45
— А подробней? — спросил Павел, когда майор один за другим отправил в глотку два стакана крепленого вина.
— Подробностей хочешь? — усмехнулся майор, — Подробности я как раз у тебя хотел узнать. Ты же у нас на переднем крае.
— Не понял, — выпрямился Павел.
— Ты только не дергайся попусту, — вздохнул майор, — Ты ведь, наверное, подумал, что свихнулся? Еще бы! Твари, внешне похожие на людей! Типы, которые исчезают! Я бы уж точно подумал, что свихнулся. Однажды и подумал так. Хотя кто его знает — может быть, и свихнулся… Но проблесками, — майор с кривой усмешкой постучал себя по лысому черепу, — я пока еще соображаю.
— Подождите… — хлопнул ладонью по столу Павел, — Что за война? Кто с кем воюет? Что за карантин? Почему на всей Земле?
— А ты хочешь сказать, что можно было бы ограничиться карантином в Москве и окрестностях? — поднял брови майор, — Нет, пока что вся эта хрень и в самом деле вокруг Москвы вьется, но карантин объявляется по всей планете. И не правительством, приятель, и даже не ООН. Эти все структурки не в курсе, поверь мне. Они в лучшем случае отметят где-то, что был такой странный тип — Паша Шермер, — странно жил и странно погиб. Шучу я. Карантин по всей планетке, а аномалия лечится по месту. Экстренными мерами!
— Аномалия — это я? — понял Павел. — А экстренные меры — убийства и взрывы? Карантин, насколько я понимаю, при болезни объявляется? Так что же, выходит, я и есть эта самая болезнь?
— Да что ты все про себя-то? — Майор достал сигарету. — О людях бы лучше подумал. Я ж тебе сказал — война. А война такое дело… Ты раньше времени-то в истерику не впадай. Попал, как кур в ощип, ну так не ощипали же еще?
— Кто с кем воюет? — громко прошептал Павел. — На чьей стороне вы, Томка? На чьей стороне эти?..
— На чьей стороне… — повторил последнее слово майор, — Какая разница, на чьей стороне воевать? Главное — за что. Ладно, слушай сюда. Ты кое на что годным оказался, хотя и не ожидал я от тебя прыти, однако вон тор сумел у жнеца отнять — не было такого еще пока, ну да ладно. Не перебивай, слушай. Скажем так, есть две стороны. Одна — как раз те, что тебя пасли. Другая — я, Томка, жнецы, что на тебя нападали. Да, нападали, дорогой. А что ж им делать, если от тебя фон порой идет, как от нечисти? Работа у них такая — нечисть давить. Не зашибли тебя — радуйся и не обижайся. Те, что тебя пасли, — не люди. Но ты ведь и сам это разглядел? Но маскируются они под людей. Классно маскируются. Тор их не распознает. Хотя и жжет. Но жжет только подраненных или мертвых, так-то они стойкие. Хотя черт их знает. Так вот, они должны быть уничтожены. Чтобы их не было. Земля — для землян. Они — как зараза. Поэтому — карантин. Понятнее стало?
— Откуда они? — прошептал Павел.
— Издалека, — пожал плечами майор. — Не будем уточнять, но издалека. Отсюда не видать. Я и сам не все знаю. Но враг серьезный. Умный. Попробуй вот смени личину… Можешь и не пытаться. А они… Сегодня вот в конторе засели, а завтра и в Кремль заберутся. Что? Не следовало объявлять карантин?
— А что им здесь нужно? — не понял Павел.
— Ты, — жестко сказал майор. — В конкретном случае — ты. А других случаев я и не упомню. Но ты не сам по себе, а как сын своего папеньки. Тут ты угадал. Уж не знаю что и как, не мое дело, но то ли натворил он что, то ли украл, но ищут они что-то. Ищут, копаются, изобретают… разное. Ты оглянись назад-то! Где твой дом? Где твоя квартира? Где твои родные? Ни о чем не говорит?
— Но у меня ничего нет! — прошептал Павел. — И не было! Чего им надо?
— Да ты сам можешь не знать, есть у тебя что или нет! — ударил кулаком по столу майор.
— А этот… в сером костюме? — спросил Павел. — Который исчезает? Жнец? Как это делается?
