Глава 20
Золотой журавль

Ветер стих, как только закончился ливень, но серые тучи продолжали скрывать солнце. Однако мелкой мороси хватало, чтобы намочить волосы Ранда и пропитать влагой черную куртку с золотой вышивкой, когда он шел, перешагивая через трупы троллоков. Логайн сплел щит из Воздуха, поэтому капли дождя отскакивали от него или просто соскальзывали вниз. Ранд не хотел прикасаться к саидин из опасений, что Льюс Тэрин снова попытается его перехватить. Правда, он пообещал, что подождет со смертью до Последней Битвы. Но разве можно доверять безумцу?

Безумцу? прошептал Льюс Тэрин. Считаешь, я безумнее тебя? И он разразился диким хохотом.

Нандера время от времени оглядывалась через плечо на Ранда. Высокая мускулистая женщина, чьи седые волосы были спрятаны под коричневую шуфа, командовала всеми Девами Копья, по крайне мере по эту сторону Стены Дракона, однако она пожелала лично возглавить его телохранительниц. В ее зеленых глазах – единственное, что не скрывала черная вуаль, на смуглом лице сложно было что-то прочесть. И тем не менее Ранд не сомневался, что она беспокоится из-за того, что он не стал ставить защиту от дождя. Девы замечали все необычное. Остается только надеяться, что Нандера не станет высказываться на этот счет.

Ты должен верить мне, проговорил Льюс Терин. Верь мне. О Свет, я обращаюсь к голосу у себя в голове! Я, должно быть, и впрямь сошел с ума.

Нандера и ее отряд из пятидесяти Дев с опущенными на лицо вуалями двигались практически плечом к плечу и образовывали вокруг Ранда широкое кольцо. Они вонзали копья в каждого троллока и Мурдаала, мимо которого проходили, небрежно перешагивая через гигантские отрубленные конечности, головы с клыками, рогами и оскаленными зубами. Иногда троллоки принимались стонать или пытаться отползти прочь, а то и с ревом бросались на них – но конец оставался неизменным. Троллоки все равно что бешеные псы. Либо ты их убьешь, либо они тебя. Никаких переговоров, пленных или компромиссов.

До сих пор дождь удерживал большую часть падальщиков на расстоянии, но теперь повсюду слышалось хлопанье крыльев воронья. Их черные перья влажно поблескивали. И даже если среди них и были Глаза Темного, это нисколько им не мешало садиться на трупы и выклевывать глаз троллоку или урвать какой-нибудь другой лакомый кусок. Разодранные на части тела предлагали птицам богатое пиршество. Но ни одной птицы не было видно на мертвых Мурдаалах, и если троллок лежал неподалеку, вороны тоже облетали его стороной. В этом нет ничего странного, такое поведение нужно лишь рассматривать как предупреждение. Видимо, запах Мурдаалов птицам не нравился. Кровь Мурдаала разъедает даже сталь, если не обтирать ее слишком долго. Для падальщиков же она, видимо, пахла как нечто ядовитое.

Выжившие салдэйцы отстреливали ворон из луков, рубили их своими изогнутыми мечами или просто сбивали лопатами, мотыгами и граблями, всем, что хоть как-то напоминало дубинку, – в Порубежье оставить этих птиц в живых было немыслимо, слишком часто среди них встречались шпионы Темного, – но трупоедов оставалось еще очень много. Сотни раздробленных черных тушек валялись между троллоками, но такое ощущение, что на каждую из них приходилась целая сотня живых, которые громогласно дрались из-за самых нежных кусков и не брезговали даже трупиками соплеменников. Аша’маны и Айз Седай давно прекратили попытки их уничтожить.

– Мне не нравится, что мои люди изнуряют себя такой работой, – заявил Логайн. Его люди. – Да и сестры тоже. Габрелле и Тувин к ночи будут валиться с ног от усталости. – Он связал этих двух Айз Седай с собой узами и, очевидно, знал, о чем говорит. – Что, если будет еще одна атака?

Все вокруг поместья и хозяйственных построек пламенело от всполохов огня, таких горячих, что люди были вынуждены прикрывать глаза руками. Айз Седай и Аша’маны выжигали останки троллоков и Мурдаалов прямо на месте. Трупов было слишком много, чтобы собирать их в кучи. Двадцать Айз Седай и десяток Аша’манов против ста тысяч поверженных троллоков – им предстоит серьезная работенка. Они еще не успеют закончить, а зловоние разлагающихся тел добавится к и так не очень-то приятному запаху, витающему над полем, – вонь крови Отродий Тени, оставляющая на языке привкус меди, вонь содержимого развороченных кишечников. Лучше об этом не задумываться. Быть может, между Хребтом Мира и поместьем лорда Алгарина уже больше не осталось ни одного фермера или крестьянина. Троллоки наверняка пришли оттуда, из Путевых врат возле стеддинга Шангтай. Ну хотя бы дом Лойала в безопасности. Ни троллоки, ни Мурдаалы не сунутся в стеддинг иначе как по принуждению, а принуждать их придется долго и очень настойчиво.

– Может, оставить все это гнить прямо тут? – предложила Кадсуане, но, судя по интонации, сама не могла склониться к какому-то определенному ответу. Она поддерживала свои зеленые юбки так, чтобы шелк не волочился по пропитанной кровью земле и не задевал валявшиеся повсюду потроха. Но оторванные ноги и головы она переступала и обходила так же непринужденно, как и Девы. Кадсуане тоже сплела себе щит от дождя, и, подсмотрев плетение, Аливия тут же последовала примеру Зеленой. Ранд пытался заставить присягнувших ему Сестер научить шончанку, как следует обращаться с Силой, но, по мнению Айз Седай, принесенная ими клятва никоим образом не подразумевала выполнение этого приказа. Бывшая дамани не причиняла вреда ни себе, ни, по всей видимости, окружающим, и сестры благополучно оставили все как есть. Найнив тоже отказалась, ссылаясь на видения Мин. Кадсуане холодно сообщила ему, что обучение дичков не входит в ее обязанности.

– Но здесь же будет настоящий склеп, – возмутилась Мин. Она старалась не думать о том, что лежит под ногами, и одновременно пыталась не наступать на это своими голубыми сапожками на каблучках, отчего все время спотыкалась. Девушка тоже промокла – темные локоны начали липнуть к голове, однако в узах не ощущалось никакой досады. Их наполнял только гнев, который, судя по недовольным взглядам, обращенным на Логайна, предназначался ему. – Как же тогда быть слугам и тем, кто работает в поле, на конюшнях и в амбарах? Как им жить дальше?

– Второй атаки не будет, – ответил Ранд. – По крайней мере, пока тот, кто ее организовал, не узнает, что его предприятие провалилось. Вполне вероятно, что после этого тоже ничего не случится. Здесь полегли все, кто был. Мурдаалы не нападают волнами.

Логайн хмыкнул, но поспорить с этим было сложно.

Ранд оглянулся на дом. Местами мертвые троллоки лежали прямо возле фундамента. Ни один не прорвался внутрь, но… – Логайн прав, подумал он, рассматривая результаты кровавой бойни. – Почти ничья. Без Аша’манов и Айз Седай, которых привел Логайн, все могло закончиться совсем иначе. Почти ничья. А если действительно будет вторая атака?.. Кто-то определенно знаком с трюком Ишамаэля. Или этот голубоглазый мужчина в голове и правда способен засечь его. Вторая атака будет куда мощнее. Это точно. Или на сей раз она произойдет оттуда, откуда никто не ожидает. Надо позволить Логайну привести еще парочку Аша’манов.

Ты должен был уничтожить их, зарыдал Льюс Тэрин. Теперь слишком поздно. Слишком поздно.

Источник теперь чист, балда, подумал Ранд.

Да, согласился Льюс Тэрин. Но чисты ли они? Чист ли я?

Ранда давно беспокоил тот же вопрос, но относительно себя самого. Часть двойной раны на боку досталась ему от удара Ишамаэля, вторая – от кинжала Падана Фейна, который нес в себе порчу Шадар Логота. Шрамы порой начинали пульсировать и в такие моменты казались живыми.

