, и стало темно…
В глазах потемнело, и в тот же миг лица коснулось что-то холодное. Через мгновение Харальд осознал, что его яростно трясут за плечи. Он приподнял голову и тут же застонал — от стыда. Опять прозевал удар!
Когда удалось подняться из грязной лужи, в которую Харальд шлепнулся при падении, то рядом обнаружился Эйвинд, на вид встревоженный здоровьем капитана. Но в глубине серых глаз скрывалось торжество: ветеран-то ветеран, а вон как молокососа уделал.
— У… е, — выговорил наконец Харальд, ощупывая здоровенный синяк — плод трудов Эйвинда. — Мать демонов и триста ее любовников!
Далее пошли такие выражения, от которых даже Эйвинд сомлел от удовольствия. Воины же помоложе, стоящие поодаль, внимали просто с восхищением. Торвальд хохотал во всю глотку.
— Здоров ругаться! — Эйвинд огладил усы. — Кто учил?
— Хегни Весельчак, — отозвался Харальд. — Зато ты драться хорош!
— Ты не успел закрыться, — пожал плечами пожилой воин. — Я и попал. По тому, как ты дерешься, сразу видно, что ты из родовитых.
— Это почему? — Харальд уже пришел в себя.
— Да потому, что в замке без оружия драться не научат, — охотно отозвался Эйвинд. — Оружие благородного — меч и копье. А простонародью что остается? Лук, дубина да кулаки.
— Да. — Харальд сплюнул. — Пошли, что ли?
Воины, шумно хохоча, двинулись к жилым помещениям. Погода не выпускала людей из замка лучше самого злого неприятеля, и стражники маялись от скуки. Чтобы гарнизон совсем не скис, устраивали почти ежедневные воинские состязания. И если в схватке на мечах Харальд был одним из первых, премудрости кулачного боя давались ему нелегко.
Нового капитана признали почти сразу. Поползли, правда, слухи, что он тоже маг, но солдаты этому не поверили: где это видано, чтобы маг в капитаны стражи нанялся? Эйвинд свою неприязнь быстро преодолел и оказался деятельным и очень полезным помощником. Он знал все, или почти все о том, как надо оборонять и брать замки, организовывать сторожевую службу.
Вторым заместителем капитана стал Торвальд.
От тоски страдали не только в казармах. Холод и дождь даже Владетельница, судя по рассказам, весьма непоседливая особа, вынуждена была проводить в четырех стенах. Со дня приезда Харальд ее не видел, но на сегодняшний вечер получил приглашение. Одна из служанок отыскала его в кордегардии. Сказала, томно покачивая ресницами и кокетливо улыбаясь:
— Госпожа желает вас видеть сегодня.
— Сейчас? — удивился Харальд.
— Нет. — Брови затрепыхались, словно крылья бабочки. Мордашка служанки слегка порозовела, из чего Харальд сделал вывод, что она тоже была бы не против видеть господина капитана ближе к вечеру. — После заката, в своих покоях.
— Обязательно буду, — Харальд кивнул и вернулся к распеканию нерадивых подчиненных.
Когда скрывающие небо тучи потемнели, Харальд, вымытый и соответствующим образом одетый, стоял у дверей небольшого зала, в котором Владетельница Хельга иногда ужинала в узком кругу приближенных.
Когда капитан стражи замка Халл подошел к двери, из-за нее доносилось пение. Пела, вне сомнений, Лия.
Красивым, сильным голосом, не хочешь — а заслушаешься, она исполняла балладу:
О, где же ты, воин, на белом коне,
О, где же ты, мой герой?
О, где же ты, воин?
Приди же ко мне,
Примчись под вечерней звездой
Песня ударила в самое сердце, словно стрела. Харальд почувствовал печаль. Тоска по чему-то недостижимому, но неимоверно прекрасному на миг заставила остановиться.
Стараясь не шуметь, Харальд толкнул дверь и вошел. Владетельница, чьи волосы тяжелой блестящей волной лежали на плечах, молча кивнула ему и указала на место за столом.
Под звучание второго куплета удалось сесть. От стола неслись такие ароматы, что желудок нервно вздрагивал. Полностью отдаться чревоугодным мыслям мешала баллада:
Твой облик прекрасен, и статен твой стан,
Отваги полны твои сны,
Приди же, рассей ты печали туман,
Вручи мне дыханье весны
Лия допела, Хельга улыбнулась.
— Великолепно, — произнесла она.
Словно получив неслышимый сигнал, засуетились служанки, подавая кушанья и наполняя кубки. Вместо привычного пива за столом Владетельницы пили вино, напиток дорогой, привозимый с островов Южного моря, где только и растет ягода, из которой его делают.
Помимо хозяйки, ее ученицы и Харальда за столом присутствовали, как обычно, Эйвинд и приживалка-пожилая женщина, насколько Харальд понял, дальняя родственница Хельги. На ней лежали все хозяйственные заботы, до которых Владетельница не снисходила.
В самом темном углу притулился библиотекарь, отвечающий за богатейшую коллекцию рукописей, находящуюся в замке.
Повара дело знали, и Харальд обычно на пирах не участвовал в застольных беседах, уделяя внимание разнообразным кушаньям. Вот и сейчас он занялся было фаршированной щукой, но его неожиданно привлекли к разговору:
— … и что скажет на это наш капитан? — расслышать удалось только вторую половину фразы, сказанной Владетельницей.
Пришлось изображать на лице смущение и переспрашивать с подобающим смирением:
— Прошу прощения, но я немного упустил нить беседы…
— Мы с почтенным Эйвиндом, — мягко, без малейшего гнева, улыбаясь, произнесла Хельга, — говорили о том, насколько необходимы людям маги и Владетели, в частности. Почтенный Эйвинд, чья прямота может сравниться только с его же храбростью, утверждал, что маги совершенно не нужны, что люди без них будут жить гораздо лучше.
Все смотрели на Харальда, и увильнуть от ответа не было никакой возможности. Пришлось на время забыть о щуке:
— Я не могу согласиться с почтенным Эйвиндом, госпожа. — Харальд слегка поклонился старому воину. Тот в ответ яростно засопел. — Во-первых, именно маги являются носителями знаний в мире, столь невежественном и диком.
— Страсть господина капитана нам известна, — ехидно заметила Лия. — То-то он просиживает вечера в библиотеке, забывая даже о вздыхающих по нему служанках.
— Лия, прекрати, — сказала Владетельница с улыбкой и вновь обратила зеленые глаза на Харальда, и в глазах этих появился интерес:
— Что же «во-вторых», доблестный капитан?
— А во-вторых, без Владетелей все родовитые тотчас передрались бы, погрузив мир в дикий хаос и междоусобицу.
— Но свары и войны есть и сейчас! — возразил Эйвинд.
— Да, — согласился Харальд. — Но крупные конфликты между своими вассалами Владетели гасят, а мелкие — не столь разрушительны. Войны же между Владетелями случаются не так уж и часто и обычно быстро заканчиваются.
— Что же, — медленно выговорила Хельга, задумчиво глядя на капитана. — Вы очень верно высказались, доблестный Харальд…
Изучающий взгляд Владетельницы не отпускал Харальда весь вечер, и чувствовал он себя неуютно, словно обзавелся глубоко запавшей в глаз песчинкой: и мешает, и приходится терпеть, пока сама не вылетит.
