3
Арбо и Леш ушли. Рикард стоял возле стойки, обдумывая, что делать дальше. Понимание, что он должен быть доволен уже тем, что все еще цел и невредим, нисколько не умеряло его разочарования.
Почувствовав, что к стойке рядом кто-то подошел, он оторвался от своих размышлений и, обернувшись, увидел ту самую красивую молодую женщину, на которую уже обратил внимание во время разговора с барменом. Она поставила пустую кружку на стойку, сделала знак бармену опять ее наполнить и, взглянув на Рикарда, сказала:
— Вы неплохо держались для новичка.
Была она сантиметров на тридцать пять ниже Рикарда, лицо ее было в той же степени суровым и строгим, что и красивым, но в глазах ее не горела ненависть. Она была одета в одежду из «кожи», имела пистолет, но что-то неуловимо отличало ее от других посетителей таверны.
— Как я понимаю, мне повезло, что я все еще стою на собственных ногах, — сказал Рикард, стараясь, чтобы голос его звучал более непринужденно, чем он себя чувствовал.
— Да, у вас была пара напряженных моментов, — согласилась она. Подошедший бармен поставил на стойку наполненную кружку и опять ушел. — Но следует отдать вам должное: вы хорошо справились с ситуацией. То, что вам позволили остаться, доказывает это. Как давно вы на Колтри?
— Сегодня — четвертый день. Думаете, меня выпустят живым?
— Не сомневаюсь. По некоторым причинам Гарет на вашей стороне, — Она отхлебнула глоток пива. — Вы не такой, как все здесь. Вы вели себя как надо, но вы не такой, как все они. — Женщина кивнула в сторону зала.
— Вы — тоже. Я вижу это в ваших глазах. Она рассмеялась:
— История, что вы рассказали, — правда?
— Да, хотя, конечно, рассказал я далеко не все.
— И где начался путь, который привел вас сюда?
— На Пелгрейне. Да, это были долгие два года.
— Либо вы его очень любите, либо — столь же сильно ненавидите.
— Это очевидно, не так ли? Иначе меня бы здесь не было. Когда я был ребенком, мне казалось, что он — самый лучший человек в мире. А потом он ушел и не вернулся. Мать этого не пережила. Так что даже не знаю, что я испытываю к нему сейчас. Но я собираюсь его отыскать, если, конечно, проживу достаточно долго.
— И что произойдет, когда вам это удастся?
— Это зависит от того, жив он или мертв. Кроме того, сейчас у меня возникли и некоторые другие планы.
— Следовательно, поиски отца — это все же не единственный смысл вашей жизни?
— Разумеется, нет. Это было бы странным, хотя следует признать, что последние годы я жил только этим. Но сейчас мне предстоит сделать кое-что еще, переступить некий порог.
— Зачем он прилетел сюда? — Она отпила еще глоток.
— В поисках денег. Зачем же еще? Мы никогда ни в чем не нуждались. Как я узнал впоследствии, отец сколотил весьма неплохое состояние в тот богатый событиями период его жизни, когда он еще не встретил мать. Однако, несмотря на все другие таланты, расчетливым инвестором его назвать было нельзя, и, когда мне исполнилось двенадцать, мы разорились. Именно тогда он впервые заговорил о каких-то сокровищах. Я не знаю, что он имел в виду, но однажды отец сказал, что знает, где можно раздобыть много денег, гораздо больше, чем было у него до этого. Звучало это так, будто он всегда о них знал, но пока мы жили безбедно, они его мало волновали. А когда деньги кончились, все сложилась одно к одному… Он сказал, что ему необходимо отлучиться всего один раз, примерно на год. Но он так и не вернулся.
— Вы думаете, он бы возвратился, если бы нашел то, за чем отправился?
— Сначала я был в этом уверен. С момента их первой встречи они с матерью по-настоящему любили друг друга. Он пожертвовал ради нее своей страстью к приключениям, она ради него — своими титулами. Они поселились на Пелгрейне, где их мало кто знал, и за все время я не могу вспомнить ни единой минуты, когда они не были бы счастливы друг с другом. Потом я решил, что, найдя деньги, отец передумал и сбежал.
В то время я отрекся от него, как он отрекся от нас. Но сейчас я уже не знаю. Он обещал вернуться через год, но только чтобы добраться сюда, ему понадобилось целых два. Очевидно, он не настолько хорошо знал, как завладеть сокровищами, как это ему представлялось вначале. И то, как он исчез, пробыв здесь восемь месяцев… Я действительно не знаю, что и думать…
— А кто была ваша мать?
