Глава 5. Возмездие

Однажды Мика сказала мне за ужином — мы довольно часто ужинали вместе.

— Тебе не кажется, Синь, что мы уже тут засиделись?

— Может быть, ты и права.

Я улыбнулась. Посмотрела на Лус.

Пожалуй, именно из-за нее мне не хочется никуда лететь. Две экспедиции за три года — уму непостижимо. И вот уже год, как мы не вылетали с Гоны. Оставлять малышку совсем одну… Да, она любит своих воспитателей, особенно, Дрея. Он ей, можно сказать, отца заменил. Но я скучаю по ней в Космосе, да и хорошо мне здесь, рядом с дочкой. Может, я на самом деле создана для того, чтобы родить кучу детей и их воспитывать?

Вот только не от кого…

Хотя для регулярного и здорового секса партнеров сколько угодно.

Но мне — упаси Боже! — и в голову не придет родить еще одного ребенка. И Мике тоже. Я как-то предложила ей — чего бы не родить, наши дети бы подружились. Но Мика сказала, что дети ее совершенно не интересуют.

Вот если бы был мужчина, который за меня поддерживал бы всю мою маленькую систему, завоевывал новые корабли, зарабатывал деньги и давал бы мне то, что я имею сейчас — дарил бы, просто из любви… Вот тогда…

Да если честно, меня бы устроил просто Ильт.

И просто жизнь в какой-нибудь простой квартирке, даже без особой роскоши.

Только ведь нет таких, как Ильт. Ну нет их!

Ну и ладно, зато есть Лус. Она сидит за столом совершенно пряменько, ровно, правильно кушает серебряным ножиком и вилочкой. Для пятилетней девочки у нее, наверное, слишком серьезное выражение лица. Маленькая неприступная красавица в черном жилетике со шнуровкой, в клетчатой юбке, с аккуратно уложенными длинными волосами. Но когда Лус смотрит на меня, да еще улыбается, все исчезает. И я таю в этих ее глазах, бесконечно любимых, огромных, серых, с темными пушистыми ресницами, и когда эти ресницы взмахивают, вместе с ними вздрагивает мое сердце. Я обожаю этот ее носик, этот совершенный, идеальный ротик, сложенный бантиком, ее личико — все доверие, любовь, нежность. Если не считать кратковременного общения с Дэнсом (которое уже забылось), этот ребенок в жизни не знал никакого зла. Для нее весь мир — это свет, доброта и любовь. И так должно быть!

Мне странно думать, что мы в пять лет уже учились в школе Легиона. Ну, конечно, не думаю, что с нами обращались так же, как на Третьей ступени. Но я точно знаю, что в этом возрасте мы сразу ходили строем, драили казарму в нарядах, разбирали-собирали оружие вот такими ручонками. Минута на одевание, минута на заправку койки. За нарушения — дисотсек, а кое-кого из пацанов уже и тогда сарты воспитывали ремнем. Непредставимо! И еще более непредставимо, что Микина мать вот сама захотела отдать ребенка — единственного, да еще такого хорошенького — в нашу школу.

— Слушай, Мика, — спросила я, — а я ведь так ни разу не поинтересовалась… что твоя мать? Она хоть жива еще?

Подруга слегка вздернула плечо.

— А я откуда знаю?

Помолчав, добавила.

— Наверное, жива, что ей сделается. Денег у нее полно было… ухажеров тоже. Живет где-нибудь.

— Она тебя не пыталась найти?

— Нет.

— Может, еще родила? — предположила я.

— Может быть. Да и зачем я ей теперь-то? Доживает в покое, всем обеспечена. Что мне, телохранителем к ней устроиться? — Мика фыркнула, видно, представив такую перспективу.

— А я вот вообще не знаю, кто моя мать, где она.

— Может, лучше не знать, — буркнула подруга.

— Ну да, — согласилась я, — можно фантазировать. В детстве я вот представляла, что мои предки — какие-нибудь король с королевой. Мне даже казалось, я помню… какой-то дворец, навроде этого. Залы высокие. Готическое окно, свежее промытое стекло, и за ним — радуга.

— Ну и фантазия у тебя, — хмыкнула Мика, — странно. Маленькие девочки представляют обычно принцесс в бальных платьях, балы всякие, лошадей… А ты — радуга.

— Вот уж не знаю почему, но эта картинка у меня ассоциируется с королевским достоинством.

Лус отодвинула тарелку.

— Ма, я больше не хочу.

— Десерт будешь?

Я подвинула ей вазочку с кремом. Во время ужина мы предпочитали не видеть слуг. Лус стала вяло ковыряться ложечкой в разноцветных лепестках крема.

— Ма, мы покатаемся завтра на Тилли?

Ей привезли сегодня нового вороного пони.

— Ну конечно, я поеду на своей лошади, а ты на Тилли.

— А тетя Мика?

— Я тоже поеду с вами, — пообещала Мика. Теперь лицо ее было добрым и даже светилось. Мою-то девочку она любит, не знаю уж, почему.

— Ма, а сегодня?

— А сегодня уже поздно. Смотри, уже темнеет. Тебе надо купаться и спать.

— Ма, а ты придешь мне сказать «спокойной ночи?»

— Лус, ну конечно! Я ведь всегда прихожу.

Она помолчала, работая ложечкой. Мика тоже придвинула к себе десерт и уплетала его за обе щеки. Потом она спросила Лус.

— Слушай, капелька, ты хочешь быть принцессой?

— Хочу, — с восторгом сказала Лус, так ответила бы любая пятилетняя девочка.

— Лус, но у тебя же есть платья, как у принцессы. И лошади. И танцы. И дворец. Зачем тебе быть принцессой?

Лус даже перестала есть, задумчиво уставилась на Мику.

— У меня еще нет принца, — сказала она.

— Тоже верно, — развеселилась я.

— Ма, я больше не хочу.

Она съела две трети десерта.

— Хорошо, беги к себе, Ленни тебя искупает. А я потом приду, ладно?

Лус кивнула и убежала. Я с удовольствием наблюдала за ее стройной крошечной фигуркой — пышная юбка и жилетик, белые рукава, рыжеватая искусно завитая коса, движения полны очаровательной детской грации.

— Вернемся к нашим баранам, — продолжила Мика, — так что насчет того, чтобы встряхнуться.

— Необходимости особой нет, — сказала я неуверенно, — к тому же ты знаешь, на меня вся Глостия охотится.

— Да уж, насолила ты им.

— Здесь мы в безопасности, хоть относительной.

Сальветрину пришлось укрепить, на это ушло довольно много денег, из-за этого отказались от покупки двух новых кораблей — но чего не сделаешь ради того, чтобы иметь укрепленный дом. Впрочем, моя база мало кому известна, а может, и никому.

— А может, мне одной слетать, — предположила Мика, — ну попробовать.

Я представила эту перспективу.

— А я тут за тебя буду дрожать. Ладно, рыжая, ты права, летим вместе.

Мика улыбнулась. Разлила по бокалам лимонный грапс. Мы обе предпочитали крепкие напитки.

— За успех экспедиции!

Мы выпили.

— Слушай, — Мика откинулась на диване, — раз уж такие дела… как ты сегодня насчет совместных маневров?

Я задумалась, вернее, задумалось что-то внутри меня, искушающей змеей щипнуло в животе, пробежало по телу.

— Только за. Вызовем пацанов?

Мы вызвонили постоянных секс-партнеров, обе мы уже вполне определились во вкусах. Только Мика выбрала себе одного из шибагов, неплохого, надо сказать, парня, одного из новых пилотов, Рессера. Все равно он стоял много ниже ее, и всерьез она к нему не относилась — так, покувыркаться вместе. Я же придерживалась прежних принципов — не спать с низшими чинами, но выбрала в Гоне парня по своему вкусу, и он теперь постоянно жил в отсеке… тьфу, во флигеле дворца, а на его счету копились денежки. Он был профессиональным жиголо, умел все, и это меня очень даже устраивало. Рессер был в этом смысле похуже. Конечно, мы не часто встречались все вместе, как выражалась Мика, для «совместных маневров», но надо сказать, это было замечательно! Чтобы впервые на это решиться — увидеть обнаженную Мику, да еще и при ней, и даже вместе с ней заниматься этим делом — я должна была здорово наклюкаться, но оказалось, что ничего страшного в этом нет, а вид красавицы Мики, ее роскошное тело меня даже возбуждали. У самой Мики, похоже, тоже не было комплексов. Да и мужчины у нас были неплохие — по крайней мере, внешне и в сексуальном отношении, а что они из себя представляют как личности — об этом думать не обязательно.

Мы договорились начать «маневры» через полтора часа. Мне еще надо было поцеловать на ночь Лус, после того, как гувернантка выкупает ее, переоденет в пижамку и почитает книжку. Потом — переодеться сразу в соблазнительное белье и пеньюар и — хорошенько напиться вдвоем с Микой. Потому что на трезвую голову эти оргии все еще казались мне некоторой дикостью. Я давно научилась относиться к мужикам, просто как к источнику удовольствия. Но Мика… она — человек. Она — моя подруга.

Когда я вошла в малый покой, который мы использовали для «маневров», Мика уже сидела под розовым светом, соблазнительная и роскошная, волосы огненным водопадом по ослепительным белым плечам, мышцы взбугрили кожу и натянули черные бретельки кожаного короткого платья в обтяжку, великолепные мускулистые ноги закинуты одна на другую. Я присела рядом, взяла свой бокал с грапсом.

— Ну — за дружбу и любовь! — сказала Мика, посмеиваясь, и мы выпили.

— Ты красавица, — пробормотала я, — на тебя смотреть-то страшно.

— Это тебе — страшно?

— Ага. А мужики, наверное, вообще падают…

— Да ты тоже ничего, — Мика окинула меня одобрительным взглядом, в котором засветился огонечек желания. Я отвела глаза.

Во время «маневров» — еще куда ни шло. Но вот… Не так давно я начала завидовать тем девчонкам, кого с детства привлекает собственный пол. В принципе, я не то, чтобы совсем уж против… и комплексы мы преодолели. И во время «маневров» мне приятно не только смотреть на Микино тело, но иногда, между делом, и приласкать его. По крайней мере, это вносит дополнительную пряную нотку во все наши совместные времяпрепровождения — не обязательную, но приятную. Но никогда мне не хватило бы отношений в этом смысле — с Микой. И вот так, когда мы вдвоем с ней, без мужиков — я никогда не решусь к ней прикоснуться. И она ко мне тоже — будто табу. Что-то безвозвратно кончится между нами, если начнется такое. А может быть, это лишь самовнушение? Может быть. Но мы — не те, кто может жить одной плотью, и мы обе это знаем. И вот на этом самом — кончается вся наша идиллия. Потому что я все равно всегда буду вспоминать Ильта, а Мика — уж не знаю… наверное, просто мечтать.

— Знаешь, как погиб Дзури? — спросила вдруг она.

— Как? Ты мне не рассказывала.

— Давай еще, — она разлила грапс, опрокинула в себя бокал, — так вот, это было на Беллароне еще. Я он, и остаток нашей роты. Я командовала особым взводом, и мы там пытались что-то сделать на полуострове Зара. Белги здорово нас потрепали и загнали в один поселок, полуразрушенный, никого там не осталось. Помощи, нам сказали, не будет. У нас около десятка раненых. Мы заняли оборону в одном здании, которое еще сохранилось. Парни внизу, ну а мы с Дзури сидели вдвоем наверху, в одной комнате. Разведка донесла, что будет штурм. Скоро. И вот тогда… тогда у нас с ним это все и получилось. Ну, он сказал, что штурма мы не выдержим, что пойдем на прорыв… мы не думали, что выживем, конечно. Он вдруг начал меня целовать, а я… я совсем обалдела, понимаешь? Ты же помнишь, мы все были влюблены в Дзури, ну и… я будто снова стала девчонкой. Это было так классно, Синь, так… у меня никогда в жизни потом уже так не было.

— Могу представить, — пробормотала я.

— А потом мы пошли на прорыв, и я знала, ты понимаешь, вот дура, что если мы прорвемся, то я выйду за Дзури замуж. Такое чувство было. Идиотка, да?

— Нет.

— Был такой момент, нас загнали в развалины, и не давали подняться, выйти. Нас бы там перестреляли, как кроликов. Дзури поднял всех. Встал первым. Мы вышли оттуда, не все, но вышли. А его — гранатой. Разорвало совсем, — Мика уже бормотала, — ты понимаешь, совсем… там ничего не осталось.

А от Ильта осталось. Мы допили бутылку до конца. Но крови было много, разваленной обугленной черной ткани.

— Раненых мы там оставили. Некоторые просили пристрелить, но Дзури не разрешил. Оставили белгам.

— Белги, они ничего.

— По-всякому бывает.

— Обычно они быстро убивают.

— Мы их там сильно достали. Страшно подумать… как вспомню про этих десятерых, так знаешь… вроде мы и не виноваты, а все равно. Бросили их в плену.

— Еще бутылку? Ты в состоянии после этого будешь двигаться?

— Хе! Ты что, меня плохо знаешь?

Мика откупорила бутылку, разлила грапс. На этот раз имбирный, на языке защипало.

— Знаешь, у меня, кроме Дзури, ни с кем такого не было. Ну чтобы так классно получилось, понимаешь?

— А у меня тоже был… и тоже погиб. Такой человек. Он был ско, с Квирина.

— С Квирина, — пробормотала Мика, — ты знаешь, это такой идиотизм, они хотят штурмовать Квирин.

Я даже протрезвела. Взглянула на нее с изумлением.

— Ты мне не говорила раньше.

— Так это ж того… тайна, — Мика пьяно засмеялась, — да и нам говорили так, намеками. Я так поняла, что готовимся к штурму. С этим новым поколением кораблей… еще какое-то у них есть тайное оружие. Знаешь, компьютерную игру даже выпустили «Власть над Галактикой». Она и в виртуальном варианте есть…

— Я знаю.

— Это про штурм Квирина.

— Вот к чему вся эта пропаганда, — я вспомнила Серетан, — Мика, у них же нет шансов. Ни малейшего.

— Ну почему? Новые корабли… Легион. Еще какие-то части есть, может, ты слышала — усмирители.

— Да… мне их даже давали на Аудране, но лично я этих ребят не видела. Но действуют они очень хорошо. Лучше легионеров даже, я бы сказала.

— Уж не знаю, как их готовят, но они просто психи. Берсерки. Говорят, с детства.

— Ну, сложно ли воспитать психа? Наверное, учат кроликов убивать зверским способом… драться… поощряют жестокость, ничему доброму не учат.

— Наверное. Они и Квирин возьмут.

— Но там оборонные кольца.

— Ну что, кольца…

— Их даже сагоны не пробивают.

— Ну что, сагоны… сагоны же не сами воюют, а всегда чьими-нибудь руками. Сагонов мало. Техника у них не намного лучше человеческой.

— Не знаю, — я помотала головой. Я просто знала Ильта. Если там все такие… а наверное, все. Я вспомнила убитых мною ско. Они не берсерки, конечно, скорее уж наоборот. Только их же победить невозможно. Разве что всех уничтожить. Но это никому не по силам.

— Ладно, Синь, нам плевать на все это. Пусть хоть все друг друга перебьют, нашим легче.

— Верно.

Мы чокнулись и выпили снова. За дверью послышались шаги — наши секс-партнеры были пунктуальны.

Две экспедиции принесли богатый улов. Я не собиралась восстанавливать Империю — зачем? Вполне достаточно хорошего экипажа и пары-тройки кораблей. Конечно, хорошо бы найти настоящий крейсер, такой, как «Зеркало». Но и «Отражение» — тоже неплохой корабль. Мы пока прикупили к нему аффликтор, который назвали «Луч». Этого вполне достаточно для успешных рейдов.

Денег хватало, чтобы жить с прежней роскошью — а содержать толпу тунеядцев, зачем мне это? Шибагов я теперь заставляла тренироваться и не позволяла им распуститься совсем, в результате у меня будет лучшая команда в Галактике. Посмотрим, со временем все же надо будет нанести удар по Аригайрту. В прошлый раз нам пришлось вступить в бой с незнакомым шибагом — на меня уже, видимо, охотились все. Да и по слухам, так было. Видно, здорово я насолила сволочи, приличные деньги он за меня пообещал. Теперь мне придется убить его уже не из жажды мести — из простого инстинкта самосохранения.

