Следующие три дня Рикард и Дерси провели, стараясь посетить максимально возможное число окрестных баров, таверн и ломбардов. Везде они усердно расспрашивали об Арине Брете, но не встретили никого, кто знал что-либо полезное, молва об их поисках тоже пока еще не успела привести к ним каких-либо информаторов.

Вечер третьего дня застал их в ресторане «Ретрейн», месте, которое во всем являлось полной противоположностью «Тройсхле». Чтобы добраться до узенькой улочки, в конце которой находился «Ретрейн», нужно было пройти через один из самых бандитских районов города, поэтому наткнуться на него случайно было практически невозможно. С другой стороны, несмотря на такие особенности местонахождения, сам ресторан был практически безопасен для каждого, даже для туристов.

Он не поражал воображение огромными размерами: за двадцатью столиками нижнего зала Могли одновременно расположиться восемьдесят посетителей, тогда как два зала поменьше, наверху, могли поместить еще сорок. Рикард и Дерси сидели в главном зале.

— Не похоже, чтобы нас собирались атаковать толпы желающих подзаработать информаторов, — сказал Рикард, когда им принесли бифштексы.

— Но ведь мы только начали, — возразила Дерси. — В подобных случаях требуется время, чтобы слухи дошли до нужных людей.

— Я понимаю, что сейчас, после двух лет поисков, еще несколько дней ничего не значат, но не могу не волноваться.

— Можешь волноваться сколько душе угодно, только не суетись.

— Именно на этом я себя сейчас и ловлю. Видимо, это происходит потому, что я знаю: он здесь и жив…

— Это не больше чем предположение. А предположения могут быть и ошибочными.

— Понимаю. И напоминаю себе об этом каждый раз, когда начинаю чересчур дергаться.

— Послушай, — спросила Дерси, дожевав очередной кусок бифштекса, — это, конечно, меня не касается, но что ты собираешься делать, когда найдешь отца? Предположим, что он жив.

— Я и сам не знаю толком. Если он, к примеру, в беде, то для начала постараюсь ему помочь.

— А что потом? Оставим в стороне вопрос денег. Глядя на тебя, я все больше прихожу к выводу, что сейчас это уже не единственный мотив твоих поисков. Вот сейчас ты сказал, что хочешь ему помочь. Иногда же мне кажется, что больше ты заинтересован в мести. Видишь ли, Рикард, это опять-таки не мои проблемы, но, не понимая, чего же ты, в конце концов, хочешь, ты можешь испортить все дело в самый последний момент.

— Я понимаю, что ты имеешь в виду. Было время, когда я пытался его забыть. Затем — ты права — я захотел отомстить. Что ни говори, а мать умерла из-за того, что он не вернулся. Я возненавидел его за это. Наверно, в какой-то степени я ненавижу его и сейчас. Но за то время, пока я его ищу… черт! — а ведь даже если бы он вернулся в тот день, когда исчез, — я имею в виду здесь, на Колтри, — все равно было бы слишком поздно, чтобы спасти мать! А ведь он пытался, теперь я это знаю, он действительно искал это сокровище! И все выглядит так, что единственный вывод, к которому я могу прийти, заключается в том, что он не смог к нам вернуться, даже если хотел.

Все это очень непросто. Отец и я всегда были очень близки, хотя, возможно, это была и не совсем та близость, которая обычно связывает отцов и сыновей. В тот год, когда он ушел, мне его очень недоставало. К концу второго года я уже старался стереть из своей памяти все, что было с ним связано. Мне было слишком больно.

А в течение последних нескольких дней я начал понимать, что всегда ему завидовал, завидовал его прошлому, завидовал тому, кем он был, пока не остепенился. Я ведь рассказывал тебе о своей попытке попробовать себя в условиях тогда еще дикого Горсхома. И вот теперь, по иронии судьбы, я вижу, что наконец становлюсь на него похожим. Хотел ли он, чтобы я стал таким? Вспомни об операции, которая была сделана, чтобы я стрелял как профессионал. Когда я обо всем этом думаю, голова идет кругом.

