68
Над рекой поднимался дым. Мост догорал, и отдельные головешки падали в воду, издавая громкое шипение.
— Надо уходить! — сказал Каспар. — Мы должны успеть к броду до того, как де Гиссар переправит войско. Раненые есть?
— У меня вот… — Фундинул показал на расплывавшийся под глазом синяк.
— А у меня только царапины, — сообщил Углук, показывая руки, на которых, выше запястий, было множество порезов, некоторые довольно глубокие.
— Как это тебя угораздило? — спросил Каспар.
— Эти мерзавцы поддергивают мечи после удара.
— Умельцы, — покачал головой мессир Маноло, подойдя к Углуку, достал припасенные заранее мази.
— Уй-уй-уй! — завыл орк, едва мессир начал смазывать его порезы.
— Чего ты орешь? — строго просил Фундинул, прижимая к глазу медную монету.
— Жжет…
— Это лучше, чем остаться без рук.
— Ну да… Ой! Конечно…
Бертран отделался ссадинами на костяшках левой руки, хорошо, был в перчатках, а Каспар пропорол бедро острой веткой, когда уворачивался от стрел гельфигов.
Аркуэнон не проронил ни слова. Он стоял чуть поодаль и молчал, а значит, ранен не был.
— Далеко брод? — спросил Каспар у Бертрана, который хорошо знал здешние места.
— Восемь миль.
— Нужно поспешить.
Вскоре отряд растворился в лесу, держа путь к лесному оврагу, где были припрятаны лошади.
На другой стороне реки командование армии пребывало в растерянности.
Войско потеряло около трех сотен уйгунов вместе с их лошадьми. Когда на мосту начался пожар, обезумевшие животные рвались к воде, позабыв про угрозу со стороны озерных людей. Они сбрасывали всадников, подминали их, и те, даже если не были ранены, запутывались в стременах и уходили на дно вслед за лошадьми, которых топили озерные люди.
Зрелище было ужасное. Де Гиссар переживал куда большие потери, но впервые он видел гибель своих солдат в двадцати-тридцати ярдах и ничем не мог им помочь — ни резервом, ни отвлекающим маневром, потому что в реке властвовала другая сила, не подчинявшаяся ни разбойничьим авторитетам, ни королям, ни графам.
К берегу прибились лишь полтора десятка уйгунов. Какое-то количество прорвалось на противоположный берег, однако что с ними стало, было неизвестно.
Затрещал и обрушился в воду мост, подняв клубы белого непроницаемого пара, и тут раздался то ли тонкий крик, то ли свист.
— Что это? — спросил де Гиссар, поднимаясь в стременах.
— Кажется, этих тварей ошпарило, — не скрывая злорадства, сказал Мюрат. И действительно, от закипевшей воды поплыли прочь похожие на тряпки, почерневшие озерные люди. Они не могли уйти на глубину, только шлепали по воде конечностями и свистели. Некоторые, став недвижимыми, были унесены течением, другие, оклемавшись, вернули себе грязно-зеленую окраску и исчезли под водой.
Следом за отступившими озерными чудовищами плыли головешки. Они уже едва парили, и на них, осмелев, стали садиться крохотные речные чибисы.
Отдельной темой раздумий стали враги. Де Гиссар видел, как ловко они остановили разведку, как устроили завал, расстреливая всадников из засады. При этом ни одного из уйгунов не спасли стальные накладки, как будто их расстреливали в упор калеными арбалетными болтами
«Кем бы ни были эти злодеи, они весьма искусны в своей работе», — подумал де Гиссар.
— Дорого бы отдал, чтобы узнать, кто это сделал, — произнес он вслух.
— Лазутчики герцога, хозяин, — сказал Мюрат, удивляясь такому простому вопросу.
— Понятно, что лазутчики, но хотелось бы знать их поименно, чтобы потом найти. Я не прощаю таких вещей, ты же знаешь.
— Знаю, хозяин.
— Где здесь брод?
— Там, впереди, — махнул рукой старший тысячник. — Восемь миль, не более.
— Тогда сажай раненых в обоз, и вперед! Мы должны до ночи оказаться на другом берегу, иначе придется ночевать у реки, а это может причинить нам большие неприятности.
Мюрат кивнул: хозяин имел в виду озерных людей, которые выбирались на берег, если это сулило им богатую добычу.