Но я уж придумаю, как отомстить ему. Правда пока я этого не знала. Иногда фантазировала что-то, но на самом деле адекватной мести просто не существует. Ничем он не сможет расплатиться за всех замученных и убитых людей. Ну ничего — меня устроит и неадекватная месть. Ну так, всего лишь, может быть, несколько дней адских мучений…

Мы смотрели, как тренируются «Рыси» — в огромном зале часть девочек занималась спаррингом, в углу с тренажерами некоторые качали мышцы, остальные делали разминку.

Получалось у них неплохо. Приятно было понаблюдать с балкончика — некоторые девочки явно талантливы в килокай.

Это была идея Мики, да и осуществление тоже ее, но я горячо поддержала. Мотивы Мики были просты — она считала, что на женщин можно положиться, а что солдаты из них вполне нормальные получаются, мы хорошо знали по себе. С женщинами проще, говорила Мика, нет необходимости возить с собой гарем — две части разнополого экипажа договорятся между собой. Меня же все-таки глубоко задело предательство бывших друзей… они ж претендовали на то, чтобы быть не просто подчиненными. Да и не были ими. Все-таки мужчинам доверять нельзя, ни в коем случае.

Женщинам, правда, тоже — с оглядкой. Но есть среди них такие, которым можно доверять, как себе. Вот даже Дерри — она-то меня не предала.

Набирать команду среди лохов — все равно было неизбежно. Мы отрезали для себя возможности — точнее, Аригайрт их отрезал — пастись на обычных шибаговских лужайках, набирать команду из опытных людей, например, в обычных портах. И уж если брать людей со стороны, совсем необученных, то — правильно Мика предложила — лучше девчонок.

Мика назвала эту команду «Рыси» — что приятно гармонировало с «Дикой Кошкой», и лично занималась ею. Первый десяток девчонок мы нашли на Гоне лично. Остальных набирали уже они сами, и стали для других сартами, командирами взводов и отделений. Сейчас у нас было 120 «Рысей», и пока достаточно. И впервые мы решились кое-кого из них, самых подготовленных, взять в дело. Мика отобрала около 30 девочек — все старше 18, из самых наших «стареньких».

С каждой девочкой проводилась беседа — выход замуж для них был возможен только после 10 лет службы. Как и рождение детей — им блокировали зачатие. Иначе наши шибаги быстренько разберут девочек и засадят их дома с выводком детей.

Мужской части команды вполне понравилась мысль, и действительно завязались постоянные и временные отношения между Рысями и остальными шибагами, так что почти весь наш «публичный дом» можно было уволить.

— Вот это да, смотри! — Мика дернула меня за рукав. Я присмотрелась и похолодела. В младшей группе… ну да, мы набрали не так давно девочек лет 10–12, в основном, из сирот, чтобы готовить их всерьез, по программе легионера… в младшей группе мелькал серебристый костюм совсем уж крошечной девчушки с рыжеватыми косичками… Адоне, это же моя Лус!

Лус, старательно пыхтя, раскачивалась на брусьях, пытаясь закинуть ножки на перекладину.

Я услышала, как кто-то моим собственным голосом выдает длинное нецензурное ругательство.

— А что? — спросила Мика, — пусть будет Рысью, плохо, что ли?

— Не знаю, — ответила я, помолчав.

— Наверное, она попросилась у Чейс, — предположила Мика, 20-летняя Чейс была командиром младшей группы, — надо будет с ней беседу провести. И может, пару суток дать — все же такие дела надо с нами согласовывать.

— Возможно, — я разлепила губы, — она согласовала с Ленни и Дреем.

Воспитатели Лус вполне могли дать такое разрешение и не спрашивая меня. А их в дисотсек не отправишь, не те отношения.

Девочки побежали по кругу, стуча босыми ножками, Лус оказалась в центре группы.

— Ладно, оставь, — сказала я, — спрошу Лус, если ей нравится, то пусть занимается.

Я даже себе не могла признаться, что меня поразило во всем этом. Да пусть ребенок занимается, наши Рыси получают отличную подготовку, а ведь Лус все равно быть шибагом, куда она денется?

Вот что мне не нравилось: Лус в группе. Лус — уникальная, единственная, второй такой нет, это не солдат, это жемчужина, которую надо беречь, которая дороже Сальветрины, кораблей, денег… Ничего страшного в групповых занятиях нет, но мне почудилась жуткая картина — Лус в строю. Лус в рядах атакующих.

Но с другой стороны, чего бы мне для нее хотелось? Неужели я хочу вырастить свою дочь трусливой курицей?

Это было бы ужасно. Если Лус превратится во что-нибудь вроде Кари… Но это ведь врожденное, Кари тоже долго воспитывали солдатом. Не помогло. Однако Лус пошла скорее в меня, так что теперь осталось только дать ей правильное воспитание.

Можно, конечно, нанять отдельного учителя, который занимался бы с ней отдельно всей подготовкой. Хотя у нее и так двое воспитателей, и вроде бы, подготовку в килокай, по крайней мере, она получает.

Но ведь в группе ей интереснее и веселее.

Подумав так, я успокоилась и решила ничего не менять.

Мы снова слетали в экспедицию, но не так уж разжились. Нас атаковал глостийский корабль — я так и не знаю, кто это был. Мы расстреляли их, но и сами пострадали — конкуренты пробили коллекторное помещение, полностью залитое ртутью, а это была основная часть нашей добычи. К тому же нельзя было и продолжать экспедицию. И большая часть оставшейся добычи, обращенная в деньги, ушла на ремонт корабля.

Меня все это мало волновало. Мы затеяли этот поход в основном развлечения ради. И теперь, починив «Отражение», предавались заслуженному отдыху.

Который в один не очень прекрасный день был грубо прерван.

Тревога застала меня в постели. Тэнк мирно похрапывал, отвернувшись к стенке. Я привалилась к его широкой мускулистой спине. Мне, с моим маленьким ростом и не самой богатырской комплекцией (как мышцы ни наращивай, кость не станет шире), только и остается, что в постели играть в «маленькую беззащитную девочку» и «настоящего мужчину». И честно говоря, это приятно. Только вот…

Только вот полоснул по нервам сигнал, которого я здесь никак не ждала. И Тэнк даже не услышал его — нет военной привычки — сонно заворочался в постели, а я вылетела из кровати пулей, и через несколько секунд, натягивая штаны, знала уже, что произошло, и отдавала приказы — все истребители поднять, команду на «Отражение», взлет через полчаса.

Они перебьют мои ландеры, но ничего другого не остается. «Отражение» не поднять мгновенно, а их нужно задержать.

На выходе я увидела Мику, и мы вместе, вскочив на скарты, понеслись к «Отражению».

Со спутника уже сообщили подробности — атакует, слава Адоне, только один некрупный крейсер. Правда, если бы мой орбитальный пост пропустил его к планете, этого крейсера хватило бы, чтобы начисто смести все живое на Сальветрине, да и сам остров расколоть.

Ничего. Только бы мои ребята задержали его, а там уж я с «Отражением»… Единственное, пожалуй, что меня волновало — спящая во дворце Лус. Главное — не пропустить врагов к ней.

Но еще я понимала про себя главное, что все это означает. А означает это — что в Глостии как-то узнали мою дислокацию, и что отныне мне покоя на Гоне не будет.

Команда собралась сразу, и мы подняли «Отражение» даже скорее, чем за тридцать минут. Аффликтор вонзился в атмосферу носом вверх. Я сидела в Посту и молча наблюдала за синевой экрана, сменившейся тьмой и сиянием, отсюда было видно солнце Гоны.

Едва наш компьютер идентифицировал на радаре чужой корабль, мы ударили. Без предупреждения. Крейсер будет покрупнее «Отражения», хотя видимо, гравипушки у них нет. Но я не собиралась с ними даже разговаривать… Нет смысла.

Два удара получились точными. Через несколько минут мы удостоверились, что ближний космос заполнен дрейфующими обломками чужого корабля. Все-таки идиот ты, шибаг… Неужели думал, что я никак не защищена с орбиты? Или что я постесняюсь применить гравипушку?

— Все, — выдохнула Мика, откидываясь в кресле. Она была бледна, рыжие волосы встрепаны — да уж, причесываться тут некогда.

Я переключилась на Ку, не убирая общей связи.

— Ку, это я, Кошка! Собери в космосе все, что можно. По возможности аннигиляторами почисти орбиту от осколков. Можно ракетами. Ну и… наших, если что-нибудь осталось… тела, все собери. «Отражение» идет вниз.

Я пока не знала, сколько моих истребителей погибло. Не все — и то хорошо. Ку остался жив. Орбитальную станцию хоть и потрепали, но восстановить ее можно, не вдребезги.

Мика вылезла из-за пульта — она стреляла в этом бою — села рядом со мной, предоставив пилотам сажать корабль. Положила руку мне на плечи.

— Синь, ведь они нас нашли… что делать теперь?

Я быстро соображала. Что делать?

В общем-то, ничего трагичного не произошло. Сейчас я выслала троих разведчиков, они обшаривают систему вплоть до подпространственного канала — нет ли других «гостей». Но думаю — нет. Это просто одинокий охотник за головами. Шибаги не нападают друг на друга. Просто потому что нет смысла — зачем нападать на хорошо вооруженную армаду, когда вокруг столько обычных жертв. Но на меня нападать есть прямой резон.

Награда Аригайрта. Деньги. Расположение Аригайрта. Его покровительство.

Может, я действительно зря вела себя не как все шибаги? Мне надо было обзавестись союзниками. Но это значило — заниматься работорговлей самой или поддерживать гнусное дело.

Нет, решение здесь другое. Мне надо укреплять базу, причем срочно. Менять ее бесполезно — найдут где угодно. Надо строить орбитальный пояс, не одну станцию, а хотя бы восемь. Постоянно патрулирующие в космосе корабли. Вообще кораблей нужно больше, и хотя бы один крейсер.

Набирать новых людей. Строить для них инфраструктуру. Восстанавливать империю.

А для всего этого нужны деньги.

В этот раз я решила взять Лус с собой — Сальветрина перестала быть безопасным убежищем.

Взяла и Ленни, любимую няньку Лус. Дочке на корабле очень нравилось, по крайней мере, первые два месяца она постоянно была возбужденной и ничем не хотела заниматься, кроме исследования корабля и непонятных своих одиноких игр в коридорах и закоулках. «Рысей» пока было мало, и больше половины экипажа все равно составляли мужчины. Но — Мика оказалась права — уже сейчас мне стало гораздо легче поддерживать дисциплину.

Да и в бою «Рыси» оказались совсем не плохи. Уже в первый месяц мы взяли большой капеллийский грузовик с эскортом, причем один из скультеров эскорта сразу оставили себе. Груз — в основном, самое современное медицинское оборудование — мы быстро продали, а кое-что прихватили с собой. Так вот, во время штурма «Рысей» можно было направлять в самые сложные места, пожалуй, опытные наши шибаги были скорее уж на подхвате.

После грузовика удача как-то не улыбалась нам. Не удавалось засечь подходящую жертву. А может, я боялась теперь сильно рисковать, идти к самым охраняемым выходам или к Глостии — ведь на корабле была Лус. Хотя с другой стороны, мне просто ничего дерзкого не приходило в голову. Ведь план — он от вдохновения должен родиться, не сам по себе.

Микин день рождения мы отмечали впятером — Мика, я, Ку Таки, Рессер и командир «Рысей», Майлина. Лус с Ленни тоже сидели с нами, Лус получила свою порцию торта, но потом ее отправили спать.

— Хватит, ребята, — я взглядом остановила Рессера, который собирался открыть четвертую бутылку шампанского. Тот слегка обиделся.

— Принцесса…

— Мы не на земле, — сказала я сухо.

— Принцесса права, — грустно подтвердила Мика, — хватит пить. Все может случиться.

Рессер сел рядом с ней, обнял за плечи. Мика не сбросила его руку, но и не потянулась сама. Да и не очень удобно все это — мы были в бикрах. Не то, чтобы их нельзя снять, просто не располагает вся эта броня к более тесным объятиям.

Перед нами на столике мерцали псевдосвечи — Адоне упаси от открытого огня на корабле, но эти лампочки полностью имитировали интимное таинственное пламя свечей. Они освещали остатки пиршества — недоеденные салаты и заливные, растерзанный торт, грязные бокалы и рюмки. На Микином столе горкой лежали подарки — коробочки с драгоценностями, вэнский зеленый шелк, искусно вырезанные фигурки на пластинах яшмы. Мой подарок — отличный спайс, сделанный по квиринской технологии, украшенный гравировкой, именем Мики — красовался на запястье именинницы, перетягивая рукав бикра.

— Как-то тоскливо, — пробормотала Мика, — если не пить, вроде и заняться нечем.

Почему нам никогда не было тоскливо с девчонками? Когда были живы Глин и Лус, и Кари была с нами. Всегда было о чем поговорить… Да и на гитаре поиграть. А сколько лет я уже не брала в руки гитару?

Стоп. Я ведь точно знаю, что Ку…

— Слушай, Ку, — я повернулась к пилоту, — ты бы принес свой инструмент, что ли. Сыграл свои народные напевы…

— А что, можно, — Ку выскочил из Микиной каюты. Мика повторила.

— Грустно.

В глазах ее сочилась тоска. Я накрыла ладонью ее руку.

— Да ничего. Здесь, у этого выхода мы наверняка возьмем что-нибудь. Может, перерыв тогда сделаем.

Честно говоря, мне и на Гону не очень хотелось. А чем плохо здесь, на корабле? Тоска конечно, но ведь и там тоска…

Тьфу ты, это я позволила Микиному настроению меня заразить. Нельзя так…

Ку появился с гитарой. Играл он хорошо, но никогда не пел. Мелодии его родного мира, Риссы. Воздух зазвенел, и казалось, даже пламя псевдосвечей колышется от невидимого ветра. Длинные темные пальцы Ку бегали по грифу. Чем-то мне эта музыка напоминала песни в рабском бараке, на Глостии-4. Там народ темнокожий, как и Ку Таки. Может, поэтому?

Ку закончил мелодию. Смотрел вперед, задумчиво, чуть тоскливо, будто перенесся в какие-то неведомые края отсюда, из этой душной и провонявшей алкоголем каюты.

— Синь, спой чего-нибудь, — попросила Мика. Остальные с удивлением воззрились на меня. Кажется, они не подозревали, что я умею играть. И даже петь.

Кажется, я сама уже об этом забыла.

Но гитара легла мне в руки. Я осторожно попробовала струны.

Не так уж сложно. Если только аккомпанировать — я справлюсь.

Но Адоне, неужели я еще могу петь? Мика с жадностью смотрела на меня. Ну хоть какой-то интерес к жизни.

Но я не могу петь, как ты не понимаешь? Я, та, которая могла, умела петь, умерла на космодроме Глостии, на залитом кровью покрытии, с этим несчастным квиринским ско. С тех пор я стала взрослым человеком. Научилась пить и трахаться, а вот петь… да невелика потеря. Ведь жила прекрасно без этого…

Адоне, вдруг резануло меня, что я потеряла? Голос при мне, умение играть тоже — что исчезло?

Но Мика смотрела на меня. Я не могла обмануть Мику.

Молчит Пространство за стеной,
Мотор звенит во мгле.
Давайте выпьем в эту ночь
За тех, кто на земле.
Дымится разведенный спирт
В химическом стекле,
Мы будем пить за тех, кто спит
Сегодня на земле.

Нет, не получалось у меня. Они слушали с интересом, но я чувствовала — что-то не то.

Не место для земных обид
У нас на корабле.
Мы будем пить за тех, кто спит
Сегодня на земле.

— Принцесса! — я оборвала мелодию. Включилась связь.

— Принцесса, — сообщил дежурный из Поста, — по курсу малый грузовик. Вышел из канала.

Добыча казалась легкой. Единственное, что настораживало — грузовик был квиринский. А это значило — хорошие пушки, лучевые и ракетные, а может, и еще какая-нибудь гадость. Ну и СКОН они могут вызвать, впрочем, эта опасность есть всегда. Я решила атаковать двумя кораблями, и поручила Мике «Луч», куда она перешла с Майлиной и десятком «Рысей».

