12
— Администратор Перри, приносим вам извинения за задержку, — сказал Джастин Батчер, помощник министра колонизации по колониальной юриспруденции. — Как вы, возможно, заметили, у нас в последнее время довольно напряженная обстановка.
Я заметил. Когда мы — Трухильо, Кранджич, Беата и я — высаживались из шаттла на станцию «Феникс», всегдашняя суматоха, казалось, стала втрое интенсивнее. Никому из нас прежде не приходилось видеть, чтобы на станции было столько солдат ССК и функционеров СК, как сейчас. Неизвестно, что здесь происходило, но проводилось оно с размахом. Мы переглянулись, поскольку было ясно: что бы тут ни творилось, это как-то связано с Роаноком и с нашими персонами. Впрочем, мы сразу разошлись, чтобы заняться своими собственными делами.
— Конечно, конечно, — с готовностью отозвался я. — Наверно, у вас возникла какая-то важная проблема, потребовавшая срочного решения.
— Возникает очень много проблем, причем одновременно, — ответил Батчер. — Хотя ни одна из них в настоящее время не имеет к вам прямого отношения.
Что означало: это тебя не касается.
— Понятно, — сказал я. — Ну что ж…
Батчер кивнул и указал на двоих мужчин, сидевших за длинным столом, перед которым я стоял.
— Целью этого расследования является выяснение всех обстоятельств и подробностей вашей беседы с представителем конклава генералом Тарсемом Гау, — сказал он. — Расследование официальное, следовательно, вы обязаны давать на все вопросы прямые, правдивые и максимально полные ответы. Впрочем, напоминаю, что это не суд. Вас не обвиняют ни в каком преступлении. Однако же, если в ходе расследования выяснится, что в ваших действиях мог присутствовать состав преступления, вы предстанете перед судом колониальных дел Департамента колонизации. Вы меня понимаете?
— Понимаю, — подтвердил я.
В СКД — Судах колониальных дел — процессы проходили при участии только одного человека, судьи. Их придумали для того, чтобы дать возможность главам колоний и судьям, которых они назначали, разбираться с делами как можно быстрее, чтобы колонисты не отвлекались от своих насущных дел. Решение СКД имело силу закона, но ограничивалось только конкретным случаем и не создавало прецедента. Судья СКД или глава колонии, выполняющий его обязанности, подчинялся инструкциям и регламентам Департамента колонизации, но таковых было на удивление мало. Суды колониальных дел также не имели инстанций, поэтому в колониальном праве не существовало понятия апелляции. По сути, судья колониальных дел мог творить все, что пожелает. С юридической точки зрения разбирательство в таком суде было не самым легким испытанием для ответчика.
— Хорошо, — сказал Батчер и посмотрел на экран своей ЭЗК. — Тогда, пожалуй, начнем. Во время разговора с генералом Гау вы сначала предложили ему сдаться, а потом — покинуть пространство Роанока без ущерба для его флота и для него лично.
Он оторвал взгляд от ЭЗК и сурово взглянул на меня.
— Это правильно, администратор?
— Правильно, — ответил я.
— Генерал Райбйки, которого мы уже вызывали сюда…
Вот это для меня было новостью; я вдруг подумал, что Райбики теперь был далеко не в восторге от того, что вообще вспомнил обо мне, когда шла речь о выборе руководителя для этой колонии.
— … дал показания, что полученные вами распоряжения состояли в том, чтобы занимать Гау разговором по несущественным вопросам до тех пор, пока его флот не погибнет, после чего вы должны были сообщить ему, что только его корабль уцелел после диверсии.
— Да.
— Очень хорошо, — с ударением на «очень» произнес Батчер. — В таком случае вы можете приступить к объяснению причин, которыми вы руководствовались, когда предложили Гау сначала сдаться вам, а потом и вовсе увести его флот в целости и сохранности.
— Полагаю, что я рассчитывал таким образом избежать кровопролития.
— Не ваше дело было рассчитывать или не рассчитывать, — рявкнул полковник Брайан Беркли, представлявший в комиссии по расследованию Силы самообороны колоний.
— Не согласен с вами, — возразил я. — Моей колонии угрожало нападение. Я возглавлял колонию. Моей главной обязанностью было обеспечить ее безопасность.
— Флот конклава был уничтожен в ходе нашей операции, — заявил Беркли. — Вашей колонии вообще ничего не угрожало.
— Операция могла и провалиться, — сказал я. — Полковник, я совершенно не имею намерения оскорбить ССК или Специальные силы, но должен заметить, что не каждая операция, которую они планируют, заканчивается успешно. Я лично участвовал в операции на Коралле, где планы ССК самым печальным образом не сбылись, в результате чего погибли сто тысяч наших солдат.
— Вы хотите сказать, что ожидали неудачи нашей операции? — оживился Беркли.
— Я говорю, что никогда не забываю: планы — это всего лишь планы, — ответил я. — А самым главным для меня были обязательства перед моей колонией.
— Вы всерьез ожидали, что генерал Гау сдастся вам? — спросил третий член комиссии.