Круг Дев разомкнулся, открыв проход седому слуге с длинным острым носом. Бедняга выглядел даже хилее Этина. Он пытался спрятаться от дождя под двухслойным зонтом работы Морского Народа, у которого не хватало части бахромы и, помимо прочего, ветхий голубой шелк местами прохудился, отчего в отверстия сбегали две струйки воды – одна мочила его желтую ливрею, а вторая попадала на голову. Тонкие волосы прилипли к черепу, с них капало. Если б слуга шел без зонта, он и то промок бы меньше. Наверняка один из предков Алгарина хранил эту вещь как сувенир, и должно быть, с ней была связана целая история. Ранд сомневался, что Морской Народ раздает направо-налево клановые зонты Госпожи Волн.

– Милорд Дракон, – старик поклонился, отчего его и без того промокшую спину окатило еще порцией воды, – Верин Седай наказала мне немедленно доставить вам это. – Он извлек из-за пазухи сложенный и запечатанный лист бумаги.

Ранд, чтобы не намочить письмо, поспешно засунул его в карман камзола. Чернила легко растекаются.

– Спасибо, но это могло бы подождать до моего возвращения. И тебе тоже стоит поскорее вернуться под крышу, а то промокнешь окончательно.

– Она сказала «немедленно», милорд Дракон, – голос старика звучал обиженно. – Она же Айз Седай.

Ранд кивнул, и слуга, снова поклонившись, медленно поплыл обратно в дом. Он неспешно вышагивал, горделиво расправив плечи, а зонт все так же обдавал его потоками воды. Она – Айз Седай. Все плясали перед Айз Седай, даже в Тире, где их недолюбливают. Что же такое хочет сообщить Верин, раз прибегнула к письму? Теребя пальцем печать, Ранд двинулся дальше.

Он направился в амбар с обугленной соломенной крышей. Именно сюда прорвались троллоки. Здоровый детина в грязных сапогах и грубой коричневой куртке стоял у распахнутых настежь дверей, опираясь на косяк. Завидев Ранда, он выпрямился и почему-то обеспокоенно посмотрел через плечо. Кольцо Дев оцепило амбар.

Ранд застыл как вкопанный в дверном проеме. Мин и остальные замерли у него за спиной. Логайн выругался. Два фонаря, висевших на столбах, поддерживающих потолочные балки, давали тусклый свет, но этого было достаточно, чтобы разглядеть толстый слой копошащихся мух, покрывавших каждый кусочек пространства внутри – даже земляной пол, застеленный соломой. Еще столько же насекомых с жужжанием кружились в воздухе.

– Откуда они взялись? – выдавил Ранд.

Пусть Алгарин не особо богат, но его амбары и конюшни всегда содержались в чистоте, какую только можно вообразить в таких местах. Детина виновато потупился. Он был помоложе, чем большинство слуг, но и его голова уже наполовину облысела, а морщины уже отметили его широкий рот и сеточкой затаились в уголках глаз.

– Не знаю, милорд, – пробормотал он и сердито стукнул себя костяшками пальцев по лбу. Он неотрывно смотрел на Ранда. Понятное дело, заглядывать внутрь амбара ему не хотелось. – Я вышел проветриться, а когда вернулся, они тут уже все заполонили. Я подумал… я подумал, может, это мертвые мухи?

Ранд брезгливо покачал головой. Эти мухи живее всех живых. Не все, кто оборонялся в амбаре, погибли, но все павшие находились здесь. Салдэйцы не хоронили своих людей под дождем. Никто не мог объяснить, почему, но не хоронили – и все тут. Девятнадцать человек лежали на полу, уложенные в ровный ряд. Настолько ровный, насколько это было возможно, если учесть, что у некоторых не хватало конечностей или головы были рассечены надвое. Однако друзья и товарищи аккуратно собрали останки, обмыли лица павших соплеменников и закрыли им глаза. Ради них Ранд и пришел сюда. Не ради прощальных слов и прочих сантиментов. Он плохо знал этих людей, разве что мог только узнать то или иное лицо. Он пришел, чтобы напомнить себе, что даже то, что кажется полной победой, добывается ценой крови. И все же эти воины заслуживают большего, чем быть загаженными мухами.

Я не нуждаюсь ни в каких напоминаниях, рявкнул Льюс Тэрин.

В них нуждаюсь я, а не ты, подумал Ранд. Мне нужно стать жестче.

– Логайн, займись этими проклятыми тварями! – произнес он вслух.

Ты и так уже куда жестче, чем когда-либо был я, возразил Льюс Тэрин. Внезапно он захихикал. Если ты – не я, тогда кто ты?

– Значит, теперь я еще и мухобойка? – проворчал Логайн.

Ранд в бешенстве развернулся к нему, но, прежде чем успел что-либо сказать, послышался голос Аливии, которая странно растягивала слова:

– Позвольте мне попробовать, милорд, – попросила она.

Однако – следуя, видимо, примеру Айз Седай, – она не стала дожидаться разрешения. По коже Ранда побежали мурашки, стоило ей только прикоснуться к саидар.

Обычно мухи спасаются даже от самого мелкого дождя – достаточно одной капли, чтобы сбить муху на землю, а мокрые крылья делают ее легкой добычей. Однако сейчас из дверей амбара рванулся наружу жужжащий поток. Словно серая морось вдруг показалась им куда привлекательнее сухого амбара. Под их напором воздух как будто обрел плотность. Ранд отмахнулся от летящего на него роя, а Мин закрыла лицо руками. Узы наполнились отвращением. Но насекомые всего лишь хотели улететь подальше от этого места. Через мгновение их и след простыл. Лысеющий здоровяк, разинув рот, смотрел на Аливию, но тут он закашлялся и выплюнул в руку несколько мошек. Кадсуане смерила его взглядом, отчего рот у слуги тут же захлопнулся, а узловатые пальцы коснулись лба. Только лишь взгляд, но Кадсуане есть Кадсуане.

– Так, значит, ты смотришь, – отметила Зеленая сестра, обращаясь к Аливии. Темные глаза Кадсуане внимательно вглядывались в лицо шончанки. Однако та и не подумала вздрагивать или мямлить. Айз Седай производили на Аливию гораздо меньшее впечатление, чем на большинство обычных людей.

– И запоминаю то, что вижу. Мне все-таки нужно учиться, чтобы быть полезной лорду Дракону. И узнала я куда больше, чем вы думаете. – Из горла Мин вырвался звук, очень напоминающий рычание, узы немедленно заполонил гнев, но светловолосая женщина не обратила на нее внимания. – Вы не сердитесь на меня? – обеспокоенно осведомилась она у Ранда.

– Вовсе нет. Учись везде, где только сможешь. Ты очень хорошо справляешься.

Аливия покраснела и потупилась, словно девушка, смущенная неожиданным комплиментом. Тоненькие морщинки сложились в уголках ее глаз – порой трудно вспомнить, что она на сотню лет старше любой из ныне живущих Айз Седай. Она скорее походила на юную девушку, лет на пять-шесть моложе его самого. Нужно обязательно найти кого-нибудь, кто как следует займется ее обучением.

– Ранд ал’Тор, – гневно начала Мин, скрестив на груди руки, – ты же не позволишь этой женщине…

– Твои видения всегда достоверны, – оборвал он ее тираду, – и то, что ты видишь, всегда случается. Ты пробовала предотвратить некоторые события, но у тебя никогда не получалось. Это твои собственные слова, Мин. Почему ты думаешь, что в данном случае все будет иначе?

– Потому что должно быть иначе, – отчаянно вскинулась Мин. Она шагнула к нему, словно вот-вот собиралась броситься ему на шею. – Потому что я хочу, чтобы было иначе. Потому что все будет иначе. В любом случае, я не всегда понимаю верно то, что вижу. Люди меняются. Я ошиблась насчет Морейн. Я видела в подробностях ее будущее, а сейчас она мертва. Возможно, какие-то другие мои видения тоже не сбудутся.