Мы быстро расстыковались и стали заходить на грузовик с двух сторон. Переговоры в таких случаях мы не ведем — ни к чему это. Быстро расстрелять, по возможности лишив вооружения, но не повредив корабль. На абордаж, прицепить к себе и быстро драпать в безопасное место — здесь в любую минуту может появиться СКОН.

Первый выстрел я произвела нейтринной пушкой. Никакого впечатления, видимо, квиринцы нашли защиту уже от этого дела. Их капитан — женщина — что-то вопила в эфире, я не обращала внимания. Снизошла только до одной фразы, о том, что если они добровольно сдадутся, мы не будем стрелять. Бесполезно, разумеется. Грузовик наращивал скорость, но где ему? «Луч» уже зашел спереди. Мы взяли чужое судно в клещи. Пока обстреливали лазерами, но от этого у квиринцев стояла защита. Грузовик начал постреливать в ответ — так же бессмысленно. Мике удалось снять одну из пушек левого борта. Потом «Луч» у меня на экране совершил странный маневр, будто дернулся. Мика завопила.

— Синь! У них хрень какая-то! Они нам настройки сбили.

Ясно… от квиринцев всегда жди сюрприза. Как бы они и «Отражению» не попортили что-нибудь.

— Что у вас? — спросила я, не переставая отдавать команды на стрельбу, — лететь можете? Корпус цел?

— Лететь можем, стрелять не можем!

— Уходите в мою тень!

«Луч» стал отходить, за меня, ближе к каналу. Ну что ж, справимся и одним «Отражением»…

И в эту минуту из канала появились корабли СКОНа.

Я испустила длинное ругательство, что вообще-то делаю крайне редко.

Еще такая мысль мелькнула — неужели удача изменила мне? Неужели из этой ситуации я не смогу выпутаться?

Сразу шесть патрульников. Не один, как обычно. Видимо, база у них где-то близко. Информация о расположении баз — то, о чем мечтает любой шибаг. Но и у меня, конечно, ее нет.

— Мика, — сказала я, — уходи в канал. Уходи, как хочешь!

Ясное дело, Мике нет смысла вступать в бой, без всякого оружия. Но хоть спасти «Луч»… да и ее саму тоже мне не хочется терять.

«Отражение» уже разворачивалось навстречу новому противнику. Сконовцы, конечно, стали брать меня в клещи, самым классическим способом. Мы дали несколько залпов по их кораблям — без всякого эффекта. Патрульники хорошо защищены. Мои истребители уже вылетели, неся на себе, в том числе, аннигилирующие ракеты.

Гравитационка здесь никак не годится, потому что любой патрульник, умирая, автоматически даст ответный залп, а пушки у них хорошие. Может, на аффликторе мы и не мгновенно погибнем, но первый же залп выведет корабль из строя.

Ку наращивал скорость — дойти бы до канала… успеть бы. Рессер помогал ему и следил за щитами, Нирс стрелял, я отдавала команды истребителям и нижним оружейным постам…

Посту… Левый разрушен уже безнадежно. Люди там погибли. Истребителей погибло трое… и вдруг эфир затих — они перестали отзываться на мои команды. Мне некогда было их искать, а потом я увидела, что мои люди по одному драпают к подпространственному выходу. Что ж, они правы, хороший ландер в состоянии и сам дойти до ближайшего населенного мира. А меня защищать им нет никакого смысла. Во всяком случае, ценой своей жизни.

Я только мельком отметила это и больше не обращала внимания. «Отражение» некому было защитить. Правда, два из сконовских кораблей тоже перестали стрелять и легли в дрейф, видно, что-то мы им здорово повредили. Но мое положение было более, чем плачевным…

Странно, но я была совершенно спокойна. Как будто так все и должно случиться… И даже мысль о Лус, спящей в надежно герметизированном жилом отсеке, меня сейчас не тревожила. В конце концов, Адоне все держит в своих руках. Есть какая-то сила, управляющая этим миром, и если уж она захотела погубить меня наконец, с этим ничего не сделаешь.

Впрочем, мой мозг тщательно просчитывал варианты. Просчитывал — но не видел выхода. Даже один патрульник квиринской полиции в состоянии задержать аффликтор. Они очень хорошо вооружены. А уж шесть…

Наша обшивка искрилась, красиво испаряя внешние слои, лучи били по ней непрерывно. Один из патрульников был уже совсем рядом с отсеком двигателей, удар — и вот только ремни удержали меня от того, чтобы взвиться к потолку. Похолодев, я подумала, как воспримет Лус неожиданную невесомость. Наверное, проснулась и ревет от ужаса. Гады… Гады! Они применили деструктор! Мои двигатели распадались на молекулы, корабль словно растворялся в окружающей мгле… Остался лишь инерционный ход, «Отражение» превратилось в бесполезный неподвижный кусок керамики.

— Принцесса! — я увидела черные глаза Ку Таки, совсем рядом, — разрешите, я попробую на ландере.

— Да, — сказала я, — попробуй. Рессер, и ты тоже.

У нас осталось два ландера. С ними можно сделать две вещи — попытаться удрать к выходу и попытаться остановить ско ценой собственной жизни, скорее всего. Но здесь пилоты уж совершенно бесполезны. А я с корабля не уйду, я не Аригайрт. Да и шансов мало.

— Шибаг, сдавайся! — прорезался наконец эфир. Я отключила связь, чтобы ско не деморализовали нас разговорами. Но теперь они передавали прямым лучом, это их дурацкое квиринское изобретение, для которого не нужен приемник.

Мои пилоты выбежали в коридор. Я включила грависвязь и ответила.

— Поцелуй меня в задницу, ско.

Кажется, только сейчас я начала осознавать поражение… этого же просто не может быть! Что со мной произошло? Когда я потеряла осторожность, когда допустила ошибку?

— Нирс, — сказала я, — подними людей, пусть готовятся к обороне.

А может, сдать корабль, в самом деле? Вкрадчивый голос ско уговаривал меня сделать это. И не было возможности приглушить его, заткнуть — прямой луч.

Убьют. Ильт мне кое-что порассказывал. Убьют еще по дороге на Квирин. Или там казнят, ведь у них смертная казнь есть, а я — известный шибаг, мне прямая дорожка туда. Но может быть, они сохранят жизнь Лус?

И вырастят ее на Квирине… Как вот меня вырастили. Да пошли они в задницу!

Экраны еще работали.

— Принцесса, один из них уходит! — сказал Нирс. Я и сама видела — один из ландеров на полной скорости шел к каналу. Его никто не останавливал, ско были заняты мной. И я догадывалась, кто уходит на этом ландере.

А кто на втором поднырнул под брюхо одному из патрульников, подошедшему особенно близко… Через несколько секунд патрульник стал разворачиваться, из-за его крыльев мы увидели яркую вспышку, судя по ее величине — пилот ландера погиб.

— Спасибо, Ку, — прошептала я, — я тебя не забуду.

И вдруг — кажется, именно его смерть остановила меня. Ведь погибнут все… или сдадутся. Судьба никак не изменится. Честь? Дикая Кошка не сдается?

Не знаю уж, почему, но в ту минуту мне стало совершенно безразлична вся эта честь и все эти понты. Мне было только жаль Ку. Но он не зря погиб — может быть, он спас остальных. Ведь я отвечаю за них. Это мои люди. Мои.

Меня казнят, но их-то нет, они всего лишь выполняли приказы.

Я еще раз мысленно перебрала варианты (деструктор добрался уже до второго оружейного поста)… У меня больше нет оружия. Никакого. И двигателей нет.

— Ско, — сказала я севшим голосом, — я сдаюсь. Производите стыковку.

Не думаю, что кто-то из моих людей сопротивлялся. Хотя и не знаю об этом ничего. Как только стыковка была завершена (появилась снова искусственная гравитация), я оставила Нирса в посту, а сама побежала к Лус. Самое главное — чтобы ей ничего не сделали. Если ско захотят ей причинить вред, вот тут уже я буду биться до последнего, благо, бластер и нож при мне. Эх, как мне не хватает Беты!

Меня остановили в переходе между первым и вторым ярусом. Мелькнуло в глазах темно-пятнистое, и повелительный крик:

— Стой! Лицом к стене, руки на стену!

Он еще договорить не успел, когда я выстрелила. По ногам. В коленное сочленение. Мне сейчас не с руки убивать ско. Но я хочу к Лус. Если меня возьмут — то пусть вместе с ней. А еще желательно потребовать гарантий, чтобы ей ничего не сделали. И это я могу — корабль поставлен на самоуничтожение, если я произнесу формулу приказа. Правда, ненадолго, мы ведь не все время будем на этом корабле.

Настоящий ско — падая, он выхватил бластер, я едва успела отскочить, воздух заискрился рядом со мной. И еще он попытался тут же, изогнувшись, несмотря на дикую боль в ногах, схватить меня за щиколотку, но это, конечно, ему не удалось. Но на две секунды он меня задержал, а из коридорчика метнулась тень, которая двигалась в два раза быстрее меня… Я успела подумать «Бета», и неумолимая стремительная масса ударила мне в грудь, я едва удержалась на ногах, мелькнула алая пасть с ощеренными белоснежными клыками, собака вцепилась мне в локоть — одно из самых слабых мест бикра. Сустав пронзила резкая боль, собака повисла на руке и тянула меня вниз, я стала второй рукой поднимать бластер, но уже видела, что сейчас овчарка отскочит и цапнет еще куда-нибудь… В этот миг новая тень заслонила свет, я увидела, как второй ско, прибежавший только что, поднимает руку, и в руке — длинный хлыст, собака на миг отпустила руку, и на мою шею — в шейное сочленение бикра — обрушился удар.

Это даже не удар был — это весь мир обрушился на меня, перед глазами вспыхнул яркий свет, все тело свело безжалостной, непреодолимой силой и швырнуло куда-то, но я не потеряла сознания. Наоборот, удар о пол и стену прояснил мои мозги, судороги прекратились, я попробовала снова вскочить, но ско уже был рядом, а бластер — у моей шеи. С другой стороны ско сжимал мне шею рукояткой хлыста — электрохлыста, запоздало сообразила я.

— Снять шлем, — скомандовал ско. Я молча смотрела на него. Меня все больше охватывала злость. Большим пальцем он сам нажал на сенсор, и мой шлем отскочил.

Сейчас я готова была его убить. Бессмысленно, я понимаю, но мне хотелось только одного — дороже продать свою жизнь. Сейчас у него было преимущество — я без шлема, бластер можно приставить прямо к виску. На полу замерла, тяжело дыша и вывалив язык, собака, готовая к новому прыжку.

Я рывком подняла бластер на уровень его бедра, но нажать сенсор не успела, новая судорога скрутила меня и швырнула, боль мгновенно захватила мое тело и молотила, словно в мясорубке. Снова электрохлыст… Он ударил правой рукой, а ведь мог бы ударить и левой, в которой был бластер. Но я, по-видимому, очень хорошо переношу электрические удары. Высокое внутреннее сопротивление, змей бы его побрал… Обычно электрошок выключает сознание. Я снова попыталась поднять бластер, но ско ударил ногой в мое запястье, а потом наступил на руку. Всем весом.

— Ну ты сука… — сказал он с некоторым удивлением. Бластер мой давно валялся на полу, запястье под тяжелым ботинком ско разламывалось от боли. Попытки высвободиться ничего не давали. Я застонала, уже не в силах держаться, но ско не отпускал мою руку. Отчаяние охватило меня, отчаяние придало новых сил — не прекращая стонать и дергаться, я второй рукой почти мгновенно выхватила нож и нацелилась в голень врага. Как бы не так — едва я подняла голову, второй ботинок ско ударил мне в лицо.

От этого удара я уже не смогла подняться. Будто скала обрушилась на мой несчастный нос, страшно захрустевший, и тотчас рот переполнился кровью, и стало нечем дышать. Теперь я занята была только выживанием, мне было уже не до врага… вот только убрал бы он ботинок с моего запястья, ведь больно же, сил нет. Я повернула лицо и сплюнула кровь, жадно вдохнула ртом, носа у меня больше не было, вместо носа — что-то огромное, кровавое и горящее огнем. Я ничего не видела, все колыхалось в мутно-красной пелене. Оттуда, из пелены донесся голос — спокойный, не злой.

— Ну как, успокоилась?

— Да, — выдохнула я, — Руку…

— Отпустить руку?

— Да, — я уже не владела собой.

— Нож положи рядом с собой, — приказал он. Только сейчас я поняла, что все еще сжимаю нож в левой руке. Что сделаешь… Боль изводила меня, кажется, руку он мне сломал тоже. Я аккуратно положила нож, и тотчас неслышная тень возникла рядом — собака по приказу ско взяла нож в зубы и отнесла его в сторонку.

Ско отпустил мою несчастную руку. Я застонала от облегчения и новой боли, сломал все-таки, гад.

Я бросилась бы на него и совсем без оружия. Хотя не представляю, что можно сделать с человеком в бикре голыми руками. Но и руки правой у меня уже не было, один длинный оголенный нерв, и вместо лица — сплошной комок боли. Я едва начала различать окружающее — пятнистый бикр моего врага, второго ско, отползшего к стене, собаку.

— Встать, — сказал ско. Вставать не хотелось. Пусть стреляет, сволочь, мне уже все равно. Даже скорее — облегчение…

— Встать! Ты оглохла?

Что-то свистнуло в воздухе, удар обжег мне лицо, я дико закричала… В этот раз электрический удар был слабее, ско явно передвинул регулятор. Но мой нос был раздавлен, и от судороги мышц я едва не потеряла сознание.

Но не потеряла.

— Встать, — повторил ско. Я поняла, что он будет меня бить, пока я не встану. Не начну ему подчиняться. И что у меня нет другого выхода. Почему бы ему просто меня не пристрелить, это гораздо спокойнее… я не хочу жить, не могу. Да и ему проще.

Я с трудом перевернулась на бок. Так. Теперь согнуть колени. Попробовать опереться на левую руку. Правую, искалеченную, я прижала к груди. Адоне, как больно-то… Ско молча наблюдал за моими усилиями. Ткнувшись в стену, я кое-как поднялась на ноги.

— Снять бикр, — последовала новая команда.

Адоне, почему все так ужасно? И это я, принцесса, которой только что подчинялись десятки людей… на Гоне — сотни. Я стала кое-как, действуя в основном левой рукой, стягивать бикр. Ско не помогал мне, лишь молча наблюдал за моим трепыханием.

Броня упала к моим ногам, я стояла в одном лишь тельнике, лицом к стене. Одежда очень тонкая. Все равно, что ничего. Для электрохлыста — все равно.

Ско быстренько обшарил меня — не представляю, что уж такого можно спрятать в тельнике… хотя… зря я раньше об этом не подумала. Хорошо бы сейчас вместе с ним взорваться. И еще вместе с этой змеевой собакой и его напарничком с больными коленями.

— Руки назад.

Я попыталась выполнить команду, но правая рука не слушалась совершенно. Тогда ско сам завел руки мне за спину, от резкого движения сломанное запястье дико завопило, волна боли скрутила все тело, выплеснувшись кровавой тьмой в глазах и в несчастном разбитом носу.

Энергетическое кольцо сковало запястья. Ско подтолкнул меня в спину рукояткой электрохлыста.

— Вперед.

Я была занята тем, чтобы не застонать. Если я только начну стонать и вопить — я уже не смогу остановиться. Перестану себя контролировать.

Гад, сволочь, почему он не снял наручники? Ведь он же видит, что я загибаюсь… Хотя, наверное, я опять сама виновата, подчинилась бы сразу, не пыталась тянуться за оружием — и рука осталась бы цела. Ага, сейчас… я тебе не собачка, чтобы подчиняться. Я дикая кошка… дикая кошка со сломанной и закрученной за спину лапкой. Адоне, я больше не могу… Адоне, я хочу сдохнуть, и как можно скорее. И ведь выход есть — только формулу произнести, мы все еще на «Отражении».

Лус.

Я даже не спросила, где Лус, что они сделали с ней. Хотя Ленни здесь, рядом. И все мои здесь, я слышу их дыхание, разговоры. Я не открываю глаз. Никто не может мне помочь… Руки у всех скованы.

Руки… рука. Мне кажется, что я вся превратилась в эту руку. Даже нос уже не болит, будто онемел. Рука болит вся, до самого плеча, она больше галактики, она горит на медленном пламени и все никак не сгорает. Нет, не думать об этом…

— Принцесса, — кто это? Нирс, кажется.