Мне потребовалось время, чтобы узнать его: это был генерал Лоренс Сциллард, главнокомандующий Специальными силами ССК.
Его участие в комиссии особенно встревожило меня. Собственно говоря, ему было совершенно нечего здесь делать. В бюрократической иерархии он находился на несколько ступеней выше, чем Батчер и тем более Беркли. Увидеть его смиренно сидящим на месте для рядового члена комиссии — даже не председателя! — было все равно что случайно узнать, что нянька, которую вы пригласили присмотреть за детьми, занимает пост декана в одном из колледжей Гарвардского университета. Такого попросту не могло быть. Если он решил, что меня следует покарать за попытку сорвать миссию подчиненных ему Специальных сил, то совершенно не важно, какое мнение сложится у остальных двух заседателей: я смело могу считать, что уже болтаюсь в петле или поджариваюсь на шампуре. От этих мыслей я почувствовал спазм в желудке.
Но нельзя не признаться, что я очень любопытен. Передо мной находился тот самый генерал, которому моя жена мечтала свернуть шею за то, что он без разрешения подверг ее организм генетической модификации. И, как я подозревал, не испытал из-за этого особого раскаяния. Какая-то часть меня задумалась, не стоит ли попытаться прямо сейчас осуществить план Джейн, чтобы отомстить за ее оскорбление. Но другая, более разумная часть напомнила, что он, как представитель Специальных сил, без труда напинал бы мне задницу, даже когда я был генетически модифицированным солдатом. Теперь же, будучи простым смертным, я вряд ли сумел бы даже дотронуться до него. Джейн, по всей вероятности, не очень обрадуется, узнав, что шею свернули мне.
Сциллард с непроницаемым выражением лица ждал моего ответа.
— Нет, у меня не было никаких оснований надеяться, что он сдастся, — сказал я.
— Но тем не менее вы сделали ему такое предложение, — продолжал Сциллард. — Якобы для того, чтобы спасти свою колонию. Мне кажется любопытным, что вы предлагали ему сдаться, вместо того чтобы умолять его пощадить вашу колонию. Разве не было бы благоразумнее просто обратиться к нему с просьбой не уничтожать колонию и колонистов? Та информация о генерале, которой снабдил вас Союз колоний, не давала вам ни малейшего основания считать, что он может сдаться вам.
«Осторожнее!» — прозвучало где-то в глубине моего мозга.
По тому, как Сциллард построил фразу, становилось понятно, что он подозревает меня в получении информации из других источников. Так оно и было, но я никак не думал, что он может знать об этом. Если же знает, а я начну лгать, то окажусь по уши в дерьме. Решение… решение…
— Я знал о нашей запланированной операции, — сказал я. — Возможно, это придало мне излишней самонадеянности.
— Значит, вы признаете, что предложение, сделанное вами генералу Гау, могло выдать ему подготовленную нами ловушку? — спросил Беркли.
— Сомневаюсь, что он видел за моими словами нечто большее, нежели пустую браваду руководителя колонии, пытающегося спасти своих людей.
— Однако вы не можете не понимать, что с точки зрения Союза колоний ваши действия могут быть истолкованы как осознанная или неосознанная попытка сорвать операцию и подвергнуть угрозе безопасность не только вашей колонии, но и всего Союза колоний, — заявил Батчер.
— Мои действия можно истолковать множеством самых различных способов. Я не могу предпочесть ни одно истолкование моему собственному. А оно заключается в том, что я делал то, что, по моему мнению, требовалось для защиты колонии и колонистов.
— В беседе с генералом Гау вы прямо сказали, что не должны были предлагать ему отзывать флот, — сказал Беркли. — Вы знали, что совет, который вы дали генералу, полностью противоречил нашим намерениям и мог быть воспринят как прямой намек на то, что вам известно что-то такое, чего не знает он. Если бы у генерала хватило ума вдуматься в вашу логику, он разгадал бы нашу ловушку.
Я ответил не сразу. Это уже становилось смешным. Нельзя сказать, что я не ожидал от этого расследования обвинительного настроя, но все же думал, что оно будет проводиться тоньше. Можно было предположить, что Батчер решил поторопить события. Впрочем, не знаю, отличалось ли расследование моих поступков от каких-нибудь других расследований.
— Даже не знаю, что можно ответить на такое умозаключение. Я поступил так, как мне представлялось правильным.
Батчер и Беркли быстро искоса переглянулись. Они получили ответы на все свои вопросы и теперь готовы были закончить заседание. Я углубился в пристальное разглядывание носков своих ботинок.
— Что вы думаете о генерале Гау?
Я вскинул голову. Вопрос меня совершенно ошарашил. Генерал Сциллард сидел в той же позе и с тем же непроницаемым выражением и вежливо ждал, моего ответа. Батчер и Беркли тоже не могли скрыть своего удивления; несомненно, поведение Сцилларда никак не укладывалось в привычный для них сценарий.
— Я не уверен, что правильно понял вопрос, — осторожно сказал я.
