36

Это ощущение длилось мгновение. Ровно одно мгновение Павел чувствовал взгляд, который пронзал его насквозь. Он даже зажмурился, ожидая, что из темноты вылетит такой же стержень и вопьется ему в лоб, но ощущение растаяло, или убийца отвернулся, да какая разница, старенький «пассат», который дырявым радиатором отнял у Павла пару часов времени, был припаркован недалеко, он побежал, рванул дверь, выжал сцепление и понял, что нога по-прежнему болит, когда машина уже миновала злополучный трактир. «Пассат» нырнул в переулок, в тоннель под железку, загремел расхлестанным кузовом по трамвайной линии, завилял по развязкам у третьего кольца, вырулил на трассу, притопил, съехал, проскочил несколько светофоров и притормозил только на Электрозаводском мосту.

— Не рассчитался, — вдруг подумал Павел и с трудом сдержал идиотский смешок, — В трактире не рассчитался!

Он свернул к «Макдоналдсу», вытащил из кармана мятую-перемятую схему, вгляделся в нее, думая, рисовать ли новые линии или зачеркивать имена, поймал плечами странную, нервную дрожь и тут же соединил пальцы, снимая напряжение и убирая звон в ушах. На груди выступил липкий пот. Павел вышел из машины, свернул пробку у баллона воды и, наклонившись, вылил его на голову.

— И упаковку антиполицая! — прыснул кто-то из пробегающих мимо девчонок.

— Антимилицая, — парировал Павел и понял, что собирается совершить глупость. Более того, он понимал, что совершает глупость, и знал, что он тем не менее ее совершит.

«Дурная голова ногам покоя не дает», — вспомнил Павел бабушкину присказку и опять выехал на дорогу.

На выезде с Буденного на Владимирский тракт наряд ДПС останавливал машины через одну. Милиционер махнул палкой к обочине, Павел приготовил документы, сделал виноватое лицо. Дорожник взглянул на водительское, на талон техосмотра, развернул доверенность на управление, поправил фуражку, прикрытую чехлом от дождя.

— Страховка?

— В машине, без ограничений, — заспешил Павел, — Капот поднимать?

— На хрен? — не понял милиционер, — А если отломится? — заржал над собственной шуткой и махнул палкой, — Езжай, тебе доверенность небось дороже машины обошлась! Катайся, пока едет, такие только на второй день ломаются! «Немка»! Гордись!

— А то! — согласился Павел, прыгнул в машину, тут же ушел на Электродную — и через десять минут остановился на Федеративном. Через дворы до дома Алексея было метров сто или двести. Павел достал газоанализатор, снял его с предохранителя. Заряд был почти на нуле. Впрочем, на Алексея и выключенный прибор произвел ошеломляющее впечатление. Павел переключил прибор на тот режим, который посчитал подзарядкой, и вновь сунул его в карман. Неизвестно было, подзаряжается ли он, и если подзаряжается, то от чего, или, наоборот, передает сигналы таинственным противникам, но идти в дом к Алексею совсем без оружия Павлу показалось неправильным. Впрочем, почему без оружия? Он расстегнул сумку и сунул за пояс дробовик. В качестве психологического фактора лучше не придумаешь. А если придется убегать? Машина стояла в тени деревьев в ряду таких же, завестись должна была без проблем. Время перевалило за полночь, пешеходов почти не было, понедельник таял во мгле, предвещая скорое начало нового учебного года. Дождь накрапывал все сильнее. Город казался продрогшим и спящим, но движение на дороге продолжалось, в случае чего было и затеряться несложно, и вырваться из города через Владимирский, Кетчерскую, Вешняки — на выбор или вовсе вернуться по Владимирскому в центр и заночевать где-нибудь во дворах. Оставлять вещи в машине или нет, подумал Павел и вновь понял, что опять тянет время. Нет, лучше разделаться и забыть. Он вытряс из карманов документы, сдвинул молнию, сунул сумку под сиденье и накинул на плечи дождевик. Оставалось только поднять флаг неизвестного государства и с криком «ура» кинуться на штурм вражеской крепости. И тут дождь обрушился сплошной стеной.

— Лета в России мало — завтра конец, вчера начало, — вспомнил Павел глупую шутку Дюкова и побежал, разминая больную ногу, к цели. У нужного подъезда никого не было, он приложил к замку кодер, нырнул в освещенную сухость, буркнув: «Посторонитесь, ребятки, промок до нитки», миновал сидевших на батарее второго этажа уже знакомых быков, добежал до четвертого этажа и, позвонив в квартиру напротив, прижался к стене и сунул ключ в замочную скважину. За дверью у него за спиной кто-то закашлялся, высунул голову на площадку и уже начал изрыгать что-то непотребное, но Павел состроил самую страшную рожу из тех, что знал, и внушительно провел по горлу ребром ладони. Заспанный мужик тут же всосался обратно в квартиру, а Павел медленно повернул ключ и шагнул внутрь дежурной квартиры Алексея.

На куче матов сидел Бабич с заклеенным пластырем носом и, направив на Павла пистолет, гладил короткий, не более полуметра в лезвии, клинок.