— Леди Сигра Малроун.
— Ах! Конечно! Я помню истории, которые об этом рассказывали. Ее похитили, не так ли?
— Да. Похитители назначили выкуп, но у ее семьи не было денег. Даже с их связями они не смогли собрать столько, сколько за нее потребовали. Но у брата матери — моего дяди Гевина — были друзья, которые знали отца. Они попросили его о помощи. И он помог — вернул мать домой, перебив при этом всех похитителей. Отец полюбил мать, мать полюбила его — вот и вся история. Дядя Гевин никогда не простил отца, как, впрочем, и себя, зато, что случилось. Вместе с тем он был единственным из родственников матери, кто нас впоследствии навещал.
— Как романтично…
— Да, так об этом рассказывал отец. И мать рассказывала точно так же. И хотя дядя Гевин по-другому оценивал происшедшее, его версия событий мало чем отличалась от версии родителей. До тех пор пока мать была счастлива, он был доволен. Я никогда не видел его после того, как отец ушел.
— Итак, ваш отец оставил мать в первый и в последний раз, чтобы вернуться вновь разбогатевшим.
— Именно так. Это должны были быть быстрые деньги: он был не способен зарабатывать на жизнь, трудясь в поте лица.
— И, не зная, что это были за «сокровища», вы тем не менее последовали за ним сюда.
— Теперь у меня появились основания считать, что он все еще жив. — И Рикард рассказал ей о своей встрече с боссом Бедиком.
— Возможно, вы и правы, — внимательно выслушав, согласилась она. — А что вы собираетесь делать теперь? Есть у вас какие-то идеи относительно дальнейших поисков?
— Никаких. Вы же видели, что здесь произошло. Я знаю, что он где-то на Колтри, но никто не признается в том, что его видел!
— Я этому не удивляюсь. Вы, похоже, расспрашивали не там, где надо. — Она допила пиво и жестом попросила бармена принести еще.
— А где надо?
— Этого вы не можете знать.
— Неудивительно: я всего лишь турист и ничего не знаю о Колтри. Скажите мне.
— У этих мест нет названий.
— Вы начинаете со мной играть так же, как Гарет.
— Простите. Мне не следовало ничего говорить. Даже если я скажу, куда идти, это не принесет вам никакой пользы. Вы не знаете, как спросить, и вас изобьют или даже убьют раньше, чем вы получите ответ на свои вопросы.
— То же самое мне говорили об этой таверне!
— Это совсем другое. «Тройсхла» опасна как логово гиен, но в тех местах, о которых я говорю, играть с вами, как это было здесь, не станут.
— Пусть это и так, я ценю вашу заботу, но я зашел уже слишком далеко и не собираюсь теперь отступать. Я потратил слишком много денег и слишком много времени, чтобы добраться сюда. И сейчас, когда я так близок к цели, я не могу так просто махнуть на все рукой. Я не смогу жить в мире с самим собой, если не доведу это дело до конца. Поэтому, если у вас есть какие-нибудь идеи — пожалуйста, скажите мне. Куда мне пойти теперь?
— Вы действительно хотите поставить на карту свою жизнь? Вы так хорошо держались до сих пор, что было бы просто неприлично дать себя убить сейчас.
— А что еще прикажете делать? Стоять здесь и дожидаться, пока меня выбросят вон?
— Если бы вы столь явно не выглядели как турист, у вас могло бы получиться. У вас есть талант.
— Хорошо, тогда как мне перестать быть туристом? Ведь это приходится делать каждому, кто родился не здесь.
— Не совсем так. Все они уже были гражданами Колтри задолго до того, как действительно сюда попали. Они просто сбросили свои туристские одеяния спустя несколько дней после того, как прилетели, — если они были еще живы спустя эти несколько дней.
— Как вы?
— Я не живу здесь, просто приехала на время. Но я не турист в том смысле, который вкладывается в это слово здесь.
— Хорошо, извините. Мне известно: «занимайся своим делом». Но вы знаете, как это делается, я — нет. Как мне перестать быть туристом?
— Это непросто.
— Я никогда не Думал, что это просто!
— Вы действительно этого хотите?
— О дьявол! Нет, не хочу! Я здесь просто для забавы! Потратил все, что имел, для того, чтобы немного поразвлечь всю эту публику!