— Перестаньте, все вы поняли, — бросил Сциллард. — Вы довольно долго разговаривали с генералом Гау и, конечно же, успели подумать о том, что он за личность, и до, и после уничтожения флота конклава. Так что же вы думаете о нем, опираясь на свои личные впечатления?
«Будь оно все проклято!» — подумал я.
Теперь у меня уже не оставалось сомнений в том, что Сциллард знал о моей более обширной информированности о генерале Гау и конклаве. Мысли, откуда он это узнал, можно было отложить на потом. Сейчас же вопрос был в том, что ему ответить.
«Можешь считать, что с тобой покончено», — вывернулась откуда-то паническая мыслишка.
Было ясно, что Батчер и Беркли уже готовы сплавить мое дело в Суд колониальных дел, где разбирательство по любому возможному обвинению (я решил, что это будет «некомпетентность», хотя возможны и «халатное отношение к своим обязанностям», и даже «государственная измена») будет скорым и закончится не слишком приятно для меня. Я исходил из предположения, что Сциллард явился сюда, чтобы удостовериться, что он добился желаемого результата. Возможно, он не был до конца убежден в том, что я пытался воспрепятствовать его миссии, но. теперь я и в этом не был уверен. Внезапно я понял, что не имею даже догадок о том, чего же ждет Сциллард от этого расследования. И потому, что бы ни сказал, это уже не имело значения — меня уже ничто не могло спасти.
Но, черт возьми, это же официальный допрос в ходе официального расследования! А это значило, что его запись сохранится в архиве Союза колоний. Ну и будь что будет!
— Я думаю, что он благородный… человек, — сказал я, запнувшись на слове «человек».
— Прошу прощения? — уставился на меня Беркли.
— Я сказал: я думаю, что он благородный человек, — повторил я. — Прежде всего, он не стал попросту уничтожать Роанок. Он предложил на выбор или эвакуировать моих колонистов, или позволить им присоединиться к конклаву. В той информации, которой снабдил меня Союз колоний, такие варианты не рассматривались. Из этой информации — я ознакомил с ней всех колонистов Роанока до одного — следовало лишь то, что Гау и конклав истребляют колонии, как только обнаружат их. Потому-то мы сидели целый год, не смея поднять головы.
— Его слова о том, что он намерен позволить вашим колонистам покинуть планету, вовсе не значат, что он так и поступил бы, — заметил Беркли. — Как бывший офицер ССК вы не можете не понимать ценности военной дезинформации и многообразия способов передачи ее врагу.
— Не думаю, что он рассматривал роанокскую колонию как врага, — возразил я. — Нас там было менее трех тысяч человек против четырехсот двенадцати боевых кораблей высшего ранга. У нас не было ровно никаких средств для обороны, и Гау не получил бы никакого военного преимущества, если бы обманом заставил нас капитулировать, — а потом уничтожил бы иным способом. Это была бы немыслимая жестокость.
— Вы что, не знаете, насколько жестокость, с точки зрения психологии, важна в войне? — возмутился Беркли.
— Это я хорошо знаю. Вот только из той информации, которой снабдил меня Союз колоний, не было понятно, является ли жестокость неотъемлемой частью психологической характеристики генерала или же его военной тактики.
— Вы много чего не знаете об этом генерале, — вставил Батчер.
— Не смею отрицать, — сказал я. — Именно поэтому я и решил, что, имея с ним дело, будет полезнее руководствоваться своей собственной интуицией. Но я вроде бы припоминаю, будто генерал сказал, что до того, как попасть на Роанок, он осуществил более трех десятков аналогичных операций. Если вы располагаете информацией об этих случаях и, в частности, о линии поведения генерала по отношению к каждой из этих колоний, можно было бы выработать определенное мнение о его представлениях, о чести и жестокости. У вас есть такая информация?
— У нас она есть, — рубанул Батчер. — Но мы не имеем права предоставить ее вам, поскольку вы временно отстранены от своей должности.
— Это я отлично понимаю, — кивнул я. — Но, скажите, имелась ли у вас такая информация, когда я еще находился на своем посту?
— Вы намекаете на то, что Союз колоний скрыл от вас информацию? — в очередной раз взвился Беркли.
— Я ни на что не намекаю. Я задал совершенно прямой вопрос. И утверждаю, что в условиях крайней скудности сведений, предоставленных мне Союзом колоний, я мог руководствоваться лишь своим собственным здравым смыслом. Таким образом мне удалось получить дополнительную информацию, с которой я вас сейчас знакомлю.
Я взглянул в глаза Сцилларду.
— С моей точки зрения, согласно моему жизненному опыту и моему знанию людей и других разумных существ, генерал Гау — очень достойная личность.
Сциллард ненадолго задумался.
— Как вы поступили бы, администратор Перри, если бы флот Гау появился в вашем небе прежде, чем Союз колоний успел бы осуществить свой план диверсии?
— Вы спрашиваете, сдал ли бы я колонию?
— Я спрашиваю, как поступили бы вы.