— Как тебе сказать, — нахмурился майор. — Он ведь не один такой, хотя тот, у которого ты тор отнял, вряд ли скоро появится: не приветствуется ротозейство. Жнец, конечно, не исчезает никуда. Его с самого начала нет. Он как агент высокого класса. Как самолет-беспилотник. Сидит где-то в тайной конторке среди таких же, дежурит, смотрит на экран, ждет, как пеленг выдаст сигнал о нечисти. Потом надевает на голову колпак, и вот уже его картинка, да еще с некоторой долей твердости, появляется там, где надо. И делает то, что надо. Служба! Хотя и не всегда удобно так, но для таких случаев, когда неудобно, есть, к примеру, я. Может, и еще кто. Но у серого, как ты говоришь, есть и преимущества. Стрельнешь в такого, ножом пырнешь — он, конечно, почувствует, но по-любому отделается синяком. Сбросит с головы колпак да пойдет зеленкой мазаться. А вот если в нас с тобой пуля попадет…
— А этот… тор? — не понял Павел. — Как он передается?
— Ты меня о тонкостях не спрашивай, — поморщился майор, — Передается как-то. Он же не живой! Мне-то передали в свое время. Или думаешь, что я в оружейку за ним ходил? Я про телевизоры-то перестал понимать, когда они плоскими стали, а ты про «как оно передается». Еще спроси, от чего тор заряжается. Да хрен его знает! От чего-то! От магнитного поля, от ветра, от утреннего перегара. Работает — пользуйся! Я про себя знаю, что я реален, и знаю, что и я жнец, пусть и низшего разряда, можно сказать, вольнонаемный.
— Почему жнец? — не понял Павел.
— Потому что жну, — отрезал майор. — Как твоего якобы дядю, к примеру! Вот этими руками машину его с колодок спихнул. Не было у меня тогда еще тора.
— Так вы, выходит, тоже меня пасли? — прохрипел пересохшим голосом Павел. — А Томка?
— Томка? — переспросил майор и поморщился как от боли. — Томка — умница, но баба. Со всеми вытекающими. Оттого и страдает. Должна была присмотреть за тобой, разобраться, как так, вроде обычный человек, а порой звенишь на пеленге, словно пакость какая! Я так думаю, что папка твой тоже вроде обычного человека был, может быть, даже вольнонаемный у этих… чужаков, как я, но с другой стороны. Короче, когда кого-то пасет враг, невольно и сам пасти будешь. Просто так ничего не делается. Пасут — значит, будут доить. И чего они надоят, надо посмотреть.
— И что же, посмотрели? — процедил сквозь зубы Павел. — Все уже выдоили! Ничего не осталось!
— Посмотрели, — кивнул майор. — Томка посмотрела. Присохла к тебе, как дура! Чего только нашла? Черт бы с ним, пусть даже замуж вышла. Работа есть работа. Так ведь влюбилась. Да еще и понесла. А теперь скажи мне, что с ней сделает наша контора, если тебя эта контора пыталась убить без разговоров? Как пеленговала после карантина, так и била, покуда ты тумблер в башке у себя отщелкивать не научился.
— Выходит, что ей угрожает ваша же контора? — прошептал Павел. — Тогда чем она лучше чужаков? Не знаю, что это за контора, но мне она не нравится. Насчет отца не скажу, а мать убила она. И дядя вроде точно фальшивым был, однако растил меня пять лет, и я ревел, когда хоронил его. И его контора убила вашими руками без разговоров. И тренер мой тоже был чужаком, однако научил меня многому, и его контора убила. И Томка, кстати, какому-то конторскому языку меня обучала, ребенка от меня понесла, деньжат подкинула, одежду! По всему выходит, что и ее контора теперь убить должна? Что же это за контора такая? Чем хоть она от чужой конторы отличается? Ладно, карантин мне вроде понятен, хотя и не до конца: мясник этот и взрывы вокруг меня как-то не вписываются в картинку. Однако же и другой вопрос есть: те, кто Москву от этих оливковых и скуластых чистит, они сами-то какие на просвет?