— Принцесса, что с нами будет?

А я откуда знаю? Явно ничего хорошего.

Мика спаслась, хоть это хорошо. И Лус. Что с ней?

— С вами ничего, — я едва удерживаю голос, не сорваться бы в крик, — в тюрьме отсидите, и все.

Злость охватывает меня.

— Вы же шибаги. Знали, что может случиться… вас насильно никто не гнал.

— Да ладно, принцесса.

— Вам больно? — это Дея, сарт из «Рысей».

— Да. Сколько… наших? — спрашиваю я. Интересно, сколько осталось в живых?

— Сколько здесь? Почти все, — говорит Дея, — кроме… — она называет имена Ку, Рессера и троих погибших истребителей, — и ваша дочь…

— Что с ней? — спрашиваю я, — Ленни?

— Я здесь, принцесса.

— Где Лус?

— Они забрали ее и унесли. Я думаю, они не сделают с ней ничего плохого. Они с ней разговаривали, сказали, что отведут к маме, а пока ей надо на другой корабль, потому что здесь случилось что-то плохое.

Смешанное чувство злости — гуманисты змеевы — и облегчения. Лус жива. Наверное, жива. Хотели бы убить — сделали бы это сразу.

Хотя могли сохранить как инструмент давления на меня.

Хотя что уж на меня теперь давить? Я, кажется, и так раздавлена.

Свет слепит мне глаза. Они включили свет. Я с трудом различаю — трое ско стоят на пороге. Двое мужчин и женщина, хотя в бикрах это сложно понять.

— Шибаги, внимание! — говорит один из них, — нам нужен ваш командир. Дикая кошка.

Все мои молчат. Со мной же произошло что-то странное — я так перепугалась, что даже боль отступила на время. Не знаю чего, наверное — новой боли. После такого кошмара человек начинает бояться всего, бояться автоматически. Все, что угодно, только бы они сейчас не взяли меня.

Но ведь мои шибаги меня не выдадут?

Я ведь была хорошим командиром?

— Назовите вашего командира. Тот, кто сделает это, будет переведен в отдельную каюту, и в дальнейшем мы гарантируем ему облегчение участи на суде.

Молчание. Так тихо, что слышно, как потрескивает вентиляция.

Другой голос.

— Шибаги, это бессмысленно. Мы будем тогда разговаривать с каждым в отдельности, и все равно выясним…

И понятно, как именно они будут разговаривать. След от электрохлыста до сих пор жжет висок.

Стиснув зубы, собравшись в тугой комок, я села. Подождала несколько секунд, пока боль чуть отступила.

— Я Дикая Кошка.

Надо отдать должное сконовцам — наручники они с меня сняли и дали это квиринское волшебное лекарство, от которого боль проходит бесследно.

Правда, сначала меня гнали через все «Отражение», стыковочный коридор, на один из патрульников. Без всякой жалости, и не реагируя на мои просьбы снять наручники — я унизилась даже до этого.

Но потом они нацепили мне прозрачное кольцо на руку, и через минуту вся боль прошла полностью. Женщина-ско наложила повязку мне на нос, потом что-то они делали с рукой, и тоже ее зафиксировали. Наручники мне надели все равно, но в камере их сняли.

Камера оказалась очень маленькой, когда у меня прошла эйфория от снятия боли, я стала опасаться клаустрофобии, какой-то мерзкий страх шевелился в душе, казалось, стены вот-вот сойдутся и раздавят меня.

Как мне выбраться отсюда? Как? Неужели я в окончательной ловушке? Куда они меня везут — вероятно, на свою базу… Если бы захватить патрульник. Лежа, я строила планы, как это сделать. Но ведь Лус наверняка не здесь. И все равно, как бы то ни было, лучше быть свободной и с оружием, чем вот так… Может, мне удастся найти и освободить Лус.

Я мысленно перебирала варианты. Камеру я исследовала тщательно, но здесь не было просто ничего — голые стены, ни единой лазейки. На серетанском полицейском катере камеры куда уютнее. Был здесь разве что унитаз в уголке и душ, который они даже два раза включали — обычно воды в камере не было. Два раза мне удалось помыться, что ж, и то неплохо.

Выходило, что единственная возможность захвата патрульника — если меня выведут отсюда. Может же такое быть? На допрос, к примеру… Я продумывала последовательность действий. Главное — не ошибиться. И еще немножко удачи. Адоне, ну пошли мне немножко удачи.

Но ско даже не собирались со мной общаться. Еду приносили трижды в день, подавая в дверную щель. Туда же я пропихивала пустую посуду. Как-то я пожаловалась на боль в сломанных костях, мне тут же принесли капсулу атена, их чудодейственного лекарства.

Мало-помалу начала действовать сенсорная депривация. Я пыталась разговаривать с ними через дверь — никакого ответа. Обещала дать важную информацию. Врала, что инфицирована гонийской зеленой чахоткой. Задавала вопросы. Лишь однажды ско снизошел до ответа.

— Нам не положено разговаривать с вами. Привезем на Квирин — там будут разговоры.

Я постепенно падала духом. Выхода нет… Нет выхода. Дать привезти себя на Квирин и там прихлопнуть как муху. Какая я все же идиотка… Чего мне не хватало в жизни? Когда я совершила ошибку? Наверное, когда оставила свою империю… Но тогда я не встретила бы Мику. Не было бы Лус. Не вопрос, я могла бы родить другого ребенка — но это был бы другой. Не Лус. Может быть, не стоило сейчас выходить в космос? Сидели бы тихо на Гоне. Так ведь нам не давали тихо сидеть-то. Аригайрт бы не позволил.

С одной стороны, хорошо, что умираю я все-таки не от рук Аригайрта. Квиринцы, конечно, сволочи, но не до такой же степени. Может, мне и достанется еще, неизвестно, что меня ждет, но почему-то я уверена — такой садистской фантазии, как у Аригайрта, у них нет. Хотя меня и покалечили, но ведь, надо признаться, ни одного удара без дела я не получила. Дисциплина у них на высоте.

С другой стороны, очень жаль, что мне все-таки не удалось Аригайрта получить в свои руки. Убить его самой. Только теперь я сознавала, насколько большое место в моей жизни занимала эта мечта — поймать Аригайрта. Поймать гада, и осуществить хотя бы часть того, что я проделывала с ним в мечтах. Даже понимание, что никакими мучениями он не искупит всего — даже оно мне не мешало.

И вот теперь получается, что Аригайрт жив, здоров, на свободе, дальше продолжает мучить людей, а я… а мне предстоит сдохнуть. Ну правда, тоже за дело, я понимаю. В конце концов, я давно уже шибаг, и я не дура, чтобы не понимать, сколько людей ненавидят меня и хотят моей смерти. И никакие мои закидоны вроде отказа от работорговли, не спасут. Мои шибаги все равно убивали людей. Ну и корабли, барахло всякое… А если вспомнить тех несчастных ско… Теперь почему-то они то и дело всплывали в моей памяти. Люцис Ривел, Мари Ривел, Андорин Лей.

Я просыпалась и ложилась спать с этими именами. А ведь я забыла их, совсем забыла. И вот теперь они всплыли из каких-то глубин, всплыли неумолимо, и жгли, словно огнем, жгли предчувствием скорой расплаты.

Что с того, что не я убила их? Я отвечаю за своих людей.

Нет, в общем, я не так уж раскаиваюсь. Делать мне было нечего, и я перебирала в памяти свою жизнь, эпизод за эпизодом. Мне ведь всего двадцать девять лет. Не так уж и много. Но кажется иногда — уже за семьдесят. Возраст — это то, что мы проживаем. Опыт. Количество переживаний. И еще, возможно — уровень их осмысления. Хотя с этим у меня туговато.

Я устала жить. Просто устала.

Я не была ангелом, это уж точно. Я была преступницей. Меня не готовили к такой жизни, и она мне мерзка и отвратительна. Я не хотела силой добиваться богатства и власти. Всего, что я хотела — служить. Служить хотя бы этой долбанной серетанской империи. И чтобы друзья рядом. Ну и может, любимый человек бы встретился. Но когда, на каком этапе мне нужно было остановиться? Ведь меня просто несло — не течением, а горным потоком, меня в водопады швыряло, и я только об одном заботилась — как бы вынырнуть на миг и глотнуть воздуха.

Может быть, надо было дать убить себя на Нейаме? Не рыпаться?

Вопрос риторический, конечно. Не дождетесь. Аригайрт уж точно не дождется.

Не создавать империю — а как тогда? Если быть шибагом, то не все ли равно, шляться в космосе просто так или построить прочный дом? А мне нужен был дом, ведь я не принадлежу к глостийской мафии, у меня нет ни единого союзника.

Не надо было доверять всякой швали? Но я уже практически исправилась — теперь мы набрали Рысей… только вот и они меня не спасли в этот раз.

В таких грустных размышлениях я проводила время до тех пор, пока мы не попали на Квирин.

Мое тело прочно приковано к креслу, и мне холодно. Мне постоянно, хронически холодно — еще бы, все, что есть на теле — наклеенные датчики, да еще лучи, испускаемые большим аппаратом сверху, блуждают по коже.

Еще мне хочется пить. Жутко. Кажется, что язык распух до невообразимых размеров, во рту — настоящий ад. В организм вода поступает постоянно. И питание тоже — через зена-тор, то есть что-то вроде капельницы. Прозрачное кольцо, надетое чуть выше локтя. Но хоть бы капельку воды на язык… Лимон. Надо представлять, что жуешь лимон. Нет, не выделяется слюна — так, какой-то слабый позыв.

Но мне хорошо, мне сейчас очень хорошо, потому что рядом нет этого змеиного отродья. Спать уже не хочется. Надо же, я была уверена, что не бывает ничего хуже физических пыток.

Может, и так. Но их можно выдерживать, по крайней мере, какое-то время. Я ведь выдержала несколько часов когда-то, слуги Аригайрта не сломали меня. А вот квиринский следователь… Нет, мне почти не причиняли боли. Даже наоборот, сразу пришел врач, под обезболиванием поправил мне сломанный нос, наложил повязки.

Только вот уже через пару часов разговоров с этим типом я полностью потеряла контроль над собой и всякую волю к сопротивлению.

Дверь раскрылась, я резко вздрогнула. Кажется, едет крыша. Я становлюсь психом.

Адоне, какое у него неприятное лицо. Маленькие светлые глаза словно буравчики. Под глазами кожа слегка обвисла, и эти отвратительные резкие складки между носом и углами губ…

Деметриос Керли сел рядом со мной, в подвижное черное удобное кресло. Включил лампу, и я зажмурилась.

— Глаза открыть, — резко сказал он. Мои ресницы заняли обычное положение — полузакрытое, чтобы хоть как-то защитить зрачки от яркого света. Из-под ресниц снова потекли слезы.

Я знаю, как они этого добиваются. От человеческого духа зависит многое — в депрессии человек плачет, перестает двигаться, есть, интересоваться окружающим миром. Но верно и обратно: если лишить человека возможности двигаться, впечатлений, ощущения вкуса еды и питья, да еще заставить лить слезы, пусть механически — человек и духом упадет.

Я это понимаю, но горе в том, что понимание мне не помогает нисколько. Я уже раздавлена. Я уже готова на все.

— Мы остановились на Глостии-4, — сказал Керли, — по твоим словам, тебе удалось бежать с плантации.

В первые дни я рассказала Керли все, что касалось моей пиратской деятельности. На Квирине о ней было уже известно. Как и мой обычный позывной «я, Дикая Кошка…» Прославилась все-таки Принцесса на всю Галактику. Судя по тону и выражению лица Керли, ужаснее меня существа нет во Вселенной. И все мои попытки сказать о себе хоть что-нибудь оправдывающее разбивались об эту ледяную стену ненависти и презрения.

— Каким образом? — холодно спросил Керли.

— Я не принимала наркотиков.

Лицо его вытянулось в ерническом удивлении.

— Вот как? Шибаг ведет здоровый образ жизни?

— Я тогда не была шибагом, — выдавила я. Понимаю, сложно, конечно, поверить, что я могла быть простой честной девушкой.

— Допустим. Но как тебе удалось захватить корабль Аригайрта?

Я замолчала. А ведь если подумать, никогда в жизни я не была так счастлива, как на Глостии… Бред какой-то. Нет, потом я создала себе довольство и покой, уют. Пожалуй, первый год жизни Лус тоже можно считать счастливым временем. Но что может сравниться с тем мигом, когда я увидела Ильта… Когда мы бежали вместе. Наша единственная ночь, и глупый такой, неуместный вопрос — «ты выйдешь за меня замуж?»

Только вот мне не хотелось говорить с этим типом об Ильте. Странно, первые часы допроса я пыталась молчать вообще. До такой степени они меня достали, все это казалось унизительным. Молчать, просто чтобы не потерять лицо. Но этот Керли — просто мастер какой-то… Я выложила все, абсолютно все. Но Ильт…

Это глупо, я понимаю. Ильт и сам квиринец, здесь он считается пропавшим без вести, сообщение о его гибели будет ценным, возможно, даже чем-то полезным для моей дальнейшей судьбы. Я с ненавистью смотрела на Керли.

— Вы считаете, что Аригайрт сам подарил мне корабль?

— Я не понял. Повтори.

— Дайте попить, тогда я буду говорить понятно.

— Обойдешься. Повтори.

— Я легионер, — сказала я устало, — а большинство людей Аригайрта воевать не умеет.

— Ты бежала одна? — спросил Керли.

— С одним напарником. Там я с ним познакомилась. Потом он погиб.

— Его имя?

Ну не могу я это имя произнести. Но глаза Керли похожи на сверла, и они сейчас сверлят мне челюсти, пытаясь проникнуть в мозг.

— Тен, — выдохнула я.

— Он работал на плантации?

— Н-нет, — я, вроде, уже говорила, что на нашей плантации были одни женщины. Эх, можно было сказать, что он ханкер.

— А где?

— Не знаю. Он был ханкер, и…

— Тогда почему он решил бежать? Ханкеры служат добровольно.

— Не знаю.

— Не знаешь или не хочешь говорить? — Керли использовал такой тон, будто этот мой напарник был его единственным сыном, и я его разрезала на мелкие кусочки и зарыла в землю. А между тем, уж здесь-то я точно ни в чем не виновата.

— Не хочу, — сказала я, глядя на него в упор.

— Вот как? — Керли удивленно поднял брови, — мне казалось, ты поняла, что сотрудничество со следствием может облегчить твою участь.

Просто я дура. Надо было заранее продумать версию с Ильтом, раз уж я не хочу о нем говорить. Но разве мне дали подумать? Стоило этим заняться на корабле, но там я вообще как-то не предполагала таких допросов — зачем, собственно? С какой целью меня так уж допрашивать перед смертью, какие тайны я могу рассказать? Я ведь даже с мафией никак не связана.

Керли все еще буравил меня взглядом, слегка так удивленно. Ну да, он решил, что уже все, что теперь я совершенно раздавлена и послушна, как марионетка. А вот нет. Оказывается, я еще могу заявить — не знаю, не хочу.

— Значит, впишем в твое дело еще одного убитого, так? Тебя мучает совесть, ты не можешь об этом говорить, я понимаю. Поздновато твоя совесть просыпается. Трудно сказать, что ты сделала со своим напарником — подставила его, сдала Аригайрту или просто убила…

— Записывайте, — сказала я, — мне без разницы.

— Ах нет, я понимаю, — медленно сказал Керли, — у тебя же с ним была большая любовь, не так ли? Судя по приборам — да… Большая любовь суки к честному человеку, который, видно, поверил тебе, счел тебя нормальной, и ты этим умело воспользовалась. Вы, конечно, с ним трахались, и не раз, не так ли?

Меня затрясло. Змей! Гад… Да говори, все что угодно, но этого — этого! — касаться не смей. А Керли уже понял и начал потихоньку говорить такие гадости, что меня буквально затошнило.