В этот раз не будет иначе, задохнулся Льюс Тэрин. Ты обещал!

Логайн слегка нахмурился и тряхнул головой. Ему явно не понравилось, что Мин подвергает сомнению свои способности. Ранд даже пожалел, что рассказал ему о том, что Мин видела в его будущем. Тогда это казалось безобидным поощрением. Логайн даже пытался уточнить у Айз Седай, действительно ли Мин обладает даром предвидения, но благоразумно скрывал свои сомнения от Ранда.

– Никак не могу понять, отчего эта юная особа питает такую страсть к тебе, мой мальчик, – немного задумчиво проговорила Кадсуане. Она поджала губы и покачала головой. Украшения на прическе дрогнули. – Конечно, ты не лишен привлекательности, но все же – не понимаю.

Не желая ввязываться в очередной спор с Мин – девушка предпочитала именовать это «беседами», но он-то знал разницу, – Ранд достал послание Верин и сломал кляксу желтого сургуча, припечатанного кольцом Великого Змея. Кружевной почерк Коричневой сестры заполнял большую часть листка, некоторые буквы расплылись там, где дождевые капли намочили бумагу. Ранд подошел к ближайшему фонарю. От светильника слегка попахивало прогорклым маслом.

Как я уже сказала, я сделала здесь все, что могла. Полагаю, что в ином месте я лучше послужу той клятве, что дала тебе, поэтому забираю Томаса и ухожу, чтобы посвятить себя этому. Существует столь много способов помочь тебе, и это так нужно сделать. Убеждена, что ты можешь доверять Кадсуане, и, конечно, должен прислушиваться к ее советам, однако опасайся остальных сестер, и даже тех, кто поклялся тебе в верности. Подобная клятва ровным счетом ничего не значит для Черной сестры, и даже те, что идут в Свете, могут истолковать ее таким образом, который ты не одобришь. Ты уже и сам знаешь, что лишь немногие считают, что клятва подразумевает абсолютное повиновение во всем. Кто-то может попытаться найти и другие лазейки. Так что независимо от того, станешь ты следовать советам Кадсуане или нет, – я повторю, что ты должен, – не премини все-таки последовать моему. Будь крайне осторожен.

Внизу простая подпись – Верин.

Он кисло хмыкнул. Немногие из сестер считают, что клятва подразумевает абсолютное повиновение? Скорее, никто так не считает. Да, они подчиняются. Обычно. Но форма не всегда суть содержание. Вот хотя бы сама Верин. Она предостерегает его, что другие могут сделать нечто такое, что он не одобрит, а сама не говорит ни слова о том, куда направляется и что намеревается там делать. Она боялась, что он не одобрит? Хотя, возможно, это обычная скрытность Айз Седай. Напускать на себя таинственность для сестер также естественно, как дышать.

Когда Ранд передал письмо Кадсуане, левая бровь Зеленой удивленно изогнулась. Наверное, она действительно сильно удивлена, раз так бурно отреагировала. Тем не менее она подняла письмо так, что бы на него падал свет от фонаря.

– Многоликая особа, – выдала, наконец, Кадсуане, возвращая листок, – но здесь она дает тебе хороший совет.

Что она хочет сказать этим? Многоликая? Ранд как раз собирался спросить, когда в дверях вдруг возникли Лойал и Старейшина Хаман. Оба держали на плечах богато украшенные топоры с длинными рукоятями. Заканчивающиеся кисточками уши седого Огир были прижаты, на лице застыло суровое выражение. Уши Лойала подрагивали. От волнения, предположил Ранд. Точно сказать было сложно.

– Надеюсь, мы не помешали? – осведомился Старейшина Хаман. Его уши поднялись торчком, когда он печально оглядел ряд бездыханных тел.

– Нисколько, – откликнулся Ранд, убирая письмо обратно в карман. – Мне жаль, но я не смогу посетить твою свадьбу, Лойал, ведь…

– О, она уже состоялась, Ранд, – ответил Лойал. Он, видимо, был действительно очень взволнован; перебивать не в его привычках. – Моя матушка настояла. Для празднества времени совсем немного, а может, и вообще нет… Это все из-за Пня, мне теперь нужно… – старший Огир положил руку ему на плечо. – Что? – спросил Лойал, глядя на Старейшину. – Ах, да! Конечно. Хорошо. – И он поскреб широкий нос пальцем размером с добрую палку колбасы.

Он не должен о чем-то распространяться? Оказывается, даже у Огир есть тайны. Ранд потрогал письмо, лежащее в кармане. Как и у каждого, впрочем.

– Обещаю тебе, Ранд, – вдруг проговорил Лойал. – Что бы ни случилось, в Тармон Гай’дон я буду рядом с тобой. Что бы ни случилось.

– Мой мальчик, – пробормотал Старейшина Хаман, – не думаю, что тебе следует… – Он затих, покачивая головой, и принялся рокотать что-то себе под нос. Это очень напоминало отдаленный гул землетрясения.

Ранд в три шага пересек разделяющее их расстояние и протянул правую руку. Широко улыбнувшись – а когда дело касалось Огир, то улыбка была действительно очень широкой, – Лойал обхватил ее, так что ладонь Ранда потонула в кулаке Огир. Стоя так близко, Ранд вынужден был задирать голову, чтобы смотреть своему другу в лицо:

– Спасибо, Лойал. Ты не представляешь, сколько это значит для меня. Но ты понадобишься мне еще до этого времени.

– Понадоблюсь… тебе?

– Лойал, я запечатал те Путевые врата, местонахождение которых мне известно: в Кэймлине, Кайриэне, Иллиане и Тире. Я приготовил чрезвычайно неприятную ловушку тому, кто попробует открыть врата у Фал Дара. Но я так и не смог отыскать врат вблизи Фар Мэддинга. Даже когда я точно знаю, что рядом с городом есть врата, я не могу обнаружить их самостоятельно, к тому же есть еще города, которые больше не существуют. Лойал, ты мне нужен, чтобы отыскать все остальные, иначе троллоки получат возможность наводнить любую страну в мгновение ока. Никто даже не заподозрит об их приближении, пока они не появятся в самом сердце Андора или Кайриэна.

Улыбка Лойала погасла. Его уши дрожали, а брови опустились так, что их кончики коснулись щек.

– Я не могу, Ранд, – похоронным голосом прогрохотал он. – Я должен пуститься в путь завтра на рассвете, и не знаю, когда смогу снова выбраться Наружу.

– Я понимаю, Лойал, ты уже долгое время пробыл вне стеддинга, – Ранд попробовал заставить слова звучать мягко, но из этого мало что вышло. Похоже, мягкость осталась в далеком прошлом. – Я поговорю с твоей матерью. Я попробую убедить ее позволить тебе уйти, после того как ты немного отдохнешь.

– Краткого отдыха ему будет недостаточно, – Старейшина Хаман упер рукоять топора в пол и, взявшись руками за верхнюю часть, строго воззрился на Ранда. Огир – народ мирный, но сейчас в этом с легкостью можно было усомниться. – Он провел Снаружи больше пяти лет. Это слишком долгий срок. Ему необходимо отдохнуть в стеддинге как минимум несколько недель. А лучше несколько месяцев.

– Моя мать больше не вправе принимать подобные решения, Ранд. Хотя, если признаться, она пока сама этим очень удивлена. Теперь это право принадлежит Эрит. Моей жене, – его грохочущий голос влил в последнее слово столько гордости, что Рану показалось, Лойал вот-вот лопнет от переполнявших его чувств. Молодожен выпятил грудь, а улыбка расколола его лицо пополам.

– А я даже тебя не поздравил, – посетовал Ранд и хлопнул Огир по плечу. Быть может, эта сердечность и казалась фальшивой даже ему самому, но это было лучшее, на что Ранд был сейчас способен. – Если тебе потребуются месяцы, значит, так надо. Но мне все равно необходим Огир, чтобы отыскать путевые врата. Утром я лично доставлю вас всех в стеддинг Шангтай. Может, мне удастся убедить кого-нибудь взяться за это дело.