— А какие бы ни были, — помрачнел майор. — Я и сам мало чего знаю, да и то, что знаю, не все сказать могу. Или ты думаешь, что хоть одна служба хоть в одном государстве в белых перчатках ходит? Не лезь в дебри. Убирают нечисть — и ладно. Эти чужаки — так, эпизод. И без них работки хватает. Ты и представить себе не можешь, сколько вокруг нас всплывает время от времени разной дряни. Вот! — Майор щелкнул тором, повел им перед собой, — Всегда наготове: чуть запищало — иди и разбирайся. Работа такая! А насчет твоей матери — дело тут особое. Никто ее убивать не пытался. Я тогда еще не при делах был, но, насколько понял, тебя хотели убить. Поверь, парень, в этой работе никто не смотрит — ребенок перед ним, баба или старушка… с костяной ногой. Будешь чикаться — долго не проживешь. Я нагляделся. Но на тебя тогда вроде как серьезный жнец вышел. Вышел, да не вышло у него ничего. Тор-то сам по себе на обычных людей не действует. Ничего с твоей матерью не должно было произойти. Это ты ее убил, парень. Уж не знаю, что ты сотворил, безвольно или намеренно, хотя что там говорить, младенцем еще был, но мать убил ты.
— Конечно, я, — кивнул Павел. — Тем и виноват, что пуля от крепкого лба отскочила да родного человека подсекла. А тот, кто стрелял, ни при чем. Он же рикошета не планировал.
— Думай как хочешь, — отрезал майор. — Только карантин после того случая с Земли сняли. Из-за одного тебя. Может, потому и таких, как я, стали нанимать.
— Чтобы приставить ко мне, — понял Павел. — А потом карантин решили возобновить. Интересно почему? Не для того ли, чтобы начать взрывать и крушить все вокруг меня? Не для того ли, чтобы начать резать? Что, опыт решили провести? Загнать меня в угол и посмотреть? чего это вдруг? Даже сигнал продумали: «Отбываю на два дня!» Так пять дней уже прошло! Вернулись? А Томка?
— Если бы я передал, что отбываю на один день, ничего бы не было, — процедил майор, — Мое сообщение значило, что авария на дороге с той фурой была подстроена. Я месяц пытался добраться до сути, да еще искал людей, которые могли бы объяснить, что и к чему, и вот только к последней пятнице все срослось. Левое колесо машинки было прострелено. Прострелено грамотно, так, что понесло ее на встречку. Но не из снайперки. Из «стечкина», возможно, с глушаком. На ходу из впереди идущей машинки. Хрен его знает, что за машинка была, водитель-то фуры не выжил. И странно, я скажу тебе, не выжил. Травмы были не тяжелые у него. Темная история с фурой. И действовал, конечно, не один человек. Кто-то ведь и тебя отслеживал! Или ты думаешь, все случайно срослось?
— Зачем это было надо? — не понял Павел.
— Не знаю. — Майор еще налил вина, — Может, это такой хитрый способ выдоить телка? Зачем-то его все-таки пасли столько лет? Ты же сам говоришь, что тебя загнали в угол? А тебя — значит, и Томку. Вот она и объявила карантин. Право у нее такое было — тебе от того только польза. Риск-то в чем? На тебя тор не действует, максимум — приложит об стенку. Все было рассчитано. Убирать надо было твоих пастухов: обнаглели.
— А об стенку-то обязательно прикладывать? — не понял Павел.
— Как тебе сказать… — почесал затылок майор, — Не все в нашей власти. Порой операции настолько секретны, что и своим не все скажешь. Все-таки с чужаками дело имеем. Или ты еще не понял? И так едва не опоздали. Сегодня по колесам стреляют, завтра в лоб пульнут… Ты, кстати, вольно или невольно большую пользу принес. Как их еще вычислить? Только через тебя. Так что считай себя почти что нанятым работником. Хотя что там осталось работы — по прикидкам, их сюда пробралось с десяток, но пятерых кончили сразу, так что пятеро успели личину сменить, не больше. Одного я уж давненько приложил — считай, четверку надо было вычислить.
— Так в чем же беда? — напомнил Павел. — Я о Томкином сообщении.