— Даже на Глостии ты умудрялась устраивать свою жизнь с помощью (непечатное слово). Причем за счет честного человека, соблазнив его и перешагнув через его труп. Причем ты сама все еще считаешь, что у тебя к нему большое и светлое чувство, только вот рождается это чувство, знаешь ли, не в сердце, а в других органах, и кроме большой (непечатное слово), у тебя ничего и нет за душой. А теперь ты погубила его — да, ты погубила несчастного человека — и лелеешь свои воспоминания о том единственном случае, когда, как тебе казалось, ты испытала то же, что нормальные люди. Но даже эти якобы твои большие чувства не помешали тебе этого человека использовать и выбросить…

Надо же, Керли никогда так много не говорил. Обычно он меня заставлял говорить, сбивал с толку сериями коротких вопросов. Да и бесполезны были бы такие монологи… Я бы пожала плечами и согласилась. Только вот сейчас я уже не могла этого сделать, светлый образ нашей с Ильтом любви распадался на глазах, и я ревела, ревела, как пятилетняя девочка, которую впервые в жизни посадили в дисотсек.

Как он понял, что я любила Ильта? Неужели по приборам это можно понять в самом деле? Наверное, можно, эмоции какие-нибудь…

Керли стал строить предположения о том, в каких позах мы занимались сексом. Речь его становилась все грязнее — от шибагов, и то такого не услышишь. Но я уже успокаивалась, в конце концов, мели Емеля, твоя неделя… Керли, видно, понял это и тут же сменил пластинку.

— А впрочем, — сказал он, — может быть, все и не так было? А, Ледариэн? Совсем иначе? Ведь твой напарник был ханкером. А значит, отпетым негодяем. Он привык издеваться над людьми. Решил попользоваться тобой. Да, да, вижу по приборам, что попал в точку. Увидел неопытную дурочку, готовую пойти за ним на край света за разные обещания, потрахал от души и сделал вид, что хочет ее освободить… А может, он и не погиб вовсе, а?

И он начал строить предположения по поводу Ильта и обзывать его всячески. И это уже было невыносимо, в конце концов у меня вырвалось.

— Нет!

— Что- нет?

— Он был… он погиб в самом деле. В перестрелке. И… — я разрыдалась.

— Ну-ну, жаль расставаться с иллюзиями?

— Нет. Его звали Ильтен Гаррей. И он был ско. С Квирина.

Вот уже три недели я не выхожу из камеры. Интересно, неужели так будет всегда?

По сравнению со следствием это, конечно, очень неплохо. Первые дни я с удовольствием отсыпалась, пила водичку из-под крана. Еду здесь можно заказывать по дискону прямо в камеру — как в отеле, красота! Хоть и с ограничениями. Я слегка приободрилась и уже не понимала, почему в последние дни под неусыпным оком Керли я ощущала себя распластанной на предметном стекле и замученной лягушкой.

Здесь и туалет есть отдельный, и душ. Правда, я подозреваю, что все просматривается камерами, не могли же они предоставить мне столько возможностей, чтобы, например, повеситься — и не наблюдать при этом.

Теоретически и бежать отсюда несложно. Выломать, допустим, в душе эту штуковину, не знаю, как она называется, балка такая блестящая над головой. Как только кто-нибудь войдет — оглушить и вперед. Но есть два препятствия. Во-первых, мы находимся на острове, здесь у них Сальский архипелаг, отсюда практически не сбежишь. Есть, конечно, посадочная площадка, но она охраняется наверняка очень хорошо. Во-вторых, ко мне никто и не ходит.

Началась сенсорная депривация. Я борюсь с ней известными методами — физическая тренировка. Заставляю себя делать упражнения два часа, три…

Книг они мне оставили только две (конечно, в виде микропленок, которые читают через очки-демонстратор). Первая — Кодекс. Туда входит Этический Свод Федерации (очень мило… интересно, укладывается ли в этот Свод обращение со мной на следствии? Судя по его содержанию — не укладывается) и свод уголовной ответственности. Я тщательно изучила его, но судя по всему, казни мне не избежать. Правда, я не знаю, что известно о моей деятельности — например, историю с Люцисами мне удалось все же скрыть (выходит, их система жесткого допроса далеко не так эффективна, как они думают). А кроме меня, из моих людей никто об этой истории не знает — давно было дело. По сути, в чем меня можно обвинить — захват нескольких кораблей и жертвы, убитые в бою. Ведь я никогда не продавала людей в рабство!

Но фишка в том, что убитые в бою — тоже считаются моими жертвами. Это, в общем, справедливо, ведь если бы я на них не напала, люди эти до сих пор были бы живы и здоровы. А отдавала приказы именно я… Все мои люди получат какие-нибудь срока заключения, а вот мне не выжить.

Но что поделаешь — такова плата. Это, в общем, справедливо.

И я всегда знала, что мне не умереть в своей постели. Вот только жалко Лус.

Если выбирать род смерти — мне хотелось бы в бою, от случайного луча или спикулы. И быстро, конечно, лучше мгновенно. Но в принципе, казнь на Квирине — не самое страшное, тоже очень быстро, луч в висок — и все. Только ожидание противно. Но сейчас пока я и не думала о смерти. Может, привычка решать проблемы по мере их поступления… Сейчас не было этой проблемы. И где-то внутри я не верила в смерть, вопреки всему — не верила. Казалось, что Адоне еще не исчерпал фантазию в отношении меня, и что-нибудь придумает… если Он, конечно, существует.

Вторая книга, которую они мне оставили — Библия. Я читала ее еще на Белгази, Адоне, как давно это было! Живо проснулись воспоминания молодости, теперь все это казалось таким далеким, и будто было не со мной.

И книга их священная теперь воспринималась иначе. Пожалуй, она мне больше понравилась. Особенно Евангелие. Если бы это на самом деле было так! Понравился мне сам Иисус, я не совсем поняла, зачем Ему надо было умирать (а Он же явно сам на это пошел), но видимо, надо было, только автор неточно разъяснил, так ведь и автор очень древний. Однако поступок с Его стороны был, конечно, потрясающий. Я и не знаю людей, которые могли бы так поступить, может быть, Ильт мог бы. А главное, мне понравилась идея, что грешников можно простить. И вообще что Он все время прощал грешников и даже с ними общался. Когда я об этом читала, мне эта книга казалась противоречащей всему, что только что долбил мне Керли. Фарисеи все время представлялись с лицом Керли — такие правильные, умные и осуждающие меня на казнь, потому что я сволочь. Да, я сволочь. Но я бы могла прийти к Иисусу — вот ведь здесь написано, что всякие люди приходили… И даже, например, разбойник, который висел рядом с Ним на кресте, даже он только один раз сказал, что Господи, прости меня — и Иисус сразу же ему пообещал, мол, ничего, пойдем вместе в рай. Этот разбойник меня как-то особенно воодушевлял. Ведь если подумать, он тоже убил в жизни немало народу. И все равно — Бог его, оказывается, любил и сразу же простил, как только тот покаялся. Так и я могла бы сказать, Господи, прости меня, мол… И была бы с Ним. А с Ним, мне кажется, хорошо, все равно, что с Ильтом бы я жила, а может, даже и лучше. Может, Ильт бы мне надоел быстро, а Бог разве может надоесть?

Короче говоря, прочитав эту книгу, я вдруг почувствовала какое-то свое родство и Иисусом, как будто мы с Ним вместе были заодно против Керли и всех этих ско, которые считают себя такими правильными — а на самом деле сволочи не лучше меня.

Правда, правила жизни, которые там называл Иисус, я не соблюдала… но я бы их с удовольствием соблюдала, мне не доставляет радости убивать людей, например. Да и грабить тоже. Я просто не видела возможности жить иначе. Мне казалось, что такой возможности мне просто никто не оставил. А может быть, я ошибаюсь… не знаю. Может, иначе можно было.

Я даже выучила молитву, которую там произносил Иисус — «Отче наш». И на всякий случай иногда стала повторять, как бы обращаясь к Адоне. Вообще ихний ветхозаветный Бог Яхве мне очень даже напоминал Адоне, и кстати, где-то к нему там обращались — Адонай, из чего я даже предположила, что может быть, серетанская религия тоже частично происходит от христианства.

Иудеи в Ветхом Завете показались мне редкостными сволочами, не лучше моих шибагов, так что правильно Адонай их гонял. И обращался с ними совершенно правильно.

Но обе книги довольно быстро надоели мне. Стало нестерпимо скучно, очень хотелось видеть хоть какое-нибудь человеческое лицо. Я пыталась говорить, обращаясь к моим тюремщикам, ведь наверняка камера просматривается и прослушивается. Никто, естественно, не отвечал. Однажды, дойдя совсем до отчаяния, я решила разбить экран (он висел в воздухе в виде большого шара), но для этого надо было вначале запастись орудием преступления. Я попыталась выломать ножку у стола. И мне это даже почти удалось! Но тут в воздухе мерзко запахло, я накинула на голову одеяло, побежала в душ, но увы… через пять минут я дрыхла прямо на полу. Когда проснулась, воздух был чист, но голова — нестерпимо тяжелой, плюс слабость. Пришлось еще довольно долго отлеживаться. А я-то надеялась, что кто-нибудь прибежит, мне удастся с ним хотя бы подраться. Ведь уже сил нет, до того хочется увидеть хоть кого-нибудь, хоть Керли, даже перестаешь считаться с опасностью, что тебя просто побьют.

И вот однажды шар, висящий в углу, самопроизвольно засветился. Я едва не подскочила, до того это было неожиданно. В экране возникло лицо незнакомой женщины-ско.

— Здравствуйте, Ледариэн, — холодно сказала она, — к вам посетители? Вы готовы их принять?

Посетители? Ко мне?! На Квирине?!

— Да, конечно, — пробормотала я. Через минуту двое ско — женщина и мужчина — вошли в мою камеру. Нацепили мне энергетические колечки, стянув руки за спиной. На шею надели тоненький такой мягкий ремешок, разъяснив.

— Воротник с дистанционным управлением. Теперь тебе его носить до конца срока. Не советую пытаться бежать — в воротник встроена функция электрошока. Разной интенсивности.

Ясно. Вроде электрохлыста — и оглушить можно, и просто током дернуть, и убить. Все зависит от разряда. Очень мило. И тоже, наверное, не соответствует Этическому Своду Федерации — но разве их это волнует?

Впрочем, все неважно. Главное, я наконец-то выйду из этой камеры, и увижу… ну хоть кого-нибудь увижу! Я шла по коридору, ликуя внутренне, как будто меня на свободу выпускали. Как мало человеку нужно для счастья! Всего лишь видеть за окном зеленые ветви, идти по длинному широкому светлому коридору…

Комната была разгорожена пополам силовым барьером, едва заметно светящимся. Я уселась в кресло, два кресла и столик стояли напротив меня, но вот прикоснуться к столику я уже не могла.

— Пока вы под следствием, — пояснила ско, — меры предосторожности необходимы. Не делайте резких движений, не забывайте о воротнике.

Скажем — об ошейнике…

Ско вышли из комнаты. И тут же из противоположной двери появились посетители. Поздоровались и сели передо мной. Барьер нам почти не мешал.

Незнакомые, конечно, две женщины — и все же кажется, что где-то я их видела. Обе темноволосые, с блестящими черными глазами, чуть смуглые. Одна явно в возрасте (ни морщинок, ни седых волос — но как-то это заметно, по выражению лица, что ли). Вторая молоденькая, красивая девушка.

— Здравствуйте, сэни Ледариэн, — сказала еще раз пожилая женщина, я кивнула ей, — вы нас не знаете, конечно. Моя фамилия — Гаррей…

Внутри у меня что-то лопнуло, и горячая кровь залила все внутренности.

— Агнес Гаррей. Я мама Ильтена… вы говорили, что встретили его.

— Да… — прошептала я. И сразу бросилась в воду с обрыва, — он погиб. На моих глазах. Я видела. Я… похоронила его.

Женщина так ничего себе, с выдержкой. Только голову наклонила, да выражение глаз изменилось на миг.

— Я сестра Ильта, — тихо сказала молодая девушка, — Анта.

Я посмотрела на нее.

— Меня зовут Синь. Просто Синь.

— Синь, — повторила мать Ильта, — ты… ничего, что на ты? Мы уже пережили гибель Ильта, мы не надеялись, что он вернется. Я чувствовала… Ты расскажи нам, как это все произошло.

И я стала рассказывать.

Суд состоялся прямо в моей собственной камере.

Это была не виртуальность, конечно, но очень к ней близко. Мне надели шлем, и я увидела уже не шаровидный экран, а собственно зал суда — небольшую комнату с круглым столом. За столом сидели семь человек, и один из них, в форме ско, указал мне место в сторонке, где стоял высокий жесткий стул.

Возможно, все эти люди находились в разных местах Квирина и лишь встретились здесь для сетевого суда. Но видимо, все они носили не виртуальные облики, а свои обычные, как и я.

Здесь было три женщины и четверо мужчин. Ско — тот самый, которому я прострелила колени при задержании. Остальных я не знала, но на табличках перед ними стояли имена и специальности.

Впрочем, профессию одного из них можно было угадать и так — это был священник в сутане. Квиринский священник, христианин, конечно.

Еще была одна женщина-ско, незнакомая мне, на табличке перед ней стояло «центор» (это у них довольно высокое армейское звание), женщина — врач, и еще одна — «член Координационного совета». Ничего себе однако, Координационный совет, опора Координатора, высшая власть на Квирине.

Специальности еще двух мужчин были обозначены как «Наблюдатель Комиссии Этического Свода Федерации» и «Старший Контролер Службы Информации Квирина».

Раненный мною ско начал перечислять мои преступления.

— Мы рассматриваем дело Синагет Ледариэн, — сказал он, — уроженки Серетана, стандартный возраст — 29 лет, имеет одну дочь 5 лет. Вот уже на протяжении 10 стандартных лет Ледариэн занимается профессионально космическим разбоем. Ее преступная деятельность началась на Глостии-4, где Ледариэн находилась в качестве жертвы известного шибага Аригайрта, в рабстве. Благодаря полученному на Серетане образованию ей удалось бежать и угнать корабль, а также освободить некоторую часть жертв Аригайрта — все они избрали путь преступлений вместе с Ледариэн. С этого момента Ледариэн на протяжении 10 лет с небольшим перерывом занималась пиратством в Космосе. Она с помощью своей команды захватывала корабли, брала в плен пассажиров и команды, полностью присваивала себе и разрешала своим людям присваивать имущество, находящееся на корабле. В процессе захвата погибло множество невинных людей. Общее число жертв Ледариэн и ее команды исчислено приблизительно в 120 человек.

Я обвиняю Ледариэн в гибели 120 невинных людей, захвате около 70 кораблей разного тоннажа и присвоении имущества, находящегося на этих кораблях.

Ско умолк. Заговорила женщина-центор, сидевшая рядом с ним.

— В ходе следствия выяснились некоторые обстоятельства, их необходимо учесть. Деятельность Ледариэн в качестве шибага была нестандартной. Например, она по принципиальным соображениям запретила продажу людей в рабство, и действительно — незаконно захваченных людей у нее не было никогда. Отказалась она и от распространения наркотических средств, а также запретила их применение своим подчиненным. Для шибага это необычные действия, на мой взгляд, они свидетельствуют о проявлении доброй воли у Ледариэн. Кроме того, она не была связана с какими-либо другими шибагами, и находилась в состоянии конфликта практически со всеми глостийцами.

Члены суда стали высказываться по очереди. Заговорила женщина-врач.

— У Ледариэн есть пятилетняя дочь, не имеющая других родственников. Мы должны учитывать это при вынесении приговора.

Член Координационного совета — женщина:

— Глостия является нашим противником в Галактике. На пресечение деятельности шибагов мы тратим огромные силы и средства. Которые могли бы быть потрачены на улучшение условий жизни многих народов Галактики, на колонизацию и исследования космоса, на противосагонскую оборону. Понятно, что не все шибаги, тем не менее, заслуживают самых крайних мер наказания. Не все — но по крайней мере те из них, чья деятельность в Галактике была заметна и известна. СКОНу уже на протяжении восьми лет известен позывной «Я, дикая Кошка». Нам ни разу не удавалось задержать Ледариэн или нанести ей ущерб. Надо признать, что перед нами — талантливый в военном отношении сильный преступник. К сожалению, как мне ни неприятно об этом говорить, общество должно быть надежно избавлено именно от таких людей.

Священник:

— Общество, безусловно, обезопасить нужно. Но это можно осуществить путем пожизненного заключения Ледариэн на Сальских островах, ведь отсюда невозможно совершить побег. Ледариэн — не стандартный шибаг, ее душа может быть возрождена к жизни, она способна к покаянию, возможно, ей не хватает некоего толчка. Общество имеет право защитить себя, но насколько это возможно, оно должно щадить индивидуальность, тем более, проявляющую волю к добру и праведной жизни, насколько это возможно было в тех условиях.

