114
И сразу все пришло в движение, ожила река, закачался мост, и Каспар Фрай, тряхнув головой, сбросил наваждение.
— Ой, я как будто проснулся! — воскликнул Фундинул и снова начал бояться.
Бойцы Каспара спешили, спотыкаясь и судорожно вцепляясь в канаты, когда мост начинал опасно приплясывать. Еще немного, и отряд стал выходить на твердую землю. И в этот момент на том берегу, откуда они ушли, появились враги.
Побежавших по мосту быстро осадил Аркуэнон. Один из уйгунов взмахнул руками и упал на доски, оброненный им тесак сверкнул на солнце и исчез в зеленоватой воде. Остальные, прикрываясь небольшими деревянными щитами, начали пятиться.
— Уходим! Уходим! — подгонял Каспар, вскакивая в седло.
Когда отряд поднимался по пологому берегу, на противоположном — обрывистом, показались двое гельфигов. До целей было уже далеко, однако они рискнули.
В воздух взвились стрелы, одну снесло ветром, а вторая впилась Углуку в левую икру. Он громко выругался, однако продолжал понукать лошадь и, лишь когда река осталась далеко позади, пожаловался:
— Моя нога, мессир! Они в нее попали!
— Стой! — скомандовал Каспар. Отряд остановился, мессир Маноло соскочил с лошади и подбежал к Углуку.
— Мне слезть? — спросил тот, морщась.
— Не стоит, лучше крепче держись за повод.
С этими словами мессир Маноло выхватил из-за пояса короткий нож и распорол им штанину. Затем осторожно надавил на стрелу, чтобы определить, насколько далеко она от кости.
— Пустяковое дельце, — сказал он и в следующее мгновение проткнул стрелой ногу насквозь. Орк не проронил ни звука, однако его вцепившиеся в повод пальцы побелели. Наконечник стрелы был сделан из черного ридолита, хрупкого материала, который ломался, стоило только попытаться выдернуть стрелу. Благодаря решительным действиям мессира наконечник, хотя и успел сломаться, вышел вместе с осколками.
Еще несколько быстрых движений, и мессир отбросил разрезанную надвое стрелу, потом смазал рану жгучей мазью, которая останавливала кровь и способствовала заживлению.
Углук стоически вытерпел все, лишь посетовал на то, что пришлось разрезать хорошие штаны.
— Ладно, не переживай, мы тебе другие купим! — успокоил его Каспар.
Мессир Маноло вскочил в седло, и отряд снова помчался вперед, следуя на северо-восток.
Вначале они скакали по сонным лугам и темным перелескам, затем миновали гряду зеленых холмов и спустились в выжженную солнцем долину. Редкие в этих местах кустики выглядели чахлыми, трава пожелтевшей.
Несмотря на то что кони были полны сил, мессир Маноло попросил Каспара ехать помедленнее. Сам он держался впереди, настаивая, чтобы все ехали позади него.
— Мы слишком близко подъехали к Сабинленду, здесь можно ожидать чего угодно, — пояснил мессир.
Под копытами рассыпалась в пыль высохшая трава, а бескрайняя степь простиралась до самого горизонта. Иногда из дрожащего марева поднимались миражи, которые отражали то, что было здесь многие тысячи лет назад. Величественные горы со снежными вершинами, города с круглыми, похожими на башни домами и с устремленными к небу остроконечными шпилями. Иногда это была роща кипарисов, а другой раз — исполинский кедр.
— Странные миражи, мессир, — сказал Каспар. — Мне случалось видеть их в пустыне, но там все было куда проще.
— Это не миражи, это видения, миражи во времени.
Через несколько часов путешествия показались красноватые горы. К этому времени все бойцы отряда очень утомились. Каспар чувствовал себя так, будто пропьянствовал без сна несколько суток.
— Тяжело? — заметив его состояние, спросил мессир.
— Не то слово.
— Подземные духи пьют нашу силу.
— Как это пьют? — спросил Каспар, невольно оглядываясь.
— Они касаются нас, оставаясь невидимыми, и вбирают нашу силу, наши эмоции, оттого ты чувствуешь себя таким разбитым.
— Вы тоже не видите их?
— Я — вижу, поэтому мне они не страшны.
— Мессир Маноло, а вы не могли бы отогнать духов от меня и от Шустрика, а то наши с ним силы они уже совсем выпили, — жалобно попросил Фундинул.
— В этом нет необходимости, мы уже приехали.
— К этим горам? А разве это не мираж?
— Нет, на этот раз горы настоящие.
Скоро все смогли убедиться, что горы настоящие. У них были очень крутые склоны, загроможденные обломками красноватых скал. Ни травинки, ни кустика — только тропа, серпантином поднимавшаяся к самым вершинам.