— Я принял бы предложение Гау. И позволил бы ему эвакуировать колонистов Роанока на территорию Союза колоний.
— Значит, вы сдали бы колонию врагу, — веско произнес Батчер.
— Нет, — возразил я. — Я остался бы оборонять Роанок. И почти уверен, что моя жена осталась бы со мной. А также любой, кто пожелал бы остаться на верную смерть.
«Кроме Зои», — мысленно добавил я, хотя мне чрезвычайно не понравилось возникшее в тот же миг видение Гикори и Дикори, волокущих рыдающую и отчаянно сопротивляющуюся Зою в трюм межзвездного транспортника.
— Это пустые слова! — рявкнул Беркли. — Нет колонистов, значит, нет и колонии.
— С этим я согласен, — сказал я. — Но даже одного колониста хватит и для того, чтобы объявить, что колония жива, и для того, чтобы умереть во славу Союза колоний. Я несу ответственность перед колонией как таковой и в равной мере перед колонистами, которые ее населяют. Сдать колонию Роанок я не согласился бы. Но в то же время сделал бы все, что в моих силах, чтобы спасти колонистов. Если рассуждать здраво, две с половиной тысячи колонистов способны сопротивляться громадной армаде космических крейсеров ничуть не с большим успехом, чем один-единственный. Моей смерти было бы вполне достаточно, чтобы СК мог представить события подобающим образом. А если вы, полковник Беркли, думаете, что я обрек бы на смерть хотя бы еще одного колониста Роанока, чтобы вы могли поставить в своей тайной бухгалтерии нужное количество галочек, потому что иначе гибель колонии будет неубедительной, то вы безмозглый дурак и последняя сволочь.
Беркли уставился на меня с таким видом, будто был готов опрокинуть стол и вцепиться мне в горло. Сциллард сохранял все то же непроницаемое выражение, с каким сидел на всем протяжении допроса.
— Что ж, — сказал Батчер, пытаясь вернуть себе контроль над ходом событий, — думаю, что вы, администратор Перри, ответили на все интересовавшие нас вопросы. Можете идти и дожидаться решения нашей комиссии. До оглашения решения вам не разрешается покидать станцию «Феникс». Вам понятно?
— Чего тут не понять? — ответил я. — Только скажите, должен ли я подыскать какое-нибудь жилье?
— Не думаю, что вам придется ждать так долго, — сказал Батчер.
* * *
— Как вы понимаете, все, что я слышал, исходит из неофициальных источников, — сказал Трухильо.
— Конечно, — ответил я. — Тем более что в нынешнем положении я не рискнул бы доверять официальной информации.
Трухильо кивнул.
— Полностью с вами согласен.
— Так что же вам удалось узнать? — спросил я.
— Дела плохи. И становятся все хуже.
Мы вчетвером — Трухильо, Кранджич, Беата и я — сидели за угловым столиком в лучшей, по моему мнению, военной забегаловке на всем Фениксе, той, где готовили несравненные бургеры. Естественно, мы заказали по штуке, но они успели совсем остыть, пока мы разговаривали.
— Что же означает «плохо»?
— Недавно по Фениксу нанесли ночью ракетный удар, — пояснил Трухильо.
Я пожал плечами.
— Это не плохо, это глупо. У Феникса самая мощная из всех человеческих планет противоракетная оборонительная система. Через нее не проскочит ничего крупнее сливовой косточки.
— Вы правы, — ответил Трухильо. — И это известно всей вселенной уже более ста лет. Не было ни мелких, ни массированных нападений на Феникс. Да и это нападение нельзя считать серьезным. У него была единственная цель — дать понять, что ни одна человеческая планета теперь не может считать себя в безопасности и что нас ждет возмездие. Довольно внушительное заявление.
Я задумался и наконец-то откусил кусок от своего остывшего бургера.
— Возможно, нападению подвергся не только Феникс.
— Не только, — подтвердил Трухильо. — Мне сказали, нападению практически одновременно подверглись все колонии.
Я чуть не подавился.
— Все колонии?
— Все до одной, — подтвердил Трухильо. — Большие колонии отделались легким испугом: их оборонительные системы перехватили все ракеты. Но некоторым из малых колоний причинен достаточно серьезный ущерб. На Седоне уничтожено целое поселение. Десять тысяч убитых.
— Вы в этом уверены? — спросил я.
— Сведения из вторых рук, — ответил Трухильо. — Но от человека, которому я доверяю и который сам разговаривал с представителем Седоны. У меня нет оснований верить ему меньше, чем другим.
Я взглянул на Кранджича и Беату.
— С тем, что вы слышали, это сходится?
— Вполне, — сказал Кранджич.
Беата кивнула и добавила:
— У нас с Манфредом разные источники, но говорят они почти одно и то же.
— Но ничего этого нет в новостях, — сказал я, взглянув на лежавшую на столе ЭЗК. — Сейчас проверим.
Я открыл крышку, набрал пароль для входа и стал, ждать ответа на запрос.