Старейшина Хаман хмуро посмотрел на свои руки, сжимающие секиру, и снова принялся бубнить, но так тихо, что различить слова было невозможно, – словно шмель размером с огромного мастиффа жужжит внутри гигантского кувшина, стоящего в соседней комнате. Огир, по всей видимости, спорил сам с собой.

– Это может занять немало времени, – усомнился Лойал. – Ты же знаешь, мы не любим поспешных решений. Я даже не уверен, что сейчас они пустят человека в стеддинг. Это все из-за Пня. Ранд? Если я не смогу вернуться до Последней Битвы… Ты ответишь мне на вопросы о том, что случилось, пока я был в стеддинге, да? Я хочу сказать, мне не придется вытягивать ответы клещами?

– Отвечу, если смогу, – пообещал Ранд.

Если ты сможешь, сердито прорычал Льюс Терин. Ты же согласился, что мы наконец сможем умереть в Тармон Гай’дон. Ты же согласился, безумец!

– Он будет отвечать, ты не нарадуешься, Лойал, – твердо объявила Мин. – Даже если мне придется сесть на него, чтобы он не сбежал.

Узы трепетали от гнева. Кажется, она действительно знает, о чем он думает.

Старейшина Хаман откашлялся:

– Мне кажется, я лучше остальных приспособлен к жизни во внешнем мире. Ну если не считать каменщиков. Хм… Да… На самом деле, видимо, я буду лучшим кандидатом на выполнение этого задания.

– Ха! – бросила Кадсуане. – Похоже, мой мальчик, ты заразил даже Огир.

Ее слова прозвучали строго, но лицо оставалось воплощением самообладания Айз Седай – спокойствие и невозмутимость, скрывающие все, что творилось в глубине ее темных глаз.

Уши Лойала замерли от неожиданности, и он едва не уронил топор, но все же поймал его.

– Вы? А как же Пень, Старейшина Хаман? Великий Пень!

– Полагаю, я могу передать его в твои надежные руки, мой мальчик. Твои слова были просты, но убедительны. Хм… Хм… Вот тебе мой совет: не гонись за красотой. Держись простоты, тогда тебе удастся удивить немало слушателей. Включая и твою матушку.

Вряд ли уши Лойала могли напрячься еще сильнее, но тем не менее так и произошло. Его губы беззвучно шевелились. Оказывается, Лойал должен что-то сказать Пню. Так что же в этом такого секретного?

– Милорд Дракон, лорд Даврам вернулся, – это сказала Элза Пенфелл, которая сопровождала Башира, как раз входившего в амбар. Весьма красивая женщина. Сейчас на ней было темно-зеленое платье для верховой езды. При виде Ранда в ее карих глазах появился лихорадочный блеск. По крайней мере, в ее верности не приходится усомниться. Элза была фанатично предана Ранду.

– Спасибо, Элза, – поблагодарил он. – Тебе лучше вернуться, помочь остальным с очисткой поля. Там конца и края не видно.

Женщина поджала губы и обвела всех присутствующих – от Кадсуане до Огир – ревнивым взглядом, после чего сделала реверанс и удалилась. Да, фанатично – точное слово.

Башир был невысоким стройным мужчиной; сейчас на нем был серый расшитый золотом камзол, а на поясе против меча висел жезл из слоновой кости с набалдашником в виде золотой волчьей головы – жезл Маршала-Генерала Салдэйи. Мешковатые брюки он заправил в отполированные до блеска сапоги, которые сияли даже из-под слоя грязи. Последнее поручение требовало от него скрупулезного соблюдения формальностей и величественного достоинства – и того, и другого Башир мог предоставить в избытке. Даже Шончан уже должны иметь должное представление о его репутации. Седина коснулась его черной шевелюры и пышных усов, которые огибали его рот, наподобие перевернутых рожек. Темные раскосые глаза салдэйца погрустнели, когда он обошел Ранда вразвалку, что сразу выдало в нем человека, проводящего большую часть жизни в седле, и медленно двинулся вдоль скорбного ряда тел, вглядываясь в каждое лицо. Как бы Ранду ни хотелось услышать новости, он дал Баширу время оплакать мертвых.

– Никогда не видел ничего, подобного тому, что творится там, Снаружи, – тихо проговорил Башир, идя мимо падших солдат. – Крупный набег из Запустения – это тысяча троллоков. Чаще всего бывает несколько сотен. Ах, Киркун, ты никогда не прикрывал левый бок должным образом. И, несмотря на это, ты дрался за троих, а то и за четверых, чтобы не попасть к ним в обеденный котел. Там, снаружи… Я подумал, что передо мной предзнаменование Тармон Гай’дон. Маленькая часть Последней Битвы. Давайте надеяться, что Последняя Битва окажется действительно последней. И если мы ее переживем, нам вряд ли захочется участвовать в последующих. А они все равно будут. Одна битва сменяет другую. И, думаю, так будет продолжаться до тех пор, пока весь мир не превратится в Лудильщиков. – Дойдя до конца ряда, он остановился перед мужчиной, чье лицо было рассечено чуть ли не до пышной черной бороды. – Азкана ждало такое блестящее будущее. Хотя то же самое можно сказать и про других павших.

Тяжело вздохнув, он повернулся к Ранду:

– Дочь Девяти Лун встретится с тобой через три дня в поместье на севере Алтары на границе с Андором. – Он дотронулся до камзола на груди. – У меня есть карта. Дочь Девяти Лун уже совсем рядом с назначенным местом, и они заверяют, что он находится вне той территории, которую они контролируют. Когда дело касается секретности, Айз Седай на фоне Шончан могут показаться доверчивыми деревенскими девчушками.

Кадсуане фыркнула.

– Ты думаешь, это ловушка? – Логайн ослабил меч в ножнах, хотя сам вряд ли отдавал себе в этом отчет.

Башир отмахнулся, но тоже ослабил меч:

– Ловушки мне мерещатся повсюду. Но здесь – нет. Верховная леди Сюрот не желала, чтобы я и Манфор общались с кем бы то ни было, помимо нее. Ни с единой душой. Поэтому приставленные к нам слуги оказались немыми, как тогда, когда мы отправились с Лойалом в Эбу Дар.

– Моей служанке, судя по всему, отрезали язык, – с отвращением подтвердил Лойал. Его уши были прижаты к черепу. Костяшки пальцев, сжимавших рукоять топора, побелели. Хаман потрясенно промычал, его уши торчали вверх, словно заборные столбы.

– Алтара только что короновала нового короля, – продолжил Башир, – но во Дворце Таразин все ходят так, словно по полу рассыпана яичная скорлупа, постоянно оглядываются через плечо, причем это касается как Шончан, так и самих алтарцев. Даже Сюрот выглядела так, словно над ней занесен меч.

– Возможно, их пугает Тармон Гай’дон, – возразил Ранд. – Или Возрожденный Дракон. Надо быть осторожнее. Напуганные люди часто делают глупости. Что требуется с нашей стороны, Башир?

Салдэйец извлек из-за пазухи карту и, разворачивая ее, направился к Ранду:

– Шончан подошли к этому очень педантично. Она возьмет с собою шесть сул’дам и дамани и больше никого. – Аливия зашипела, словно разъяренная кошка, и Башир моргнул, перед тем как продолжить. Видимо, он не знал, чего ожидать от освобожденной дамани. – Вы имеете право привести с собою пятерых мужчин, способных направлять. Она будет считать таковым любого мужчину, пришедшего вместе с вами. Но вы можете взять с собой одну женщину, не способную направлять, чтобы уравновесить силы.

Мин внезапно оказалась рядом с Рандом и взяла его под руку.

– Нет, – отрезал он. Он не собирается тащить ее с собой в ловушку.

– Мы еще это обсудим, – пообещала девушка. Узы наполнила упрямая решимость.