Член Комиссии по этике:

— Этический свод Федерации допускает в исключительных случаях смертную казнь преступников. Нам остается лишь выяснить, имеем ли мы дело с исключительным случаем. На мой взгляд — да, имеем. Несмотря на все прекрасные качества Ледариэн, на ее материнство, а также молодость и привлекательность, эта женщина является одним из самых опасных — талантливых, и потому опасных — преступников Галактики. Во всяком случае, она безусловно входит в ряд крупных известных шибагов. Да, Бог щедро одарил эту женщину талантами, но увы, все они были направлены против общества. И надеяться на то, что тюремное заключение поможет Ледариэн одуматься и измениться, было бы наивно.

Член Службы Информации — СИ.

— С точки зрения информационного потока осуществление смертной казни сейчас исключительно невыгодно. Общество настроено гуманно. Да, мы постараемся сохранить секретность и прикрыть событие. Но утечки информации неизбежны, кроме того, дочь Ледариэн будет передана в приемную семью, что опять повлечет утечку. Кроме того, не как профессионал, а как человек, я должен сказать, что наше общество давно уже может позволить себе быть гуманным — потратиться на хорошую охрану и содержание нам несложно…

Специалисты заспорили. А я слушала их рассуждения о моей дальнейшей судьбе, и оставалась почему-то совершенно равнодушной.

Мне было просто все равно. Приговорят к казни? Ну и что? Я давно готова умереть. То есть до какой-то степени меня это волновало, но гораздо меньше, чем можно представить. Больше занимал вопрос — как это все у них происходит? Говорят, просто пускают луч в голову. Наверное, как-то фиксируют. Это неприятно, ждать смерти. Но ничего, я перетерплю, ведь не впервые…

Они поговорили около часа. Однажды обратились ко мне.

— Вам есть, что сказать, Ледариэн?

Я пожала плечами.

— Сожалею, что так получилось. Я не хотела зла. Защищала свою жизнь, потом — людей, которые мне доверяли.

— Но вы понимаете, что совершали зло? — спросил священник.

— Все совершают зло, в той или иной степени. Этого не избежать. Ваше право — меня убить. То же самое сделал бы Аригайрт, если бы сумел меня победить. Я противостояла ему, а не вам.

— Это не снимает вашей собственной вины, — заметила координаторша. Я кивнула и повторила.

— Ваше право — меня убить, ваша совесть будет чиста. Я действительно была на другой стороне, была вашим врагом. Хотя я сожалею, что так получилось.

Они снова заговорили. Я не слушала, как в споре рождается истина, не потому, что мне было неинтересно, просто — нервное. Я ушла в себя. И вспоминала в этот момент Ильта. И мне казалось, что он сидит рядом со мной. Или это не он уже был? Не знаю. Кто-то, в общем, сидел и обнимал меня за плечи. «Да ничего, Синь, — говорил он, — сейчас все уже кончится». Почему-то мне было так тошно, как, наверное, никогда в жизни. Не страшно, а именно тошно.

Наконец все встали. Я тоже. Женщина из СКОНа зачитала приговор.

Они приговорили меня к смертной казни.

Но учитывая ряд обстоятельств, мне дали большую отсрочку, а именно — десять стандартных лет, которые я должна буду провести здесь, на Сальских островах. С целью воспитания дочери. В 15 лет квиринец считается практически взрослым человеком. До тех пор, пока ребенок нуждается во мне, я имею право на жизнь.

С меня сняли виртуальный шлем. Я засмеялась.

Десять лет — это и есть целая жизнь. Поживем — посмотрим.

После всех кошмаров следствия жизнь у меня настала прямо-таки райская.

Мне вернули Лус! И это было самое главное. Мы жили теперь с ней в небольшой двухкомнатной квартирке (возможно, она как-то просматривается, даже скорее всего, но я об этом просто не думала — да пусть себе смотрят), с видом на море. Никто нас не охранял, разве что время от времени заходила моя наставница (как это здесь называют), ско-психолог Ани Квин, просто поговорить. Вот только тоненький ошейник, не снимаемый ни днем, ни ночью, почти невесомый, постоянно напоминал о том, что это все же тюрьма. Еду мы себе готовили в нормальной здешней кухонной машине, для гуляния мне была отведена огромная площадь, с рощей и морским берегом. Мне дали одиночный режим, то есть я не имею права видеть никого из других заключенных, лишь ско, всяких психологов, врачей и прочих квиринцев. Можно было посещать и большой спортзал (только по расписанию, правда) на границе моей зоны. Но главное — информация! В моей… гм, камере… тоже висел большой шаровидный экран, позволяющий входить в квиринскую Сеть, и узнавать абсолютно все, что хочется — от последних новостей до истории отдаленной планеты Стания в 13 веке квиринского летосчисления (аналогично нашему 4му полупериоду). Можно было брать из сети любые книги, тут же печатать их в виде микропленок и читать с помощью демонстратора, надеваемого на нос. Можно было учить языки или любые науки с помощью мнемообруча.

Словом, жить мне было совершенно не скучно и очень комфортно. Но радости уже не было никакой — похоже, разучилась я радоваться. Чувство, будто меня раздавили совсем, наехала на меня гигантская машина, танк и покаталась по мне гусеницами туда и сюда. Вот разве что Лус еще осталась, маленькое счастье.

Лус стала ходить в школу. Здесь на одном из островов архипелага была школа для таких, как она. Каждое утро Лус забирал маленький аэробус, а привозили ее лишь к 3-4м часам после обеда. В воскресенье она, правда, оставалась дома. В школе ей очень нравилось, рвалась она туда. И вообще была вполне счастлива. Не знаю уж, что за методики у них в школе, но Лус преображалась на глазах. У них не было здесь никакого дисотсека, тем более, никому не пришло бы в голову бить детей, вообще наказаний не было, но почему-то Лус училась разным вещам настолько стремительно, что я лишь поражалась.

Ну а вечером она наслаждалась общением со мной. Мы гуляли, иногда катались на лошадях, которых можно было брать напрокат на границе моей зоны. Иногда купались в море. Играли дома во что-нибудь. Лус демонстрировала мне приобретенные в школе навыки — играла на флейте, танцевала или плела коврики из ниток (она и меня научила). Короче говоря, мы были счастливы. Только Лус не знала о том, что я не увижу ее взрослой — через десять лет я умру. Впрочем, и я мало об этом думала — ну какая разница, а когда я жила без чувства смертельной угрозы над головой? Разве что в детстве, в школе, так это разве жизнь была — это и была тюрьма…

Почему в нашем мире в полной безопасности можно себя чувствовать только в тюрьме?

Спортзал очень поднимает настроение. По дороге я еще искупалась в море, поплавала немного… Интересно, а если я нырну и больше не появлюсь на поверхности? Тоже ведь способ самоубийства. И сделать они ничего не могут, ошейником можно только убить или остановить бегство. Хотя самоубиться я могу десятками разных способов. Могу, но не хочу. Зачем бы? И они, наверное, знают, что я не собираюсь самоубиваться. Ани же все-таки психолог.

Я вылезла на берег, попрыгала по песку, чтобы обсохнуть. Натянула одежду. Надо будет заказать еще одни шорты… По дороге я обдумывала фасон. В два часа придет Ани, надо до тех пор пообедать. Дома я сразу включила коквинер — кухонную машину. Выбрала стандартный обед — тушеные овощи, куриный рулет, зелень, на десерт — сиккаргу (вроде творожной пасты с мягким сливочным вкусом). Пока обед готовился, включила Сеть, выбрала фильм, который только неделю назад появился, история об одной из бесчисленных квиринских научных экспедиций. На Скабиаке, красивая планета такая, надо будет слетать туда… о чем это я, ведь мне никогда отсюда не выбраться? Змей, никак не могу с этим свыкнуться, да и не верю в это в глубине души. Почему-то кажется, что я все равно выживу. Принесла обед с кухни, стала есть и досматривать фильм. Сюжет, в общем, довольно простой — живет себе экспедиция, изучает странных зверей и не менее странную растительность (как вам, например, гриб четырехметрового роста, который питается птицами, заглатывая их в воронку с помощью создания турбулентности в воздухе над собой?) Любовная интрига: ботаник и микробиолог вдвоем любят юную красотку-врача, у которой к тому же на Квирине остался жених. Немного приключений: микробиолог попадает в сеть гигантского паука, спасательная акция, красотка-врач выводит влюбленного в нее ученого из состояния токсической комы. Но смотрится все очень приятно, и странное дело, так хочется оказаться среди этих умных, добрых, высоконравственных людей, живущих ради науки и Квирина, работать вместе с ними… Эх, почему я здесь-то не родилась? Почему я — волей судьбы — оказалась врагом этих людей? Хотя Керли, конечно, сволочь, как и многие ско. Но понятно, что не могут все быть идеальными, мы же не в Царстве Небесном, о котором туманно вещает их священная книга.

Хорошо, что Лус останется здесь. Хорошо, что она станет квиринкой. Это очень неплохой вариант ее дальнейшей судьбы — наверное, мне позволят дождаться, пока она сдаст минимум, школьный экзамен зрелости, после которого получают все права взрослого квиринца. А это бывает уже лет в 15–16. А что, неплохо… станет каким-нибудь микробиологом или, допустим, космическим спасателем. Это не хуже, чем быть легионером, а на самом деле — гораздо лучше. И материально на Квирине она будет жить очень неплохо. Здесь все хорошо живут, это я уже поняла.

В дверь позвонили, и я отдала команду домашнему компьютеру — циллосу (техника еще круче, чем у меня на Гоне). Это Ани, конечно. Приятно, что у меня как бы есть возможность закрыть дверь изнутри. Хотя на самом деле уверена, здешние ско в любой момент могут открыть ее снаружи, но создается видимость квартиры, а не камеры.

Ани — высокая, уже в возрасте, блондинка, вошла и села прямо против меня.

— Как жизнь, Синь?

— Как обычно, — ответила я.

Ани улыбнулась.

— Я вижу, ты сделала новую стрижку…

Я и в самом деле обстригла волосы совсем коротко — отросли уже.

— Ты никогда не пробовала отращивать волосы?

— Нет, — сказала я, — это неудобно.

— Но я имею в виду, с помощью ускорителей. Они ведь могут и за ночь отрасти, у вас были такие препараты?

— Я что-то слышала об этом, но… нет, за ночь — нет. Можно было сделать так, чтобы за месяц. Или носить парик.

А я ведь и парик никогда не надевала.

— И ты не пробовала?

— Нет, — сказала я, — никогда.

Даже на Гоне, дорвавшись до женских примочек — массажей-макияжей, имея лучшего парикмахера на планете, я не отпускала волосы ниже ушей.

Это просто неудобно.

— Это неудобно, — сказала я, — противник может уцепиться, и вообще… потно, неприятно во время тренировки. Мешают.

Ани кивнула.

— Синь, а когда ты была маленькой? Не помнишь, может быть — у тебя были косички?

— Не помню.

Рыжеватые кудри Ани вились по плечам. Что ж, я — не показатель, Мика вот всегда волосы отпускала, в дисотсеке отсиживала, но отпускала. Ани же это вообще не нужно, вряд ли ей приходится драться.

— Если бы ты попробовала это, ты бы поняла, — добавила я.

— Что попробовала, Синь? Драться врукопашную? Я уже 17 лет работаю ско. Сейчас занимаюсь психологией, это моя вторая специальность, поскольку дети маленькие — летать неудобно.

Я ошеломленно взглянула на нее. Вообще-то да, мышцы хорошо прорисованы под легкомысленными рукавчиками летней блузки. Но у большинства квиринцев это так — они с детства занимаются, наверное, бодибилдингом. Или уж не знаю, чем-то подобным. В общем, они все стройные, красивые и сильные.

Ани улыбнулась.

— Здесь, на Сальских островах, работают только ско. Действующие или бывшие. Специфика такая…

— Может, потренируемся как-нибудь? — неожиданно для себя предложила я. Мне захотелось немедленно встать, пойти в спортзал, устроить спарринг… Ани вполне может оказаться сильным противником. Достаточно вспомнить Ильта. Вот было бы здорово!

Ани помедлила.

— Давай попозже, а? На пару месяцев. Я кормлю грудью… не хочется сейчас.

— У тебя дочка или сын?

Сегодня на Ани напала откровенность.

— Две дочки. И сын, но ему уже 8. А девочки… одной два года, другой десять месяцев. Так вот, Синь… Я тебя понимаю, но… я почему-то всегда отращиваю волосы после патруля.

Интересно, зачем она ведет эти беседы со мной? Какое психотерапевтическое значение они имеют? Ведь просто болтаем, как подруги… хотя какие уж там подруги. Я все время напряженно думаю, что она имеет в виду, зачем она говорит те или иные вещи. О себе она говорит очень мало, вот сегодня я узнала поразительно много. Ско… надо же, никогда бы не подумала. Но разве о Кари можно предположить, что та обучалась в школе Легиона?

— Ани, может, выпить чего-нибудь?

— Безалкогольного. Слушай, а кринк можно?

— Конечно.

Я протянула руку и заказала у коквинера два кринка — ванильный и с хвойным ликером. Я вообще-то не люблю сладкое спиртное, но к хвойному до сих пор не привыкла — уж очень он необычный. Чпок — выскочили два высоких бокала, тр-р — полились струйки коктейля, чисто белая и с зеленоватым оттенком. А ведь если подумать, есть нечто общее во всех этих беседах. О чем бы мы ни заговорили, Ани обязательно сворачивает на мое детство. Какие у меня игрушки были, да что я помню о родителях, да какие косички…

Да не помню я ничего! Подменили меня в пять лет. И те обрывки воспоминаний, что остались — выбили начисто, задолбили в такую глубь, что ни одно ментоскопирование не вытащит. Да и применяли ко мне много раз уже ментоскопирование.

Маленькая девочка… Вот взять например Лус. Маленькая девочка — это самое очаровательное существо на свете. Самое нежное, тонкое, прекрасное. Ни один мальчик не годится ей в подметки.

Я не могла быть такой. Это я-то — змея, ехидна, Дикая Кошка, которая наводила страх на полгалактики, от которой сам Аригайрт удирал… Я, властительница целой Империи — я не могла быть Маленькой Девочкой.

Этого невозможно представить.

Я поставила оба бокала на стол. Ани быстренько перекрестилась.

— Ани, а зачем тебе нужно знать о моем детстве?

Она поставила бокал, уже поднесенный к губам и взглянула на меня с удивлением.

— Я думаю, Синь, что это нужно тебе.

И пока я переваривала эту идею, Ани добавила.

— Я изучала криминальную психологию, Синь. Причины, толкающие людей на преступления. Способы коррекции… Нам удается исправить простые нарушения — садизм, скажем. Жажду легкой наживы. Не столько исправить, сколько направить их в другое русло. Не все и не всегда. Но с тобой… Синь, здесь нечего корригировать. У меня создалось впечатление, что ты просто сама не знаешь, чего хочешь. Ты не знаешь — но ищешь это. Всеми доступными средствами. Тебе хочется перепробовать все возможное, чтобы понять истину. Может быть, познание своих корней…

Я отхлебнула горьковатого хвойного напитка, смягченного молоком.

— А зачем тебе это нужно, Ани? Зачем это вам? Коррекция характера имеет смысл для тех, кого вы потом выпустите. Я приговорена к смерти. Почему бы вам не оставить меня доживать, как я есть?

— Потому что со смертью ничто не кончается, — немедленно ответила Ани, — а десять лет — это очень большой срок.

Оказывается, слова Ани произвели на меня впечатление.

Оказывается, это важно для меня. Не то, что я буду жить после смерти — змей разберет, что там будет. По их христианской версии я все равно попаду в ад. Надо раскаяться и уверовать в ихнего Бога, а я ведь не раскаялась, судя по всему. Изображать раскаяние тоже бесполезно. Да и не верю я в такого Бога… ну может быть, когда Ильта вспоминаю, самую чуточку начинаю верить. Но я уже и в Ильта не верю — наверное, многое мое воображение потом приукрасило. Ну не может быть такого Бога, чтобы Он позволил людям так над собой издеваться… если бы такой Бог был, люди жили бы уже совсем иначе. Хотя бы христиане. А они живут, как все. Тот ско, который мне руку сломал, тоже был христианин. И приговорили меня к смерти — они же. В общем, по сути, ничего особенного…

Мне кажется, если бы я уверовала в этого их Бога, я бы уже никому не смогла причинить боли. В жизни.