— Не дождетесь, — усмехнулся Трухильо. — Союз колоний наложил полный запрет на любую информацию о нападениях. Закон о государственной тайне. Вы, наверно, помните о таком.
— Да.
У меня даже мороз по коже пробежал от воспоминания о встрече с вервольфами и походе Гутьерреса.
— Мне он не принес ровно никакой пользы. Сомневаюсь, что СК сумеет извлечь из него больше проку.
— Именно нападениями и объясняется то сумасшествие, которое здесь творится, — продолжал Трухильо. — У меня нет никаких источников в ССК, вернее, есть, но они прикусили языки, да еще и рты зажали для верности. Но я знаю, что представители колонии требуют немедленно отправить войска для их защиты. Корабли отзывают из рейсов и перенаправляют в другие места, но для всех колоний их не хватает. Насколько я понимаю, ССК сейчас решают, какие колонии можно и нужно защищать, а какими разумнее будет пожертвовать.
— И куда же попадает Роанок при таком раскладе? — спросил я. — К чистым или нечистым?
Трухильо пожал плечами.
— Естественно, все стремятся в первую очередь обезопасить себя. Я побывал чуть ли не у всех знакомых депутатов — просил их помочь с укреплением обороны Роанока. Все в один голос пообещали приложить все силы, но лишь после того, как обеспечат свои собственные планеты.
— Вообще все разговоры о Роаноке прекратились, — сказала Беата. — Все сосредоточились на том, что происходит у них дома. Говорить об этом запрещено, но даю голову на отсечение, что наши журналюги следят за событиями самым внимательным образом.
После ее слов все как-то сразу замолчали и тоже сосредоточились на собственных мыслях и бургерах. Я задумался настолько глубоко, что долго не замечал остановившегося рядом со мной человека. В конце концов Трухильо перестал жевать и окликнул меня.
— Перри, — негромко сказал он и указал взглядом на кого-то за моей спиной.
Я обернулся и увидел генерала Сцилларда.
— Мне тоже нравится здешняя кухня, — сказал он. — Я присоединился бы к вам, вот только боюсь, что после случая с вашей женой вы откажетесь есть со мной за одним столом.
— Раз уж вы заговорили об этом, генерал, должен сказать, что вы поступили совершенно правильно, — ответил я.
— В таком случае, администратор Перри, предлагаю вам составить мне компанию. Нам есть о чем поговорить, а времени в обрез.
— С удовольствием.
Взяв со стола свой поднос, я мельком взглянул на сотрапезников. Они застыли с окаменевшими лицами.
Я выбросил почти нетронутую еду в ближайшее мусорное ведро и повернулся к генералу.
— Куда прикажете? — спросил я.
— Давайте выйдем отсюда, — сказал Сциллард. — Прокатимся немного.
* * *
— Посмотрите туда, — сказал Сциллард.
Его личный шаттл висел в пространстве; в иллюминатор входного люка была целиком видна планета Феникс, а в иллюминатор правого борта — станция «Феникс».
— Хороший вид, не правда ли?
— Замечательный, — отозвался я, хотя в это время меня больше всего интересовали не космические пейзажи, а вопрос, какого черта Сциллард приволок меня сюда.
Какой-то параноидальный кусочек моего сознания предполагал, что он сейчас распахнет люк и вышвырнет меня в пустоту; впрочем, у него не было космического скафандра, так что это казалось маловероятным. Но с другой стороны, он ведь был не просто генералом, а генералом Специальных сил. Что, если ему скафандр вовсе не нужен?
— Я не собираюсь убивать вас, — успокоил меня Сциллард.
Я улыбнулся.
— Против воли.
— Похоже, что вы умеете читать мысли.
— Случается, но не ваши. Просто без труда могу предположить, о чем вы сейчас думаете. Успокойтесь. Я не могу убить вас хотя бы по той причине, что в таком случае Саган разыщет меня, где бы я ни прятался, и меня самого будет ждать медленная и мучительная смерть.
— Вы и так уже возглавляете ее черный список, — заметил я.
— О, вне всякого сомнения. Но это было необходимо, и я не собираюсь просить у нее извинения.
— Генерал, — перебил я его, — зачем вы притащили меня сюда?
— Во-первых, потому что мне нравится этот вид, а во-вторых, я хочу откровенно поговорить с вами, а моя шлюпка — единственное место, где нас наверняка никто никаким способом не сможет подслушать.
Он дотянулся до приборной панели и нажал кнопку; виды планеты и станции сразу сменил непроницаемый черный покров.
— Наномеханический экран, — догадался я.
— Конечно. Никакие сигналы не проникают ни внутрь, ни наружу. Вы, думаю, знаете, что находиться взаперти для солдат Специальных сил невыносимо: мгновенно развивается нечто вроде клаустрофобии. Мы привыкли быть в постоянном контакте друг с другом через МозгоДрузей, так что отключение связи для нас — все равно что потеря любого из трех первичных чувств.
— Знаю. Джейн рассказывала мне об операции Специальных сил против Чарльза Бутэна, в которой принимала участие. Бутэн изобрел способ отключать сигналы МозгоДрузей членов группы Специальных сил, отчего большинство из них погибли, а часть выживших бесповоротно утратили рассудок.
