43
Тютюнин первым приблизился к двустворчатым дверям и, остановившись в полушаге от них, приложился к шершавому дереву ухом.
— Ну чего? — поинтересовался Леха.
— Подожди… — отмахнулся Тютюнин. Поначалу ему послышался какой-тот шум, но затем оказалось, что это бурчит в его собственном животе.
— Тихо, — сказал он. — Надо открыть и посмотреть.
— Ну открывай.
Сергей посмотрел на Окуркина, неуверенно взялся за резную деревянную ручку и осторожно потянул.
Дверная створка подалась легко и открылась без скрипа. Сергей просунул в образовавшуюся щель голову и, повернув её, встретился взглядом с живым и скорее всего разумным существом.
— Здрасьте… — сказал Тютюнин, быстро втянул голову обратно и захлопнул дверь.
— Что там? — шёпотом спросил Окуркин.
— Я не понял. Глюк вроде…
— А может, не глюк? На что похоже?
— Зелёный, как огурец… — начал описывать Тютюнин. — Ухи слонячьи, и губа нижняя свешивается…
— Все сходится, — прервал его Окуркин и вздохнул. — Я вспомнил.
— Чего вспомнил?
— Вчера мы с гаража шли и заблудились.
— Ну.
— Потом оказались в темноте, и ветер дул холодный. Ещё мы встретили яйцебыков…
— Не яйца быков, а овцебыков.
— Да-да, яйца овцебыков. Потом выползли эти… — Леха нарисовал себе рукой длинный нос и добавил:
— Сержанта помнишь?
— Старшину Вуби. Так тебе это тоже снилось?
— Не снилось, Серёга. Не снилось.
— Ага, — начал понимать Тютюнин. Принятое накануне все ещё влияло на его умственные способности, хотя выпитая вода значительно облегчила страдания.
За дверью послышались шаги.
Серёга и Леха отпрыгнули на середину комнаты и замерли в соломенных мешках, словно два огородных пугала.
Шаги затихли, однако Тютюнину показалось, что кто-то из безобразных чудовищ тоже прислушивается, пытаясь определить, чем заняты гости.
Наконец створки дверей медленно отворились, и на пороге показался тот самый старшина Вуби.
— Доброе вам утро, этса, великие бобуны войны, — произнёс он и низко поклонился. — Надеюсь, ваш сон был, этса, глубоким, а дыхание ровным.
Старшина оглянулся и, посчитав солдат, удивлённо вскинул кожистые брови.
— Вы что же, этса, так ничего и не ели?
— Зато водички попили, — ответил Серёга. — Кстати, в туалет бы сходить. Где тут у вас удобства?
— Этса… Чего вы спросили?
— Пописать у вас где можно?
— Попи… этса, чего вы сказали? — снова спросил Вуби и тщательно навострил уши-лопухи.
— Слить балластную воду… — вмешался Окуркин.
— Ах это! Простите, этса, мне мою непонятливость. Вы можете отлить это в кувшины. Очень удобно, этса.
— Как в кувшины? — не понял Окуркин. — Мы же из них пьём.
— Ну, этса, правильно. Пьёте воду и, этса, пописать делаете — это тоже вода.
Окуркин и Тютюнин переглянулись. Непонятно было, то ли этот старшина издевался над ними, то ли действительно не понимал, в чем дело.
Наконец Сергей пояснил:
— У нас, у великих бобунов войны, так не принято. Мы пьём из одних кувшинов, а писаем в другие.
— О-о, этса! — Вуби удивлённо причмокнул и почесал свою зеленую башку. — Хорошо. Мы принесём вам отдельный кувшин, чтобы вы пописали.
— Только побыстрее, а то мне уже приспичило, — пожаловался Тютюнин.
Вуби сейчас же отдал необходимое распоряжение, и солдаты побежали его исполнять. Вскоре были доставлены два пустых кувшина — точные копии тех, из которых бобуны уже пили.
У Тютюнина появились вопросы, однако он решил оставить их на потом и, уединившись в углу помещения с персональным кувшином, справил нужду.
Застегнув штаны, Серёга вернулся к Вуби и, указывая на сосуды, откуда они с Лехой пили воду, спросил:
— А в эти кувшины никто из вас не сливал?
— Нет, этса, никто, — покачал головой старшина. — В них уже давно никто не сливал.
— Давно никто не сливал, — повторил Тютюнин.
— Может, все-таки чего-то было? — усомнился Леха, поправляя соломенную рубаху. — А то с чего бы мы так быстро оклемались? Ясно дело — уринотерапия.
— Теперь бы чего-нибудь поесть, — сказал Тютюнин. — Ам-ам, понятно?
— Понятно. Какие понять, этса. Желаете кушать здесь или пройдёте в столовый зал?
Тютюнин и Окуркин переглянулись.
— Предлагаю в зал, — сказал Леха.
— Ну давай, — согласился с ним Сергей и повернулся к старшине. — Мы пойдём в зал, только вот эту солому надо снять.
— Надо снять, — согласился старшина. — Сейчас, этса, не холодно.