Хотя кто его знает…

Важной для меня оказалась ее мысль — найти свои корни. Может, и правда? Ох, не верю я… Вернее всего, мои родители — какие-нибудь серетанские забулдыги. Ну как дети оказываются в приюте? Лучший вариант — нормальные родители, просто погибли в какой-нибудь катастрофе.

Я ведь уже пробовала искать свои корни на Серетане. И если уж не нашла их там, откуда мой след возьмется здесь, на совсем чужой планете?

«Ледариэн», — я провела пальцем по виртуальной клавиатуре, набирая имя.

Глупо, конечно. Но почему не попробовать?

Лус мирно сопит носиком за стеной. Я только что уложила ее и рассказала на ночь одну из наших легионерских страшилок — про гандамов, огромных разумных роботов-солдат. Правда, смягчила финал — у меня доблестные легионеры победили всех гандамов, на самом деле они там уничтожили планету (я даже не знаю, может, гандамы и правда существовали в действительности?)

Ледариэн.

Сфероидный экран выдал длинный, висящий в пустоте огненный список. Ого, как много всего…

Я пробежала список глазами. Первая сотня сообщений была обо мне — приговор, подробности биографии и все такое. Взгляд задержался на личной странице Ильта… Ильтен Гаррей… Я знаю уже, что и обо мне там написано. Страница в память Ильта. В сети много таких — целое виртуальное кладбище.

Дальше — какие-то спектакли, фильмы, книги… Леда. Леда?

Уточните запрос

Что такое Леда?

Планета стандартного типа, Ледардан — солнце спектрального класса G3, расположена в антиполюсе канала Корда-Квирин…

Это очень далеко. В пространственном смысле — не слишком, в нашем же галактическом рукаве, Ледардан даже отсюда просматривается как звезда шестой величины в созвездии Венца. Но вот добираться до нее — почти как до другой Галактики. Галактика ведь в сигма-пространстве — единое целое, и до соседней добраться довольно сложно. Как и до антиполюса. У меня в голове сразу выстроилась примерная схема трассы. Я бы дошла до Корды, оттуда в пространстве полпарсека… мать честная, это полгода идти! Потом четырьмя противоположными каналами вышла бы на антиполюс. И еще неизвестно, сколько от выхода до самой Леды.

Примерно восемь стандартных месяцев. Может, и год.

Кстати, к Серетану она ближе. Точнее, к Аудрану. А оттуда уже и на Метрополию несложно выйти.

Ну хорошо, а при чем здесь моя фамилия? География, история, политика, экономика… Нет, слишком долго читать.

Уточнить запрос?

Ледариэн.

Незнакомые буквы… точнее, смутно знакомые. Где-то я их уже видела!

Ледариэн — в местной фонетике (циллос произнес то же слово, но слегка растягивая гласные), титул члена королевской семьи.

(Уточнение: слово устаревшее, уже в течение 29 лет на Леде не существует королевской власти, она заменена парламентской демократией в результате военного переворота…)

Я не могла уснуть до утра.

Судя по всему, если я и имела отношение к этой планетке, то не самое прямое. Все члены королевской семьи были убиты при перевороте — все, включая маленьких детей. Так что никакого права на титул «Ледариэн» у меня явно не было, откуда взялась такая фамилия — непонятно. Никаких сведений о девочке по имени Синагет в квиринской сети не нашлось.

На Леде до переворота жило несколько квиринских наблюдателей, двое из них погибли в процессе революции, после установления парламентской демократии жизнь наблюдателей там стала затруднена, тем не менее, кто-то, как я поняла, работал подпольно и поставлял информацию.

Во всяком случае, хоть и неполная, но информация о Леде в сети была.

Еще я нашла сведения о нескольких эмигрантах с Леды, живущих на Квирине и других мирах Федерации. Многие эмигрировали на миры, вроде Серетана (не там ли все-таки нужно искать мой след?). На самом Квирине в настоящий момент жило пятеро ледианцев. Трое из них имели космические профессии и в настоящий момент находились в пространстве. Может быть, имело смысл пообщаться с их супругами. Один вообще не оставил о себе сведений в сети. Одну женщину я нашла — бездетная одинокая дама 40 с лишним лет, по профессии нейрофизиолог. Звали ее Кейро Лори, может быть, стоит позвонить ей завтра.

Было на Леде одно любопытное обстоятельство — это одна из немногих планет, заселенных вторично, то есть уже не с Прародины, а колонизированных позже. И колонизирована она была — около 8 тысяч лет назад — артиксийцами. А как известно, Артиксийцы — носители уникальной мутации, пигмента цианотонина, избирательно окрашивающего радужку глаза в настоящий синий цвет (у некоторых, правда, эта мутация приводит к синеватой коже и голубому цвету волос — но мне повезло, я не так уж сильно отличалась от серетанцев).

Подобные совпадения сомнительны. Скорее всего, я все же потомок эмигрантов с Леды.

Но заинтересовало меня даже не это. Ну что следует из такого моего происхождения? Даже, предположим, происхождения от знатных родителей? Да ничего ровным счетом. Мне это ничем сейчас не поможет. Просто любопытно.

Очень уж все хреново и подло сложилось на этой самой Леде.

До переворота это была не слишком развитая, но довольно благополучная планета. Несколько наций, не слишком сильно разнящихся — мало времени прошло с момента колонизации. Одно государство, империя. Удобно, поскольку на планете и был всего один материк. Большой, правда. И несколько крупных архипелагов, почти автономных герцогств. Впрочем, был еще материк на Северном Полюсе, но слишком уж неудобный для жизни, покрытый льдом.

Королевская власть. Кстати, наиболее распространенная религия — то же христианство, не знаю уж, как оно туда попало, ведь ему всего-то 2 тысячи лет, а в Галактике оно стало известно и того позже. Церковь, впрочем, была отделена от государства. Технологический уровень — как на Серетане, даже чуть покруче. Социальная защита высоко развита. Формы собственности разные — частная и государственная. Нищих не было. Войн — очень мало, и все внутренние, в основном окраины иногда восставали по национальным причинам. Расположение у Леды в каком-то смысле удобное, ее никто не пытался завоевать из Космоса. Просто далековато от населенных систем.

Не идеал, нет. Но вполне приличная планетка. Я знаю миры, куда хуже приспособленные для жизни.

И вдруг вся эта гадость началась… то есть не вдруг, конечно, все это давно готовилось. Бродили такие идеи, что королевская власть — это анахронизм, что экономика планеты в застое, потому что слишком велика доля государственной собственности, что нужен дикий либерализм — нечего подкармливать нищих из казны, надо создать царство Свободной Инициативы и Честной Конкуренции.

Ну наверное, и король виноват, что не отследил вовремя этих негодяев — так называемую Партию Свободного Мира — и не принял мер.

В общем, забродили окраины, национальные чувства почему-то взыграли. Давно уже подмечено: там, где национальные особенности жестоко подавляются, и народ реально ассимилируется другим — почему-то никаких оскорблений этих чувств не происходит. Все воспринимают процесс как неизбежный. А вот там, где национальные особенности сохраняются и даже сознательно где-то поддерживаются свыше (а так и было в ледианской империи) — там нацмены быстро начинают вопить о своем угнетении. Во всяком случае, их легко в этом убедить… Началось сразу несколько крупных войн. Экономика опасно зашаталась, народ забурлил. И тут — переворот. Быстрый и жестокий. Всех влиятельных сторонников короля быстренько уничтожили. Даже не в тюрьмы посажали. Вариантов всего два — уничтожение или изгнание с планеты навсегда. Причем уничтожали не со спектаклями в виде приговоров и судов. А так, просто, как крыс — методично и быстро — ядами, расстрелами, на корабли загоняли и топили. По оценкам выживших наблюдателей погибло при этом около пятидесяти тысяч человек.

Конечно, всю знать, самого короля с семьей — туда же. Были свидетельства их смерти, так что сомнений тут быть не могло.

И установила эта Партия Свободного Мира тот самый парламентский строй. Ну правда, первые десять лет выбирали почему-то всегда ее представителей во власть. А потом появились еще разные партии, среди них выделился конкурент — Партия Мирной Свободы, ПАМИРС и теперь на выборах то она побеждает, то опять же ПАСВОМ.

Демократия, словом. Свободное народоуправление.

В результате все получилось так, как они и хотели. Свободная конкуренция. Несколько мафиозных группировок поделили планету, власть криминала кое-где достигла уровня Глостии — честному гражданину на улицу не выйти, и все платят мзду «крыше», даже самые простые рабочие. Мафиози, понятно, и рабами не гнушались — то, что при короле давно уж запрещено было, снова появилось. Хоть и было полулегальным — просто власть якобы не может справиться с мафией. Появилось множество детей-беспризорников. Безработица достигла чуть не 50 % кое-где, а пособий людям никаких не давали — потому многие оказывались во власти мафии. Из работающих при этом хозяева выжимали все соки — хочешь не хочешь, а паши до позднего вечера, иначе окажешься на улице. Технический прогресс, бывший вроде бы в застое, так и не начался, скорее, даже хуже все стало. Ну разве что богатые граждане стали покупать крутые галактические технологии и приборы, летать на отдых на другие планеты. Но тех богатых было очень мало, положение большинства резко ухудшилось. А еще многие тогда эмигрировали — даже не из политических соображений, просто жить очень уж тяжело стало. Те, кто успел до повышения цен на космический транспорт. Сейчас планета как ловушка — билет оттуда стоит столько, что доступен лишь очень немногим. Тем, кому и на Леде жить хорошо.

Все это я выудила вовсе не из текстов оппозиции — статистика ясно показывала положение дел. Как же они, интересно, мирятся с этим? Наверное, промывание мозгов… Я нашла некоторые тексты предвыборных кампаний — все партии сходились на том, что додемократическое королевское прошлое было тяжелым и ужасным, что власть одного человека — это обязательно жестокая и безжалостная диктатура… Причем реальных доказательств этому не приводилось.

Словом, сама по себе эта история очень захватила меня. Лишь в пять утра я оторвалась от экрана и вдруг подумала, что собственно, меня-то это все никаким боком не касается. Даже если я оттуда произошла — ну и что? Скорее всего, все мои родственники погибли. Меня там никто не помнит и не знает. Я выросла не при демократии, так что и мои детские воспоминания не имеют отношения ко всему этому.

Днем я все же позвонила Кейро Лори, но ее не оказалось дома.

Я повторила попытку еще несколько раз, через несколько дней, но похоже, моя соотечественница предпочитала проводить время где-то в другом месте. Или давно поменяла адрес, не сообщив об этом в сеть.

Ани понравилась мысль о моем ледианском происхождении, и она пообещала помочь мне в поисках дальнейшей информации.

Но я постепенно успокаивалась. Леда интересовала меня сама по себе. Возможно, будь я пираткой и узнай о такой несправедливости — я отправилась бы туда с ребятами и установила нормальную власть.

Но ведь теперь у меня такая возможность отнята навсегда.

Или не навсегда? Наблюдая за Лус, плескающейся на мелководье, я лениво перебирала песок, он струился меж пальцев, утекал вниз, наводя на сложные метафоры о текущем времени, о пробегающей жизни и прочей дребедени.

В самом деле, есть ли возможность бежать отсюда? Я ведь бежала с плантации Аригайрта.

Ну правда, сейчас-то я понимаю, что он давал мне возможность. Играл, как кошка с мышкой. Мог бы прихлопнуть. Когда, например, я висела в небе на гравипоясе — чего стоило? Он даже давал нам ускользнуть, побыть вне поля его зрения, зная, что все равно вылезем. Ему не убить нас хотелось, даже не мучить — унизить. Посамоутверждаться за наш счет.

И все-таки в конце уже, когда мы оказались на поле космодрома — игра кончилась. По нам стреляли всерьез. Ильта убили, хотели убить и меня. Я же ушла, и захватила корабль — почти в одиночку. Я смогла это сделать!

Я могу убежать откуда угодно. Я никогда не сдаюсь. Почему же сейчас… что произошло со мной? Ломка во время следствия? Да нет, не подействовало это на меня. Вспомнить, конечно, стыдно… Но серьезно это мою личность не изменило.

Уйти отсюда… разыскать Мику… А там, кто знает, может быть, освободить эту самую Леду.

Раз уж я родом оттуда.

Вот только совершенно не соображаю — как отсюда можно уйти? Как?

Лус выбралась из воды, подбежала ко мне — мокрая, веселая.

— Мама, посмотри! Посмотри, медуза!

Скользкое бесцветное желе, дрожащее на ладони.

— Ой, какая интересная… А в воде она выглядит гораздо лучше. Здесь даже не поймешь, где щупальца. Только она у тебя ведь высохнет, умрет — не жалко?

— Я ее сейчас выпущу!

— Да уж лучше выпусти.

— Мам, пошли поплаваем, а?

Лениво. Тепло.

— Лус, я полежать еще хочу. Давай чуть попозже…

Без слов она развернулась и побежала к воде — только пяточки засверкали.

Плохо ей, наверное, со мной, неинтересно. Могла бы до вечера в школе оставаться, с ребятишками играть. Но она хочет ко мне. А я… не всегда мне хочется с ней беситься, а изображать радость — тоже ни к чему.

Вот такая я мать. Не слишком хорошая.

Может, мне и уходить лениво просто? Здесь хорошо. Я никогда так хорошо не жила, как здесь. Единственное, чего не хватает, может — это мужчин… но я на этом не зациклена, могу и обойтись. На Гоне — там слишком много было забот все-таки. Роскошь, но чего она мне стоила… А здесь — броди по острову, читай, смотри фильмы. Любая еда, любая одежда. Учиться меня не заставляют, вообще ничего делать не надо, только то, что хочется. К чему заставлять учиться человека, который все равно приговорен к смерти?

Может, и помилуют, конечно. Но говорят, это маловероятно.

Ну хорошо, а как можно уйти? Как?

Ошейник. Его не снять, не разрезать. Хотя… лазерным резаком попробовать? У меня, понятно, нет резака. Но можно разобрать, допустим, коквинер, может, там есть что-то подобное. Или меддиагностер.

А дальше как? По морю? Глупости. Можно добраться до соседнего острова, есть подозрение, что там флаерная стоянка. Или можно захватить флаер Ани. Справлюсь я с ней. Но дальше что — ведь планета накрыта сетью слежения. Я с интересом давно уже изучила их оружие — ту информацию, что была доступна через сеть. Это не Аригайрт! Скорость реагирования орбитального Кольца (Кольца-1) — в среднем полторы минуты. То есть через полторы минуты мой флаер плюхнется в волны, потому что гравитор откажет. И меня подберут ско. А думаю, что за Сальскими островами ведется специальный надзор, много тут таких умных…

Хорошо, предположим, я выдам себя за Ани. Свяжу ее, оставлю тут… Есть ли у меня шанс в таком случае?

А еще… брать с собой Лус? А если по мне будут стрелять? Да и в любом случае — не хочу. Ей здесь хорошо. Как объяснить, что надо отсюда драть? Рассказать, что твою мамочку через 9 лет прихлопнут… лишить ее детства…

Не варианты это все.

Нет, если удирать — то без Лус. Пусть она останется здесь, пусть будет квиринкой. Я не питаю к ним зла, по сравнению с другими мирами этот все же — светлый и богатый. Это ско соприкасаются с нами, со всем злом, которым полна Галактика. А многие квиринцы живут совершенно спокойно — сильные, умные, красивые, занимаются наукой, искусством, воспитывают детей. Пусть Лус проживет так! Пусть она станет каким-нибудь энтомологом и ищет редких бабочек на Скабиаке. А в свободное от экспедиций время веселится на Набережной Коринты и играет на синтаре. Она уже неплохо научилась играть, ей нравится. Или пусть она будет космическим спасателем. Им оружия не выдают, ну разве что парализаторы всякие против животных.

Нет, ничего иного я не хочу для Лус, кроме жизни на Квирине.

Только вот без нее я и удирать не хочу. Бросить своего ребенка? Даже на Квирине — расти сиротой, пережить предательство матери… Да лучше мне сдохнуть!