Самое ужасное, что только может сказать женщина, если не считать «я убью тебя», подумал Ранд. Внезапно, он похолодел. Это была его мысль или Льюса Тэрина? Безумец где-то на грани сознания тихо хихикнул. Неважно. Через три дня одной заботой станет меньше. Так или иначе.

– Что у нас еще, Башир?

Сняв с глаз влажную повязку, осторожно, чтобы не зацепить волосы ангреалом в виде браслета с кольцами – теперь она носила его и украшения-тер’ангреалы постоянно, разве что не спала в них, – Найнив села на кровати. Когда несчастные люди нуждаются в Исцелении ужасных ран, а у некоторых не хватает запястья или даже целой руки, не время просить исцелить простую головную боль. Но ивовая кора все же делает свое дело. Только гораздо медленнее. Одно из колец с бледно-зеленым камнем как будто мерцало внутренним светом, оно словно пульсировало, но на самом деле оставалось неподвижным. Пульсация была беспорядочной – реакция на то, что снаружи направляют и саидар, и саидин. Хотя кто-то мог направлять и внутри дома. Кадсуане утверждала, что кольцо способно указывать, где конкретно это происходит, только никак не могла объяснить, как это определить. Ха! Ох уж эта Кадсуане и ее предполагаемое всезнание! Найнив очень хотелось высказать ей это в лицо. Нет, Кадсуане вовсе не пугает ее. Нет, конечно. Найнив стоит на ступень выше нее, но ей просто не хотелось нарушать гармонию сложившегося положения вещей. И только поэтому в разговорах с этой женщиной она старается держать язык за зубами.

Комнаты, в которых она жила с Ланом, были довольно просторными, но зато в них повсюду гуляли сквозняки. Рамы не слишком плотно прилегали к оконным проемам, и за время своего существования дом основательно просел, так что порой приходилось подтесывать двери, чтобы те свободно могли закрываться и открываться, отчего везде получались щели, в которых неустанно свистел ветер. Пламя в каменном очаге плясало, словно в костре под открытым небом, трещало и сыпало искрами. Ковер на полу был так затерт, что Найнив затруднялась различить узор, который когда-то его украшал, тем более что его прожгли в таком количестве мест, что сосчитать их не представлялось возможным. Кровать с массивными столбиками по углам и обветшалым балдахином была широкой и крепкой, а вот матрас был набит неровно, и количество перьев, торчащих из подушек, явно превышало количество пуха. Одеяла представляли собой скорее сплошную штопку, чем заштопанное полотно. Но Лан рядом, и это полностью преображало комнаты. Они превращались в настоящий дворец.

Он как раз стоял возле одного из окон, где стоял с тех самых пор, как началось нападение, и теперь, судя по всему, наблюдал за работой, идущей снаружи. Или, возможно, осматривал результаты побоища, которые покрывали всю землю вокруг усадьбы. Лан стоял так неподвижно, что его можно было принять за статую – высокий мужчина в ладно скроенном темно-зеленом камзоле, его плечи достаточно широки, чтобы талия выглядела стройной, а темные волосы до плеч схватывает кожаный шнурок хадори, на висках заметна седина. Его лицо сурово, но все же он прекрасен. В ее глазах он всегда прекрасен, и пусть остальные говорят, что им вздумается. Только лучше пусть держат свое мнение при себе в ее присутствии. И Кадсуане тоже. Кольцо с безупречным сапфиром холодило правую руку Найнив. Лана скорее переполняет гнев, а не враждебность. Она всегда считала, что это кольцо не без изъяна. Полезно знать, что кто-то поблизости излучает злость или враждебность, но это вовсе не значит, что эти эмоции направлены на тебя.

– Мне пора возвращаться на улицу и браться за дело, – сказала она, поднимаясь.

– Еще рано, – откликнулся он, не отворачиваясь от окна. Что бы там ни показывало кольцо, глубокий голос Лана прозвучал спокойно. И совершенно непреклонно. – Морейн всегда говорила, что головная боль свидетельствует о том, что она слишком много направляла. А это опасно.

Рука потянулась к косе прежде, чем Найнив успела справиться с собой и опустить руку вниз. Можно подумать, он знает об этом больше нее! Ну разве что иногда он оказывается прав. Двадцать лет, прожитых в качестве Стража Морейн, научил Лана всему, что мужчина может узнать о саидар.

– Голова прошла. Я в порядке.

– Не раздражайся, милая. До сумерек осталось всего лишь пару часов. Большую часть работы все равно отложат на завтра. – Пальцы его левой руки сжались на эфесе меча, потом разжались и снова сжались. Только рука и двигалась.

Айз Седай поджала губы. Она раздражается? Найнив яростно расправила юбку. Она вовсе не раздражается! Лан редко пользовался своим право руководить ею наедине – да будь проклят Морской Народ, придумавший такое правило! – но когда пользовался, то спорить с ним было невозможно. Конечно, она все равно может уйти. Он не станет удерживать ее силой. Найнив была в этом уверена. Абсолютно уверена. Просто она не собирается никоим образом нарушать их брачные клятвы. Даже когда так хочется пнуть любимого мужа в голень.

Пнув вместо этого юбку, она подошла к Лану; ее ладонь скользнула ему под локоть. Его руки на ощупь были твердыми, словно камень. Точнее, твердыми были мышцы – что очень даже чудесно, – но они были напряжены, словно Лан поднимал огромную тяжесть. Свет, как бы ей хотелось, чтобы их связывали узы, чтобы она сейчас могла понять, что же его так беспокоит. Ох, доберется она до Мирелле… Нет, лучше не думать об этой потаскушке! Эти Зеленые! Им просто нельзя доверять мужчин!

Снаружи, невдалеке от дома Найнив увидела пару Аша’манов, одетых в черное, и связанных с ними узами Сестер. Она старалась избегать их компании, насколько это было возможно, – Аша’манов по очевидной причине, а Сестер, поскольку они поддерживали Элайду? – И все же невозможно постоянно находиться с людьми в одном особняке, пусть даже в таком огромном и беспорядочном, как усадьба Алгарина, и не начать узнавать всех в лицо. Кайриэнец Арел Малевин в плечах казался шире, чем на самом деле, потому что ростом едва доходил Лану до груди. Тайренец Донало Сандомер, с выстриженной клинышком и умасленной бородкой, носил в левом ухе серьгу с гранатом, однако у Найнив были сильные сомнения насчет того, что эта морщинистая, грубая кожа может принадлежать дворянину. Малевин привязал к себе узами Айслинг Нун – Зеленую сестру с жестким взглядом, пересыпавшую свою речь такими ругательствами из словаря Порубежья, что даже Лан порой морщился. Найнив пробовала выяснить, что же они означают, но Лан наотрез отказался отвечать. Пленницей Сандомера была Аяко Норсони, миниатюрная Белая, с волнистыми черными волосами до талии, почти такая же смуглая, как доманийка. Она казалась застенчивой, что среди Айз Седай можно считать редкостью. На плечах обеих женщин лежали шали с бахромой. Пленницы почти всегда носили их, словно бросая вызов окружающим. И тем не менее очень даже неплохо ладили со своими мужчинами. Частенько Найнив видела, как они непринужденно беседуют, что едва ли стали бы делать гордые пленницы. И поэтому она подозревала, что Логайн и Габрелле были не единственными, кто делил постель друг с другом, не обременяя себя брачными обетами. Какой стыд!

И тут под окном расцвело пламя: шесть вспышек охватили мертвые тела троллоков перед Малевином и Айслинг, семь – перед Сандомером и Аяко. Найнив даже пришлось прищуриться от ослепительного света. Все равно что посмотреть на тринадцать полуденных солнц, сияющих в безоблачном небе. Аша’маны и Айз Седай находились в соединении. Найнив видела, как движутся потоки саидар – размеренно, словно их силой заставляют двигаться в определенное место, а не мирно направляют туда. Точнее сказать, мужчины старались вынудить саидар действовать согласно их воле. Однако с женской половиной Силы это никогда не срабатывало до конца. Был задействован только Огонь, но он горел куда более яростно, чем если бы его направила Айз Седай. К нему примешивался саидин, этот убийственный хаос. То немногое, что она запомнила из соединения с Рандом, отбивало у Найнив всякое желание вообще приближаться к этому. Через считанные минуты пламя исчезло, оставив после себя только гору сероватого пепла на иссушенной и потрескавшейся земле. Вряд ли это идет почве на пользу.