— Могу себе представить, — понимающе улыбнулась Дерси. — А знаешь, мне кажется, что я не очень часто думала о своих родителях, с тех пор как ушла из дома.

— Когда это случилось?

— Около шести лет назад. Время от времени, вспомнив об этом, я посылаю им телеграмму, сообщая, что все еще жива. Из чувства долга, надо полагать. Но я совершенно по ним не скучаю.

— Тебе, должно быть, намного проще. Если бы дело было только в том, что я ненавижу отца — если я его действительно ненавижу, либо только в том, что я хочу получить свою долю денег или что он там нашел, у меня тоже все было бы намного проще. Сейчас же я просто не знаю.

— Тебе не случалось задумываться, чем бы ты занялся, если бы не решил отправиться на поиски отца?

— Случалось иногда. Но я так и не придумал ничего определенного.

— Никаких идей?

— Идей-то как раз было много. Я хотел стать актером, математиком, писателем, модельером. Я хотел быть всем на свете. Единственное, чего мне никогда не хотелось, — это стать историком. Кем я, разумеется, в результате и стал.

— Ну и предположим, ты отыскал отца и закончил этот этап своей жизни. Что дальше?

— Понятия не имею. Если он нашел свое сокровище и я получу мою долю, кто знает, может, попутешествую немного. В противном случае мне придется какое-то время поработать где-нибудь в качестве историка. Это все, что я умею делать. Это даст мне время решиться на что-нибудь.

— Звучит ужасно скучно.

— Не возражаю.

— Знаешь, Рик, я все время за тобой наблюдаю. С каждым днем ты становишься все лучше и лучше, и мне кажется, ты наслаждаешься этими поисками ради них самих. Ты хорошо начал в качестве гесты, не хуже отца. Почему бы не продолжить?

— Поверишь ли, Дерси, эта мысль уже мелькала в моей голове. Но я не уверен, что это действительно тот образ жизни, к которому я стремлюсь.

— Это будет тот образ жизни, каким ты его сделаешь сам. Гесты бывают очень разные. Одни выживают благодаря уму, другие — силе, третьи — благодаря деньгам, четвертые — благодаря политическим связям. Хочешь — выбирай из этого, хочешь — изобрети что-нибудь свое. Единственное, что гесты имеют общего, что делает человека гестой, — это стремление как можно больше путешествовать, стремление как можно больше увидеть, стремление как можно больше успеть сделать. А как этого достичь, ты выбираешь сам.

— А ты? Как долго ты собираешься оставаться гестой?

— Пока не устану или пока уже не смогу выживать иначе, чем уйдя на покой. Я…

— Извините, — вежливо произнес неожиданно возникший возле их стола мужчина, — не является ли один из вас Риком Дерси?

— Рикард Брет и Дерси Глемтайд, — насторожившись, ответил Рикард. — Вы нас некоторым образом объединили.

— Извините, видимо, до меня дошла искаженная информация. Но вы именно те, кто мне нужен. Вы ищете Арина Брета, правильно? Вы его родственники?

— Он мой отец.

— Кроме шуток? Тогда понятно. В любом случае: мой босс, Авам Николс, послала меня сообщить, что она может продать интересующую вас информацию. Вы придете?

— Возможно, — ответила Дерси. — Вы можете сообщить какие-нибудь подробности?

— Извините, я только посыльный. Если вы хотите поговорить с Николс, приходите в лавку номер четыре во дворе дома номер 1143, что на Тоуд-стрит. Она там пробудет весь вечер. Договорились?

— Хорошо. Огромное спасибо. Улыбнувшись на прощанье, мужчина ушел.

— Итак, что ты об этом думаешь? — спросила Дерси.

— Не думал, что это случится так скоро.

— Этого никогда нельзя знать заранее, но спросила я о другом.

— Имеешь в виду шуточку с «Риком Дерси»?

— Вот именно. Тебе не показалось, что он был чересчур дружелюбен?

— Я не спускал ладони с рукоятки пистолета в течение всего разговора.

— Похоже на ловушку.

— Возможно, но можем ли мы оставить это без внимания?

— Нет. Но не будем суетиться, — Дерси вернулась к полузабытому бифштексу. — Успокойся и наслаждайся ужином.