— В остальном, — поскучнел майор. — Непонятки, мать их… Взрывы эти. Мясник. Он ведь тоже не берется на пеленг. Я уж искал. Все эти дни потратил. И ни разу не пересекся. Он же не по следам твоим идет — просто тупо разделывает всех, кто так или иначе с тобой пересекался. Плохо, когда непонятки. Может быть, это какой вольнонаемный у чужаков. Или какой-нибудь из твоих знакомцев слетел с катушек. Или как бы не какая-то третья, а то и четвертая сторона. Проглядели, не учли, не предусмотрели. Ну дальше можешь себе представить. Проверки, разборки, и Томка в беде. Может, и я в беде, но мне на себя плевать. А ей, — майор пьяно ткнул пальцем куда-то вверх, — ответ держать. Слушай, ты извини, но я, кажется, ночую здесь, в машине.
— Что ей грозит? — спросил Павел.
— Не знаю, — пробормотал майор, но ответил так, что Павел понял сразу: ничего хорошего, — Но думаю, что гауптвахтой не обойдется. Могут ведь и понизить, и беременность прервать. Так что выручать придется девчонку. Она сейчас где-то там…
— Где — там? — повторил Павел неопределенный жест майора.
— Не знаю, — ударил по столу тесть, — Все, что смогла передать, так это то, что сделает звонок на тот телефон, что сейчас у тебя. Понял? Нужда придет — попросит о помощи, скажет, где она. Так что, парень, держи его под рукой. Глаз с него не спускай. Сообразил?
— И это все? — не понял Павел. — А что потом?
— Ты вытащи ее сначала, — повысил голос майор. — Ребенка сохрани. Потом и поговорим, что потом. Россия большая, место для заначки найдется. Было бы что заначивать. Или ты прятаться от тора не научился?
— Не знаю, — потер ладонями глаза Павел, — Опять ждать. А успею доехать-то?
— Успеешь, — уверенно кивнул майор. — Разгон часа в три будет. Ты только телефон держи перед собой!
— А как вы нашли меня? — вспомнил Павел, — Ну чужой жучок я уже вычислил, а вы-то как без жучка обошлись?
— А ты думаешь, что очками и костюмом можно скрыть твой нос? — усмехнулся майор. — Дорогой мой! Я жнец уже много лет, с тех пор как женушку мою одна пакость… убила и мне удалось ее топором прищучить! Не каждому удается. Тогда-то меня и… привлекли к этому делу. Томка тогда еще девчонкой была. Ну ладно, пора закругляться. Надо бы и честь знать.
— А вот еще, — вспомнил Павел. — У Томки такая привычка есть — некоторые вещи она повторяет по три раза. Опять же и «два, два, два». И другое. Ну слово в слово три раза одну фразу повторяет. Это зачем?
— Ерунда, — поморщился майор. — Привычка. Но привычка железобетонная. Если Томка что-то три раза повторила, значит, так оно и есть. Без сомнений!
— Когда мы знакомились… — Павел наморщил лоб, вспоминая, — Она сказала трижды, даже по слогам вот это: «Никогда никому не верь».
— Ну… — Майор погладил голову, — Это она погорячилась. Холодать что-то стало…
— Единственная дочь, — кивнул Павел и выложил на стол фотографию девчонки. — А это кто?
Майор словно окаменел. Только руки его задрожали и вцепились в край стола, заставив его заскрипеть. Девчонка на фото, несмотря на необычную, пусть и не такую яркую, как у Томки, детскую красоту, была похожа на майора. И теперь, когда тот сидел неподвижно, Павел был в этом уверен.
— Ленточка, — простонал майор и вдруг, блеснув слезами, зашептал яростно и быстро: — Спаси ее. Выручи. Помоги. Кляну тебя, попадешь туда — вытащи ее. Она — все! Все из-за нее. Только из-за нее! Поклянись!
Стержень вошел в лоб майора, как в перезревшую грушу. Тесть замер, открыл рот и через мгновение после того, как стержень исчез, упал лицом на стол. Павел замер.
— Счет приносить? — поинтересовался проходивший мимо беседки официант. — Вашему приятелю, я смотрю, уже хватит?
— Несите, — закашлялся Павел, обернулся на кольцевую, по которой проносились редкие машины, вытащил тор и накрыл сигналом труп майора. Тот не загорелся.
За спиной раздался взрыв, и Павел полетел вместе с обломками беседки и столом на грудь мертвому тестю. Уазик взлетел на воздух.