– Лан, сомневаюсь, что ты находишь это зрелище очень увлекательным. О чем ты думаешь?

– Да так, всякие пустые мысли, – отозвался тот. Рука по-прежнему напоминала камень. Затем снова полыхнули огни.

– Раздели их со мной, – она умудрилась вложить в это просительную интонацию. Лана явно забавляли данные ими клятвы, но он напрочь отказывался следовать малейшим ее указаниям, стоило им очутиться наедине. Но просьбы он всегда исполнял беспрекословно. По большей части. Этот мужчина просто не станет чистить сапоги, до тех пор пока грязь не начнет отслаиваться кусками, если она прикажет ему не следить на полу.

– Ну, они не из приятных, но раз ты так настаиваешь. Мурдаалы и троллоки наводят меня на размышления о Тармон Гай’дон.

– И правда, мысли не из приятных.

Не отводя глаз от окна, Лан кивнул. По его лицу сложно было прочесть хоть что-нибудь, – даже Айз Седай могут поучиться у него скрывать эмоции, – но в голосе проступали гневные нотки:

– Близится Тармон Гай’дон, Найнив, а ал’Тор, судя по всему, завяз в своих танцах с Шончан. Пока мы тут простаиваем, Отродья Тени вполне могут уже двигаться через Запустение, через… – его губы резко сжались. Через Малкир – он едва не произнес это, – через погибший Малкир, его павшую родину. Найнив ни капли не сомневалась, что именно это он и хотел сказать. Лан продолжил так, будто никакой паузы и не было. – Они могут ворваться в Шайнар, заполонить все Порубежье уже на следующей неделе или даже завтра. А ал’Тор продолжает плести свои шуры-муры с Шончан. Он должен отправить кого-то, кто сможет убедить короля Изара и остальных нести дозор в Запустении. Он должен собрать все силы, которые только способен собрать, и перебросить их к Запустению. Последняя Битва состоится там. Там, и у Шайол Гул. Война – там.

Найнив охватила неизбывная печаль, но все же она сумела сдержаться, и ее голос прозвучал ровно:

– Значит, ты должен вернуться, – проговорила она спокойно.

Лан наконец-то повернулся и посмотрел вниз, на нее. В его голубых глазах таился холод. Теперь в них было меньше смерти, чем раньше, в этом не может быть и сомнений, но холод остался.

– Мое место – рядом с тобой, сердце моего сердца. Сейчас и навеки.

Найнив собрала всю свою храбрость и цеплялась за нее так крепко, что это причиняло настоящую физическую боль. Она хотела, чтобы слова выплеснулись быстро, прежде чем ее храбрость растает, но все-таки вынудила себя говорить спокойно и даже размеренно:

– Ты говорил, в Порубежье есть такая поговорка: смерть легче перышка, долг тяжелее горы. Мой долг – быть здесь и следить за тем, чтобы Аливия не убила Ранда. Но тебя я доставлю в Порубежье. Твой долг – там. Хочешь отправиться в Шайнар? Ты упомянул короля Изара и Шайнар. И это недалеко от Малкир.

Лан долго смотрел на нее с высоты своего роста, но потом тихо вздохнул, и напряженность покинула его руку:

– Ты уверена, Найнив? Если уверена, то да, лучше в Шайнар. Во время Троллоковых войн Тень использовала Тарвиново Ущелье для того, чтобы провести армии троллоков, так же как и несколько лет назад, когда мы искали Око Мира. Но только, если ты полностью уверена.

Нет, она не уверена! Ей хотелось расплакаться, закричать ему, что он дурак, что его предназначение быть рядом с нею, а не умирать в бессмысленной личной войне с Тенью. Но она не должна говорить ничего такого. Есть узы, нет их – Найнив отчетливо чувствовала, что Лан разрывается надвое. Разрывается между любовью к ней и своим долгом. Разрывается и истекает кровью, как если бы ему нанесли удар мечом. Она не станет наносить ему новых ран. Она может помочь ему выжить.

– Стала бы я предлагать, если бы не была уверена? – сухо ответила она, сама удивившись, как спокойно это прозвучало. – Я не хочу отсылать тебя прочь, но у тебя свой долг, а у меня – свой.

Лан обнял Найнив и прижал к груди. Сначала нежно, потом сильнее, пока ей не стало казаться, что он сейчас выжмет весь воздух из ее легких. Но ей было все равно. Она обняла его в ответ, также безумно, и потом ей никак не хотелось размыкать руки за его широкой спиной. Свет, она сейчас разрыдается. Но нельзя.

Пока он паковал свои седельные сумки, Найнив быстро переоделась в шелковое зеленое платье для верховой езды с желтыми вставками. Сунув ноги в крепкие кожаные башмаки, она выскользнула из покоев прежде, чем Лан закончил сборы. Библиотека Алгарина представляла собой просторную квадратную комнату с высоким потолком, уставленную рядами книжных полок. Полдюжины расставленных тут и там кресел с подушками, длинный стол и высокая стойка для карт составляли всю мебель. Каменный очаг был холоден, а железные светильники стояли незажженными, но Найнив быстро коснулась прядью Огня трех из них. Она поспешно отыскала необходимые ей карты в одной из ячеек стойки, формой напоминающей бриллиант. Карты оказались такими же древними, как и большинство книг, но за последние двести—триста лет вряд ли ландшафт сильно изменился.

Когда Найнив вернулась в комнату, Лан стоял посреди гостиной, перекинув седельные сумки через плечо, на нем был меняющий цвет плащ Стража. Лицо мужа напоминало каменную маску. Найнив только набросила собственный плащ из голубого шелка, отделанного бархатом, и они молча вышли на улицу – ее правая рука лежала на его левом запястье – и направились к плохо освещенным стойлам, где находились их лошади. Воздух здесь пах сеном, лошадями и навозом, как обычно в конюшнях.

Худой лысеющий конюх, чей нос явно неоднократно ломали, тяжко вздохнул, когда Лан приказал ему седлать Мандарба и Любовницу. Седая служанка занялась плотной бурой кобылой Найнив, пока трое пожилых мужчин пытались надеть на высокого вороного жеребца Лана седло и вывести его из стойла.

– Я хочу, чтобы ты мне пообещал кое-что, – тихо сказала Найнив, пока они ждали. Мандарб выписывал круги по стойлу, так что толстому конюху, пытавшемуся накинуть седло ему на спину, приходилось бежать следом. – Поклялся. Именно поклялся, Лан Мадрагоран. Ведь мы больше не наедине.

– И в чем же я должен поклясться? – осведомился он с опаской. Лысеющий конюх призвал на помощь двоих.

– В том, что прежде, чем отправиться в Запустение, ты заедешь в Фал Моран. И если кто-то изъявит желание поехать с тобой, ты позволишь ему.

Губы Лана тронула грустная полуулыбка:

– Я всегда отказывался вести кого бы то ни было в Запустение, Найнив. Было время, когда люди следовали за мной, но я не буду…

– Если люди следовали за тобой прежде, – перебила его она, – то ничто не мешает им снова пойти за тобой. Клянись или, честное слово, тебе придется добираться до Шайнара верхом.

Женщина уже затягивала подпругу Любовницы, а трое мужчин все еще воевали с жеребцом, пытаясь закинуть на спину Мандарбу седло и не дать ему скинуть потник.

– Где на юге Шайнара ты собираешься меня оставить? – спросил Лан. Но когда Найнив ничего не ответила, он кивнул. – Хорошо, Найнив. Раз уж ты так этого хочешь. Клянусь тебе под Светом и моей надеждой на возрождение и спасение.