Сциллард кивнул.
— Тогда вы поймете, насколько трудно сделать что-то подобное даже мне. Честно говоря, я никак не могу сообразить, каким образом Саган удалось перенести потерю контакта с миром, когда она стала вашей женой.
— Поддерживать контакт можно разными способами.
— Что ж, вам виднее. Но, думаю, уже из того, что я пошел на полное экранирование, вам должно быть понятно, что речь пойдет об очень серьезных вещах.
— Я весь внимание.
— Роанокская операция повлекла за собой серьезные неприятности, — начал Сциллард. — Для всех. Союз колоний рассчитывал, что уничтожение флота конклава вызовет в конклаве гражданскую войну. Этот расчет, в общем-то, оправдался. Распад конклава уже начался. Расы, оставшиеся верными генералу Гау, столкнулись с фракцией, которую возглавил Нерброс Эзер, представитель расы аррисов. От взаимного уничтожения эти две фракции конклава удерживает лишь одна вещь.
— Какая же?
— Та, которую Союз колоний в свое время не принял во внимание. А именно: что теперь каждая раса, входящая или, вернее будет сказать, входившая в конклав, горит желанием уничтожить Союз колоний. Не просто изолировать его, чем готов был удовлетвориться Гау, а полностью уничтожить.
— Потому что мы уничтожили флот, — вставил я.
— Это лишь ближайший повод. Союз колоний забыл, что, нападая на флот, мы атакуем не просто конклав, а всех его членов. В сводную эскадру входили по большей части флагманские корабли флотов каждой из рас. Мы не просто уничтожили флот, мы погубили символы народов. Мы сильно и грубо оскорбили все четыреста двенадцать рас, понимаете, Перри? И они не намерены простить нам это. Но кроме того, мы пытаемся воспользоваться гибелью флота конклава для сплочения других неприсоединившихся рас. Мы хотим сделать из них наших союзников. И члены конклава решили, что лучший способ заставить неприсоединившиеся расы оставаться такими и впредь состоит в том, чтобы устроить СК показательную казнь. На этом они все опять сошлись.
— Но вас, похоже, все это не удивляет, — заметил я.
— Меня — нет, — согласился Сциллард. — При подготовке к уничтожению флота конклава разведка Специальных сил смоделировала последствия этой акции. И такой результат оказывался наиболее вероятным при всех расчетных вариантах.
— Но почему же вас не послушали? — спросил я.
— Потому что штаб ССК представил правительству Союза колоний именно те модели, которые оно желало видеть, — объяснил Сциллард. — И еще потому, что, если брать по большому счету, Союз колоний куда больше доверяет разуму настоящих людей, чем франкенштейновских монстров, которых эти самые настоящие люди создают для того, чтобы они делали для них грязную работу.
— Наподобие уничтожения флота конклава, — вставил я, вспомнив лейтенанта Стросса.
— Да.
— Раз вы предвидели такой результат, то должны были отказаться выполнять этот план. Вы не должны были позволить вашим солдатам уничтожить флот.
Сциллард покачал головой.
— Все не так просто. Если бы отказался, меня тут же сместили бы с должности и назначили бы другого командующего Специальными силами. Видите ли, Перри, в Специальных силах не меньше интриг и борьбы амбиций, чем во всех остальных сферах человеческого бытия. Я могу назвать троих подчиненных мне генералов, каждый из которых с готовностью будет исполнять самые дурацкие приказы, если ему пообещают повышение на мое место.
— Но, как бы там ни было, дурацкий приказ выполнили вы.
— Да, выполнил. Но сделал это на своих условиях. Одним из которых было назначение вас и Саган руководителями колонии на Роаноке.
— Значит, это вы послали нас туда?! — удивился я. — Вот это новость!
— Если честно, я хотел послать туда Саган, — признался Сциллард. — Вы были лишь довеском к ней. Я решил, что вы вряд ли испортите дело.
— Приятно узнать, что тебя высоко ценят, — усмехнулся я.
— Благодаря вам оказалось гораздо легче ввести в операцию Саган, — продолжал Сциллард. — К тому же я знал, что вы давно известны генералу Райбики. В общем, вы пришлись кстати. Но на самом деле главной фигурой были не вы и не Саган. Решающее значение здесь имеет личность вашей дочери, администратор Перри. Именно из-за нее я и добился назначения вас обоих руководителями колонии на Роаноке.
Я попытался сам разрешить новую загадку.
— Неужели все дело в обинянах? — спросил я.
— В них самых, — кивнул Сциллард. — Обиняне считают ее чем-то вроде воплощения бога, так как поклоняются ее родному отцу, подарившему им сомнительное благо эмоционального восприятия.
— Боюсь, что не очень-то понимаю, какое отношение могут иметь обиняне ко всей этой истории, — сказал я.
Это была ложь. Я точно знал ответ на свой вопрос, но хотел услышать его от Сцилларда. И он не обманул моих ожиданий.