— Вот и славненько, — пробормотал он почти безучастно, — «Снять засаду, снять засаду…» Я знаю, что делаю. Колька! Влад! А ну-ка!

В спину Павла уткнулись сразу два пистолета.

— Что у него там? — безучастно проговорил Бабич.

— Да ерунда, — Полный сержант, попахивая перегаром, тщательно ощупывал задержанного. — Херня какая-то типа зажигалки. Светится. И это… ха! — Сержант вытащил из-за пояса Павла дробовик, взвесил его на ладони, ковырнул обойму. — Еще одна игрушка. Во. Шарики. Володька похожую у него дома нашел. Здорово пулялась. Но та посолиднее была, посолиднее. Что с ней делать-то?

— Оставь ему, — пробормотал Бабич и заорал, когда сержант промедлил: — В руки дай! Да смотри, чтобы тебя рукоятью по кумполу не съездил.

— Может, его в браслеты? — подал голос второй сержант, что перегородил Павлу проход к двери, — Мало ли!

— Делай, что говорят, — процедил Бабич, — На хрен мне следы от браслетов на его лапах, если я кончать его собираюсь?

— Так это… — начал толстый сержант.

— Заткни пасть, — заорал Бабич и тут же снизил голос. — Ножа у него нет?

— Есть, — буркнул сержант, — Маленький.

— Ну хоть маленький, — проворчал Бабич, — Я ему яйца подрежу маленьким, а большим, — он любовно погладил клинок, — ручки-ножки. Влад, веревки взял? Будешь жгуты накладывать, чтобы быстро не сдох.

— Анатолич, — заныл Влад, — на хрен жгуты? Следов от браслетов боишься, а жгутов не боишься?

— Молчать! — раздельно прошептал Бабич и вдруг поднял мутный взгляд на Павла, расплылся в безумной улыбке: — Детишек за что зарубил? Ну ладно бабку, хрен с ним — жену, несмышленышей зачем?

— Это не я, — негромко произнес Павел.

? — Что говоришь? — повернулся ухом Бабич… — Идиот я, говорю, — заметил Павел, — Сидеть надо было, как мышь, а я поперся… на встречу с наставником.

— Вот! — кивнул Бабич, — И до наставника твоего доберемся. Ишь ты, устроил тут склад. Маты. Мечи деревянные. Елки-палки, я все стены обстучал, пока эту железку нашел. С ножнами! С ремешком! Это ведь он тебя учил резать людей, шакал этот улыбчивый с корочками? Он?

— Я никого не резал, — постарался успокоиться Павел.

Однокомнатная квартира и в самом деле служила складом. Все то, что Алексей вывез из додзё, было сложено в небольшой комнате. В углу у косяка двери, ведущей в крохотную кладовку, где висели содранные обои, зияла узкая ниша.

— Ага, — кивнул Бабич. — Там и нашел. Твой-то ножик где? Я ведь тебе и этот пришпандорю, только ты ведь можешь продлить себе жизнь. Пусть на часик, все одно — хлеб. Где большой ножик? Лезвие шириной почти в ладонь! Усики большие с зубцами, кожу рвут! Где твой большой ножик?!

Последние слова Бабич орал во всю глотку.

— Я не убивал никого, — твердо сказал Павел.

— После разбираться будем, — вдруг окончательно повеселел Бабич. — Я, знаешь ли, думаю, что ты по-любому гад. По-любому тебя надо кончать! Да хоть за рожу твою чернявую, за мастерскую твою, чтоб она сгорела! — вдруг пробило на безумный хохот Бабича. — Но главное — за детишек! И за ребят, конечно, за ребят. Подними, сука, игрушку.

— Что сделать? — не понял Павел.

— Игрушку подними! — заорал Бабич, встал, поднял меч, замер в трех шагах от Павла, словно памятник казачьей сотне. — Стреляй мне в голову! Стреляй, сука, не могу я просто так мясо твое, сука, сечь!

Павел поднял дробовик и выстрелил Бабичу в голову.

Шарик попал точно в лоб, Павел был в этом уверен, но шарика не увидел, поскольку голова Бабича исчезла в сгустке пламени, на пол со звоном упал клинок, который продолжала сжимать отрубленная кисть полковника, а вслед за ним к ногам Павла повалилось обезглавленное тело. Сухой пепел взметнулся к потолку.

— Лежать! — зарычал Павел на сержантов, которых сбил с ног мгновением позже, — Война — значит, война! Я вас сюда не звал, но убивать не буду, нечего трястись. Медленно вытащили оружие! Вот так! И толкнули его по полу. На кухню! Вот так! Там и возьмете, если не будете валять дурака. А теперь медленно… Медленно встали. Встали и пошли впереди меня!

Быки Краснова открыли огонь уже на площадке третьего этажа. Сначала подсекли толстого сержанта, тот упал сразу, а в доли секунды, пока второй милиционер ойкал и выл, принимая в тело пули, Павел отправил из-за его спины еще один шарик.

Через секунду он спускался бегом вниз, стараясь сдержать рвоту от запаха жженого мяса.