Найнив с трудом удержалась от вздоха облегчения. Она все уладила, не прибегая ко лжи. Она старалась действовать так, как требовала Эгвейн, и придерживаться Трех Клятв, словно уже принесла их на Клятвенном Жезле. Но очень трудно справиться с мужем, если не можешь лгать, даже когда это совершенно необходимо.

– Поцелуй меня, – попросила она и поспешно добавила: – Это не приказ. Я просто хочу поцеловать своего мужа.

Прощальный поцелуй. Потом у них не будет времени.

– При всех? – засмеялся он. – Ты всегда была так застенчива.

Служанка почти закончила седлать Любовницу, а один из конюхов как мог держал Мандарба, в то время как двое других торопливо застегивали подпругу.

– Они все слишком заняты и ничего не заметят. Поцелуй меня. Или я начну думать, что это ты… – Губы Лана не дали ей договорить. Ноги подогнулись.

Немного позже Найнив восстанавливала дыхание, положив голову на широкую грудь мужа, а Лан гладил ее волосы.

– Быть может, в Шайнаре нам удастся провести ночь вместе, – ласково шепнул он. – Пройдет какое-то время, пока мы снова окажемся подле друг друга и я начну скучать по царапинам на спине.

Краска прилила к лицу, и Найнив отпихнула мужа. Конюхи уже закончили работу и тщательнейшим образом рассматривали застланный соломой пол. Но все равно они слишком близко и могут все слышать!

– Не думаю. – Она гордилась тем, что ей удалось ответить спокойно. – Не хочу надолго оставлять Ранда наедине с Аливией.

– Он доверяет ей, Найнив. Мне непонятно почему, но это так. И только это имеет значение.

Она хмыкнула. Будто мужчина знает, что ему хорошо, а что плохо.

Ее дородная кобыла тревожно заржала, когда они ехали мимо мертвых троллоков к клочку земли, расположенному невдалеке от конюшен, который Найнив знала достаточно хорошо, чтобы сплести врата. Мандарб, тренированный боевой конь, никак не отреагировал на кровь, вонь и гигантские трупы. Теперь черный жеребец казался таким же спокойным, как и его всадник, ведь верхом на нем сидел именно Лан. Ничего удивительного. На нее Лан оказывал такой же мощный успокаивающий эффект. Обычно. Иногда все было с точностью до наоборот. Лучше бы им все-таки удалось провести еще одну ночь вместе. Кровь снова прилила к щекам.

Спешившись, Найнив обняла саидар, не обращаясь за помощью к ангреалу, и сплела врата, размеров которых было достаточно, чтобы она вместе с Любовницей смогла пройти на луг, усыпанный купами буков и других деревьев, названия которых Найнив были неизвестны. Золотой шар солнца лишь немного отошел от зенита, но воздух был определенно прохладнее, чем в Тире. Она даже закуталась в плащ. К востоку, северу и югу вздымались горы, чьи заснеженные вершины касались облаков. Как только Лан прошел через портал, Найнив позволила плетению рассеяться и тут же свила вторые врата, побольше. Она уселась в седло и плотнее запахнула плащ.

Лан сделал несколько шагов на запад, ведя Мандарба под уздцы, и удивленно остановился. В двадцати шагах перед ним земля внезапно обрывалась скалой, а внизу до самого горизонта простирался океан.

– Что бы это значило? – изумленно повернулся он к жене. – Это не Шайнар. Это Край Мира в Салдэйе. Самое отдаленное от Шайнара место в Порубежье.

– Я сказала тебе, Лан, что доставлю тебя в Порубежье, и сдержала слово. Помни о своей клятве, сердце мое, потому что я о ней, само собой, не забуду.

С этими словами она всадила пятки в бока кобылы и направила лошадь в разверстые врата. Она слышала, как Лан крикнул ее имя, но позволил вратам захлопнуться за собой. Она даст ему шанс выжить.

С полудня прошло всего лишь пару часов, и в общем зале Копья Королевы было занято менее полудюжины столиков. За столами расположились хорошо одетые мужчины и женщины, за спинами которых стояли приказчики и телохранители; все они пришли сюда, чтобы продавать и покупать ледяной перец, обильно произраставший у подножья обращенных к морю склонов Баниканских гор, известных в Салдэйе как Морская Стена. Вейлин Алдрагоран перцем не интересовался. Морская Стена давала и другой урожай, куда богаче.

– Это моя последняя цена, – объявил он, махнув рукой над столом. Его пальцы были унизаны перстнями. Камни были не особенно велики, но всех их отличало превосходное качество. Продавец драгоценных камней обязан рекламировать свой товар. Он торговал и другими вещами – мехами, редким деревом для краснодеревщиков, оружием и доспехами тонкой работы и всем, что сулило хорошую прибыль, однако драгоценные камни составляли основную часть его доходов. Изумруды, огневики, сапфиры и, конечно же, алмазы. Те несколько, что лежали сейчас перед ним, были достаточно крупными, чтобы заинтересовать даже правителей, все как на подбор. Все чисты и безупречны. Молва о чистоте камней Вейлина шла по всему Порубежью. – Соглашайтесь или согласится кто-нибудь другой.

Младший из двух темноглазых иллианцев, сидевших напротив него, гладко выбритый тип по имени Павил Геранеос, злобно открыл рот, но старший, Джеорг Даментанис, чья тронутая сединой бородка едва не тряслась, положил пухлую ладонь поверх руки компаньона и посмотрел на него взглядом, полным страха. Алдрагоран счел нужным прятать улыбку, обнажив редкие зубы.

Он был еще совсем мал, когда троллоки наводнили Малкир, и едва ли помнил ту землю – и теперь задумывался о ней нечасто. И пусть та страна давно мертва и разорена – сейчас он радовался, что позволил своим дядьям вручить ему хадори. За соседним столом Манаган тягался в мощности глоток со смуглой тайренкой в кружевном гофрированном воротнике, в ушах которой покачивались весьма низкопробные гранаты. Эти двое практически заглушили мелодию, которую молоточками выводила на цимбалах девица, стоявшая на низком помосте возле одного из высоких каменных каминов. Так вот этот худой молодой человек – так же как и Горенеллин, ровесник Алдрагорана, – отказался от хадори.

Горенеллин яростно торговался с парой темнокожих алтарцев, один из которых носил в левом ухе неплохой рубин, и на лбу у купца даже выступил пот. А вот на мужчину вроде Алдрагорана, у которого есть при себе меч и хадори, никто кричать не посмеет и не станет заставлять его потеть. Такие люди обладают репутацией персонажей, склонных к внезапному и непредсказуемому насилию. И хотя ему редко доводилось пускать свисавший с бедра меч в дело, окружающие знали, что в любой момент он готов им воспользоваться.

– Я согласен, мастер Алдрагоран, – выпалил Даментанис, искоса поглядывая на своего компаньона. Геранеос этого не заметил и продемонстрировал зубы в том, что, как он, вероятно, надеялся, Алдрагоран примет за улыбку. Алдрагоран спустил ему это с рук. В конце концов, он торговец. Репутация хорошая штука, если увеличивает твой вес во время торга, но только дурак станет лезть в драку.

Приказчик иллианцев, седеющий худосочный малый, тоже иллианец, отпер укрепленный железными полосами сундук для хранения денег. Все это происходило под пристальным наблюдением двух телохранителей – здоровяков со странными бородками, оставлявшими выбритой верхнюю губу, и одетых в кожаные куртки с нашитыми на них стальными дисками. У каждого на поясе висели меч и крепкая дубинка. За спиной Алдрагорана стоял его собственный приказчик, салдэйец весьма мрачной наружности, однако не умеющий отличить одного конца меча от другого. Алдрагоран никогда не пользовался услугами телохранителей. Иногда он для верности нанимал охранников, но не телохранителей. Что еще добавляло ему репутации. Он просто не испытывал в них нужды.