— Дело в том, что без них Роанок обречен. Роанок уже сыграл свою роль приманки для флота конклава. Теперь нападению подвергся весь Союз колоний, и СК должен решить, как лучше всего распределить свои оборонительные ресурсы.
— Мы уже знаем, что Роанок не может рассчитывать на весомую поддержку, — сказал я. — И мне, и моим помощникам уже осточертело слушать об этом.
— О нет, — отозвался Сциллард. — Дела еще хуже.
— Да куда же хуже-то? — удивился я.
— А вот куда, — серьезно сказал Сциллард. — Роанок будет куда ценнее для Союза колоний, если погибнет, чем уцелеет. Вы должны это понять, Перри. Союз колоний собирается биться не на жизнь, а на смерть с очень значительной частью известных нам рас. Отработанная за много лет система комплектования вооруженных сил престарелыми землянами в таких условиях окажется неудовлетворительной. Нужно будет набирать войска на планетах Союза колоний и делать это быстро. И вот тут-то и нужен Роанок. Живой Роанок — всего лишь одна маленькая колония. Погибший — взывающий к отмщению символ для каждого из десяти миров, отправивших туда своих людей, да и для всех остальных миров Союза колоний. Если Роанок погибнет, граждане Союза колоний потребуют пустить их на войну, чтобы они могли отомстить за поруганный символ. И СК даст им такое разрешение.
— И вы наверняка это знаете? — спросил я. — Это обсуждалось?
— Конечно нет. И об этом никогда не будут говорить вслух. Но произойдет именно так. Союз колоний знает, что Роанок превратился в символ и для рас конклава как место их первого поражения. За которое обязательно будут мстить. Союз колоний знает также, что, если он не станет защищать Роанок, эта месть осуществится очень скоро. И чем раньше, тем выгоднее гибель Роанока окажется для СК.
— Ничего не понимаю, — сказал я. — Вы говорите, что для войны с конклавом Союзу колоний требуется, чтобы граждане пошли в солдаты. А чтобы мотивировать их, Роанок должен быть разрушен. Но вы только что сказали мне, что выбрали Джейн и меня руководить Роаноком, потому что обиняне почитают мою дочь и, возможно, воспрепятствуют разрушению колонии.
— И это тоже не так просто, — ответил Сциллард. — Обиняне приложат все силы, чтобы не допустить гибели вашей дочери, это так. Они смогут или не смогут защитить вашу колонию. Но они помогли вам иным путем: дали вам знания.
— Что-то, генерал, я совсем перестал успевать за ходом вашей мысли.
— Хватит прикидываться дураком, Перри. Или делать из меня дурака. Это, в конце концов, оскорбительно. Я знаю, что вам известно о генерале Гау и конклаве куда больше, чем вы показали сегодня на этой пародии допроса. Я знаю это точно, потому что именно Специальные силы подготовили для вас досье на генерала Гау и конклав, то самое, где якобы по небрежности оставили огромное количество метаданных, которые было очень нетрудно найти. Я также знаю, что обиняне, телохранители вашей дочери, знали о конклаве несколько больше, чем мы могли сообщить вам в этом досье. Ведь именно оттуда вы узнали, что слову генерала Гау можно верить. И именно поэтому вы пытались убедить его не вызывать корабли. Вы знали, что флот ждет уничтожение, а это неизбежно скомпрометирует Гау.
— Вы не могли знать, что я стану искать эти метаданные, — возразил я. — И потому сильно рисковали, положившись на мое любопытство.
— Не так уж сильно. И не забывайте, что вы были, в общем-то, случайной фигурой в нашем процессе выбора. Я оставил эту информацию для того, чтобы ее нашла Саган. Она много лет была офицером разведки. И обязательно, как само собой разумеющееся, проверила бы файлы на метаданные. Но и в том, что на информацию первым наткнулись вы, нет ничего удивительного. Она была оставлена так, чтобы ее нашли. Я терпеть не могу доверять ход событий воле случая.
— Но в настоящее время мне от всей этой информации нет никакого толку и Роанок взят на мушку, и никакие знания не позволят мне увести его из-под прицела. Вы же сами участвовали в моем допросе. Мне еще повезет, если они позволят сообщить Джейн, в какой тюрьме я буду гнить.
Сциллард небрежно махнул рукой.
— Расследование установило, что вы действовали ответственно и в пределах вашей компетенции. Вы имеете право вернуться на Роанок, как только мы закончим нашу беседу.
— Что-то с трудом верится, — усомнился я. — Может быть, вы были не на том расследовании? И допрашивали не меня, а кого-нибудь другого?
— Вы правы. И Батчер, и Беркли глубоко уверены в вашей полной некомпетентности, — сказал Сциллард. — И сначала выступили за то, чтобы предать вас суду колониальных дел, где вам за пять минут вынесли бы приговор. Однако я сумел убедить их изменить мнение.
— Как же вам это удалось? — полюбопытствовал я.