— Простите. — На некоторое время она замолчала и занялась своим пивом.
Рикард тут же пожалел о своей несдержанности. Эта женщина была первым человеком на Колтри, с которым он спокойно и откровенно разговаривал, не опасаясь, что любое его следующее слово может вызвать самую непредсказуемую реакцию. Если, конечно, не считать Леонида Польского. И вдруг эта непростительная вспышка… А ведь она могла ему помочь, если бы захотела. Рикард вздохнул и заказал себе еще виски.
Повернувшись спиной к бару, он облокотился о полированное дерево стойки. Посетителей в зале стало заметно больше. В его сторону теперь почти никто не смотрел. В другом конце зала, возле лестницы, ведущей вверх на галереи, он увидел Гарета. Пьяного Доронга видно не было.
— Эй, — окликнула женщина, — мне жаль, что я вас расстроила.
Рикард взглянул на нее сверху вниз. Она была моложе его года на два. И когда она успела приобрести этот суровый, уверенный в себе вид?
— Забудьте, я не должен был так глупо реагировать. Если бы я разговаривал с Арбо, он бы, наверное, уже вышиб мне мозги.
— Здесь бы он это делать не стал, но ваша физиономия определенно пострадала бы. Но только потому, что вы — турист. У вас налицо все задатки первоклассного гесты.
— Спасибо, возможно. Однажды я занимался подобными вещами. Провел год на Горсхоме, когда там не было почти ничего, кроме джунглей. Увлекательнейшее занятие, если не обращать внимания на то, что тебя ненавидит большинство местных жителей, с которыми приходится иметь дело. Конечно, тогда я был еще очень молод. Возможно, сейчас я преуспел бы больше.
— Это не совсем то. На Горсхоме вы были из-за денег. Геста же — это стиль жизни. Любовь к приключениям ради самих приключений. Риск ради риска. Таких, как мы, немного, но ваш отец был именно таким. Если вы его найдете — спросите: зачем он совершил все то, что совершил?
— Так вы и на Колтри по той же причине: риск ради риска?
— Конечно. Кроме того, мне нужно на время исчезнуть из виду. И по той же причине я собираюсь помочь вам в вашем деле. Чтобы найти отца, вам придется расспрашивать о нем в таких местах, куда в вашем нынешнем виде и с вашими нынешними манерами вы войти и то не сможете. Чтобы туда попасть, вы должны выглядеть так, будто вы один из них. Чтобы, увидев вас, никому и в голову не пришло поинтересоваться, кто вы и что вам там нужно. Я собираюсь этим заняться и держу пари: неделя учебы — и вы сможете войти куда и когда угодно. Правда, выйти наружу — это будет уже ваша проблема.
— Вы действительно это сделаете?
— Конечно. Если вам не помочь, вы даже домой не попадете сегодня вечером. Доронг затаил злобу, но он не решится выместить ее на Гарете. Значит, мишенью станете вы. Если не этим вечером, то завтра или послезавтра. Видите ли, одним приходом сюда вы уже подписали себе смертный приговор.
— Здесь это со мной уже не в первый раз, но ладно — я решил испытать судьбу. Если вы готовы меня учить, я готов учиться. Что это мне будет стоить?
— Ничего. Я сейчас богата. Просто будьте прилежным учеником, и я сделаю все, что в моих силах. Договорились?
— Отлично. Когда начнем? Она протянула руку:
— Меня зовут Дерси Глемтайд. — Рукопожатие ее было коротким и сильным. — А вы — сын Арина Брета.
— Меня зовут Рикард.
— Хорошо, Рик. Мы уходим. Расплатитесь.
Он уплатил, и они вышли на улицу. На прощанье Рикард вспомнил о главных, внутренних, еще более опасных залах таверны, — о них говорил ночной портье. Что, интересно, происходит там?
— Вы, должно быть, остановились в одной из гостиниц центрального района, — сказала Дерси, когда они шагали прочь от «Тройсхлы». — Первое, что мы сделаем, — это найдем вам новое жилье. Вы засветились, и рано или поздно вас найдут. Я как раз знаю подходящее местечко. Оно находится в одном спокойном переулке за пределами туристских районов, имеет два запасных выхода и, по всей видимости, гораздо удобнее, чем то место, где вы живете сейчас. И, поскольку я знаю владельца, у вас не будет никаких проблем. Предоставьте мне все уладить.
— Буду более чем счастлив.