Даментанис сделал передаточную надпись на двух грамотах о предоставлении денег и передал три кожаных кошеля, набитых золотом. Алдрагоран пересчитал монеты, но не стал их взвешивать; какие-то из этих крон десяти различных государств наверняка окажутся чуть легче остальных, но это неизбежные потери. Иллианцы бережно собрали камни, разложив их по замшевым мешочкам, и отправили их в сундук. Он предложил им еще вина, но пышнотелый мужчина лишь вежливо отказался, и они удалились; телохранители несли окованный железом сундук вдвоем.

Как они с такой ношей собираются кого-то защищать – не совсем понятно. Кайакун не тот город, которым правит беззаконие, но в последнее время повсюду развелось больше разбойников, больше убийц, больше поджигателей, больше разнообразных преступников, не говоря о всяких безумствах, о которых нормальному человеку и думать не следует. Теперь пусть иллианцы сами заботятся о камнях.

Рутан открыл сундук для денег Алдрагорана – снаружи ждала пара носильщиков, готовых в любой момент унести его, – но купец сидел и рассматривал бумаги и кошели. В полтора раза больше, чем он рассчитывал. И не важно, есть ли в кошелях легкие монеты из Алтары и Муранди или нет, все равно в полтора раза больше. Нынешний год обещает стать самым прибыльным. Нужно сказать спасибо Геранеосу за то, что дал волю своему гневу. Даментанис после этого побоялся торговаться дальше. Чудесная вещь – репутация.

– Мастер Алдрагоран? – уточнила женщина, склоняясь над столом. – Мне сказали, что вы – торговец, ведущий широкую переписку голубиной почтой.

Сначала он обратил внимание на ее драгоценности. По долгу службы. Тонкий золотой пояс и богатое ожерелье украшали очень качественные рубины, такие же красовались на ее браслетах, вперемежку с бледно-зелеными и голубыми камнями, которые он не смог узнать и счел ничего не стоящими. Золотой браслет на ее левом запястье, удивительно соединявшийся плоскими цепочками с четырьмя кольцами на пальцах и испещренный замысловатой гравировкой, оказался без камней, но зато два других браслета были усеяны восхитительными сапфирами и множеством тех же непонятных зеленых камней. На двух кольцах на ее правой руке тоже поблескивали зеленые камни, но зато на двух других переливались просто изумительные сапфиры. Просто изумительные. А потом он вдруг заметил, что на этой же руке у нее было еще одно кольцо, пятое, надетое на тот же палец, что и одно из двух, со странными камнями. Золотая змея, ухватившая зубами собственный хвост.

Взгляд Вейлина скользнул вверх, к лицу женщины, и там его поджидала вторая неожиданность. Лицо, обрамленное капюшоном дорожного плаща, было очень молодо. Однако женщина носила это кольцо, и едва ли сыщется кто-нибудь настолько глупый, чтобы носить его, не имея на то права. Ему уже доводилось встречаться с молодыми Айз Седай два или три раза. И сейчас его поразил вовсе не ее возраст. А ки’сайн у нее на лбу, красная точка, обозначавшая замужнюю женщину. Она не похожа на Малкири. И говорит она не так, как Малкири. Большинство молодых людей в округе разговаривало с салдэйским, кандорским, арафельским или шайнарским акцентом, сам он – с салдэйским. Однако ее речь вообще не имела никакого отношения к говорам Порубежья. К тому же он никак не мог припомнить, чтобы хоть одна девушка-Малкири отправлялась в Белую Башню. Башня оставила Малкир в час нужды, и Малкири отвратились от нее. Тем не менее Алдрагоран спешно поднялся. Быть любезным с Айз Седай всегда мудро. В ее темных глазах затаился огонь. Да. Быть любезным определенно мудро.

– Чем могу служить, Айз Седай? Желаете, чтобы я отправил с голубем ваше сообщение? Для меня это великое удовольствие.

Не менее мудро оказать Айз Седай любую услугу, о которой она попросит. И голубь – весьма скромная услуга.

– Сообщение каждому торговцу, с которым вы поддерживаете связь. Грядет Тармон Гай’дон.

Он нервно пожал плечами:

– Это меня не касается, Айз Седай. Я простой торговец. – Она просит много голубей. Он поддерживает связь с купцами вплоть до самого Шайнара. – Но я отправлю ваше сообщение.

Он сдержит свое обещание, сколько бы птиц не потребовалось. Только полные кретины не держат данного Айз Седай обещания. Кроме того, ему хотелось поскорее избавиться и от нее, и от ее разговоров о Последней Битве.

– Вы узнаете это? – спросила она, вытаскивая кожаный шнурок из выреза своего платья.

У Вейлина перехватило дыхание. Он протянул руку, чтобы коснуться пальцем тяжелого золотого кольца-печати, висевшего на шнурке. Прикоснуться к летящему золотому журавлю. Как оно оказалось у нее? Во имя Света, как?

– Да, я узнаю его, – его голос внезапно охрип.

– Меня зовут Найнив ти ал’Мира Мандрагоран. Вот сообщение, которое я хочу отправить. Мой муж держит путь от Края Мира к Тарвинову Ущелью, навстречу Тармон Гай’дон. Продолжит ли он этот путь один?

Алдрагорана трясло. Он не знал, смеяться или плакать. Должно быть и то и другое. Она – его жена?

– Я отправлю ваше сообщение, Моя госпожа, но меня это никак не касается. Я – купец. Малкир мертв. Мертв, говорю вам!

Огонь в ее глазах разгорелся ярче, она стиснула рукой свою длинную толстую косу:

– Однажды Лан сказал мне, что Малкир жив до тех пор, пока хотя бы один мужчина носит хадори как символ обета, что он будет биться с Тенью. Пока хотя бы одна женщина носит ки’сайн, как символ обета, она пошлет своих сыновей на битву с Тенью. Я ношу ки’сайн, мастер Алдрагоран. Мой муж носит хадори. И вы тоже. Отправится ли Лан Мандрагоран на Последнюю Битву один?

Он засмеялся, его тело сотрясалось до самого нутра. И одновременно он чувствовал, как по щекам катятся слезы. Это безумие! Полнейшее безумие! Но он ничего не мог с собой поделать.

– Нет, он не отправится туда один, Моя госпожа. Я не могу поручиться ни за кого больше, но, клянусь Светом и моей надеждой на спасение и перерождение, ему не придется держать путь туда одному!

Мгновение она внимательно изучала его лицо, а затем удовлетворенно кивнула и развернулась. Он протянул руку ей вслед:

– Дозволено ли мне предложить вам вина, Моя госпожа? Моя жена была бы счастлива встретиться с вами.

Алида – уроженка Салдэйи, но она, несомненно, захочет увидеть жену Некоронованного Короля.

– Благодарю, мастер Алдрагоран, но мне предстоит сегодня посетить еще несколько городов, и я должна вернуться в Тир к ночи.

Он изумленно моргал ей вслед, а она заскользила к дверям, кутаясь в свой плащ. Ей предстоит сегодня посетить еще несколько городов, и она должна вернуться в Тир к ночи? Айз Седай воистину способны на чудеса!

В общей зале повисла тишина. Во время разговора торговец и Айз Седай не старались приглушить голоса, так что теперь даже девушка за цимбалами прекратила постукивать своими молоточками. Все смотрели на него. Большинство чужестранцев буквально разинуло рты.

– Что ж, Манаган, Горенеллин! – провозгласил Алдрагоран, – вы еще не забыли, кто вы есть на самом деле? Не забыли свою кровь? Кто отправится со мной к Тарвинову Ущелью?

На миг ему показалось, что ответа не последует. Но затем поднялся Горенеллин, его глаза блестели от слез:

– Золотой Журавль летит навстречу Тармон Гай’дон, – тихо проговорил он.

– Золотой Журавль летит навстречу Тармон Гай’дон! – вскричал Манаган, так резко вскочив на ноги, что стул оказался на полу.

Смеясь, Алдрагоран подбежал к ним, и все трое хором заорали во всю мощь своих глоток:

– Золотой Журавль летит навстречу Тармон Гай’дон!