— Вы, конечно же, знаете, что часто бывает невыгодно иметь в биографии что-то такое, о чем не стоило бы, по вашему мнению, знать посторонним.
— Вы их шантажировали?
— Я довольно прозрачно намекнул им, что ни один поступок не остается без последствий, — сказал Сциллард. — И в зрелом размышлении они предпочли те последствия, которые наступят, если вам разрешат вернуться на Роанок, тем, которые могли бы возникнуть, если бы вы остались здесь. В конечном счете это было им совершенно безразлично. Они думают, что на Роаноке вас ждет неминуемая гибель.
— По-моему, они не так уж не правы.
— Да, вы вполне можете умереть, — продолжал Сциллард. — Но, как я уже сказал, у вас есть некоторые преимущества. Одно — ваши отношения с обинянами. Другое — ваша жена. Умело используя оба эти преимущества, вы могли бы сохранить жизнь и Роаноку, и себе.
— Но мы вновь уперлись в проблему, — сказал я. — Из ваших рассуждений следует, что Союзу колоний требуется гибель Роанока. Помогая мне спасти планету, вы действуете против политики СК, генерал. Вы же просто изменник.
— Это моя проблема, а не ваша. И я не боюсь того, что меня могут обвинить в предательстве. Я боюсь того, что случится, если Роанок падет.
— Если Роанок падет, Союз колоний получит своих солдат, — сказал я.
— А потом вступит в войну против большинства рас, населяющих эту область космоса. Которую неизбежно проиграет. И человечество будет истреблено. Полностью, начиная с Роанока. Перри, даже Земля погибнет. Миллиарды людей, обитающих там, будут уничтожены и даже не будут иметь понятия, почему они умирают. Никто не спасется. Человечество находится на грани поголовного истребления. И это истребление мы спровоцируем своими руками. Если только вы не сможете предотвратить его. Если вы не спасете Роанок.
— Сомневаюсь, что мне удастся это сделать. Перед тем как я вылетел сюда, Роанок подвергся нападению. Было выпущено всего пять ракет, но чтобы не погибнуть, нам пришлось пустить в ход все, чем мы располагали. Не знаю, каким образом мы сможем помешать множеству рас конклава стереть нас в порошок, если такое придет им в головы.
— Вы должны найти способ.
— Вы — генерал. Искать способы — ваше дело.
— Я этим и занимаюсь. И поэтому перекладываю ответственность на вас. Я не могу сделать ничего большего, не лишившись своего положения в иерархии Союза колоний. А если это случится, я буду совершенно бессилен. Я делал все, что мог, с тех пор, как был разработан этот безумный план нападения на конклав. Пока можно было, я использовал вас втемную, но дальше так действовать невозможно. Теперь вы знаете, что к чему. И перед вами, Перри, стоит задача — спасти человечество.
— А вам не кажется, что это чересчур? — осведомился я.
— Вы спасали человечество много лет, — ответил Сциллард. — Или вы забыли формулировку задачи Сил самообороны колоний? «Отвоевать для человечества место среди звезд». Этим вы занимались тогда. И должны сделать теперь.
— Тогда я был всего лишь одним из множества солдат ССК, — возразил я. — Сейчас ответственность оказывается несколько тяжелее.
— В таком случае позвольте мне вам помочь, — предложил Сциллард. — Вероятно, в последний раз. Моя разведка сообщила, что генерала Гау собираются убить. Кто-то из его приближенных советников. Кто-то, кому он доверяет, и даже больше того — кого он любит. Вероятно, убийство будет совершено в течение месяца. Другой информацией мы не располагаем. У нас нет возможности связаться с генералом Гау, чтобы предупредить его о готовящемся покушении, но даже если бы такая возможность была, мы не смогли бы передать наши сведения ему лично. Кроме того, крайне маловероятно, что он поверит нашей информации. Если Гау погибнет, весь конклав вновь объединится вокруг Нерброса Эзера, который стремится уничтожить Союз колоний. Если Эзер придет к власти, все кончено. Союз колоний будет разгромлен. Человечество погибнет.
— И что, по-вашему, я должен сделать с этой информацией?
— Найдите способ использовать ее. Сделайте это как можно быстрее. И будьте готовы ко всему, что может произойти после этого. И одна просьба к вам, Перри. Передайте Саган, что, хотя я и не прошу у нее прощения за то, что без ее согласия увеличил ее способности, мне очень жаль, что такая потребность возникла. Скажите ей также, что я подозреваю: она пока еще не разобралась со всеми своими способностями. Скажите, что ее МозгоДруг обладает полным набором командных функций. И пожалуйста, передайте ей это слово в слово.
— Что же означает «полный набор командных функций»?
— Саган сама объяснит, если захочет, — ответил Сциллард.
Он наклонился к пульту управления и нажал кнопку. В иллюминаторах вновь появились планета и станция «Феникс».
— А теперь, — сказал Сциллард, — вам пора возвращаться на Роанок, администратор Перри. Вы и так отлучились слишком надолго, а у вас непочатый край дел. Которыми, я бы сказал, нужно было заняться еще вчера.