Но по-настоящему умирать мне тоже не хочется. То есть я не боюсь, змей с ним. Но надо до конца испробовать все возможности, чтобы жить дальше.

Наверное, проще всего дождаться окончания срока. На Квирине дети рано становятся самостоятельными. В подростковом возрасте Лус куда лучше перенесет мою смерть. А там, в последний год, можно и рискнуть… Ведь двум смертям все равно не бывать.

Спайс на руке пискнул, я нажала кнопку, синтезируя изображение в воздухе. Маленькая голограмма — Маттис Ленс в форме, мой куратор — возникла передо мной. Ленс заговорил озабоченно.

— Ледариэн, для вас есть новости. Прошу перейти в помещение с нормальным экраном.

— Вы знакомы с этим человеком?

Я замерла, стиснув пальцами подлокотник.

Он был зафиксирован в кресле, как я недавно. Одетый. В чем-то арестантском — сине-сером. Высокий блондин. Супермен. Супермужчина. Гроза Галактики.

— Ледариэн, вы знакомы с этим человеком?

— Да, — выдохнула я.

— При каких обстоятельствах и когда вы впервые встретились с ним?

— Это было 12 лет назад. Я находилась на полицейском катере Серетанской империи… в качестве заключенной. Катер шел по маршруту Белгази-Серетан. Он был атакован неизвестными… Я поняла сразу, что это пираты. Меня захватили в плен и… — я умолкла. Рассказать о том, что со мной делали после этого? Так это они, в общем-то, уже знают. Не хочется повторяться… — Через некоторое время меня привели к этому человеку. Это Аригайрт, владелец Нейамы, Глостии-4. Один из самых известных глостийских пиратов… — Я помолчала, — рассказывать подробнее? У вас уже есть мои показания об этом.

— Хорошо, Ледариэн, пока не надо. Мы присовокупим ваши показания к делу Аригайрта. Кроме того, от вас потребуется более подробный рассказ об условиях жизни рабов на Нейаме.

Изображение Аригайрта сменилось — теперь на меня смотрел мой куратор Ленс.

— Как видите, Ледариэн, ваш враг тоже захвачен.

— Его приговорят к смерти?

— Ну, мы не можем предсказать приговор суда… Мы не имеем права об этом говорить.

Я улыбнулась.

— Одно странно во всем этом.

— Что? — спросил Ленс.

— Что его довезли живым до Квирина.

Ленс помолчал, видно, не зная, что ответить.

— Хотите знать, кто захватил Аригайрта?

— Да.

Еще бы — интересно, кому удалось то, чего я со всеми моими кораблями, так и не смогла добиться. Наверняка, крутой ско… из команды «Ноль», местного спецназа. Да и конечно, не один.

Экран разделился пополам — я видела Ленса в его кабинете, и рядом — совсем молоденького ско. Он казался щуплым и слегка испуганным. Светло-русые мягкие волосы, треугольное лицо незнакомого мне расового типа. Не квиринец, видимо.

— Это Ландзо Энгиро. Ему 25 лет, и он только что закончил обучение. Он эмигрант с Анзоры, и на Квирине всего пять лет. Неплохое достижение для начинающего ско.

— Он же был не один, наверное?

— С собственным наставником. Но тот не принимал участия в захвате Аригайрта, Энгиро сделал это один.

— Ему повезло, — бросила я. В самом деле — при современном оружии шансы равны у супермена и мальчишки. Мальчишка может внезапно выстрелить из парализатора… а Ильт не смог попасть в Аригайрта — не вовремя заклинило оружие. Вопрос везения…

— Вы готовы к очной ставке с Аригайртом, Ледариэн?

— Да, — ответила я быстро. Посмотреть этой сволочи в глаза! Посмотреть еще раз!

— Хорошо, я думаю, на днях она состоится.

Очной ставки пришлось ждать около месяца.

Понятное дело — велось следствие по делу Аригайрта. Его допрашивали, как меня, интенсивными методами. Без применения пыток — на Квирине их не применяют. По крайней мере, в классическом виде. Да и информации по делу Аригайрта было более чем достаточно.

Меня два раза вызывали на допрос, хотя я дома, расположившись с комфортом, письменно изложила все, что знала о положении дел на Нейаме. Однако меня попросили прокомментировать записи, кое-что уточнить. Особенно квиринцев интересовали генетические эксперименты нашего монстра. Ведь в самой Федерации любые эксперименты с геномом человека не то, что запрещены — но проходят очень строгий контроль, и пропускается весьма немногое. Лишь в терапевтических целях, для лечения мутаций и прочих поломок. СКОН отслеживает и по всей Галактике таких экспериментаторов, это — вместе с нарко- и работорговлей — считается одним из худших преступлений.

К сожалению, я знала об этом немного, лишь то, что видела во дворце.

Квиринцев заинтересовала и технология телепортации, которая до сих пор не была известна в Галактике. Как мне позже сообщил Ленс, выяснилось, что эту установку в единственном числе Аригайрт захватил у каких-то неизвестных людей, все они были позже убиты. Их происхождение сам Аригайрт не смог установить. Воспроизвести установку не удалось, но у него она работала.

Что ж, существуют другие Галактики, есть миры, до сих пор Федерации не известные. Космос велик.

Аригайрт, одетый в сине-серый тельник, свободно расположился в кресле. Странно, но даже в этой одежде и в этом положении он умудрялся выглядеть аристократически.

Или мне так казалось?

Как и у меня, ошейник на нем вполне заменял наручники и прочие силовые поля. И вот этот ошейник, пожалуй — единственная деталь, отличающая его от прежнего Аригайрта. Он был превращен в раба. Унижен. И то, что с этим он явно не смирился — лишь подчеркивало его унижение.

Ведь по-настоящему свободен лишь человек, который не меняется. Ильт. Он и в форме ско, в бикре, и в рабской одежде, в наручниках и кандалах — оставался сам собой. И в стеклянной клетке. Его очень сложно унизить, потому что он этого просто не заметит.

Да и мне тоже унижение безразлично.

Аригайрт… я вспоминала его спину, когда он трусливо улепетывал от нас по речке. Его страх и страдание на допросе, в кресле, к которому он был притянут зажимами. Выходит, чего стоит весь этот аристократический апломб, если он — лишь на пьедестале? Как же он слаб, Адоне, какой же он мелкий, ничтожный человечишко…

Нас оставили вдвоем. Какая же это очная ставка? Нам не задавали больше вопросов, мы просто смотрели друг на друга.

— Ну что, добилась? — тихо спросил Аригайрт. Я пожала плечами.

— Не я ведь поймала тебя. Если бы поймала я — ты не отделался бы так легко.

— Меня расстреляют, — голос Аригайрта взвился. Адоне, да неужели он боится умереть? Мне казалось, он по крайней мере, не трус — ведь рисковал же, нападал на корабли, превосходящие его по силе, воевал против СКОНа.

— Ну и что? — спросила я, — Тебе повезло. Попади ты ко мне в руки, тебя сварили бы в кипящем масле. В лучшем случае.

— Сука, — прошептал Аригайрт, — какая сука…

— Чего ты боишься? — спросила я, — ты думаешь, тем, кого ты убивал — было легче? Нет, гораздо тяжелее. Ты как правило и времени не давал подумать о вечности… Подумай о том, скольких ты отправил на тот свет. Детей, Аригайрт, детей! Подумай о детях. Подумай о тех малышах, кто умирал на твоих плантациях. Им было не страшно? Аригайрт… неужели ты не понимаешь, что это — справедливо, то, что делают с тобой?

— Сука, — во взгляде великого пирата читалась лишь ненависть, — так ведь и тебя убьют. Ты… вся такая чистенькая, правильная… и тебя расстреляют, прихлопнут, как муху…

— И это будет справедливо, — согласилась я, — хотя по сравнению с тобой я ангел. Однако и я убивала людей, причем людей невинных. Это нормально. Только вот я не боюсь умереть почему-то… а ты, Аригайрт? Чего ты боишься? Ты думал, что не умрешь никогда?

— Я бы не умер, — медленно сказал Аригайрт.

— Почему?

— Ты знаешь, сколько мне лет? Триста пятьдесят.

Я вздрогнула.

— За это время я… успел многое. Помнишь нуль-установку? Телепортация… Я однажды захватил корабль… они владели секретом бессмертия. Или долголетия.

Мне не рассказывали этого, но наверняка он уже говорил об этом на допросах.

— Они… из другой Галактики… я даже не знаю, из какой именно. Они это называли иначе. Они… сюда попали случайно. Я был избран судьбой…

— Ты убил их, конечно.

— Они сами спровоцировали меня! — крикнул Аригайрт, — они сами виноваты! Могли бы жить! Но установку они мне оставили… Поэтому…

— Ага, этим объясняются все твои успехи. Иначе такое ничтожество, как ты, никогда не завоевало бы целую планету. Но за триста лет можно многое успеть, верно. Адоне, какое же ты дерьмо… Ведь ты мог облагодетельствовать человечество.

— Нейтрализатор разрушен… Та установка, которая обеспечивала бессмертие. Но я мог бы жить еще сто лет, сто пятьдесят. Мне только надо было разыскать их…

— Ничего, квиринцы разыщут их скорее, чем ты.

В этот момент я окончательно перестала верить в их доброго христианского Бога — если у меня и появились зачатки веры. Не может быть добрым Бог, который убивает таких людей, как Ильт — в самом начале жизни, и позволяет ЭТОМУ существовать триста пятьдесят лет. Скольких людей он замучил за это время? Уму ведь непостижимо.

Скорее уж похоже на происки Вечного Змея. И равнодушный взгляд Адоне.

— Ненавижу, — сказал Аригайрт. Его плечи тряслись, он был близок к истерике, — ненавижу тебя!

— Меня-то за что, Аригайрт? Ведь не я поймала тебя.

Но я чувствовала, что он ненавидит именно меня. Не того молоденького ско, умудрившегося захватить его в плен (молодец ско, что выдержал, не убил гада по пути, не замучил — все равно твоя фантазия на многое не способна — довез до Квирина. Теперь собственная тьма внутри выжжет его так, как не способны двадцать отборных палачей). Не следователя, выжимавшего из него информацию. Не квиринцев, которые сумели его победить. Именно меня, хотя я в общем-то и зла ему не причинила ни разу — лишь стремилась к тому. Хотя я сама нахожусь в точно таком же положении. И меня, пусть я заслужила это в тысячи раз меньше, постигнет та же кара, что и его.

И все же он ненавидит именно меня — для него на мне сошлось все зло мира.

Может, потому, что я не боюсь. Просто не боюсь смерти. Потому что я оказалась сильнее его. Непонятно и непостижимо для него сильнее.

Если бы я захватила его в плен, если бы я была на свободе, а он передо мной — связанный и умоляющий о пощаде — он не испытывал бы ко мне такой ненависти. Да, я была бы сильнее, но это — понятная ему сила и ясная ситуация. Он мог оказаться — и оказывался на моем месте. Все могло бы быть иначе, если бы иначе легла карта.

Но теперь мы оба были в плену. Только я готова встретить смерть с достоинством, а он — нет. И вот это ему непонятно, это — выше его сил. Почему я не боюсь, почему я не проклинаю квиринцев? Почему я даже на него не кричу, не психую? Откуда мое спокойствие?

Я смотрела на него, и понимала, что он понимает…

И от этого ненавидит меня еще больше.

Мне позволили смотреть на казнь. Вообще-то это обычно производится без свидетелей, но иногда делают исключение и позволяют посмотреть через экран. Желающим.

Казнили его утром, когда у меня не было времени — Лус собиралась в школу. Поэтому я смотрела запись.

Все было просто. Аригайрта забрали из камеры. Он не хотел идти, попробовал вырваться. Ему надели наручники и поводок. Повели по коридору. Двое ско — мужчина и женщина. На лицо великого пирата было жалко смотреть. Он был бледен, измучен, глаз слегка подергивался — надо же, тик открылся.

Я даже пожалела его на секунду и подумала, что квиринцы с их гуманностью могли бы дать ему что-нибудь успокаивающее.

Но видимо, так далеко их гуманность не простиралась.

Его усадили в кресло. В обычном кабинете, вроде тех, что используются для допроса. Зафиксировали. Аригайрт, похоже, слегка успокоился — ждал, что для расстрела его приведут в специальное место. Видимо, еще что-то будет…

Ско — молчаливые и собранные — встали сзади. Оба они упорно смотрели в пол.

Еще один ско, я не знала его, но несколько раз видела в следственном корпусе, встал и начал зачитывать приговор.

Это было интересно, поскольку перечислялись преступления Аригайрта. И заняло не менее четверти часа. А ведь преступления перечислялись не по одному, целыми группами, например — «Убийство приблизительно 40 тысяч невинных людей в Космосе».

Многое было для меня новостью.

Аригайрт перестал нервничать, но как будто и не слушал, тупым взглядом уставившись вдаль. Ско опустил глаза, поднятые к экрану.

— Вы раскаиваетесь в своих преступлениях, Аригайрт?

— Да! — неожиданно крикнул пират, — я раскаиваюсь, раскаиваюсь! Я не хотел! — и умолк, поняв, видно, всю нелепость этой фразы.

— Вы хотите перед смертью видеть священника? — спросил ско.

— Нет… не надо… я хочу поговорить со следователем!

Неужели он на что-то надеется?

Ско пожал плечами.

Вынул бластер, вложенный в кобуру на поясе.

Ладонью левой руки активировал излучатели.

Шагнул к Аригайрту.

Я впервые увидела — или обратила внимание на глаза великого пирата. У него были большие водянисто-серые глаза. Наполненные невыразимым ужасом.

Он еще не верил, не понимал, что это может быть — вот так просто.

Я и сама не думала, что это бывает так. Мне казалось — какой-нибудь специальный механизм, луч в висок, оператор в другом помещении…

Квиринцы не озаботились удалением преступника от палача — обычно это делается для успокоения совести последнего.

Ско умеют убивать. И знают, что иногда избежать этого нельзя.

Аригайрт забился и закричал. Он понял. Адоне! Я видела много смертей, но никогда еще, видит Адоне, никогда не встречала такого всепоглощающего, невыносимого отчаяния…

В этот миг я поверила в ад.

Ско прижал бластер к шее Аригайрта, слева, под линией подбородка. В следующую секунду крик оборвался, и за затылком пирата возник легкий дымок — сгорела живая плоть. Ско отдернул оружие — в шее образовалась огромная черная блестящая слизью дыра. Мне даже почудился хорошо знакомый запах горелой плоти…

Странно — но все здесь было правильно.

Как я мечтала когда-то поймать Аригайрта. Увидеть его связанным и беспомощным. Как долго я продумывала мучения, которые ему предстоят перед смертью. Не из садизма, мне не доставляет кайфа вид чьего-то страдания, наоборот, всегда это было мне скорее неприятно. Просто из чувства справедливости — я искала казнь, подходящую ему, но не могла найти. Я остановилась на виртуальности — там можно убивать человека бесчисленное количество раз. Только вот беда в том, что Аригайрт и этот способ уже применял у себя на Нейаме. К особо несговорчивым пленникам.

Ну не было достаточно справедливой кары для него. Просто не было.

Ничто не могло бы считаться достаточным для Аригайрта.

Странно, но эта смерть, в общем-то, очень быстрая и легкая, казалась мне совершенно правильной.

Это не я, Дикая Кошка, его раздавила — а вся цивилизация Квирина. Огромная и бесконечно могучая — все человечество было против него. Он умер не от руки преступника — от руки честного солдата. И приговор — с омерзением и ужасом — ему вынесли все люди, честные работники, мужчины, женщины и дети, родственники тех, кого он убивал.

Нет смысла мучить его.

Его достаточно просто раздавить — как таракана.

Это и было сделано.

А в общем-то, по сути… все логично. Если есть не только этот мир. Тогда Ильту, может, и повезло — Бог его к себе забрал. По их религии, сейчас Ильт, конечно, на небесах… хотя он и грешил. Например, со мной вот — мы ж не обвенчались. Но может, Бог ему простит. Наверняка простит.

А что касается Аригайрта… что такое 350 лет по сравнению с вечностью. И я сильно подозреваю, что Аригайрту в вечности не повезет. Хотя кто его знает…

Нет, все верно в их религии. Только так вот искренне, до конца я не могу поверить.

Да и зачем?

Назад: Глава 4. За имперский трон

Дальше: Глава 6. Вернуться домой